Завершившаяся в конце сентября общеполитическая дискуссия на 66-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН носила насколько острый, настолько же и бесплодный характер. Повестка дня форума изначально была составлена таким образом, чтобы дать возможность участникам обсудить все основные вопросы современной международной жизни – от ситуации в Северной Африке и на Ближнем Востоке до международно-правовых проблем, касающихся самопровозглашенных государств. Наиболее жаркие дискуссии ожидались по вопросу признания палестинского государства. Лидер Палестинской национальной администрации Махмуд Аббас передал соответствующий проект лично генеральному секретарю ООН Пан Ги Муну.
Было понятно, что палестинская заявка на членство в ООН в качестве независимого государства имеет минимальные шансы на прохождение через Совет Безопасности, поскольку США заранее пообещали воспользоваться в данном вопросе правом вето. Правда, в 2010 г. американский президент Барак Обама выразил надежду, что Палестинское государство «может быть принято в ООН» ко времени нынешней Генеральной Ассамблеи. Однако позднее представители Госдепартамента пояснили, что слова Обамы были лишь выражением «надежды», но ни в коем случае не «призывом к голосованию» по членству Палестины в ООН [1]. Между тем, согласно Уставу ООН, вступление того или иного государства в Объединенные Нации должно быть «обеспечено решением Генеральной Ассамблеи согласно рекомендации Совета Безопасности» [2]. В итоге и сторонники Палестины, и ее противники солидарно решили максимально отсрочить рассмотрение вопроса, передав заявку на рассмотрение профильного комитета ООН и избежав невыгодного многим голосования.
Тупик в решении палестинской проблемы особенно выделялся на фоне программной речи, с которой в преддверии открытия 66-й сессии выступил в Совете Безопасности генсек ООН Пан Ги Мун. Его речь была посвящена одной из самых болезненных проблем современного мира – международному миротворчеству и предотвращению конфликтов. Напомнив, что «превентивная дипломатия на протяжении многих десятилетий является прочной опорой Объединенных Наций», Пан Ги Мун сообщил, что сегодня она «дает конкретные результаты при относительно умеренных затратах во многих регионах мира, помогая спасать жизни и защищать достижения развития». В качестве подтверждения своих слов генсек ООН привел примеры ряда африканских конфликтов – в частности, в Кении, Гвинее и вокруг Демократической Республики Конго. «Располагая растущим опытом, более прочным партнерством и более качественными инструментами, я убежден, что мировое сообщество в состоянии и далее укреплять способность международного сообщества к превентивной дипломатии в интересах мира, безопасности и развития», – оптимистично подытожил Пан Ги Мун. А международно-правовой базой данных усилий, по его словам, должны служить решения Мирового саммита 2005 г., когда «государства-члены выразили свою решимость выработать «культуру предотвращения», укреплять в этих целях возможности Объединенных Наций и предпринимать эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угроз миру» [3].
Однако, как показала общеполитическая дискуссия на Генеральной Ассамблее ООН, следует говорить не столько об успехах, сколько о множащихся проблемах в деле урегулирования международных конфликтов, в том числе наиболее опасных – региональных. Именно здесь международное сообщество в первую очередь должно было бы применять все те инструменты из арсенала «превентивной дипломатии», о которых говорил Пан Ги Мун. Еще с 1990-х годов ООН пыталась экстренно гасить балканские конфликты, но при этом не создавала основ для долгосрочной стабилизации, а международное право применялось крайне избирательно. К тому же в последние годы предельно широко трактуется и используется механизм так называемых «гуманитарных интервенций», превращающихся в полномасштабные военные операции против неугодных Западу стран и правительств.
Сегодня Объединенные Нации фактически самоустранились от урегулирования ключевых региональных проблем, передав эти функции НАТО, Европейскому союзу и другим организациям. В Вашингтоне и западноевропейских столицах – в первую очередь Париже и Лондоне – существует четкая программа политического «переформатирования» обширных территорий Балкан, Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока на выгодных Западу условиях. ООН же ограничивается проведением общих дискуссий и даже не пытается вернуть ситуацию в международно-правовое поле.
Более того, именно Пан Ги Мун, как явствует из ставших достоянием гласности секретных документов, стоял у истоков самопровозглашенной косовской независимости. По информации ведущей косовской албаноязычной газеты «Коха диторе», ссылающейся на публикации WikiLeaks, еще в 2007 г. у генсека ООН состоялся неофициальный «утренний разговор тет-а-тет» с тогдашним постоянным представителем США при ООН Залмаем Халилзадом. Как свидетельствует последний, Пан Ги Мун заявил ему, что лично он «поддерживает цель, чтобы Косово стало государством», однако опасается «конфронтации с Россией» [4]. Заметим, что как раз в этот период шли переговоры между делегациями Белграда и Приштины под эгидой международной посреднической «тройки» в составе России, США и Европейского союза.
Председательствовавший на нынешней Генеральной Ассамблее ООН представитель Катара Нассир Абдулазиз Аль-Нассер на одной из пресс-конференций подчеркнул важность темы «посредничества». «Это очень своевременный вопрос, – заявил он. - Мир переживает трудные времена. Сегодня необходима дипломатия. Это очень важно» [5].
Однако с благословения ООН все последние годы НАТО, Европейский союз и другие международные институты действовали скорее вопреки и демократическим стандартам, и принципу посредничества, и вообще требованиям дипломатии, нацеленной на поиск компромиссных политических решений в конфликтных зонах и ситуациях. И если уже сам генсек ООН – в прямое нарушение резолюции Совета Безопасности № 1244 от 1999 г. – высказывается в поддержку самопровозглашенной независимости Косово и даже называет это своей «целью», то не стоит удивляться, что Объединенные Нации оказались на задворках международных дел. Даже столь активно обсуждаемая сегодня палестинская проблема будет решаться не в штаб-квартире ООН: ее перспективы зависят в первую очередь от расстановки сил в США. В странах исламского мира хорошо запомнили речь, произнесенную в сентябре 2010 г. Бараком Обамой. Тогда президент США потребовал «скорейшего формирования нового государства в границах 1967 г. с несколькими незначительными изменениями». И потому планируемое американской стороной использование вето против палестинской заявки серьезно грозит имиджу США в бурлящем арабском мире [6].
Неудивительно, что в последние недели США пытаются «перевести стрелки» в вопросе об ООН и ее подлинной роли в международных делах. Признавая факт «ослабления Объединенных Наций», американские СМИ обвиняют в этом Россию и Китай, которые не только не спешат поддерживать внешнеполитические инициативы Вашингтона, но и зачастую блокируют их одобрение – как это произошло, в частности, в процессе голосования по Сирии. Например, обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс» Нейл Макфаркьюхар полагает, что Москва и Пекин опасаются утратить влияние в арабском мире в ситуации, когда «авторитарные правительства, построенные по ныне обветшавшей советской модели, рушатся одно за другим». Однако с другим утверждением ведущего американского издания можно согласиться: «Китай и Россия все чаще сообща противостоят шагам, которые понимают как попытки Запада с помощью санкций «завизировать в ООН» смену правящих режимов на прозападные» [7]. Именно использование ООН в качестве средства переформатирования тех или иных участков геополитического пространства в выгодном для Запада смысле и является главным фактором, подрывающим роль Объединенных Наций.
Российско-китайское вето на подготовленный США и их западноевропейскими союзниками Германией, Францией, Великобританией и Португалией проект резолюции по Сирии, содержавший угрозы применения против властей Дамаска «адресных мер», было вызвано нежеланием повторять ливийский сценарий и «давать добро» на еще одну операцию по свержению извне правительства суверенного государства. Как раз накануне голосования в Совете Безопасности ООН лидеры стран Запада заявили, что не считают больше легитимной власть сирийского президента Башара Асада. То же самое делалось в обоснование интервенции в Ливии. В частности, участники прошедшего в конце мая саммита «Большой восьмерки» в Довиле заявляли в итоговой декларации о «нелегитимности» Муаммара Каддафи, у которого якобы «нет будущего в свободной, демократической Ливии». Причем в итоговом документе Довильского саммита выражение «потеряли всю легитимность» было распространено не только на лидера Джамахирии, но и на «ливийское правительство» [8]. Как справедливо признает обозреватель французского издания «Нувель Обсерватер» Венсан Жовер, «российская дипломатия не хочет повторения ливийского сценария», когда Запад «превысил ооновские полномочия, попытавшись свергнуть Каддафи» [9] (свидетельством этого стало участие в операции по захвату Триполи во второй половине августа по меньшей мере пятисот британских военнослужащих и сотни французских «коммандос»).
Заместитель директора парижского Института международных и стратегических отношений Дидье Бийон полагает, что кардинальные разногласия ведущих мировых держав по сирийской проблеме объективно ослабляют ООН. По его словам, голосование в Совете Безопасности засвидетельствовало «относительную неспособность ООН оказать давление на некоторые государства», а потому механизм ее работы нуждается в реформировании. «Проблема в том, что структура ООН осталась такой же, как в 1945 г., поэтому необходимо реформировать механизм ее работы. Но это долгий процесс, требующий, чтобы пять постоянных членов Совета Безопасности согласились с этим и прекратили цепляться за собственные прерогативы», – считает Дидье Бийон [10].
Справедливости ради следует уточнить, что проект «санкционной» резолюции по Сирии не поддержали в Совете Безопасности не только Россия и Китай. Еще три государства группы БРИКС – Бразилия, Индия и Южная Африка – воздержались. Так же поступил и Ливан. За документ проголосовали его авторы: Франция, Германия, Великобритания, Португалия, а также США, Босния и Герцеговина, Габон, Нигерия и Колумбия.
Как заявил по мотивам голосования постоянный представитель России при ООН Виталий Чуркин, Москва считает «неприемлемой» ультимативную угрозу применения санкций в отношении сирийских властей [11]. А российский МИД в своем сообщении пояснил, что «не были приняты наши предложения включить в текст четкие формулировки о необходимости для сирийской оппозиции отмежеваться от экстремистов и о недопустимости внешнего военного вмешательства. А это, с учетом печального «ливийского урока», не может не настораживать, особенно в свете раздающихся на Западе заявлений о том, что выполнение Североатлантическим альянсом резолюций Совета Безопасности по Ливии является «моделью» будущих действий Альянса по осуществлению «ответственности по защите».
Категорически не можем согласиться с такой «моделью», которая означает грубое злоупотребление решениями Совета Безопасности ООН в интересах реализации односторонних планов по смене неугодных режимов.
Мы не раз предупреждали, что будем твердо противодействовать попыткам превратить «ливийский сценарий» в норму и тем самым нанести ущерб авторитету и репутации Совета Безопасности ООН» [12].
Тот факт, что действия США и их союзников в ООН несут реальную угрозу единству мирового сообщества и всей международно-правовой системе, признают и западные средства массовой информации. В частности, комментатор австрийской газеты «Стандард» Гудрун Харрер уверена, что расстановка сил в Совете Безопасности ООН означает «дипломатический провал для всех». Никто, по ее словам, не может «бить себя в грудь» и играть роль защитников интересов сирийского народа, поскольку те же США попросту «привержены интересам Израиля» [13].
Однако растущая неспособность ООН играть решающую роль в обеспечении глобальной безопасности связана не только с глубоким расколом в рядах Совета Безопасности и рекомендательным характером решений Генеральной Ассамблеи. Налицо общий кризис международно-правовых норм в сегодняшним мире – особенно по вопросу взаимодействия принципов права наций на самоопределение и уважения территориальной целостности государств. Данная проблема актуальна не только для ООН, но и для других международных институтов. Как обоснованно признает директор Центра ОБСЕ по предотвращению конфликтов Адам Коберацкий, «несмотря на то, что эти принципы не потеряли своей состоятельности и сегодня, военно-политическая обстановка, в которой они применяются, претерпела значительные изменения. Реалии таковы, что не существует четких решений, которые базировались бы лишь на одном принципе. Любое решение должно приниматься на индивидуальной основе; нужно смотреть на историю конфликта, политический контекст, в том числе деятельность международных игроков, совокупность экономических и социальных факторов» [14].
И все-таки главным проигравшим в подобной ситуации выступает именно ООН – как обладающая исключительным правом признавать те или иные государства или, наоборот, отказывать им в признании. Не случайно Национальный разведывательный совет США в обнародованном в начале 2009 г. докладе констатировал: «…существующие тенденции предполагают, что глобальное управление в 2025 г. окажется мешаниной перехлестывающихся, часто чрезвычайных и фрагментированных действий меняющих свой состав коалиций государств-участников, международных организаций, социальных движений, неправительственных организаций, благотворительных фондов и компаний». «Эта фрагментация интересов и акторов в дальнейшем ослабит перспективы для ООН привести своих участников к согласию в отношении эффективных многосторонних действий, особенно в рамках нынешнего или расширенного Совета Безопасности, или в отношении поддержки более широких реформ системы ООН», – делают вывод эксперты, близкие к американскому разведсообществу [15].
Правда, пока ООН не следует сбрасывать со счетов – учитывая, что другие организации и отдельные государства еще менее преуспели в решении задач обеспечения всеобщего мира и безопасности. Согласно исследованию, подготовленному в 2005 г. корпорацией RAND, ООН оказалась успешной в каждых двух из трех миротворческих операций. Если же говорить об операциях, связанных с конституированием новых государств, то здесь, по данным RAND, эффективность усилий ООН еще выше – семь из восьми случаев, в то время как американцы могут записать себе в актив лишь четыре удачные попытки из восьми. Как подчеркивается в докладе, «предполагая адекватный консенсус среди членов Совета Безопасности в том, что касается целей любой интервенции, ООН предоставляет наиболее подходящую институциональную структуру для осуществления большинства миссий, связанных со «строительством государств» – благодаря относительной дешевизне, сравнительно высокому проценту успехов и максимальному уровню международной легитимности. Другие возможные опции, по всей вероятности, окажутся либо более затратными (к примеру, коалиции во главе с США, Европейским союзом, НАТО), либо менее дееспособными в плане задействованных институтов (например, Африканский союз, Организация американских государств или АСЕАН). Более дорогостоящие опции лучше всего подходят для миссий, требующих ввода или обустройства более чем 20 000 человек – что до сих пор являлось эффективным верхним пределом для операций ООН. Менее дееспособные опции подходят для осуществления миссий, в отношении которых речь идет не о глобальном, а о региональном консенсусе, или когда США попросту не в состоянии обеспечить 25% расходов» [16].
«Десятилетие назад, – продолжают авторы доклада, имея в виду середину 1990-х годов, – вслед за «пробуксовкой» ООН и США в Сомали и Боснии, «строительство государства» стало термином, обозначающим позор… Спустя десять лет «строительство государства» возникло в более четком виде как ответственность, которой ни ООН, ни США не могут избежать. США и ООН вкладывают в данный процесс различные возможности. Вероятно, они не в состоянии достичь успеха друг без друга. И США, и ООН должны многому научиться не только на своем собственном опыте, но также и друг у друга» [17].
Схожие оценки присутствуют и в других исследованиях. Так, действующий при ванкуверском Университете Симона Фрэзера авторитетный центр под названием «Проект по исследованию гуманитарной безопасности» отмечает заслуги ООН в том, что после окончания холодной войны сократилось число вооруженных конфликтов, в том числе на 80% –наиболее кровопролитных с точки зрения жертв среди гражданского населения. В одном из последних докладов центра данная тенденция объясняется «исключительным ростом активности международного сообщества, направленной на предотвращение конфликтов, миротворчество и мирообустройство» [18].
Однако следует учитывать, что внешняя эффективность усилий ООН связана не столько с ее миротворческими усилиями как организации, сколько с распадом существовавшего ранее биполярного мира. Если до начала 1990-х годов США «несомненно лидировали в использовании права вето при голосовании резолюций Совета Безопасности по самому широкому кругу вопросов, даже в случаях обращений к государствам о соблюдении норм международного права», то с распадом Советского Союза Вашингтон изменил свое отношение к роли Объединенных Наций и стал видеть в данной организации не столько препятствие, сколько удобное средство для реализации собственных планов [19]. Отсюда и подмеченная экспертами RAND возросшая миротворческая активность ООН. Как откровенно выразил данную трансформацию бывший сотрудник Госдепартамента при президентах Рональде Рейгане и Джордже Буше-старшем Фрэнсис Фукуяма, ООН – «в высшей степени полезный инструмент политики односторонних действий, и, вероятно, в дальнейшем такая политика будет проводиться в жизнь преимущественно посредством ООН» [20]. Именно так и происходит в настоящее время в ключевых конфликтных зонах – в Косово, Боснии и Герцеговине, Ливии, Ираке, Афганистане. При этом американская сторона традиционно подвергает жесткой критике других постоянных членов Совета Безопасности ООН, как только они попытаются заблокировать нужное Вашингтону решение. Интересно, что в обоснование своей позиции США ссылаются как раз на необходимость уважать мнение Объединенных Наций. По словам директора Центра по изучению международных организаций Колумбийского университета Эдварда Лака, «если государствам с незначительным политическим влиянием удастся использовать Совет Безопасности ООН в качестве противовеса американской политике посредством процедур голосования, выступлений и публичных обращений, то они тем самым подорвут легитимность данного международного института и доверие к нему» [21]. Налицо примечательная логика: США обвиняют в «подрыве легитимности» Объединенных Наций другие страны в тех случаях, когда последние противодействуют попыткам Вашингтона использовать ООН в своих интересах. Когда же американцам удобнее действовать в обход ООН – о подобной легитимности они сразу же забывают. Не случайно в последние годы именно США преуспели в том, чтобы снизить эффективность Объединенных Наций и снять с себя обязанность следовать их решениям, для чего активно использовали механизмы «принуждения к миру» (Босния и Герцеговина), «гуманитарных интервенций» (Косово, Ливия), «борьбы с международным терроризмом» (Афганистан) или вооруженного вмешательства под предлогом поиска оружия массового уничтожения (Ирак). Как откровенно заявлял бывший управляющий делами Белого дома Эндрю Кард, «ООН может созывать заседания и проводить различные дискуссии, но у нас нет необходимости дожидаться одобрения со стороны Объединенных Наций» [22]. Даже западные эксперты вынуждены признавать, что «полномочия ООН и ее центральное место в международных отношениях были фундаментально подорваны действиями НАТО» [23]. А эти действия, в свою очередь, находятся в русле общей концепции «урезания» гарантированного Уставом ООН национального суверенитета. Советник по внешней политике в администрации Джорджа Буша-младшего Ричард Хаас так формулировал эту концепцию: «Суверенитет влечет за собой обязательства… Если правительство не в состоянии выполнять данные обязательства, то оно лишается некоторых общепризнанных преимуществ суверенитета, включая право оставаться в одиночестве в пределах своей собственной территории. Другие правительства, включая США, получают право вмешаться» [24]. Как справедливо указывает британский исследователь Айдан Хехир, данная формула «бросает недвусмысленный вызов существующему международному праву и полномочиям ООН» [25].
Неудивительно, что в последние месяцы вышеуказанный «консенсус среди членов Совета Безопасности», на который ссылаются эксперты RAND, становится все менее и менее достижимым – как это демонстрирует, в частности, развитие ситуации вокруг Косово и Сирии. Так, участникам состоявшегося в сентябре по инициативе России чрезвычайного заседания Совета Безопасности ООН по ситуации на севере Косово, несмотря на многочасовые дебаты, не удалось принять даже заявление председателя Совбеза. По свидетельству постоянного представителя России при ООН Виталия Чуркина, российская делегация предложила облечь реакцию Совета Безопасности в форму заявления для печати, состоявшего всего из одной строчки: «Члены Совета Безопасности ООН подчеркивают необходимость для Белграда, Приштины и других сторон решать все неурегулированные вопросы путем диалога» [26]. Однако западные державы выступили против подобной формулировки, усмотрев даже в таком обтекаемом тексте осуждение односторонних действий албанских властей Приштины.
Характерно, что по такому же сценарию прошло и обсуждение Советом Безопасности ООН косовской проблемы в августе текущего года – после июльской силовой операции Приштины против косовских сербов. Тогда представители западных держав, фактически контролирующие деятельность миссий ООН и Евросоюза, а также командование многонациональных сил КФОР в Косово, не пожелали ответить ни на один из вопросов, поставленных министром иностранных дел Сербии Вуком Еремичем и поддержавшим его Виталием Чуркиным. Эти вопросы касались обстоятельств силовой операции косовского спецназа против местных сербов, а также перспектив расследования антисербских преступлений, в том числе «черной трансплантологии». США и ведущие западноевропейские страны ограничились тем, что заблокировали проект заявления председателя Совета Безопасности ООН. Данный документ был предложен Россией и осуждал односторонние акции Приштины. По оценке Чуркина, это заявление направило бы всем сторонам «четкий и недвусмысленный сигнал о необходимости воздерживаться от использования односторонних и силовых действий и решать имеющиеся разногласия посредством диалога» [27]. Однако даже на такой сигнал Совет Безопасности ООН в своем нынешнем состоянии не способен.
Кризисная ситуация, в которой оказалась ООН с точки зрения ее способности обеспечивать режим международной безопасности, закономерно активизировала дискуссии относительно перспектив и принципов реформирования этой организации. В поддержку одной из наиболее распространенных моделей выступил на днях премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган. Он призвал упразднить статус постоянных членов Совета Безопасности ООН, заявив, что «весь мир фактически находится в рабстве у решений этих пяти постоянных членов» [28]. Однако реализация подобной идеи в настоящее время представляется крайне маловероятной – не только в силу того, что такая реформа потребует переформатирования всех правовых основ деятельности ООН, но и потому, что она невыгодна прежде всего США. Ведь в последние годы Вашингтон выработал эффективный механизм использования международно-правовой «оболочки» в виде решений ООН для обоснования односторонних действий в странах и регионах, отнесенных американцами к сфере собственных жизненных интересов. А потому «рассмотрение реформы Объединенных Наций в качестве меры, способной уменьшить власть Соединенных Штатов, есть не что иное, как чистая фантазия» [29].
Наблюдаемое в последние годы ослабление авторитета ООН проявляется и в особенностях мандата и полномочий наиболее активных международных миссий, развернутых в различных конфликтных регионах. Практически во всех случаях речь идет о представительствах не ООН, а других институтов или коалиций ряда государств, как правило, во главе с США. В Косово реальные рычаги влияния на ситуацию сосредоточены в натовском командовании многонациональных сил КФОР и в гражданско-полицейской миссии Европейского союза EULEX. В Афганистане аналогичную роль играют действующие также под командованием Североатлантического альянса силы по содействию безопасности ISAF, а в Ираке – американские вооруженные силы. Везде представительства ООН либо выполняют чисто технические функции (как в Косово), либо вообще лишены реального веса. Весьма характерно, как бывший глава Миссии ООН по делам временной администрации в Косово Ламберто Занниер прокомментировал перспективы участия его ведомства в расследовании фактов «черной трансплантологии» в крае: оно «поддержит любые шаги, которые предпримет по данному делу гражданско-полицейская миссия ЕС в Косово», поскольку «политикой ООН является независимость правосудия». При этом глава ооновской миссии не преминул заметить, что речь идет, по его мнению, всего лишь «о некоторых предположениях, касающихся прошлого» [30]. Подобное самоустранение представительств ООН на местах от решения ключевых проблем еще сильнее снижает возможности данной организации играть самостоятельную и активную роль.
Все основные мероприятия по проблемам балканского урегулирования, будь то обсуждение социально-экономических и межэтнических проблем или расследование преступлений в Косово, проходят ныне под эгидой Европейского союза, НАТО или Совета Европы. Наглядным примером могут служить регулярные саммиты ЕС–Балканы, превратившиеся в единственный международный форум подобного уровня, обсуждающий балканские проблемы. Присутствие ООН обычно сводится к обсуждению статуса косовской делегации. Однако даже в этом вопросе позиция ооновских представителей далеко не всегда является принципиальной, соответствующей духу и букве резолюции Совета Безопасности ООН № 1244 от 10 июня 1999 г., которая запрещает самостоятельное участие представителей Приштины в подобных мероприятиях.
Именно на Балканах – в Косово и Боснии и Герцеговине – ослабление позиций ООН особенно заметно. В Сараево ключевые полномочия имеет Высокий представитель международного сообщества. В настоящее время эту должность занимает австрийский дипломат Валентин Инцко. Именно он ведет переговоры с лидерами местных общин, дабы убедить их создать работоспособные органы власти. Деятельность аппарата Высокого представителя давно вызывает критику со стороны как боснийских сербов, так и мусульман, обвиняющих его (с разных позиций) в деструктивном вмешательстве во внутригосударственные дела. Показательно, что все эти вопросы решаются без участия ООН, поскольку формальный контроль над деятельностью Высокого представителя осуществляют не ооновские органы, а международный Совет по выполнению Дейтонского мирного соглашения, в котором решающая роль принадлежит странам-членам НАТО. Не случайно ряд экспертов называет происходящее в Боснии и Герцеговине «международным экспериментом по политическому инжинирингу» [31]. Боснийская же столица Сараево фигурирует в исследованиях в качестве «всемирной столицы интервенционизма» [32].
И еще один немаловажный момент. В последние годы именно Объединенные Нации предоставляют политическое прикрытие многочисленным международным неправительственным организациям, действующим в конфликтных районах и выражающим интересы американских и западноевропейских структур. Среди них особо выделяются своей ангажированностью Фонд Сороса, «Международная кризисная группа», МПРИ, «Фридом хаус», «Дайнкорп» и ряд других. ООН не только передает полномочия подобным организациям, но и фактически обязывает все страны оказывать им всестороннее содействие. В результате роль неправительственных организаций на Балканах стремительно растет – за счет соответствующего падения роли и сокращения полномочий самой ООН [33].
Данная ситуация объективно открывает определенные возможности для России. Представляется, что стратегическим курсом Москвы могли бы стать, с одной стороны, противодействие любым попыткам лишить ее права вето в Совете Безопасности, а с другой – более активное участие в создании многосторонних международных механизмов, способных действовать в тех или иных кризисных районах евразийского геополитического пространства. Подобными структурами, действующими автономно от ООН, НАТО (во главе с США) и Европейского союза, видятся Шанхайская организация сотрудничества, Организация Договора о коллективной безопасности, Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) и другие модели, наработанные в том числе на постсоветском пространстве. Использование опыта односторонних действий западных структур в кризисных районах мира помогло бы России и ее союзникам, не отказываясь от формального признания мандата ООН, более активно продвигать свои интересы, используя в том числе проявившиеся в последнее время слабости международно-правовых норм и практики их применения.
Примечания:
[1] REUTERS 1537 070911 GMT.
[2] http://www.un.org/en/documents/charter/chapter2.shtml
[3] Preventive diplomacy: Delivering results. Report of the Secretary-General. Doc. UN S/2011/552.
[4] Koha Ditore, 06.09.2011.
[5] http://www.un.org/apps/news/story.asp?NewsID=39537&Cr=general+assembly&Cr1=
[6] Palestine, l'entité qui derange // Le Devoir, 22.09.2011.
[7] With Rare Double U.N. Veto on Syria, Russia and China Try to Shield Friend // The New York Times, 05.10.2011.
[8] http://www.g20-g8.com/g8-g20/g8/english/live/news/renewed-commitment-for-freedom-and-democracy.1314.html
[9] Syrie. Les six raisons du veto russe // Le nouvel Observateur, 05.10.2011.
[10] Le Monde, 05.10.2011.
[11] ИНТЕРФАКС 05.10.2011 08:20.
[12] http://www.mid.ru/brp_4.nsf/0/EC6D012D29C7127DC32579200031B08D
[13] Armutszeugnis im Sicherheitsrat // Der Standard, 06.10.2011.
[14] Московские новости, 13.09.2011.
[15] Мир после кризиса. Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир. Доклад Национального разведывательного совета США. М., 2009. С.155-156.
[16] The UN’s role in nation-building: from the Congo to Iraq. Santa Monica, CA, 2005. P.xxxvii-xxxviii.
[17] Ibid. P. xxxviii.
[18] Human Security Report 2005: War and Peace in the 21st Century. Oxford University Press, 2005. P.155.
[19] Хомский Н. Гегемония или борьба за выживание: стремление США к мировому господству. М., 2007. С.49.
[20] Curtis M. The Ambiguities of Power. Zed, 1995. P.183.
[21] The New York Times, 22.03.2003.
[22] The Globe and Mail (Toronto), 11.11.2002.
[23] Hehir A. Humanitarian Intervention After Kosovo: Iraq, Darfur and the Record of Global Civil Society. Basingstoke, 2008. P.99.
[24] Lemann N. The Next World Order // The New Yorker, 01.04.2002. P.42, 48.
[25] Hehir A. Humanitarian Intervention… P.100.
[26] ИТАР-ТАСС 16.09.2011 07:36.
[27] РИА НОВОСТИ 30.08.2011 21:31.
[28] The Time, 27.09.2011.
[29] Parsi V.E. The Inevitable Alliance. Basingstoke, 2006. P.118.
[30] http://www.unmikonline.org/radio/INTERVIEW%20TRANSCRIPT.doc
[31] Chandler D. Bosnia: Faking Democracy After Dayton. London–Sterling, 2000. P.2.
[32] Jenkins S. Ulster of the Balkans: British Troops have been sent on a Mission Impossible in Bosnia // The Times. 1997. 17 Dec.
[33] Chandler D. Bosnia: Faking Democracy After Dayton. London–Sterling, 2000. P.2.
Читайте также на нашем портале:
«Кипрское урегулирование в контексте современных подходов к европейской безопасности» Леонид Абрамов
«Несиловое регулирование международных конфликтов. Культурно-цивилизационные парадигмы» Андрей Манойло
«Берлинская доктрина» Адриан Пабст
«Международное соперничество за освоение общих пространств» Алексей Фененко
«Доклад «группы мудрецов» НАТО: новые контуры старой стратегии» Наталья Бурлинова
««Большая двадцатка» в поисках новой парадигмы глобального регулирования» Петр Яковлев
««Гуманитарные интервенции» Запада: от Боснии до Ливии» Петр Искендеров
«Развитие ситуации вокруг Ливии в свете глобальных стратегий Запада» Петр Искендеров
«Гаагский трибунал на стыке международно-правовых коллизий » Петр Искендеров
«Ливия как часть евроазиатской «дуги нестабильности» и геополитические интересы Запада» Петр Искендеров