Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Центральная Азия: измерения безопасности и сотрудничества

Версия для печати

Специально для портала «Перспективы»

Сергей Лузянин

Центральная Азия: измерения безопасности и сотрудничества


Лузянин Сергей Геннадьевич – заместитель директора Института Дальнего Востока РАН, руководитель Центра стратегических проблем Северо-Восточной Азии и ШОС, профессор МГИМО (У) МИД РВ, президент Фонда поддержки востоковедческих исследований, доктор исторических наук


Центральная Азия: измерения безопасности и сотрудничества

В Центральной Азии складывается противоречивая, чреватая взрывами ситуация, определяемая набором внутренних проблем и деятельностью внешних акторов. Все – в ожидании усиления системного вызова под условным названием «Афганистан–2014», когда коалиционные западные силы, согласно официальным заявлениям Вашингтона, должны будут покинуть кризисную страну. Локальные и во многом альтернативные механизмы безопасности, с одной стороны – ОДКБ и ШОС, с другой – проекты НАТО, де-факто усиливают общую нестабильность и взаимное недоверие. В условиях экономической поляризации, с учетом конфессиональной и этнической специфики сценарий «революционных» обновлений чрезвычайно опасен и непредсказуем как для самих стран региона, так и для их соседей.

Центральная Азия и афганский вызов

Страны Центральной Азии (Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Кыргызстан, Туркменистан) переживают сложный период. Все в ожидании усиления системного вызова под условным названием «Афганистан–2014», когда коалиционные западные силы, согласно официальным заявлениям Вашингтона, должны будут покинуть кризисную страну, отдав бразды правления режиму Х. Карзая. Сегодня многие, от рядовых граждан региона до экспертов и политиков, гадают, сколько продержится этот режим и как далеко в своей внешней экспансии пойдут талибы.

Одновременно поступает информация о том, что американцы и не собираются в 2014 г. уходить из страны, что речь идет просто о «переформатировании» западного присутствия. США сохраняют все свои военные базы и опорные пункты [1], не вмешиваясь в военные дела этого «качающегося государства» и явно провоцируя внутриафганские силы на новый виток гражданской войны. В пользу последней версии свидетельствуют данные об усилившихся в 2011 г. контактах американских военных с так называемыми умеренными талибами, о желании американцев передать им часть оружия и баз в обмен на «лояльность». К этому следует добавить заявление избранного в конце 2011 г. в Кыргызстане президента А. Атамбаева о сохранении в Манасе (Кыргызстан) американской военной базы, а также факты активной обработки американскими дипломатами таджикского президента Э. Рахмона по вопросу открытия в республике аналогичной Манасу базы.

Таким образом, 2014 г. ожидается для региона рубежным в отношении вызовов и угроз, идущих из Афганистана. России, которая не участвует в афганской операции западной коалиции и не ведет тайных переговоров с талибами, придется укреплять Организацию Договора о коллективной безопасности – ОДКБ, которую НАТО официально пока не собирается признавать.

Участниками подписанного 15 мая 1992 г. Договора о коллективной безопасности являются Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан. В ст. 2 Договора говорится: «В случае возникновения угрозы безопасности, территориальной целостности и суверенитету одного или нескольких государств-участников, либо угрозы международному миру и безопасности государства-участники будут незамедлительно приводить в действие механизм совместных консультаций с целью координации своих позиций и принятия мер для устранения возникшей угрозы». Одновременно в статье 4 предусмотрено, что «В случае совершения акта агрессии против любого из государств-участников все остальные государства-участники предоставят ему необходимую помощь, включая военную, а также окажут поддержку находящимися в их распоряжении средствами в порядке осуществления права на коллективную оборону в соответствии со статьей 51 Устава ООН» [2]. Организация имеет коллективные силы оперативного реагирования (КСОР) в составе: воздушно-десантной дивизии, 4 мотострелковых десантных батальонов, 2 десантных штурмовых батальонов, подразделения МЧС и МВД.

Между традиционализмом, выживанием и попытками модернизации

В политической жизни региона неумолимо приближается естественный цикл обновления правящих элит в отдельных республиках (в частности, в Узбекистане и Казахстане). Когда точно он наступит – не знает никто. Но при этом большинство наблюдателей не отрицают его неизбежность в ближайшей или среднесрочной перспективе и непредсказуемые политические последствия. Обновление элит уже прошло в Туркменистане (2007) и Кыргызстане (2011). Прошло безболезненно – без кризисных последствий или гражданских войн. В других республиках подобные «мягкие» сценарии передачи власти пока не просматриваются.

России рано или поздно придется столкнуться с дилеммой – поддержать ли старые или опереться на новые политические элиты. В отдельных республиках к власти придут люди, которые, скорее всего, не будут связаны с нынешним российским политическим опытом и его влиянием. Теоретически новые элиты, скорее всего, будут формироваться по 4 возможным моделям: а) из рядов конституированной светской оппозиции (Казахстан); б) из близких к нынешней власти кланов либо членов правящих семей (Казахстан, Узбекистан); в) из рядов умеренного либо радикального ислама (Узбекистан, Таджикистан); г) из рядов не конституированной (нелегальной внутренней) либо зарубежной оппозиции (Узбекистан, Казахстан). Как видим, почти все модели, кроме варианта формирования власти из родственных кланов нынешних руководителей, несут скрытую либо открытую угрозу изменения отношения к России.

Отдельной темой центральноазиатского дискурса остаются проблемы эффективности социально-экономического развития стран региона. Здесь можно констатировать упрочение сложившейся еще в 1990-е годы двухполюсной структуры. Один полюс представлен Казахстаном, явным региональным лидером, который демонстрирует достаточно успешную модель государственного капитализма с опорой на широкий круг внутренних и внешних источников, включая значительные (и растущие) доходы от экспорта углеводородов. Другой полюс – периферийные, отсталые Кыргызстан и Таджикистан, будущее которых представляется пока неясным и проблематичным. Некую «золотую середину» представляют Узбекистан и Туркменистан, которые не могут быть отнесены к аутсайдерам, но и не являются лидерами. По таким параметрам, как ВВП, объем внешней торговли и др., между лидером и периферией в 2011 г. существовал 12-кратный разрыв, и он каждый год увеличивается.

Традиционализм для региона – явление системное и комплексное. Ключевые компоненты хозяйственно-экономической жизни центральноазиатских народов за многовековую историю сформировались на базе различных традиционных укладов. Это, с одной стороны, кочевой (степной) уклад и образ жизни казахов, киргизов и туркменов, с другой – оседлый (земледельческий) уклад узбеков и таджиков. Понятно, что современный уровень развития нивелировал эту базовую специфику, сохранив, тем не менее, некоторые различия в менталитете и политической культуре наций. Следует указать и другое традиционное различие – доминирование в регионе тюркских этносов (узбеков, казахов, туркмен, киргизов) при сохранении достаточно большой персидской группы в лице таджиков. Данное обстоятельство косвенно влияет на уровень и глубину как современных отношений Турции с тюркскими народами региона, так и взаимодействия Ирана с таджикским этносом.

Цивилизационные различия исторически сказались и на процессе исламизации центральноазиатских народов. Оседлая (земледельческая) цивилизация таджиков и узбеков раньше, системно и глубоко восприняла ислам. Кочевые же народы региона (казахи, киргизы) приняли ислам позднее и более поверхностно. Ряд западных историков напрямую связывают некоторые современные этнические и пограничные конфликты с подобными историческими явлениями [3].

Насколько отдельные проблемы в Центральной Азии обусловлены традиционным культурно-цивилизационным комплексом – это вопрос, требующий специального изучения. Однако очевидно, что некоторые конфликтогенные явления существуют самостоятельно, помимо исторического фона, – в частности, в сферах водопользования, распределения энергоносителей, делимитации и демаркации «внутренних» границ между центральноазиатскими государствами. Отдельные противоречия имеют место в скрытом (латентном) виде, часть из них проявляется открыто в форме различных конфликтов и напряженности на межгосударственном уровне. Причем основные конфликты (из-за спорных участков границ, проблем делимитации и пр.) сформировались еще в советский период, находясь в ту пору в законсервированной форме и ожидая своего часа. После 1991 г., когда республики получили государственную независимость и процессы политической «эмансипации» развернулись в полную силу, все латентные конфликты вышли на поверхность.

Известный специалист по региону, профессор И.Д. Звягельская, анализируя связь времен – традиционный ряд и современные реалии, считает, что в политической культуре Центральной Азии сохранились жесткие представления об иерархичности общества. При этом борьба за передел власти в условиях традиционного общества, по ее мнению, имеет высокие шансы вылиться в гражданскую войну, а приход к власти новых группировок не меняет базовых общественных механизмов, что при определенных условиях способно «обусловить цикличность бунтов-переворотов». В результате, подчеркивает эксперт, «мы имеем в регионе отсутствие легальной конкуренции элит, имитационный характер выборов и весьма условную многопартийность. В качестве мобилизационных механизмов выступает, как правило, региональная и/или клановая солидарность. Политический переворот либо сразу превращается в бунт, либо начинающийся бунт отстраненные от власти элиты пытаются перевести в русло политического переворота. Внутренние факторы становятся в настоящее время главными потенциальными вызовами безопасности в государствах Центральной Азии» [4].

Эпицентр напряженности традиционно расположен в Ферганской долине, объединяющей границы Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана. В этом условном треугольнике и сконцентрирована большая часть внутрирегиональных проблем. Особенно сложными остаются узбекско-таджикские и узбекско-киргизские отношения, конфликтность которых связана с распределением водных ресурсов, расселением этнических анклавов и до конца не демаркированными границами.

В контексте традиционализма просматривается и активизации как легального (политического и бытового), так и нелегального, экстремистского (фундаменталистского) ислама. Особенность распространения радикальных исламских течений в регионе связана с тем, что большая часть из них находит питательную почву не только за рубежом (в Афганистане, Пакистане, на Ближнем Востоке), но и внутри отдельных республик. На фоне нарастающего социального кризиса, нищеты, безработицы и бесправия среди части населения (особенно сельского) популярность идей исламских радикальных партий быстро растет. Не секрет, что исламисты предлагают пособия, льготные кредиты на развитие мелкого и среднего бизнеса, различную социальную помощь и гарантии через сеть своих легальных структур.

Региональная мотивация стран ближнего окружения

В этих условиях внешний фактор – деятельность в регионе как сопредельных (Россия, Китай, Иран), так и более отдаленных (США, ЕС, Турция, Индия и др.) государств играет все более значительную роль и оказывает прямое или косвенное воздействие на весь комплекс внутренних процессов и явлений в регионе. Местные властные элиты, с одной стороны, заявляют о своем праве на диверсификацию внешней политики, на равноудаленность от великих держав, с другой – постоянно лавируют и ищут сильных внешних спонсоров и покровителей. Мотивация самих великих держав в регионе сконцентрирована на проблемах безопасности, взаимной конкуренции, углеводородах, транспортных коридорах и возможностях усиления политического влияния на те или иные республики. Россия в этом ряду не исключение, однако мотивация у нее значительно сильнее, чем у других внешних игроков, так как напрямую связана с проблемами национальной безопасности, приоритетами сохранения постсоветского пространства СНГ, экономическими, энергетическими, транспортными и иными целями.

Российский фактор

Интересы России обусловлены целым комплексом условий.

Во-первых, это наличие общего постсоветского пространства, институализированного в рамках СНГ, Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ) и ЕврАзЭС [5].

Принципиально новым моментом институализации стало заявление российского премьер-министра В.В. Путина в конце 2011 г. о проекте создания Евразийского союза на базе действующего трехстороннего Таможенного союза России, Казахстана и Белоруссии.

Политический контекст евразийской идеи В.В. Путина связан с открывающимися перспективами и интеграционными возможностями обновления евразийского пространства в рамках взаимодействия трех указанных государств. К слову, победивший в конце 2011 г. на президентских выборах в Кыргызстане А. Атамбаев отметил возможность присоединения республики к трехстороннему Таможенному союзу, а в будущем – к новому евразийскому проекту, включая создание Зоны свободной торговли (ЗСТ) в рамках уже 4 государств.

Объявленный проект вызывает неоднозначную реакцию у «ближнего» и «дальнего» окружения Центральной Азии – США, ЕС, Китая, Ирана, Турции, Афганистана, Пакистана, Индии и др. Каждая из перечисленных стран имеет свой набор текущих и долговременных интересов в регионе, и «перезагрузка» центральноазиатской части СНГ в российском направлении становится причиной скрытого либо открытого раздражения, протестов и противодействия ближних и дальних соседей. Причем реакцию многих, включая США и ЕС, можно только предполагать.

Во-вторых, мотивация безопасности напрямую связана с ростом наркотрафика из Афганистана и Центральной Азии в Россию. За 20 лет сформировалась огромная наркотическая «пирамида» в регионе. В отличие от финансовых «пирамид», данная конструкция имеет реальную конфигурацию, мощную инфраструктуру, ежегодно охватывая миллионы новых жертв. В ее основании – гигантские маковые поля в Афганистане, широкая сеть дилеров (нелегальных курьеров) и отработанные маршруты наркотрафика через Россию в Европу. По подсчетам российских экспертов, объем тяжелых наркотиков (героина), прошедших за 2010 – 2011 гг. через регион, по сравнению с периодом в конце 1990-х – начале 2000 –х годов (до начала военной операции западных сил) вырос с 75 до 985 т. в год. Часть наркотиков, примерно 45-48% от общего числа идет через самую протяженную и практически открытую российско-казахстанскую границу (7,5 тыс. км).

В-третьих, существенную роль играет энергетическая и транспортная мотивация России, пытающейся сохранить основные источники углеводородов и транспортно-энергетические «коридоры» их доставки в страну и/или через нее. Данное направление подвергается особому давлению со стороны конкурентов, особенно стран ЕС, США и ряда других государств. Приоритетными партнерами РФ в данной сфере являются Казахстан, Узбекистан и Туркменистан. Объединение усилий России и стран Центральной Азии в энергетической сфере выступает в качестве локомотива межгосударственной кооперации, а также разделения труда в регионе. В частности, это касается глубокой переработки углеводородов, строительства АЭС, ГЭС и др. [6]

Российско-казахстанские отношения остаются приоритетными для Москвы и Астаны. В 2011 г. на торговый оборот двух стран приходилось 17,5% от всей торговли РФ с СНГ. Если в 2009 г. российско-казахстанская торговля оценивалась в 13,9 млрд. долл., то в 2011 г. она превысила 20 млрд. Ранняя постсоветская история отношений двух стран (до 2000 г.) была не всегда гладкой, имелись некоторые просчеты как с той, так и с другой стороны. Однако за 2000–2012 гг. была сконструирована всеобъемлющая правовая база системного взаимовыгодного экономического и политического сотрудничества.

15 сентября 2011 г. в Астрахани в рамках VIII Форума межрегионального сотрудничества России и Казахстана с участием глав государств прошла встреча Президента РФ Д.А.Медведева с Президентом РК Н.А.Назарбаевым. Традиционным стало проведение Форумов руководителей приграничных регионов России и Казахстана с участием глав государств. В результате принятого решения о расширении формата Форума и преобразовании его в мероприятие межрегионального сотрудничества России и Казахстана шестой Форум в новом формате прошел в Оренбурге 11 сентября 2009 г. Центральной темой – были вопросы сотрудничества в энергетической сфере. VII Форум прошел 6-7 сентября 2010 г. в Усть-Каменогорске. Ключевая тема его повестки дня – сотрудничество в сферах устойчивого развития и высоких технологий. Очередной VIII Форум состоялся в Астрахани 15 сентября с.г. Тема Форума – «Совместное реагирование на чрезвычайные ситуации трансграничного характера».

Проходят встречи глав государств в ходе мероприятий в рамках СНГ и других интеграционных структур. Регулярно проводятся телефонные разговоры лидеров двух стран. Поддерживаются контакты на уровне глав правительств, руководителей органов исполнительной власти. Совпадение или близость позиций России и Казахстана по основным международным и региональным проблемам создают основу для сотрудничества на международной арене, в том числе в рамках ООН и ее специализированных учреждений, ОБСЕ, других международных форумов. Тесно взаимодействуют внешнеполитические ведомства двух стран.

Идеологически на российско-казахстанской «оси» держится все центрально-азиатское пространство СНГ. Подключение к ней Минска (Таможенный союз) усилило российско-казахстанскую связку как в сферах безопасности, так и в экономической кооперации. Тенденции роста на ближайшую (до 2015 г.) и среднесрочную (до 2020 г.) перспективы дают возможность России и Казахстану и далее углублять процесс экономико-интеграционного, энергетического и военно-политического сотрудничества и сближения.

Общая фабула российско-узбекских отношений хорошо известна – они подвержены политическим и экономическим рискам и содержат, к сожалению, элементы непредсказуемости. Особая позиция Ташкента по вопросам региональной безопасности и экономической интеграции (Узбекистан в свое время вышел из ЕврАзЭС и ОДКБ) делает узбекское руководство достаточно сложным партнером. Так, Узбекистан блокирует целый ряд инициатив ОДКБ и ШОС на афганском направлении, предлагая альтернативную модель урегулирования по формуле «6+3» (включающей соседние с Афганистаном страны, в том числе Туркменистан и Пакистан, а также НАТО и США, но исключающей не имеющих с ним общих границ членов ОДКБ – Казахстан и Кыргызстан). Данный подход пока не находит поддержки ни в Москве, ни в центральноазиатских столицах (Астане, Бишкеке, Душанбе).

В то же время рост взаимной энергетической и инвестиционной мотивации сохраняет «окно возможностей» для развития российско-узбекского партнерства и взаимодействия. Более того, остается в силе Договор о стратегическом партнерстве России и Узбекистана, подписанный в Москве 16 июня 2004 г. Согласно этому договору, стороны обещали оказывать друг другу поддержку в случае «совершения акта агрессии» против одной из них. В этом случае «другая сторона в порядке осуществления права на коллективную самооборону в соответствии со статьей 51 Устава ООН предоставляет ей необходимую помощь, включая военную, а также оказывает поддержку иными находящимися в ее распоряжении средствами» [7]. Объем торговли в 2009 г. составлял 4,4 млрд. долл., в 2011 – 5,7.

Ташкент сохраняет членство в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). «Арабские революции» и активизация исламского фундаментализма на Ближнем Востоке объективно выдвигают Россию в качестве одного из ключевых партнеров Узбекистана в сфере безопасности и противодействия международному терроризму, экстремизму и сепаратизму.

Российско-киргизская модель взаимодействия, несмотря на внутриполитические потрясения 2005 и 2010 гг. смены власти в Бишкеке, остается важной и приоритетной для Москвы, особенно в военно-стратегической сфере. Кыргызстан – союзник России по ОДКБ, ШОС, ЕврАзЭс. Несмотря на относительно небольшие объемы двусторонней торговли (около 1,8 млрд. долл. в год), Россия заинтересована в развитие энергетической базы в республике – строительстве новых ГЭС и водохранилищ. Определенную сложность создает присутствие американской военной базы в Манасе, о выводе которой неоднократно говорили бывший К.Бакиев и нынешний президент А.Атамбаев. Однако, к сожалению, благие пожелания киргизских политиков исчезают, как только речь заходит о ежегодной американской плате (от 60 до 80 млн. долл. в год) в казну бедной республики за аренду указанной базы. Не исключено, что ситуация с «выводом» повториться и в 2012 г.

Российско-таджикские связи, испорченные судебным «разбирательством» и приговором таджикского суда по делу двух российских летчиков, тем не менее сохраняют стратегическую основу – взаимную заинтересованность в укреплении сотрудничества в сферах безопасности и торгово-экономического взаимодействия. Товарооборот в 2010 году составил 886,2 млн. долл., в 2011 – 1,2 млрд. К основным проблемам, сдерживающим рост товарооборота между двумя странами, относятся сложности с транспортировкой грузов через границы Узбекистана и Казахстана, наличие многочисленных таможенных барьеров, высокие транспортные тарифы, что приводит к значительному удорожанию поставляемой продукции. Сказывается и отсутствие отлаженной системы финансового обеспечения сделок и договоров, а также накопившиеся проблемы в деятельности российских инвесторов на рынке Таджикистана.

Россия еще в 2004 году погасила задолженности Таджикистана перед РФ путем передачи в собственность России узла «Нурек» системы контроля космического пространства (250 млн. долл.) и инвестировании оставшейся части задолженности (50 млн. долл.) в строительство Сангтудинской ГЭС-1. 31 июля 2009 г. с участием президентов России Д.А.Медведева и Таджикистана Э.Рахмона состоялся ввод в эксплуатацию Сангтудинской ГЭС-1 (проектная мощность 670 МВт). По итогам официального визита Президента Д.А.Медведева в Таджикистан 29 августа 2008 г. достигнуты договоренности о дальнейшем расширении взаимодействия двух стран в гидроэнергетической сфере. Подписан Меморандум о взаимопонимании между ОАО «ИНТЕР РАО ЕЭС» и Министерством энергетики и промышленности Таджикистана о сотрудничестве в развитии новых энергетических проектов на территории Республики Таджикистан, в соответствии с которым стороны рассмотрят возможность совместной реализации проектов строительства ГЭС средней и малой мощностей на внутренних реках Таджикистана.

Соглашением между Правительством Республики Таджикистан и ОАО «Газпром» о стратегическом сотрудничестве в газовой отрасли сроком на 25 лет, подписанном в мае 2003 г., предусматривается проведение геолого-разведочных буровых работ на газоносных площадях Таджикистана, разработка и эксплуатация месторождений природного газа, строительство и реконструкция газопроводов. В июне 2008 г. между ОАО «Газпром» и Правительством Таджикистана было подписано Соглашение об общих принципах проведения геологического изучения недр республики. 29 августа 2008 г. «Газпрому» выданы лицензии на разработку двух месторождений недалеко от Душанбе (на площадях Сарикамыш и Западный Шаамбары).

В настоящее время на территории РТ действуют 125 совместных предприятий (СП) с участием российского капитала, из которых 15 созданы в последние годы. Наибольшее количество СП сосредоточено в городах Душанбе, Ходженте и Согдийской области. Деятельность СП в основном сосредоточена в строительстве, производстве мебели, фармацевтических препаратов, ткацком производстве и в сфере торговли [8].

Сложившиеся модель российско-туркменских двусторонних отношений отражает больше углеводородные интересы обеих сторон (газа и нефти). В 2008 году поставки из Туркменистана в РФ в основном включали энергоносители (газ порядка 90%), хлопковое волокно и другие виды текстильного сырья (порядка 2%). В свою очередь, ассортимент поставок из России включал в основном продукцию машиностроения и металлообработки (около 40%) и продовольствие (порядка 12%).

Углеводородный потенциал туркменского сектора Каспийского моря (свыше 78 тысяч кв.км) предварительно оценивается в объеме от 11 до 12 млрд. тонн нефти и от 5,5 до 6,2 трлн. кубических метров газа. По официальным данным, на туркменский сектор каспийского шельфа приходится до 40% нефтегазовых запасов страны.
Еще в 2001 году российские компании ОАО «Зарубежнефть» и МГК «ИТЕРА» подписали с правительством Туркменистана меморандум о намерении по участию в освоении ряда туркменских нефтегазовых месторождений на шельфе Каспийского моря. В сентябре 2009 года в ходе визита президента России Д.Медведева в г.Ашгабат, «ИТЕРА» подписала с Государственным агентством по управлению и использованию углеводородных ресурсов при президенте Туркменистана соглашение по разделу продукции и добыче газа и нефти с туркменского участка Каспийского дна. По предварительным оценкам, ежегодная добыча на участке шельфа может составить примерно 10 млрд. кубометров газа и около 20 миллионов тонн нефти. Прогнозируемые же запасы составляют более 60 млрд. кубических метров газа и 160 млн. тонн нефти [9].

Проектируемый Россией и Туркменистаном, Прикаспийский трубопровод (ПКГ) обеспечивает Туркменистану увеличение поставок газа на внешний рынок за счет ввода новых экспортных мощностей. В свою очередь, иностранным компаниям Прикаспийский газопровод позволит гарантировать реализацию газа с шельфовых месторождений, что также будет способствовать их дальнейшей разработке. Кроме того, Прикаспийский газопровод изначально имел для России и важный геополитический смысл, поскольку рассматривался как конкурирующий по отношению к планируемому Евросоюзом газотранспортному проекту «Набукко» (Nabucco), который предполагает поставки туркменского, азербайджанского, а в перспективе, возможно и иранского газа в Европу. Каспия по территории Туркменистана и Казахстана. До сих пор не ясны оценочная стоимость Прикаспийского газопровода, ни сроки начала его строительства, несмотря на то, что в ходе визита президента Д.Медведева в г.Ашгабат в декабре 2009 года Россия и Туркменистан подтвердили свою заинтересованность в скорейшей реализации данного проекта.

В целом, очевидно, что несмотря на достаточную противоречивость отношений между Россией и Туркменистаном в ТЭК, Туркменистан остается для России практически безальтернативным и стратегически важным поставщиком газа. Обладая значительными запасами «голубого топлива», Туркменистан является единственной страной на постсоветском пространстве, которая может экспортировать большую часть (почти 3/4) добываемого газа. Это обусловлено относительно невысоким внутренним потреблением газа в силу малочисленности населения (около 4,5 млн. человек) и отсутствия в стране крупной промышленности. Однако российско-туркменское сотрудничество в ТЭК до сих пор так и не привело к существенному прогрессу в двусторонних отношениях, укреплению позиций и росту масштабов проектно-инвестиционной активности России и российских компаний [10].

Китайский фактор

Для КНР Центральная Азия была и остается стратегическим тылом по многим позициям – безопасности, энергетике, противодействия Западу (США и НАТО), созданию новых рынков сбыта и источников сырья, транзита.

Очевидно, что идея В. Путина о создании на базе трех государств Евразийского союза, воспринятая в Пекине внешне спокойно, на самом деле вызвала серьезное беспокойство Китая, особенно в отношении перспектив реализации китайской модели создания Зоны свободной торговли в рамках проекта ШОС. Как известно, в 2004 г. китайская версия создания такой зоны была отклонена центральноазиатскими государствами – членами ШОС. Сегодня в Китае готовится новый вариант проекта, и планы В. Путина по евразийской интеграции объективно не стыкуются с китайскими стратагемами региональной интеграции Центральной Азии.

Деликатность момента заключается в том, что на взаимодействии РФ и КНР держится вся конструкция ШОС. Страны-лидеры пока с пониманием относятся к ряду сложных вопросов, включая интеграционные проекты. Китай, сознавая, что Россия отстает от него в экономическом освоении Центральной Азии, политически продолжает признавать за ней неофициальное лидерство и приоритеты в регионе. Как долго это будет продолжаться? Не исключено, что российский (евразийский) проект, если он пойдет успешно, еще больше активизирует КНР на центральноазиатском направлении.

Скорость китайского проникновения в регионе будет зависеть не только от экономических возможностей Москвы и Пекина, но также и от настроений Астаны, Ташкента, Бишкека и Душанбе. Сегодня, похоже, «мяч» центральноазиатских симпатий уже на китайской стороне. Элиты стран Центральной Азии пытаются понравиться Китаю, особенно когда речь идет о новых китайских денежных вливаниях. Китайский компонент в Центральной Азии, учитывая растущие возможности КНР, рассматривается правящими кругами как один из важнейших – он дает возможность получения внешних инвестиций, кредитов, строительства инфраструктуры, развития торговли, реализации энергетических проектов. Иногда это делается в ущерб интересам России.

Другой деликатный момент – наличие двух региональных проектов, в которых Россия играет ключевую роль, а Китай не участвует: ЕврАзЭС и ОДКБ. Формально представители трех организаций (ШОС, ЕврАзЭС, ОДКБ) заявляют о необходимости взаимодействия. Китайские представители не раз говорили и продолжают говорить о возможности в будущем, через реализацию китайской ЗСТ, интеграции ЕврАзЭС и ШОС. Это, на наш взгляд, неизбежно приведет к созданию «Большой китайской Евразии», резкому уменьшению роли России на данном пространстве, угрозе национальным приоритетам РФ и стран Центральной Азии. В конечном счете такая перспектива теоретически может привести к упразднению СНГ и замене его на некое «Китайское содружество». Понятно, что это только радикальные гипотетические сценарии.

Курс на расширение своего влияния в регионе Китай прокладывает осмотрительно. Дипломатия КНР стремится избежать конкуренции с Россией, которую она рассматривает не как соперника, а больше как партнера в деле предупреждения усиления позиций Запада. «Большой» российско-китайский Договор о стратегическом партнерстве 2001 г. косвенно распространяется и на Центральную Азию. КНР позиционирует себя в Центральной Азии пока как государство, которое признает российские приоритеты в данном регионе, не пытается подменить или выдавить РФ. Однако экономически (по объемам инвестиций, числу реализованных за последние 15 лет инфраструктурных и энергетических проектов) КНР здесь обошла Россию.

Нарастает определенное российско-китайское энергетическое соперничество, особенно после открытия в конце 2009 г. китайского трансазиатского газопровода Туркменистан–Узбекистан–Казахстан–Китай. С коммерческой точки зрения в нефтегазовой политике Россия и Китай – конкуренты. Сегодня мы наблюдаем этап «мягкой» конкуренции Москвы и Пекина на углеводородных рынках Центральной Азии. ШОС – средство сохранить этот уровень и не допустить перехода к «жесткой» конкуренции. Последнее будет означать перерастание технологических вопросов в политическое противостояние, а этого допустить нельзя. В обеих странах это прекрасно понимают.

Общий объем осваиваемых китайских инвестиций в странах Центральной Азии составил в 2011 г., по некоторым данным, около 17 млрд долл. Освоение китайских инвестиций любого назначения стимулирует товарооборот между КНР и государствами ЦА, а также улучшает ряд макроэкономических показателей стран региона. Сотрудничество в торговле энергоресурсами с таким стабильным «оптовиком»-импортером, как Китай, способствует устойчивости коммерческих связей государств ЦА на трансрегиональном уровне, а также росту их добывающего комплекса.

Казахстан остается главным партнером Пекина в регионе, на него приходится порядка 70% товарооборота между Китаем и всеми центральноазиатскими странами. Увеличение оборотов торговли идет за счет открывшейся в 2006 г. на китайско-казахстанской границе зоны свободной торговли. В 2008 г. взаимная торговля превысила 14 млрд долл. Объем китайских инвестиций в Казахстан, по официальным данным Пекина, составил в 2006 г. 1,3 млрд долл.

Несмотря явный приоритет, который отдается Казахстану в центральноазиатской политике Китая, в двусторонних отношениях накопились серьезные проблемы. К ним относятся прежде всего экологические.

В западных районах КНР, где развиваются гидроэнергетика, нефтяная и другие отрасли промышленности, а также орошаемое земледелие и животноводство для нужд растущего и переселяемого туда населения, проблему водоснабжения Пекин решает за счет трансграничных рек Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР) и Казахстана. КНР использует гидроресурсы более чем 30 рек, текущих в РК [11]. В частности, идут работы по ирригации бесплодных земель СУАР («проект №635»). Намерением Китая значительно увеличить здесь посевные площади под хлопок и зерновые, а также обеспечить водой новые промышленные объекты обусловлено задействование ресурсов верхнего (так называемого Черного) Иртыша.

Длина китайского участка Черного Иртыша – 672 км. На территории Казахстана он впадает в озеро Зайсан площадью 1800 куб. км. Из этого озера вытекает собственно Иртыш, в который далее впадают притоки Ишим и Тобол. В Казахстане на Иртыше построены и paботают Бухтарминская, Усть-Каменогорская и Шульбинская ГЭС. Водохранилище Бухтарминской ГЭС емкостью 490 куб. км осуществляет многолетнее регулирование стока реки, а Шульбинской ГЭС – сезонное. В России водный режим реки (в пределах Омской области) в настоящее время целиком зависит от регулирования его каскадом казахстанских ГЭС.

Китайское гидротехническое «наступление» в Средней Азии началось в 1970-е годы. Тогда более трети вод трансграничной реки Или (третьей по величине в Казахстане) было разобрано на орошение, в большой мере именно на китайской территории. В результате возник кризис обмеления озера Балхаш. Надо заметить, что РК подавляющую часть своих вод получает из-за границы – из Китая (Иртыш, Или) и из Кыргызстана (Сырдарья). Водозабор из Черного Иртыша для нужд сельского хозяйства в КНР был начат на рубеже 1970–1980-х годов. В 1998 г. началось сооружение канала для снабжения водой центральной части СУАР и, в частности, Карамайского нефтяного промысла. Планируется последовательное увеличение водозабора из этой реки до 5 куб. км в год.

Из международно-правовых документов следует, что владельцем речного стока, сформировавшегося на территории какого-либо государства, является именно это государство. Следовательно, оно правомочно распоряжаться этими водами. Подразумевается, что при этом не наносится ущерб экологии и хозяйственной деятельности на водных пространствах и территориях, находящихся ниже по течению. А вот должно ли государство отвечать за соблюдение санитарных норм и, соответственно, нести расходы по очистке воды, которая попадает на территорию другого государства, – такое специально не оговаривается.

Китайско-туркменские энергетические отношения во многом определяются открывшимся в декабре 2009 г. новым газопроводом Туркменистан–Узбекистан– Казахстан–Китай. Взаимная торговля КНР и Туркменистана невелика – 453 млн долл. (2008 г.). Основные статьи туркменского экспорта в КНР – это энергоносители и продукция нефтехимической промышленности (порядка 85%). Китай поставляет в РТ продукцию производственно-технического назначения, стройматериалы, потребительские товары. В Туркменистане реализуются 37 инвестиционных проектов с участием китайских компаний. Более половины этих проектов сосредоточены в сырьевой (нефтегазовой) отрасли, остальные – в транспортной сфере, телекоммуникациях, легкой промышленности и сельском хозяйстве. На территории страны зарегистрировано 13 предприятий с участием китайского капитала, которые поставляют оборудование и оказывают услуги, в том числе в области здравоохранения, оптово-розничной торговли и туризма.

Непростым испытанием для китайско-киргизских отношенийстали «тюльпановая революция» 24–25 марта 2005 г. и свержение президента К. Бакиева в апреле 2010 г. Победа на президентских выборах 2011 г. в Кыргызстане А. Атамбаева воспринята в Пекине положительно. Китайцы надеются, что новый президент ликвидирует американскую базу в Манасе. Справедливости ради следует заметить, что это обещали сделать многие бывшие киргизские лидеры, но затем забывали.

Китайские эксперты высказывают ряд опасений, связанных с активизацией трансграничного уйгурского сепаратизма. Что касается торговли, то она в 2005–2010 гг. выросла в сотни раз. В настоящее время на Китай приходится почти 90% всего внешнего товарооборота Кыргызстана. Это объясняется реализацией Бишкеком в 2005–2006 гг. китайских (льготных) торговых кредитов и созданием трансграничной зоны свободной торговли между КНР и Кыргызстаном. Поскольку КНР и КР – члены ВТО, доступ китайских товаров на рынки Кыргызстана более прост, чем в случае с другими странами ЦА.

Китайско-узбекские отношения определяются в основном энергетической мотивацией Пекина, а также сферой безопасности. Торговля Китая с Узбекистаном превысила 1 млрд долл. Имеется проект строительства газопровода из Узбекистана в Китай. Для этого компания «Узбекнефтегаз» проводит реконструкцию газопровода Мубарек–Янгиер–Андижан–Ош. С участием казахских и китайских компаний строится линия Ош–Кашгар. Мощность газопровода должна составить не менее 20 млрд куб. м в год.

Вместе с тем КНР раздражает особый подход Узбекистана к проблеме Афганистана, заявленный в ШОС, а именно – расширение экономических связей с афганскими узбеками и создание пояса безопасности на севере этой страны. Объективно политика Узбекистана усиливает сепаратистские настроения в Афганистане и создает угрозу отделения узбекской и узбекско-таджикской частей страны. Узбекистан исключает военное решение афганской проблемы и обращает внимание на необходимость преодоления социальных конфликтов, учитывая национальную специфику.

Товарооборот между Китаем и Таджикистаном в 2010 г. превысил 900 млн долл. Основные статьи экспорта Таджикистана в Китай – сырье: алюминий, другие цветные и редкоземельные металлы, хлопковое волокно; импорт из Китая – несложная продукция машиностроения, предметы широкого потребления. В рамках ШОС Таджикистан получил от Китая льготный кредит в 600 млн долл., который пошел в основном на строительство ЛЭП-500 «Юг-Север» и ЛЭП-220 в Хатлонской области, а также на строительство тоннеля под перевалом Шар-Шар для прокладки дороги Душанбе–Куляб. Китай вносит существенный вклад и в поддержку таджикской легкой промышленности – хлопчатобумажного и шелкового производств.

Евразийская инициатива В. Путина может стать стимулом для интенсификации китайской политики в ЦА на всех направлениях, в особенности интеграционном. Это повод для новых инициатив и «интересных предложений» Пекина Астане, Бишкеку, Душанбе, Ташкенту и Ашхабаду. Все они будут сопровождаться «юаневой дипломатией». В то же время реализация проекта Евразийского союза может послужить поиску политических и иных (экономических, энергетических, в сфере безопасности) компромиссов между РФ и КНР в Центральной Азии. Как будет развиваться российско-китайское взаимодействие в регионе, покажет ближайшее будущее.

Индия – Центральная Азия

В 2003 г. Индия обрела возможность стратегического присутствия в ЦА: согласно трехстороннему индийско-российско-таджикскому соглашению, страна получила доступ к модернизации аэродрома Айни под Душанбе, используемого для поставок гуманитарных грузов в Афганистан. Индия как наблюдатель в ШОС стала участником совместной с государствами-членами этой организации рабочей группы по противодействию терроризму. Через эту группу Дели получает возможность отслеживать антииндийскую активность Исламабада на пакистано-афганской границе и ситуацию на 1200-километровой таджикско-афганской границе.

Индия является одним из лидеров среди международных доноров и вложила значительные средства в восстановление Афганистана. Благодаря инфраструктурным проектам, связанным с афганской территорией, Индия планирует получить выход на рынки ЦАР. Однако этому препятствует Исламабад. Так, объекты, построенные с участием Индии, подвергались атакам талибов, за которыми, по мнению индийских экспертов, стоит Пакистан.

Индия стремится к реализации своих долгосрочных энергетических интересов в ЦА. Расширение ее экономического и политического присутствия в регионе могло бы в определенной мере сбалансировать растущее влияние Китая. Принятие Пакистана (в качестве наблюдателя) в ШОС лоббировалось Пекином в качестве противовеса потенциальному российско-индийскому блоку внутри этой организации. В то же время и Россия, и КНР заинтересованы в ослаблении американо-индийского стратегического партнерства. Но при этом Китай не поддержал инициативу Индии стать полноправным членом не только ШОС, но и участником диалога «АСЕАН – Восточная Азия».

Индия стоит на шестом месте в мире по объему импорта углеводородов. Она надеется на кардинальное расширение связей с нефтегазовыми экспортерами ЦА. Индийский рынок сбыта природного газа является одним из самых быстрорастущих, а поскольку доказанные запасы его в самой Индии незначительны, страна через 8–10 лет может стать нетто-импортером газа. Для России это имеет определенное значение, так как перспективы экспорта российского газа в КНР пока под вопросом.

Доступ к источникам энергии для Индии – вопрос национальной безопасности. В Дели опасаются, что США смогут установить контроль над энергетическими ресурсами ЦА и Среднего Востока. Это дополнительно стимулирует сотрудничество Индии со странами региона и ее готовность к большим инвестициям в ТЭК отдельных государств.

ЦАР представляет для Индии удобный сухопутный «коридор» для транспортировки индийских товаров в РФ, страны СНГ и далее в Европу. Свои экономические задачи в регионе Индия решает в двустороннем формате и на уровне коллективных проектов. В частности, дан старт экономическому сотрудничеству в рамках проекта трехстороннего сотрудничества «Россия – Индия – Китапй» (РИК). В 2007 – 2010 гг. в Дели, Пекине и Москве прошла серия бизнес-форумов представителей компаний трех стран, которые договорились о сотрудничестве в области энергетики, биотехнологий, нефтехимии, фармацевтики, транспортной инфраструктуры. ЦА занимала в этих проектах важное место.

Пока инвестиции Индии в регион невелики: нефтяная компания Jagson Oil Ltd. вложила в экономику Кыргызстана более 1 млн долл., а на средства частных индийских инвесторов построено 6 мелких топливных объектов (заправочные станции). Ведутся переговоры о подключении Индии к казахстано-российскому проекту по разработке нефтяного месторождения «Курмангазы» на Каспии. (В июне 2002 г. Индия и Казахстан подписали меморандум взаимопонимания о сотрудничестве в области энергетики.) Индия планирует инвестировать 1,5 млрд долл. в этот проект, который рассчитан на 30 лет (предполагаемый срок его окупаемости – 7–10 лет). Индийская нефтегазовая компания ONGC–Videsh Ltd. уже стала собственницей 15%-го пакета акций в проекте «Алибекмола» и 10%-го – в проекте «Курмангазы». Индия готова инвестировать и в нефтегазовую отрасль Узбекистана – в 2005 г. ей удалось осуществить некоторые капиталовложения в газоперерабатывающую промышленность этой страны.

Для обеспечения регулярных поставок углеводородов из стран ЦА в Индию необходима развитая трубопроводная система. Одним из решений проблемы могла бы стать реализация «проекта века» – строительство газопровода Туркменистан–Афганистан–Пакистан (ТАП). Этот «газопровод мира» стоимостью 4,5 млрд долл. укрепил бы и политические отношения между тремя странами. Пакистан старается побудить Индию участвовать в этом проекте, продлить газопровод до Дели и таким образом обеспечить его рентабельность. Индия же стремится ограничить выгоды и возможности проекта Иран - Пакистан, связанные с торговлей энергоресурсами, а также общее влияние Пакистана в Центральной и Южной Азии. При этом Дели сетует на деструктивную позицию Исламабада, препятствующего-де Индии проводить свою экономическую линию в ЦА, а также чинящего препоны на пути доступа центральноазиатских товаров в Индию. Пока для торговли с ЦА Индия вынуждена использовать окружной путь через Аравийское море, Иран и Туркменистан.

Постепенно под давлением обстоятельств в индийской стратегии происходит сдвиг в пользу взаимодействия с Пакистаном, а также беспрецедентного партнерства с Китаем. В 2006 г. Индия определенно заявила о своей готовности принять участие в сооружении газопровода ТАП, по поводу чего состоялось несколько раундов переговоров. Кроме того, Индия и Иран совместно разрабатывают проект строительства газопровода Иран–Пакистан–Индия (ИПИ). В связи с этим Иран предпринял шаги, направленные на укрепление отношений с Пакистаном, поскольку нуждается в увеличении экспорта своих углеводородов. Среди возможных маршрутов трубопровода – мелководный шельф Пакистана и морское дно от Персидского залива до западных берегов Индии. Исламабад готов гарантировать безопасность поставок углеводородов в Индию по наземному трубопроводу, но Дели пока не дает согласия на сухопутный вариант. ИПИ рассматривается как альтернатива трубопроводу ТАП, хотя Индия предпочитает это отрицать.

В июне 2006 г. индийские представители подтвердили Ирану «приверженность» Индии идее строительства газопровода ИПИ (несмотря на попытки США предостеречь Исламабад и Дели от сотрудничества с Тегераном). Но в Дели существует и другое мнение: несмотря на некоторые технические преимущества маршрута ИПИ, его прокладка может быть осложнена обострением ситуации вокруг ядерной программы Тегерана. Маршрут ТАП, в свою очередь, является проблемным из-за ситуации в Афганистане и трений в индийско-пакистанских отношениях, однако с позиций внешнеполитических интересов Индии он предпочтительнее. Неопределенность, какой из вариантов окончательно будет выбран, сказывается на политико-экономическом климате в Центральной Азии. Пока доля Индии в торговле стран региона составляет менее 3% их общего товарооборота, но индийское правительство намерено изменить такое положение вещей.

Главным препятствием на пути торгово-экономического сотрудничества Индии и стран ЦА является дефицит транспортных коммуникаций, обусловленный отсутствием общих границ. По договору с Узбекистаном планируется строительство автодороги Заранж (Афганистан)–Чарбахар (Иран) с соответствующими подъездными путями из Индии и РУ. Эта дорога может сократить существующие маршруты перевозок на 1,5 тыс. км.

С учетом бурного развития Индии, обладающей современными технологиями, при совершенствовании транспортного сообщения нельзя исключать роста ее влияния на ситуацию в ЦАР. В перспективе Индия может сыграть свою роль в поддержании баланса интересов в регионе между такими странами, как РФ, КНР и США.

Иран – Центральная Азия

В условиях международной изоляции для Тегерана жизненно необходимо прорвать блокаду страны. Важной частью этой стратегии становится развитие двусторонних связей с Китаем, Россией, Индией, а также соседями в ЦА. Иран и Центральную Азию связывают исторически сложившиеся узы. КНР и Россия являются наиболее ценными партнерами Ирана, ибо они обладают правом вето в СБ ООН. Главным козырем Ирана в международной «игре» является наличие у него богатейших месторождений нефти и газа.

В отношениях со странами ЦА Иран руководствуется, главным образом, экономическими соображениями: это партнерство рассматривается в Тегеране как средство выхода на европейский рынок. Кроме того, интересы Ирана, стран ЦА и России прямо перекрещиваются на берегах Каспия. Если ранее основные богатства этого моря находились в руках СССР (акватория делилась между Советским Союзом и Ираном), то после образования новых независимых государств Россия стала лишь одним из пяти претендентов на ресурсы Каспия. Иран не желает уступать часть своей каспийской акватории молодым странам ЦА. Учитывая намерения последних развивать экономические отношения с арабскими странами Персидского залива, Иран готов создать условия для провоза центральноазиатских и иных иностранных товаров по своей территории.

Несмотря на богатые запасы углеводородов, на внутреннем рынке Ирана ощущается их дефицит. Нефть и газ в основном идут на экспорт, не хватает мощностей для их переработки (при высоком проценте износившегося оборудования) и квалифицированной рабочей силы. Поэтому Иран закупает топливо за рубежом, тратя на эти цели 3 млрд долл. в год. Среди государств ЦАР наиболее близким партнером Ирана является богатый энергоресурсами соседний Туркменистан: ИРИ стала основным импортером туркменской нефти, которая поставляется в иранский порт Нека танкерами.

Развивая отношения с Туркменистаном, Иран преследует несколько целей: укрепить свои позиции в ЦА, извлечь выгоду из энергоресурсов региона и воспользоваться удобным положением Туркменистана на перекрестке внутриконтинентальных путей. Двусторонний товарооборот вырос с 52 тыс. долл. в 1992 г. до 1,4 млрд долл. в 2007 г. Технико-экономическое сотрудничество с Ираном позволило Туркменистану получить самые современные технологии, в частности, в сфере волоконно-оптических коммуникаций, производства стройматериалов, фармакологии, химической водоочистки и др. Введенная в эксплуатацию в 1996 г. железная дорога Теджент–Серахс–Мешхед–(Бендер-Аббас) потенциально открывает не только Туркменистану, но и всей ЦА и Китаю кратчайший маршрут к странам Среднего Востока и Персидскому заливу. В будущем этот маршрут может с успехом использоваться и Индией. При стыковке его с участком Мешхед–Тегеран станет возможной связь между Пекином и Тегераном через Урумчи, Алматы и Ташкент. К 2007 г. Иран стал крупнейшим покупателем туркменской электроэнергии: на его долю пришлось 55% электроэкспорта этой страны.

Отношения ИРИ с другими центральноазиатскими странами сталкиваются с рядом трудностей. Сближение с Казахстаном ограничивается стремлением Астаны реализовать возможности пророссийского и прозападного направлений политики, а также сосредоточить больше внимания на китайском векторе. Отношения с Узбекистаном сдерживаются опасениями Ташкента относительно исламского радикализма Тегерана. Сотрудничество с Таджикистаном расценивается иранской стороной как самое искреннее, ввиду этнической общности.

Иран заявил о своей готовности к ведению поисковых работ и сооружению объектов нефтяной промышленности в близлежащих странах ЦА. Для облегчения экономического обмена он планирует объявить свободной торговой зоной порт Энзели на побережье Каспия. В начале 2008 г. стало известно о намерении Тегерана построить нефтеочистительный завод на Каспийском побережье близ границы с Туркменистаном, с расчетом на инвестиции центральноазиатских стран. Производительность завода должна составить 300 тыс. барр. в день (более 15,5 млн т в год). Завод нацеливается на переработку нефти из Туркменистана и Казахстана. Тегеран надеется, что этот завод расширит экономическое влияние Ирана и снизит зависимость страны от импорта топлива. Планы сооружения внутрииранского нефтепровода от Каспийского побережья до Персидского залива остаются туманными, а строительство нефтеочистительного завода видится Тегерану гораздо более выполнимым. Завод обеспечит топливом северные провинции Ирана, и углеводороды с юга страны смогут пойти прямиком на экспорт.

Если Тегеран осуществит этот проект, он получит шанс сформировать новые политико-экономические связи с государствами ЦА. Думается, что отношение Китая и РФ к данному проекту может оказаться неоднозначным: эти страны не заинтересованы в отвлечении центральноазиатских ресурсов на другие направления.

Некоторые итоги

Центральноазиатский срез, представленный набором внутренних проблем и деятельностью внешних акторов, подтверждает сложность, противоречивость и взрывоопасность складывающейся в регионе ситуации. Резкое усиление одного из внешних игроков автоматически порождает здесь обострение соперничества и скрытого противостояния. Сложившиеся локальные и во многом альтернативные системы безопасности (с одной стороны – ОДКБ–ШОС, с другой – проекты НАТО) де-факто усиливают общую нестабильность и взаимное недоверие. Политическое или международно-правовое совмещение этих систем пока не представляется возможным. Независимо от того, будут или не будут выведены западные войска из Афганистана в 2014 г., можно ждать обострения противостояния. Едва ли афганский (талибский) вызов станет стимулом для создания единого проекта безопасности. Возможно, что один из вариантов американской стратегии ухода из Афганистана и заключается в том, чтобы направить экспансию талибов на север – в зону ответственности ОДКБ и ШОС, сохраняя при этом контроль над центром Евразии.

Проблемы внутренней безопасности, стабильности и развития Центральной Азии также пока неразрешимы. В условиях экономического деления стран региона на лидеров и аутсайдеров, наличия большого количества потенциальных вызовов и угроз религиозного, социально-экономического и политического характера сценарий «арабских обновлений» чрезвычайно опасен и непредсказуем как для самих республик, так и их соседей. Учитывая конфессиональную и этническую специфику, «революции» неизбежно реанимируют исламский радикальный фундаментализм, который будет усилен талибским ресурсом. Особенно это актуально для Узбекистана и Таджикистана. Однако дальнейшая консервация застывших правящих элит и авторитарных светских систем приведет к росту внутренних напряжений в центральноазиатских обществах. Так или иначе, правящим элитам придется пойти на плавную политическую модернизацию и найти в отдельных республиках компромисс с умеренным исламом.

Примечания:

[1] На сегодняшний день силами западной коалиции на территории Афганистана создано 25 военных баз и 17 опорных пункта военно-технической поддержки. Данная инфраструктура позволяет контролировать не только территорию Афганистана, но и вести эффективную разведку и осуществлять контроль над сопредельными странами и регионами, включая Россию и Китай.

[2] http://rosto-dosaaf.ru/sv73/152/index.html

[3] History of Civilizations of Centrql Asia. In 6 Vol. UNESCO Project. Head of the Project L.I. Miroshnikov. Part Two. The Achievements. Ed. By C.E. Bosworth and M.S. Asimov. – Paris: UNESCO Publishing, 2000. – p. 327

[4] Звягельская И.Д. Борьба за власть в контексте политической культуры центральноазиатских обществ // Центральная Азия: проблемы развития и безопасности в условиях мирового финансового кризиса (материалы МГИМО РАМИ, 6 Конгресса, 2010). – М. МГИМО (У) МИД РФ. 2010. С.53-54

[5] Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) – международная экономическая организация, занимающаяся формированием общих внешних таможенных границ, выработкой единой внешнеэкономической политики, тарифами, ценами и другими составляющими функционирования общего рынка. Создана 10 октября 2000 г. в Астане главами государств Белоруссии, Казахстана, Кыргызстана, России, Таджикистана.

[6] Парамонов В.А. Россия и Центральная Азия: к задаче эффективного использования совокупного энергетического потенциала // http://ceasia.ru/energetika/ukreplenie-pozitsiy-rossii-v-energetike-stran-tsentralnoy-azii-vozmozhno-v-strategicheskom-soiuze-s-kitaem/pechat.html

[7] Договор о союзнических отношениях России с Узбекистаном от 14 ноября 2005 г. Полный текст договора// http://www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1131992400

[8] http://www.mid.ru/bdomp/ns-rsng.nsf/6bc38aceada6e44b432569e700419ef5/49d1a428c4f0a6a943256a650027e14b!OpenDocument

[9] http://www.easttime.ru/analitic/1/2/842.html

[10] http://www.easttime.ru/analitic/1/2/842.html

[11] Ревский А. Фактор воды: эгоизм Китая грозит Казахстану экологической катастрофой. - http://www.apn.kz/publications/article5569.htm; http://www.invur.ru/index.php?page=news&id=34648

Читайте также на нашем портале:

«Большая игра в Центральной Азии» Винсен де Китспоттер

««Большая игра» в Центральной Азии: вчера, сегодня, завтра» Андрей Казанцев

«Проблемы взаимного восприятия в отношениях Индии с государствами Центральной Азии» Елена Руденко

«Политика Китая в отношении соседних стран Центральной Азии» Роза Турарбекова, Татьяна Шибко

«Центральная Азия в мировой геополитике» Юля Семыкина

«Центральная Азия - 2008: экономические амбиции или «исламский социализм»?» Сергей Лузянин

«Перекресток геополитических интересов России и Турции - Кавказ и Центральная Азия» В.Аватков

«Парадоксы демократии и тенденции демократизации в странах Центральной Азии и Южного Кавказа» Артур Атанесян

«Шанхайская организация сотрудничества: модель образца 2008 года» Сергей Лузянин

«Демографические успехи Казахстана» Александр Алексеенко, Жанна Аубакирова, Гульжан Сарсембаева

«Элиты Туркменистана и центральноазиатские кланы: общее, особенное и трудности модернизации» Андрей Грозин

«Авторитаризм развития или авторитаризм без развития: судьбы модернизации на постсоветском пространстве» Оксана Гаман-Голутвина

«Киргизское дежавю и мифологемы постсоветского «суверенитета»» Александр Князев

«Отложенный нейтралитет?» Алексей Богатуров

«Российское нефтегазовое присутствие в Туркменистане: основные проблемы, прогнозы и риски» Владимир Парамонов, Олег Столповский, Алексей Строков

«Русский язык в Казахстане» Наталия Вдовина

«Дефицит «мягкой силы» в российской политике на постсоветском пространстве» Эдуард Соловьев

«Проблема Восточного Туркестана и Тибета в свете американской интервенции в Афганистане» Александр Кадыбарев

«Киргизия и Россия: безопасность, сотрудничество и перспективы развития в центральноазиатском контексте» Александр Князев

«Военное сотрудничество между постсоветскими государствами» Александр Пикаев

«Постсоветское пространство в мировой мозаике и стратегии США» Екатерина Нарочницкая


Опубликовано на портале 06/02/2012



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика