Весть о вторжении Наполеона в пределы России вызвала возмущение всего русского народа. Представители разных слоев русского общества, отзываясь на призыв Александра I, были готовы отдать для защиты Родины свою жизнь и все, что они имели. Дворянство поддержало Полоцкий Манифест Александра I от 6 июля 1812 г. о сборе земского ополчения, в котором государь назвал дворян «Пожарскими» и «спасителями Отечества».
С самого начала войны особенно ярко проявили себя дворяне Смоленской губернии. Движимые патриотическими чувствами, они обратились к Александру I с прошением вооружить за счет губернии двадцать тысяч ратников. Верность традициям русского воинства в защите независимости Отечества звучит в словах смоленского дворянина Оленина: «Мы помним заветное слово Суворова и слабый мой голос повторит его отклик: легкие победы не льстят сердце русское» [Жаринов, c.174]. Вокруг Смоленска был осуществлен крестный ход с чудотворной иконой Смоленской Божией матери. По свидетельству А.П. Ермолова, «невозможно было изъявить ни более ненависти и злобы к неприятелю, ни более усердия к нам: жители предлагали содействовать, не жалея собственности, не щадя своей жизни» [Там же].
Патриотический подъем проявился в многочисленных пожертвованиях на нужды армии в масштабе всей России. По сводной ведомости пожертвований Министерства финансов, составленной 23 марта 1834 г., общая сумма добровольных взносов населения на нужды ополчения в 1812 г. составила 57 361 000 рублей [Кутузов, c. 690, 699]. Эта не точная цифра, так как не все пожертвования были учтены. Так, не была отмечена материальная помощь жителей Смоленской и ряда других губерний. По данным, приводимым С.Б. Окунем, пожертвований было не менее 60 млн рублей; по мнению М.И. Богдановича, общая сумма пожертвований достигала 100 млн рублей [Историческая… с. 46].
Ярославский губернатор сообщал, что «все сословия Ярославской губернии ознаменовали 1812 год… чрезвычайными усилиями на защиту Отечества. С прямым усердием и рвением посвящали они и себя, и достояние свое» [Там же, с. 47]. Ярославская губерния как тыловая в сентябре – начале октября 1812 г. приняла огромное количество беженцев. Во второй половине августа 1812 г. в связи с приближением неприятеля к Москве руководством Московского университета была предпринята попытка подготовить эвакуацию учебного заведения в Ярославль. 17 августа попечитель Московского учебного округа сообщал директору училищ Ярославской губернии (и одновременно директору ярославской гимназии) Н.Ф. Покровскому о возможном перемещении Университета в Ярославль. Предполагалось эвакуировать не только имущество и учебное оборудование, но и профессорско-преподавательский состав [Дутов, c. 140-141]. После вступления французов в Москву Н.Ф. Покровский получил прямую инструкцию о размещении всех чиновников и вещей университета в ярославской гимназии. Об этом был уведомлен и ректор Московского университета И.А. Гейм. (Как известно, эвакуация Московского университета не состоялась.) В Ярославле нашли приют учителя – беженцы из Тверской, Московской и других губерний. С разрешения Н.Ф. Покровского им была оказана материальная помощь из гимназических сумм в счет тех учебных заведений, где они прежде работали.
Из Москвы в Ярославль перебрались многие известные семейства – Вяземских, Соллогубов, Воронцовых, Толстых, Юсуповых, Волконских, Строгановых. С конца августа 1812 г. здесь жили жена и дочь Н.М. Карамзина. В одном из самых престижных домов Ярославля в течение двух месяцев прожила семья Московского генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина [Там же. С. 142].
В монастырях Ярославской губернии нашли приют монахи и монахини московских обителей. Во всех церквях ярославской епархии в годы войны существовал так называемый кружечный сбор, проводившийся во время богослужений. Собранные этим путем деньги шли на помощь больным и увечным воинам и членам их семей [Там же, с. 144].
В Ярославле располагался Главный военный госпиталь. Раненые находились на излечении в «Доме призрения ближнего», построенном А.П. Мельгуновым в 1786 г. Его воспитанники – 110 человек – были переведены в Вологду. Для нужд госпиталя было выделено 500 сажен дров для отопления, 2000 пудов свежей сухой соломы для постелей больных. Был проведен ремонт окон с заменой стекол. Городская дума на своих заседаниях держала под контролем соблюдение необходимых условий для содержания и излечения больных и увечных раненых [Там же, с. 141].
В Ярославской губернии по призыву княгини Репниной создали филиал Женского патриотического общества. Общество было призвано оказывать помощь пострадавшим от войны, а также женам и детям, чьи мужья и отцы, находившиеся на войне, не могли их содержать. За январь – февраль 1813 г. было собрано 7566 рублей. В пользу общества жертвовались как деньги, так и провиант, различные товары, продававшиеся с торгов. В последнем случае деньги, вырученные за продажу товаров, поступали в фонд общества.
Ярославль стал одним из центров, где по распоряжению М.И. Кутузова формировался резерв русской армии. Уже в сентябре 1812 г. по его приказу здесь находилось 13 тысяч рекрутов. Позднее их число было доведено до 24 тыс., из которых было сформировано 24 батальона [Там же, с. 145].
В Тамбовской губернии проводилась подписка на нужды обороны, жители организовали сбор лошадей и волов и отправку их к Москве. Ими была сформирована Тамбовская охранительная стража. Не ограничиваясь этими мероприятиями и пожертвованиями, местное население сформировало Тамбовский полк [Дубасов, c. 8].
Из населения Вологодской губернии собрали отряд в 600 стрелков-охотников, который в августе 1812 г. на подводах был отправлен в Петербург для присоединения к ополчению. О патриотизме вологжан свидетельствуют и ведомости сбора пожертвований – по губернии было собрано 21 447 рублей 83 копейки [Цит. по: Историческая…].
18 июля 1812 г. был обнародован Манифест Александра I о составлении временного ополчения. Народное ополчение формировалось по трем округам: 1-й – для обороны Москвы, 2-й – для обороны Петербурга и 3-й – для составления резерва. Первый округ был назначен для защиты Москвы; в его состав вошли до 122 тыс. человек. Второй округ, назначенный для защиты Санкт-Петербурга, состоял из жителей Санкт-Петербургской и Новгородской губерний, всего до 24 тыс. ратников. Третий округ, составлявший резерв для первых двух, состоял из ратников шести губерний в количестве 64 тыс. человек. Ратники ополчения были сведены в пешие и конные полки и дружины, делившиеся на батальоны, сотни и десятки. Ополчение было обмундировано, снаряжено и вооружено дворянством, которое обеспечивало ополчение продовольствием в течение трех месяцев. Начальникам ополченных частей жалованья не платили, офицерам только некоторых губерний из местных средств были выданы единовременные пособия, ратники получали жалованье [Лобов, c. 47].
Патриотический порыв наиболее ярко проявил себя в партизанском движении, развернувшемся с момента вторжения неприятеля. Известны случаи, когда дворяне-помещики вооружали своих крестьян и становились во главе отрядов. В дневнике Л.А. Лесли рассказывается о смоленском дворянине Михаиле Викентьевиче Глебицком-Иозефовиче, который, «собрав необыкновенно скоро людей – молодцов из дворовых и крестьян, вооружил их всех по-конному. Люди … шли с удовольствием служить со своими господами, которые оставались их начальниками» [Рассказы… с. 374]. По данным, приводимым в исторической литературе, партизанских отрядов из крестьян было во много раз больше, чем армейских партизанских отрядов [Гросул, c. 49]. Только на Смоленщине таких крестьянских отрядов было до 40, общей численностью примерно 16 тыс. человек [Троицкий. 1812... с. 233]. Крестьяне графа Владимира Орлова-Денисова в Калужской губернии «составили из себя … корпусы и страшны сделались всем неприятельским партиям… следствием сего мужества наших крестьян деревни расстоянием в 20 верстах от большой Можайской дороги остались целы и сохранили до последнего снопа хлеба» [Листовки… с. 59].
