В сентябре 2015 г., когда Си Цзиньпин находился в Сиэтле и встречался там с видными американскими промышленниками, учеными и международниками, известный предприниматель и филантроп Билл Гейтс в интервью «Жэньминь жибао» охарактеризовал Китай как «лидера мирового развития» [Bill Gates…]. Заметим, что именно встречи в Сиэтле китайские СМИ охарактеризовали как «исторические», разделив эту часть программы и переговоры в Вашингтоне в ходе визита Си Цзиньпина в США.
Оценка Б. Гейтса, на наш взгляд, фиксирует новое качество китайской экономики и общества: с небольшими оговорками можно говорить о завершении модернизации в этой стране. Под модернизацией мы понимаем направляемое движение (нередко форсируемое, мобилизующее) с четкими целями, сферами и параметрами («четыре модернизации» Китая в разных редакциях), а также преимущественной опорой на промышленность. Первая программа «четырех модернизаций» (промышленность, сельское хозяйство, транспорт и оборона) была озвучена на 1-й сессии ВСНП первого созыва в 1954 г. В 1957 г. в программу вошли наука и техника [Виноградов, с. 93, 258].
Завершенность модернизации в Китае видится нам в том, что механизмы заимствования передового зарубежного опыта и технологий освоены, внутренние факторы и вызовы доминируют в национальном сознании, страна утвердилась в мировой экономике и политике, ощущая себя современным государством, способным помочь другим.
Минувший год стал последним годом 12-й пятилетки (2011‒2015). Краткий обзор ее итогов и некоторые сравнения позволяют лучше понять суть происходящих перемен и некоторые важные следствия завершения модернизации в КНР.
Промышленность и агросфера
Среди нынешнего обилия показателей, составленных из нескольких компонентов, есть и индекс модернизации. Его разрабатывали и использовали для сравнений наши коллеги Хэ Чуаньци и Н.И. Лапин [Обзорный доклад...]. Они предложили в качестве основных критериев модернизации структурные сдвиги в хозяйстве: сокращение доли сельского хозяйства в ВВП и занятости, а также рост удельного веса сферы услуг, придавая особое значение информационным, образовательным и медицинским услугам. Набор из дюжины статистических показателей имеет пороговые значения, что дает возможность определить зрелость той или иной страны (региона). Выделяются две стадии модернизации – первичная и вторичная.
Воспользовавшись этой схемой для оценки итогов 12-й пятилетки в КНР, мы отметили значительное увеличение доли услуг – причем в нарастающем темпе. В 2015 г. данный показатель превысил 50% ВВП (в 2010 г. ‒ 44%). Доля сельского хозяйства в ВВП сократилась до 9%, а в занятости опустилась ниже 29% [Данные ГСУ Китая…].
Добавим, что среднедушевой доход в Китае достиг в 2015 г. примерно 8 тыс. долл. США (по валютному курсу), что выше верхнего порога первичной модернизации и примерно равняется показателям России и Бразилии. Превзошли пороговые значения и такие показатели, как доля услуг в ВВП, численность занятых в сельском хозяйстве, доля студентов вузов в возрастном сегменте 18 ‒ 22 года. В результате по всем параметрам, предложенным Хэ Чуаньци и Н.И. Лапиным, Китай завершил первичную модернизацию.
Среди критериев вторичной модернизации разработчики ее индекса придают большое значение дальнейшему снижению доли материального производства в ВВП. В частности, она увязывается со снижением доли сельского хозяйства до 5% (в занятости – до 10%), а материального производства в целом – до 40% (в занятости ‒ до 20%). Среди прочих критериев ‒ расходы на НИОКР, число медработников, охват населения компьютерами и др.
В качестве референтной группы берутся развитые страны и их структурные характеристики. Однако в них сервисная структура (как представляется, сильно гипертрофированная) исторически не могла бы сложиться без высокого уровня производительности труда в промышленности и агросфере, умения западных ТНК использовать ресурсы других государств, выносить на их территорию нерентабельные или грязные звенья промышленного производства, а также раздутости того, что теперь называют неуклюжим словом «финансомика».
Кроме того, аграрное перенаселение стран Востока, дефицит земли и дробность землепользования затрудняли и затрудняют механизацию сельского хозяйства. Вытеснение труда капиталом (машинами) здесь происходило сравнительно медленно: трудоемкие и одновременно высокотехнологичные процессы оставались основой производства. При этом субсидирование сельского хозяйства в тех масштабах, что сложились на Западе, было долгое время затруднено. В КНР оно набрало силу лишь в последние десять лет.
Сокращение доли сельского хозяйства в ВВП в странах Восточной Азии до уровня ниже 5% произошло лишь в Гонконге, Сингапуре, Брунее и Республике Корея, получивших возможность решать проблемы обеспечения продовольствием за счет развитой внешней торговли. В то же время в государствах, сопоставимых с КНР по уровню дохода (6-10 тыс. долл. на душу населения) – Малайзии и Таиланде, ‒ этот показатель даже несколько увеличился в 2000‒2014 гг.: с 8,3 до 9,0% и 8,5 до 10,5%, соответственно [Key Indicators for Asia, р. 233].
Не следует, по-видимому, придавать и слишком большое значение уровню урбанизации. В КНР искусственное сдерживание этого процесса в течение продолжительного времени сыграло, на наш взгляд, положительную роль для городского планирования, предотвращения образования трущоб и т.п. Поэтому бурная урбанизация в последнее десятилетие (в 2015 г. постоянное население городов увеличилось на 22 млн человек и превысило 56% населения) проходит менее болезненно, а благоустройство села (в 2015 г. инвестиции в эту сферу выросли на рекордные 32% против 10% по экономике в целом) потенциально означает возможность ослабления притока населения в города. Заметим, что и в Европе есть немало стран, имеющих сопоставимый с КНР уровень урбанизации. Так, доля городского населения в Словении составляет 50%, в Румынии и Словакии ‒ 53‒55%, в Сербии и Хорватии ‒ 56‒59% [Human Development Report, p. 234-235].
Не согласимся и с сокращением доли промышленности в ВВП в качестве критерия вторичной модернизации. Все-таки эта отрасль остается самым производительным подразделением хозяйства. Здесь важно различать старые и новые отрасли индустрии, находить и учитывать в оценках сегменты, способные к глобальной конкуренции, принимать в расчет зарубежные аналоги. Например, в Республике Корея и Малайзии доля промышленности в ВВП за четверть века (1990‒2014 гг.) практически не изменилась, составляя 38‒42%, то есть примерно столько же, сколько и в современном Китае.
В годы 12-й пятилетки в китайской промышленности происходила структурная перестройка, причем в нарастающем темпе. В 2011‒2014 гг. машиностроение и высокотехнологичные отрасли росли в реальном выражении в среднем на 13,2 и 11,7% в год – на 2,7 и 1,2 процентных пункта быстрее, чем индустрия в целом. В 2014 г. их доля в продукции сверхлимитных предприятий (годовые продажи свыше 20 млн. юаней) составила 30,4 и 10,6%. В 2015 г. прирост производства высокотехнологичных отраслей составил 10,2% (по сверхлимитным предприятиям в целом ‒ 6,1%). Доля этих отраслей выросла до 11,8%. В аэрокосмической отрасли прирост достиг 26,2%, коммуникационном оборудовании ‒ 12,7%, фармацевтике ‒ 9.9% [National bureau of statistics…]. Возможно, какие-то из перечисленных показателей разумно включить в индекс, но не модернизации, а развития.
Такого рода индекс можно было бы построить, например, и на основе мониторинга программ развития. В перспективных планах Китая ‒ в частности, принятой в мае 2015 г. программе «Сделано Китаем-2025» ‒ выделено 10 ключевых отраслей: ИТ-индустрия нового поколения, станки с цифровым управлением и роботы высокого класса, аэрокосмическое оборудование, морское инженерное оборудование и высокотехнологичные суда и т.п.
Оценивать прогресс в промышленности можно, по-видимому, и от обратного – по сокращению, относительному или абсолютному, добывающих и энергоемких отраслей, что особенно актуально в условиях экологической революции, развернувшейся в современном Китае. Второй год подряд в стране сокращается добыча и импорт угля, производство стали, цемента и т.п. В минувшем году впервые за десятилетия сократилась, пускай и незначительно, выработка электроэнергии. И хотя структура промышленности остается еще несколько «утяжеленной», очень впечатляет динамика снижения энергоемкости ВВП. За первые четыре года 12-й пятилетки индикатор сократился на 13,4%, в 2015 г. – еще на 5,6%. Именно динамика этого показателя представляется нам важным индикатором развития, как и ход внедрения чистых и возобновляемых источников энергии.
Подчеркнем, что достижения 12-й пятилетки вывели Китай в число модернизированных стран, изменив сам тип развития: оно теперь носит более свободный и спокойный характер, а его параметры уже могут служить эталоном для многих других развивающихся и переходных стран.
Услуги и социальные достижения
В силу разнородности сферы услуг, сочетающей очень разные по доходу и престижу профессии, рост ее доли в экономике может носить вынужденный характер. К примеру, в современном Китае показатель доли услуг в ВВП много уступает индикаторам стран Южной Азии (заметно отставшим в промышленном развитии и по показателям дохода) и одновременно примерно равен аналогу в Малайзии, несколько опережающей КНР по средним доходам.
К тому же бурное развитие информационных и коммуникационных технологий (ИТ, ИКТ) ставит под угрозу многие виды занятости в сфере услуг. Все более четкие очертания приобретают грядущие прямые связи между умным производством и потребителем, начинают умирать традиционно казавшиеся надежными профессии в розничной торговле, банковском деле, страховании и т. п.
Как и в случае с промышленностью, большое значение имеют качество услуг, обеспеченность этой сферы современным оборудованием, средствами коммуникаций и т. п. Здесь успехи Китая очевидны. Например, западные районы страны уже почти не уступают зажиточным прибрежным провинциям по доступу к интернету и мобильной связи при тарифах, вполне приемлемых для скромного по достатку населения [Пиковер, с. 647]. Распространение на селе цифровой революции – регулярная тема СМИ в Китае. Типична картинка освоения приложений к мобильникам, позволяющих крестьянам быстро находить сбыт выращенной продукции.
Расширение сферы услуг имеет важное общественное значение: данный тренд косвенным образом иллюстрирует выросшие возможности и эффективность материального производства. Кроме того, услуги традиционно привлекательны в социальном плане. В известном смысле расширение данной сферы – явный признак завершения модернизации с ее экономическим детерминизмом и переход в постмодерн, ярко заявивший о себе в современной китайской культуре.
Завершив модернизацию, государство сосредоточилось на принципиально новых направлениях. Помимо экологической и технологической революции, в центре внимания теперь социальная сфера.
Неравномерность распределения доходов в КНР остается высокой, что отчасти связано с масштабами страны. На фоне роста располагаемых доходов населения Китая (на 7,4% в реальном выражении в 2015 г.) продолжает медленно сокращаться относительный разрыв в доходах между городом и селом, составлявший в 2015 г. 2,73 раза (в 2008 г. он составлял 3,3 раза). Важно, что в более зажиточных провинциях этот разрыв меньше, чем в относительно бедных.
В то же время доходы верхних и нижних 20% населения (54,5 и 5,2 тыс. юаней в год) разнятся более чем в 10 раз, относительно высоким остается и коэффициент Джини (0,462). Эти показатели близки к средним показателям Малайзии, Израиля и Аргентины за 2005‒2013 гг., но существенно лучше, чем индикаторы Бразилии, Мексики и Чили [Human Development Report, р. 216-217].
Заметим, что в годы 12-й пятилетки равномерности распределения дохода в китайской политике уделялось самое серьезное внимание. Одно из важных направлений – улучшение положения нунминьгун (трудовых мигрантов из сельской местности). Их среднемесячный заработок в 2015 г. достиг 3 тыс. юаней.
Государство продолжает усиливать свою роль в перераспределении доходов. В мае 2014 г. создан межведомственный механизм для подготовки и проведения реформ в этой области. Бюджетные расходы приблизились к четверти ВВП. Опережающими темпами в минувшей пятилетке росли такие статьи, как здравоохранение (20,4%), транспорт (17,2%), образование (16,2%), социальное страхование (14,9%). При этом расширяется кредитование и сохраняется стабильность цен (табл. 1).
Таблица 1.
Движение денежной массы, госрасходов и цен в Китае в 2011‒2015 гг.
|
|
2011
|
2012
|
2013
|
2014
|
2015
|
|
Темпы прироста денежной массы М2
|
17,3
|
14,4
|
13,6
|
11,0
|
13,3
|
|
Прирост госрасходов
|
21,6
|
15,3
|
11,3
|
8,3
|
15,8
|
|
Индекс потребительских цен
|
5,4
|
2,6
|
2,6
|
2,0
|
1,4
|
|
Индекс цен производителей
|
6,0
|
-1,7
|
-1,9
|
-1,9
|
-5,2
|
|
Индекс продовольственных цен
|
4,3
|
-6,2
|
-0,2
|
-1,5
|
2,3
|
Составлено по данным ГСУ КНР
Последовательно и решительно ведется борьба с нищетой. Планка бедности с дохода в 2,3 тыс. юаней в год на человека в 2010 г. была повышен до 2,8 тыс. юаней в 2014 г. Число бедняков за этот период удалось снизить со 165,7 млн до 70,2 млн человек. Всего же за годы реформ Китай вытянул из нищеты 700 млн человек.
В Китае показатели продолжительности жизни населения находятся примерно на уровне восточноевропейских стран (при относительно невысокой доле врачей). При сравнении с Россией, где доля врачей в населении втрое выше, а продолжительность жизни мужчин короче на 8 лет, остается лишь вздохнуть. Качество обучения в средних школах Шанхая (по методике PISA в 2012 г. опрашивались 15-летние) оказалось выше, чем в какой-либо другой стране (!).
К этому стоит добавить социально-психологическое измерение: удовлетворенность уровнем жизни и безопасностью в Китае существенно выше, чем в восточноевропейских странах. Убийств в Китае совершается в девять раз меньше, чем в России (в КНР этот показатель близок к лучшим европейским стандартам), а самоубийств – почти втрое меньше [Human Development Report, рр. 243-244, 264-265].
Сопоставив долю расходов на науку и технику с положением страны в мировой иерархии по доходу на душу населения (по валютному курсу), мы выясним, что Китай значительно опережает в затратах на исследования куда более зажиточных соседей по планете, не говоря уже о подавляющем большинстве развивающихся и переходных государств. Девятнадцатая позиция Китая в мире по доле расходов на НИОКР в ВВП оказывается еще более высоким, тринадцатым местом в мировом рейтинге, если этот показатель пересчитать для предприятий. А сравнив количество заявок на изобретения с абсолютным объемом ВВП, эксперты ВОИС обнаружили, что Китай находится на третьем месте в мире (после Республики Корея и Японии). И даже по числу патентов на душу населения КНР занимает девятое место [World Intellectual Property, p. 17, 36].
При мысли, что Китай станет мировым лидером еще и по числу объектов интеллектуальной собственности в расчете на душу населения (что предлагается в качестве критерия модернизации Н.И. Лапиным и Хэ Чуаньци), становится немного не по себе, но это – вполне обозримая перспектива. Вопрос лишь в том, по отношению к кому будет тогда модернизироваться Китай?
Экспорт модернизации?
Завершив модернизацию, Китай располагает уникальным опытом, особенно ценным, если иметь в виду не самые благоприятные мирохозяйственные условия середины второго десятилетия XXI в. Умение этой страны превращать финансовые ресурсы в общественный капитал ‒ инфраструктурные объекты, программы борьбы с бедностью, технологии и компетенции – особенно актуально, когда денежные потоки в 2015 г. вновь устремились в США, подхватив и часть денег китайских инвесторов.
Таблица 2.
Курсы национальных валют в долларах США (на конец указанного года)
|
|
2010
|
2014
|
2015
|
Снижение курса за 2015 г., %
|
|
КНР
|
0,150
|
0,163
|
0,154
|
5,5
|
|
Австралия
|
1,004
|
0,820
|
0,728
|
11,2
|
|
Канада
|
0,993
|
0,862
|
0,720
|
16,5
|
|
Германия (евро)
|
1,314
|
1,218
|
1,092
|
10,3
|
|
Япония
|
0,012
|
0,008
|
0,008
|
0,0
|
|
Великобритания
|
1,546
|
1,560
|
1,480
|
5,1
|
|
Индия
|
0,022
|
0,016
|
0,015
|
6,2
|
|
Бразилия
|
0,592
|
0,376
|
0,252
|
33,0
|
|
ЮАР
|
0,150
|
0,086
|
0,064
|
25,6
|
|
Россия
|
0,033
|
0,018
|
0,014
|
22,2
|
|
Ю. Корея (за 1 тыс. вон)
|
0,870
|
0,912
|
0,850
|
6,8
|
|
Малайзия
|
0,324
|
0,288
|
0,243
|
15,6
|
|
Таиланд
|
0,033
|
0,031
|
0,028
|
9,7
|
|
Индонезия (за 1 тыс. рупий)
|
0,111
|
0,080
|
0,073
|
8,7
|
Источник: usforex.com/forex-tools/historical-rate-tools/historical-exchange-rates
Последнее обстоятельство вызвало немалый резонанс. Комментируя снижение показателей фондовой биржи и курса юаня летом 2015 г., В.Л. Иноземцев заметил, что Китай «надорвался» [Зубов В., Иноземцев В.]. Прозванный китайской прессой «финансовым крокодилом» Дж. Сорос в начале 2016 г. предсказал обвал юаня [Mei Xinyu…]. О «пузырях» в экономике Китая также было написано немало [Дмитриев, с. 6-7].
Нам все же представляется, что КНР не надорвалась, а вправе расслабиться: состоявшаяся модернизация страны создала прочный фундамент стабильного развития, выправления накопленных диспропорций и противоречий.
В действительности снижение курса в 2015 г. было сравнительно небольшим, а обернувшись на пять лет назад, мы увидим, что юань – единственная валюта в мире, подорожавшая с тех пор по отношению к доллару США (табл. 2).
Заметим также, что падение рынка недвижимости в КНР, достигнув дна в марте 2015 г., сменилось подъемом, и по итогам минувшего года продажи жилья выросли на 6,9% в натуральном выражении и на 16,6% – в стоимостном.
В индексе развития должен найти отражение какой-то показатель (или комбинация показателей), характеризующий валютно-финансовую стабильность страны. В качестве важного индикатора нам представляется уровень процентной ставки по кредитам реальному сектору или ипотеке. Немалое значение имеет и стабильность валютного курса, измерить которую несложно.
Стоит вспомнить, что в середине 80-х годов ХХ в. известный китайский экономист Ма Хун отмечал, что страна не может считаться индустриализованной, если доля электротехники и электроники в ее экспорте меньше 25% (в ту пору половину китайского экспорта составляли нефть и прочее сырье). Для самого Китая этот индикатор давно не актуален, а другим может пригодиться.
Минувший год был тяжелым для многих узкоспециализированных монокультурных участников мировой экономики. Из-за оседания сырьевых цен значительно сократился стоимостной объем международной торговли в целом, хотя слово «кризис» по отношению к ней стараются не употреблять. Спад мировой торговли затронул и Китай – но в куда меньшей степени, чем большинство других стран. В результате страна упрочила положение ведущего мирового экспортера (табл. 3).
Таблица 3.
Доля отдельных стран и групп стран в мировом экспорте товаров в 1993‒2015 гг., %
|
|
1993
|
2003
|
2014
|
2015*
|
|
КНР
|
2,5
|
5,9
|
12,3
|
13,2
|
|
Шестерка**
|
9,7
|
9,6
|
9,6
|
10,1
|
|
США
|
12,6
|
9,8
|
8,5
|
8,8
|
|
Германия
|
10,3
|
10,2
|
7,9
|
7,8
|
|
Япония
|
9,9
|
6,4
|
3,6
|
3,7
|
|
Великобритания
|
4,9
|
4,1
|
2,7
|
2,6
|
|
БСВ***
|
3,5
|
4,1
|
7,0
|
5,3
|
|
Индия
|
0,6
|
0,8
|
1,7
|
1,6
|
|
Бразилия
|
1,0
|
1,0
|
1,2
|
1,1
|
|
ЮАР
|
0,7
|
0,5
|
0,5
|
0,6
|
|
Россия
|
1,2
|
2,0
|
2,6
|
2,0
|
|
БРИКС
|
6,0
|
10,2
|
18,3
|
18,6
|
|
БРИКС без КНР
|
3,5
|
4,3
|
6,0
|
5,3
|
* Оценка.
** Сингапур, Малайзия, Тайвань, Гонконг, Таиланд, Республика Корея.
***Ближний и Средний Восток (Бахрейн, Израиль, Иордания, Ирак, Иран, Йемен, Катар, Кувейт, Ливан, ОАЭ, Оман, Саудовская Аравия и Сирия).
Источник: wto.org/english/res_e/statis_e/its2015_e/its15_world_trade_dev_e.pdf
В Пекине с утверждением «новой нормы» [Борох, с. 68-80], похоже, больше не видят потребности в форсировании темпов роста, подчеркивают статус второй экономики мира, предпочитают скромно подсчитывать ВВП по курсу валюты. Хотя, если считать по паритету покупательной способности, уже в 2014 г. КНР выполнила наказ своего основателя Мао Цзэдуна, данный в 1955 г., «догнать США за 50‒70 лет».
Мы, конечно, не считаем, что у Китая есть универсальное средство от кризисов. Мы также не склонны утверждать, что постепенное преобразование сберегательно-инвестиционной модели в китайском хозяйстве пойдет гладко и ее в одночасье сменит общество потребления. Тем более что инвестиционная модель остро необходима для продолжения экологической революции, с масштабом развернутой в Китае, а также его грандиозных международных проектов. Не сразу канет в прошлое и бережливость китайцев [Почагина, с. 103-111].
Ключевое слово в китайском опыте развития в нынешнем веке – инфраструктура (жесткая и мягкая), и именно вокруг этого понятия выстроен выдвинутый в 2013 г. проект Шелкового пояса и пути. В 2015 г. сделаны важные шаги в его дальнейшем развитии и финансовом обеспечении. Не будем здесь подробно на этом останавливаться. Заметим лишь, что объединенный современной инфраструктурой внутренний рынок Китая продолжает приносить приятные сюрпризы в виде очагов экономического ускорения во внутренних районах. Так, в 2015 г. темпы роста хозяйства в Чанша и Чжэнчжоу (административные центры провинций Хунань и Хэнань) были выше 9%. Постепенно теряют былую безусловную социальную привлекательность развитые экспортные центры [Портяков, с. 102-108]. Необходимость придания новых импульсов экономическому развитию за счет инфраструктурного толчка становится популярной даже в Западной Европе и, например, вошла в программу нынешнего лидера британских лейбористов Дж. Корбина. Не исключено, что, пережив финансовые и геополитические штормы, в недалеком будущем мы станем свидетелями крупного сдвига экономической активности вглубь континентальных просторов Евразии как совместного проекта Востока и Запада.
Взаимодействие Востока и Запада носит теперь – во многом благодаря Китаю – куда более симметричный характер, чем полтора десятилетия назад. Следовательно, на повестку дня выходит вопрос о совместном поиске новых двигателей развития – глобальных по масштабу и социально приемлемых.
Один из парадоксов современных измерений социально-экономического развития заключается в том, что опыт стран Востока анализируют с помощью инструментов, родившихся при изучении эволюции западных обществ и их относительно устоявшейся структуры. В то же время центр мировой социально-экономической энергетики все более сдвигается на Восток, где исполинский и динамичный Китай, похоже, начинает формировать и формулировать тренды и законы глобального развития. КНР пора рассматривать как страну, завершившую модернизацию, а значит и носителя ее новых стандартов.
Завершение модернизации в середине нынешнего десятилетия сопровождается переориентацией общества и государства в Китае на решение принципиально новых проблем. В центре внимания ‒ социальная ситуация, потребительская революция и перераспределение, научно-техническая и экологическая сферы. Валютно-финансовая и внешнеэкономическая стабильность позволяют пятому поколению китайского руководства предложить серьезное обновление стране и окружающему миру. Китай на глазах становится экспортером модернизации и способен оказать немалое воздействие на партнеров.
Литература:
Борох О.Н. «Новая нормальность» с китайской спецификой // Проблемы Дальнего Востока. 2015. № 3.
Виноградов А.В. Китайская модель модернизации. Поиски новой идентичности. М.: Памятники исторической мысли, 2005.
Данные ГСУ Китая // National bureau of statistics of the people’s republic of China. URL: stats.gov.cn/tjsj/zxfb/201601/t20160119_1306083.html (date of access: 22.02.2016)
Дмитриев М. Тройной пузырь // Ведомости. 23.10.2015.
Зубов В., Иноземцев В. Почему государству нужно перестать инвестировать //АТИ-медиа. 14.09.2015. URL:
ati.su/Media/Article.aspx?HeadingID=12&ID=4655 (дата обращения: 22.06.2016)
Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010). / Гл. ред. Хэ Чуаньци. Пер. с англ. под ред. Н.И.Лапина. ‒ М.: «Весь мир», 2011.
Пиковер А.В. Развитие информатизации в регионах Китая // КНР: экономика регионов. Отв. ред. А.В. Островский, сост. П.Б. Каменнов. ‒ М.: ООО «Издательство МБА», 2015.
Портяков В.Я. Шэньчжэнь: социальные процессы и проблемы // Проблемы Дальнего Востока. 2015. № 3.
Почагина О.В. Особенности структуры семейного бюджета в современном Китае // Китай на новом этапе экономической реформы. Отв. ред. А.В. Островский; сост. П.Б. Каменнов. М.: ЛЕНАНД, 2015.
Bill Gates: China is stepping up as a leader in global development //en.people.cn.URL: en.people.cn/n/2015/0923/c90000-8954127.html (date of access: 22.02.2016)
Human Development Report 2015. New York: UNDP, 2015.
Key Indicators for Asia and the Pacific 2015. Manila: ADB, 2015.
Mei Xinyu Think twice before declaring war on Chinese currency // en.people.cn. 27.01.2016. URL: en.people.cn/n3/2016/0127/c98649-9010063.html (дата обращения: 22.06.2016)
National bureau of statistics of the people’s republic of China. URL: stats.gov.cn/tjsj/zxfb/201510/t20151013_1255154.html (date of access: 22.02.206); National bureau of statistics of the people’s republic of China.URL: stats.gov.cn/tjsj/zxfb/201601/t20160119_1306083.html (date of access: 22.02.2016).
World Intellectual Property Indicators 2014. WIPO: Geneva, 2014.
Читайте также на нашем портале:
«Евразийские интеграционные проекты России и Китая: контекст появления и концептуальное оформление» Елена Пинюгина
«Шелковое наступление Китая» Александр Салицкий, Нелли Семенова
«Диалог России со странами Востока: коммуникационные модели и социокультурные барьеры» Ирина Василенко
«Китай: мощный старт экологической революции» Александр Салицкий, Светлана Чеснокова, Алексей Шахматов
«Наука и техника Китая на мировом рынке» Александр Салицкий, Елена Салицкая
«Сценарии развития Китая до 2050 г. » Андрей Виноградов, Валентин Головачев, Артем Кобзев, Александр Ломанов, Юрий Чудодеев
