Три волны бьют в борта человеческого ковчега в начале XXI века: новые экономические гиганты берут свою долю ископаемых Земли; радикальный ислам схватился с Западом (и не только в Ираке и Афганистане); Запад после пяти столетий всевластия стал ощущать свое ослабление.
Два радикальных объяснения
После геополитического землетрясения 1991 года широкое распространение получили два взгляда. Первый был изложен в 1989 году американским политологом Фрэнсисом Фукуямой в статье «Конец истории». Название статьи стало своего рода мантрой того удивительного времени. Последняя идеология исторического времени - идеология коммунизма - вышла на первый план. Падение коммунизма - крушение последней конкурирующей идеологии. Да и название статьи было предельно понятным: после краха коммунистической идеологии никто и никогда не посмеет противостоять либеральной демократии и капитализму. Распространение рыночной экономики даже в прежних коммунистических странах, вхождение этих стран (включая Россию) в Североатлантический союз, обещание нового мирового порядка на некоторое время придали вес этому оптимистическому видению.
Но ненадолго. Геноцид в Руанде в 1994-м, антиглобалистские выступления в Сиэтле и Генуе несколькими годами позже, этнические чистки на Балканах, события на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и сентябрьская трагедия 2001 года в США обрушили массовое благодушие победителей в холодной войне. Постепенно возобладал другой - более пессимистический - взгляд, изложенный Сэмюэлем Хантингтоном в его «Столкновении цивилизаций». Автор утверждал, что идеологическую конфронтацию двух социально-экономических систем периода холодной войны сменило противоборство, основанное на этнических, культурных и религиозных различиях. Этот взгляд явился своего рода самовоспроизводящимся предсказанием на фоне жестокостей этнических войн и нарастания антагонизма между Западом и исламским миром. Оба взгляда, объяснявшие мир после холодной войны, имели как достоинства, так и недостатки. Концепция Фукуямы страдала отходом от реализма, романтической верой в идейную законченность западного мировидения. Подвергнутая ревизии и подновленная, эта концепция стала учитывать различные формы сопротивления, провоцируемые монополией рынка и демократии. В итоге автор пришел к идее сильного государства - идее, которая заложила основу победившего в Америке неоконсервативного мышления с его безумным замыслом «демократизации большого Ближнего Востока» при его интеграции в мировую капиталистическую экономику.
В то же время теория Хантингтона стала реализовываться в реальной жизни. Даже папа Бенедикт XVI в своей речи в Регенсбурге в июле 2006 года употребил понятие «столкновение цивилизаций».
Точкой конвергенции между теориями Фукуямы и Хантингтона явилось не что иное, как глобализация, потому что именно она заменила собой систему биполярного идеологического соревнования. Неожиданно для многих глобализация послужила не оптимизации американской гегемонии, а переливу экономической и политической мощи в сторону двух прежних нищих мира сего, а отныне двух растущих титанов - Китая и Индии.
Два азиатских исполина
Напомним, что не так уж давно - всего около двух веков назад, то есть на заре индустриальной революции, на Китай приходилось около 30 процентов мировой экономики, на Индию - 15 процентов, в то время как на Европу - 23 процента, а на Соединенные Штаты - 2 процента. Однако к середине XIX века доля Китая и Индии упала до совместных 8,7 процента, в то время как на рвущиеся вперед США стало приходиться 27,3 процента, а на Европу - 26,3 процента.
Более чем полтора века Китай и Индия находились в состоянии исторической спячки, и в похожем же состоянии пребывали многие азиатские, африканские и латиноамериканские страны. Довольно неожиданный рывок Китая начался в 1978 году, а Индии - в 1991 году. На рубеже ХХ и XXI веков на линию подъема вступили Россия и Бразилия. По оценке инвестиционного банка «Голдман Сакс», названные четыре страны, чья доля в мировом ВНП составляла в 2006 году всего 30 процентов мирового производства (вдвое больше, чем в 1980 году), к 2050 году станут производить 60 процентов мирового ВНП. На них при этом будет приходиться 80 процентов мирового населения.
Быстрый рост новых глобальных и региональных держав с Китаем и Индией во главе явился результатом и прямым следствием глобализации. Расширение мировой торговли в сочетании с ее либерализацией и расширением потоков инвестиций, сознательной политикой открытых границ и массовой дешевой рабочей силой при обилии ликвидности в мировой экономике и долговременных периодах низких учетных ставок вызвали пробуждение двух великих азиатских гигантов, растущих по 10 процентов (Китай) и 6 процентов (Индия) в год на протяжении двадцати лет.
Азия заменила Америку в качестве воплощения угрозы, создаваемой либеральной глобализацией старым традиционным обществам Европы. Америка и Европа довольно быстро поняли, что глобализация означает массовое перераспределение экономической мощи и богатства на мировом уровне - в пользу государств, у которых больше численность населения и дешевле рабочая сила. Вместе с Китаем и Индией в этом ряду находятся Россия, Бразилия, богатые нефтью страны Персидского залива, в значительной мере Южная Африка.
Бразилия, Россия, Индия и Китай имеют общие природные черты. Прежде всего континентальный размер территории. Их совокупное население составляет 2,7 миллиарда человек. Потенциально внутренний рынок каждой из указанных четырех стран имеет колоссальные размеры - основу для долгого и стабильного внутреннего роста, привлекательного для внешних инвестиций. Примечательно и то, что эти страны имеют яркую историю, позволяющую в короткий период мобилизовать чувство национальной гордости, желание оказать воздействие на внешний мир. Без особого труда находятся политические лидеры, способные стимулировать эту национальную гордость. В случае с Китаем и Россией авторитаризм исходит из предшествующего коммунизма, в случае с Индией - из прошлого опыта империи.
Честь, население, размеры, амбиции
Китайское превращение в сверхдержаву можно сравнить с уникальным подъемом и превращением в мировую силу Европы, с японским рывком после революции Мэйдзи.
Призыв Дэн Сяопина в 1978 году к четырем модернизациям - в промышленности, науке, сельском хозяйстве и обороне - повернул огромный Китай к мировой экономике, позволил использовать его невероятно дешевую рабочую силу вместе с современной технологией. Вступление Китая во Всемирную торговую организацию в декабре 2001 года закрепило его вхождение в мировую экономику.
В 2003 году КНР стала первым в мире потребителем зарубежных прямых инвестиций и одновременно первым среди развитых стран накопителем денежных резервов.
В 2007 году Китай превратился, обойдя Германию, в третью экономику мира. При сохранении современных темпов Китай обойдет вторую экономику мира - Японию - к 2030 году. Обгон первой экономической державы мира - Соединенных Штатов, ослабленных колоссальными финансовыми дефицитами, - должен произойти на протяжении ближайших тридцати лет.
Авторитаризм политической системы Поднебесной не помешал китайскому руководству подчиниться правилам глобального капитализма. Наличие огромного и быстрорастущего национального рынка помогло Пекину стать мощной силой. Этому способствовало и то, что китайское население аккумулирует финансовые средства, равные половине ВНП Китая (более чем в пять раз больше суммы, откладываемой американцами). В конце 2006 года Китай владел триллионом долларов. Это обстоятельство позволяет Китаю осуществлять активную инвестиционную политику. Особенно внушительные инвестиции Китай сделал в места богатейших запасов природных ресурсов в Африке, Латинской Америке, Азии. В итоге в 2006 году Китай стал вторым по величине в мире инвестором в исследования и разработки (136 миллиардов долларов), обойдя Японию (130 миллиардов) и взятую по отдельности любую западноевропейскую страну. Впереди Китая - лишь Соединенные Штаты (330 миллиардов долларов на исследования и разработки). Но и здесь Китай намерен вырваться вперед к 2020 году.
Конкурентоспособность Китая повышает стоимость нефти и других ископаемых, что ведет к радикальному пересмотру фактора производительности труда во всем мире и китайскому торговому наступлению в масштабах всей планеты. В Китае более 100 миллионов пользователей Интернета, что делает китайский язык вторым после английского в Сети.
Вторая растущая экономика мира - Индия - уступает своему восточному соседу. После десятилетий развития с ориентацией на социалистические идеалы Индия в 1991 году, получив значительный заем от МВФ, двинулась вслед за Китаем. В последнее время ежегодный рост ее экономики превышает 6 процентов. Это позволило уменьшить размеры нищеты с 51 процента в 1977 году до 26 процентов в 2000 году. Рост экономики Индии зависит от экспорта и иностранных инвестиций, он обеспечивается огромным внутренним рынком. Как и Китай, Индия широко пользуется необычайной дешевизной своего рынка рабочей силы. Но между обеими странами есть и различие. В Индии существует гораздо более устойчивый средний класс, высококвалифицированная, говорящая по-английски национальная элита, неуклонно выдвигающая на ключевые позиции конкурентоспособные таланты. Здесь возникает самая большая концентрация элиты после Соединенных Штатов. Именно интеллигенция сумела осуществить интеграцию Индии со всемирной глобализацией.
Индийцы подписывают субконтракты с технологическими гигантами Запада - 40 процентов крупнейших компаний мира так или иначе связаны с Индией, с местной индустрией информации, фармацевтической промышленностью, автомобильной отраслью. Особенно внушительны сектора компьютерных услуг, финансового обслуживания, дающие половину индийского ВНП. Предполагается, что Индия превзойдет Китай по росту промышленности примерно в 2015 году из-за старения населения Китая и возможного замедления его развития. Но в любом случае Индия - самая густонаселенная страна мира и самая большая демократия - будет третьей индустриальной державой мира к 2050 году. На Китай и Индию, вместе взятые, приходится треть мирового населения и треть мировой рабочей силы. К 2050 году Китай и Индия совместно вдвое превзойдут ВНП Соединенных Штатов. Во время официального визита в Нью-Дели в ноябре 2006 года глава КНР Ху Дзинтао выступил за сближение двух величайших азиатских держав. Напомним, однако, что Китай и Индия остаются не только партнерами, но и жесткими конкурентами.
Россия сравнима по экономическим показателям с Индией и Бразилией. Футурологи полагают, что в 2050 году по основным параметрам экономического развития она будет примерно равна Бразилии, но тогда это станет соответствовать одной четвертой индийской экономики. Немалое значение для русских судеб будет иметь добыча нефти и газа, достигшая 6 процентов ВНП страны. Правительство взяло добычу этих ископаемых под свой контроль как стратегическое сырье.
Экономика Бразилии ныне примерно равна индийской. А к 2050 году страна обгонит Германию, Британию и Японию. Напомним, что после десятилетия рецессии и стагнации экономика Бразилии довольно неожиданно начала расти на 3-4 процента в год благодаря жесткому экономическому менеджменту, успешной борьбе с инфляцией, сокращению внешнего долга, росту экспорта. Бразилия стала «мировой фермой», передвинувшись в сельскохозяйственном экспорте с двенадцатого места на пятое. Она превратилась в одного из лидеров борьбы с европейским и американским протекционизмом. Видя сложности сотрудничества с этими странами, Бразилия обратилась к рынкам развивающихся государств, что и составило суть так называемой бразильской модели. Как страна, добывающая нефть, в отличие от националистически настроенных Венесуэлы и Боливии Бразилия активно участвует в глобализации.
Глобализация меняет лицо
Ужесточение отношений между арабо-мусульманским миром и Западом на фоне быстрого роста азиатских гигантов придает особое значение проблеме углеводородов. С сентября 2001 года энергия приобрела важнейшую стратегическую значимость. Но главное - изменилось само понятие глобализации: раньше она была полем для всех, теперь же стала островами для сильных. Это проявилось, в частности, в нападении США на Ирак, являющийся вторым в мире владельцем нефти. Вместо того чтобы сократить потребление горючего, Соединенные Штаты нашли политические поводы для развязывания агрессии против этой страны.
В результате переориентации глобализации то, что недавно виделось как общемировое поле торговли, оказалось делом нескольких стран - Соединенных Штатов, Китая, Европы, Индии, России, Японии - при постоянном росте цен на ископаемые. Как и в колониальную эру, допуск к энергетическим ресурсам стал фокусом сложной дипломатической стратегии великих держав. Китайские нефтяные компании инвестируют в массовом порядке повсюду, где это сулит добычу нефти. Это не ожидаемый благостный мир всепримиряющей глобализации, это битва не на жизнь, а на смерть.
В ХХ веке глобализация примиряла и давала шанс. В XXI веке в ней появился геополитический элемент как результат раскола мира на крупные сегменты и полюса. В либеральном политическом мышлении глобализация традиционно воспринималась как аполитичный феномен, индифферентный в отношении национальных границ, подчиняющийся только логике рынка, нейтральный в стратегическом смысле и ведущий к мирным международным отношениям. Два фактора изменили природу глобализации в XXI веке - возникновение радикального ислама и феноменальный рост азиатских стран. Эта перемена, это смешение реальностей создали новый мир.
Кризис атлантизма
О том, что Атлантика стала шире, особенно после нападения Америки на Ирак в 2003 году, говорят по обе стороны океана. Запад ощущает смещение центра силы на Восток, в Азию, дебаты о «конце Запада» стали едва ли не повсеместными. В отношениях Северной Америки и Западной Европы обнаружилось различие ценностей - своего рода «развод» после тесного союза периода холодной войны. Оба западных региона ощутили отход от руля мирового развития, окончание двустороннего американо-европейского главенства в мире после холодной войны. Ослабление Запада в ближайшие десятилетия явится результатом фундаментальных макроэкономических процессов. Население земного шара к 2050 году увеличится на 45 процентов и достигнет 9,3 миллиарда жителей. При этом население индустриальных стран вырастет только на 4 процента (причем в России, Германии, Японии и Италии население сократится). Население Африки, составлявшее 13 процентов мирового в 2000 году, увеличится до 20 процентов к 2050 году. Азия сохранит стабильные 60 процентов к середине XXI века.
В Европе (включая Россию) в 1950 году проживала четверть мирового населения. А в 2007 году - лишь 7 процентов жителей планеты. Латинская Америка с 9 процентами мирового населения обойдет Европу. Но речь не только о населении. Авторитетные прогнозы предсказывают к 2050 году рост китайского валового национального продукта до 44,5 триллиона долларов, Индии - до 28 триллионов, Соединенных Штатов - до 35 165 миллиардов долларов (менее чем одна десятая этой суммы будет приходиться на такие страны, как Франция).
Влияние Запада будет значительно меньше, чем раньше, - в политическом, экономическом и культурном смыслах. И напротив, миграционное давление стран Востока и Юга на Европу и Соединенные Штаты в экономическом и социальном аспектах будет постоянно увеличиваться. Завершение атлантической эры будет предшествовать возрастанию великих экономических сил Востока и Юга. Западу будут помогать многосторонние международные институты - ОЭСР, ГАТТ, МВФ, Мировой банк, G8, которые регулировали (под своей эгидой и часто - в собственных интересах) глобальную экономику второй половины ХХ века. Запад создал претендующую на универсальность ООН.
Парадоксально, но крушение советского блока и окончание холодной войны привели к нарастанию сложностей внутри западного лагеря. Исчезновение коммунистической угрозы и конец биполярной системы осложнили геополитическую ситуацию и ослабили звенья солидарности западных стран и их союза с Соединенными Штатами. Здесь лежит начало противоречий внутри НАТО. Атлантическая солидарность, лишившаяся смысла после развала Варшавского договора, начала ослабевать в 1990-е годы. Обнаружилось различие в отношении террористической угрозы, кульминацией чего явилась негативная оценка Европой нападения американских вооруженных сил на Ирак в марте 2003 года.
Вторым основанием атлантического порядка и основополагающим камнем восстановления Европейского континента после Второй мировой войны стал начатый Жаном Монне и Робером Шуманом процесс западноевропейского строительства. Но этот процесс требовал высокой степени экономического, политического и культурного единства европейских стран и относительно небольшого числа участников. После 1992 года бывшие так называемые страны народной демократии стали стучаться в двери ЕС, добавляя Евросоюзу новые внутренние противоречия. Подлинным крахом идеи единой Европы стало отвержение Конституции ЕС населением двух стран - основателей европейского строительства. Голосование во Франции и Голландии весной 2005 года обрушило европейскую федеральную структуру. Глубокий кризис проявился в том, что Париж и Гаага сказали «нет» строительству единого европейского государства. В Северной Атлантике произошел раскол, нанесший сильнейший удар по атлантическому единству. Объективные внутренние причины - удвоение размеров Евросоюза (без укрепления его внутренних институтов), потеря экономической эффективности, постепенное исчезновение поколения отцов-основателей.
Гегемон слабеет
Иракская авантюра оказала сокрушительное воздействие на мощь и престиж Соединенных Штатов, на свободу их действий в мире. Пренебрежение гражданскими правами, эксцессы в борьбе против терроризма, многостороннее фиаско в Ираке укрепили антиамериканизм как структурный компонент новой мировой геополитики.
Глобальный опрос 45 тысяч человек в 47 странах Центром исследований Пью в 2007 году показал падение престижа Америки даже в традиционно проамериканских странах. Так, обычно симпатизирующая Америке Турция считает современные США самой неуважаемой страной мира (лишь 9 процентов населения относятся к ним положительно). В Европе в 2006 году только 23 процента испанцев были расположены к американцам, а в 2005 году положительно относившихся было 43 процента. В Испании, где исламский терроризм проявил себя в полной мере, 76 процентов опрошенных выступили против войны с терроризмом, как ее понимают американцы. Не менее 10 процентов европейцев и японцев осудили Абу-Граиб и Гуантанамо. Американскую войну против терроризма не осудили только Индия и Россия, борющиеся с исламским фундаментализмом. Антиамериканизм на подъеме. В десяти из пятнадцати опрошенных в 2006 году стран большинство населения полагало, что мир становится все более опасным из-за американских действий. Таковым было мнение 60 процентов англичан, чьи войска воевали в Ираке вместе с американцами. Согласно опросу Луиса Харриса, опубликованному в газете «Файнэншл таймс» в июне 2006 года, 36 процентов жителей Британии, Германии, Франции, Италии и Испании видят в Соединенных Штатах главную угрозу мировой стабильности. Этот показатель больше, чем в Иране (30 процентов) и в Китае (18 процентов).
Европейцев страшат два обстоятельства. Во-первых, постоянно стимулируемая Америкой война Запада с мусульманским миром, расширившаяся от палестино-израильского конфликта до раскола Ирака и противостояния с Ираном. Во-вторых, смесь высокомерия, односторонности и уязвимости, которая характеризует Америку после 11 сентября 2001 года как глобальный дестабилизирующий фактор. Время, когда на США смотрели как на защитника, ушло в прошлое. Новый виток противостояния Запада и мира ислама ныне объясняется агрессивной политикой Америки.
Бросив 160 тысяч своих военнослужащих в Ирак и Афганистан, США растянули собственные коммуникации и резервы, призвали к коалиции желающих, что, безусловно, ослабило Вашингтон. Следует отметить, что символом главенства Запада над развивающимся миром полвека служили такие создания Бреттон-Вудса, как Международный валютный фонд и Мировой банк. Но растущая непопулярность этих западных учреждений, как и возросшая активность G20, выявили заметные противоречия. При этом успех китайской, российской и турецкой экономических моделей подорвали пресловутую уникальность Запада.
Мозговой центр смещается
Главная сила возникающих центров - квалифицированная рабочая сила, сыгравшая роль на первом этапе перемещения современных технологий с Запада на Восток. Посредством аутсорсинга, деиндустриализации и массивной потери рабочей силы в Соединенных Штатах и Европе, а также в таких развивающихся странах, как, например, Румыния, Запад дал Востоку фору. Подобный поворот обстоятельств позволил Китаю стать «фабрикой мира», Индии - преимущественным местом аутсорсинга компьютерных заданий, Южной Корее - глобальной фабрикой электронного оборудования. Но еще более важной является вторая фаза макроэкономического смещения центра развития с Запада на Восток, в сердцевине которой находимся мы. Благодаря значительным торговым накоплениям и массовым национальным сбережениям, составляющим более 45 процентов, Китай в течение нескольких лет начал финансировать огромный американский бюджетный дефицит. Потребности в сырье много лет поддерживали высокие цены на ископаемые ресурсы, что ослабляло США и ЕС, но обогащало Россию. Порожденная экономическим могуществом финансовая мощь позволила развивающимся странам бросить огромные ресурсы на создание передовых университетов и центров создания передовых технологий.
В 2004 году союз французских электронных фирм «Томсон» и китайских фирм ТСЛ взялся за производство современных телевизоров и персональных компьютеров «ИБМ-Леново», что стало символом вхождения нового мира в сферу самой передовой западной технологии. Подобным же образом индийская металлургическая фирма «Митталь» (второй в мире производитель стали) взяла под свой контроль крупнейшую европейскую фирму «Арселор», на которую зарилась российская «Северсталь». Передовая западная индустрия познакомилась с экономическими гигантами, среди которых российские «Газпром» и «Роснефть», китайские «Хуавэй» (телевизоры) и САИК (автомобили), индийские «Инфосис» (информационные технологии) и «Ранбакси» (фармацевтика), южнокорейская компания «Хьёндай» (электроника) и бразильская компания «Петробраз» (энергетика). Пока Запад сохраняет важные доминирующие позиции в критических сферах технологии, но новые незападные чемпионы производства явственно демонстрируют недовольство своей ролью субподрядчика в областях со значительным технологическим наполнением. Китайцы концентрируются на технологических инновациях - это диктуется отсутствием природных ресурсов при наличии огромного населения. Количество населения, учащегося в высших учебных заведениях, выросло в Китае за одно поколение с 1,4 до 20 процентов, что эквивалентно количеству европейских и американских студентов. Пекин инвестирует в развитие университетов многие миллиарды долларов, стремясь достичь уровня лучших американских образовательных центров.
Индия также стремится увеличить свой человеческий капитал. Здесь думают прежде всего об информационных технологиях и биотехнологии. Каждый год Индия выпускает 500 тысяч инженеров. Отличники награждаются, и уровень жизни в исследовательских центрах приближается к западному, что ускоряет процесс возвращения студентов из-за границы на родину. Происходит даже приток западных исследователей в азиатские центры. Старение Запада ведет к массовому аутсорсингу. Еще до 2010 года Китай станет центром исследовательских работ многонациональных компаний, где будут задействованы сотни миллиардов долларов. В будущем Чинда (Китай + Индия) будет мировым центром технологических инноваций.
Деамериканизация глобализации
В период после Второй мировой войны доля Америки в мировом экспорте доходила до четверти, а ныне опустилась до 9 процентов. Мы видим практическое банкротство таких гигантов, как «Дженерал моторз», ИБМ, «Кока-Кола», массовый перевод электронной индустрии в Азию, крах сверхзарегулированного финансового рынка Америки, эрозию американского культурного влияния, сжатие «мягкой мощи» США - появление конкурентов типа Боливуда в Индии, чья продукция (скажем, в Африке) популярнее американской.
Американская экономика все больше зависит от экономических возможностей остального мира (особенно Китая). Евросоюз - величайший торговый блок на Земле, имеющий собственную валюту и организованный рынок 490 миллионов покупателей, - фактически участвует вместе с Азией в набирающем силу вызове американской гегемонии. С начала 1990-х годов и до финансового кризиса 2008 года американская экономика развивалась вдвое быстрее европейской. Но в это же время «Майкрософт», «Волл-Март» и «Пфайзер» заменили ИБМ, «Дженерал моторз» и «Кока-Колу».
Америка - единственная развитая страна с растущим населением. Она насчитывало 281 миллион человек в 2000 году, 300 миллионов в 2006 году. К 2050 году эта цифра приблизится к 500 миллионам, и США станут третьей по численности населения страной на Земле после Индии и Китая. Средний возраст составляет здесь 34 года, и это - главный ресурс США на грядущие годы, в то время как в Европе наблюдается старение населения: средний возраст увеличился с 37,7 до 52,7 года.
Два решающих обстоятельства действуют сейчас в пользу Америки. Во-первых, английский язык. Во-вторых, статус Америки как мирового университета. Опираясь на эти обстоятельства, Соединенные Штаты еще могут рассчитывать на приток в страну талантливой молодежи. Комбинация этих ресурсов позволит Америке оставаться величайшей мировой державой - или как минимум главным соперником Китая в ХХI веке. Ситуация в Европе совершенно иная: ей будет гораздо труднее приспособиться к многополярному миру, которому самому придется приспосабливаться к китайско-американскому главенству. Геополитика XXI века
Как мы уже отмечали, идеология «конца истории», базирующаяся на монопольном характере рынка и демократии, воодушевила американское неоконсервативное мышление. Возникла обновленная вера в торговлю, глобализацию, технологию, мультилатерализм, глобальное правление сил мира и развития - как лучшее, что есть на Западе. Хантингтон ощущал триумф своих предсказаний: после исчезновения иллюзий по завершении холодной войны первое десятилетие XXI века оказалось отмеченным прежде всего противостоянием мира ислама и христианского Запада, историческим возрождением незападных великих держав.
Пунктом примирительного соединения идей Фукуямы и Хантингтона стала глобализация. Конфронтация между Востоком и Западом как организационный принцип мирового порядка после Второй мировой войны сменился глобализацией. Началось глобальное перераспределение экономической и политической мощи в пользу новых индустриальных гигантов, усилились антиамериканизм и радикальный ислам. В сфере геополитики глобализация привела к трем результатам. Во-первых, к экономической и культурной интеграции и гомогенизации - представлению о том, что мир становится все более «плоским». Во-вторых, к радикализации, основанной на этнической и национальной идентичности и направленной против гомогенизирующей доминирующей культуры и экономики - источников фрагментации и конфликтов. В-третьих, к реорганизации существующей экономической иерархии - тоже источника силовых конфликтов.
Эффект воздействия глобализации весьма сложен. Концепция многополярности не имеет нормативных стратегических ценностей и не может служить организующим принципом некой новой международной системы: многополярный мир - это, ко всему прочему, еще и синоним хаоса. Теоретики международных отношений не могут найти согласия в оценке многополярного, биполярного или однополярного мирового порядка с точки зрения преимуществ всеобщего мира, стабильности и процветания. Мы можем исходить только из того предположения, что многополярный мир принес нам две мировые войны, а биполярный мир и однополярный мир сумели избежать разрушительных конфликтов.
Геополитика начала XXI века - это результат конфликта двух сил. С одной стороны, усиления мировой фрагментации и национальных, территориальных, этнических, религиозных и культурных противоречий. С другой - дипломатических усилий по возвращению отклоняющихся стран в систему, к глобализационным усилиям, к благам демократии.
В условиях, когда Иран и Северная Корея рвутся к ядерному статусу, а Китай наметил для себя цель стать в середине века первой экономикой мира, дипломатия теряет прежнюю эффективность. В этой ситуации оптимисты рассчитывают на то, что традиционная политика вовлечения в мировое сообщество в отличие от политики изоляции приведет новых лидеров к ответственному поведению в отношении этого сообщества. Примерами могут служить принятие посткоммунистической России в Совет Европы в 1996 году, Китая - в ВТО в 2001 году, а также международные переговоры с Ираном и Северной Кореей относительно использования ими ядерной энергии. Политика вовлечения продолжает оставаться ключевым приемом западной дипломатии. Пессимисты указывают на несгибаемую китайскую и российскую политическую модель, на союз капитализма с посттоталитаризмом, на подъем радикального исламизма в арабском мире, на поражение американцев в Ираке, на крах американских планов создания нового Ближнего Востока. Но демократия не может быть сведена к выборам, а капитализм - к экономическому росту.
Возвращение империй
Несмотря на экономические связи, стала очевидной аккумуляция областей напряжения - аккумуляция, порожденная (как считают американцы) торговой и валютной политикой Пекина, его стремлением овладеть зонами влияния в областях добычи нефти и других полезных ископаемых, активизацией китайской политики в Африке и на Ближнем Востоке.
Схемы холодной войны не полностью ушли в прошлое. Москва беспокоится о своем влиянии в рамках прежнего СССР, в ближнем зарубежье.
Коммунистический Китай - морской противник Америки - так или иначе будет соперником Соединенных Штатов и Японии на Дальнем Востоке. Если не считать возвращения к некоторым латентным формам конфронтации между протагонистами холодной войны, геополитика начала XXI века мало напоминает период 1950-1989 годов. Мы стали свидетелями прихода многополярного мира с новыми экономическими и политическими центрами в Азии и Латинской Америке, не говоря уже о ЕС. Благоприятным представляется то обстоятельство, что большинство новых силовых центров не представляют собой угрозу международной безопасности и Западу. Такие государства, как Индия, с которой США подписали революционное соглашение о сотрудничестве в области ядерной энергии, а также Южная Корея, Бразилия, Мексика и Южная Африка благодаря демократическому характеру своих политических систем, истории и географическому местоположению принадлежат к указанной категории стран.
Усилия Бразилии, Индии и Южной Африки по созданию демократического и глобалистского «Южного полюса» на международной арене создали позитивную альтернативу агрессивному антиамериканскому национализму Уго Чавеса в Венесуэле. В то же время самоутверждение Ирана, России и - главное - Китая несет с собой стратегическое измерение, которое, видимо, и определит геополитику XXI века. Иран, Россия и Китай - в прошлом империи, обладающие яркой историей, ведомые вперед чувством исключительности своего статуса и мощными национальными амбициями. Население здесь поддерживает авторитарные тенденции, с уважением относится к прошлому и безразлично к западной демократической и либеральной культуре. Все три державы верны своему прошлому и уверены в благоприятном будущем. По инициативе Китая была создана Шанхайская организация сотрудничества, объединившая Китай, Россию и государства Центральной Азии. В июне 2006 года в эту организацию в качестве наблюдателя был принят Иран.
Запад (особенно США), пожалуй, более всего опасается роста Китая. Официальная сумма расходов на военные нужды Пекина составила в 2007 году 45 миллиардов долларов. Но по оценке американских синологов эта сумма была значительно больше - 140 миллиардов долларов, то есть третий показатель в мире после США и Российской Федерации. Вместе с тем Вашингтон нуждается в китайской помощи в борьбе против терроризма. Геополитика глобализации поставила Америку и Европу перед необходимостью ответа на три вопроса. Во-первых, как США должны относиться к геополитическому подъему Китая? Во-вторых, сможет ли Запад сохранить свое стратегическое превосходство? В-третьих, сможет ли Европа избежать своей маргинализации в мире, вращающемся вокруг американо-азиатской оси, в условиях эрозии своей интеграции и ослабления атлантической солидарности?
Cуд над Западом
Трудности развития Запада представляют собой парадоксальное завершение биполярного мира - завершение, проявившееся в эрозии атлантической солидарности, относительном упадке американского глобального влияния и деградации европейской интеграции. В 2002-2003 годах, характерных трансатлантическим кризисом из-за войны в Ираке, во всю мощь встал вопрос о будущем западной солидарности. Росло влияние тех, кто указывал на возможность расхождения исторических путей Европы и Соединенных Штатов, в том числе по политическим и культурным вопросам, перехода атлантических разногласий в подлинный атлантический развод. Поражение американцев в Ираке, с одной стороны, и крах попыток создания единого европейского государства - с другой неизбежно ослабили атлантическую солидарность. В новый век два североатлантических региона вступили, напевая различные мелодии. Исчезновение коммунистической угрозы поставило под вопрос будущее Североатлантического альянса. Пошел процесс расторжения некогда единой зоны, из которой выделились два центра. Франция Жака Ширака и Германия Герхарда Шредера энергично углубляли трансатлантический раскол. Началась своеобразная франко-германо-российская кампания против лидера Запада - США.
Администрация Буша допустила несколько серьезных ошибок. Глобальная война против террора стала основным мотивом американской внешней политики. А это - слишком зауженное определение стратегии для глобально мыслящего Вашингтона, имеющего обширные интересы в современном мире. И одновременно слишком абстрактное, чтобы быть оперативно эффективным, игнорирующее причины и политические мотивы явлений, склонное к упрощенному военному подходу, не имеющему шансов истребить корни явлений. Бросившись на Ирак, Вашингтон выбрал не того противника, израсходовал небезграничные ресурсы, необходимые для войны в Афганистане и в других местах, создал из Ирака еще один failed state, легко используемый «Аль-Каидой». Односторонность действий, недоказанность существования в Багдаде оружия массового поражения сделали Соединенные Штаты едва ли не изгоем в международном сообществе.
Моральный престиж Америки оказался подорванным еще и нарушением гражданских прав в Гуантанамо и Абу-Граибе. Над глобальной сверхдержавой поднялась туча ненависти. Погибли более 4 тысяч американских военнослужащих и десятки тысяч иракцев. Война в Ираке отодвинула на второй план политику США в Афганистане и Пакистане, ядерные угрозы Ирана и Северной Кореи, израильско-палестинскую проблему, подъем Китая и России.
Европа жаждала многополярного мира как некоторого повторения «европейского концерта» великих держав. Будет ли Европа счастлива, когда крупнейшая демократическая держава Запада (США) - гарант стабильности на планете - окажется блокированной азиатскими гигантами? Из-за экономических, демографических и военных причин европейский полюс пострадает, видимо, более других при глобальном перераспределении силы. И ослабление его главного союзника - Америки - также пойдет Западной Европе не на пользу. Значительные силы в Европе перестают видеть благо в ослаблении США. Наступают время определенного сближения атлантических союзников и одновременный переход Америки к позициям многосторонности. Вскоре после начала своего второго президентского срока Буш приехал в Брюссель. Американские неоконсерваторы вовсе не прятали презрения к Европе и убежденности в том, что Североатлантический альянс уже выполнил свою миссию. Они намеревались заменить НАТО коалициями ad hoc - союзами в каждом конкретном случае (coalitions of willing).
Таким образом, проблема значения Североатлантического альянса для Запада была поставлена под вопрос на самом высоком уровне. В Европе усилилось внимание к Евросоюзу с полнокровными политическими и военными функциями. Более того, обсуждались схемы европейской роли России, возможность включения Москвы в брюссельское объединение - вне зависимости от согласия или несогласия Вашингтона.
В американском общественном мнении стала расти обеспокоенность неудачами в Ираке, ростом антиамериканизма в мире, изоляцией Соединенных Штатов, их уязвимостью в отношении терроризма, отчуждением европейцев. И все это дополнялось подъемом недемократических стран и ослаблением западного блока. Терроризм стал плохой заменой цементу холодной войны, скреплявшему Запад полстолетия.
Взаимоотчуждение несколько ослабло с приходом Ангелы Меркель на пост канцлера Германии и избранием Николя Саркози президентом Франции. Но обозначившаяся тенденция уже окрепла. Со времен Джона Кеннеди никто не говорит о едином Атлантическом государстве. А теперь под сомнение поставлена и идея союза Северной Атлантики. И все же фактом является проявивший себя двусторонний кризис американского лидерства и европейской интеграции, полностью преодолеть который Западу если и удастся, то не слишком скоро. Атлантическое партнерство имеет смысл только в том случае, если, с одной стороны, Америка восстановит свою мощь и способность к действиям на глобальной арене, а с другой - Евросоюз снова станет активным игроком в международных делах. Без выполнения этих условий не будут созданы предпосылки восстановления того Запада, который играл свою мировую роль пять столетий.
Кто бросит вызов?
Главные американские аналитики - от Генри Киссинджера до Джозефа Ная - уверены, что историческая судьба подарила Соединенным Штатам еще несколько десятилетий главенства. Только Китай - один или в союзе с Россией или Ираном - может бросить весомый вызов. Америка в условиях нынешнего экономического кризиса уже готовится к худшему, о чем говорят колоссальный бюджет Пентагона и глобальная система ПРО. Американцы рассчитывают на динамизм своей формы капитализма, на США как мировой университет, на приток талантливой иммиграции. Главная задача Америки сегодня - справиться с упадком национального руководства, с ослаблением американского культурного влияния на мировой арене, с сокращением поля стратегического и дипломатического маневра, приглушить волны антиамериканизма, возвратить утраченную ауру в Европе, в Латинской Америке, на Ближнем Востоке. Чтобы восстановить статус уважаемой сверхдержавы в новом многополярном мире, Америка должна заново осмыслить свою внешнюю политику на глобальном уровне. Если холодная война сделала Вашингтон безусловным лидером, то исчезновение угрозы оказалось менее благоприятным для Вашингтона. Высокомерие и односторонность ослабили престиж гегемона - от ненависти арабско-мусульманского мира до яростной защиты своих ценностей и коллективных культурных особенностей в Европе, Латинской Америке и значительной части Азии.
Изоляционизм 1920-х годов - уже не выбор. Сейчас американский выбор располагается между доминированием и лидерством. И будущее не обещает быть легким. Если оно обещает лидерство, то не может быть никаких новых афганистанов и ираков. По крайней мере об этом говорят результаты президентских выборов 2008 года.
Символом новой трансформации стало усиление идеологии суверенитета и национализма во многих странах, в частности европейских. И старые, и новые державы в начале этого столетия самым твердым образом привержены своей культуре и суверенитету. Поддадутся ли они новым силовым центрам мира?
В этом смысле вероятным сценарием может стать мир без полюсов. Это мир, который в условиях перегруппировки глобальных сил может создать некоторый их баланс и привести к отсутствию тех, кто в большей мере ответствен за мировые дела. Такой ситуации еще не было. Даже в довестфальский период были центры силы - например, Оттоманская империя, Ватикан, Испания. Но сегодня замещение еще могущественного Запада Азией с ее возрастающим могуществом может создать несколько сценариев, которые мы описали, включая на короткий период и мир без полюсов.
Читайте также на нашем сайте: