«Атэсовски-голубое небо» – неологизм, появившийся в китайском языке в дни проходившего в ноябре 2014 г. в Пекине саммита Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Действительно, тогда пекинский воздух освободился от смога – и не по воле небесной канцелярии, а вследствие довольно жестких административных мер. В окружающей столицу Китая провинции Хэбэй приостановили работу нескольких тысяч промышленных предприятий и строек. А сами пекинцы были вынуждены пользоваться личным автотранспортом через день.
Достигнутый «голубой эффект» подтвердил, помимо прочего, гипотезу китайских ученых о сложном происхождении смога, ставшего проклятьем многих китайских городов. У него три важнейших компонента: двуокись серы, образующаяся при сжигании угля, автомобильные выхлопы и сухость воздуха. Показательная чистка наглядно продемонстрировала, что у страны есть реальная, хотя и не очень близкая, перспектива решительного улучшения экологической ситуации.
На саммите АТЭС Китай озвучил обязательство начать сокращение выбросов парниковых газов до 2030 г. К этому же сроку Пекин обещает повысить долю возобновляемых источников энергии (ВИЭ) до 20% энергопотребления. Обе задачи представляются выполнимыми ‒ более того, не исключено, что они будут решены досрочно.
Дело в том, что хозяйственная система и общество Китая вступили в фазу зрелости, когда на завершающей стадии индустриальной и потребительской революции разворачивается революция экологическая.
Впечатляет ее нарастающий инвестиционный масштаб. Только в двенадцатой пятилетке (2011‒2015) на экологические цели было выделено 5 трлн юаней (более 800 млрд долл.), причем в 2015 г. объем расходов почти в два с половиной раза превысит уровень 2011 г. Но это не все. Так, в декабре 2013 г. сообщалось о новом масштабном плане улучшения качества воздуха в китайских городах. На реализацию только этой программы в 2014‒2017 гг. выделено 1,75 трлн юаней (почти 300 млрд долл.) [1].
Индустриализация и экологические проблемы
Современные восточные общества испытывают два вида экологических проблем. Одни обусловлены аграрным перенаселением, массовой нищетой и экономически вынужденным нанесением ущерба окружающей среде. Наиболее типичным и опасным примером такого рода является вырубка лесов. В том же ряду осушение болот и сокращение площади озер, распашка горных склонов, чрезмерный выпас скота в степях и т.п.
Второй вид экологических проблем тесно связан с индустриализацией и наращиванием использования ископаемого топлива. Эти проблемы имеют долгую историю изучения в развитых странах, а с 70-х годов прошлого века они прочно вошли в международную повестку дня – достаточно упомянуть Стокгольмскую конференцию ООН по охране окружающей среды 1972 г.
Напомним, что в том же году вышел доклад Римскому клубу «Пределы роста». В предложенной авторами доклада идее «нулевого роста» многие развивающиеся страны (включая Китай) усмотрели тогда попытку затормозить их экономическое развитие. Со временем полемика по этому вопросу приобрела в пекинской дипломатии вид тезиса о разной исторической ответственности развитых и развивающихся государств за глобальные экологические проблемы.
Изучение хода индустриализации в КНР располагает к осторожному, но все-таки оптимизму в отношении возможности решить экологические проблемы, стоящие перед восточным исполином.
Во-первых, КНР уже в основном решила экологические проблемы, связанные с массовой нищетой сельского населения. В первое десятилетие реформ положительную роль сыграли ограничение рождаемости и миграции в города, мануфактуризация деревни, общественные природоохранные работы (особенно массовые лесопосадки), народное просвещение и т.п.
В сфере энергопотребления успешное решение экологических проблем первого вида правомерно связывать со значительным сокращением использования традиционного топлива, что обычно сопровождается повышением благосостояния в деревне. Доля традиционных видов топлива в общем потреблении первичной энергии в Китае снизилась с 18% в 2000 г. (что уже тогда было, кстати, лучше нынешнего показателя для Индии) до менее чем 2% в 2011 г. Иначе как «прорывом» такую динамику не назовешь.
Во-вторых, наблюдается в целом положительная связь между динамичным экономическим развитием (включая индустриализацию) и умением правильно диагностировать, предотвращать и лечить экологические болезни (хотя второе и оказывается несколько отложенным во времени).
На предыдущих этапах модернизации и рыночных реформ КНР не избежала порочного алгоритма «сначала надо стать грязным, а потом думать об экологии» [2, c.180]. Желание создать полномасштабный промышленный комплекс с мощной тяжелой индустрией, извечное стремление опираться на собственные силы (ведшее к нещадной эксплуатации местных источников сырья и топлива), сама погоня за зажиточностью не способствовали охране природы и экономии ресурсов. Рыночные реформы могут вызывать значительный экологический ущерб – до тех пор, пока общество и государство не научатся регулировать эту область.
В Китае месторождения каменного угля широко распространены по территории страны, а его добыча на мелких шахтах и выработках долгое время приветствовалась местными властями. Доступность этого вида топлива повсеместно вела к его вовлечению (в том числе незаконному) в рыночный оборот и порождала далекие от идеала способы использования.
О бедах, происходящих от чрезмерного сжигания угля, а также экологических (и человеческих) издержках его добычи различными способами хорошо известно. Ущерб, наносимый воздушной среде, дополняет проблема утилизации твердых отходов горения. Но другого доступного топливного ресурса для продолжения индустриализации в тогда еще сравнительно небогатой стране не нашлось. За первое десятилетие нашего века Китай втрое нарастил использование этого вида топлива, со всеми вытекающими негативными последствиями.
Но был в этом индустриальном рывке и эволюционный смысл. Массовое наращивание и обновление основных фондов в крупной угледобыче и энергетике сопровождалось «сплошной модернизацией» тяжелой промышленности. Одновременно в стране уже к началу нынешнего десятилетия была создана современная транспортная инфраструктура с неплохими характеристиками эффективности (табл. 1). Десятилетие индустриально-инфраструктурного рывка сопровождалось потребительской революцией. А ее составной частью, как это было в свое время и в развитых странах, становится революция экологическая.
Таблица 1.
Энергозатраты при железнодорожных перевозках в КНР и Японии, кг у.т. (условное топливо) /10 тыс. т-км
Страны \ Годы
|
2000
|
2005
|
2008
|
2009
|
КНР
|
114.5
|
97.3
|
67.5
|
64.6
|
Япония
|
85.7
|
85.7
|
82.9
|
80.0
|
Источник: Чжунго нэнъюань тунцзи няньцзянь 2010 (Статистический ежегодник энергетики Китая 2010), Пекин, 2010.
Понимание устойчивого развития в Китае имеет некоторые особенности, отчасти противоречащие общепринятым представлениям. Можно выделить по меньшей мере три таких особенности. Во-первых, в китайской трактовке устойчивого развития отсутствует антииндустриальный элемент ‒ наоборот, продолжение и модификация индустриализации рассматриваются еще и как средство решения экологических проблем. Во-вторых, довольно сильно выражен преобразующий природу мотив: государство прикладывает значительные усилия для развития континентальных районов страны, осуществляет ряд инфраструктурных мегапроектов, включая переброску вод с юга на север, и т.п. В-третьих, устойчивость развития имеет в КНР ярко выраженный социальный аспект (борьба с бедностью), подразумевает определенную обособленность страны и своеобразие ее экологической политики, а также защиту от неблагоприятных внешних воздействий (например, противодействие ввозу в страну «грязных» производств).
Не случайно такое понимание устойчивого развития привело к превращению Китая в одного из лидеров в области использовании возобновляемых источников энергии (ВИЭ) – среди как развитых, так и развивающихся стран.
Ясно и другое: без достижения определенного уровня в производстве и потреблении ископаемых видов топлива переход к новой энергетике в массовом масштабе вряд ли осуществим. Это особенно четко видно при сравнении энергетики Китая и Индии. Индия пока не преуспела в решении экологических проблем первого вида: две трети населения страны вынуждены использовать традиционные виды топлива. Четверть жителей Индии не имеет доступа к источникам электроэнергии [3, p.90]. А достигнутый прогресс в ВИЭ-генерации (в основном ветровой энергетике) сдерживается в этой стране трудностью подключения агрегатов к энергосетям – просто в силу их удаленности [4, p.21].
К тому же в Индии, где ввод в эксплуатацию новых угольных месторождений часто сопряжен с неизбежным ущербом лесам, по этому поводу идет оживленная дискуссия. В ее ходе бывший министр угольной промышленности А. Перти высказался весьма решительно: «Индии пора выбрать, что ей нужно: тигры или электричество» [5, p.4].
В известном смысле Китай опровергает прогнозы Римского клуба начала 1970-х годов, которые отражали очевидные опасения тогдашнего, куда более индустриального, чем теперь, Запада по поводу дальнейшего повышения цен на ресурсы в ходе развернувшейся индустриализации Востока. Но сдерживание развития извне (в том числе под экологическими знаменами) в случае с Китаем явно не прошло.
Впрочем, до экологического благополучия еще далеко. В 2012 г. печать сообщала о намерении КНР построить еще около 360 угольных ТЭС суммарной мощностью более 500 ГВт. Многие из них планировалось разместить в регионах со значительным дефицитом воды. Эти планы критиковались, в том числе китайскими экологами и экономистами, обозреватели не исключали их будущей серьезной корректировки [6].
Такая корректировка началась.
Структурная перестройка экономики и новая энергетика
В ходе индустриального рывка начала века КНР сначала добилась качественного сдвига в использовании своего главного энергоресурса – угля и снижении энергоемкости производства. Этот сдвиг пришелся в основном на одиннадцатую пятилетку (2006‒2010), когда ставший нормативным показатель энергоемкости ВВП (ВРП) сократился на 19%. В 2006‒2011 гг. расход угля на выработку 1 кВт∙ч электроэнергии на китайских ТЭС снизился на 10%: с 367 до 326 граммов, вплотную приблизившись к показателям в развитых странах [7].
Важно, что в те годы КНР вышла за рамки привычной опоры на собственные силы: добыча угля внутри страны (часто экологически вредная) стала сочетаться с масштабным ввозом этого вида топлива из-за рубежа. В 2013 г. импорт угля превысил 320 млн т, в 2014 г. составил 290 млн т. Это уже существенное добавление к внутренней добыче (3 млрд 870 млн т в 2014 г.) [7].
Пока еще около 20% угля поступает с технологически отсталых предприятий внутри страны. Государство полно решимости продолжать курс на свертывание таких мощностей. Осенью 2013 г. правительство КНР предписало начать закрытие углеразработок, дающих менее 90 тыс. т топлива в год, а лицензии на открытие новых добывающих мощностей будут выдаваться лишь при планируемом объеме добычи свыше 300 тыс. т [8].
При китайских масштабах потребления угля 20% – величина значительная. Что его заменит? Продолжится ли рост потребления угля на ТЭС? Эти вопросы волнуют производителей энергоресурсов по всему миру и очень важны для той части китайских промышленников, которая уже успела зарекомендовать себя в качестве производителей оборудования для новой энергетики. Это не только машиностроители, но и атомщики.
Помимо ГЭС и АЭС, в китайском случае в новую энергетику совершенно необходимо, на наш взгляд, включить и газовую отрасль – с некоторой долей условности противопоставляя весь этот «чистый массив» угольной энергетике. Доля последней в энергохозяйстве страны в относительном выражении, как теперь уже очевидно, будет сокращаться. Это предусматривалось и прежними планами китайского правительства –так, за годы двенадцатой пятилетки (2011‒2015) долю угля в энергопотреблении хотели сократить на 2%.
Переменам поспособствовал третий пленум ЦК КПК, состоявшийся в ноябре 2013 г. и обозначивший линию на постепенное снижение темпов экономического роста, стимулирование внутреннего спроса, ускоренное развитие сферы услуг, а также новой энергетики. Предполагается, что в нынешнем десятилетии потребление энергии будет расти примерно на 4% в год. При этом структурная перестройка энергетики несколько облегчается. Но и такой рост потребления энергии может оказаться излишним в случае дальнейшего замедления темпов экономического роста в КНР.
2014 г. преподнес своеобразную сенсацию: добыча угля в Китае впервые за многие годы сократилась на 2,5%. Снизился и ввоз угля, а его потребление (также впервые) уменьшилось на 2,9%.
По ходу дела КНР опрокидывает прогнозы международных агентств. Так, еще недавно Международное энергетическое агентство полагало, что потребление угля в мире вырастет с 7,2 млрд т в 2010 г. до 9 млрд т к 2020 г., причем 60% прироста придется на КНР [9].
Экономика Китая перевалила пик индустриализации. Доля промышленности в ВВП, достигнув 48% в конце прошлого десятилетия, снизилась в 2014 г. до 42,6% (хотя промышленный рост продолжается). Услуги, как известно, в целом менее энергоемки. Другим структурным резервом является закрытие технологически отсталых производств, в том числе в топливно-энергетическом секторе.
Улучшают перспективы перестройки еще по крайней мере два обстоятельства. Во-первых, во многих отраслях тяжелой промышленности Китая, включая черную и цветную металлургию, а также производство цемента, уже образовались избыточные мощности, что снижает спрос на уголь. Во-вторых, продолжается удешевление оборудования для ВИЭ-генерации и одновременно ужесточаются экологические требования к оборудованию на угольных ТЭС.
Кроме того, в минувшем году печать сообщила о создании Китаем собственных, существенно более дешевых, технологий по десульфуризации выбросов ТЭС. Это может сократить сроки обязательного внедрения десульфуризации по всей стране.
КНР в 2014 г. динамично наращивала мощности в новой энергетике. Прирост мощностей на ВЭС составил 25,6%, в солярной генерации – 67%. Мощности АЭС увеличились на 36%, ГЭС – почти на 8%. Впервые сократилась выработка электроэнергии на ТЭС. Производство же энергии на ГЭС и АЭС выросло значительно: почти на 16 и 19%.
Общее потребление энергоресурсов в 2014 г. составило 4 млрд 260 млн т условного топлива (рост на 2,2%). Сокращение потребления угля сопровождалось увеличением потребления нефти (на 5,9%) и природного газа (на 8,6%). Потребление энергоресурсов в расчете на единицу ВВП сократилось на 4,8% – наилучший показатель за последние годы [10, c.5].
В результате на «чистый массив» (ГЭС, АЭС, новые ВИЭ и природный газ) в 2014 г. в КНР пришлось 16,9% энергопотребления. Доля угля сократилась до 66% [10, c.14].
Обращает на себя внимание бурный рост в солярной энергетике. Отчасти он вызван внешними причинами: столкнувшись с ограничениями на экспорт фотоэлектрических панелей со стороны западных стран, КНР в 2013‒2014 гг. приступила к их массовому внедрению внутри страны. Согласно заявлению представителя Государственной энергосетевой корпорации, к концу 2015 г. мощности солнечной генерации в стране увеличатся до 35 ГВт (с 6,6 ГВт в 2012 г.) [11]. Пока Китай находится на четвертом месте в мире по мощностям солнечной генерации.
Таким образом, суммарные мощности ВЭС, АЭС, солнечной и газогенерации (пока не получившей значительного распространения) могут в обозримой перспективе (до 2020 г.) сравняться с мощностями ГЭС. В итоге на весь этот «чистый массив», старый и новый, придется не менее 30% выработки электроэнергии и существенно больше – по установленным мощностям. Ищите хороший дримлаш купить его стоит только на официальном сайте!
К этому времени или чуть позже среднедушевые (и удельные – в расчете на единицу ВВП) показатели потребления энергетических ресурсов в КНР, по-видимому, стабилизируются на уровне хороших мировых образцов. Это служит для Пекина мотивом к дальнейшей перестройке энергетической политики и многомиллиардным вложениям. Команда Си Цзиньпина, отвечая на массовую озабоченность состоянием окружающей среды, способна еще более круто развернуть руль в пользу «зеленой перспективы».
2014 г. ознаменовался еще одним важным событием. В сентябре был опубликован «План КНР по противодействию климатическим изменениям (2014–2020)». В нем обобщены и дополнены многие ранее принятые программы.
Глобальное измерение
Недавние исследования ‒ например, Международного энергетического агентства (World Energy Outlook 2013) ‒ прогнозируют, помимо прочего, что к 2035 г. КНР обгонит США, Японию и Европу (вместе взятые) по производству электроэнергии из возобновляемых источников. Подобная перспектива не кажется фантастической, как еще десять и даже пять лет назад. Более того, снижение мировых цен на минеральное топливо и связанная с этим реанимация старых отраслей энергетики в развитых странах могут привести Китай к мировому лидерству гораздо раньше.
Уже теперь по установленным мощностям ВЭС (96 ГВт в 2014 г.) Китай среди отдельных стран занимает первое место в мире (на втором ‒ США, располагающие 60 ГВт), лишь немного уступая ЕС в целом (там мощности ветряков составляют более 100 ГВт). В 2013 г. Китай инвестировал в сферу ВИЭ больше, чем все страны ЕС. Эти инвестиции впервые в истории, кстати, превысили вложения КНР в топливную энергетику [12, p.17].
Еще более впечатляет место Китая в пока еще главной из возобновляемых отраслей ‒ гидроэнергетике. В 2013 г. из 40 ГВт новых мощностей в гидроэнергетике, введенных во всем мире, 29 ГВт пришлось на Китай [12, p.18]. Еще 20 ГВт прибавилось в КНР в 2014 г. В результате к концу 2014 г. доля КНР в мировых мощностях ГЭС приблизилась к 30%.
Наконец, Китай – абсолютный лидер по подогреву воды в городских зданиях за счет солнечной конвекции – 70% (!) от мирового показателя.
И еще одна деталь в ряду прочих успехов: по производству древесных гранул КНР уже вплотную приблизилась к РФ.
Наиболее скромно выглядят позиции КНР в производстве этанола и биодизеля. В то же время Китай – четвертый в мире производитель электроэнергии из биосырья (в основном это биогаз): 27 млрд кВт∙ч в 2012 г. против 62 млрд кВт∙ч у лидера в этой области – США. Число установок в Китае выросло за последние семь лет в восемь раз.
Заметим, что массированные вложения в новую энергетику были важным компонентом гигантского кредитного пакета, закачанного в экономику в 2009‒2010 гг.
В 2012‒2013 гг., когда инвестиционный пыл Китая несколько поостыл в связи с «перегревом хозяйства» и непростым процессом передачи власти, страна тем не менее сохранила высокий уровень вложений в новую энергетику. Так, в ВИЭ-генерацию по миру в целом в 2012 г. было вложено чуть больше 240 млрд долл. На Китай пришлось 65 млрд долл. (27% мировых инвестиций) – много больше, чем на США (34 млрд) и Японию (16 млрд) вместе взятых.
В 2013 г. общемировые инвестиции в ВИЭ-генерацию сократились на 14%. Китай не стал исключением, но спад оказался менее глубоким, чем у других стран, ‒ только 6%.
В структуре мировых инвестиций в ВИЭ-генерацию в настоящее время преобладают вложения в солнечную энергетику. Далее следуют ветряки и, наконец, крупные ГЭС. В КНР исторически сложилось несколько иное распределение: на первом месте стоят ГЭС, далее следуют ветряки. Но, как отмечалось выше, солнечная генерация с 2013 г. находится в фазе бурного роста.
Еще один важный штрих. Новая энергетика уже обеспечила китайской экономике более 2,6 млн рабочих мест. Это свыше 40% от мирового итога [12, p.62]. Несложно представить, каким потенциалом в генерировании занятости обладает эта отрасль, в том числе в ее малых формах.
Снижение темпов промышленного роста в Китае сопровождалось в 2014 г. скромным ростом внутренней добычи топлива и значительным увеличением импорта нефти (прирост 9,2%) и природного газа (13%). Импорт энергоресурсов и особенно электроэнергии несколько облегчает решение экологических проблем. Похожую роль начинает играть вывод за рубеж энергоемких и водоемких производств.
Бурное развитие индустрии ВИЭ-генерации ведет к значительному снижению цен на оборудование для этой отрасли, к тому же здесь сложилась достаточно острая конкуренция. Поэтому для стран, отставших в индустриальной (энергетической) и экологической революции, открываются дополнительные возможности поправить дела посредством сотрудничества с КНР.
Чтобы вытащить общество из разрушительной для экологии, городского и сельского ландшафта нищеты, как показывает китайский опыт, нужна крупная промышленность. Лишь она способна принципиально повысить благосостояние общества, подготовив его к инфраструктурной, информационной, потребительской и, как следствие, экологической революции, развертывание которой мы наблюдаем в современном Китае. Эта революция сопровождается, в частности, быстрым (в том числе принудительным) сокращением «нижнего» этажа индустрии, представленного технологически отсталым производством. При этом современная промышленность становится инструментом, обеспечивающим переход к новой энергетике, создавая ее материальную основу. Народное творчество разного рода, обеспеченное технической поддержкой, сулит немало новаций в малой энергетике и, что важно, расширение «зеленой» занятости.
Уже не первый год КНР заваливает зарубежные рынки все более дешевыми соларами, электровелосипедами [13] и т.п. Только с сентября 2014 по январь 2015 г. в стране продано свыше 40 тыс. электромобилей и гибридов. Аплодисментов западных экологов не слышно, но и обвинения в адрес Китая по поводу «пожирания» ресурсов планеты поутихли.
Стремительно разворачивая фронт зеленой модернизации внутри страны, Пекин, как показал саммит АТЭС (2014), переходит к активному дипломатическому наступлению по линии климатических изменений на планете. Его энтузиазм находит теперь широкое понимание в европейских странах. И не только там.
Не забудем необыкновенную бережливость китайского быта, спрессованного веками скромных ресурсных возможностей. Эту особенность искусно используют центральные власти, превращая «зеленую перспективу» в важный элемент собственной политической легитимности (на местах дела часто обстоят хуже). Вряд ли кто-нибудь станет осуждать китайские власти и за довольно жесткий экологический прессинг бизнеса и населения, доходящий до мелочных, казалось бы, запретов: пускания петард, приготовления пищи на открытых углях и т.п.
С сохранением такого подхода, подкрепленного современными наукой и технологиями, можно связывать будущий вклад Китая в дальнейшее благоустройство планеты.
И последнее. Под грузом накопившихся экологических проблем руководство Китая на пленуме ЦК КПК (ноябрь 2013 г.) и очередной ежегодной сессии ВСНП (март 2014 г.) уверенно провозгласило курс на форсированное развитие новой энергетики, включая газовую отрасль. Это расширило перспективу взаимовыгодного российско-китайского сотрудничеств. В 2014 г. оно шагнуло на новый уровень.
Источники:
[1] http://www.theguardian.com/environment/2013/dec/20/china-bill-clean-air-pollution
[2] Рогожина Н.Г. Альтернативные источники энергии – Азия лидирует// Ежегодник: Север-Юг-Россия 2010. М.: ИМЭМО РАН, 2011. С. 140.
[3] REN21. Renewables Global Status Report 2013.
[4] Sharma A. Lighting the way ahead: Powering India// The Economic Times. 14.12.2012.
[5] M. Rajshekhar. India Need Not Erase Forests for Coal// The Economic Times. 10.01.2013.
[6] http://www.theguardian.com/sustainable-business/china-conflict-coal-fired-plants-water
[7] http://www.globaltimes.cn/content/820846.shtml#.Um9qn6Bskds
[8] http://www.globaltimes.cn/content/828512.shtml#.UphzaaBskds
[9] http://www.theguardian.com/environment/2014/dec/15/coal-demand-set-to-break-9bn-tonne-barrier-this-decade
[10] http://www.stats.gov.cn/tjsj/zxfb/201502/t20150226_685799.html
[11] http://www.globaltimes.cn/content/820846.shtml#.Um9qn6Bskds
[12] REN21. Renewables Global Status Report 2014. P. 17.
[13] В самом Китае наблюдается массовое увлечение электроскутерами. Их эксплуатация не требует ни прав, ни шлемов – в отличие от мотопродукции.
Читайте также на нашем портале:
««Мирное развитие Китая» и некоторые проблемы современной теории международных отношений» Анатолий Кузнецов
«Наука и техника Китая на мировом рынке» Александр Салицкий, Елена Салицкая
«Сценарии развития Китая до 2050 г. » Андрей Виноградов, Валентин Головачев, Артем Кобзев, Александр Ломанов, Юрий Чудодеев
«Российско-китайские отношения на современном этапе и перспективы их развития» Олег Тимофеев
«Прошлое на службе современности: историческое сознание и процесс модернизации в Китае» Борис Доронин
«Анатомия китайского подъема и его мировое значение (критика цивилизационного дискурса)» Александр Салицкий, Владимир Таций
«Китайский исторический нарратив в эпоху глобальных медиа » Алина Владимирова
«Роль Китая в глобализующемся мире» Василий Михеев