Значительный вклад в борьбу с Наполеоном внесла Русская православная церковь. В воззвании Святейшего Синода, последовавшем за Манифестом Александра I, духовенству предписывалось укреплять людей в вере, отвращать их от вражеской пропаганды и призывать к участию в организации и деятельности ополчения [Мельникова. Церковь... c. 70]. Прихожане призывались к исполнению священной обязанности «принять оружие и щит» и «охранить веру отцов». Основные положения, изложенные в этом воззвании, – о справедливой войне в защиту Отечества, благословляемой Богом, о Наполеоне как враге России и Православной церкви, о важной миссии, возложенной Богом на Россию, которой предназначено остановить завоевания Наполеона и освободить Европу, – нашли свое отражение в речах, проповедях и молитвах священнослужителей, обращенных к армии, ополчению и народу [Там же, с. 70]. Эти призывы использовались в патриотической пропаганде и светскими лицами.
С начала Отечественной войны 1812 г. в проповедях, молебнах и церковных обращениях к народу вновь стали активно применяться библейские образы нечестивых и безбожных правителей и героев, типологически связанных с антихристом: Каина, Фараона, Амалика, Голиафа [Историческая память… с. 58].
В период военных действий священники также совершали богослужения и требы, влияли на свою паству пастырским словом и примером. По формулярным спискам, приказам о награждениях священнослужителей, выявленных Л.В. Мельниковой в архивах Синода и РГВИА, в Отечественной войне и заграничных походах участвовали 200 священников (из 240, состоявших в 1812 г. в ведомстве армейского духовенства) [Мельникова. Церковь... с. 59]. Обязанность полкового священника быть неотлучно при войске во время сражений требовала большого мужества и самоотверженности. За всю войну от ран погибло до 50 полковых священников. В рапортах о награждении полковые командиры неоднократно упоминали, что священники пользуются всеобщим уважением офицеров и нижних чинов. В 1812 г. орденом Святого Георгия Победоносца 4-го класса был награжден впервые в истории России и единственный за всю Отечественную войну священнослужитель – священник 19-го егерского полка Василий Васильковский [Там же, с. 102-105]. В боях за Малоярославец о. Василий, «находясь впереди полка с крестом, своим наставлением и примером мужества поощрял солдат поражать врагов и умирать бесстрашно за веру и Государя». Раненный в голову, он был вынесен с поля боя.
Известен также подвигами полковой священник Кавалергардского полка протоиерей Михаил Гратинский, находившийся в полку с 1806 г. вплоть до Отечественной войны. После Бородинского сражения он отправился для обновления изношенной церковной ризницы в Москву, где был захвачен в плен французами и оставался в городе во время пребывания в нем неприятеля. Несмотря на унижения, протоиерей Михаил Гратинский смог добиться у французов разрешения служить в одной из московских церквей. Так, 15 сентября (в день венчания на царство императора Александра I) в церкви св. Евпла на Мясницкой улице отец Михаил в присутствии оставшегося в Москве населения совершил Божественную литургию и молебен с коленопреклонением. С этого дня до самого выступления французов из Москвы и в присутствии неприятеля возносил молитвы о победе русского оружия. После оставления неприятелем Москвы протоиерей Михаил Гратинский вернулся в свой полк, в котором служил до 1822 г. За доблестные заслуги Александр I наградил протоиерея Михаила Гратинского орденом Святой Анны 2-й степени.
О священнослужителях, отличившихся в период оккупации наполеоновскими войсками Москвы, можно узнать из сведений, собранных московским генерал-губернатором Ф.В. Ростопчиным, а также из «отношения» главноначальствовавшего Экспедицией кремлевского строения и Оружейной палатой П.С. Валуева викарию Московской епархии, епископу Дмитровскому Августину. Целый ряд священников были позже награждены Синодом за проведение в оккупированной Москве православных богослужений, которые, по словам Ростопчина, «преобразили смиренных поселян в мужественных защитников блаженного Отечества нашего – принявших смерть за веру и верность»1, а также за сохранение заблаговременно спрятанных от французов церковных ценностей [См.: Мельникова. Московская...; Топычканов].
Немало священников и священнослужителей вступило в 1812 г. в ополчение и находилось среди партизан. Некоторые были организаторами и руководителями партизанских отрядов. Так, в Московской губернии во главе одного из крестьянских партизанских отрядов встал священник Верейского Рождественского собора Иоанн Никифорович Скобеев. При штурме г. Вереи он собрал тысячу крестьян Вышегородской волости и срыл на Земляном валу укрепления французов, «изыскал во многих домах скрывавшихся неприятелей, сжег неприятельские ворота, фуры и брички» [Мельникова. Церковь... с. 88-89]. По просьбе генерал-майора И.С. Дорохова о. Иоанн собрал 500 конных вооруженных крестьян, которые усилили его корпус, и подготовил семь подвод для раненых воинов. Партизанскими подвигами отличился также дьяк села Рюховского Волоколамского уезда Московской губернии Василий Григорьевич Рагузин, организовавший из 500 крестьян воинский отряд, успешно защищавший от неприятеля окрестные селения. Не ограничиваясь партизанскими набегами, Рагузин нес разведывательную службу. За подвиги в Отечественной войне он был высочайше награжден серебряной медалью, учрежденной в память войны 1812 г., и получил 400 рублей ассигнациями [Там же, с. 112].
Чуркинский архимандрит Евгений, выступивший перед жителями Астрахани с приглашением к сбору пожертвований, но не довольствуясь тем, что удалось собрать значительную сумму, сам решился встать в число братьев милосердия и отправиться на войну. Только уговоры монаха Болдинского монастыря Ардалиона заставили его отказаться от этого намерения. Монах Ардалион попросил архимандрита Евгения отпустить его вместо себя и, получив благословение, с партией ополченцев отправился в Москву.
Русские войска покидали Москву в ночь на 2 сентября 1812 г. Накануне вечером по улицам промчались посланные М.И. Кутузовым верховые, предупреждавшие население криком: «Спасайтесь! Спасайтесь!» М.А. Милорадович, командовавший арьергардом русской армии, через подчиненного передал письмо Кутузова к маршалу Бертье, в котором оставшиеся в Москве больные и раненые поручались покровительству французского командования. При этом Милорадович выдвинул условие, чтобы французские войска не входили в город, пока из него не вывезут обозы и не выйдет арьергард, в противном случае пригрозил сжечь Москву. (С такими же заявлениями выступал и С.Н. Глинка, считавший, что «если над Москвою ударит роковой час, то подобно афинянам, обрекшим пламени Афины при нашествии Ксеркса, и мы, сыны России, не усомнимся подвергнуть Москву такому же жребию» [Глинка. Записки… с. 81]). Наполеон согласился с этими требованиями. В Москве оставались многие раненые, прибывавшие сюда из-под Витебска, Смоленска, Бородина. Не успели вывезти до 22,5 тыс. раненых [Троицкий, с. 190-191]. Во французских источниках упоминается о русских солдатах и офицерах, отставших от армии и оставшихся в Москве. Согласно данным участника тех событий и автора известной книги о походе Наполеона в Россию Ф.-П. Сегюра, их насчитывалось примерно 10 тыс. (позднее многие из них сумели скрыться и воевали против французов).
В горящей Москве в сентябре 1812 г. среди раненых и взятых в плен французами оказался поручик Авраам Сергеевич Норов – будущий министр народного просвещения. А.С. Норов учился в Московском благородном пансионе, но, не окончив курса, в 1810 г. поступил юнкером в гвардейскую артиллерию, в 1811 г. стал прапорщиком. В 1812 г. он принял участие в действиях 1-й Западной армии под Смоленском и при Бородине. Здесь он командовал орудиями, защищая Багратионовы флеши. Об этих событиях он вспоминал много лет спустя: «<…> Неприятель, вероятно, заметил подошедшую нашу свежую батарею и принялся нас угощать, но зато и мы его не щадили, <…> я успел еще послать картечь из моего флангового орудия. Это был мой последний салют неприятелю» [Норов]. Норову оторвало ступню ноги, он был прооперирован полевым хирургом и отправлен в госпиталь в Москву. Впоследствии, оказавшись с ранеными в Голицынской больнице во время занятия Москвы французами, он был вторично оперирован из-за начавшейся гангрены лейб-медиком Наполеона. А.С. Норов оставил воспоминания и о взрыве Кремля, и об оставлении Москвы французскими войсками во главе с Наполеоном. Воспоминания Норова о Москве после ухода французов вошли в юбилейный сборник «Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников» В.В. Каллаша.
Передает впечатления от увиденного в Москве в то время и В.А. Перовский. Находясь в арьергарде русских войск, он был 2 сентября взят в плен и через несколько дней отправлен вместе с другими пленными офицерами, солдатами, городскими жителями из Москвы в направлении к Смоленску. В «Записках» он вспоминал: «Нельзя представить себе картину Москвы в то время. Улицы покрыты выброшенными из домов вещами и мебелью, песни пьяных солдат, крик грабящих, дерущихся между собой… Пожар, грабеж и беспорядок царствовали более всего в рядах в городе: тут множество солдат разных полков таскали в разные стороны из горящих лавок платье, меха, съестные припасы…» [Перовский, с. 264]
Двадцатилетний поручик лейб-гвардии Семеновского полка А.В. Чичерин вел записи в трагические для России дни, когда русская армия отступала и было принято решение сдать Москву. Молодой офицер много раз вспоминал в своем дневнике это тяжелое время. «... Первого сентября я увидел себя у врат Москвы. Мечта отдать жизнь за сердце Отечества, жажда сразиться с неприятелем, возмущение вторгшимися в мою страну варварами, недостойными даже подбирать колоски на ее полях, надежда вскоре изгнать их, победить со славою – все это поднимало мой дух... В три часа утра приказано было выступать. Мы находились всего в двух верстах от Москвы... Когда мы шли через город, казалось, что я попал в другой мир. Все вокруг было призрачным. Мне хотелось верить, что все, что я вижу, – уныние, боязнь, растерянность жителей – только снится мне, что меня окружают только видения. Древние башни Москвы, гробницы моих предков, священный храм... – все требовало мести... Предо мной была Москва, охваченная пламенем... мрачное молчание в главной квартире, смятенные лица... Любовь к Отечеству должна заставить меня все позабыть... Я еще буду сражаться у врат Москвы... Я не устрашусь никаких опасностей, я брошусь вперед под ядра, ибо буду биться за свое Отечество, ибо хочу исполнить свою присягу и буду счастлив умереть, защищая свою Родину, веру и правое дело...» [Чичерин, с. 13-14, 20]. Увы, А.В. Чичерину не удалось вновь увидеть Москву: он умер от ран, полученных в Кульмском сражении.
Свидетелем «пламени, пожирающего великолепные здания опустелой Москвы» был Маркиан Андреевич Войнов – штабс-капитан Александрийского гусарского полка, участник наполеоновских войн 1805 – 1807 гг. и Отечественной войны 1812 г. [Биография или период… л. 19 об.]
Пожар Москвы, разграбление Кремля, осквернение неприятелем древней столицы вызвало подъем патриотических чувств в народе. Не случайно известный русский поэт К.Н. Батюшков в 1814 г., вступив в составе русской армии в Париж, передает чувства солдат и офицеров: «Слава Богу! Мы увидели Париж со шпагою в руках! Мы отомстили за Москву!» [Батюшков, с. 535]
С началом Отечественной войны 1812 г. вновь надел мундир и вступил в ряды русской армии Федор Николаевич Глинка. Автор «Писем русского офицера» родился в 1786 г. в Смоленской губернии, в селе Сутоки, в семье отставного капитана Николая Ильича Глинки. Воспитание получил в I Кадетском корпусе, который окончил в 1803 г., после чего был направлен в чине прапорщика в Апшеронский пехотный полк. С 1805 г. он становится адъютантом М.А. Милорадовича, участвует в наполеоновских войнах 1805-1807 гг. Ф.Н. Глинка – участник битвы под Аустерлицем, где сражается в штыковом бою. В сентябре 1806 г. он выходит по болезни в отставку и поселяется в родном имении, следит за ведением хозяйства и приводит в порядок свои записи военного времени.
Уже в июле 1812 г. он – в рядах тех, кто защищает от французов Смоленск, в составе дивизий генералов Д.П. Неверовского и Н.Н. Раевского. С документальной точностью и трагизмом он описывает сдачу древнего города. Глинка прошел всю войну, то отступая, то наступая с русской армией. После Бородинского сражения дошел до Тарутина, был непосредственным участником всех главных сражений: под Вязьмой, под Красным, под Малоярославцем. Освобождал родной Смоленск, принимал участие в заграничных походах 1813 – 1814 гг. За ратные подвиги Ф.Н. Глинка был награжден орденом Владимира IV степени, орденом Анны II степени, золотой шпагой с надписью «За храбрость».
Все письма, относящиеся к Отечественной войне 1812 г., первоначально печатались в 1812 – 1813 гг. в журналах «Русский вестник» и «Сын Отечества». Журнал «Русский вестник», сравнивая «Письма…» Ф.Н. Глинки с «Письмами русского путешественника» Н.М. Карамзина, отмечал, что если «Письма русского путешественника» «были песней соловья», то «Письма русского офицера» – «звуком оружия» [Глинка. Письма… с. 340]. Небывалая популярность «Писем…» была вызвана прежде всего самим жанром. Глинке удалось в полной мере показать национальный подъем, общегражданский пафос, вызванный войной 1812 г. Вместе с тем «Письма русского офицера» отличаются глубоко личностным восприятием действительности.
Главный герой «Писем…» – русский офицер, доблестно проявивший себя на поле брани. Из-под пера Глинки выходят портреты и военачальников, и рядовых воинов. Глинка называет подлинные имена и сообщает подлинные факты из жизни людей, с которыми его на войне сводит судьба. Автор описывает, например, героя 1812 г., командира бригады 3-й пехотной дивизии генерал-майора Александра Алексеевича Тучкова 4-го, погибшего во время отражения одной из неприятельских атак на Багратионовы флеши, когда со знаменем Ревельского пехотного полка в руках он вел бригаду в контратаку. Ему посвящены полные искреннего восхищения строки Глинки: «Видали ль вы, в портрете, генерала молодого, с станом Аполлона, с чертами лица чрезвычайно привлекательными? В этих чертах есть ум, но вы не хотите любоваться одним умом, когда есть при том что-то высшее, что-то гораздо более очаровательное, чем ум. В этих чертах, особливо на устах и в глазах, есть душа! По этим чертам можно догадаться, что человек, которому они принадлежат, имеет (теперь уже имел!) сердце, имеет воображение; умеет, и в военном мундире, мечтать и задумываться! … Но в живом разговоре о судьбе отечества в нем закипала особая жизнь. И в пылу загудевшего боя он покидал свою европейскую образованность, свои тихие думы, и шел наряду с колоннами, и был, с ружьем в руках, в эполетах русского генерала, чистым русским солдатом! Это генерал Тучков 4-й. Он погиб близ 2-го реданта. Под деревнею Семеновскою, у ручья, по названию Огника, под огнем ужасных батарей, Тучков закричал своему полку: «Ребята, вперед!» Солдаты, которым стегало в лицо свинцовым дождем, задумались. «Вы стоите? Я один пойду!» Схватил знамя – и кинулся вперед. Картечь расшибла ему грудь. Тело его не досталось в добычу неприятелю. Множество ядер и бомб, каким-то шипящим облаком, обрушилось на то место, где лежал убиенный, взрыло, взбуравило землю и взброшенными глыбами погребло тело генерала» [Глинка. Письма… с. 82].
Подвиг Александра Тучкова 4-го послужил прообразом подвига князя Андрея Болконского в эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир». Образ Тучкова 4-го запечатлен и в стихотворении Марины Цветаевой «Генералам 1812 года».
Рассказывает Глинка и о своих братьях: Григории, поручике Либавского пехотного полка, который храбро сражался, был ранен, заслужил любовь и уважение солдат, и Сергее, который в патриотическом порыве уничтожил свою французскую библиотеку. Много раз упомянут непосредственный начальник Глинки – генерал Милорадович.
Глинка приводил множество примеров мужества, героизма, человеколюбия, проявляемых русскими воинами. Он называет имена М.И. Кутузова, М.Б. Барклая-де-Толли, Н.Н. Раевского, П.П. Коновницына. П.И. Багратиона, М.С. Воронцова, П.А. Строганова. С нескрываемым восхищением автор отмечал, что и высшие офицеры неустрашимо бросаются в самое пекло и терпят наряду с простыми солдатами все тяготы военного быта, стойко перенося жажду, голод и холод.
Русские воины во всех сражениях Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов проявляли чудеса храбрости. Многие были награждены золотым оружием, российскими и иностранными орденами. Но не только военными подвигами русские офицеры оставили след в истории. Несмотря на все тяготы войны, они вели дневниковые записи и оказались первыми историографами того времени, проявили себя талантливыми писателями, запечатлевшими в поэтических и прозаических произведениях картины памятных событий. Отечественная война 1812 г. и заграничные походы 1813 – 1814 гг. оказали сильное эмоциональное воздействие на художественную литературу первой половины XIX в. Среди героев 1812 г. есть те, чьи творческие судьбы навсегда связаны с великой эпохой.
Одним из первых воспел подвиги русских офицеров в войне 1812 г. В.А. Жуковский, во время Отечественной войны вступивший в московское ополчение и участвовавший в Бородинском сражении. В Тарутинском лагере он написал поэму «Певец во стане русских воинов», ставшую патриотическим гимном, впервые опубликованную в декабре 1812 г. и принесшую широкую известность ее автору. В «Певце…» Жуковский воспел практически всех прославленных военачальников и офицеров. Среди героев поэмы – М.И. Голенищев-Кутузов, А.П. Тормасов, Л.Л. Беннигсен, К.Ф. Багговут, П.А. Строганов, М.А. Милорадович, П.П. Коновницын, П.И. Багратион, Н.Н. Раевский, М.С. Воронцов, П.П. Пален, А.И. Чернышёв, Я.П. Кульнев, П.С. Кайсаров, Д.В. Давыдов, А.Н. Сеславин, А.С. Фигнер. Гимн стал выдающимся образцом поэтической публицистики, объединившим черты гражданственного классицизма и гражданственного романтизма. Популярность этого произведения была огромна. «Часто в обществе читаем и разбираем «Певца во стане», новейшее произведение г. Жуковского, – сообщает в «Походных записках русского офицера» И.И. Лажечников, – почти все наши выучили сию пиесу наизусть… Какая поэзия! Какой неизъяснимый дар увлекать за собой души воинов!» [Михайлов, c. 9] Автор «Воспоминаний о походах 1813 и 1814 гг.» А.Ф. Раевский еще в 1813 г. в беседе с К.Н. Батюшковым, вспоминая военные стихи Жуковского, прежде всего «Певца во стане русских воинов», замечал, что лишь непосредственный участник сражений может с полным успехом «живописать предстоящее взору или запечатленное в сердце» [Раевский, c. 29-30]. К образам русских офицеров – героев войны 1812 г. обращался Жуковский и в стихотворении «Бородинская годовщина», написанном в 1839 г.
По словам А.В. Архиповой, «война 1812 г. вызвала поток литературы, все литературные журналы откликнулись на происходящее» [Архипова, c. 130]. И можно согласиться с высказыванием историка литературы В.Ю. Троицкого, что «почти вся послекарамзинская русская проза создана героическими участниками и духовными наследниками эпохи 1812 года: среди них Константин Батюшков и Федор Глинка, Иван Лажечников и А. Бестужев-Марлинский, Антоний Погорельский и Михаил Загоскин, Орест Сомов, Рафаил Зотов, Василий Троицкий, Никита Фомин и многие другие – были известными прозаиками того времени» [Троицкий. Тема... с. 164].
Примечания
1. РГИА. Ф. 797. Оп. 2. Д. 4908. Л. 1-2.
Литература
Архипова А.В. Литературное дело декабристов. Л. 1987.
Батюшков К.Н.
Письма к Н.И. Гнедичу // Русская Старина. Спб.1883. № 6.
Биография или период жизни Маркиана Андреевича Войнова // ОР РГБ. Ф. 218. Картон 762. Д. 8. Л. 19 об.
Глинка С.Н. Записки о 1812 годе. М. 1836.
Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. М. 1985.
Гросул В.Я.
Общественное мнение в России XIX века. М. 2013.
Дубасов И.И.
О 12-м годе в Тамбовской губернии // Известия Тамбовской ученой комиссии. Вып. 22. Тамбов. 1899.
Дутов Н.В.
Ярославская губерния и Отечественная война 1812 года (формирование традиций жизни тыловых губерний в период вражеского нашествия) //1812 год в судьбах России и Европы. Сборник трудов международной научной конференции. СПб. 2012.
Жаринов Д.А. Первые впечатления войны. Манифесты // Отечественная война 1812 и русское общество. 1812-1911. М. 1911. Т.III.
Историческая память русского народа об Отечественной войне 1812 года. / А.В. Буганов, М.Г. Вандалковская, Л.А. Сидорова, А.Д. Соколова. Тула. 2012.
Кутузов М.И.
Сборник документов. Т. IV. Ч. 2. М.1955.
Листовки Отечественной войны 1812 года. Сборник документов. М. 1962.
Лобов В.Н.
Александр I и его военно-политическая деятельность. М. 2012.
Мельникова Л.В.
Московская епархия в Отечественной войне 1812 года // Журнал Московской Патриархии. 2012. №10. URL: e-vestnik.ru/analytics/moskovskaya_eparhiya_v_voine_1812/#p16 (дата обращения: 03.10.2023).
Мельникова Л.В.
Церковь и Православная Церковь Российской империи в эпоху наполеоновских войн. М. 2007.
Михайлов О. «Недаром помнит вся Россия…» // 1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М. 1987.
Норов А.С. Война и мир. 1805 – 1812 гг. С исторической точки зрения по воспоминаниям современников. По поводу соч. графа Л.Н. Толстого «Война и мир». СПб. 1868.
Перовский В.А.
Из записок // Русский архив. 1865. № 3.
Раевский А.Ф.
Воспоминания о походах 1813 и 1814 гг. М. 1822. Ч. 1.
Рассказы о 1812 годе (отрывки из дневника Л.А. Лесли) // Смоленская старина. 1912. Вып. 2.
Топычканов А.В.
Храм Рождества Христова в Измайлове: Очерк истории храма и прихода. М. 2008.
Троицкий В.Ю.
Тема Отечественной войны 1812 года и формирование русского романтизма // Отечественная война 1812 г. и русская литература XIX в. М. 1998.
Троицкий Н.А. 1812. Великий год России. М. 1988.
Чичерин А.В.
Дневник. М. 1966.
Статья публикуется в рамках проекта «"Сим победиши!" Российское общество и армия в моменты испытаний», реализуемого при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
Читайте также на нашем портале:
««В случае настояния нужды в защите столицы…» Столичное ополчение 1812 г. и петербургское общество» Сергей Искюль
««Малая война» 1812 г. в Калужской губернии» Виталий Бессонов
«1812 год: Война и русское общество» Виктор Безотосный
«Власть и общество: к вопросу о патриотическом подъеме и народном сопротивлении в годы Наполеоновских войн» Андрей Гладышев
«Восприятие войны 1812 года в русской армии и в обществе» Лидия Ивченко
«К вопросу о проявлениях патриотических настроений в России в 1812 г.» Дмитрий Целорунго
«Провинциальное общество в «эпоху Отечественной войны 1812 года» и проблема патриотизма (на примере Пензенской губернии)» Сергей Белоусов
