Военную политику Китая, в том числе и ядерную стратегию, нельзя рассматривать в отрыве не только от политики государства в целом, но и от культуры этой древней страны. Без особого преувеличения можно сказать, что Китай живет несколько в иной системе координат, чем другие страны. Попытка оценки тех или иных аспектов политики Китая с позиций западной культуры способны привести к неадекватным выводам.
Даже само понятие «война» имеет совершенно разное содержание в западной культуре и китайской.
Весь ход истории позволяет утверждать, что экономика, политика и война находятся в тесной и постоянной взаимосвязи. Наиболее четко взаимосвязь политики и войны в свое время сформулировал Карл фон Клаузевиц – «война есть только продолжение политики другими средствами». Война производная политики, отсюда и закономерность, свойственная как самой политике, так и ее производной. Еще в 6 в. д.н.э. древнекитайский военный теоретик Сунь-Цзы отмечал: «Война – это путь обмана» [1].
Рекомендации Сунь-Цзы отражали специфику китайской культуры: «…если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него силы дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает» [1].
Но наиболее характерны следующие принципиальные взгляды древнекитайского военного теоретика: «по правилам ведения войны наилучшее — сохранить государство противника в целости, на втором месте – сокрушить это государство»; «… сто раз сразиться и сто раз победить – это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего – покорить чужую армию, не сражаясь» [1].
Один из российских военных ученых скептически отметил, что Сунь-Цзы – полководец, не одержавший победы ни в одном сражении. В этом замечании сосредоточена вся глубина различий в подходах к войне и победе.
Конечно, Сунь-Цзы – военный теоретик глубокой древности, но не лишним будет вспомнить рекомендации Дэн Сяопина, лежащие в основе современной военной политики Китая. Их суть звучит примерно так: «Спокойно наблюдайте. С делами справляйтесь спокойно. Защитите нашу позицию. Скройте нашу мощь и подождите нашего времени. Придерживайтесь сдержанной позиции и никогда не требуйте лидерства» [2].
Труды выдающихся древнекитайских полководцев, прежде всего, таких, как Сунь-Цзы, У-Цзы, Тай-Гуна, в современном Китае занимают достойное место и, судя по всему, привлекают все большее внимание военных теоретиков развитых стран мира.
Для понимания сути китайской стратегии стоит упомянуть удачную аналогию, которую приводит один из российских военных экспертов С.Гриняев [3]. Он иллюстрирует различия между западной и восточной цивилизациями на примере сравнения двух логических игр. Хотя обе игры родились на Востоке, одна из них больше нашла распространение на Западе (шахматы), а вторая на Востоке (игра го). Можно предположить, что это произошло в связи с тем, что логика шахматной игры больше соответствует западной культуре, а игра го – восточной.
Как известно, шахматы предполагают наличие в начале игры полного комплекта фигур. В ходе игры силы убывают по мере того, как стороны теряют фигуры. В итоге победа достается тому, кто, невзирая на потери, добивается поражения короля противника.
В игре го партия начинается с чистого игрового поля, силы противников наращиваются по мере установления контроля над фигурами противоположной стороны. Чем дольше длится партия, тем чувствительней становятся позиции сторон к допущенным ошибкам и тем весомей положение той стороны, которая смогла первой воспользоваться ошибками противника. Победа в го – установление контроля над большей частью игрового поля; чем больше сил у побежденного противника, тем весомей победа.
Из этого сравнения становится ясней суть восточной стратегии – стремление к большему влиянию при минимальных затратах, но не за счет уничтожения противника при неизбежных собственных потерях, а за счет ресурса противника, использования его ошибок для обеспечения своего роста.
Не случайно Китай в своем стратегическом планировании использует Обобщенный показатель национальной мощи CNP (comprehensive national power), предназначенный для определения места страны среди других государств на мировой арене, и некий показатель Стратегической конфигурации силы SCP (strategic configuration of power). Судя по всему, SCP используется для приведения в соответствие действующим и потенциальным угрозам мощи страны, в том числе военной. При этом, судя по всему, китайское руководство стремится несколько преуменьшить свои возможности, избегая конфронтации с кем либо, во имя создания наилучших условий для своего дальнейшего развития.
Взяв курс на глубокую трансформацию своих вооруженных сил, Китай подчеркивает, что первые десятилетия нового века будут мирными и не требующими опоры на военную силу для развития страны.
Декларируемые в официальных китайских документах угрозы связываются с тайваньской проблемой, вероятными внутренними конфликтами в Тибете и Синдзян-Уйгурском районе.
Однако представляется, что самые серьезные проблемы, способные сдержать развитие страны, связаны с обеспечением устойчивых поставок энергоресурсов извне. В перспективе зависимость Китая от внешних поставок энергоресурсов возрастет, что требует гарантий безопасности их доставки из различных регионов мира. Тем более что в регионе все в большей степени проявляется растущий экономический потенциал Индии. Рост ее энергопотребления в ближайшей перспективе увеличится в несколько раз. Соперничество этих двух гигантов за энергоресурсы, в том числе, на африканском континенте, приобретает все более явственные очертания. В этой связи логичным выглядит основное направление трансформации боевых возможностей вооруженных сил Китая – проведение совместных операций локального характера в различных регионах мира. В соответствии с ранее намеченными целями развития оборонного потенциала Китая к 2020 г. вооруженные силы страны должны стать сильнейшими в Азии, а затем и выйти на уровень передовых стран мира.
Стремление одного из глобальных лидеров выйти на уровень военной мощи, соответствующий статусу мировой державы, подтверждается выбором главного акцента технической трансформации вооруженных сил – информатизации. Причем в самом подходе к осуществлению информатизации просматривается реализация принципа согласованного развития экономики и военного строительства. Информатизация вооруженных сил и страны в целом происходят в рамках единого процесса. В целом же, военные расходы Китая увеличиваются по сравнению с ростом экономики более высокими темпами, что «свидетельствует о наметившемся переходе к ускорению темпов модернизации вооруженных сил. Так, в 2003 г. при росте ВВП на 9,1% увеличение официальных военных расходов по сравнению с 2002 г. составило 11,5%; для 2004 г. последний показатель (по сравнению с 2003 г.) определен на уровне 11,6%. Реальные военные расходы Китая, согласно анализу Стокгольмского международного института исследований проблем мира, в последние годы в среднем на 70–80% превышают официальные, а их доля в ВВП приближается к среднемировому показателю, соответствующему 3%»[4].
Процессы глобализации во многом развиваются благодаря развитию глобальных информационных систем. Уровень информатизации страны в значительной мере определяет ее место в современном мире. В свою очередь, глобальные информационные системы немыслимы без космических систем коммуникации, навигации и наблюдения. Поэтому вполне закономерно, что процессы информатизации в Китае опираются на согласованное развитие национальных космических систем различного назначения.
С учетом всех этих нюансов стратегии и военной политики Китая необходимо подходить к вопросу ядерной стратегии страны.
Военно-политическое руководство Китая с первых лет становления КНР исходило из того, что страна должно обладать вооруженными силами с современным оружием, включая ядерное. Первая ядерная программа Китая, принятая в 1951 г., имела чисто мирную направленность, но уже в середине 1950-х гг. она была дополнена секретным разделом с прицелом на создание собственного ядерного оружия и его носителей.
Следует отметить, что в соответствии со своим национальными традициями, китайское руководство, взяв курс на создание ядерного оружия, одновременно в официальных взглядах на ядерную политику всячески умаляли роль ядерного оружия. Тем самым достигалось одновременно несколько целей. Во-первых, убежденность в том, что обширная территория и широкая сеть подземных убежищ способны обеспечить выживание и способность к достижению победы, поддерживали высокий моральный дух народа. Во-вторых, официально преуменьшая значимость ядерного оружия, Китай демонстрировал независимость своего политического курса на международной арене.
В тоже время убежденность военно-политического руководства Китая в необходимости обладания ядерным оружием не только не подвергалась сомнению, но и укреплялась. Этому способствовало и то, какую роль смогли сыграть две единственных ядерных державы в двух локальных конфликтах – корейской войне 1950-1953гг. и китайско-американском столкновении в Тайваньском заливе (1958г.). Китай ощутил на себе угрозы США применить ядерное оружие против КНР и нежелание СССР делиться ядерными секретами. Ухудшение советско-китайских отношений в начале 1960-х гг. увеличили мотивацию КНР к обладанию ядерным оружием.
Характерно, что сразу после испытаний первого ядерного устройства 16 октября 1964 г., Китай заявил об отказе от применения ядерного оружия первыми. Исходя из минимизации экономических издержек от производства ядерных вооружений, Китай пошел по пути преимущественного производства термоядерных ядерных боеприпасов и создания баллистических ракет наземного базирования и авиационных авиабомб.
Первоначальная дислокация ракетных баз, с учетом дальности (2000-4000км) имевшихся в тот момент на вооружении ракет (Дунфэн2 и Дунфэн3), однозначно говорила об их направленности против СССР, хотя в пределах досягаемости этих ракет находился Корейский полуостров, Япония, Тайвань, северо-восточная часть Индии и страны Юго-Восточной Азии.
С середины 1970-х гг. на вооружение Китая стали поступать ракеты с большей дальностью и началось их размещение в центральных и южных районах страны. В этот же период начались работы по созданию баллистических ракет морского базирования и межконтинентальных баллистических ракет (МБР). Первые испытания МБР Дунфэн5 с дальностью до 12000км прошли в 1980 г. Их последующее размещение на ракетных базах в центральных районах страны позволило обеспечить досягаемость до объектов на всей территории СССР, США и Индии.
Успешный старт баллистической ракеты морского базирования был произведен лишь в 1988 г., после чего на вооружение была принята ракетная подводная лодка с 12 баллистическими ракетами на борту.
В настоящее время Китай имеет как стратегическое, так и нестратегическое ядерное оружие. Стратегические ядерные силы Китая включают стратегические ракетные войска (СРВ), стратегическую авиацию (СА) и атомный ракетный флот. На 1 января 2007 г. Общее количество средств доставки ядерного оружия стратегического назначения составило 244 единицы.
В составе СРВ 130 пусковых установок баллистических ракет наземного базирования. Из них 30 межконтинентальных баллистических ракет (МБР) – 18 пусковых установок (ПУ) с МБР «Дунфэн-5Ф», 6 ПУ с МБР «Дэнфэн-31», 6 ПУ с МБР «Дунфэн-31А». Баллистических ракет средней дальности (БРСД) у Китая значительно больше – 103 БРСД. Из них 11ПУ с БРСД «Дунфэн-4», 36 ПУ БРСД «Дунфэн-21», 35 ПУ БРСД «Дунфэн-21А». Все МБР и БРСД моноблочные.
В составе СА имеется 120 бомбардировщиков «Хун-6» (китайский вариант советского бомбардировщика 50-х годов ТУ-16). Каждый бомбардировщик способен нести одну ядерную авиабомбу Б-5 мощностью 2Мт.
В составе атомного ракетного флота Китая одна подводная лодка с 12 моноблочными баллистическими ракетами (БРПЛ) «Цзюйлан-1».
Хранимый стратегический запас ядерных боеголовок и авиабомб оценивается 240-280 единиц.
По размеру и составу нестратегического ядерного потенциала информация ограничена. Наиболее известен истребитель – бомбардировщик «Цян-5». Его дальность действия до 400 км, ядерная бомбовая нагрузка – одна авиабомба мощностью 5-20 кт.
Кроме того, в составе СРВ есть ракетные бригады с оперативно-тактическими ракетами «Дунфэн-11А», «Дунфэн-15» и «Дунфэн-15А».
В составе сухопутных войск есть баллистические ракеты малой дальности, не исключены артиллерийские системы с ядерными снарядами и атомные фугасы.
Хранимый запас ядерных авиабомб Б-4 составляет 350 единиц, а ядерных боеголовок для ОТР – 40 единиц. Количество тактических ядерных боеприпасов оценивается на уровне 120 единиц.
В сравнении с другими ядерными государствами, ядерные силы Китая имеют низкую боевую готовность. Причина такого положения вещей в техническом несовершенстве ракетно-ядерного потенциала страны.
Оценивая ядерный потенциал по традиционной логике других государств, можно с уверенностью утверждать, что стратегические ядерные силы КНР не могут быть использованы для подготовки и проведения внезапного ядерного удара против таких государств, как США или Россия. Далее эта логика рассуждений приводит к выводу, что в условиях кризиса с каждой из этих стран (война с применением обычного оружия) у Китая нет иного выхода, кроме как нанести ядерный удар первыми – упреждающий удар.
Уязвимость СРВ КНР такова, что в ином варианте они могут быть уничтожены одним ударом обычных средств поражения. Отсюда следующий вывод – ключевое положение ядерной доктрины Китая о неприменении ядерного оружия первыми – не более чем декларация.
Положение о неприменении ядерного оружия первыми, в традиционном понимании, может основываться лишь на концепции ограниченного ответного ядерного удара. Такая концепция основана на наличии такого боевого состава ядерных сил, который бы позволял создавать реальную угрозу нанесения противнику неприемлемого ущерба в ответном ударе. Предполагается, что в этом случае вероятный противник воздержится от применения ядерного оружия или военных действий такого масштаба, который заставляет прибегать в интересах своей безопасности к ядерному оружию. Однако для реализации концепции ограниченного ответного ядерного удара необходимо иметь определенное количество ядерных носителей, способных, с достаточно высокой вероятностью к выживанию после ядерного воздействия противника. Одновременно необходимо иметь такую систему управления стратегическими ядерными силами, чтобы она позволяла в этих же условиях принять решение и довести приказ до применения ядерных сил.
Общеизвестно, что живучесть носителей зависит от типа носителей. Наибольшей живучестью обладают подводные лодки, но применительно к ним серьезную проблему представляет доведение приказов. В надводном положении или при погружении на незначительную глубину живучесть подводной лодки невысока, а в погруженном состоянии приказ может быть до нее доведен лишь в низкочастотном диапазоне радиоволн. Но в низкочастотном диапазоне передатчики и антенны представляют собой достаточно громоздкие сооружения, живучесть которых после ядерного воздействия весьма низкая. Один из выходов из данного положения заключается в использовании для передачи приказов передающих устройств и ретрансляторов низкочастотного диапазона, размещенных на авиационных носителях. Отсюда возникает необходимость создания воздушной компоненты системы управления ядерным оружием.
Повышение живучести для условий ответного удара возможно и применительно к наземной компоненте ядерных носителей. Это возможно за счет создания высокозащищенных шахтных пусковых установок ракет или создания мобильных ракетных комплексов.
Реализация всех этих направлений повышения живучести и способности к ответному удару требуют значительных материальных затрат и времени на реализацию, что не позволяет скрыть этот процесс от разведок иных стран, несмотря на всю традиционную закрытость Китая.
Представляется, что обязательство Китая о неприменении ядерного оружия первыми носит отнюдь не декларативный характер. С одной стороны, концепция ограниченного ответного ядерного удара позволяет поддерживать состав стратегических ядерных сил, соответствующий экономическим возможностям страны, не ввязываясь в гонку ядерных вооружений ведущих ядерных держав, а с другой – достаточно уверенно чувствовать себя с точки зрения обеспечения собственной безопасности.
Но главное не в этом. Ядерное оружие как средство ведения войны – крайнее, это последний шаг в нанесении максимального ущерба противнику, несмотря на неизбежность своих колоссальных потерь. Такой подход находится в полном противоречии с китайской философией войны и победы. Китайская философия войны и применение ядерного оружия несовместимы. Более того, переход в войне к применению оружия массового поражения совершенно бессмыслен для КНР. Численность населения Китая – одно из весомых слагаемых его военной мощи, дающее преимущество по отношению к абсолютному большинству стран мира. Применение оружия массового поражения может быть выгодно любой другой стороне конфликта, значительно уступающей по численности населения Китаю, но невыгодно Китаю. Для него инициатива в применении оружия массового поражения означает лишение самого себя одного из главных преимуществ.
В тоже время, ядерная политика официально признанных ядерных государств не исключает в определенных условиях применение ядерного оружия первыми.
Основными положениями военной доктрины, принятыми в 1993 г., Россия сформулировала условия, при которых допускалось применение ядерного оружия первыми. С одной стороны, за основу был принят подход стран НАТО, подкрепленный условиями гарантий неприменения ядерного оружия против неядерных государств. С другой стороны, такой подход был обусловлен развалом Вооруженных Сил СССР, незавершенностью формирования Вооруженных Сил России и их ограниченными возможностями по ведению войны обычным оружием. Условия возможного применения ядерного оружия первыми преследовали цель предотвращения перерастания локального конфликта в крупномасштабную войну.
Военная доктрина Россия 2000 г. фактически продублировала условия применения ядерного оружия 1993 г. И до настоящего времени возможности Вооруженных Сил России еще не достигли того уровня, который бы позволял не опасаться широкомасштабной войны обычным оружием.
Соединенные Штаты в 2001 г. не только закрепили прежние подходы к применению ядерного оружия, но и расширили условия его применения вплоть до превентивных ударов. Ядерная политика США, в отличие от России, продиктована не слабостью, а стремлением закрепить свое глобальное превосходство.
Но общность доктринальных положений России и США состоит в том, что они закрепляют целесообразность обладания ядерным оружием, тем самым входя в противоречие с условиями ДНЯО. Перспектива ядерного разоружения при таком подходе становиться нереальной.
Китайские доктринальные положения не противоречат условиям ДНЯО [5,6].
Представляется, что ядерная стратегия Китая наилучшим образом соответствует условиям складывающегося миропорядка. Но отсюда вовсе не следует, что Китай не будет развивать и совершенствовать свои ядерные силы. Во-первых, срок эксплуатации ракетно-ядерного оружия имеет свои ограничения, его замена неизбежна. Естественно, что на смену будет поступать более совершенная техника, соответствующая вновь возникающим условиям.
С 2002 г. СРВ оснащаются ракетными комплексами с усовершенствованной твердотопливной БРСД «Дунфэн-21А» (по сравнению с прототипом БРСД «Дунфэн-21» максимальная дальность стрельбы увеличена на 1000 км – с 2000 до 3000 км). В 2003 г. принят на вооружение первый мобильный ракетный комплекс с твердотопливной МБР «Дунфэн-31А» (дальность стрельбы около 12300 км). Начаты работы по созданию на базе МБР «Дунфэн-31, 31А» новой мобильной БРСД «Дунфэн-25». По некоторым оценкам, эта ракета будет состоять из первой и второй ступеней МБР «Дунфэн-31,31А» и иметь дальность стрельбы до 4000 км. Первое летное испытание БРСД «Дунфэн-25 возможно в конце текущего или в начале следующего года.
Развитие США системы ПРО подтолкнуло Китай к принятию программы оснащения своих стратегических ракет разделяющимися головными частями и средствами преодоления системы ПРО. Уже разработана МБР «Дунфэн-5Б» с ядерной кассетной головной частью.
Представляется, что дальнейшая борьба за региональное лидерство и статус глобальной сверхдержавы могут подтолкнуть военно-политическое руководство Китая к полному или частичному (на региональном уровне) отказу от обязательств неприменения ядерного оружия первыми. В связи с этим, было бы чрезвычайно полезным ведущим ядерным государствам отказаться от существующих доктринальных положений, которые не исключают применения ядерного оружия первыми. До тех пор, пока это не произойдет, мало шансов, убедить другие государства отказаться от мыслей о приобретении ядерного оружия. Только в этом случае можно говорить о реальности выполнения требований ДНЯО в части перспективы всеобщего ядерного разоружения.
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ по проекту № 07-03-02037 «Россия и новый этап в развитии международных отношений».
-
Сунь-Цзы Трактат о военном искусстве, М.Л., 1950г.
-
ШОС: Масштабы влияния, infoshos.ru.
-
Сергей Гриняев «Об основных направлениях трансформации вооруженных сил Китая, http://www.fondiv.ru/articles/110/
-
Михеев В., Павлятенко В., Каменнов П., СВА: проблемы ядерного нераспространения, http://www.carnegie.ru/ru/print/71733-print.htm
-
Роланд Темирбаев, О ядерном потенциале и ядерной политике Китая, «Ядерный контроль» №4(78), Том 11, зима 2005.
-
Анатолий Клименко, Эволюция военной политики и военной доктрины Китая, Военная мысль 2005 год, №4.
Читайте также на нашем сайте: