Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Иммиграция в Россию из постсоветских республик. Часть первая

Версия для печати

Специально для сайта «Перспективы»

Марат Пальников

Иммиграция в Россию из постсоветских республик. Часть первая


Пальников Марат Степанович – ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН, кандидат экономических наук.


Иммиграция в Россию из постсоветских республик. Часть первая

По некоторым прогнозам, состав российского населения к 2050 г. изменится настолько радикально, что русские окажутся в меньшинстве. Под наплывом мигрантов РФ уже стала более многонациональной, чем в советскую эпоху. За два десятилетия на ее территории практически полностью воспроизведен полинациональный состав СССР, возникли новые диаспоры. По ряду причин она продолжает притягивать население бывших союзных республик. Миграционные потоки оттуда отличаются не только разной динамикой, но и уникальной спецификой, принципиально важной с точки зрения будущего. Потенциал «русского потока» Россия использовать не захотела, и он почти иссяк. Соотечественников теперь заместили мигранты титульных национальностей – сначала из Закавказья, затем из Средней Азии...

Начиная с 90-х годов прошлого века, Российская Федерация устойчиво входит в число стран с высокими показателями внешней миграции. По ряду причин она продолжает оставаться привлекательной для населения бывших союзных республик: именно оттуда в Россию направляются основные потоки иммигрантов. Для русских и русскоязычных она остается исторической родиной, куда они стремятся вернуться, особенно под влиянием неблагоприятных обстоятельств. Что касается представителей титульных национальностей то, в числе причин, побуждающих их покидать свои страны, могут быть низкая, не соответствующая прожиточному минимуму, оплата труда, не позволяющая содержать семью; высокие уровни безработицы, не говоря уже о полном отсутствии работы, особенно в небольших населенных пунктах; аграрное перенаселение и бедность в сельских местностях; проблемы с жильем; разрушение систем социального обеспечения и отсутствие хотя бы намеков на социальное государство; знание русского языка и расчет на возможность оказаться в России в кругу своих соотечественников; известная близость менталитетов как наследие советской эпохи, кажущаяся гарантией того, что «все будет хорошо».
Как отдельные потоки, так и общий поток мигрантов из постсоветского зарубежья на разных этапах отличали уникальные особенности. Эту специфику нельзя не учитывать с точки зрения влияния иммиграции на национальный и профессиональный состав населения РФ; социальное, нравственное и психологическое состояние российского социума, уровень его внутренней конфликтности; в целом на устойчивость российского государства и его способность к развитию, которые зависят в том числе от условий интеграции, предлагаемых иммигрантам российским обществом и государством; наконец, на способность российского общества хотя бы к простому самовоспроизводству.

Основные характеристики миграционных потоков
В самых общих чертах возникшим в условиях распада союзного государства миграционным потокам были присущи следующие особенности.
1. С точки зрения национального состава, в первые годы в отдельных потоках и, соответственно, в общем потоке иммигрантов стремительно нарастало количество русских и русскоязычных жителей стран ближнего зарубежья. Согласно экспертным оценкам, потенциал русскоязычной миграции на конец декабря 1991 года мог составлять 25 млн. этнических русских и 4 млн. человек, относившихся к другим коренным народам Российской Федерации. И немалая часть этого потенциала пришла в движение: по данным международных организаций, в 1991-2001 гг. в Россию прибыло 11 млн. мигрантов [1].
Согласно расчетам чл.-корреспондента РАН А. Дмитриева, общий поток беженцев и вынужденных переселенцев в 1989-1995 гг. на 75% состоял из этнических русских. Динамика данного показателя выглядела следующим образом: доля русских в миграционном сальдо, составлявшая в 1989 г. 1/3, к 1993 г. повысилась до 3/4 и снизилась до 2/3 в середине 90-х годов. После пика 1994 г. (1 млн. 191 тыс. человек по официальным данным) общая численность иммигрантов сокращается, и главной причиной этого явления следует признать именно резкое сокращение русской иммиграции. Теперь русских и русскоязычных в общем потоке мигрантов все больше замещают мигранты титульных национальностей – сначала из Закавказья, затем (по мере исчерпания миграционного потенциала данного региона) из Центральной Азии. Доля русских и русскоязычных в структуре общего сальдо миграций в ряде республик становится меньше, чем у титульного населения [2]. В конечном счете на первые роли выходят мигранты из стран Азии, и к середине первого десятилетия XXI века становится возможным говорить о них как об основном потоке.
Появляются прогнозы, согласно которым к 2050 г. состав населения Российской Федерации изменится настолько радикально (правда, при самом активном участии также китайцев), что русские вообще будут составлять меньшинство [3]. Важно поэтому понять глубинные причины случившегося сокращения «русского потока». Его превращение, в конечном счете, в достаточно скромный «ручеек» не могло не сказаться на и без того сложной демографической ситуации России. За рассматриваемый период на территории РФ был не только практически полностью воспроизведен полинациональный состав бывшего Советского Союза, но и произошло его дальнейшее расширение за счет выходцев из многочисленных стран дальнего зарубежья. Российская Федерация, в итоге, стала более многонациональной, чем она была в советскую эпоху.
2. Что касается профессионально-квалификационного состава мигрантов, и прежде всего соотношения работников высококвалифицированного и квалифицированного труда, с одной стороны, и низкоквалифицированного либо неквалифицированного – с другой, то в России сохраняется модель, прямо противоположная той, что уже достаточно давно действует в развитых странах Запада. Как известно, в соответствии с этой моделью, по четко определяемым квотам на постоянное жительство принимаются лица с хорошим образованием и квалификацией, а также близким менталитетом. Квоты для лиц физического труда предполагают в основном их временное пребывание и последующее возвращение на родину. Напротив, в России люди высококвалифицированного труда, составлявшие основу первой волны иммиграции, оказались в основном невостребованными [4].
Уже отмечалось, что в позднесоветский период в союзных республиках было сосредоточено около трех десятков миллионов человек, для которых Россия являлась исторической родиной. Профессорско-преподавательский состав высших учебных заведений, другая научно-техническая и творческая интеллигенция, рабочие и специалисты высокой квалификации, в свое время по разнарядке направлявшиеся в союзные республики для развития их экономики, образования и культуры, работники разных профессий, переселявшиеся туда в качестве обычных трудовых мигрантов, – именно они вместе с их семьями образовали первые миграционные потоки, возникшие уже в годы горбачевской перестройки под влиянием усилившихся этнократических настроений местных элит и проявлений национализма. По своей сути это были обычные потоки репатриантов, решивших вернуться на родину, по крайней мере, до тех пор, пока чрезвычайные обстоятельства (подобные событиям конца 1980-х – начала 1990-х гг. в Баку и Сумгаите) и откровенная политика выдавливания русских и русскоязычных сограждан после распада СССР не стали превращать их в беженцев и вынужденных переселенцев. Россия в данной ситуации служила для них естественным центром притяжения.
Примерно с середины 90-х годов влияние основных факторов выталкивания начинает ослабевать, вновь превращая русских и русскоязычных беженцев и вынужденных переселенцев в обычных репатриантов. Руководство большинства новых государств, в первую очередь Казахстана, к этому времени осознало, что значило бы для экономик их стран полностью лишиться российских специалистов. Принимаются меры к тому, чтобы приостановить их массовый отток. Желающим остаться предлагаются приемлемые условия занятости, пресекаются попытки лишить их жилья, русофобские выходки и настроения. Более того, предпринимаются меры по возвращению хотя бы части уехавших.
Но к тому времени поток русских и русскоязычных иммигрантов в Россию начинает сокращаться и по другим причинам. Важной, если не главной из них становится демонстративная невостребованность потенциала иммигрантов-соотечественников на их исторической родине.
Некоторые эксперты (Графова, 2004; Григорьев, Осинников, 2009) склонны считать, что упоминавшаяся выше оценка численности прибывших в РФ до 2002 г. мигрантов в 11 млн. человек включает в себя только русских и русскоязычных беженцев и вынужденных переселенцев. Но даже если принять, что в общем потоке их было не более 75%, все равно получается весьма внушительная цифра. Своевременная легализация этих примерно 8 млн. бывших советских граждан, главным образом этнических русских, могла бы помочь решить на долгие годы вперед если не все, то многие демографические проблемы России. Этого, однако, не произошло: переселенцы во многих случаях столкнулись с откровенным неприятием, в первую очередь, со стороны федеральных властей. По образному выражению Л. Графовой, бессменного председателя Форума переселенческих организаций, «энтузиазм первой волны миграции, когда ехали самые энергичные, одержимые любовью к России, был фактически… посыпан дустом» [5].
Даже учитывая конкретную обстановку тех лет, принявшую в экономике характер разрухи (массовая остановка производств, невыплаты заработной платы, высокая безработица, отсутствие новых рабочих мест), трудно предположить, что дела в целом были настолько плохи, что страна была абсолютно не в состоянии принять своих соотечественников. Против такого объяснения свидетельствуют пусть немногочисленные, но реальные примеры успешного приема иммигрантов. Следовательно, причина заключалась в другом. На взгляд ряда экспертов, – в том, что новоявленная российская элита просто побоялась получить в городах (поскольку большинство вернувшихся составляли горожане, в основном жители столиц бывших союзных республик) дополнительный протестный (еще и с советской закалкой) электорат и тем самым подвергнуть себя риску утраты власти. Одновременно её пугал сам факт приезда нескольких миллионов высокообразованных людей, которым было бы сложно объяснить, почему для того, чтобы построить нечто новое, нужно было обязательно разрушить старое – зачем понадобилась именно «шоковая терапия» по Милтону Фридману вместо модернизации с использованием мобилизационных возможностей государства по проверенным рецептам Дж. Мейнарда Кейнса.
Помимо соображений политического и доктринального характера, имели место и узкокорыстные интересы. Чтобы принять и благоустроить переселенцев, пришлось бы сделать громадные инвестиции в строительство дешевого жилья, обеспечить приезжих элементарной «социалкой», всех трудоустроить и т.д. И все это - вместо наметившегося бума строительства элитного жилья, обещавшего стать «золотой жилой», особенно для столичного строительного комплекса, и отчасти «локомотивом роста» для российской экономики.
Конечно, кто-то из переселенцев должен был найти и находил свое место и в этом строительном буме, но в целом их использование в качестве низкоквалифицированной рабочей силы исключалось, – оно все равно обошлось бы намного дороже привлечения практически даровой рабочей силы гастарбайтеров из стран СНГ. И это стремление к максимизации прибыли возобладало над остальным.
Все эти опасения и реальные интересы были закамуфлированы под идею «диаспорального присутствия», якобы необходимого для сохранения в странах СНГ и Балтии российского влияния. Когда же, вопреки этому, в России появились миллионы лишенных крова соотечественников, то чтобы избежать политических осложнений, не портить «чистоту» либерального эксперимента и минимизировать расходы, было сделано все возможное, в том числе на законодательном уровне, чтобы рассеять этих энтузиастов по просторам России, направить их в сельскую глубинку, а тем самым вынудить многих из них повернуть назад.
Поддавшись на уговоры, в надежде, что это ускорит получение российского гражданства, позволит обрести крышу над головой, часть из репатриантов действительно поехала на село, что для представителей сугубо городских профессий оказалось губительным. Как констатировала Л. Графова, «никто не знает, сколько из них «интегрировалось» там в нищету, в повальное пьянство. И никто не считал, сколько накинули петлю на шею». Л. Графова оказалась одной из немногих, кто нашел в себе мужество назвать случившееся преступлением [6].
В итоге, к 2002 году – своего рода кульминации этого процесса - лишь 1300-1600 тыс. переселенцев сумели получить официальный статус вынужденного переселенца или беженца, суливший мизерные льготы, и только 500 тыс. из них эти льготы были реально предоставлены. О судьбе большей части переселенцев можно судить по выводам, к которым пришли эксперты Международной организации по миграции (МОМ) на основе исследования эффекта принятых в 2002 году законов «О гражданстве Российской Федерации» и «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации».
Согласно оценкам МОМ, около 5 млн. вынужденных переселенцев и беженцев были тогда фактически признаны нелегально находящимися в стране иностранцами. Эти «нелегалы» делились на следующие группы: 65% составили лица, по сути дела смирившиеся со статусом временного трудового мигранта и готовые вернуться в страны исхода; 7% намеревались использовать Россию в качестве транзитного коридора и уехать на Запад; и только 28% все еще готовы были остаться в России навсегда, надеясь в конце концов получить гражданство [7].
Масштабы понесенных в итоге потерь человеческого капитала и прямого ущерба для российской экономики, цена фактического отказа от привлечения соотечественников для восполнения потерь от естественной убыли населения и «утечки умов», не говоря уже о чисто человеческих трагедиях, до сих пор остаются неисследованными. Нельзя упускать из вида и другие аспекты. Хотя протесты переселенческих и правозащитных организаций, в особенности, против закона «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации», и возымели свое действие – после личного вмешательства второго президента РФ В.Путина процедура предоставления вида на жительство была существенно упрощена, а сроки получения гражданства сокращены, очевидно, что по намерениям русских, оказавшихся за границей в результате ликвидации СССР, переселиться в Россию был нанесен тяжелый удар.
Теперь те, кто в принципе хотел бы этого, стали намного осторожнее: они внимательно следят за происходящим в стране, за российским законодательством и тщательно взвешивают выгоды от переезда: то, как их встретят власти и местное население, с какими проблемами придется столкнуться и кто и как будет их решать [8]. Отныне переезд совершается только после предварительного выяснения перспектив занятости через знакомых или осевших в России соотечественников [9]. Более того, часть потенциальных переселенцев отныне предпочитает вообще не «заезжать в Россию», а напрямую следует на Запад. По оценкам Ж. Зайончковской, в описываемые годы из стран СНГ в дальнее зарубежье уехало не менее одного миллиона этнических русских [10]. Известно также, что уже длительное время «неграждане» стран Балтии в своем большинстве выезду в России предпочитают переезд в Ирландию, Канаду, Австралию и другие страны, находя там для себя новое пристанище [11].
Можно предположить, что из примерно 8 млн. переселенцев-соотечественников, о которых идет речь, в России сумело закрепиться не более половины, причем наибольшее их число могло получить российское гражданство только во время крупнейшей акции по легализации нелегалов в 2007 году, много лет спустя после начала массовой иммиграции. Тогда процедуру легализации прошло сразу около 4 млн. трудовых мигрантов. Но не следует забывать, что под эту фактическую амнистию теперь подпадали также настоящие нелегальные мигранты из стран СНГ, Восточной и Юго-Восточной Азии. Поэтому до тех пор, пока не станут доступны достоверные статистические данные о национальной принадлежности легализованных мигрантов, остается лишь надеяться на то, что в большинстве своем это были наши соотечественники.
С другой стороны, подобный хэппи энд едва ли можно признать по-настоящему счастливым, так как он не принес России той пользы, которую мог бы принести. Годы неприкаянных скитаний по российским просторам – о чем той же Л. Графовой написаны сотни статей – не прошли даром. Они неизбежно сопровождались утратой интеллектуального и трудового потенциала, постарением их конкретных носителей. Не имея крыши над головой, эти люди не могли реализовать также свой демографический, воспроизводственный потенциал. В результате не произошло существенного восполнения потерь человеческого капитала, связанных с массовой «утечкой умов», не была остановлена общая деградация образовательного уровня коренного населения России, явно возобладала тенденция к замещению более образованного населения менее образованным, более квалифицированных кадров – менее квалифицированными.
3. Этот вывод подтверждается, если рассмотреть социокультурный срез иммиграции из ближнего зарубежья, отличавшейся в этом отношении необычайным разнообразием. Бок о бок в миграционных потоках находились:
– русские (и русскоязычные) «белые» и «синие» воротнички», покидавшие страны СНГ и Балтии в силу сложившихся обстоятельств, но не только они: через некоторое время к ним стали присоединяться тех же цветов «воротнички» из числа местных бюджетников, терявших свои рабочие места;
– представители оппозиционных группировок, в основном из местных интеллигентских кругов или родовых кланов, проигравших в борьбе за власть и вынужденных поэтому эмигрировать, чтобы спасти собственные жизни; но могли быть и те, кто изгонялся по подозрению в чрезмерных симпатиях к русским;
– часть местной творческой интеллигенции, для которых русская культура и образ жизни стали неотъемлемой частью их собственного бытия, чем-то, с чем они не могли расстаться;
– «дети разных народов», мечтавшие, как это случилось в Грузии, уехать оттуда, чтобы избавиться от гнета местной жесткой этнократической структуры, исключавшей для лиц негрузинской национальности возможность карьерного роста. Когда произошел распад союзного государства, масса негрузин с пожизненно закрепленными за ними ролевыми функциями постаралась покинуть этот край (а когда в городах республики стало некому работать, и государственная казна стала пустеть, вслед за беглецами ринулись и грузины);
– представители быстро прогрессировавшего с началом перестройки нового кооперативного движения, заложившего основы открытой частнопредпринимательской деятельности, надеявшиеся развить свой успех в России; в качестве примера можно сослаться на азербайджанцев, многие из которых ранее были инженерами-нефтяниками, решивших взяться за цветочный бизнес и в короткие сроки монополизировавших торговлю цветами в Москве и других российских городах;
– дельцы из теневых структур, существовавших, особенно в республиках Закавказья, еще в советское время (для будущих владельцев рынков и подпольных предприятий переезд в Россию под видом беженцев или вынужденных переселенцев был весьма удобной формой прикрытия организации здесь нового теневого бизнеса);
– лица, рассчитывавшие реализовать себя в традиционной для Востока роли коммерческих посредников. Специфика этого занятия, помимо прочего, заключается в стремлении выстроить как можно более длинные посреднические цепочки, чтобы «трудоустроить» в них других членов клана, рода или семьи. Заменяя собой исчезавшую потребительскую кооперацию, эти посредники получали возможность паразитировать на социально значимой функции снабжения населения продовольствием, по заниженным ценам скупаемого ими у российского крестьянства, а затем реализуемого по монопольно высоким ценам. Другой разновидностью посредников стали те, кто рассчитывал заработать на своих же соотечественниках-иммигрантах, пользуясь их незнанием российских реалий и неадаптированностью к новой среде, подчас выступая практически в роли работорговцев. «Они, эти паразиты, – отмечает известный специалист по Востоку и исламу Г. Джемаль, – берут последние гроши у неосведомленных растерянных мигрантов за услуги, которых не существует в природе. Они селят их в отстойниках, напоминающих лагеря перемещенных лиц в послевоенной Европе. Они сдают их в аренду, как бесправную обслугу на контролируемых ими рынках» [12];
– авантюристы всех мастей наряду с представителями этнической организованной преступности. Проникновение последней на территорию РФ облегчалось не только либеральным визовым режимом или же прозрачностью границ, но и тем обстоятельством, что на севере России еще в советские времена был сосредоточено большинство пенитенциарных учреждений. Их обитатели из бывших союзных республик, а ныне независимых государств, далеко не всегда стремились вернуться на родину, предпочитая остаться в России, создавая здесь новые банды, в том числе с участием мигрантов-соотечественников. Их укоренению способствовала ожесточенная борьба внутри российского криминального мира за сферы влияния, раздел и передел собственности, в ходе которой многие из участников «разборок» либо погибли, либо бежали за рубеж. Освобождавшееся ими «жизненное пространство» активно заполнялось этническими ОПГ. В настоящее время, по официальным данным, их численность составляет более 2 тыс. группировок [13]. Из 1200 обитающих на территории РФ на сегодняшний день «воров в законе», главарей преступного мира свыше 60%, по оценкам МВД РФ, составляют грузины. По оценкам же МВД Грузии их удельный вес значительно выше и достигает 90% [14];
– основная масса едущих в Россию на заработки собственно трудовых мигрантов, так называемых гастарбайтеров, численно возобладавших в общем потоке начиная со второй половины 1990-х гг. Структура этого потока, первоначально состоявшего из горожан, нередко с высоким уровнем образования, постепенно менялась в пользу выходцев из сельских местностей. В последние годы все больше оправдывается вывод о том, что с течением времени в Россию станут приезжать все менее грамотные, все хуже знающие русский язык и российские традиции иммигранты [15].
Важнейшая общая особенность трудовых миграций из стран СНГ состоит в том, что большинство приезжих так или иначе, но становятся нелегалами. С одной стороны, появление незаконных мигрантов можно объяснить возможностью проникнуть в Россию, пользуясь прозрачностью границ. По некоторым оценкам этим шансом регулярно пользуется до 1/3 нелегально находящихся в России мигрантов [16]. Но, с другой стороны, еще чаще нелегалами становятся после законного пересечения границы. Экспертные оценки итогового соотношения легальных и нелегальных иммигрантов нередко заметно отличаются друг от друга, но все они подтверждают преобладание, по крайней мере, до середины 2000-х годов, нелегальной иммиграции над легальной. Если Вам наскучил обычный секс, то проститутки в Томске могут подарить Вам интересную встречу и задействовать самые разные интим игрушки.
А значит, возникли объективные причины, сделавшие нелегальную иммиграцию либо более выгодной по сравнению с легальной, либо вынужденной или даже принудительной. Более подробно эти причины будут рассмотрены во второй части статьи. Здесь же отметим, что официальная статистика, фиксируя только легальную часть общего миграционного потока, в итоге непроизвольно искажает истинное положение дел: 2000-е годы в особенности подтвердили, что легальная иммиграция может снижаться не под влиянием конъюнктурных изменений в спросе на рабочую силу или же по каким-то иным, в частности, политическим, причинам, но и потому, что иммигранты предпочитают нелегальную форму пребывания в России.
В итоге формально иммиграция сокращалась, тогда как в действительности могла расти. Эта особенность формирования миграционного потока - еще одна весьма существенная отличительная характеристика иммиграции в Россию.
4. В числе других индикаторов, по которым судят о значимости миграции и её влиянии на принимающее общество, обычно фигурируют половозрастной и этноконфессиональный состав. Коснемся этих показателей в самых общих чертах. Начиная с 2001-2002 гг. в русской и русскоязычной части потока иммигрантов из постсоветских государств при её общем ощутимом сокращении снижался удельный вес молодежи и, напротив, повышалась доля старших возрастов. В иноязычной части потока наблюдался противоположный процесс роста удельного веса молодежи. Что касается этноконфессионального состава, то последний менялся в пользу мусульман, причем настолько, что это изменение дало повод говорить об исламизации России [17].

Продолжение следует

Примечания
[1] Юдина Т. Миграция, словарь основных терминов: Учеб. пособие. – М., 2007. – С. 29.
[2] Дмитриев А., Слепцов Н. Конфликты миграции. – М., 2004. – С. 35.
[3] Мандрик И. Орда возвращается // РБК – журнал. – М., 2006. – № 5. – С. 22-24.
[4] Соколов Е. Чужие мигранты или свои младенцы? (Запись беседы+) // Моск. комсомолец. – М., 2008. – № 190. – 29 авг. – С. 4.
[5] Графова Л. Как переселенцы пытались спасти Россию от демографической катастрофы // Отечественные записки. – М., 2004. – № 4. – С. 162.
[6] Там же. С.165.
[7] Там же. С. 170.
[8] Юдина Т. Госпрограмма переселения соотечественников как компонента демографического развития России: некоторые результаты и перспективы / Демографические перспективы России. Материалы междунар. научн.-практич. конф. «Демографич. будущее России: проблемы и пути решения» (М., 19-21 сент. 2008 г.) / Ред.-сост.: С.В. Рязанцев, Р.В. Маньшин. – М., 2008. – С. 464.
[9] Полетаев Д. Адаптация мигрантов из зарубежных стран в российских городах / Мигранты и диаспоры на Востоке России: практики взаимодействия с обществом и государством / Редкол.: В.И. Дятлов и др. – М.; Иркутск. – 2007. – С. 129.
[10] Зайончковская Ж. Миграционная ситуация в современной России // Человек и труд. – М., 2005. – № 6. – С. 34.
[11] Андронова И. Влияние миграции на инвестиционную привлекательность страны (на примере государств Балтии) / Демографические перспективы России. Материалы междунар. научн.-практич. конф. «Демографич. будущее России: проблемы и пути решения» (М., 19-21 сент. 2008 г.) / Ред.-сост.: С.В. Рязанцев, Р.В. Маньшин. – М., 2008. – С. 370.
[12] Джемаль Г. «История нам должна!» // Завтра. – М., 2009. – № 25. – июнь. – С. 5.
[13] Григорьев М., Осинников. А. Нелегальные мигранты в Москве. – М., 2009. – С. 117.
[14] Коц А. В России-1200 «воров в законе» // Комсомольская правда. – п. – 2 апр. – С. 3.
[15] Мукомель В. Миграционная политика России. Постсоветские контексты / Ин-т социологии РАН. – М., 2005. – 351 с.; Урнов М., Касамара В. Современная Россия: вызовы и ответы: Сб. материалов. – М., 2005. – 240 с.
[16] Григорьев М., Осинников А. Нелегальные мигранты в Москве. – М., 2009. – С. 33.
[17] Голубчиков Ю., Мнацаканян Р. Исламизация России. Тревожные сценарии будущего. – М., 2005. – 416 с.


Продолжение статьи >>

Читайте также на нашем сайте:

Опубликовано на портале 16/07/2009



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика