Принятие на себя Североатлантическим альянсом командования военной операцией в Ливии ознаменовало переход ситуации вокруг этой североафриканской страны в новую фазу. Речь идет о вооруженных действиях НАТО за пределами своей географической ответственности и вне мандата ООН. Для предыдущего этапа, начавшегося 17 марта (день принятия Советом Безопасности ООН резолюции № 1973) и продолжавшегося две недели, были характерны формальное следование положениям данного документа и наличие у каждой из стран-участниц коалиции собственных военно-командных структур. Это, с одной стороны, усложняло координацию действий, но с другой – позволяло говорить о внеблоковом характере акции, проводимой государствами-членами ООН, в том числе членами Организации Исламская Конференция. Как заявлял пресс-секретарь министерства обороны Франции Лоран Тессер, «французские военные создали свой основной центр операций в Монт-Вердене вблизи Лиона, в центре Франции, британцы – в Нортвуде, пригороде Лондона, а американцы – в Штутгарте и Рамштайне в Германии» [1].
Сосредоточение командных функций операции в Ливии в руках Североатлантического альянса вкупе с решением президента США Барака Обамы разрешить проведение в Ливии специальных операций силами американских спецслужб позволяет говорить о переходе ливийского кризиса в принципиально новую стадию – насильственного изменения государственного строя суверенной страны-члена ООН посредством вооруженных действий извне. Таким образом, военная операция США и НАТО в Ливии встает в один ряд с предыдущими аналогичными акциями: в Боснии и Герцеговине в 1994–1995 годах, в Югославии в 1999 году, в Афганистане в 2001 году и в Ираке в 2003 году. Во всех этих случаях вооруженных акций главными объявлялись гуманитарные цели, иногда с добавлением специфических мотивов борьбы с международным терроризмом (Афганистан) и противодействия распространению оружия массового поражения. Однако лозунги защиты людей и обеспечения демократии всегда выдвигались на передний план пропагандистского обеспечения.
Как справедливо отмечает британский исследователь в области международных отношений, профессор Центра изучения демократии в Университете Вестминстера Айдан Хехир, «гуманитарная интервенция», несмотря на свои позитивные риторические аспекты, стала одной из ключевых причин споров и противоречий в современных международных отношениях. Данное явление, по его словам, «подвергает сомнению моральные ценности человечества, бросает вызов композиции международной политической системы и ставит под вопрос ответственность и обязанности всех основных международных действующих лиц». Призывы к гуманитарной интервенции, уверен Айдан Хехир, ставят под сомнение саму основу международной системы – в первую очередь в таких ее областях, как права человека, государственный суверенитет, международная законность и функции ООН как источника международного права [2].
Проблема «гуманитарной интервенции» во многом завязана на противоречиях, присущих корпусу основополагающих международно-правовых документов – таких как Устав ООН и Всеобщая декларация прав человека. Принятый в 1945 году Устав ООН закрепляет за международным сообществом право на проведение военных операций, если налицо «существование любой угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии» (статья 39). Только в этом случае Совет Безопасности ООН может разрешить международную военную операцию, причем ее должен возглавлять Военно-штабной комитет СБ ООН, а не НАТО или какой-либо иной военно-политический блок (статья 46) [3].
Неудивительно, что сторонники современных «гуманитарных интервенций» предпочитают апеллировать не к Уставу ООН, а, в частности, к принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1948 году Всеобщей декларации прав человека, где подчеркивается, что государства-члены ООН «обязались содействовать, в сотрудничестве с Организацией Объединенных Наций, всеобщему уважению и соблюдению прав человека и основных свобод» [4]. На этом основании один из ведущих американских специалистов по международному праву, профессор Чикагской школы права Джек Голдсмит, мягко говоря, расплывчато оценивал правомерность натовских бомбардировок Югославии 1999 года. По его словам, критики бомбардировок имеют «весьма веские аргументы», однако «многие полагают», что исключительный характер «гуманитарных интервенций» определяется «практикой и обычаями» [5]. Проблема в том, что и Всеобщая декларация прав человека не содержит никаких правоприменительных норм касательно механизма ее реализации, тем более военного характера, – отсюда и туманные рассуждения.
Американский эксперт в сфере геополитики Ноам Хомский в этой связи справедливо подчеркивает «неувязку, если не прямое противоречие, между правилами мирового порядка, заложенными в Хартии (Устав ООН – П.И.), и правами, выраженными во Всеобщей декларации – втором столпе мирового порядка, установленном по инициативе США после Второй мировой войны. Хартия запрещает применение силы, которое нарушает суверенитет государства; Всеобщая декларация гарантирует права человеку в репрессивных государствах, хотя ни в Декларации, ни в резолюциях, привязывающих ее к реальности, не определен механизм принудительного воздействия на нарушителей прав. Проблема гуманитарного вмешательства связана именно с этой неувязкой. А не что иное, как право на гуманитарную интервенцию, и было истребовано США и НАТО в отношении Косова при общей поддержке прессы и самых обширных комментариях разных экспертов» [6].
В основных международно-правовых документах понятие «гуманитарная интервенция» отсутствует, но имеется прямо противоположное ему «международное обязательство воздерживаться от использования или угрозы использования силы»: «это норма международного обычая, зафиксированная, в частности, в ряде решений Международного Суда ООН. На практике же эта норма сплошь и рядом становится жертвой узких политических расчетов» [7]. Подобная норма применялась, например, при рассмотрении в 1986 году иска Никарагуа к США, в котором власти Манагуа обвинили тогдашнюю американскую администрацию в «военной и полувоенной деятельности в Никарагуа и против нее» [8].
Однако проблема легитимности «гуманитарных интервенций» не исчерпывается их сомнительными международно-правовыми основами. Как показывает практика последних двух десятилетий, гуманитарные лозунги и первоначальный ограниченный военный сценарий неизбежно пересматриваются в ходе самой операции – уже без всяких ссылок на основополагающие документы ООН. Операция НАТО против Югославии изначально планировалась не только в целях разведения враждующих сторон в Косово, но и для размещения в Косово войск Североатлантического альянса, последующего обеспечения косовской независимости и смены правящего режима в Белграде. И хотя на первом этапе операции «Союзническая сила» натовское командование опровергало эти цели, оценки ведущих западных организаций, традиционно отражающих настроения политического истеблишмента США и Западной Европы, не оставляли в том сомнений. Так, в опубликованном еще в 1996 году докладе созданной Фондом Карнеги Международной комиссии по Балканам подчеркивалось, что ситуация в Косово «требует срочного международного миротворческого процесса; и даже если подобный процесс вскоре начнется, независимость Косово может оказаться неизбежной». При этом в документе признавалась возможность раздела Косово, поскольку «несколько сербских анклавов, включая место исторической битвы – Косово-Поле – и крупнейшие монастыри могут быть переданы под постоянный сербский контроль, гарантированный со стороны ООН» [9]. Последующее развитие событий продемонстрировало, что полученная поддержка со стороны НАТО лишь радикализировала настроения в лагере албанских сепаратистов Косово. В результате чего, по данным ряда экспертов, уже в 2005 году косовских албанцев стала соблазнять перспектива «присоединения к Албании» [10].
Процесс вызревания великоалбанских настроений, ставший прямым следствием «гуманитарной интервенции» НАТО на Балканах, проходил постепенно, но неуклонно. Обнародованные в марте 2007 года результаты исследования, проведенного Программой развития ООН в октябре–декабре 2006 г., показали, что лишь 2,5% косовских албанцев считают объединение Косово с Албанией наилучшим способом решения косовского вопроса, а 96% выступили за то, чтобы Косово стало независимым в своих нынешних границах [11]. Тогдашний временный поверенный в делах Республики Сербия в Российской Федерации (ныне – чрезвычайный и полномочный посол) Елица Куряк подчеркивала, что «албанцы из Косово ненавидят албанцев из Албании, существует постоянное соревнование и противопоставление» [12].
Однако уже в январе 2010 года, согласно итогам опроса, проведенного агентством «Гэллап Балкан Монитор», подавляющее большинство граждан Албании и края Косово, в одностороннем порядке провозгласившего в феврале 2008 года независимость от Сербии, выступали за создание «Великой Албании». На вопрос о поддержке этой идеи утвердительно ответили 74,2% респондентов в Косово и 70,5% в Албании. При этом 47,3% участников опроса в Косово и 39,5% в Албании считают, что появление великоалбанского государства в его самых широких этнических границах возможно уже в ближайшем будущем. На протяжении 2010 года уровень симпатий к идее «Великой Албании» в Косово еще больше вырос и достиг 81%. Кроме того, идею создания данного всеалбанского образования поддерживают свыше половины македонских албанцев (53%) [13]. Учитывая, что попытки албанских радикалов реализовать вышеуказанные планы будут означать не что иное, как насильственную перекройку существующих на Балканах границ и новые межэтнические столкновения, можно сделать вывод, что «гуманитарная интервенция» НАТО на Балканах в 1999 году заложила основу для беспрецедентной гуманитарной катастрофы в будущем.
Похожий характер носили и операции западной коалиции в Афганистане в 2001 году и Ираке в 2003 году. Они также обосновывались гуманитарными соображениями – обеспечить права и свободы мирных граждан и защитить их от диктаторского режима Саддама Хусейна или связанных с международным терроризмом талибов. Характеризуя цели начатой 10 октября 2001 года операции «Несокрушимая свобода» в Афганистане, тогдашний президент США Джордж Буш-младший заявлял, что «угнетаемый народ в Афганистане узнает великодушие Америки и ее союзников. Одновременно с тем, как мы наносим удары по военным целям, мы также разбрасываем продовольствие, медикаменты и другие предметы первой необходимости для голодающих и страдающих мужчин, женщин и детей в Афганистане» [14]. Военная интервенция США в Афганистане была изначально «представлена одновременно как акт самообороны и освобождения», и общественное внимание было немедленно сфокусировано на содействии построению государства и демократии, объявленном логическим следствием первоначальной гуманитарной интервенции [15].
Аналогичное переключение внимания с первоначальных целей военной операции (точнее, элементарная подмена) имело место и во время иракской кампании 2003 года. Она была заявлена как единственное оставшееся средство предотвратить появление у режима Саддама Хусейна оружия массового уничтожения. Иракским властям инкриминировались наличие арсеналов подобного оружия, связи с «Аль-Каидой» и попытка закупить ядерные материалы в Нигере. Однако и в данном случае гуманитарные мотивы был привлечены в качестве одного из оснований для военной операции. Как заявил вскоре после вторжения в марте 2003 года президент США Джордж Буш, «наша миссия ясна: лишить Ирак оружия массового уничтожения, положить конец поддержке терроризма Саддамом Хусейном и освободить иракский народ» [16]. А за полгода до вторжения в Ирак, выступая в сентябре 2002 года в стенах Генеральной Ассамблеи ООН, президент Буш, акцентируя внимание именно на гуманитарной подоплеке планирующейся операции, обвинил власти Багдада в массовых нарушениях прав человека, которые «аппарат тоталитарного государства скрывает от мира» [17]. Подобное «смешение безопасности и гуманитаризма» присутствовало и в постановочных заявлениях лидеров других стран-участниц антииракской коалиции – в частности, тогдашнего премьер-министра Великобритании Тони Блэра, подчеркивавшего, что «избавление мира от Саддама Хусейна будет актом гуманности. Негуманно же оставить его в покое» [18]. Однако при этом британское правительство подготовило накануне вторжения в Ирак специальный доклад, который призван был доказать наличие в Ираке арсеналов оружия массового уничтожение и работ по его дальнейшему производству. Содержащиеся в нем сведения позднее были признаны недостоверными, но само его обнародование означало, что Тони Блэр сознавал нелегитимность «гуманитарного аргумента» для оправдания военных действий в Ираке [19]. Впоследствии сведения о тесных связях Саддама Хусейна с «Аль-Каидой» не были подтверждены; в частности, «не было найдено ни одного свидетельства того, чтобы бен Ладен публично заявлял что-либо, что могло бы быть истолковано как поддержка Саддама» [20].
Целью нынешней операции в Ливии изначально было заявлено если не прямое свержение лидера страны Муаммара Каддафи, то, по крайней мере, создание для этого всех необходимых военно-политических условий. Об этом откровенно сказал президент США Барак Обама, выступая в конце марта в стенах Университета национальной обороны в Вашингтоне: «Я никогда не поколеблюсь применить нашу военную силу немедленно, решительно и на односторонней основе, если будет необходимо защитить наш народ, наше отечество, наших союзников и наши сокровенные интересы» [21]. То, о чем формально умолчал Б. Обама (в частности, о судьбе, уготованной Западом ливийскому лидеру), весьма доходчиво озвучили ведущие американские аналитики. По словам эксперта по ближневосточным делам Института Брукинга Кеннета Поллака, Обама послал соотечественникам и остальному миру следующий сигнал: «Обратите внимание: я не планирую большего вовлечения Америки в Ливии, но одновременно я также не намерен просто оставить Каддафи у власти навсегда». Аналогичного мнения по поводу дальнейшего развития операции придерживается эксперт по проблемам Ближнего Востока американского Совета по международным отношениям Стивен Кук. По его свидетельству, обращение президента «эффективно» отразило тот факт, что «Каддафи собирался раздавить Бенгази» – и одновременно Обама «очень эффективно поднял гуманитарный вопрос». А эксперт по проблемам национальной безопасности американского Центра стратегических и международных исследований Стивен Флэнэган, комментируя высказывания президента Обамы по Ливии, подчеркнул, что они «напоминают речь президента Клинтона, с которой тот выступил по следам косовского кризиса – когда люди задавали вопрос: «Почему в Косово, а не где-либо еще, и является ли это не ограниченным во времени обязательством?» По словам Флэнэгана, ответ на этот вопрос заключается именно в констатации необходимости защиты американских «сокровенных и иных интересов и ценностей, находящихся под угрозой» [22].
Эти оценки как нельзя лучше отражают парадигму тесной взаимосвязи гуманитарных вопросов и геополитики, существующую в западном политическом истеблишменте и общественном мнении, – включая право насильственного свержения извне существующего в той или иной стране строя. Такая парадигма еще до Косово была реализована в 1994–1995 годах в Боснии и Герцеговине, когда Западу понадобилось устранить с политической сцены харизматичных лидеров боснийских сербов Радована Караджича и Ратко Младича и максимально ослабить боснийскую Республику Сербскую.
Неудивительно, что и в Ливии натовские и американские военные исходят из сценариев, ранее реализованных в других районах «гуманитарных интервенций», в первую очередь на Балканах. Занимающий одновременно должности Верховного главнокомандующего Объединенными вооруженными силами НАТО в Европе и главы Европейского командования вооруженных сил США адмирал Джеймс Ставридис уже дал понять, что речь идет о размещении в Ливии многонациональных и подчиняющихся Североатлантическому альянсу сил по стабилизации – как это имело место в Боснии и Герцеговине в 1995 году и в Косово в 1999 году. «Если вы взглянете на историю НАТО, через которую многие в этом комитете прошли в Боснии и Косово, – тогда станет совершенно ясно, что возможность установления стабилизационного режима существует», – заявил он, обращаясь к членам сенатского комитета по делам вооруженных сил Конгресса США [23].
Подобная постановка вопроса автоматически дезавуирует заявления лидеров нынешней коалиции, действующей в Ливии, о том, что они преследуют цели защиты ливийского народа и предотвращения гуманитарной катастрофы – как это сформулировано в резолюции Совета Безопасности ООН № 1973 от 17 марта 2011 года, давшей «зеленый свет» бомбардировкам [24]. Повисает в воздухе и заявление генерального секретаря ООН Пан Ги Муна, что приоритетом ООН «остается та же задача, что и с момента начала военной операции, – спасти жизни гражданских лиц и положить конец военным действиям» [25].
Размещение на долгосрочной основе многонациональных контингентов, действующих под эгидой Североатлантического альянса, позволит Брюсселю обойти единственное ограничение, которое наложил на операцию в Ливии Совбез ООН. В резолюции № 1973 говорится о возможности применения против режима Каддафи всех необходимых мер, за исключением «оккупации». Перевод нынешней воздушной операции в плоскость многонациональной миссии на практике будет означать, как показывает пример Косово, именно наземную оккупацию, однако осененную миротворческими лозунгами. Подобный сценарий США, Великобритания и другие западные державы реализовали также в Афганистане и Ираке. Во всех этих районах и сегодня сохраняется военное присутствие, никак не ограниченное со стороны ООН. Как отмечают многие эксперты, речь идет о попытках если не де-юре, то де-факто обойти ООН, объявив односторонние интервенции «не соответствующими правовым нормам, но легитимными» [26]. Это позволяет видному британскому исследователю Айдану Хехиру утверждать, что «призывы к гуманитарной интервенции ставят под сомнение саму основу международной системы» – в первую очередь в таких ее областях, как права человека, государственный суверенитет, международная законность и функции ООН как источника международного права [27].
Все районы «гуманитарного вмешательства» Запада объединяет их геополитическая значимость, в том числе наличие энергоресурсов. Ливия, в частности, занимает первое место в Африке по разведанным объемам запасов нефти и газа, причем 90% нефти идут на экспорт, главным образом в Европу. Как раз незадолго до начала нынешней военной операции Муаммар Каддафи предпринял ряд мер по ослаблению позиций иностранных компаний на национальном нефтяном рынке. В частности, он отказался от идеи приватизации национальной нефтяной корпорации, контролирующей большую часть нефтедобычи, и объявил о пересмотре соглашения о концессиях. В результате западные компании могли бы претендовать не более чем на 20% добываемой нефти, в то время как ранее этот показатель достигал 52%. Это дало основания многим экспертам охарактеризовать операцию западной коалиции в Ливии не как «гуманитарную интервенцию», а как «нефтяную войну» [28].
Один из ведущих европейских специалистов в сфере геополитики, руководитель брюссельского Европейского центра стратегических исследований в области разведки и безопасности Клод Монике полагает, что именно геополитические и, в частности, нефтяные интересы определяют и стремление Франции и Великобритании выйти на первый план в операции в Ливии. Он видит цель обоих государств в том, чтобы «занять политические позиции в арабском мире в то время, когда этот мир вот уже три месяца кипит». «Я считаю, что это достойный политический интерес, который объясняет необходимость вмешательства, – замечает эксперт и продолжает: – Второй момент, объясняющий, почему эта операция оказалась в первую очередь франко-британской, заключается в том, что американцы по своим причинам не захотели выступить в первых рядах. Американское вторжение в Ирак, которое продолжается, оставило плохие воспоминания у арабов, и операция, в которой было бы заметно американское лидерство, могла создать гораздо больше проблем». По словам Клода Монике, «у Европы появилась редкая возможность проявить себя, остаться на международной сцене. И если есть регион, где Европа могла бы претендовать на серьезную роль, то это Северная Африка» [29].
В силу подобного переплетения гуманитарных мотивов и стратегических интересов западных держав военные действия во всех вышеперечисленных случаях практически сразу выходили за рамки правовых мандатов и гуманитарных целей и приобретали характер полномасштабной войны против суверенных государств. Именно это мы сегодня наблюдаем в Ливии. Как свидетельствует опыт Балкан, Афганистана и Ирака, это ведет не к торжеству гуманизма и демократии, а к анархии, расчленению страны, росту экстремизма и терроризма и установлению контроля Запада над стратегическими ресурсами. Не случайно один из ведущих современных специалистов в сфере геополитики, Р. Такур, находит аргументы инициаторов «гуманитарной интервенции» «аналогичными колониальной логике с ее «бременем белого человека» [30].
О том, что именно может ожидать Ливию в случае реализации сценария США и НАТО, можно судить по тем оценкам, которые дают в последнее время многие западные эксперты применительно к Косово. С характерными свидетельствами выступил (как раз накануне решения НАТО взять под свое военное крыло операцию в Ливии) депутат Европарламента Пино Арлаччи, ранее занимавший пост исполнительного директора Бюро ООН по контролю за наркотиками и предупреждению преступности. По его словам, международному сообществу пора признать, что «Косово стало самой большой нашей ошибкой за последние двенадцать лет». «Мы создали мафиозное государство, и мы заботимся только о том, чтобы эта истина не всплыла на поверхность», – считает депутат. Он уверен, что «европейские страны должны смотреть правде в глаза и начать принимать меры. Политическая ситуация в Косово, а также тот факт, что организованная преступность доминирует в Косово, представляют собой серьезную угрозу для безопасности не только европейских стран, но и стран региона, включая Албанию».
Ситуации в Косово и Ливии роднит еще один немаловажный момент. В обоих случаях налицо стремление США переложить ответственность за негативные последствия на европейцев. В Косово в последние годы наведением порядка занимается миссия Евросоюза – и, по свидетельству Пино Арлаччи, усилия ЕС уже увенчались «полным провалом», несмотря на выделение миссии 300 млн евро. «Они не имеют стратегии, не представляют, как работать. Они не приняли во внимание европейский опыт борьбы против организованной преступности», – отмечает итальянский эксперт [31].
В Ливии США изначально дали понять, что не намерены единолично руководить операцией, хотя политически будут контролировать ситуацию через натовские структуры. Подобная ситуация, с одной стороны, действительно открывает пространство для более активных действий европейских стран во главе с Великобританией и Францией. Стоит напомнить, что впервые о возможности и даже необходимости «гуманитарных интервенций» заявил еще в 1987 году нынешний министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер, являвшийся в те годы основателем и руководителем организации «Врачи без границ». В своей книге под красноречивым названием «Обязанность вмешаться» он подчеркивал, что «либеральные демократии» имеют не только право, но и моральную обязанность переступать через суверенитет других государств во имя защиты прав человека [32].
С другой стороны, сегодня есть все основания говорить об усилении соперничества между участниками «гуманитарной миссии» в Ливии, быстро переросшей в полномасштабную войну. Данное обстоятельство не ускользнуло от внимания представителей вооруженных отрядов, выступающих против правительства Муаммара Каддафи. По словам одного из них, Халеда Салеха, «было намного лучше, когда Америка и Франция действовали вместе», – то есть до того момента, когда контроль над операцией взяла на себя штаб-квартира НАТО [33].
Подобная ситуация позволяет ожидать не только затягивания всей операции в Ливии и перехода ее в вялотекущую стадию, но и обострения геополитических противоречий между отдельными государствами-участниками – в большей степени, чем это имело место на Балканах, в Афганистане или Ираке. А сохраняющийся проблемно-понятийный конфликт между принципом государственного суверенитета (как «столпом» системы ООН) и видоизменяющимися международными нормами, относящимися к правам человека и применению силы, дает основания прогнозировать все более активное использование «гуманитарных интервенций» в качестве инструмента геополитики и дальнейшее размывание соответствующих ограничительных международно-правовых механизмов [34].
Примечания:
[1] AFP 211532 GMT MAR 11
[2] Hehir A. Humanitarian Intervention After Kosovo: Iraq, Darfur and the Record of Global Civil Society. Basingstoke, 2008. P.1-4.
[3] http://www.un.org/en/documents/charter/index.shtml
[4] http://www.un.org/en/documents/udhr/
[5] The New York Times, 27.03.1999.
[6] Хомский Н. Новый военный гуманизм: Уроки Косова. М., 2002. С.130.
[7] Арешев А. Неприменение силы как принцип решения проблемы непризнанных государств // Аналитические записки. 2007. Март. С.49-50.
[8] Подробнее см.: Military and Paramilitary Activities in and Against Nicaragua (Nicar. v. U.S.), 1986 I.C.J. 4, 100.
[9] Unfinished Peace. Report of the International Commission on the Balkans. Washington, 1996. P.117.
[10] Ваисс М. Международные отношения после 1945 года. М., 2005. С.296.
[11] UNDP: Early Warning Report. 2007, March. P.16.
[12] Куряк Е. Косовский бумеранг // Косовская мина в Европе? М., 2006. С.10.
[13] Insights and Perceptions: Voices of the Balkans // Gallup Balkan Monitor, 2010. P.48.
[14] Wheeler N. Humanitarian Intervention after September 11, 2001 // Just Intervention. Washington, 2003. P.198.
[15] Hehir A. Humanitarian Intervention After Kosovo… P.57.
[16] www.whitehouse.gov/news/releases/2003/03/20030322.html
[17] The New York Times, 12.09.2002.
[18] The Observer, 16.02.2003.
[19] Wheeler N., Morris J. The Iraq War as a Humanitarian Intervention: The Cure is Worse than the Disease // The Iraq Crisis and World Order: Structural, Institutional and Normative Challenges. New York, 2006. P.454.
[20] Scheuer M. Through Our Enemies’ Eyes: Osama bin Laden, Radical Islam, and the Future of America. Washington, 2007. P.194.
[21] http://www.whitehouse.gov/the-press-office/2011/03/28/remarks-president-address-nation-libya
[22] REUTERS 0058 290311 GMT
[23] AFP 291722 GMT MAR 11
[24] http://daccess-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N11/268/39/PDF/N1126839.pdf?OpenElement
[25] http://www.un.org/apps/news/infocus/sgspeeches/statments_full.asp?statID=1129
[26] Nardin T. The Moral Basis of Humanitarian Intervention // Just Intervention. Washington, 2003. P.23.
[27] Hehir A. Humanitarian Intervention After Kosovo… P.3-4.
[28] Воробьева И. Война в Ливии: очередная нефтяная // Прямые инвестиции, 2011, №4. С.8-9.
[29] http://ru.euronews.net/2011/03/22/action-on-libya-a-complicated-mix-of-good-intentions/
[30] Thakur R. Intervention, Sovereignty and the Responsibility to Protect: Experiences from ICISS // Security Dialogue. 2002. Vol. 33. № 3. P.327-328.
[31] РИА НОВОСТИ 27.03.2011 23:03
[32] Kouchner B. Le Devoir d'Ingerence. Paris, 1987.
[33] AFP 060751 GMT APR 11
[34] Tharoor S., Daws S. Humanitarian Intervention: Getting Past the Reefs // World Policy Journal, 2001.
Читайте также на нашем портале:
«От Сухума до Цхинвала» Арбахан Магомедов, Руслан Никеров
«Нефть и новые игры на глобусе» Александр Крылов