Русско-турецкая война 1877 – 1878 гг. стала одним из ключевых событий внешней политики России второй половины XIX в. и, как следствие, вызвала широкий резонанс в русском обществе. Кампания 1877 – 1878 гг. вновь продемонстрировала глубину противоречий между странами, чьи интересы так или иначе соприкасались с балканским регионом и Ближним Востоком. В данный конфликт были вовлечены все великие державы, и если военные действия велись лишь Россией и Турцией, то в дипломатических баталиях участвовали также Великобритания, Австро-Венгрия, Германия, Франция, Италия. Кроме того, именно в ходе этой войны, а также международных конгрессов второй половины XIX в. активно шел процесс формирования балканской идентичности, что также не могло остаться вне российского дискурсивного поля. Сам концепт Балкан в качестве геополитического пространства во многом был создан именно в рамках полемики, которая велась в период Парижского конгресса 1856 г., Константинопольской конференции 1877 г., Сан-Стефанского и Берлинского конгрессов 1878 г.
Данные вопросы не могли не найти отражения в отечественной публицистике второй половины XIX в. Более того, балканская тема стала одной из основных в консервативных геополитических построениях. Прежде всего, российские консервативные мыслители и государственные деятели писали о росте международной напряженности вокруг Балкан, которая в итоге привела к началу войны. Крымская кампания и Парижский мир 1856 г. на время приостановили рост российского влияния на Ближнем Востоке и в Закавказье. Но главный вопрос, волновавший великие державы, – о будущем Османской империи, особенно тех ее провинций, которые располагались в Европе (а для англичан и французов крайне важен был и Египет) – так и не был решен. К тому же, Великобритании и Франции не удалось заставить Турцию следовать пунктам Парижского мира, ситуация на Балканах продолжала осложняться, а в борьбу за распространение своего влияния в регионе все активнее вступали новые силы – например, Германия в союзе с Австро-Венгрией.
Не менее важно было понять и устремления самих балканских народов. Среди российских консерваторов к 1870-м годам уже не существовало единого мнения о будущем славянского мира, о возможности его единения вокруг России. Лишь к концу XIX в. в отечественной общественной мысли сформировалось понятие «Балканы», что, впрочем, не привело к окончательной дефиниции региона в качестве единого пространства. Причиной подобной неопределенности и горячих дискуссий являлось то обстоятельство, что Балканы всегда находились на пересечении нескольких лимитрофных зон: между Западом и Востоком, между христианством и исламом. Кроме того, в России, особенно среди консерваторов, Балканы традиционно воспринимались как часть Византийской империи, вследствие чего балканская идентичность представлялась поствизантийской. Поэтому полемика о судьбах Балкан была тесным образом связана с размышлениями о византизме, о возрождении православного Востока и т.д.
Данные дискуссии и историософские построения приобретали особую остроту в те периоды, когда решение Восточного вопроса виделось близким. Так происходило в годы Крымской войны 1853 – 1856 гг., так было и в период Русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг.
Среди отечественных консервативных деятелей не было четкой позиции в отношении необходимости войны на Балканах. Отмечались высокий уровень патриотических настроений в российском обществе, воодушевление и рост симпатий к славянам. Но к концу 1875 г. Балканский вопрос превратился в острую международную проблему, что повлекло за собой активную международную полемику по вопросу о будущем османских провинций.
Не случайно в эти дни на страницах «Московских ведомостей» одной из главных тем стало обсуждение причин обострения Восточного вопроса. М.Н. Катков указывал, что в интересы России не входило осложнение балканского вопроса, но «посол наш в Константинополе первенствовал, что возбуждало зависть и опасения у наших всегдашних соперников на Востоке» [1] [Катков. 1877. С. 2]. Более того, цель России заключалась, по мнению Каткова, «не в колебании верховной власти султана, не в разрушении его империи…, а в согласовании факта существования Турции с улучшением положения христиан, постепенной децентрализацией частей, освобождением христиан не от верховной власти султана, а от рабского подчинения их каждому мусульманину» [Там же]. То есть позиция России не предусматривала ликвидацию Османской империи, а требования российского МИД состояли в том, чтобы заставить Турцию соблюдать статьи Парижского мира. Катков настаивал на том, что вовсе «не от России в то время поднялись возгласы о близости Турции к падению. Речь о том завели в Англии, и без всякого повода» [Там же]. В результате это привело к углублению кризиса и обострению ситуации на Балканском полуострове.
М.Н. Катков полагал, что лишь политика ультиматумов могла бы удержать ситуацию и предотвратить войну [Катков. 1877. С. 147]. Однако европейская дипломатия потерпела поражение от Турции, причем всю вину Великобритания возложила на Россию. «…Вот к чему привела наша уступчивость, старавшаяся во всем сообразоваться с программой английской политики! Все делалось по ее указаниям и настояниям», – писал по этому поводу Катков [Там же. С. 151]. Кроме того, все надежды на совместные действия и общие решения по османскому вопросу также оказались абсолютно неконструктивны.
Стало очевидно, что позиция России не будет поддержана странами Запада. Как справедливо подчеркивал К.П. Победоносцев, «…вся наша сила в нас самих… ни на одного из так называемых друзей и союзников нельзя нам положиться… всякий из них готов на нас броситься в ту же минуту, как только заметит нашу слабость или ошибку» [Победоносцев. С. 56]. Причем, отмечал он, осознать сложность ситуации следовало намного раньше, а не в критический момент, когда Россия оказалась перед лицом войны.
Манифест императора об объявлении войны встретил большую поддержку и одобрение со стороны российского общества, давал надежду на то, что Восточный вопрос близок к своему разрешению. «Великое событие!.. Давно подготовлялось оно; давно ожидала его вся Русская земля, – с восторгом писал К.П. Победоносцев. – Никогда не предпринималась война более правая, никогда не было такого единодушия между Русским Царем и его всегда послушным Ему народом, никогда Русский Царь не обладал таким могуществом, и никогда в действиях человеческих не выражалась с большею явственностью воля Провидения. Мы присутствуем при начале великого» [Победоносцев. С. 163]. Казалось, что Россия наконец близка к реализации своей исторической миссии по освобождению «братьев по вере и крови» [Там же. С. 162-163]. Поэтому и общая атмосфера соответствовала моменту. В «Московских ведомостях» отмечали, что «минуты, переживаемые теперь Москвой, а с нею всей Россией, редки в жизни всякого народа. Счастливы поколения, которым доводится испытать их. В них благодатная обновляющая сила» [Там же. С. 166].
И конечно, на фоне всеобщего подъема патриотических настроений, усилившихся после побед русской армии и подкрепленных условиями Сан-Стефанского договора, Берлинский конгресс стал настоящим разочарованием и воспринимался как дипломатическое поражение.
Берлинский конгресс и подписанный по его итогам трактат 1 (13) июля 1878 г. не оставил надежд на благоприятный исход борьбы за Балканы. В эти дни «Русский вестник» опубликовал серию статей, посвященных итогам войны и причинам неудач российских дипломатов, по сути нивелировавших военные победы России. Тон публикаций был антианглийским и антиавстрийским. Суть размышлений консервативных публицистов сводилась к тому, что страны Западной Европы, недовольные Сан-Стефанским миром, ни в коей мере не могли допустить усиления российского присутствия и влияния на Балканах. Итог был закономерен: дипломатическим путем коллективный Запад выступил единым фронтом против России, заставил ее отказаться от плодов всех блестящих побед российской армии. А возглавила это антироссийское движение, как и в годы Крымской войны, Великобритания: «Защита цивилизации, свободы Европы, ее общих интересов, благодеяний мира, вот те фразы, на которых строились, по инициативе Англии, озлобленные нападки на Россию и Сан-Стефанский договор» [2].
Как было заявлено официально, для обсуждения – а по факту, как писал «Русский вестник», для отмены – положений, принятых в Сан-Стефано, и был созван Берлинский конгресс, судилище России и южного славянства. Лозунги англичан о необходимости подписать по-настоящему «благодетельный» для Болгарии мир «Русский вестник» трактовал как попытку завуалировать под красивыми и громкими фразами реальную цель британской дипломатии. В чем же состояла истинная польза для Болгарии? – задавал вопрос журнал. «Не в возвращении ли лучшей части Болгарии, наиболее пострадавшей за желание избавиться от ига, опять во власть Турции, с прибавкой английских плантаторов, умеющих охотиться за туземцами своих колоний, в одну из каковых через несколько лет грозит превратиться бывшая Турецкая империя? Не в отдаче ли Боснии и Герцеговины Австро-Венгрии, политика коей искони основана на принципе прижимания славян к стене? [3] Не в распространении ли сферы влияния Мадьяр на Сербию и Черногорию? Не в туманных ли удовлетворениях греческих провинций Турции, о коих Афинское со Стамбульским правительства имеют войти в соглашение? Не в нескольких ли любезных фразах, сказанных армянским делегатам, когда курды продолжают вырезывать их соотечественников чуть не целыми деревнями?» [4]
Итак, действия российской дипломатии на Берлинском конгрессе и основные положения трактата, подписанного по его итогам, вызвали критику со стороны консервативных мыслителей, оценивших всю степень неприязни Великобритании к России и неспособность России ей противостоять.
М.Н. Катков отмечал, что русско-турецкая война, по сути, явилась продолжением Крымской кампании и тех противоречий, которые не были сняты в 1856 г. «…Наши противники считали дело с нами поконченным, но один за другим в этот промежуток времени они понесли заслуженную кару; один за другим они выбыли из строя. Остался один, злейший враг из всех, который был истинным виновником всего зла на Востоке, который своими ковами и возбудил против России войну в 1853 году. Он же стал виною и возобновления ее в 1877… Русские войска в Константинополе, Турция потрясена в своих основаниях, ее могущество зависит от милости Русского царя… К чему же Англии послужила бешеная осада Севастополя, под который удалось ей тогда своими обманами привести почти всю Европу?». Публицист выразил точку зрения, что Крымская война закончилась не в 1856, а в 1878 г., «после двадцатидвухлетнего перемирия!» [Катков. 1878. С. 64].
Берлинский конгресс и его решения вновь показали, что Западная Европа не намерена мириться с возрастающим влиянием России на Балканах. Итоги Берлинского конгресса вызвали «что-то вроде общественного траура» [В пороховом... С. 11], так как страны Западной Европы, используя определение И.С. Аксакова, «сорвали с России победный венец», а взамен дали «шутовскую с гремушками шапку» [Аксаков. С. 6]. Аксаков полагал, что страну лишили всех тех выгод, которые должны были быть получены в результате русско-турецкой войны. Виновниками нового положения он называл западноевропейские правительства и Министерство иностранных дел России, которое было не в состоянии развить военные удачи на дипломатическом уровне и уступило требованиям противников.
Говоря об атмосфере в обществе, которая царила после войны, К.П. Победоносцев с сожалением признавал, что увещевания правительства не могут успокоить народ. «Говорят, что мы не в силах, не можем воевать, и военный министр говорит всего громче. Но народ не знает об этом и не может представить себе. К сожалению, все мы слышим только, что это говорится, и вспоминаем, что слышали то же перед началом войны» [Победоносцев. C. 125]. В письме к великому князю Александру Александровичу он привлекал внимание к тому, сколь тяжелы для общества результаты войны: «мы на каждом шагу видим и чувствуем, как принижено и огорчено в русских людях национальное чувство», а безразличное отношение императора и его окружения к подобным настроениям вызывало беспокойство [Там же].
Но необходимо обратить внимание и на иные точки зрения, получившие развитие в трудах консервативных мыслителей. Например, К.Н. Леонтьев находил позитивные аспекты в подписании Берлинского трактата. Именно благодаря конгрессу в Берлине, писал он, «Англия вынуждена была вполне раскрыть свои карты… Нам раз и навсегда стало ясно, что не столько мусульманство, сколько Англия нам естественный и вечный враг на Востоке. Можно доказать, что есть даже несколько степеней примирения с мусульманами» [Леонтьев. С. 381]. Леонтьев полагал, что в сложившихся обстоятельствах «сохранить турок временно в Царьграде нам было гораздо выгоднее, чем видеть их несвоевременное удаление…» [Там же. С. 382], ведь «нейтрализованный и поставленный под общий контроль Европы Царьград стал бы очень скоро самым опасным очагом крайнего международного космополитического радикализма» [Там же. С. 383].
Представляется, что Берлинский конгресс явился некой переломной вехой как во внешнеполитическом курсе России, так и в концепциях отечественных консерваторов, большинство из которых окончательно освободилось от идеализации славянства и политики союзов, в частности, с Германией.
Балканская тема и споры вокруг предпосылок и итогов Русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. стали неотъемлемой частью общественно-политических дискуссий второй половины XIX в., а также геополитических построений российских консерваторов. Консервативные мыслители через призму балканского вопроса пытались разглядеть особенности и характер отношений между Россией и странами Запада. Кроме того, полемика на эту тему способствовала осмыслению балканской идентичности, роли и места России в славянском мире и в движении славянской взаимности.
Примечания
1. Здесь и далее цитаты приводятся в современной орфографии. Эмфатическое (стилистическое) употребление заглавных букв сохранено. – Прим. редакции.
2. Русский вестник. 1878. М. 1878. № 7-8. Том 136. С. 515.
3. «Славян должно прижать к стене» (“Man muß die Slaven an die Mauer drücken”) – получившие в свое время широкий резонанс слова министра иностранных дел Австро-Венгрии Ф. фон Бейста. В ответ на эти слова Ф.И. Тютчев написал стихотворение «Славянам (“Они кричат, они грозятся”)». – прим. редакции.
4. Русский вестник. 1878. М. 1878. № 7-8. Том 136. С. 515.
Литература
Аксаков И.С.
Речь, произнесенная в Московском славянском благотворительном обществе. Берлин. 1878.
«В пороховом погребе Европы». 1878-1914 гг. М. 2003.
Катков М.Н. Собрание передовых статьей Московских ведомостей. 1877 г. М. 1897.
Катков М.Н. Собрание передовых статей Московских ведомостей. 1878 год. М. 1897.
Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891). М. 1996.
Победоносцев К.П. Письма Победоносцева к Александру III. Том I. М. 1926.
Статья публикуется в рамках проекта «"Сим победиши!" Российское общество и армия в моменты испытаний», реализованного при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
Читайте также на нашем портале:
«Освобождение балканских народов глазами участников Русско-турецкой войны 1828 – 1829 гг.» Надежда Аурова
«Вклад российских военных топографов в дело разграничения балканских стран после Берлинского конгресса 1878 г. (По материалам Российского государственного военно-исторического архива)» Варвара Хлебникова
«Память о русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг. в общественном сознании России и Болгарии в XX – XXI вв.» Никита Гусев
«Участие добровольцев из Саратова в Сербо-турецкой войне 1876 г.» Сергей Кочуков
