Анализировать состояние ядерного потенциала нашего ближайшего и важнейшего соседа – Китайской Народной Республики, и ее позицию по многоликим аспектам ядерной политики представляется делом довольно непростым, поскольку из всех держав, располагающих ядерным оружием, как официально признаваемых, так и неофициальных, ядерная программа и планы Китая в ядерной области являются одними из наиболее закрытых. И не случайно китайские представители на международных форумах по разоружению неизменно и в весьма твердой форме выступают против открытости или, как принято говорить, транспарентности ядерной деятельности. Объясняют это китайские специалисты обычно тем, что Китай обладает «небольшими и слабо развернутыми ядерными силами, что делает их легкими объектами для противника, обладающего эффективной разведкой». Поэтому, заявляют они, Китай «озабоченно относится к ядерной транспарентности, особенно к приданию публичной огласке количества ядерного оружия в своем арсенале и к местам его развертывания»
[1].
В силу этого неизбежно приходится считаться с тем, что большая часть имеющейся информации о китайской военной атомной программе основана на сообщениях средств массовой информации, а также на заявлениях и оценках различных иностранных правительственных ведомств, разведывательных сообществ и независимых экспертов, прежде всего американских. Основательный анализ китайских официальных заявлений по ядерной проблеме тоже иногда требует немалых усилий ввиду того, что не всегда легко разобраться в тонкой нюансировке тех изменений, которые время от времени вносятся в проводимую китайским руководством официальную линию по ядерной проблематике.
Ракетно-ядерный арсенал Китая
По данным авторитетных международных источников, в том числе ежегодников СИПРИ и справочников Фонда Карнеги за международный мир, ядерный арсенал Китая оценивается в 400–450 единиц ядерных боезарядов, предназначенных для развертывания на ядерной триаде, то есть на средствах наземного, авиационного и морского базирования. Ядерное оружие, судя по имеющимся данным, развернуто и на нестратегических системах, включая артиллерию, хотя в недавних заявлениях и документах КНР и высказываются публичные возражения против проведения государствами «исследований и разработок ядерного оружия малой мощности и легко приспособленного для применения»
[2]. Справочник Фонда Карнеги за международный мир 2002 г. приводит систематизированные данные о том, что Китай обладает примерно 270 боезарядами, развернутыми на ракетах наземного и морского базирования, 150 боезарядами на бомбардировщиках и 120 боезарядами, развернутыми на ракетах малой дальности, артиллерийских системах и на других средствах доставки
[3].
Со времени своего первого ядерного испытания 16 октября 1964 г. Китай произвел 45 ядерных взрывов, последний из которых состоялся 29 июля 1996 г., незадолго до открытия для подписания Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ).
Основу ядерной триады составляют наземные ядерные силы. Межконтинентальные баллистические ракеты
DF-5А дальностью 13 000 км, достаточной, чтобы достичь США, являются жидкотопливными, они развернуты в провинции Хэнань, их четырех-пятимегатонные боезаряды, как считается, хранятся отдельно от МБР. Кроме того, имеется свыше 100 ракет промежуточной дальности, развернутых таким образом, что они способны поразить объекты на территориях России, Индии, Японии и других азиатских государств. По мнению Фонда Карнеги, время, необходимое для пуска жидкостных ракет, недостаток защищенных ракетных шахт, а также недостаток мобильных ракетных систем создают у китайского руководства беспокойство относительно живучести этой составляющей ракетно-ядерного потенциала страны
[4].
КНР располагает одной атомной подводной лодкой
Xia, вооруженной 12-ю твердотопливными двухступенчатыми БРПЛ
Julang-1 дальностью 1 700 км, однако АПЛ курсирует только в прибрежных водах, что не создает угрозы для США, как отмечают американские специалисты. По мнению авторов ежегодника СИПРИ за 2004 г., эта АПЛ, возможно, даже не достигла оперативной боеготовности. Авиационная часть ядерной триады состоит из 120 бомбардировщиков
Н-6 и 30 самолетов
Q-5 среднего и меньшего радиуса действия, способных нести ядерные боезаряды. Бомбардировщики
Н-6 основаны на технологии советских бомбардировщиков
Ту-16, и их дальность составляет свыше 3 000 км. КНР закупает у России многоцелевые самолеты
Су-30 и
Су-27, при этом предполагается, что они переоборудуются для выполнения боевых задач, связанных с ядерным оружием. Наконец, на вооружении имеются ракеты
DF-11 дальностью 280 км, а также другие системы нестратегического оружия (артиллерия, атомные фугасы, ракеты малой дальности). Китай имеет спутниковые системы наведения ракет
[5].
Поскольку Китай обладает ограниченным потенциалом нанесения ответного удара, он особенно обеспокоен перспективой создания системы ПРО. Такая система, защищающая территорию Соединенных Штатов, наряду с современной системой ПРО ТВД, которую США могут продать Японии и Тайваню, существенно затруднили бы китайское военное планирование. В этом случае Соединенные Штаты получили бы теоретическую возможность уничтожить китайские силы сдерживания. В случае, если обеспокоенность КНР в отношении способности обеспечения ее безопасности существенно возрастет и если военная модернизация получит приоритет над модернизацией экономической, Пекин, вероятнее всего, будет вынужден увеличить количество развернутых носителей и боезарядов, повысить объемы производства запланированных к выпуску систем оружия и приступить к созданию и развертыванию средств противодействия системам ПРО
[6].
Китай весьма обеспокоен принятым Японией в 2003 г. решением вложить первый миллиард долларов в разрабатываемую американцами систему ПРО морского и наземного базирования, на которую будет истрачено еще несколько миллиардов долларов, прежде чем она будет полностью развернута, вероятно это произойдет не ранее 2011 г. Эта система, хотя на словах и предназначена для того, чтобы отразить ракетную атаку Северной Кореи, может быть использована для защиты от китайской ракетной угрозы, а ее компонент морского базирования может быть развернут для защиты Тайваня
[7].
По данным ежегодников СИПРИ и справочников Фонда Карнеги со ссылками на американские правительственные сообщения, наращивание ядерных сил Китая продолжается. По расчетам Министерства обороны США, проведенным в 2002 г., Китай имел около 20 МБР, способных достигать цели на территории США, при этом предполагалось, что это количество возрастет примерно до 30 единиц в 2005 г. и, возможно, до 60 – к 2010 г. По прогнозам ЦРУ, общие размеры китайского стратегического ракетно-ядерного арсенала в течение 15 лет возрастут до 75–100 боезарядов, развернутых «в основном против США». Как сообщает ежегодник СИПРИ за 2003 г., в докладе Министерства обороны США утверждается, что Китай, как представляется, не стремится к обладанию большими стратегическими силами, и хотя модернизация этих сил продолжается, они все же невелики.
С середины 1980-х гг. Китай разрабатывает три новые баллистические ракеты: мобильную трехступенчатую и твердотопливную МБР DF-31 (CSS-X-10), новую версию DF-31 с увеличенной дальностью действия и БРПЛ Julang-II («Большая волна»). Были проведены три испытательных пуска МБР DF-31, последний из которых имел место в ноябре 2000 г. Разрабатывается еще одна МБР – DF-41 дальностью 12 000 км, которая будет развернута в ближайшие годы и будет способна поразить цели на всей территории США. Продолжается также создание АПЛ проекта 094, которая будет оснащена 16-ю БРПЛ Julang-II.
Как показывают опубликованные оценки ЦРУ, Китай, возможно, обладает достаточными техническими возможностями для разработки и развертывания систем с РГЧ, включая и РГЧ ИН, но пока как будто еще не делает этого. Если Китай попытается в ближайшее время овладеть технологией РГЧ, то, по оценкам ЦРУ, одним из вариантов может стать использование ракеты
DF-31 для разработки простых систем РГЧ или РГЧ ИН на уже существующих МБР
DF-5 [8]. По мнению специалистов, «ключевой сферой модернизации и роста являются увеличение количества и повышение точности баллистических ракет средней и меньшей дальности»
[9].
Разразившийся в США в 1999 г. и продолжавшийся несколько лет крупный шпионский скандал, явившийся результатом попыток Китая якобы «выкрасть» ядерные секреты из американской Лос-Аламосской лаборатории, связывали с намерениями КНР создать компактные ядерные боезаряды для РГЧ. В американской печати были сообщения, что китайцы пытались также получить доступ к технологиям наведения по потенциальным целям российских тяжелых ракет с РГЧ ИН
[10]. Некоторые специалисты невольно задаются вопросом: не объясняется ли постоянное уклонение Китая от ратификации ДВЗЯИ стремлением сохранить возможность проведения ядерных испытаний для отработки зарядов для РГЧ, если этот Договор так и не вступит в силу из-за противодействия США?
Что касается тактического ядерного оружия, то по данным, приводимым в ежегодниках СИПРИ, несколько ядерных испытаний малой мощности в начале 1970-х гг. и военные учения в 1982 г., имитировавшие применение такого оружия, позволяют предположить, что могут проводиться и разработки ТЯО
[11].
По данным последнего доклада Пентагона от июля 2005 г., Китай предполагает «в течение нескольких лет» создать новую мобильную МБР и новую БРПЛ, которая прошла испытание в июне 2005 г. Нынешний китайский арсенал из 20 МБР, способных достичь территории США, по мнению американского военного ведомства, может увеличиться в пять раз
[12].
Точные объемы китайского производства оружейных расщепляющихся материалов, естественно, неизвестны. Фонд Карнеги ссылается на оценки аналитиков
[13], согласно которым Китай произвел от 2 до 6 т оружейного плутония и от 15 до 25 т ВОУ. С 1964 по 1987 г. Китай производил ВОУ на двух объектах – Ланчжоу и Хепин, плутоний производился также на двух объектах – Цзюцюань и Гуанюань с 1968 по 1991 г. Как полагают эксперты, КНР прекратила производство оружейного плутония в 1991 г., а производство ВОУ в 1987 г. Считается, что китайское ядерное оружие особенно зависит от оружейного урана, причем на единицу боезаряда уходит 20–30 кг ВОУ. Для плутониевого заряда используется в среднем 3–4 кг оружейного расщепляющегося материала
[14].
Большая часть произведенных оружейных ядерных материалов была использована для изготовления боезарядов. При этом предполагается, что резервные запасы таких материалов составляют более трех тонн оружейного ВОУ и одну тонну плутония, из которых Китай может оснастить дополнительно к имеющимся еще 200 единиц ядерных боезарядов
[15].
О прогрессирующей программе модернизации китайских вооруженных сил свидетельствуют данные о росте военного бюджета страны. Расходы КНР на оборону в 2005 г. были увеличены на 12,6 % по сравнению с предыдущим годом и составили почти 30 млрд. долл. В эту сумму, однако, не входит большая часть ассигнований на закупки вооружений за границей. По мнению Вашингтона, реальный военный бюджет страны составит в три раза большую сумму, чем официально объявленный
[16].
Как сообщала Washington Post 12 апреля 2005 г., «в течение последних недель президент Буш и его старшие сотрудники, включая министра обороны Д. Рамсфельда, государственного секретаря К. Райс и директора Центральной разведки П. Госса, выразили озабоченность по поводу наблюдающегося в последнее время роста военных возможностей Китая и их влияния на региональный баланс сил».
Доктринальные стратегические установки КНР
Следует отметить, что с самого начала появления китайского ядерного оружия
публично объявляемая ядерная политика Китая отличается определенной последовательностью. Сразу же после первого ядерного испытания, проведенного в 1964 г., китайское руководство заявило об этом и оповестило другие государства, что Китай «никогда и ни при каких условиях не применит первым ядерное оружие»
[17]. В дальнейшем Китай в порядке развития этого своего заявления официально предложил в 1994 г. другим ядерным державам заключить договор о взаимном обязательстве не применять ядерного оружия первыми.
В практической военной деятельности, по мнению экспертов, до начала 1980-х гг. китайская военная стратегия состояла в подготовке к «раннему ведению войны, к ведению масштабной войны, к ведению ядерной войны». Однако в 1985 г. китайское военное руководство изменило стратегию, переведя упор с возможности всеобщей войны к подготовке страны к ограниченной войне. Одновременно аналитики Народно-освободительной армии Китая (НОАК) стали уделять больше внимания стратегии сдерживания как средству обороны от возможного противника
[18].
В настоящее время ядерная доктрина Китая, как считает большинство специалистов, основана на поддержании «минимального ядерного сдерживания», то есть способности нанести удар возмездия против небольшого количества высокоценных целей (таких, как города и промышленные центры) после ядерной атаки со стороны потенциального противника. При этом структура и характер развертывания ядерных сил КНР определяются двумя ключевыми факторами: необходимостью выживания потенциала нанесения ответного удара и учетом потенциального развертывания системы противоракетной обороны. Как справедливо отмечает российский эксперт И.Ф. Бочаров, «современная китайская ядерная доктрина сдерживания, представленная сравнительно небольшим размером ядерных сил, базируется на концепции ответного «противоценностного» удара, то есть разрушения городов противника. По мнению руководства Китая, такое положение дел способствует отказу любого американского президента от попытки нанести ядерный удар по этому восточному государству. Характеристики ядерного оружия на китайских стратегических носителях – моноблочные боеголовки мегатонного класса до пяти мегатонн – логично подтверждают доктрину «противоценностного» ответного удара»
[19].
Как представляется, Соединенные Штаты не могут не учитывать в своем ядерном планировании эти возможности Китая, и поэтому ядерное сдерживание в отношении этой страны занимает одно из приоритетных мест в американской ядерной политике. В четырехлетнем обзоре Министерства обороны США 2001 г. отмечалась «опасность того, что в регионе (Восточной Азии) появится военный соперник с огромными возможностями» и что один из «долгосрочных интересов» США состоит в «создании препятствий враждебному доминированию в критических районах», включая прибрежные районы Северо-восточной и Восточной Азии, определяемые как «регион, простирающийся от Юга Японии, через Австралию вплоть до Бенгальского залива»
[20].
Большое значение играет и тот непреложный факт, что высокие темпы развития китайской экономики требуют все больше и больше энергетических и сырьевых ресурсов, которые страна все меньше и меньше может обеспечить за счет внутренних возможностей. В такой ситуации КНР объективно вынуждена будет вступить в конкурентную борьбу, прежде всего с США, за внешние рынки получения этих ресурсов. Особый интерес неизбежно вызывает Ближний Восток с его огромными запасами нефти. Как недавно писал американский аналитик Б. Шварц, хотя американское стратегическое превосходство в Восточной Азии в предстоящие годы будет не уменьшаться, а возрастать, проблема в том, что Китай «эвентуально превратится, как считают стратеги из Пентагона, в «равновеликого соперника» Соединенных Штатов в Азии, то есть в великую державу с экономическими и военными мускулами, способную бросить вызов преобладающей позиции Америки в регионе, который наверняка станет экономическим центром нынешнего столетия». По мнению автора, эта проблема является доминирующей в вопросах национальной безопасности для второго срока правления президента Буша
[21]. В изданной в 1996 г. китайским Национальным оборонным университетом НОАК книге Гофан Лилун» («Теория национальной обороны») разъясняются как история, так и современный статус сдерживания в китайской доктрине национальной безопасности. В книге утверждается, что хотя сдерживание со времени окончания Второй мировой войны играет превосходящую роль в международном стратегическом мышлении, его корни в действительности можно проследить и в военной практике времен древнего Китая.
При этом авторы ссылаются на изречения Сунь Цзы двух тысячелетней давности, который выступал за то, чтобы «подавлять противника без войны». В книге обозначены две основные задачи сдерживания в китайском понимании – защита национальных интересов и рассеивание угроз стране. В ней проводится мысль о том, что сдерживание по-китайски ограничено самообороной, в то время как другие государства, и особенно Соединенные Штаты, используют сдерживание как компонент наступательной военной стратегии и оставляют за собой право применения ядерного оружия первыми в любом конфликте
[22].
С точки зрения авторов указанной книги, сдерживание является сложной стратегией, это ни война, ни мир, а нечто среднее между ними, существующее на многих уровнях. Сдерживание может быть поделено на конвенциональное сдерживание (т.е. сдерживание посредством обычных вооружений), ядерное сдерживание, космическое сдерживание и т.д. Конвенциональное сдерживание, в свою очередь, может быть как всеобщим при использовании обычных вооруженных сил для сдерживания глобальной войны, так и ограниченным рамками регионального конфликта. Для всеобщей или общенародной войны Китай мобилизует свое огромное население и ресурсы, чтобы не допустить эскалации конфликта и его превращения в полномасштабную войну. Сдерживание на региональном уровне будет использоваться для противодействия «гегемонистской агрессии» и экспансии в прилегающих к Китаю районах. Ограниченное ядерное сдерживание будет использовано для противодействия возможной ядерной войне, направленной против Китая. Такое ядерное сдерживание рассматривается в качестве ответного удара возмездия против конкретных объектов на территории противника. Наконец, Китай может разработать потенциал ограниченного космического сдерживания для того, чтобы быть в состоянии состязаться с другими ядерными державами в военном использовании космического пространства
[23].
Таким образом, как следует из этого анализа возможных сценариев сдерживания, рассматриваемых китайскими военными специалистами, оно может приобретать как силовые, так и несиловые формы, полагаться как на обычные вооружения, так и на ядерное оружие, что представляется вполне адекватным реальному военному, ядерному и неуклонно растущему экономическому потенциалу Китая.
Как свидетельствует американский эксперт китайского происхождения Мин Чжан, посетивший Пекин в 1998 г., его беседы с ответственными китайскими официальными лицами подтверждают, что хотя руководство КНР избегает признавать роль ядерного сдерживания, оно продолжает проводить курс на поддержание достаточных ядерных сил, обеспечивающих «ограниченное ядерное сдерживание»
[24]. Из этого следует, что Китай будет поддерживать и модернизировать необходимые ему ядерные силы на тот случай, если возникнет необходимость нанесения удара возмездия в ответ на ядерную атаку противника.
Как считают некоторые аналитики, китайские военные специалисты, начиная примерно с 1987 г., используют термин «ограниченное сдерживание», что подразумевает поддержание страной баланса, промежуточного между минимальным и максимальным уровнем сдерживания, что, по их мнению, обеспечивает достаточные возможности сдерживания глобальных держав в случае их вовлечения в региональные конфликты близ китайских границ. В соответствии с этим доктринальным подходом КНР заявляет о наличии у нее средств и возможности предотвратить эскалацию такого рода конфликтов, подтверждая наличие выживаемого потенциала ответного удара, даже в случае применения потенциальным противником ядерного оружия на уровне ТВД.
В практическом аспекте, как полагают эксперты, доктрина «ограниченного сдерживания» нашла отражение в ходе широкомасштабных комплексных учений китайских вооруженных сил в Тайваньском проливе в марте 1996 г., в период очередного обострения отношений между Пекином и Тайбэем. Тогда КНР осуществила запуски нескольких ракет в прилегающие к Тайваню акватории. Одной из целей этих запусков была оценка возможной реакции США. Несмотря на высокий уровень задействования в ходе учений различных родов войск КНР, Соединенные Штаты, выдвинувшие в район Тайваньского пролива авианосное соединение, на политическом уровне не ссылались на возможность нанесения ядерного удара по КНР, как это имело место в ходе тайваньского кризиса 1954–1955 гг., что позволило китайской стороне сделать вывод о том, что вероятность нанесения Китаем ответного удара учитывается американцами и, следовательно, можно говорить об эффективности доктрины «ограниченного сдерживания»
[25].
В последнее время большое внимание военно-политических аналитиков, особенно в США, привлекло к себе высказывание декана китайского Университета национальной обороны генерал-майора Чжу Чэнху, сделанное в июле 2005 г., о возможности использования Китаем ядерного оружия в случае конфликта с Соединенными Штатами по поводу Тайваня. Как следует из специальной публикации американского Института глобальной безопасности
[26], реакция экспертов в США была весьма критичной. Китайские же специалисты, опубликовавшие свои комментарии в этом издании, высказали большой скептицизм относительно возможности изменения нынешней ядерной доктрины КНР о неприменении ядерного оружия первым. Официальные китайские власти поспешили откреститься от высказываний генерала Чжу Чэнху.
Реакция КНР на ядерные испытания в Южной Азии
Отношения с важнейшим южным соседом – Индией практически со времени образования Китайской Народной Республики занимают значительное место в китайском военно-стратегическом планировании и внешнеполитической деятельности. После поражения Индии в войне с Китаем 1962 г. напряженность в отношениях между двумя странами то вспыхивала, то затухала, неизменно являясь предметом озабоченного внимания руководства обеих стран. При этом не только территориальный вопрос, продолжающий оставаться «яблоком раздора» между ними, но и сам факт существования бок о бок двух крупнейших и быстро развивающихся государств Азии не могут не предопределять особый и весьма сложный характер взаимоотношений между обеими державами, их соперничество в азиатском регионе. Китайско-пакистанское сотрудничество, в том числе в ядерной области, также не могло не усиливать взаимное недоверие между Индией и КНР. Неудивительно поэтому, что в этих условиях, после вооруженного конфликта 1962 г. и последовавшего вскоре за ним первого испытания китайского ядерного оружия, Индия взяла курс на овладение ядерным потенциалом.
Изначальной реакцией Пекина на первую серию индийских ядерных испытаний 11 мая 1998 г. было полное молчание. Но уже через два дня Китай присоединился к всеобщему потоку критики действий Индии, и официальный представитель МИД КНР заявил, что «китайское правительство выражает серьезную озабоченность в связи с индийскими ядерными испытаниями» и что эти испытания «противоречат существующей тенденции в международных отношениях и не соответствуют интересам поддержания мира и стабильности в Южной Азии». После второй серии индийских испытаний 13 мая Китай реагировал незамедлительно и на этот раз более резко: в заявлении МИД КНР было подчеркнуто, что «китайское правительство глубоко потрясено и настоящим выражает строгое осуждение». Спустя несколько дней председатель КНР Цзян Цземинь дал интервью агентству
Agence France-Press , в котором заявил, что «Индия делает Китай потенциальным объектом своего ядерного оружия и должна нести ответственность за новую вспышку напряженности в Южной Азии»
[27]. Еще более критическую оценку действий Индии содержали публикации НОАК и заявления ее высокопоставленных представителей.
После двух серий индийских испытаний Пакистан провел срочные консультации с китайским правительством, направив в Пекин 18 мая секретаря МИД Ш. Ахмада. Как объявило пакистанское радио, его целью было «доверительно поставить в известность Китай – своего испытанного временем друга – о тех мерах, которые должны быть приняты для обеспечения национальной безопасности». Когда пакистанский представитель возвратился в Исламабад, агентство
Синьхуа сообщило, что «он должен быть полностью удовлетворен результатами своего визита»
[28]. Пакистан провел свои ядерные испытания 28 и 30 мая, и, по всей видимости, китайское руководство одобрило планы пакистанских властей по проведению испытаний, хотя для целей публичного потребления высказало «сожаление» после того, как они были проведены.
В прессе, правда, были сообщения, что в ответ на обращение президента США Клинтона председатель КНР Цзян Цземинь накануне пакистанских ядерных испытаний как будто обращался к правительству Пакистана с просьбой не проводить испытания
[29]. Но в то же время фактически прозвучала и поддержка действий Пакистана: официальный представитель МИД Китая заявил, что «нынешняя ситуация в Южной Азии является исключительно результатом политики Индии, пакистанские ядерные испытания явились реакцией на запугивания со стороны Индии»
[30].
Следует вместе с тем признать, что каких-либо резких перемен в китайском стратегическом курсе после индийских ядерных испытаний не произошло. В июле 1998 г., т.е. спустя два месяца после проведения этих испытаний, в Пекине была выпущена Белая книга «Национальная оборона Китая»
[31], в которой, с одной стороны, была продолжена критическая линия в отношении Индии: в ней, в частности, было заявлено, что Индия, проведя испытания, «бросила грубый вызов» международному сообществу, «тем самым спровоцировав гонку ядерных вооружений в Южной Азии», Пакистан же лишь «последовал за ней», поступив так «в ответ на индийские ядерные испытания»
[32]. Но в то же время Белая книга, давая оценку ситуации в мире в области международной безопасности, отмечала, что «мир и развитие являются главными темами нынешней эры. […] Сегодняшняя ситуация в области международной безопасности продолжает развиваться в направлении ослабления напряженности»
[33].
В Белой книге провозглашается, что Китай осуществляет «военную стратегию активной обороны», которая состоит в достижении «превосходства путем нанесения удара только после того, как противник нанесет удар», и на основе принципа: «Мы не нападем до тех пор, пока не нападут на нас». И далее говорится: «Китай обладает небольшим количеством ядерного оружия исключительно для удовлетворения потребностей самообороны». Китай «придерживается принципа самообороны всем народом и стратегической концепции всенародной войны»
[34].
О ситуации вокруг Тайваня
Как уже отмечалось, время от времени китайское руководство дает миру знать о своих притязаниях на Тайвань, что вызывает определенную нервозность в отношениях Китая с Японией, а также с Австралией и, естественно, с Соединенными Штатами. Китай с озабоченностью следит за укреплением политических отношений Японии с Тайванем, который был японской колонией под названием Формоза с 1895 по 1945 г., а сегодня он выступает в качестве ее важного стратегического и экономического партнера.
Развивая в последние годы в интересах укрепления своих внешнеполитических позиций отношения с многосторонними образованиями в Азии (АСЕАН, Шанхайская организация сотрудничества, шестисторонний форум по Северной Корее), Китай настаивает на том, чтобы Тайвань не был допущен в любую международную организацию, членство в которой осуществляется на государственном уровне. При этом китайское правительство выступает против обсуждения проблем безопасности, связанных с Тайванем, в региональных организациях, занимающихся вопросами безопасности, таких, как Региональный форум АСЕАН.
По вопросу о Тайване в «Белой книге 1998 г.» содержится довольно решительное заявление: «Китайское правительство стремится достичь воссоединения страны мирными средствами, но не возьмет на себя обязательства не прибегать к силе. Каждое суверенное государство имеет право использовать все средства, которые оно сочтет необходимыми, включая военные средства, для обеспечения своего суверенитета и территориальной целостности. […] Китайское правительство выступает против того, чтобы какая-либо страна продавала вооружения Тайваню, что не только нарушает основные нормы международного права, но также угрожает безопасности Китая, миру и стабильности региона»
[35].
Как сообщала американская пресса, в последнее время у Японии и Австралии вызывает определенное беспокойство «игра мускулами» со стороны Китая, и Япония «недавно проявила стремление расширить объем связей в сфере безопасности с Соединенными Штатами и впервые недвусмысленно поставила вопрос о совместном американо-японском сотрудничестве в случае кризиса в Тайваньском проливе». Что касается Австралии, то «китайские официальные лица недавно потребовали, чтобы австралийское правительство «пересмотрело» свой договор пятидесятилетней давности с Соединенными Штатами»
[36].
Обращает на себя внимание тот факт, что в марте 2005 г. Всекитайское собрание народных представителей приняло закон против сепаратизма, который явно направлен на оказание нажима на Тайвань. Согласно этому закону, в случае провозглашения независимости и отделения Тайваня будут применены «немирные средства и другие необходимые меры для защиты суверенитета и территориальной целостности Китая». Ссылаясь на принятие указанного закона, Соединенные Штаты оказывают нажим на страны Европейского Союза с тем, чтобы ЕС не отменял эмбарго на поставки вооружений Китаю, которое действует уже 15 лет.
В США высказывают озабоченность тем, что Китай развернул на своем юго-восточном побережье, прилегающем к Тайваньскому проливу, более 700 ракет, причем ежегодно их количество увеличивается на 70–75 единиц
[37]. Как отмечают, интерес КНР к Тайваню объясняется не только целями объединения, но и стратегическими задачами и потребностью в обеспечении безопасности морских проливов, через которые в страну поступает 80% нефти и огромные объемы другого сырья.
Китайская политика и практика в области ядерного нераспространения
В американских публикациях по проблемам нераспространения обращается большое внимание на вопросы безопасности и учета ядерных вооружений и материалов в КНР, и особенно на то обстоятельство, что Китай являлся одним из основных поставщиков ядерных технологий и оборудования для ряда развивающихся стран. Так, Фонд Карнеги в своих публикациях отмечал, что китайский практический подход к экспорту предметов ядерного и военного назначения не соответствовал нормам международного режима ядерного нераспространения.
В 1980–1990 гг. китайский ядерный экспорт, особенно в
Пакистан, стал предметом серьезной международной озабоченности с точки зрения стандартов ядерного нераспространения. Согласно докладу Агентства США по контролю над вооружениями и разоружению от августа 1997 г., «до присоединения Китая к ДНЯО в 1992 г. Соединенные Штаты пришли к выводу, что Китай оказывал содействие Пакистану в создании ядерных взрывных устройств». Предполагалось, что КНР оказывала помощь Пакистану в строительстве реактора-наработчика плутония мощностью 50–70 МВт, который не находился под гарантиями МАГАТЭ. По сообщениям СМИ, в 1995 г. администрация Клинтона установила, что Китай продал 5000 кольцевых магнитов исследовательской лаборатории А.К. Хана в Кахуте по центрифужному обогащению урана, где производится оружейный ядерный материал. Директор ЦРУ Дж. Тенет заявил на сенатских слушаниях в 2001 г., что «китайские организации обеспечили в прошлом широкомасштабную поддержку пакистанским ядерным программам, как находившимся, так и не находившимся под гарантиями»
[38]. Китай продолжает сотрудничать с Пакистаном в сооружении АЭС в Чашме (Chashma).
Китай также оказывал и оказывает содействие в ядерной области
Алжиру, который только в 1996 г. заключил соглашение с МАГАТЭ о гарантиях
[39]. Китай поставлял ядерные технологии в
Иран, в частности продал три исследовательских реактора нулевой мощности и реактор небольшой мощности, а также два или три небольших циклотрона для электромагнитного разделения изотопов. До 1997 г. Китай оказывал содействие Ирану в строительстве около г. Исфахана предприятия по производству гексафторида урана
[40]. Иранская ядерная проблема, по мнению Китая, должна решаться в рамках МАГАТЭ. КНР заявила о поддержке усилий Ирана и трех стран Европейского Союза по достижению долгосрочного урегулирования этой проблемы путем переговоров.
В отношении ядерной проблемы на Корейском полуострове китайские официальные представители подчеркивают, что эта проблема должна решаться путем переговоров, и возражали против принятия Советом Безопасности каких-либо мер в отношении КНДР в 1993 и 2003 гг., когда она ставила СБ ООН в известность о своем намерении выйти из Договора о нераспространении. Как известно, в 2003 г. Северная Корея из Договора вышла. Выступая за переговорный процесс, КНР взяла на себя роль принимающей стороны на шестисторонних переговорах (КНДР, Республика Корея, США, Россия, Япония, Китай), проходящих в Пекине. Касаясь корейской проблемы, глава делегации КНР на Обзорной конференции по ДНЯО в мае 2005 г. заявил: «Мы надеемся, что заинтересованные стороны будут воздерживаться от провокационных акций и продемонстрируют большую степень гибкости в целях создания благоприятных условий для возобновления переговоров».
По мнению наблюдателей (в частности, известного американского политолога Фр. Фукуямы), «только Китай обладал достаточными экономическими рычагами для того, чтобы усадить Северную Корею за стол переговоров. И действительно, Пекин, сократив на короткое время поставки электроэнергии в эту страну, вынудил Пхеньян согласиться на шестисторонний формат»
[41]. В значительной степени именно благодаря усилиям Китая в сентябре 2005 г. на шестисторонних переговорах в Пекине удалось принять совместное заявление о путях достижения договоренности относительно денуклеаризации Корейского полуострова, но несомненно, что претворение в жизнь, в практические дела этой договоренности во многом будет зависеть от посредничества и усилий Пекина.
В Справочнике Фонда Карнеги за 2002 г. отмечалось, что в течение последних 25 лет были предприняты определенные усилия с целью убедить Пекин хотя бы формально изменить свой практический подход к ядерному сотрудничеству, приблизив его к политике других ядерных поставщиков, и эти усилия дали заметные результаты. «Под воздействием постоянного поощрения со стороны Соединенных Штатов, – утверждается в этом справочнике, – была создана национальная система экспортного контроля, однако работа над ней продолжается, и система пока не является достаточно эффективной»
[42]. В декабре 2003 г. в Китае была опубликована правительственная Белая книга «Политика и меры Китая по нераспространению», в которой подробно излагаются политическая линия и конкретные шаги страны в области нераспространения ОМУ
[43]. В сентябре 2005 г. вышла в свет очередная Белая книга, озаглавленная «Усилия Китая в области контроля над вооружениями, разоружения и нераспространения»
[44]. В качестве одного из важнейших принципов объявляется необходимость отказа от одностороннего подхода (unilateralism) и двойных стандартов в этой области, подчеркивается «огромное значение» роли Организации Объединенных Наций. Подчеркивается также необходимость «гарантировать права всех стран, особенно развивающихся государств, по использованию научно-технических достижений и результатов двойного использования в мирных целях при условии полного соблюдения целей нераспространения, а также необходимость недопущения того, чтобы какая-либо страна занималась распространением под предлогом мирного использования». Нетрудно заметить, что указанные положения определенно имеют в виду Соединенные Штаты и их политику на международной арене.
В 1984 г. Китайская Народная Республика стала членом Международного агентства по атомной энергии, в 1992 г. присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия, в 1995 г. поддержала его бессрочное продление, в 1997 г. вошла в состав Комитета Цангера. В том же 1997 г. Госсовет КНР принял Положение о контроле над ядерным экспортом, а в 1998 г. – Положение о контроле над экспортом ядерных предметов двойного использования и соответствующих технологий. В 2001 г. были утверждены поправки к Уголовному кодексу, в которых устанавливается, что незаконное производство, продажа и транспортировка радиоактивных веществ являются преступлением, подлежащим уголовному преследованию. В 2002 г. китайское правительство приняло Положение о гарантиях и контроле над ядерным импортом и экспортом и о ядерном сотрудничестве с иностранными государствами.
Хотя и в те годы, а иногда и сейчас, со стороны ряда стран имели и имеют место претензии в отношении практической политики КНР в области ядерного и ракетного нераспространения, нельзя не признать, что китайское правительство систематически предпринимает шаги, направленные на усиление экспортного контроля. В 2004 г. при активном содействии России Китай стал членом Группы ядерных поставщиков (ГЯП). Как сообщается в китайской «Белой книге 2003 г.», в экспортной политике Китай придерживается принципа всеобъемлющего контроля (catch-all).
Китай не присоединился к международному Режиму контроля ракетных технологий (РКРТ), но в 1992 г. заявил, что будет соблюдать принципы и нормы РКРТ, а в 1994 г. подтвердил свое обещание не экспортировать ракеты "земля–земля", способные иметь дальность более 300 км и доставлять полезный груз свыше 500 кг
[45]. В 2000 г. Китай заявил, что не намерен помогать какой-либо стране в разработке баллистических ракет, способных доставлять ядерное оружие, а в августе 2002 г. было принято Положение о контроле над экспортом ракет и относящихся к ним оборудования и технологий и утвержден соответствующий контрольный список.
В 1989 г. Китай заключил с МАГАТЭ добровольное соглашение о постановке под гарантии Агентства части своей гражданской ядерной деятельности, а в 2002 г. присоединился к Дополнительному протоколу о гарантиях.
КНР активно поддержала создание зон, свободных от ядерного оружия (ЗСЯО), в различных регионах мира – в Латинской Америке, Южной части Тихого океана, Африке, Юго-Восточной Азии, подписав протоколы, обеспечивающие безъядерный статус таких зон
[46]. Китай признает безъядерный статус Монголии и заявил о поддержке усилий по созданию зон, свободных от ядерного оружия, на Ближнем Востоке и в Центральной Азии.
Как выше уже указывалось, в 1996 г. Китай подписал ДВЗЯИ и объявил мораторий на ядерные испытания, но Договор до сих пор не ратифицировал. На Обзорной конференции по ДНЯО 2005 г. китайская делегация заявила о поддержке «скорого» вступления в силу ДВЗЯИ и заверила, что в КНР «сейчас активно работают над внутренними юридическими процедурами в целях ратификации Договора». Наблюдатели, однако, не без иронии обратили внимание на то, что примерно похожее объяснение отсутствия ратификации было сделано китайцами и пять лет тому назад – на Обзорной конференции по ДНЯО 2000 г. В «Белой книге» (сентябрь 2005 г.) утверждается, что Китай «энергично» занимается подготовкой к ратификации ДВЗЯИ, а китайские официальные представители заявляют, что ведется работа по обеспечению поддержки Договора «со стороны китайской общественности».
Позиция Китая по проблематике ядерного разоружения
Не вызывает сомнения, что Китай заинтересован в максимальном сокращении ядерных вооружений основных ядерных держав. Исходя из этой своей фундаментальной позиции, КНР выступает в Организации Объединенных Наций, других международных организациях, в том числе на многостороннем переговорном форуме – Конференции по разоружению в Женеве, за полное запрещение и ликвидацию ядерных вооружений. В рабочем документе, представленном китайской делегацией 28 апреля 2004 г. в Подготовительном комитете Обзорной конференции по ДНЯО 2005 г. в качестве рекомендации для указанной конференции, эта позиция сформулирована предельно ясно: «Государства, обладающие самыми большими ядерными арсеналами, несут особую ответственность за ядерное разоружение и должны взять на себя лидирующую роль в радикальном сокращении своих ядерных арсеналов, зафиксировать свои обещания по сокращению в юридической форме и уничтожить все ядерные вооружения, сокращаемые из своих арсеналов»
[47].
Прекратив наработку оружейного урана и плутония и, очевидно, полагая на данное время достаточными свои запасы этих делящихся материалов
[48], Китай поддерживает, особенно в последнее время, заключение Конвенции о запрещении производства расщепляющихся материалов для ядерного оружия (КЗПРМ). В этом определенно просматривается стремление Китая остановить рост ядерных возможностей своих азиатских соседей. Нельзя исключать того, что и сам Китай не очень заинтересован в выработке юридически обязывающего соглашения о ЗПРМ. Впрочем, из-за отрицательного отношения США к возможности достижения контролируемой договоренности по КЗПРМ, заявленного в июле 2004 г., перспективы соглашения по данной проблеме представляются еще более мрачными, чем ранее. Женевская конференция по разоружению в течение ряда лет буксует на одном месте – как по данному вопросу, так и по другим аспектам разоружения.
На 59-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 2004 г. при рассмотрении внесенного Малайзией от имени Движения неприсоединения проекта резолюции по пункту повестки дня «Содействие многосторонним действиям (multilateralism) в области разоружения и нераспространения» китайская делегация заявила, что ни одна страна не может действовать в одиночку и что «наш долг повелевает продвигать дело многостороннего контроля над вооружениями и разоружения»
[49].
Особенно активно – по понятным причинам – Китай выступает на международной арене против милитаризации космоса и в поддержку шагов по отказу от создания систем противоракетной обороны или, во всяком случае, по максимальному ограничению таких систем. По мнению известных американских китаистов Дж. Луиса и С. Литая, «ни одна страна не проявила такое внимание к стратегической оборонной инициативе США (СОИ), выдвинутой в 1980-е гг., как Китай», и китайские военные «неоднократно требовали от конструкторов ракет сконцентрировать усилия в предстоящие годы на выживаемости ракет и их способности преодоления противоракетной обороны»
[50].
КНР решительно поддерживала сохранение Договора по ПРО между США и СССР 1972 г. до тех пор, пока США в одностороннем порядке не денонсировали его. Китайские представители подчеркивали, что этот Договор является «краеугольным камнем глобального стратегического баланса» и основой не только двухстороннего – между США и Россией, но также и «
многостороннего процесса ядерного разоружения. […] Договор должен неукоснительно соблюдаться до тех пор, пока мы не достигнем цели всеобщего уничтожения ядерного оружия»
[51]. Как отмечали американские специалисты по контролю над вооружениями М. Ливай и М. О’Хэнлон, «готовность России терпимо, без решительных протестов, отнестись к выходу администрации Буша из Договора по ПРО поставила Китай в тяжелое положение. Последний, очевидно, ожидал, что Москва возьмет на себя инициативу с целью заставить администрацию США заплатить дипломатическую цену за снятие ограничений на создание противоракетной обороны и, возможно, попытаться убедить Соединенные Штаты согласиться на некоторые ограничения на будущее развертывание ПРО». Американские специалисты делают из этого вывод, что «Китай имеет больше оснований для беспокойства по поводу стратегического баланса с Соединенными Штатами, чем Россия. С учетом характера спора между Пекином и Вашингтоном по поводу Тайваня, Китай, а не Россия может в конце концов оказаться в состоянии войны с Соединенными Штатами»
[52].
В «Белой книге» от сентября 2005 г. по вопросу о ПРО говорится следующее: «Исследования, разработки и развертывание систем противоракетной обороны ни в коей мере не дают эффективного решения проблемы. Китай не хотел бы, чтобы противоракетная система оказала негативное воздействие на глобальную стратегическую стабильность, создала бы фактор нестабильности для международного мира и безопасности, подорвала бы доверие между крупными державами, нанесла бы ущерб законным интересам безопасности других государств. Китай в еще большей степени выступает против сотрудничества некоторых стран в области противоракетной обороны в целях дальнейшего распространения технологий баллистического ракетостроения. Китай считает, что соответствующие государства должны повысить транспарентность своей программы ПРО в интересах углубления доверия и рассеивания подозрений. Поскольку вопрос о Тайване затрагивает его коренные интересы, Китай выступает против попыток любой страны оказать помощь или предоставить защиту какими бы то ни было средствами Тайваньскому региону Китая в области противоракетной обороны».
В июне 2002 г. делегации Китая и Россия совместно внесли на рассмотрение Конференции по разоружению в Женеве рабочий документ «Возможные элементы будущей международно-правовой договоренности о предотвращении размещения оружия в космическом пространстве, применения силы или угрозы силой в отношении космических объектов». Согласно этому предложению, основные обязательства государств состояли бы в том, чтобы не выводить на орбиту вокруг Земли любые объекты с любыми видами оружия, не устанавливать такое оружие на небесных телах и не размещать такое оружие в космическом пространстве каким-либо иным образом; не прибегать к применению силы или угрозе силой в отношении космических объектов; не оказывать содействия и не побуждать другие государства, группы государств, международные организации к участию в запрещаемой деятельности
[53].
Как следует из цитировавшегося выше рабочего документа Китая от 28 апреля 2004 г., Китай выступает за то, чтобы на Женевской Конференции по разоружению велись переговоры и по ядерному разоружению, и по КЗПРМ, и по запрету на вывод оружия в космос, что, однако, не представляется реальным из-за нынешней позиции США и некоторых других государств.
Наблюдатели обратили внимание на заявление генерального директора департамента по контролю над вооружениями и разоружению МИД КНР Лю Цзеи, сделанное в апреле 2004 г., в котором он призвал ядерные державы «не проводить исследования и не разрабатывать новые виды ядерного оружия»
[54]. Это расценивается как реакция Китая на работы, проводимые в этом направлении в США.
Представляется очевидным, что развертывание американской ПРО подталкивает Китай не только к пересмотру его подхода к ядерному оружию и к сокращению ядерных вооружений, но потенциально способствует снижению заинтересованности в соглашениях о контроле над вооружениями и может инициировать рост вооружений.
На 59-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 2004 г. китайская делегация при принятии традиционной резолюции по пункту «Предотвращение гонки вооружений в космическом пространстве» высказала возражения против проведения научно-исследовательских работ и разработки космического оружия, заявив, что «если сидеть сложа руки, то космос станет четвертой средой военных действий в дополнение к суше, морю и воздуху». Гонка вооружений в космосе нарушит стратегическую стабильность, а испытание оружия на низкой орбите «усугубит и так уже острую проблему космического мусора»
[55].
На Обзорной конференции по ДНЯО в мае 2005 г. китайская делегация, в отличие от делегаций всех других ядерных держав-участниц Договора о нераспространении, практически не привела каких-либо сведений о предпринимаемых ею шагах по ограничению или сокращению своего ядерного арсенала, либо о своих намерениях в этом направлении, как это вытекает из буквы и духа обязательств Китая по ст. VI Договора. Свое заявление на пленарном заседании делегация свела к общей декларации в пользу ядерного разоружения, вновь обратив внимание на «тревожный факт» расторжения Договора по ПРО и (в который раз!) подчеркнув, что «два государства с самыми крупными ядерными арсеналами должны добросовестно выполнить Договор, который они заключили по сокращению своего ядерного оружия, и произвести дальнейшие сокращения своих ядерных арсеналов на контролируемой и необратимой основе, тем самым создавая благоприятные условия для окончательного, полного и всестороннего ядерного разоружения». в интим магазине
www.uslada-shop.ru
В разделе о ядерном разоружении своего национального доклада о выполнении ДНЯО (кстати, представленного впервые, очевидно, с учетом позиции стран Движения неприсоединения) Китай ограничился лишь самым общим заявлением о том, что он «последовательно и строго выполняет свои обязательства по разоружению в соответствии с ДНЯО и предпринимает серьезные усилия по продвижению международного процесса ядерного разоружения, по окончательному и полному запрещению и тщательному уничтожению всего ядерного оружия и созданию мира, свободного от ядерного оружия»
[56].
Китайская делегация на последней Обзорной конференции на этот раз проявила непривычную для страны активность. В развитие своего пленарного заявления и доклада о выполнении ДНЯО делегация внесла на рассмотрение конференции шесть (!) рабочих документов со своими предложениями для включения в заключительный документ конференции
[57]. Следует, в частности, отметить следующие характерные для китайской дипломатии и неизменно повторяемые предложения: многосторонние действия – верный путь содействия международному контролю над вооружениями и разоружению; «государства, располагающие крупнейшими ядерными арсеналами, несут особую ответственность за ядерное разоружение и должны взять на себя ведущую роль в деле радикального сокращения своих ядерных арсеналов на контролируемой, необратимой и юридически обязывающей основе»; «программа противоракетной обороны не должна нарушать глобальный стратегический баланс и стабильность»; «предотвращение
вепонизации и гонки вооружений в космосе – в интересах всех стран»; «не должно разрабатываться легкодоступное для применения ядерное оружие малой мощности»; «должно быть вывезено на родину все ядерное оружие, размещенное за пределами своей территории»; «следует отказаться от политики и практики предоставления «ядерного зонтика» и «разделения ядерной ответственности»»; «следует отказаться от практики двойных стандартов в области ядерного нераспространения»; «ядерные державы должны понизить роль ядерного оружия в своей стратегии национальной безопасности» и т. п.
Обращает на себя внимание тот довольно нестандартный факт, что китайской делегацией был внесен отдельный рабочий документ по вопросу о создании на Ближнем Востоке зоны, свободной от ядерного и других видов оружия массового уничтожения. В этом документе было также вновь подчеркнуто, что иранский ядерный вопрос должен решаться «разумным образом» посредством диалога в рамках Международного агентства по атомной энергии и что следует оказывать поддержку Ирану и трем европейским государствам в их переговорах по достижению долгосрочного решения, при этом высказано новое соображение о том, чтобы этим переговорам содействовал «высокий представитель».
Как известно, на Обзорной конференции 2005 г. ядерная пятерка (Великобритания, Китай, Россия, Соединенные Штаты, Франция) не смогла из-за имеющихся среди этих государств разногласий согласовать свое совместное заявление о ходе выполнения ДНЯО. Главным пунктом расхождений был вопрос об отношении к ДВЗЯИ. Тут основным препятствием стало отрицательное отношение к Договору США, за которыми удобно расположился Китай. Остальные ядерные державы (Россия, Великобритания, Франция) участниками этого Договора являются.
Обзорная конференция по ДНЯО 2005 г., как известно, завершилась без принятия заключительного документа. На последнем заседании конференции китайская делегация, тем не менее, в твердой форме подчеркнула значение ДНЯО как гаранта международного мира и безопасности и как образец того, как снимать озабоченности в области безопасности на основе «многосторонних действий», отметив при этом особое значение универсализации Договора (т.е. присоединения к нему Индии, Пакистана и Израиля). Как свидетельствуют приводимые в настоящем обзоре материалы, перспективы дальнейшего развития ядерного арсенала Китайской Народной Республики и тенденции, проявляющиеся в ее ядерной политике, особенно с учетом неуклонного роста экономического и промышленного потенциала страны, заслуживают неустанного внимания с точки зрения российских интересов и со стороны мирового сообщества. Эти тенденции требуют постоянного и тщательного анализа в целях получения более ясного представления о воздействии внешнеполитической стратегии Китая на состояние международной безопасности и уровень стратегической стабильности в Азии и в мире в целом.
Примечания
[1] См., например, статью Ли Бина (Li Bin), директора программы контроля над вооружениями Института международных исследований Университета Цзинхуа (Tsinghua) в Пекине. Li Bin. China: A Crucial Bridge. For the 2005 NPT Review Conference.
Arms Control Today. 2005, Vol. 35, No. 1, January/February. P. 22.
[2] Working Paper submitted by China in the Preparatory Committee for the 2005 NPT Review Conference «On the Issue of Nuclear Disarmament and Reduction of the Danger of Nuclear War». 2004, April 28. http://www.fmprc.gov.cn/eng/ .
[3] Deadly Arsenals. Tracking Weapons of Mass Destruction. Wash. D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 2002. P. 141. Впрочем, некоторые специалисты не разделяют приводимые здесь данные о количестве китайского ядерного оружия. Так, американский эксперт Дж. Льюис из Университета штата Мериленд полагает, что Китай располагает только 80–130 ед. оперативно развернутых ядерных боезарядов:
18 на МБР DF-5, 12 на МБР DF-4 и 50–100 на ракетах средней дальности DF-3. Льюис пишет, что наиболее компактная ядерная боеголовка, испытанная в 1992–1996 гг., имеет вес 470 кг и является слишком тяжелой для оснащения МБР РГЧ ИН. Для создания более легкой боеголовки Китаю пришлось бы проводить ядерные испытания. Льюис не считает, что Китай обладает боеготовыми ядерными зарядами для авиации и имеющейся у него подводной лодки. Вместе с тем автор отмечает, что китайские стратегические силы, как считает американская администрация, «все больше заменяют Россию» в качестве «главной опорной отметки» для определения размеров и способностей стратегических сил США. Bulletin of the Atomic Scientists. 2005, May/June. P. 52–59.
[4] Deadly Arsenals. P. 143.
[5]
Ming Zhang. China’s Changing Nuclear Posture. Reactions to the South Asian Nuclear Tests. Wash. D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 1999. Foreword by Joseph Cirincione. P. V and 2–3; Ежегодник СИПРИ за 2003 г. С. 742.
Китай вывел на орбиту группировку из трех спутников для космической навигации, известную под названием Бейдоу, которая может обеспечить достаточную точность для применения РГЧ ИН.– Форден Джеффри. Военные возможности и значение местной китайской спутниковой навигационной системы. Наука и Всеобщая Безопасность. 2005, Том 12, № 3. С. 35–46.
[6] Deadly Arsenals. Р. 143–144. Газета НОАК Jiefangun Bao писала 24 января 1999 г., что включение Тайваня в систему противоракетной обороны США «встретит решительное возражение со стороны китайского народа». МИД КНР также предупредил о «серьезных последствиях, если система ПРО будет развернута в Азии, и особенно если Тайвань будет допущен к участию в ней». – Цит. по: Ming Zhang. Р. 50.
[7] Бэйтс Гилл. Новая политика Китая в области обеспечения безопасности на многосторонней основе и ее реализация в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Ежегодник СИПРИ за 2004 г. М.: Наука, 2005. С. 270.
[8] Ежегодник СИПРИ за 2003 г. С. 741.
[9]
Ming Zhang. China’s Changing Nuclear Posture. Reactions to the South Asian Nuclear Tests. Wash. D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 1999. Foreword by Joseph Cirincione. Р. 3.
[10] См.: Кузьменко Андрей. Ядерная политика Китая. Ядерное Распространение. 2000, выпуск 34, январь-март. С. 76.
[11] Ежегодник СИПРИ за 2003 г. С. 743.
[12]
Arms Control Today. 2005, September. P. 30.
[13] Главным образом, на известное исследование: Albright David, Berkhout Frans and Walker William.
Plutonium and Highly Enriched Uranium 1996. World Inventories, Capabilities and Policies. N.Y.: Oxford University Press. SIPRI, 1997. P. 76–78 and 126–130.
[14] Deadly Arsenals. Р. 145.
[15] Gronlund Lisbeth, Wright David, and Liu Yong. China and a Fissile Material Production Cut-Off. Survival. 1995–1996, Vol. 37, No. 4, Winter. P. 150–151.
[16] Financial Times. 2005, April 7.
[17] Из послания Премьера Государственного совета КНР Чжоу Эньлая на имя Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгина от 17 октября 1964 г. Сообщение о послании было опубликовано в газете «Правда» 4 января 1965 г.
[19] Бочаров И.Ф. Парадоксы ядерного сдерживания. Независимое Военное Обозрение. 2005,22 апреля.
[20] Цит. по: Ежегодник СИПРИ за 2004 г. С. 272.
[21] Schwarz Benjamin. Managing China’s Rise.
Atlantic Monthly. 2005, June.
[25] Кузьменко Андрей. Ядерная политика Китая. Ядерное Распространение. 2000, выпуск 34, январь–март. С. 73.
[26]
China Security. A publication of the World Security Institute China Program. 2005, №1, Autumn. http://www.wsichina.org.
[29]
Washington Post. 1998, May 29.
[31]
China’s National Defense. Beijing: Information Office of the State Council of the People’s Republic of China. 1998, July.
[32]
China’s National Defense. Р. 6
[36] Kagan Robert. Those Subtle Chinese.
Washington Post. 2005, March 10.
[37]
Financial Times. 2005, April 7.
[38] Deadly Arsenals. Р. 148–149.
[41] Фукуяма Фрэнсис. Новый взгляд на Азию. Россия в Глобальной Политике. 2005, Том 3, № 1, январь–февраль. С. 142.
[43] China’s Non-Proliferation Policy and Measures. http://www.fmprc.gov.cn/eng
[44] China’s Endeavors for Arms Control, Disarmament and Non-Proliferation. Information Office of the State Council of the People’s Republic of China. 2005, September.
[45] Некоторые аналитики полагают, и не без основания, что Китай не идет на формальное присоединение к РКРТ из-за продолжающихся американских поставок вооружений Тайваню. Ming Zhang. Р. 57–58.
[46] За исключением протокола к Бангкокскому договору о ЗСЯО в Юго-Восточной Азии. Однако КНР – единственная из ядерных держав, выразившая готовность подписать этот протокол, если и другие ядерные державы это сделают (другие же ядерные державы имеют оговорки к договору, а следовательно, и к протоколу по той причине, что его действие распространяется на так называемые «особые экономические зоны»). Китай, как и Россия, высказал готовность поддержать протокол к еще не подписанному договору о ЗСЯО в Центральной Азии в его нынешнем виде (однако против текста проекта договора возражают западные ядерные державы).
[47] Working Paper submitted by China in the Preparatory Committee for the 2005 NPT Review Conference «On the Issue of Nuclear Disarmament and Reduction of the Danger of Nuclear War». 2004, April 28. В докладе КНР о выполнении ДНЯО, представленном Обзорной конференции по ДНЯО 2005 г. сообщается, что «с начала 1990-х гг. Китай постепенно сокращает свою программу разработок ядерного оружия» и что, в частности, объект по разработке ядерного оружия в Цинхае «был закрыт, переоборудован в гражданскую установку и после дезактивации передан местному органу управления в мае 1995 г.». NPT/CONF.2005/24.
[48] Что касается удовлетворения потребностей в ядерном топливе для своей быстро развивающейся атомно-энергетической промышленности, то тут Китаю существенную помощь оказывает Россия, согласившись поставить оборудование для газоцентрифужного обогащения урана. По межправительственному соглашению от декабря 1992 г. РФ оказала содействие в строительстве двух газоцентрифужных предприятий – в Шэньси и Ланчжоу – общей мощностью 1–1,5 млн. единиц разделительных работ в год. Предприятия находятся под гарантиями МАГАТЭ, однако завод в Ланчжоу из-за отсутствия средств практически не контролируется. Бухарин Олег. Понимание российского комплекса обогащения урана. Наука и Всеобщая Безопасность. Том 12, № 3. С. 30. Это уже второй этап в обеспечении Китая нашей страной расщепляющимися материалами и ядерными технологиями: в конце 1950-х гг. Советский Союз оказал помощь КНР в строительстве и пуске газодиффузионного завода по производству высокообогащенного урана, а также ряда
других ядерных объектов.
[49] По этому пункту повестки дня Генеральная Ассамблея приняла резолюцию 59/69. За нее голосовали 125 делегаций, против – 9 (США и другие участники антииракской коалиции) и 49 воздержались.
[50] Lewis John Wilson and Litai Xue. China’s Strategic Seapower. The Politics of Force Modernization in the Nuclear Age. Stanford CA: Stanford University Press, 1994. P. 236.
[51] Из выступления советника (в ранге посла) посольства КНР в США Хэ Яфея на Международной конференции по нераспространению Фонда Карнеги. 2000, 16 марта. Ядерное Распространение. 2000, выпуск 36, июль–сентябрь.С. 61.
[52] Michael A. Levi and Michael E. D’Hanlon. The Future of Arms Control. Wash. D.C.: Brookings Institution Press, 2005. P. 25–26.
[53] Документ Конференции по разоружению CD/1679. Соавторами китайско-российского рабочего документа выступили также делегации Белоруссии, Вьетнама, Зимбабве, Индонезии и Сирии.
[54] Li Bin. China: A Crucial Bridge. For the 2005 NPT Review Conference. Arms Control Today. 2005, Vol. 35, No. 1, January/February. P. 24.
[55] По этому пункту повестки дня 178 голосами при 4 воздержавшихся (США, Израиль, Гаити и Палау) Генеральной Ассамблеей ООН была принята резолюция 59/65, подчеркивающая необходимость принятия «дальнейших мер, предусматривающих соответствующие эффективные положения о контроле над предотвращением гонки вооружений в космическом пространстве».
[56] Документ NPT/CONF.2005/24.
[57] Документы NPT/CONF.2005/WP. 2–7.