Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Теории модернизации и экономическое развитие

Версия для печати

Избранное в Рунете

Юрий Бокарев

Теории модернизации и экономическое развитие


Бокарев Юрий Павлович – доктор исторических наук, профессор кафедры мировой экономики Института экономики, управления и права РГГУ.


Теории модернизации и экономическое развитие

Современные рассуждения на тему модернизации не стоит отождествлять с теорией модернизации, возникшей в 1950-х годах в США и оказавшей сильнейшее влияние на политический дискурс всех последующих десятилетий. Эта американская концепция, призванная решать проблемы перехода от «отсталости» к «современности», была специфическим продуктом эпохи, наступившей после Второй мировой войны. Построенная на многочисленных упрощениях, теория модернизации трактует исторический процесс как однолинейный и безальтернативный. Уже много раз она становилась объектом сокрушительной критики, в том числе и на Западе.

Модернизация (modernity) обычно трактуется как пе­реход от традиционного общества к индустриальному. В ее осно­ве лежит интерпретация Талкоттом Парсонсом взглядов Макса Вебера в духе универсальности капитализма западного образца, необходимости принятия вестернизации всеми странами мира. Ближайшим сподвижником Парсонса был Эдвард Шилз.

Профессор Крейг Калхун пишет: «Касательно модернизации очень важно понять, что это - американская теория, которая возни­кает именно после победы во Второй мировой войне. Это был про­ект американской либерально-центристской интеллигенции. Идея заключалась в том, что теория модернизации должна распростра­ниться из Америки, прежде всего, на Западную Европу, где она разрабатывается, хотя развивается в Соединенных Штатах; она должна быть принята в других странах. Конечно, я имею к этому отношение, но не личное: я был слишком молод в те времена. Но центральным агентством по разработке теории модернизации был Совет по социальным наукам. То есть, это были мои предшествен­ники на моем посту президента и многие из старших сотрудников моего учреждения» [1].

Таким образом, теория модернизации является продуктом эпохи, начавшейся после Второй мировой войны. Она отразила стремление США интеллектуально подчинить себе страны «треть­его мира», освободившиеся от прямой колониальной зависимости, и по возможности включить в сферу своего идейного влияния со­циалистические страны во главе с Советским Союзом [2].

В прочитанной 17 января 2006 г. в «Президент-отеле» (Москва) лекции «Теории модернизации и глобализации: кто и зачем их придумывал?» Крейг Калхун следующим образом охарактери­зовал основоположников теории: «Парсонс и Шилз - это, пожа­луй, два самых известных основателя этой школы, рожденные в 1910-е годы. Они сформировались как ученые перед Второй миро­вой войной. Обратите внимание, практически никто из них не во­евал, они служили во время войны в разведке и в аналитических отделах... После войны общая служба в Вашингтоне в бюрократи­ческих структурах объединяет их, и они начинают задумываться над тем, как после войны с победой Соединенных Штатов мощь американского государства должна быть преобразована в долго­срочное господство» [3].

Основные идеи Парсонса и Шилза сводились к следующему. Есть традиционные страны с устоявшейся веками иерархией ран­гов и статусов. И есть более динамичные демократичные страны. Традиционализм препятствует экономическим и социальным из­менениям, а демократическое устройство способствует прогрессу. Поэтому традиционные страны отстают в своем развитии, они ос­тались в Средних веках, в прошлом. А демократические развитые страны определяют лицо современности. Миссия США и других развитых стран заключается в том, чтобы привести отсталые тра­диционные страны в современность [4].

По словам Крейга Калхуна, «это было основано на той аксиоме, что правительства и народы так называемых традиционных стран должны будут принять с энтузиазмом теоретические предсказания и политические предписания, которые дают им ученые из Гарварда, Оксфорда или Беркли. Поскольку считалось, что все они должны хотеть стать современными, все должны достичь уровня развития современного мира, это вытекало из самой постановки вопроса - из дихотомии между традиционным и современным миром» [5].

Теория Парсонса и Шилза заинтересовала политические и дело­вые круги США. На ее разработку были выделены огромные день­ги из государственных и частных фондов. Наиболее щедрые гранты предоставил Фонд Форда, поскольку стоявшие за ним деловые круги понимали, что страны, принявшие теорию модернизации, примут и американские инвестиции, сулящие гигантские прибыли. Для политиков же было важно, что указанная теория создавала большое количество рабочих мест для экспертов, отправлявшихся в качестве советников правительств в страны «третьего мира».

Благодаря прекрасному финансированию развиваемое Талкоттом Парсонсом и Эдвардом Шилзом направление стало быстро обрастать сторонниками как в США, так и в Европе. Широкое рас­пространение теория модернизации получила в конце 1950-х -1960-е годы, когда были опубликованы монографические труды Даниэля Лернера, Нейла Смелзера, Эверетт Хаген, Марион Леви, Дэвида Аптера и др. [6], заложившие основу классической теории мо­дернизации.

Ее создатели считали, что социальные и экономические измене­ния являются однолинейными, и потому менее развитые страны должны пройти тот же путь, по которому идут более развитые госу­дарства. Они утверждали, что изменения необратимы и неизбежно ведут процесс развития к определенному финалу - модернизации. С их точки зрения, изменения имеют постепенный, накопительный и мирный характер. Они также полагали, что стадии, которые прохо­дят процессы изменения, обязательно последовательны - ни одна из них не может быть пропущена. Наконец, они превозносили прогресс, веря, что модернизация принесет всеобщее улучшение социальной жизни и условий человеческого существования.

Первый удар по теории модернизации нанесли ее же разработчи­ки. В 1964 г. Шмуэль Айзенштадт в Израиле восстал против вестернизации современности. Если сравнить западноевропейский и американский вариант капитализма, то можно найти довольно серь­езные отличия. Поэтому европейская современность не совсем такая же, как американская современность. И точно так, как Запад создал для себя западную современность, исламский мир создает для себя исламскую современность [7]. Так возникло представление о «множе­ственных современностях», «множественных модернах», что, конеч­но, ставило под вопрос лидерство США в современном мире.

Следующий удар нанесли латиноамериканисты: Рауль Пребиш, экономист из латиноамериканского центра ООН; левора­дикальный экономист Андре Гундер Франк; социолог и будущий президент Бразилии Фернандо Энрике Кардозо; а также Т. Дус Сантус, Р. Ставенхаген, О. Фальс Борда, Э. Торрес Ривас, М. Каплан и другие. В своих выступлениях и статьях они утверждали, что теория модернизации не способна вывести страны «третьего мира» из отсталости. В частности страны Латинской Америки, не­смотря на то что они наполнили свои институты американскими советниками и получили колоссальные инвестиции из США, оказались в ловушке отсталости. Главная причина отсталости - за­висимость латиноамериканской экономики от экономики США. Зависимые экономически и интеллектуально страны в принципе не могут стать передовыми державами [8].

Кроме того, решительной критике теорию модернизации под­вергли исследователи и почитатели Макса Вебера. По их мнению, Талкотт Парсонс сильно исказил учение великого немецкого соци­олога и экономиста. Вебер никогда не опускался до примитивной дихотомии традиционализм-современность. Он понимал много­мерность и многоуровневость исторического процесса. Поэтому его нельзя считать предшественником и тем более основоположни­ком теории модернизации.

Однако наиболее сокрушительные удары по теории модерниза­ции были нанесены несколько позднее, причем самими американ­скими социологами.

И без теории модернизации Запад мог претендовать на лидер­ство, главным образом, в большей части стран «третьего мира», нуждавшихся в экономической помощи. Поэтому он без труда мог навязывать им свою «современность». Но существовал еще Совет­ский Союз, страны Восточной Европы, Китай, Вьетнам, Куба. У них была своя теория современности, свое понимание индустри­ального общества, отрицавшее универсальность западной модели.

Поэтому нужна была дополнительная теория, способная объяс­нить, «кто хорошие парни в этом мире, а кто - негодяи». Ею стала теория «открытого общества» Карла Поппера, осуждающего соци­алистический мир за недемократичность и автаркию.

В 1970-е годы наметилось некоторое сближение между «пер­вым» и «вторым» мирами, получившее название «разрядки». Это послужило почвой для создания теории конвергенции, согласно которой внутри «первого» и «второго» миров происходят измене­ния, влекущие постепенное стирание различий между их социаль­но-экономическим и политическим устройством. Создателями этой теории были Кларк Керр, Самуэль Хантингтон и Уолт Ростоу. Сторонником теории конвергенции в СССР был А.Д. Сахаров [9].

В связи с этим в 1970-е годы теория модернизации была под­вергнута сильнейшей критике. Были признаны неприемлемыми теоретические обоснования идеи модернизации. Прежде всего подчеркивались нелинейность и многомерность исторического развития, осуществляющегося разными путями в зависимости от стартовых позиций тех или иных обществ и проблем, с которыми они сталкиваются [10].

Отмечалось, что попытки модернизировать общество не приво­дят к обещанным результатам. Нищету в отсталых странах преодо­леть не удалось, более того, ее масштабы даже увеличились. Не только не исчезли, но и широко распространились авторитарные и диктаторские режимы, обычным явлением стали войны и народ­ные волнения, возникли и новые формы религиозного фундамен­тализма и национализма.

Наблюдались также многочисленные негативные побочные эф­фекты модернизации. Уничтожение традиционных институтов и жизненных укладов повлекло за собой социальную дезорганиза­цию, рост девиантного поведения и преступности. Дисгармония в экономике и несинхронность изменений в различных подсистемах общества привели к неэффективному расходованию ресурсов. Как писал Шмуэль Айзенштадт, «все это не стимулировало (особенно в политической области) развитие институциональных систем, спо­собных адаптироваться к продолжающимся изменениям, новым проблемам и требованиям» [11].

Критики указывали на ошибочность прямого противопоставле­ния традиции и современности и приводили примеры преиму­ществ традиционализма в некоторых областях. Самуэль Хантинг­тон указывал: «Не только современные общества включают в себя многие традиционные элементы, но и традиционные общества, в свою очередь, нередко обладают такими чертами, которые обычно считаются современными. Кроме того, модернизация способна усиливать традицию» [12]. Также утверждалось: «Традиционные сим­волы и формы лидерства могут оказаться жизненно важной частью ценностной системы, на которой основывается модернизация» [13].

Оппоненты теории модернизации отмечали большую роль внешнего контекста: «Любое теоретическое обоснование, которое не учитывает такие значимые переменные, как влияние войн, заво­еваний, колониального господства, международных, политических или военных отношений, торговли и межнационального потока ка­питалов, не может рассчитывать на объяснение происхождения этих обществ и природы их борьбы за политическую и экономиче­скую независимость» [14].

Была поставлена под сомнение строгая последовательность стадий модернизации: «Те, что пришли позднее, могут (и это вполне доказуемо) быстро модернизироваться благодаря револю­ционным средствам, а также опыту и технологиям, которые они заимствуют у своих предшественников. Таким образом, весь процесс может быть сокращен. Предположение о строгой последова­тельности фаз (предварительное состояние, начальная фаза, переход к зрелости и т. п.), которые должны пройти все общества, похоже, ошибочно» [15].

Неверными оказались и представления об однотипности институтов традиционных и развитых обществ. Эмиль Дюркгейм писал: «Становится все более очевидным тот факт, что разнообра­зие институтов, существующих в современных обществах, причем не только модернизирующихся или переживающих переходный период, но и развитых, и даже высоко развитых, весьма велико». Доминирующей чертой современных обществ является не сходст­во, а различие, так что модернизация не может рассматриваться как единая и окончательная стадия эволюции всех обществ [16].

Теория модернизации перестала пользоваться успехом. Щедрые гранты и международные премии перестали сыпаться на головы сторонников теории модернизации. От них отвернулись де­ловые круги и правительственные институты. Солидные научные журналы больше не предоставляли своих страниц представителям обанкротившейся школы.

После критики и до середины 1980-х годов социологи увлек­лись развитием идеи «модернизации в обход модернити» (Эйзен-штадт, Турен, Абдель-Малек). Согласно Эйзенштадту, в новой парадигме модернизации, во-первых, признавалась значимость сложившихся социокультурных типов как основ устойчивости и самостоятельности общества, во-вторых, делался акцент на устой­чивости ценностно-смысловых факторов в регуляции как полити­ческой, так и хозяйственной жизни, в-третьих, признавалась большая вариативность институциональных, символических, идеологических интерпретаций, которые различные общества и цивилизации дают понятию модернизации.

Однако во второй половине 1980-х под влиянием кризисных явлений в социалистическом лагере уже теория конвергенции оказалась под огнем критики, поскольку катастрофический исход социализма ею не предсказывался. Если не вдаваться в существо внутренних причин, которые привели СССР к катастрофе, а огра­ничиться лишь поверхностными выводами, то может показаться, что оправдалась аксиома теории модернизации о невозможности индустриализации вне рамок капиталистических институтов. В связи с этим произошло оживление теорий модернизации.

Кроме того, исламское противодействие, принявшее экстре­мистские формы, подтолкнуло к поиску более убедительных дока­зательств необходимости для стран «третьего мира» двигаться по западному пути. Получило распространение направление, связанное с поиском восточных аналогов западной протестантской этики и эндогенных предпосылок собственного пути «движения в совре­менность» (Эйзенштадт, Белла, Лернер, Линг, Сингер и др.). При этом рассматриваемая ими парадигма модернизации не выходит за рамки западного понимания рынка как исходного момента разви­тия незападных обществ.

Вскоре появляется еще одна разновидность теории модерниза­ции, развиваемая неолиберальными экономистами. Главное отли­чие неолиберализма от либерализма состоит в том, что неолибера­лы строго разграничивают экономику и «неэкономику». Все, что относится к политике, религии, идейным течениям, - вне сферы их изучения. Для них существует только экономика - и больше ниче­го. Причем экономика, основанная на эгоистическом поведении индивидов, частной собственности, конкуренции всех со всеми, рыночных законах, свободном спросе и предложении, равновесных ценах, не зависящих от чьей-то воли.

То, что исповедуемая ими экономическая модель в реальной жизни не существует, неолибералов не смущает. Скорее напротив, придает им статус «хранителей истины». Для неолибералов нет «правильной» экономики. Любая страна нуждается в их проекте либеральных реформ, «шоковой терапии», сводящейся к тому, чтобы все приватизировать, перестать регулировать цены и курс национальной валюты, освободить конкуренцию от любых сдер­живающих механизмов. Вот тогда экономика процветет.

С точки зрения классиков теории модернизации неолибераль­ные реформы не имеют никакого смысла. Старые теоретики сказа­ли бы, что если у вас еще не возникла современная ментальность, современные законодательные институты, современная культура, современные политические партии, ничего у вас не получится. Вы не можете создавать одну часть современности без создания дру­гих. Иначе все окончится катастрофой.

Так, например, Нейл Смелзер описывал модернизацию как комплексное, многомерное изменение, охватывающее шесть облас­тей. В экономике наблюдаются: 1) появление новых технологий; 2) эволюция сельского хозяйства от источника средств для сущест­вования семьи к работе на рынок; 3) переход от использования мус­кульной силы человека и животных к «неодушевленной» энергии и механизмам; 4) распространение городских типов поселений и пространственная концентрация рабочей силы. В политическом устройстве модернизация означает переход от власти вождя к из­бирательному праву, политическим партиям и демократическим институтам. В сфере образования модернизация означает ликвида­цию неграмотности, рост ценности знаний и квалифицированного труда. В религиозной области она выражается в освобождении лю­дей от влияния церкви. В сфере семейно-брачных отношений - в ослаблении внутрисемейных связей и все большей функциональ­ной специализации семьи. В области стратификации - в усилении значения мобильности, индивидуального успеха и ослаблении предписаний в зависимости от занимаемого положения [17].

Согласно же неолиберальной точке зрения, любая обществен­ная проблема (образование, медицина, оборона страны, социальная помощь, развитие национальных традиций, институт брака и т. д.) должна решаться одним и тем же способом - привлечением рыноч­ных сил. Отличный сайт http://columbus-kazino.com крутой набор лицензионных слотов

В отличие от трактовки модернизационного процесса в клас­сической теории как спонтанной тенденции, саморазвивающейся «снизу», в неолиберальной теории модернизации утверждается, что прогрессивные изменения начинаются и контролируются «сверху» интеллектуальной и политической элитой, которая стремится вытащить свою страну из отсталости с помощью пла­нируемых, целенаправленных действий. В такой форме теория модернизации была легко усвоена правящими кругами России, не знавшими иного стиля руководства, кроме авторитарного.

Неолибералы получили признание на Западе только после то­го, как стали знаменитыми на Востоке. Например, Джеффри Сакс был никому не известен в Соединенных Штатах. Он сделал себе имя, уговорив российских руководителей принять его теорию «шо­ковой терапии». Эта теория была воплощена в программу «Скачок в рынок», разработанную летом 1989 г. Джеффри Саксом в сотруд­ничестве с Дэвидом Липтоном. В августе 1989 г. она обсуждалась в сенате США. Финансировал работу над этой программой Фонд Джорджа Сороса [18].

Сакс и Липтон исходили из того, что конец коммунистической эры в СССР и других странах Восточной Европы ознаменовался острейшим финансовым кризисом. Чтобы продлить свое пребыва­ние у власти, коммунистические правительства допускали перерас­ход бюджета на увеличение субсидий предприятиям и зарплаты недовольному населению. Внешний долг СССР превысил 60 млрд долл., а внешний долг Польши достиг 40 млрд долл. Расплатиться с внешними долгами в условиях ухудшающейся экономики комму­нистические режимы не могут, поэтому они должны пойти на пред­лагаемые им США реформы. Этому будет способствовать и то обстоятельство, что коммунистические экономисты плохо знают механизм функционирования рыночной экономики и вынуждены положиться на американских советников, имеющих практический опыт проведения реформ в странах Латинской Америки.

Сакс и Липтон предлагали: 1) немедленно ликвидировать дота­ции государственным предприятиям; 2) прекратить контроль над ценами; 3) перейти к рыночному формированию курсов нацио­нальных валют; 4) принять меры по сокращению бюджетного дефицита; 5) полностью открыть восточноевропейские экономики американскому капиталу.

Авторы программы «Скачок в рынок» считали, что благодаря этим мерам СССР и другие страны Восточной Европы смогут пе­рейти к так называемой рыночной экономике за пять лет. Отвечая своим оппонентам, которые считали, что создание экономики за­падного типа - сложный процесс, требующий усилий нескольких поколений, Сакс и Липтон заявляли, что рыночную экономику не нужно заново изобретать методом проб и ошибок. Она уже сущест­вует. СССР и другие страны Восточной Европы должны лишь вне­сти необходимые изменения в свои экономические институты, адаптировать их к условиям рынка [19]. То, что социалистические предприятия устроены совсем не так, чтобы работать по рыночным принципам, полностью игнорировалось.

Самым важным условием перехода к рынку Сакс и Липтон счи­тали ликвидацию контроля над ценами, с тем чтобы организации и частные лица получили свободу обмена и торговли. По их мнению, этого достаточно для того, чтобы возникли рыночные структуры: валютные, фондовые и товарные биржи. Сакс и Липтон обходили проблему монополий, не раз за историю доказывавших свою способность душить мелкое предпринимательство в условиях свободного ценообразования. Напротив, они считали, что если предоставить все воле рынка, то старые предприятия окажутся в мучительном положении конкурентов новых, более эффективных компаний. Создатели программы «Скачок в рынок» не могли даже представить себе, что в критической обстановке финансовой стаби­лизации, при массовом банкротстве старых предприятий и нищем населении, новые, более эффективные компании могут быть раз­давлены падением спроса и налоговым прессом государства.

Следуя Милтону Фридману, Сакс и Липтон рассматривали инфляцию исключительно как болезнь денежной системы. Они пол­ностью игнорировали инфляцию, порождаемую немонетарными причинами. Поэтому предлагавшиеся ими методы подавления инфляции были крайне примитивны. Они сводились к заморажива­нию заработной платы, ликвидации бюджетного дефицита, ограни­чению денежной массы и выдачи кредитов, а также регулированию курса национальной валюты.

Одновременно с неолиберальной теорией возникает другой ва­риант теории модернизации, развиваемый политологами. Если для неолибералов все проблемы заключаются в экономике, то полито­логи ставят на первый план социальные и политические институ­ты. В качестве главной задачи модернизации они выдвигают демократизацию общественной жизни. Если в стране недостаточно демократии, нет конкурирующих за власть политических партий, то никакие экономические реформы не сделают ее современной.

Наконец, возникает новый вариант антимодернизационной теории, наиболее ярко выраженный в книге «Столкновение циви­лизаций» Сэмюэля Хантингтона. Он выступает с чисто культуро­логической позиции, считая, что у каждой нации есть националь­ный дух, который он объединил в региональные группировки под названием «цивилизации». Он утверждает, что не экономика или политика, а именно культура определяет все в общественном раз­витии. Хантингтон не сказал ничего принципиально нового, чего уже не было сказано в XIX в. Н. Я. Данилевским.

Как видим, все новые теории модернизации основаны на очень жестком упрощении. Ни у кого из представителей этих те­орий нет и намека на то, что необходимо принимать во внимание все стороны общественной жизни, различные институты и инте­ресы существующих социальных групп, для того чтобы понимать мир и реформировать его.

Примечания:

[1] Калхун К. Теории модернизации и глобализации: кто и зачем их придумывал [Электронный ресурс] // Сайт Института общественного проектирования (ИНОП). - 2005-2006. - Электрон. данные. - Режим доступа: http:// www.inop.ru/files/calhoun.doc, свободный. - Загл. с экрана. - Данные соответ­ствуют 25.10.08.

[2] В этом плане весьма показательна полемика между В. Куренным и К. Калхуном. Виталий Куренной, Высшая школа экономики:Спасибо большое за интерес­ный доклад, но все-таки очень удивительно было слышать, что Гарвард 60-х го­дов — это место, где появилась теория модернизации. Все-таки существует классическая социология в лице и упомянутого Вебера, и многих других не­мецких теоретиков. Все признаки модернизации, которые вошли в современ­ную теорию модернизации, они давно описали. Напомню, что тот же Парсонс достаточно глубоко занимался не только Вебером, но и Зиммелем, и Зомбар-том, и так далее. И в этом смысле, можно говорить лишь о новом издании тео­рии модернизации, а не о ее изобретении в Гарварде. Спасибо. Крейг Калхун:Теория модернизации — это ярлык, который обозначает впол­не определенный идеолого-теоретический конструкт. И я буду защищать свою интерпретацию.

Да, Макс Вебер, конечно же, обсуждал идею современности, но сама идея со­временности настолько же стара, как осознание того, что мы живем в некое Новое время по сравнению со Средними веками...

Не надо обвинять Макса Вебера в том, что сделал Талкотт Парсонс. Талкотт Парсонс очень сильно ограничил восприятие Макса Вебера в Соединенных Штатах...

То есть, результат был в том, что когда начался кризис теории модернизации в 60-е годы, в значительной степени он начался со стороны «левых» вебери-анцев, которые попытались восстановить первоначального Вебера с его до­вольно критическим взглядом на современность, бюрократию, структуру господства, чем я сам очень много занимался в молодости. И с тех пор теория модернизации становится вполне специфическим термином.

[3] Калхун К. Указ. соч.

[4] Parsons T. The Social System. Glencoe: Free Press, 1964 (reprint from ed. 1951).

[5] Калхун К. Указ. соч.

[6] LernerD. The Passing of Traditional Society. Glencoe: Free Press, 1958; Smelser N.J. Social Change in the Industrial Revolution. London: Routledge & Kegan Paul, 1959; Hagen E. On the Theory of Social Change. Homewood, IL: Dorsey Press, 1962; Levy M.J. Modernization and the Structure of Societies. Princeton: Princeton University Press, 1966; ApterD. Some Conceptual Approaches to the Study of Modernization. Englewood Cliffs: Prentice Hall, 1968.

[7] Eisenstadt Sh.N. Breakdowns of modernization // William J.G. (ed.). The Dynamics of Modern Society. New York: Basic Books, 1964. P. 434-448.

[8] Штомпка П. Социология социальных изменений [Электронный ресурс] // Сайт «Библиотека "Полка букиниста"» / © PolBu.Ru. - 2006-2008. - Элек­трон. данные. - Режим доступа: http://polbu.ru/ sztompkasociology, свобод­ный. - Загл. с экрана. - Данные соответствуют 25.10.08.

[9] См.: Сахаров А.Д. Тревога и надежда. М.: Интер-Версо, 1990. С. 42-47.

[10] Eisenstadt Sh.N. Modernization: Protest and Change. Englewood Cliffs: Prentice
Hall, 1966. P. 2.

[11] Eisenstadt Sh.N. Breakdowns of modernization. Р. 435.

[12] Huntington S.P. The change to change: modernization, development and polities // Black, Cyril E. (ed.). Comparative Modernization. New York: Free Press, 1976. P. 36.

[13] GusfieldJ.R. Tradition and modernity: misplaced polarities in the study of social change // American Journal of Sociology, 72 (January 1966). Р. 352.

[14] Tipps D.C Modernization theory and the comparative study of Societies: a critical perspective // Black, Cyril E. (ed.). Comparative Modernization. New York: Free Press, 1976. P. 74.

[15] Huntington S.P. The change to change: modernization, development and polities // Black, Cyril E. (ed.). Comparative Modernization. New York: Free Press, 1976. Р. 38.

[16] Durkheim E. Selected Writings // Ed. A. Giddens. Cambridge: Cambridge University Press, 1972. Р. 422.

[17] Smelser N.J. Processes of social change // N.J. Smelser (ed.). Sociology: An Introduction, New York: Wiley, 1973. Р. 747-748.

[18] Кравчик Р. Распад и возрождение польской экономики. М.: Новости, 1991. С. 120.

[19] Сакс Д. Рыночная экономика и Россия. М., 1995. С. 145.

Вестник РГГУ, №3, 2009

Читайте также на нашем сайте:

«Пути модернизации: аргентинский опыт» Петр Яковлев


Опубликовано на портале 13/04/2010



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика