Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

БРИК как новая концепция многовекторной дипломатии

Версия для печати

Избранное в Рунете

Круглый стол МГИМО

БРИК как новая концепция многовекторной дипломатии


БРИК как новая концепция многовекторной дипломатии

Трудно отрицать разнородность цивилизационных основ четверки БРИК, наличие у каждой из стран собственных несхожих проблем, различия между ними в потенциале и динамике развития. Но и обстоятельств, сближающих эти страны, не меньше, чем разделяющих их барьеров. Любую из них можно представить одним из «полюсов» гипотетического многополярного мира. Будут ли притягиваться эти «полюса» друг к другу или возобладает взаимное отталкивание? Скорее всего, будущее продемонстрирует сочетание того и другого.

Круглый стол состоялся 12 ноября 2009 года в МГИМО.

А.А.Орлов, директор Института международных исследований МГИМО (У)МИД России.

Концепция БРИК (под этим сокращением скрываются первые буквы названий четырех государств: Бразилии, России, Индии и Китая) вошла в глобальное информационное пространство в 2001 году. Сформулированная аналитиками банка «Голден Сакс», она была призвана объяснить возникновение и развитие новых мировых рынков, которые представляются перспективными для будущих инвесторов. Тем не менее, прогнозы о выдвижении в ХХI веке в авангард мирового развития новых государств-лидеров появились задолго до этого и по самой своей логике вытекают из доктрины многополярного мира, которая все более прочно утверждается в международных отношениях в качестве их системообразующей основы.

У БРИК – гигантский потенциал развития. Совокупная площадь территорий стран БРИК, где расположены огромные запасы природных и сырьевых ресурсов, составляет более четверти суши планеты. Здесь проживает около 40%населения Земли. Объединенный валовой внутренний продукт «четверки» уже сейчас превышает ВВП США, а к 2050 году, по экспертным оценкам, превзойдет соответствующий показатель Соединенных Штатов Америки более чем в четыре раза. Далеко позади останутся нынешние лидеры Евросоюза – Германия, Великобритания и Франция. То есть, возникнет новая геополитическая реальность, которую никто не сможет игнорировать. Кстати, по оптимистическим расчетам, вышеописанное состояние может материализоваться и значительно раньше – уже к 2025 году.

Не будем скрывать: далеко не все воспринимают БРИК всерьез. Немало членов экспертного сообщества рассматривают его в качестве исключительно конъюнктурной формации, некоего ассиметричного ответа «лидеров бедноты», стремящихся таким путем напомнить о себе США и остальной части ориентированного на Вашингтон «золотого миллиарда». При этом обращается внимание на то, что страны БРИК, по сути, ничего глубоко между собой не связывает: ни общая история, ни цивилизационная общность (если следовать методологии Хантингтона, то все четыре страны относятся к различным «цивилизациям»), ни потребности в сфере обороны, ни долговременные экономические цели и приоритеты. В этих рассуждениях, действительно, есть своя логика, которая, однако, не может игнорировать очевидного.

Так что же такое БРИК? Прежде всего – это отражение новых методов реализации многосторонней дипломатии. Если внимательно приглядеться к развивающимся в международных отношениях процессам, то можно убедиться в том, что в мире полным ходом идет перекомпоновка, перегруппировка сил. Сплошь и рядом создаются новые, непривычные с позиций вчерашнего дня форматы межгосударственного общения, имеющие необычные географические и функциональные параметры. Одним из подобных форматов (называть его структурой пока рано) является БРИК, связующим элементом которого выступает не какая-то географическая или политическая привязка, а совпадение интересов по широкому кругу международных проблем, включая вопросы обеспечения стабильного развития.

Является ли БРИК определенным аналогом «большой восьмерки»? Несомненно. Это такая же площадка для обсуждения интересующих участников крупных мировых проблем и, возможно, принятия по ним согласованных решений. Реакция на мировой экономический кризис, изменение климата планеты, продовольственная и энергетическая безопасность, стратегическая стабильность и т.д. Эти и другие темы являются предметом для обсуждения на форумах «большой четверки», которые с 2009 года стали саммитами. Вполне возможно, что в перспективе к различным форумам БРИК проявят интерес и другие страны. Опять же по аналогии со встречами «большой восьмерки», которым сопутствуют различные дискуссионные форматы с участием большего круга участников.

Что получают Москва, Пекин, Дели и Бразилиа, выстраивая каркас для более предметного, углубленного сотрудничества? Прежде всего, увеличение совокупного влияния на мировые процессы в ключевых областях: в экономике, политике, экологии и даже в военной сфере. Нужно помнить о том, что, помимо растущих экономик, у БРИК есть и другие важные достоинства: там представлены три ядерные державы, а Россия и Китай являются постоянными членами Совета Безопасности ООН, органа, играющего ключевую роль в вопросах обеспечения мира и безопасности на планете. Словом, консолидированный БРИК – это реальная сила на мировой арене, и не только на экономическом поле. Поэтому, как представляется, участие в БРИК отвечает интересам России по целому ряду причин.

Во-первых, через БРИК, тем более с учетом укрепления в перспективе его механизмов, Москва получает достаточно мощный инструмент наращивания своего политического веса на международной арене, который после распада СССР существенно уменьшился, и, соответственно, продвижения своих стратегических приоритетов в мировых делах. Страны БРИК уже выступают практически как единомышленники при рассмотрении крупных проблем в ООН и на других форумах, включая «экономическую двадцатку». Россия в принципе могла бы играть роль посредника (или связующего звена), как между членами самого БРИК (со всеми ними у нас существуют хорошие отношения), так и между БРИК и «большой восьмеркой». Членство в БРИК объективно усиливает наши позиции в диалоге с США и ЕС по всему спектру важнейших проблем современного мира.

Во-вторых, БРИК открывает для России широкие возможности в плане доступа на новые финансово-экономические рынки. Москва не только сохранит статус главного экспортера энергоресурсов для этих стран, но и может стать важнейшим поставщиком в них современных технологий (ядерная энергетика, сотрудничество в освоении космоса, энергетическое машиностроение, новейшие виды вооружений). Это будет способствовать укреплению конкурентоспособности России как крупнейшего мирового экономического «игрока».

Используя формат БРИК, Россия может более веско предлагать свои пути преодоления мирового кризиса, в частности, в рамках «двадцатки», что объективно способствует усилению нашего влияния на глобальную экономику, и не только через энергетическую сферу. В этой связи сошлемся на конкретный пример: действуя единым фронтом на саммите «двадцатки» в Питтсбурге в сентябре 2009 года, страны БРИК смогли добиться существенных результатов в плане закрепления выгодных для развивающихся экономик квот международных финансовых институтов.

Хотя БРИК и не является жестко организованным союзом или блоком, а процессы его институционализации идут довольно медленно, само его существование как четырехстороннего механизма согласования подходов может быть успешно использовано для продвижения наших внешнеполитических интересов, развития стратегического партнерства с входящими в него странами, создания определенного противовеса влиянию Запада в мировой политике и экономике.

В этой связи нам важно постоянно иметь в виду необходимость закрепления нашего политического и интеллектуального лидерства в БРИК, а несомненная важность этой организации для российской внешней политики и прогнозируемое возрастание ее влияния в мировых делах диктует необходимость разработки нашего стратегического подхода к участию в этом нестандартном, но весьма многообещающем формате.

<…>

Л.Ю. Кадышев, заместитель директора Департамента внешнеполитического планирования МИД России:

Состоявшийся в июне 2009 года в Екатеринбурге Саммит стран БРИК (Бразилия—Россия – Индия – Китай) своими решениями убедительно показал, об этом свидетельствует реакция в мире, что БРИК отнюдь не является некой умозрительной конструкцией, а сложился как форма перспективных взаимоотношений, которая уже стала весомым фактором мировой политики.

Прежде всего, потенциал БРИКа обусловлен тем, что это реальность, идущая от жизни, подкрепляющаяся волей политических руководителей наших стран. Простой факт, что за три года, а именно с 2006 г., этот формат прошел путь от простого четырехстороннего диалога, когда состоялась первая встреча министров иностранных дел на полях Генассамблеи ООН, промежуточным итогом стал уже полноценный Саммит в Екатеринбурге, все это свидетельствует о том, что прежде всего наши страны объединяет сходство подходов к созданию более справедливого, демократичного и безопасного мира, причем миропорядка, который бы отражал культурно-цивилизационные разнообразия. Если посмотреть итоговые документы Саммита, то они прежде всего свидетельствуют о том, что имеются достаточно четко прочерченные линии сопряжения интересов. А именно, заинтересованность в дальнейшей координации взаимодействия в процессе формирования многополярного мира, поддержка идей, инициатив по выработке новой системы устойчивого экономического роста, заинтересованность в укреплении и большей координации сотрудничества в энергетической сфере с участием производителей, потребителей и стран транзита энергоресурсов. Отдельные заявления по продовольственной безопасности также посвящены актуальной теме и свидетельствуют о том, что у нас есть хороший потенциал для работы на данном направлении на международных площадках, прежде всего, в ФАО, Всемирной продовольственной программе, в том числе по реализации решений, достигнутых на Всемирном зерновом форуме в Санкт-Петербурге.

Не опубликовано в качестве официальных документов, но, тем не менее, лидерами четырех стран были одобрены и подготовлены к встрече предложения по дальнейшим направлениям развития диалогов в формате БРИК. Была достигнута договоренность о том, что на регулярную основу будут поставлены встречи не только министров иностранных дел, но и министров финансов, руководителей центральных банков.

Уже из конкретных результатов после Саммита имеется предложение Минсельхоза о проведении в следующем году встречи министров сельского хозяйства. На Саммите получил поддержку уже начавшийся диалог наших четырех стран по проблематике международной безопасности. В его рамках Россию представляет Н.П. Патрушев, Секретарь Совета Безопасности. Достаточно интересным и интенсивным было обсуждение, которое состоялось на первой встрече в Москве в 2009 г. Кстати, Мангабейра Унгер был в полной мере востребован там со своим интеллектуальным потенциалом в качестве министра. Правда, с тех пор он уже вернулся в Гарвард.

Хотелось бы подчеркнуть, что феномен БРИК на сегодняшний день – не только декларации о совпадающих интересах или целях. Сотрудничество в этом формате уже приносит конкретные практические плоды, которые отвечают российским интересам. В качестве иллюстрации хотел бы сказать, что на предыдущей 63 Сессии Генассамблеи ООН партнеры по БРИК поддержали достаточно важные для нас проекты резолюций о мерах транспарентности и укрепления доверия в космической деятельности, проект резолюции в области информационной безопасности и проект о недопустимости определенных видов практики, которые способствуют эскалации современных форм расизма, расовой дискриминации и ксенофобии, связанной с ними нетерпимости. Последний проект особенно важен для наших усилий по противодействию активизации идеологии и проявления, в том числе и неонацизма.

Другие конкретные вещи, показывающие, что БРИК уже реально работает – своими скоординированными усилиями Россия, Бразилия, Индия и Китай внесли решающий вклад в обеспечение принятия на лондонском Саммите «двадцатки» решения о преобразовании формы финансовой стабильности, в которые ранее входили ведущие промышленные развитые страны Запада и финансовые организации, в более представительный Совет финансовой стабильности, включающий сегодня все страны «двадцатки». Причем, данный Совет был наделен расширенными полномочиями в сфере укрепления финансового надзора и регулирования. Затем на встрече министров финансов в Лондоне в сентябре 2009 года был одобрен общий подход, который лидеры наших стран реализовали на Саммите «двадцатки» в Питтсбурге, сумев провести решение о перераспределении 5% голосов в Международном валютном фонде и 3% голосов во Всемирном банке от старых членов этих международных институтов в пользу новых развивающихся экономик.

Наконец, еще один штрих, показывающий, что у нас достаточно много точек соприкосновения в экономической сфере. В сентябре 2009 года в Казани прошла под эгидой БРИК международная конференция по конкуренции. В ее рамках было принято четырехстороннее коммюнике, одним из подписантов был наш ФАС, в котором зафиксирована договоренность о налаживании обмена опыта и сотрудничества в области антимонопольного урегулирования. Такие конференции будут проходить на регулярной основе, следующая состоится в Китае.

Если говорить о том, в каком виде можно охарактеризовать наш официальный подход к развитию феномена БРИК, то я бы, прежде всего, сказал, что он рассматривается МИДом как важный инструмент нашей многополярной дипломатии. Российский подход определяется пониманием, что сотрудничество в рамках БРИК будет развиваться постепенно, по мере накопления взаимного доверия и опыта, скоординированной деятельности там, где наши интересы совпадают. Применительно к международной безопасности, речь идет прежде всего о борьбе с терроризмом и экстремизмом, противодействия другим вызовам и угрозам.

Если говорить, стоит ли сейчас вопрос об институционализации и о какой-то формализации этого формата, то нет, ни Россия, ни другие страны, другие партнеры так вопрос не ставят. Нам, в частности, из Москвы видится, что в обозримой перспективе БРИК будет совершенствоваться в качестве диалогового форума, позволяющего осуществлять координацию согласования наших подходов к ключевым вопросам международной повестки дня. Речь не идет о том, где есть взаимная заинтересованность, будет развиваться сотрудничество по линии Госструктур и местных властей, бизнеса. Соответствующие поручения были даны на уровне руководства страны. МИД этим тоже занимается в сотрудничестве с другими ведомствами.

В целом, можно сказать, что взаимодействие в рамках БРИК уже продемонстрировано, этот формат может сыграть свою позитивную стабилизирующую роль в мировых делах, в том числе для согласования более справедливых правил игры, соблюдения законных интересов всех стран международного общения, в том числе на этапе выхода из кризиса. В экономическом измерении в настоящее время приоритетное значение имеет проведение нашей согласованной линии, я говорю о группе БРИК в «двадцатке».

В завершение хотелось бы отметить, что БРИК является довольно неплохим отражением новых методов многосторонней дипломатии, которая соответствует изменяющимся качествам международных взаимоотношений на нынешнем трансформационном этапе развития мироустройства. Он является выражением сетевой многовекторной дипломатии, а сетевая дипломатия – такая дипломатия, когда группа стран взаимодействует в гибких форматах, ничего не имеющих общего с такими иерархическими альянсами прошлого, в которых государства взаимодействуют не против кого-то, а во имя чего-то, именно для реализации своих совпадающих интересов и для того, чтобы своими совокупными усилиями способствовать реализации позитивной повестки дня международных отношений.

<…>

Л.С. Окунева, д.и.н., профессор кафедры истории и политики стран Европы и Америки МГИМО:

<…> Проблематика БРИК в последние годы, да и в самое последнее время привлекает к себе все большее внимание, как политиков, так и членов экспертного сообщества. С одной стороны, тема эта весьма понятна и достаточно прозрачна, но с другой, как показывают исследования, не все в ней столь просто и однозначно. Имеют место самые разнообразные точки зрения, концепции и подходы к анализу этого весьма сложного феномена современной международной реальности.

За последние годы сотрудничество в формате БРИК набирает обороты. <…> Взаимодействие в формате БРИК является крупным резервом внешней политики России. Именно со странами БРИК у России сложилась система привилегированного стратегического партнерства, это резерв и ресурс стратегии многополярности. Российский подход, который зиждется на идее деидеологизации международных отношений, укреплении их правовых основ, корреспондирует с основными принципами позиционирования на международной арене, исповедуемыми странами БРИК. Для нашего государства важна и такая черта «философского подхода» БРИК, как изначальная ненаправленность этой группировки против других стран. По мере накопления опыта БРИК обретает навыки совместной работы и становится фактором полицентричности международных отношений. Все эти черты продемонстрировал саммит в Екатеринбурге (июнь 2009 г.), который показал, что, не будучи институционализированной группой или международным органом, страны БРИК превратились в весомый фактор мировой политики, важный оплот многополярности. БРИК подтвердил, что он являет собой соединение, с одной стороны, реальности, идущей от жизни, а с другой – политической воли лидеров стран, составляющих эту группу. Первый саммит БРИК очертил основные рамки сотрудничества, вторая встреча глав государств должна состояться в Бразилии, далее встречи на высшем уровне будут проходить на регулярной основе.

Анализируя многоформатную деятельность БРИК, следует принимать во внимание и наличие самых разных точек зрения в экспертном сообществе. Наряду с оптимистическими имеют место и скептические оценки, делающие упор на значительных цивилизационных различиях между странами БРИК, констатирующие тот факт, что все четыре государства находятся в разных фазах цивилизационного развития, причем, если в случае Бразилии, Индии и Китая можно говорить о восходящей фазе, то Россия находится в фазе нисходящей. Нельзя также не учитывать и разноречивые высказывания в западной прессе, которая склонна подчас принижать в целом роль стран БРИК.

На этом фоне бразильская пресса в целом настроена более оптимистично. Внешнеполитическая стратегия Бразилии ориентирована в большей степени на сотрудничество с типологически сопоставимыми государствами, чем с теми, которых бразильцы называют «богатыми странами» (что не исключает, конечно же, взаимовыгодную торговлю и активные связи со всеми государствами мира; экономическая дипломатия является главной составной частью внешнеполитической доктрины Бразилии). Подобная линия формулируется во всех значимых выступлениях последнего времени президента Бразилии Луиса Инасиу Лулы да Силвы. Так, на саммите в Екатеринбурге он заявил: развитые страны должны согласиться на наднациональный контроль над мировым финансовым порядком, изменить расточительную потребительскую систему, которая обрекает миллиарды людей на нищету, создать такой режим, который позволил бы развивающимся странам получать выгоду от технологического прогресса, а не оставаться на его обочине. Именно «наши четыре страны», заявил Лула да Силва, должны «показывать пример ответственного лидерства», обеспечить устойчивый рост для всех без исключения членов мирового сообщества.

Как же можно оценить все приведенные точки зрения и какой вывод можно сделать из их анализа? Прежде всего, при формулировании нашей позиции в отношении БРИК следует принимать во внимание все имеющиеся точки зрения, не отбрасывая ни одну из них. Ведь и пессимистическая позиция имеет свое рациональное зерно: трудно отрицать разнородность цивилизационных основ «четверки», наличие у каждой из стран собственных немалых проблем; нельзя не согласиться с приверженцами данной точки зрения и в том, что Россия, к сожалению, пока отстает по многим показателям от партнеров по БРИК. Но все же, учитывая данные позиции, нельзя не видеть и следующее: обстоятельств, сближающих эти страны, больше, чем имеющихся между ними разделительных линий. Конечно, конкуренция и соперничество между странами БРИК могут иметь место (они есть и сейчас), но на сегодняшний день существуют и во многом «перевешивают» такие факторы, как типологическая сопоставимость, сходство позиций по основным пунктам международной повестки дня, стремление показать пример ответственного лидерства, да и, наконец, конкретное сотрудничество, которое сближает, а не разобщает эти страны. Кроме того, цивилизационная разнонаправленность могла бы стать действительным препятствием в случае, если бы страны БРИК вознамерились создать некое институционализированное объединение со своего рода «программой», «уставом» и согласованными и едиными для всех правилами игры, но формат «диалогового форума», каковым и является в настоящий момент БРИК, предполагает «свободное плавание» для каждой из стран, возможность проводить собственную политику, выбирать собственных партнеров, а между собой сотрудничать лишь в случае неоспоримой и взаимной выгоды. Для такого свободного формата цивилизационные различия не помеха.

Наличие упомянутых выше «перевешивающих» факторов говорит о наличии немалых перспектив, большого внутреннего потенциала государств БРИК, о том, что эти страны сближают прежде всего объективные потребности роста, развития, модернизации в широком смысле этого слова. БРИК имеет все шансы на то, чтобы идти по пути поступательного развития.

И последнее замечание. Порой создается впечатление, что в России на уровне политических элит, СМИ господствует полное непонимание того, что представляет собой современная Бразилия; <…> Огорчительно читать и слышать столь некомпетентные высказывания, которых, между прочим, не встретишь на страницах европейских газет. Бразилия – это страна не только с огромным потенциалом, но и держава, сделавшая колоссальный скачок по пути модернизации (гораздо больший, чем Россия). Бразилия на протяжении последних 15 лет возглавлена действительно ответственными лидерами, если использовать формулировку ее президента, которые на деле проявили недюжинную политическую волю для создания в стране прочной финансовой системы, проведения крупных социально-экономических реформ, формирования и укрепления демократии, упорной и целенаправленной борьбы с бедностью. На «фронте» борьбы с бедностью достигнуты впечатляющие успехи – бедность сократилась на 30%. Это громадная цифра, особенно для Бразилии. Все мировые СМИ отметили подобное достижение. Наконец, Бразилия играет крупную роль на международной арене, в мировых делах. Не видеть и не замечать этого нельзя.

<…>

Н.В. Загладин, д.и.н., профессор, заведующий Центром сравнительных социально-экономических и социально-политических исследований ИМЭМО РАН:

Современная архитектоника миропорядка становится все более сложной, ее системообразующими элементами стали не только государства, но и международные организации, союзы государств, число которых стремительно растет. Далеко не все из новообразованных объединений жизнеспособны и перспективны, многие существуют только на бумаге.

В последние годы внимание российской дипломатии привлекла такая организация, как БРИК. В этой связи уместно задаться вопросом о том, имеет ли она шансы на превращение в новый, весомый центр мировой политики или же это мертворожденная структура, внимание к развитию которой лишь отвлечет МИД РФ от решения более значимых задач. <…>

Неудивительно, что инициативу политической консолидации стран БРИК проявила Россия. Она имеет тесные двусторонние торгово-экономические связи с Индией и Китаем, развивающиеся – с Бразилией. Для сближения и занятия консолидированной позиции по многим ключевым вопросам мирового развития были определенные предпосылки.

Все страны БРИК, хотя и в разной степени, не удовлетворены характером своих отношений со странами Запада, особенно США и их союзниками. Они хотели бы играть большую роль в принятии решений по проблемам, значимым для них и многих других стран (политика МВФ и Всемирного банка, ВТО, борьба с глобальным кризисом, продовольственная безопасность и т.д.). Занимая консолидированную позицию, страны БРИК могут добиться большего, чем выступая поодиночке.

Существуют специфические интересы, которые подталкивают страны БРИК к сотрудничеству. Индия и Бразилия хотели бы стать постоянными членами Совета Безопасности ООН, что трудно обеспечить без поддержки России и Китая. Россия имеет все основания полагать, что ее внешнеполитические инициативы, в том числе касающиеся улучшения отношений со странами Запада, будут восприняты с большим вниманием, если их поддержат такие крупные и влиятельные государства, как Индия, Китай, Бразилия.

В то же время, если существуют надежды на создание прочного союза стран БРИК, способного стать противовесом иным объединениям, особенно военно-политического и экономического характера (НАТО, Евросоюз) то их следует признать иллюзорными.

Во-первых, экономики стран БРИК не являются взаимодополняющими. Существуют хорошие перспективы развития двустороннего сотрудничества между Россией (поставки энергоресурсов, рынок сбыта) и Китаем, Россией и Индией (военное, научно-техническое сотрудничество). Однако, связи по линии Индия - Китай, Индия - Бразилия, Китай - Бразилия носят ограниченный характер.

Во-вторых, сохраняется напряженность в отношениях между Индией и Китаем, исключающая сколько-нибудь серьезное сближение между ними. Кроме того, Китай уже длительное время не допускает для себя принятие жестких военно-политических обязательств перед какой-либо державой или союзом, и нет оснований считать, что эта позиция в ближайшие годы изменится.

В-третьих, для Китая, Индии, Бразилии большое значение имеют экономические связи со странами Запада, особенно США. Не случайно ряд американских экономистов говорят о «Симерике» – синтезе американской и китайской экономик. Насколько этот синтез прочен – особый вопрос, но в ближайшие годы рассчитывать на поддержку БРИК в случае, если у России возникнут серьезные трения со странами Запада, нет оснований.

С учетом сказанного, можно констатировать, что сотрудничество стран БРИК способно принести им всем определенные бонусы. В то же время, придавать ему слишком большое значение нет оснований. Более того, оно может создать определенные «риски» для российской дипломатии.

Прежде всего, это риск, связанный с преувеличенными надеждами на перспективность БРИК, безосновательными ожиданиями ее поддержки в конфликтных ситуациях и втягивания нашей страны из-за этого в ненужные противостояния с США и их союзниками.

Далее, это опасность того, что уделяя излишнее внимание сотрудничеству в рамках БРИК, Россия пройдет мимо того факта, что десятки государств Азии, Африки и Латинской Америки, не относящиеся к БРИК, входящие в движение неприсоединения, также могут быть ее деловыми и политическими партнерами, хотя и не обязательно близкими союзниками.

Наконец, некоторые из стран БРИК, имеющие свои проблемы во взаимоотношениях со странами Запада и своими соседями, могут рассчитывать вовлечь Россию в их решение, что далеко не всегда будет отвечать ее интересам.

Все это не говорит о ненужности усилия по развитию сотрудничества в рамках БРИК, вопрос лишь стоит о необходимости избегать иллюзий, проявлять известную сдержанность и осторожность. <…>

А.В. Щетинин, заместитель директора Латиноамериканского департамента МИД России:

Концепция БРИК возникла как прогноз динамики развития рынков, проведенный компанией «Голдман Сакс» в 2001 г. К слову сказать, это была не единственная попытка этого агентства классифицировать страны по группам. В последствии появилась «группа одиннадцати» (N-11 или Next 11 –Мексика, Нигерия, Египет, Турция, Иран, Пакистан, Бангладеш, Индонезия, Вьетнам, Южная Корея, Филиппины), ВИСТА (Вьетнам, Индонезия, ЮАР, Турция, Аргентина).

Но лишь БРИК получил дальнейшую жизнь в политической реальности, хотя на первый взгляд к этому не существовало традиционных предпосылок. У стран Брик нет географической, цивилизационной, культурной, исторической, религиозной общности. У них различные политические системы и экономические модели, нет долговременного опыта взаимодействия, непростые отношения друг с другом.

Как представляется, их объединило взаимное стремление трансформировать экономический рост в политическое влияние. Ключевым фактором стала общность политических интересов, если хотите, глобальных мировых амбиций в переломный этап мирового развития. Все они: Россия, Китай, Индия, Бразилия – ищут свой новый вес в мировых органах принятия решений.

В предметном плане речь идет о ключевых международных институтах: ООН, включая его реформирующийся Совет Безопасности, на место в котором претендуют Бразилия и Индия; повышение роли развивающихся и нарождающихся экономик в МФО Бреттон-Вудской системы; ВТО, где на «дохийском раунде» идет крупная, может быть, не столь освещаемая политологами и экономистами битва против торгового протекционизма развитых стран, за улучшение условий торговля сельхоз товарами развивающихся государств. Катализатором этой тенденции стал мировой финансово-экономический кризис.

Однако, проводя политологический анализ, хотел бы уточнить его предмет. Говорим ли мы о тенденции повышения удельного веса развивающихся экономик, которую отразил «Голдман Сакс», или же о БРИК как объединении? Другими словами, мы говорим о БРИК или странах БРИК?

Ведь в основе разговора о БРИК как об объединении – именно анализ экономической тенденции. Но жизнь может подтвердить его лишь частично или же не подтвердить его вообще. Прогноз Джима О’Нила – это тенденция к 2050 г., т.е. впереди еще сорок лет. Где гарантия, что тенденцию повышения удельного века развивающихся экономик через сорок лет будет воплощать именно нынешний БРИК? Темпы роста у стран есть и будут различны. Кстати, уже сейчас мы наблюдаем по сути «пороговые» к БРИКу государства – например Мексику, ЮАР. К тому же и сам БРИК не обладает «монополией» на межрегиональный диалог нарождающихся экономик: достаточно назвать РИК– Россию, Индию, Китай (без Бразилии), «хайлигендаммскую пятерку», общающуюся на «полях» саммитов «восьмерки», успешно практически сотрудничающую между собой ИБСА–Индию, Бразилию, ЮАР.

Без оргструктуры БРИК гибок и позитивно конкурентен. Это – «вызов» для России. Состав БРИК может быть мобилен. Действующая пока договоренность о нерасширении БРИК будет оставаться, пока нынешний формат диалога будет полезен и выгоден его участникам, прежде всего тем, кто будет показывать наибольшие темпы экономического развития.

Хотел бы отметить еще одну тенденцию. Пока получается так, что аналитики лишь переходят от умозаключений о сути БРИК к практической стадии дискуссии. Но пока у них остаются сомнения, политики уже начали сотрудничество, о чем сегодня уже говорил Л.Ю. Кадышев. Необходимо объединить эти две реальности: академическую и практическую.

Сотрудничество развивается на различных уровнях. Это встречи Президентов, министров иностранных дел, финансов, председателей центробанков, уполномоченных в сфере безопасности. В перспективе: министры сельского хозяйства, энергетики, председатели Верховных Судов, контакты научно-исследовательских центров, породненных городов, бизнес-форум.

Для дипломатов-практиков БРИК – это реальность от жизни, опирающаяся на политическую волю глав государств расширять через консультации сферу общих интересов без форсирования пока создания оргструктуры и без ущерба для участия в других объединениях – региональных и межрегиональных. Это диалоговый механизм на основе реалистичного консерватизма. БРИК – не организация, а попытка прагматичного объединения потенциала четырех стран для выработки политической альтернативы и для повышения собственного веса в мировых делах.

В этом– большой резерв внешней политики России и ресурс взаимного укрепления позиций в мировых делах и становлении реальной многополярности. Нас объединяет совместное видение глобальных проблем, включая совместный поиск ответов на экономический кризис. Принцип работы: без жесткой оргструктуры, гибкость, динамизм, акцент на точках совпадения, построение консенсусов.

О новом глобальном лидерстве БРИК речь пока не идет. Все страны остаются на почве реальности. У всех из них – особые, порой партнерские отношения с США. Благодаря им Индия, претендующая на место в СБ ООН, получила фактический ядерный статус в обход ДНЯО. В отношении реального веса США и Китая в глобальной экономике аналитики уже сбросили термин «Г-2». Бразилия утверждает свой статус опорного государства в Западном полушарии, что также невозможно без участия Вашингтона. Повестка дня российско-американских отношений, включая «восьмерку», безопасность, разоружение и наше присоединение к ВТО, хорошо известна.

БРИК – не намек на вызов кому-то. Ни один из участников не порывает традиционную систему координат мировой политики. Никто не заинтересован в потрясениях мировой финансовой системы и обрушении доллара. В деятельности БРИК речь идет о поэтапной, постепенной трансформации системы изнутри.

В основные движители сотрудничества в рамках БРИК в последнее время выдвинулись Россия и Бразилия. После июньского саммита в Екатеринбурге инициативу проведения новой встречи в верхах в 2010 г. Выдвинула Бразилия. Рассчитываем, что это взаимодействие станет новым шагом в становлении подлинной многополярности, равноправной системы международных политических и экономических отношений, к которым мы все стремимся.

Л. С. Окунева:

Я согласна с А. В. Щетининым в вопросе о том, что ответственное лидерство вовсе не предполагает смещение с политической арены прежних лидеров и утверждение собственных амбиций в этой области. На мой взгляд, ответственное лидерство – это ответственный и взвешенный подход к глобальным проблемам, стремление не только выдвинуть, но и реализовать идеи более справедливого мироустройства, более справедливого характера международных отношений, это видение долговременных перспектив и закономерностей развития и в связи с этим – выбор соответствующих стратегических партнеров. Ответственный лидер на мировой арене не может не играть туже роль внутри собственной страны – более того, именно ответственное лидерство во внутренней политике и выдвигает его на серьезные международные позиции.

Что касается вопроса о том, что будет перевешивать в политике Бразилии – ее региональные латиноамериканские интересы (МЕРКОСУР) или мировые амбиции в лице БРИК, то, на мой взгляд, ни одна, ни другая линия не будет перевешивать. У Бразилии очень выверенная и продуманная глобальная политика. Она действует по всем направлениям, это в полном смысле слова многовекторная стратегия. Бразилия – лидер МЕРКОСУР, Бразилия имеет партнерские отношения с США, Бразилия ведет огромное сотрудничество с ЕС, а также на двусторонней основе – с отдельными европейскими странами. Исторически сложилось так, что для Бразилии главенствующую роль, как я уже говорила, играет экономическая дипломатия. На мировой арене Бразилия проводит абсолютно прагматичную и самостоятельную политику, ставя во главу угла свои экономические и политические интересы; конечно же, она не будет согласовывать свою линию ни с Россией, ни с другими государствами – она будет сотрудничать с ними на взаимной основе, а не подчиняться кому бы то ни было или от кого-то зависеть. Бразилия – крупный и самостоятельный актор, действующий в собственных интересах, ни в коей мере не поступающийся ими. Если эти интересы совпадают с интересами других – Бразилия это использует, если нет – идет собственным курсом. Поэтому России, как представляется, следует использовать моменты совпадения наших интересов, а их немало.

Н.А. Косолапов, кандидат исторических наук, заведующий отделом международно-политических проблем ИМЭМО РАН. Россия и БРИК: вызовы глобальной маргинальности.

1

<…> Маргинальность – социологическая категория, означающая переходность, промежуточность положения личности между какими-то социальными группами. <…>

Понятие маргинальности правомерно распространить и на государство. Здесь также присутствует субъект маргинальности – страна, совершающая под руководством ее властей некое движение «от… к…»: модернизационное, от несвободы к свободе и т.д. Если соответствующая политика проводится достаточно последовательно, правомерно говорить как минимум о попытке соответствующего движения (результат, естественно, станет ясен лишь спустя определенное время). Наконец, есть внешняя среда – глобальный мир, разные части которого каждая по-своему оценивают стартовую принадлежность стран-маргиналов, их цели, избираемые ими пути, средства, методы движения.

Наличие маргиналов – непременный и один из важнейших признаков уже сложившегося социума или как минимум такого, процесс формирования которого прошел некую точку необратимости. В простом скоплении субъектов, будь то людей или государств, маргинальность как явление невозможна: нет признанной иерархии статусов, перемещение по которой меняет в ту или другую сторону статус, влияние, иные характеристики перемещающегося субъекта [4]. В подобном скоплении всякий индивид волен полагать себя хоть Богом – всех остальных это не только ни к чему не обязывает, но может даже не интересовать. Но коль скоро возникает стремление повысить статус, перейти в более высокий социальный разряд – значит, де-факто уже существует пусть негласная «табель о рангах», а значит, есть и соотносимая с ним общность, как-то решающая распределение статусов, возможностей и привилегий ее участников.

Вывод первый, возможно, банальный: глобальный мир уже реальность, а не только процесс. Значит, успехи и неудачи стран в любых начинаниях будут оцениваться в нем по критериям глобальной общности, а не по тем, какие могут установить для себя сами соответствующие страны.

2

Все страны БРИК являются «глобальными маргиналами» в описанном смысле этого понятия; и данное качество – единственное, что их объективно объединяет, притом, видимо, на длительную перспективу. Все они совершают (каждое в своем смысле и по своим причинам) некое движение в собственном развитии и, желательно, в мировых экономике и политике «из пункта А в пункт В». Каждое рассчитывает со временем улучшить свое положение, поднять свое влияние в мире – но подобные надежды присущи, видимо, большинству стран.

Далее начинаются различия. Каждая из стран БРИК по-своему определяет свои «пункты А и В». Каждая начала современный этап движения от своей стартовой группы: Россия – от былой сверхдержавности СССР, Бразилия, Индия и Китай – от качественно разных уровней «третьемирскости», причем Китай как минимум на словах сохраняет приверженность социалистическому пути. Каждая из этих стран по-разному воспринимается основными секторами международного сообщества – Западом, исламским миром, другими развивающимися странами. Что немало важно, четыре страны очень по-разному видят друг друга, а также по-разному оценивают варианты перспектив друг друга.

Однако маргинальность – вектор движения, но не признак общности, тем паче союза тех, кто находится в этом процессе. <…> Взаимопомощь возможна и, главное, результативна лишь в отношениях между маргиналами, принадлежащим к одними тем же или близким друг другу социальными профессиональным группам. По этим критериям страны БРИК не выглядят относящимися к одной категории.

Вызов глобальной маргинальности – в выборе между стремлением вверх (и, конечно, успехами на этом пути); спокойной уравновешенной жизнью здесь и сейчас, без чрезмерной озабоченности перспективой следующих 30—50 и более лет; и деградацией от ранее достигнутых рубежей. Переход международной системы от биполярности времен «холодной войны» к новому мироустройству в ближайшие годы завершится. А это значит, что – помимо прочего – произойдет перераспределение статусов государств: в глобальном мире распределение не может быть таким же и строиться на тех же критериях, как в традиционной системе международных отношений. Если во второй половине ХХ века статусы стран определили вначале итоги Второй мировой войны, позднее – деколонизация и научно-техническая революция, то в первой трети века XXI определяющими факторами станут, видимо, социально-экономическая амбициозность страны и способность подкрепить подобные амбиции делами и достижениями.

В этом смысле маргинальность всегда – еще и трудное испытание. Не стремись к достижениям, и для тебя не будет угрозы стать неудачником. Страны БРИК серьезно рискуют, если нынешнее эйфорическое отношение к ним через несколько лет сменится разочарованием, искренним или наигранным, от отсутствия рывков в развитии и экономических чудес – а ни того, ни другого скорее всего не будет. <…> Об этом не мешает подумать, прежде чем прочно и надолго связывать имя России с аббревиатурой БРИК. <…>

4

После того, как аббревиатура БРИК впервые появилась в печати, страны этой группы пять лет раздумывали, объединяет их что-то общее или нет. Лишь в 2006 г. во время 61-й сессии ГА ООН в Нью-Йорке состоялась встреча министров иностранных дел четырех стран [5]. Тот факт, что все страны по прошествии пяти лет ухватились за чужое им по происхождению и техническое по сути их коллективное обозначение, свидетельствует как минимум о двух вещах:

– о серьезном и глубоком кризисе социально-исторической, а во многом и политико-идеологической идентичности во всех странах группы;

– о реальности искушения для политической и социальной элит каждой из стран увлечься сладкой, но неопределенной экономической перспективой.

Кризис идентичности коснулся каждой из этих стран в разной степени и по разным причинам; но он ясно выражен во всех четырех случаях. Российская ситуация знакома и не требует пояснений. В Китае руководство компартии давно и последовательно уходит от идеологической тематики и ввело на последнем съезде понятие «научной стратегии развития» (Выделено Н.К.), что в контексте социалистических реалий говорит о фактическом уходе от важных идеологических положений уже не маоистских времен, а самого недавнего прошлого. В Индии национальное освобождение, демократия, достижения в науке и экономике не дали тем не менее возможности существенно сократить разрыв в уровне и качестве жизни с ведущими странами и даже с Китаем. В Бразилии целые районы былой столицы обносятся стеной – и это, помимо прочего, тоже не свидетельствует о благополучии с идентичностью. У каждой из стран БРИК есть свои основания не только радоваться достижениям – они есть – но и задумываться о том, куда в конечном счете приведет их избранный путь, насколько способен он обеспечить длительное восходящее развитие.

Правящие режимы и политические элиты этих стран особо чувствительны к положению и влиянию своих государств в мире. С одной стороны, Россия – член G8, три другие государства постоянно приглашают на встречи «восьмерки», а в последнее время они вошли в G20.Сдругой, именно на таких встречах лидеры и представители стран «четверки» должны особенно остро ощущать пределы возможностей своих государств. Демократизм общения и внешне никак не нарушаемое равенство участников встреч выявляют разницу возможностей и влияния сильно и убедительно. В таких обстоятельствах искушение показаться более значимым, «великодержавным», может стать политически императивным по отношению не столько к партнерам по встречам глобального уровня, сколько внутриполитически в собственной стране.

От чего и куда движутся страны БРИК и Россия? Взаимосвязано ли их движение? Есть несомненное общее: сегодня все четыре государства – страны догоняющего развития. Они с большим историческим опозданием вступили на путь капитализма в экономике; вступили, отягощенные колоссальным грузом внутренних проблем (у каждой страны своих); и в период, когда в его старых центрах капитализм далеко ушел от классической модели к новой, глобальной. Но даже эта констатация дается не без сомнений. Во-первых, налицо очевидные различия: если капитализм в Бразилии и Индии не вызывает сомнений, то Китай ни по формальным, ни по фактическим критериям не подходит под определение капиталистического. Российскую модель пока не называют безоговорочно капитализмом ни дома, ни за границей [6]. Во-вторых, концепция догоняющего развития имеет смысл лишь при линейном взгляде на историю: все страны-де неизбежно пройдут одними тем же путем, только в разные сроки. Но подобный взгляд не воспринимается сегодня наукой как бесспорный.

Общим моментом считаются для стран БРИК потенциальные возможности их как рынков. Закономерен вопрос: возможности для кого – для экономик самих этих стран или для транснациональных корпораций и банков? Если страны БРИК смогут использовать свои ресурсы для собственного развития, где гарантия, что США– а возможно, и другие центры «старого» капитализма – не перейдут к политике сдерживания растущих конкурентов? <…> В любом случае, простое повторение, воспроизводство открытого западным капитализмом пути – это стратегическое отставание, скорее всего необратимое по последствиям.

Иными словами, страны БРИК – это не только потенциальные рынки и возможности, не только (гипотетически и хотелось бы надеяться) будущая сила, но и сегодняшняя уязвимость. Эта последняя у четырех стран тоже различна и определяется специфическим для каждой страны комплексом факторов.

5

Происхождение термина БРИК побуждает обратиться к еще одной, не менее важной грани проблемы. Эта группа стран была выделена экономистами «Goldman Sachs» по критерию экономического роста.

Рост – стержень современной экономической идеологии Запада и основа его социально-экономической стабильности. Он заложен в основу регулирования западной экономики: антикризисная политика опирается на массовые кредиты, вернуть которые возможно лишь при условии непрерывного экономического роста. В противном случае вся система подобного регулирования оказывается ничем иным, как гигантской государственной финансовой пирамидой. Но рост наталкивается на ресурсные, а теперь и экологические ограничения; а главное, тормозит развитие (зачем развиваться, если можно просто расширяться? В бывшем СССР такой рост называли экстенсивным путем развития) или уводит экономику в сторону культивации и удовлетворения статусных, а не реальных потребностей человека и потребностей государства, во многом производных от логики его политико-бюрократического процесса.

Все названные варианты роста возможны без развития и даже за его счет. Первый глобальный кризис – это кризис идеологии абсолютизированного роста и рабочей модели его обеспечения. Переход к модели развития – восходящего, что потребовало бы политических воли и решений, или нисходящего, которое может стать стихийным выходом из кризиса модели роста – востребует смену всей системы общественных отношений. Добавим, что отсутствие, максимально возможное затруднение развития могут рассматриваться определенными слоями общества как важное достоинство, а не порок модели абсолютизации роста (так происходит, например, в Саудовской Аравии).

Если страны БРИК сосредоточатся на целях и перспективе именно роста, притом долговременного (до 2050 г.), то такое их решение не только повышает для самих этих стран риск столкнуться с его вероятными экономическими и социальными последствиями (с чем по-своему столкнулся бывший СССР), но и объективно станет одним из главных факторов консервации неолиберального капитализма, который поднял голову на волне кризиса социалистической идеи [7] (во всех ее вариантах) и социал-реформизма. Подобная консервация – задача, по ее экономической и политической сути реакционная, и ее выполнение потянет неизбежно соответствующие процессы в странах-исполнителях даже помимо воли их политического руководства.

В какой мере такой рост предполагает развитие? Если согласиться с оценками, согласно которым Индии и Китаю будет принадлежать в будущем роль производств, а Бразилии и России – роль источников сырья и энергоресурсов, то возможности развития в широком его понимании невелики не только для России и Бразилии (мы хорошо знаем текущее влияние сырьевого сектора экономики на производящий), но и для Индии и Китая: кто станет обеспечивать производство там в научно-техническом отношении?

Т.е. при реализации сценария «Goldman Sachs» велика вероятность того, что к 2050 г. не только сохранится значительная разница в подушевых показателях между странами G7 и БРИК, но и возрастет качественный разрыв по критериям научно-технического, интеллектуального и т.п. развития. Это не неизбежность; но возможность и высокий социально-политический риск.

6

Все четыре страны – континентально-океанические, их экономики сильно связаны как с сушей, так и с фактором моря. Но в трех из них явно и сильно выражено океаническое начало. И только в России – начало континентальное. Континентальные страны несут крупные дополнительные издержки, связанные с транспортировкой грузов по суше. «…На конец ХХ—начало XXI в. стоимость перевозки единицы условного груза по морю на расстояние 10 000 км равна стоимости транспортировки его по железной дороге в России на 2 000 км, в США – на 450 км, в ФРГ – на 125 км». Это, в частности, означает, что к Владивостоку «транспортно-экономически ближе» все зарубежные порты Тихого и Индийского океанов, а не города Сибири западнее Иркутска и тем паче Урала и европейской части России [8]. Более того, если на протяжении ХХ века ориентация экономик Бразилии, Индии, Китая на внешние связи, а тем самым на океанический фактор в целом возрастала, то в России имел место противоположный процесс – ее экономика и связи (включая внешние) становились все более континентальными.

Одно из следствий взаимодействия континентального и океанического факторов в экономике и внешних связях страны – объективно обусловленный и постоянно действующий механизм внешне малозаметного перераспределения доходов от континентальных стран к океаническим [9]. Главное последствие его действия на длительных отрезках времени – отставание экономического роста и развития континентальных государств от темпов этих процессов в океанических странах. Но тогда в мире, сложившемся и живущем под влиянием океанических стран (а глобализация именно такова; более того, она стала возможной только с появлением – наряду с прочими ее факторами, конечно – сверхкрупных судов-контейнеровозов и супертанкеров), континентальные государства неизбежно должны сталкиваться с дополнительными и существенными экономическими факторами, снижающими их конкурентоспособность и тормозящими их развитие. Избавиться от подобных факторов и их последствий в принципе невозможно; то и другое можно лишь минимизировать соответствующей политикой государства.

Т.е. развитие физического экономического сотрудничества (торговли) РФ с другими странами БРИК (особенно с Бразилией и Индией) может в перспективе десятилетий: (а) тормозить экономическое развитие самой России в случае дальней доставки массовых грузов из глубины страны к портам; (б) при опоре на приморские регионы России – способствовать их постепенному экономическому обособлению от континентальной части страны; или (в) иметь оба эти эффекта.

Поэтому в долговременном плане для России оптимальны финансово-экономические, научно-технические, другие преимущественно нефизические виды и формы сотрудничества с Бразилией и Индией (Китай – отдельный случай, РФ соприкасается с ним ее континентальной, а не только океанической частью). Физическая торговля с Индией и Бразилией целесообразна для России не массовыми, но промышленными грузами с высокой удельной стоимостью и низким удельным брутто-весом. Часто упоминаемый в мировых СМИ в контексте БРИК сценарий, согласно которому экономики Индии и Китая будут расти с опорой на сырье и энергоресурсы Бразилии и России, на деле означал бы резкую асимметрию связей и интересов внутри группы БРИК: если подобные массовые перевозки морским путем оправданы в отношениях между странами БИК, то для России они влекли бы дополнительную экономическую нагрузку (не говоря о сложностях, с которыми сопряжено увеличение пропускной способности доступных РФ морских портов). Тесная взаимосвязь роста и развития экономик России и Китая без сомнения будет иметь глобально-политическое воздействие [10].

7

Возможно ли такое политическое партнерство стран БРИК, которое было бы устойчивым во времени, но не ограничивалось бы важными, но текущими вопросами их взаимоотношений, а также их связей с мировыми и глобальными экономикой и политикой? – В принципе, конечно. Но с оговорками.

Первое и главное: политическое партнерство стран БРИК не возникнет на откровенно антиамериканских исходных политико-идеологических посылках. Во всяком случае, Америка должна еще очень сильно постараться, чтобы довести дело до появления антиамериканской БРИК. Политическое партнерство стран группы может вступать в конфликт с позицией США по конкретным вопросам прежде всего коммерческого и/или экономического плана. Но антиамериканизм как общая принципиальная позиция неприемлем сейчас и в видимой перспективе для Бразилии, Индии, особенно для Китая. Все эти страны в обозримом будущем вряд ли окажутся расположены бросать вызов сложившемуся мироустройству. Использовать фактический миропорядок в своих интересах, корректировать его в частностях, по возможности сдерживать самонадеянность и эгоизм США, когда это прямо затрагивает страны БРИК – да; но не взламывать. На последнее ни у одной страны БРИК и у всей этой группы нет в настоящее время ни ресурсов, ни мотивации, ни сколько-нибудь реалистических идей, ради чего и чем заменить существующее мироустройство. Идея многополярности таковой быть не может в силу крайней неопределенности ее потенциальных содержания и реализации, и в современных международно-политических условиях означает не более чем слабую «системную оппозицию» политическому лидерству США в мире.

Второе: какая-либо интеграция на базе БРИК нереальна (что не исключает возможности многосторонних проектов в любых вариантах). Но трансформация политического партнерства (если и когда оно установится) в политический союз в принципе не невозможна. В прошлом союзы имели смысл и были практически осуществимы и функциональны между прежде всего сопредельными странами. Этим достигалось единство действий, чаще всего военных. В эпоху глобальных коммуникаций становятся в принципе возможны партнерство и союзы стран, не только не имеющих общей границы, но и значительно удаленных друг от друга. Технически подобный союз стран БРИК осуществим уже сегодня. Однако какие цели он мог бы преследовать, какие задачи решать? Не утверждаю, что таких целей и задач не может быть. Но сегодня они не очевидны.

Проблема борьбы против международного терроризма актуальна для всех стран группы БРИК. Но конкретное содержание этой проблемы, ее причины и источники, другие важнейшие характеристики в каждом из четырех государств специфичны. Обмениваться опытом и сотрудничать по линии соответствующих ведомств возможно уже сейчас. Политические позиции на уровне руководства государств определены и по существу едины. Как и чем, помимо перечисленного, любая из стран БРИК может помочь другим участникам группы в решении этой вроде бы общей, а, по сути, очень индивидуальной в каждом случае проблемы – неясно, особенно с учетом сложных отношений между Индией и Китаем.

Политкорректность требует здесь вспомнить о глобальных проблемах. Но перед всеми странами БРИК стоят разные, сложные и ресурсоемкие внутренние проблемы, напрямую связанные с социальной стабильностью и целостностью этих государств. Глобальные проблемы в перечне их приоритетов фактически далеко не на первом месте, тем более что пока никто убедительно не показал, как можно было бы успешно сочетать экономический рост, развитие страны и решение проблем, относимых к категории глобальных. Принятые ООН и многими государствами (включая страны БРИК) концепции устойчивого развития по сути их – идеологии, а не практические программы [11].

Т.е. политическое партнерство стран БРИК против чего-то теоретически возможно, но пока лишено предмета. Возможно ли такое партнерство за что-то – и если да, то за что?

8

Одна важная область потенциального политического партнерства стран БРИК (притом с возможностью расширения этой группы и/или даже выполнения ею определенных лидерских функций в проблемной области, о которой пойдет речь) – это борьба за признание института государства полноправным субъектом глобальной и мировой экономики.

Вопрос масштабный, во всех его аспектах сложный и требует отдельного обсуждения. Но суть его в том, что в странах догоняющего развития частный бизнес не имеет и долго не будет иметь возможностей на равных конкурировать с бизнесом ведущих стран, особенно с ТНК. Кроме того, принятая государством стратегия национального развития может по разным причинам (я не беру здесь крайние и потому очевидные случаи) встречать неодобрение, сопротивление, противодействие извне, не обязательно только со стороны других государств. Во всех таких случаях государство должно защищать национальный бизнес и свою стратегию не только правовыми и административными мерами (протекционизм), но мерами рыночно-экономическими; а для этого иметь во внешней сфере признанными те же политико-идеологические и правовые возможности участия в мирохозяйственных связях, что и частный бизнес. <…>

Другая сфера потенциального политического партнерства стран группы не менее масштабна, сложна и долговременна. Ее сущность в следующем. 1979—2009 гг. стали периодом глобального кризиса социалистической идеи и левой альтернативы, глобального наступления политической реакции и клерикализма. Но задачи развития стран и устойчивого развития в мире по их содержанию социал-реформистские, если не прямо социал-демократические. Они не могут решаться в контексте ортодоксии и фундаментализма – будь то идеологических или конфессиональных. Их решение – насколько оно возможно – востребует конструктивное политическое взаимодействие левой мысли и консерватизма (не реакции!). Расширение этой суммарной части глобального политического спектра ограничивало бы поле и риски ультраправого и ультралевого экстремизма. Одной из целей группы БРИК могли бы стать инициативы по возрождению и укреплению соответствующей идейно-политической среды в мире.

* * *

Несомненно, растущие рынки и экономики имеют свои, общие для них проблемы и интересы. Несомненно, у Бразилии, Индии, Китая и России есть и могут появиться впредь основания для тесного сотрудничества друг с другом во множестве областей. Несомненно, любую из этих стран можно представить одним из «полюсов» гипотетического многополярного мира.

Притягиваются эти «полюса» друг к другу или взаимно отталкиваются? Скорее всего, будущее продемонстрирует сочетание обоих этих начал.

Н.А. Асташин, младший научный сотрудник Центра аналитического мониторинга ИМИ МГИМО (У) МИД РФ. Китайско-индийские противоречия и их потенциальное влияние на БРИК.

Визит Далай-ламы в индийский город Таванг на границе сКитаемиБутаном8 ноября 2009 г. вызвал очередной скандал в китайско-индийских отношениях и снова заставил зарубежные СМИ и аналитические структуры комментировать весьма острые трения между двумя азиатскими гигантами. Эти трения способны иметь последствия и для сотрудничества в формате БРИК.

Эпизод с визитом Далай-ламы вызвал недовольство китайской стороны, поскольку Таванг, расположенный в индийском штате Аруначал-Прадеш, является одним из предметов спора, препятствующего окончательному пограничному урегулированию между Китаем и Индией.

Несмотря на многочисленные переговоры по этому вопросу и декларируемую готовность устранить давний источник напряженности в отношениях между крупнейшими торговыми партнерами [12], стороны не могут достичь компромисса по западному и восточному участкам границы, которые в 1962 г. стали фронтами китайско-индийской войны, обернувшейся, несмотря на свой локальный характер, колоссальным унижением для Индии.

В настоящее время Китай не признает индийский суверенитет над штатом Аруначал-Прадеш, называя эту территорию «Южным Тибетом» (в 1986 г. преобразование Северо-Восточного пограничного агентства в штат Аруначал-Прадеш вызвало очередное обострение китайско-индийских отношений и всплеск числа пограничных инцидентов) [13].

Китайские власти выдают жителям Аруначал-Прадеш для въезда в Китай не стандартные визы, а прикрепленные к паспортам листы, как бы подчеркивая этим, что те не являются гражданами Индии, и визы им не нужны. В 2009 г. резкую критику китайского МИДа вызвал визит премьер-министра Индии Манмохана Сингха в Аруначал-Прадеш накануне выборов в местное законодательное собрание. Китай также пытался заблокировать предоставление Индии кредита Азиатского банка развития, поскольку часть этого кредита предназначалась на нужды развития Аруначал-Прадеш [14].

Проблема Таванга представляет собой особый компонент в споре вокруг восточного сегмента китайско-индийской границы. До сих пор в экспертной среде ведется дискуссия о причинах столь агрессивных китайских претензий на Таванг. Если одни аналитики полагают, что этот район не имеет особого стратегического значения [15], то другими отмечается, что через него проходит кратчайший путь из Тибета на территорию Индии, который в случае конфликта позволит китайским войскам максимально быстро ворваться в долину Брахмапутры и перерезать т.н. «коридор Силигури» – узкую полосу территории, соединяющую северо-восточные штаты с основной территорией Индии [16].

В числе причин китайско-индийского спора называется и наличие в Таванге крупнейшего буддистского монастыря (помимо прочего, это самый большой буддистский монастырь в Индии). Этот объект имеет значение как с точки зрения развития туризма, так и в связи с тибетской проблемой.

В настоящее время основными прихожанами монастыря являются монпа – этнос сино-тибетской языковой семьи, который Китай считает частью тибетского культурного ареала [17].

При этом существует вероятность, что рождение новой реинкарнации Далай-ламы будет зафиксировано именно в окрестностях Таванга, как это уже имело место в XVII веке, когда там родился единственный на сегодняшний день индийский Далай-лама, монпа по этнической принадлежности. Подобное развитие событий было бы крайне нежелательно для Китая, стремящегося поставить избрание тибетских духовных авторитетов под свой контроль и тем подорвать тибетское национальное движение. Переход Таванга под китайский контроль устранил бы негативную для Китая вероятность [18].

Кроме того, отмечается, что разыгрывание Индией тибетской карты может являться своего рода ответом на заметное укрепление китайских позиций в Непале, традиционно считавшемся сферой влияния Индии. Премьер-министр Непала от Коммунистической партии Непала (маоистской) Прачанда (ушел в отставку в 2009г.), стремясь ослабить давнюю зависимость страны от внешнеполитического патроната Индии, вопреки традиции, совершил первый зарубежный визит не в Индию, а в Китай. В дальнейшем этот вектор был усилен большим числом других визитов и недвусмысленными практическими шагами. В частности, в Катманду были пресечены антикитайские демонстрации тибетских эмигрантов, а в столичном индуистском храме Шивы индийские священнослужители были насильственно заменены непальскими (в дальнейшем последнее решение было отменено) [19].

Ситуация на восточном участке границы осложняется и многочисленными пограничными инцидентами, причем сообщения о многих из них впоследствии опровергаются как ложные [20]. Несмотря на это, в июне 2009 г. власти Индии приняли решение об отправке на восточную границу в Аруначал-Прадеш дополнительных сил в количестве 25—30 тыс. чел. и эскадрильи истребителей Су-30 (18 самолетов), хотя особо отмечается, что это наращивание сил «не носит агрессивного характера» [21].

Обстановка на другом – западном – участке китайско-индийской границы также далека от спокойной. Китай удерживает территорию Аксай Чин, через которую проходит стратегическое шоссе 219, соединяющее Тибет и Синьцзян. В 1963 г. союзником Китая – Пакистаном – китайской стороне была передана часть территории Кашмира, граничащая с Аксай Чином. В данном случае уже китайский суверенитет оспаривается Индией [22].

Вместо стандартных виз китайские власти выдают жителям индийской части Джамму и Кашмира отдельные листы, играющие такую же роль, что и в случае с Аруначал-Прадеш, – непризнание за Индией суверенитета над Кашмиром [23]. Кроме того, подобная позиция дополнительно сближает Китай с Пакистаном.

Значимость Пакистана для КНР определяется созданием в провинции Белуджистан на берегу Аравийского моря портового города Гвадар, в возникновении которого важнейшую роль играл китайский капитал [24]. Гвадар является не просто крупным инвестиционным проектом, поскольку китайская сторона планирует связать этот порт с территорией Синьцзяна железной дорогой, нефте- и газопроводом, что позволит повысить энергетическую безопасность уязвимых западных районов КНР и укрепить позиции Китая как участника торговли в ЦентральнойАзии [25].

Порт Гвадар, связанный по суше с Синьцзяном, позволяет сократить для следующих в Китай грузов (в первую очередь, углеводородов) морской путь в Индийском океане, где стратегические линии коммуникаций в случае потенциального конфликта могут быть легко перерезаны индийским или американским ВМФ. Кроме того, сырьевые грузы и товары, выгруженные в Гвадаре и пущенные в Китай уже по суше, избегают необходимости следовать через Малаккский пролив, где весьма высока угроза нападения пиратов.

Несмотря на нестабильность в Белуджистане и гибель там нескольких китайских инженеров, Китай намерен и впредь присутствовать в регионе, хотя из-за кризиса был, к примеру, заморожен проект строительства в Гвадаре нефтеперерабатывающего завода [26].

Китайское присутствие в Гвадаре вызывает озабоченность у Индии [27]. Последняя военно-морская доктрина Индии (2004 г.) провозглашает создание мощного ВМФ и господство в Индийском океане важнейшей составляющей национальной безопасности и неотъемлемым условием повышения политического статуса Индии в мире, поэтому иностранная активность в данной акватории становится вызовом индийскому доминированию [28].

При этом китайские проекты в Индийском океане воспринимаются многими в Индии как составные части т.н. доктрины «нитки жемчуга», в соответствии с которой Китай должен опоясать Индию цепью военно-морских баз в Индийском океане, создать ей стратегический противовес в регионе и защитить свои интересы, связанные с транспортировкой грузов и другими экономическими сюжетами [29].

Наряду с Гвадаром компонентами доктрины «нитки жемчуга» считаются:

– проникновение китайцев на Шри-Ланку, где на юге острова при активном китайском участии (доля китайцев в финансировании строительства составляет порядка 85%) строится порт Хамбантота. Кроме того, в настоящее время позиции Китая на острове считаются более крепкими, поскольку, по некоторым данным, именно китайское оружие позволило властям Шри-Ланки нанести решающее поражение сепаратистам из организации «Тигры освобождения Тамил Элама» тогда как Индия отличалась на данном направлении куда как меньшей решительностью [30].

– интерес Китая к развитию порта Читтагонг в Бангладеш. Некоторыми наблюдателями отмечается, что правящие элиты Бангладеш были бы не прочь найти Индии контрбаланс в лице Китая [31].

– тесное взаимодействие Китая с Мьянмой. Помимо важнейших направлений этого сотрудничества – энергетического и военно-технического – китайский капитал участвует в развитии порта Кьяукпью [32], возможно, по сценарию Гвадара и Хамбантоты.

Все эти проекты носят коммерческий характер, однако многие в Индии считают, что они легко могут быть переориентированы и на выполнение военных задач (наиболее очевидной задачей здесь является военно-морская разведка) [33], и Индия принимает ряд контрмер, призванных нейтрализовать гипотетическую китайскую стратегию блокады, что говорит о более чем серьезном отношении индийских властей к этой проблеме:

– проникновение Индии в порт Чабахар в Иранском Белуджистане, что в перспективе должно уравновесить китайское присутствие в Гвадаре [34]. Кроме того, порт Чабахар способен стать конкурентом Гвадара в качестве ворот для торговли с ЦентральнойАзией [35];

– смена индийской стратегии в отношении Мьянмы, призванная повысить шансы повлиять на этого контрпартнера, традиционно считающегося безотказным союзником Китая. Если раньше Индия пыталась требовать от Мьянмы демократизации политической системы, то в настоящее время эта риторика явно уходит на второй план, поскольку она раздражает правящую хунту Мьянмы и, как следствие, препятствует развитию экономических и других полезных связей [36].

– создание станций слежения на Мадагаскаре и одном из островов, принадлежащих Маврикию [37]. Эти станции слежения могут быть использованы как для слежения за пиратской активностью у берегов Сомали, так и за китайской активностью в Индийском океане, в том числе в порту Гвадар.

Таким образом, в данном случае просматривается классический алармистский сценарий, где Китай хотел бы добиться максимально выгодного для себя урегулирования сухопутной границы с Индией и обеспечить наибольшую безопасность своего «мягкого подбрюшья» в виде Тибета, тогда как Индия опасается, что Китай закрепится в ее «мягком подбрюшье» – Индийском океане.

Подобная ситуация опасна тем, что во многом искусственно подогреваемые взаимные подозрения могут стать своего рода самоисполняющимся пророчеством и виртуальным двигателем реального конфликта.

Снижению градуса напряженности в двусторонних отношениях не способствует и «война слов» в СМИ обеих стран (одним из самых скандальных эпизодов здесь стала публикация на сайте китайского Международного института стратегических исследований статьи о том, как КНР могла бы содействовать дезинтеграции Индии и превращению ее в группу мелких независимых государств) [38].

Наблюдателями отмечается, что если в разжигании подобной истерии в Индии заинтересованы в первую очередь военные и околовоенные круги, которым напряженность сулит дополнительные доходы (в том числе и теневые) от новых крупных военных контрактов [39], то в случае с Китаем, где государство осуществляет жесткий контроль над информационным пространством, инициатива провокационных публикаций однозначно исходит от непосредственного руководства страны [40].

Напряженность между двумя странами присутствует и на уровне выше регионального. Китай не одобряет идею превращения Индии в постоянного члена Совета Безопасности ООН, что лишило бы его стратегического преимущества в виде права вето, и на саммите БРИК в Екатеринбурге в мае 2008 г. отказался поддержать предложение России о включении в текст итогового коммюнике слов поддержки намерения Индии и Бразилии получить место постоянных членов СБ ООН [41].

В ответ на визит Далай-ламы в Таванг в Пекин был приглашен один из лидеров кашмирских сепаратистов Мирвез Умар Фарук [42]. В 2008 г. Китай попытался заблокировать возможность американо-индийского соглашения о мирном сотрудничестве в области атомной энергетики [43].

С другой стороны, Индия в свое время вызвала у Китая опасения, став участником программы сотрудничества с США, Японией, Австралией и Сингапуром, знаковым компонентом которой стали совместные учения военно-морских сил этих стран в 2007 г. В годы президентства Дж. Буша-младшего можно было услышать, что данное сотрудничество является своего рода партнерством демократий, призванным сдерживать экспансионистские аппетиты авторитарного Китая.

Вместе с тем, с приходом к власти в США Б. Обамы и углублением глобального экономического кризиса эта концепция резко утратила влияние, а озвученная Бушем идея стратегического американо-индийского партнерства (считалось, что и она имеет антикитайскую направленность) была в значительной степени размыта [44].

Это объясняется тем, что США в настоящее время не склонны обострять отношения с Китаем, который важен для преодоления последствий кризиса [45], а также с его союзником – Пакистаном, значимость которого как внешнеполитического партнера растет в связи с событиями в Афганистане [46].

Естественно, что отчетливый акцент на стратегическое партнерство с Индией мог бы повредить американо-китайским и американо-пакистанским отношениям, и в ходе азиатского турне Обама постарался избежать противопоставления Китая и Индии в качестве стратегических партнеров США. Как следствие, прозвучали в основном дежурные общие фразы о необходимости развивать отношения с обеими странами [47].

Наличие описанных выше противоречий опасно для сотрудничества стран БРИК, поскольку китайско-индийские трения выхолащивают саму идею борьбы БРИК за подлинно многополярный мир, официально рассматривающуюся как важный компонент четырехстороннего партнерства [48]. Это связано с тем, что у членов БРИК обнаруживается весьма разное представление о многополярности.

Китай скорее склонен поддерживать идею многополярногомира, но однополярной Азии с собой во главе [49].Таким образом, в этом случае доктрина многополярности способна сыграть роль своего рода доктрины «открытых дверей» XXI века, призванной не столько обеспечить возникновение подлинно полицентрической конфигурации, сколько стать для страны, заметно укрепившей свои позиции в мире, но продолжающей ощущать дискриминацию со стороны «старых» грандов мировой политики (в первую очередь США), пропуском в условный «первый эшелон» и основанием для получения собственных сфер влияния.

Индия, которая, по наблюдениям, более склонна выступать и за многополярный мир, и за многополярную Азию [50] (об этом, в частности, говорит ее партнерство с Японией, в том числе и в сфере обороны [51]), также тяготеет к риторике сфер влияния там, где речь идет о Южной Азии и Индийском океане, воспринимаемых Индией как ее естественный «задний двор».

Без согласования позиций и выработки единого видения многополярности страны БРИК не смогут обеспечить на этом направлении скоординированных и результативных действий.

Для России китайско-индийские трения в конечном счете могут оказаться невыгодны необходимостью делать ненужный, но неизбежный внешнеполитический выбор. В случае разрастания конфликт двух крупнейших членов БРИК способен разрушить этот четырехсторонний формат сотрудничества, после чего России придется так или иначе встать на сторону одного из участников конфликта.

При этом позиция нейтралитета и посредничества представляется гораздо менее вероятной по сравнению со сценарием превращения России в союзника Китая (точные масштабы потенциального сотрудничества спрогнозировать сложно, хотя Россия однозначно будет избегать сюжетов, способных стать точкой невозврата в отношениях с Индией). Последний сценарий имеет больше шансов на осуществление в связи с географической близостью и более тесными экономическими связями России и Китая, которым Индия мало что может противопоставить.

Примечания:

[4] Так, в традиционной системе международных отношений были государства могущественные, слабые, вовсе бессильные; но не было маргинальных. Укрепление или ослабление противника, конкурента отслеживались; но новый статус страна получала по итогам очередной войны, а не за попытку изменить свой потенциал как таковую. В современном мире политика модернизации, демократизации, ряд иных априори встречают одобрение и могут поднять статус страны задолго до получения ею внятных и устойчивых результатов на избранном направлении. И напротив, ряд других курсов априори вызывают всеобщее неодобрение, причем также еще в отсутствие явно негативных результатов.

[5] Первая (краткая) встреча глав государств БРИК состоялась 9 июля 2008 г. в Тояко-Онсэн (Хоккайдо, Япония) после саммита G8.Договорились о проведении полномасштабного саммита глав государств стран БРИК в Екатеринбурге (состоялся 16 мая 2009 г.). После этого дважды встречались министры финансов стран БРИК (в Сан-Паулу 7 ноября 2008 г. и в Лондоне 13 марта 2009 г.). 29 мая 2009 г. президент Д.А. Медведев встретился в Кремле с представителями стран группы БРИК, отвечающими за вопросы безопасности. Следующая встреча глав государств БРИК намечается в Бразилии в 2010 г.

[6] Никоим образом, не претендуя на истину, сошлюсь на свое понимание постсоветских процессов в России: Косолапов Н. А. Анклав в поле глобализации? (К политэкономии постсоветского пространства) // Россия и новые государства Евразии. М.: ИМЭМО РАН, 2008. С. 8—30.

[7] Во всех ее вариантах – от коммунистического до социал-демократического. В последнем случае кризис обусловлен, в частности, тем, что центристские и консервативные партии и силы успешно перехватили у социал-демократов и осуществляют на практике ряд их идей и курсов.

[8] БезруковЛ.А. Континентально-океаническая дихотомия в международном и региональном развитии /Отв. ред. д.геогр.н., проф. Б.М. Ишмуратов. Новосибирск: Академическое издательство «Гео», 2008. С. 34, 35.

[9] Там же. С. 75. Этот механизм подробно и убедительно анализируется в указанной работе на с. 133—140 (параграф2.4) и 141—188 (глава 3).

[10] Весьма симптоматичен тот факт, что, находясь в ноябре 2009 г. с официальным визитом в КНР, президент США Б.Обама в одном из своих выступлений счел необходимым заявить: Белый дом не намерен сдерживать развитие Китая (см. http://nvo.ng.ru/news/2009-11-20/2_china.html, дата доступа 20.11.2009 г.). Значит, проводимая на протяжении уже длительного времени политика сдерживания экономического развития стран нежелательных для США оппонентов и конкурентов вошла в столь продвинутую стадию ее собственного развития, что о ней стало возможно и необходимо говорить на официальном уровне.

[11] См.: Косолапов Н. А. Идеология устойчивого развития и международные отношения //Дипломатический ежегодник. 2001. М., Научная книга, 2001.С. 27—52.См. также: Данилов-Данильян В.И., Войтоловский Г. К., Косолапов Н.А.,Писарев В.Д. Стратегические задачи формирования внешней эколого-экономической политики // Стратегия и проблемы устойчивого развития России в XXI веке / Под ред. А. Г. Гранберга, В. И. Данилова-Данильяна, М. М. Циканова, Е. С.Шопхоева. М., Экономика, 2002. С. 69—109.

[12] Border talks: China, Indiamust live in peace. http://www.chinadaily.com.cn/china/2009-08/09/content_8546247.htm.

[13] Sudha Ramachandran. Dalai Lama caught in Sino-Indian dispute.URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KI18Df02.html.

[14] Sudha Ramachandran. China opens a new front in Kashmir. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KJ21Df02.html.

[15] RamanB.China’sStrategic Intrusions in India’sNeighbourhood.URL: http://www.southasiaanalysis.org/%5Cpapers35%5Cpaper3411.html.

[16] Sudha Ramachandran. Dalai Lama caught in Sino-Indian dispute.URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KI18Df02.html; Vijay Sakhuja. China-Bangladesh Relations and Potential for Regional Tensions. URL: http://www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews%5Btt_news%5D=35310&tx_ttnews%5BbackPid%5D=7&cHash=f96ebefc34; Subhash Kapila.China:The Strategic Reluctance on Boundary Settlement with India. URL: http://www.southasiaanalysis.org/%5Cpapers21%5Cpaper2023.html.

[17] Saransh Sehgal. A town with a tale to tell. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KK21Df01.html.

[18] Ibid.; Dalai Lama’sTawangTrip Strains India-ChinaTies.URL: http://www.time.com/time/world/article/0,8599,1934948,00.htm; Raman B. China’sStrategic Intrusions in India’sNeighbourhood.URL: http://www.southasiaanalysis.org/%5Cpapers35%5Cpaper3411.html.

[19] Lee, Peter. Sino-Indian rivalry fuels Nepal’s turmoil. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KK14Df01.html.

[20] Raman B. Chinese Military «Greatly Displeased» By Indian Media Campaign. URL: http://www.southasiaanalysis.org/%5Cpapers35%5Cpaper3401.html.

[21] Sudha Ramachandran. Dalai Lama caught in Sino-Indian dispute.URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KI18Df02.html; Sudha Ramachandran. Indian might met with Chinese threats. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KG10Df01.html.

[22] RongxingGuo. Territorial Disputes and Resource Management: A Global Handbook. N.Y., Nova Science Publishers, Inc. 2007. P. 43.

[23] Sudha Ramachandran. China opens a new front in Kashmir. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KJ21Df02.html.

[24] Подробнее о проблеме Гвадара см., например: Tarique Niazi. Gwadar: China’s Naval Outpost on the Indian Ocean. URL: http://www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews%5Btt_news%5D=3718.

[25] Syed Fazl-e-Haider. Chinese shun Pakistan exodus. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KI11Df01.html.

[26] Syed Fazl-e-Haider. China calls halt toGwadar refinery. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/HA21Df03.html.

[27] TariqueNiazi.Gwadar:China’sNavalOutpost on the IndianOcean.URL: http://www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews%5Btt_news%5D=3718.

[28] Подробнее см. BerlinD. L. India in the IndianOcean.URL: http://www.bharat-rakshak.com/NAVY/History/2000s/Donald.pdf; ScottD. India’s Drive for a «Blue Water» Navy. Journal of Military and Strategic Studies, Winter 2007—08. Vol. 10, Issue 2. URL: http://www.jmss.org/2008/winter/articles/scott.pdf.

[29] См., например: C. Raja Mohan. Sino-Indian Rivalry in the Western Indian Ocean. URL: http://www.isn.ethz.ch/isn/Digital-Library/Publications/Detail/?ots591=0C54E3B3-1E9C-BE1E-2C24-A6A8C7060233&lng=en&id=97204;Sudha Ramachandran. China’s pearl loses its luster. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/HA21Df03.html.

[30] Подробнее об этих двух сюжетах см., к примеру: Sudha Ramachandran. India chases the Dragon in Sri Lanka.URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/JG10Df03.html; Sudha Ramachandran. India looks to pick up Sri Lankan pieces.URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KB04Df02.html.

[31] Vijay Sakhuja. China-Bangladesh Relations and Potential for Regional Tensions. URL: http://www.jamestown.org/single/?no_cache=1&tx_ttnews%5Btt_news%5D=35310&tx_ttnews%5BbackPid%5D=7&cHash=f96ebefc34.

[32] Boot W. China’s Burma Oil Conduit an «Abuse Threat». URL: http://www.irrawaddy.org/print_article.php?art_id=14673.

[33] Brown Peter J.China’s navy sails past India’s dock.URL: http://www.atimes.com/atimes/China/KJ22Ad02.html;Sri Lanka, Pakistan, Myanmar ports not to «encircle» India: Chinese ambassador.URL:http://afp.google.com/article/ALeqM5imCCOy86NjSk4CvvuCwgutCowQqA.

[34] Pakistan losing ground to India and Iran: Chabahar port at more advanced stage than Gwadar. URL: http://www.defence.pk/forums/economy-development/10586-pakistan-losing-ground-india-iran-chabahar-port-more-advanced-stage-than-g.html.

[35] Rizwan Zeb. Gwadar and Chabahar: Competition or Complimentarity? URL: http://www.cacianalyst.org/?q=node/1578.

[36] Swaminathan R. India-Myanmar Relations : A Review. URL: http://www.southasiaanalysis.org/%5Cpapers35%5Cpaper3480.html.

[37] Siddharth Srivastava. India drops anchor in the Maldives. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KI02Df02.html.

[38] Chinese report sparks India anger. URL: http://news.bbc.co.uk/2/hi/8197428.stm.

[39] Bhadrakumar M. K. The Dragon spews fire at the Elephant. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KJ17Df02.html.

[40] Bhaskar Roy. The India—China Media War. URL: http://www.southasiaanalysis.org/%5Cpapers35%5Cpaper3431.html.

[41] Radyuhin,Vladimir. A forumto counterG-8’s supremacy. URL: http://www.hindu.com/2008/05/29/stories/2008052955511100.htm; Sreeram Chaulia. U.N. Security Council Seat: China Outsmarts India. URL: http://www.globalpolicy.org/component/content/article/200/41135.html.

[42] Bhadrakumar M. K. US’s dalliance in Beijing is short-lived. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KK21Df03.html.

[43] Priyanka Bhardwaj. India plays down Chinese incursions. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KJ07Df04.html.

[44] Brahma Chellaney. Three’s A Crowd In The India-China Theater. URL: http://online.wsj.com/article/BT-CO-20091120-713855.html.

[45] Bhadrakumar M. K. India frets over Obama’s China mania. URL: http://www.atimes.com/atimes/South_Asia/KC14Df01.html.

[46] US relies on Pakistan and Afghanistan, not India: Chinese media. URL: http://www.indianexpress.com/news/US-relies-on-Pakistan-and-Afghanistan—not-India—Chinese-media/547411.

[47] Barack Obama praises India ties in talks with PMSingh.URL: http://news.bbc.co.uk/2/hi/south_asia/8375904.stm; President Obama seeks strategic relationship with China. URL: http://www.bbc.co.uk/worldservice/news/2009/11/091116_usa_china_dm.shtml.

[48] «Россия заинтересована в том, чтобы сотрудничество стран БРИК стало заметным фактором многосторонней дипломатии, вносило весомый вклад в укрепление нарождающейся многополярности, способствовало формированию коллективного лидерства ведущих государств мира». См. О развитии взаимодействия в формате БРИК (справочная информация). URL: http://www.mid.ru/ns-rasia.nsf/5be75de6dd98a29cc325744700409197/5ccb6f072c0dc385c3257463003970f9?OpenDocument.

[49] Chellaney B.Different playbooks aimed at balancing Asia’s powers.URL: http://search.japantimes.co.jp/cgi-bin/eo20081103bc.html.

[50] Ibid.

[51] Purnendra Jain. Tokyo’s nexus with India deepens. URL: http://www.atimes.com/atimes/Japan/JJ25Dh01.html.

Полную версию см.: «Вестник МГИМО», №1, 2010.

Читайте также на нашем сайте:

«Страны БРИК: на пути к новой экономической модели» Михаэль Либиг

«Пекин выбирает «ось удобства» Борис Пядышев

«Латинская Америка: меняющийся облик» Пётр Яковлев

«Азиатские соперники» Ачин Ванаик


Опубликовано на портале 13/03/2010



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика