Скоро минует шестнадцать лет с тех пор, как начался активный период экономических реформ в России. За прошедшие годы облик России неузнаваемо изменился. Сменилась политическая система. На смену общественной (государственной) собственности пришла частнокорпоративная. Проведена либерализация цен, осуществлен переход к открытой экономике, созданы новая финансовая система, достаточно весомые предпосылки для развития предпринимательства и бизнеса.
Существенно изменилась и социальная структура общества – появился влиятельный слой новых собственников. Но одновременно усилилось и социальное расслоение населения. Прогрессирующая бедность значительной части наших соотечественников становится одной из характерных черт новой экономики. Одновременно пышно расцвели коррупция в органах государственной власти и криминализация всей общественной жизни. Многим россиянам неуютно живется в специфических для России условиях перехода к рынку. Эта специфика проявляется в большом и малом. И если внимательно присмотреться к действительности, то нетрудно заметить, что наша рыночная экономика удивительным образом отличается от нормальной рыночной экономики.
Известно, что в нормальных рыночных экономиках расширение масштабов приватизации сопровождается повышением эффективности производства – растет его рентабельность, увеличивается инвестиционная привлекательность, повышается конкурентоспособность выпускаемых товаров или оказываемых услуг.
Опыт российской экономики свидетельствует об обратном. Крупномасштабная приватизация государственного имущества была проведена в кратчайшие сроки, и теперь уже более двух третей продукции производится на негосударственных предприятиях. А результат? Вместо расширения масштабов выпуска продукции, роста эффективности производства сплошь и рядом сокращается ее сбыт, снижается рентабельность, увеличивается число убыточных предприятий. Часть предприятий фактически уничтожена либо оказалась под угрозой уничтожения после того, как их акции были скуплены криминальным бизнесом с единственной целью – завладеть производственными зданиями и земельными участками.
В нормальной рыночной экономике снижение государственных расходов до некоторых разумных пределов является эффективным средством оживления экономики, стимулирующим бизнес, увеличивающим масштабы производства и спрос. В наших условиях сокращение бюджетных расходов вызывает волну неплатежей, растут объемы просроченной задолженности, свертывается производство социально значимых общественных благ, замерзают поселки и города, возрастают объемы так называемых веерных отключений электроэнергии. Резко сокращается конечный спрос, останавливаются предприятия, прекращается работа организаций бюджетной сферы. Соответственно уменьшается налогооблагаемая база, а вместе с ней и поступления доходов в бюджеты всех уровней. При росте профицита федерального бюджета увеличивается реальный дефицит консолидированного бюджета.
В ряде стран в стабилизационном фонде аккумулируются достаточно большие доходы с той целью, чтобы использовать их для перепрофилирования отраслей экономики, ее реструктуризации, создания новых рабочих мест, решения ряда социальных вопросов. В нашей стране, по мнению Минфина и поддерживающих его либералов, средства Стабфонда ни в коем случае не должны рассматриваться как источник развития внутреннего рынка и отечественного производства. На эти деньги можно лишь приобретать иностранную валюту и долговые обязательства иностранных государств. Предложения использовать часть накопленных денег для импорта передовых промышленных технологий, развитие наукоемкого сектора, инженерной инфраструктуры упорно игнорируются.
Перечень аномалий российского рынка можно было бы множить бесконечно. Но уже из того, что мы привели, очевидно, что в результате проведенных реформ получился не рынок, а квазирыночный гибрид, вобравший черты как директивной, так и рыночной экономики.
Вмешательство государства в российскую экономику за годы реформ не только не ослабло, а усилилось. При этом оно приобрело новые, более уродливые формы: усиление чисто властных рычагов давления на экономику – через налоговый пресс, манипуляции с расходными статьями бюджета; расширение перераспределительных функций путем изъятия и передачи финансовых ресурсов отдельным регионам – как средство более жесткого привязывания последних к политике, проводимой центром; прямое участие в разборках между противоборствующими экономическими группировками «новых собственников» и т. д.
Но в экономическом и правовом смысле государство бесконечно ослабло. Оно стало поспешно уходить из тех сфер экономики, в которых при переходе к рыночной экономике его функции как раз должны были бы заметно усиливаться. Государство фактически устранилось от полновесного использования своих прав собственности на находящееся в его распоряжении имущество, предоставило бесконтрольно это делать другим, чем вызвало вал криминализации в экономике, натурализацию хозяйственного оборота, обескровило бюджет. Государство ослабило ответственность по своим долговым обязательствам и займам, прежде всего перед населением, за выполнение государственных заказов, по своевременной выплате заработной платы, пенсий и пособий, за платежную дисциплину. В результате был открыт доступ в экономику криминальным структурам, превратившим ее в своеобразный конгломерат мафиозных структур и группировок. И все дело в том, что уход государства из экономики не был скомпенсирован развитием эффективных институтов рыночных отношений на уровне предприятий и регионов. Не удивительно, что в отсутствие соответствующих компенсационных механизмов рыночные реформы в России «захлебнулись». В результате большие ожидания, зародившиеся у многих людей в обстановке перестроечной эйфории, оказались напрасными; все отчетливее стали проступать признаки социальной апатии и разочарования.
У нас часто говорят о трансформационном кризисе, его неизбежности, о том, что либерализация экономики выявила всю убогость прежней хозяйственной системы и ясно указала на необходимые направления дальнейших действий. Что открытие прежде закрытой экономики, свободный поиск альтернативы существовавшей уродливой системе цен, переход к конкурентным отношениям в экономической среде, сформировавшейся под прессом неэффективного управления, - все это, мол, не могло не привести к тяжелым проблемам, но дает шанс в перспективе, которого не было бы при продолжении старого пути.
Но даже если согласиться с этими суждениями, остается вопрос о темпах преобразований. При масштабах российской экономики, колоссальной инерции сложившихся отношений и устаревших технологических укладов производства шоковая либерализация не только высветила изъяны старой системы, но и воспроизвела их в новых условиях. Мы оказались абсолютно не подготовленными к этому неожиданному феномену сохранения всех старых проблем в новых обличиях. Главная цена за проведенные реформы уже уплачена и уплачена с беспрецедентной поспешностью – это потеря управляемости экономики.
Трудности, связанные с переходом к экономике с рыночным механизмом хозяйствования, вызваны в первую очередь отсутствием адекватной переходному периоду экономической теории. Основной теоретический багаж реформаторов базировался на западном опыте прошлых лет и научной мысли, сформировавшейся в других условиях и применительно к другим реалиям. Будучи примененной не к месту и не по назначению в качестве идеологического оружия, монетаристская теория в руках либералов-реформаторов уподобилась, по образному выражению академика Леонида Абалкина, «Мамаю, который прошелся по России». В результате Россия почти превратилась в третьеразрядную страну с неясными перспективами.
Могут спросить: а была ли у российской экономической науки основополагающая идея на стыке реформ? На этот вопрос есть определенный ответ. Да, такая идея была. Она сформировалась в конце 70-х – начале 80-х годов в крупномасштабных исследованиях по Комплексной программе научно-технического прогресса, в которой участвовали ведущие специалисты страны. Суть ее заключалась в том, что главной диспропорцией, сдерживающей экономический рост и отрицательно влияющей на качество экономики, является недопустимо низкий уровень заработной платы наемных работников. Причем низкой не вообще, а низкой относительно нашей более низкой, по сравнению с ведущими западными странами, производительности труда.
Так, если по среднечасовой производительности мы отставали от США примерно в 3,6 раза, то по часовой заработной плате в долларовом эквиваленте – в 9,6 раза. От той же Великобритании наше отставание по часовой производительности труда составляло 2,9 раза, а по часовой заработной плате более чем в 8 раз. В сравнении с Германией это соотношение выглядело так: 3,6 к 13,4. С Францией – 3,8 к 8,5. С Японией - 2,8 к 7,2. С Канадой - 3,1 к 10 и т. д.
Так что труднопреодолимый разрыв между нашей низкой производительностью труда и еще более низкой заработной платой возник не сейчас, диспропорция сформировалась еще в советское время и отражала дискриминационную по отношению к человеку политику тогдашнего руководства страны. Однако за годы реформ это отставание не только не было ликвидировано, но заметно усилилось. Так, если по производительности труда мы отстаем от США в 5-6 раз, то по заработной плате – в 14-15 раз и более. Суть проблемы состоит в том, что доля нашей заработной платы в приросте нашей низкой производительности труда не идет ни в какое сравнение с аналогичной долей в приросте производительности западных стран.
Наша заработная плата является низкой не вообще, а недопустимо низкой по отношению к нашей низкой производительности труда. Поэтому постоянными ссылками на низкую производительность труда никак нельзя оправдать столь низкий уровень заработной платы в России. Еще в советское время был выдвинут тезис о том, что мы, дескать, плохо живем потому, что плохо работаем. Однако мировая статистика и наш собственный опыт опровергают этот тезис. На самом деле мы плохо работаем потому, что плохо живем. Об этом красноречиво свидетельствуют следующие сравнения. На один доллар часовой заработной платы среднестатистический российский работник производит примерно в 3 раза больший ВВП, чем аналогичный американский.
О чем это говорит? Только об одном – такой высокой эксплуатации наемного труда, как у нас, не знает ни одна развитая экономика мира. В процессе реформ мы осуществили либерализацию всех факторов производства за исключением одного, определяющего, - труда, а более точно – заработной платы. В результате наш наемный работник вынужден теперь обменивать свою нищенскую заработную плату, которая в реальном исчислении оказалась намного ниже советской, на продукцию и услуги, цены на которые вплотную приблизились к так называемым мировым, а во многих случаях их уже перешагнули. За годы реформ реальная заработная плата снизилась почти в 2,5 раза, а среднедушевой доход – в 2 раза.
Следует обратить внимание на то, что темпы снижения подушевого дохода были неодинаковыми для разных социальных групп. Как показывают исследования ученых Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, в последнее время доля доходов беднейшей части населения в совокупном личном доходе не росла, а снижалась. Особенно это характерно для первой квинтильной (то есть 20-ти процентной) нищей группы населения, существование которой является позором страны. За 15 лет ее доходы сократились вдвое! Снизилась доля доходов второй (представляющей собой полунищую Россию) и третьей квинтильных групп - соответственно в 1,5 раза и на 30 процентов. Практически остались на прежнем уровне доходы четвертой группы. И лишь доля доходов 20-ти процентов наиболее богатого населения России с 1991 по 2005 год включительно не снижалась, а росла. За 15 лет она увеличилась в 1,5 раза. Как видим, в выигрыше от проводимых экономических реформ оказалась небольшая, но наиболее богатая и влиятельная часть населения России. 80 процентов наших соотечественников, то есть основная часть России – проиграла! Иначе говоря, богатые стали еще богаче, а бедные – еще беднее. И самое печальное состоит в том, что при сложившемся характере распределения личных доходов эти 80 процентов населения теряют всякую надежду жить лучше. Ведь на 1 рубль прироста зарплаты первых трех бедных групп пятая, самая богатая группа, откликается 8 рублями! Такова система самовоспроизводящейся бедности, которая обедняет бедных и обогащает богатых. Так что неверным было бы считать, что прирост нашего валового внутреннего продукта идет только за счет нефти и газа. Легко посчитать, что примерно на четверть он формируется за счет хронической недоплаты заработной платы наемным работникам. Прирост ВВП за счет недоплаченной заработной платы резко сокращает конечный потребительский спрос, создает огромный инфляционный навес, усиливает диспропорцию между стоимостной и материально-вещественной структурой экономики.
Абсолютно правомерной выглядит постановка вопроса о необходимости доведения доли заработной платы в нашей низкой производительности труда до уровня европейских стран. Это означает, что восстановление нормального соотношения между заработной платой и производительностью труда, которым руководствуется весь цивилизованный мир, неизбежно означает удвоение и даже утроение средней заработной платы в России. При этом такое увеличение следует рассматривать не как результат удвоения ВВП, как того требуют сегодня некоторые наши незадачливые руководители, а как необходимое его условие.
Вот почему главный исходный замысел реформ, с нашей точки зрения, и должен был бы состоять в повышении оплаты труда в сочетании с крупномасштабным структурным маневром по переориентации экономики на научно-технический прогресс и на развитие потребительского сектора. Подъем оплаты труда рассматривается нами не как отдаленное следствие, а как ключевая предпосылка реформы. С этого нужно было начинать.
Ликвидация диспропорции в оплате труда развязала бы многие узлы в экономике. Только на этой базе сыграли бы позитивную роль меры по либерализации экономики и преобразованию отношений собственности. Однако с самого начала реформ был запущен механизм, действующий в прямо противоположном направлении. Центральная идея реформы была подменена, первоначальный ее замысел табуирован. На любые попытки вернуться к нему оказавшиеся на высоких правительственных постах (в том числе и те, кто ранее принимал участие в разработке ключевой идеи будущей реформы) отвечали: вы хотите еще большей инфляции? Ссылками на объективные сложности переходной экономики и тяжелое наследие социалистического прошлого власть предержащие прикрыли свои тактические просчеты и неудачи. Но они скрыли и куда более важные вещи – в первую очередь то, что с самого начала курс реформ вступил в разительное противоречие с их первоначальным замыслом, выношенным годами исследований отечественных ученых.
Конечно, реализовать этот замысел сейчас, когда производство значительно сократилось и система управления экономикой пошла вразнос, намного труднее. Но вернуться к нему – единственный выход. Реформа доходов, и прежде всего заработной платы, должна иметь приоритет перед всеми иными реформами: жилищно-коммунальной, реструктуризации РАО “ЕЭС России”, железнодорожного транспорта и других. Нельзя отвлекать ресурсы на проведение этих реформ прежде, чем мы решим проблему оплаты труда и роста доходов населения. Другого пути у нас просто нет. Да, системные реформы естественных монополий важны и необходимы. Но только после реформы доходов населения, которая должна рассматриваться не как отдаленное следствие, а как исходное условие эффективного проведения экономических реформ в России.
С позиций сегодняшнего дня, а тем более перспективы, проблема роста заработной платы приобретает новое звучание. Это связано с тем, что современное постиндустриальное общество сделало решительный поворот к экономике знаний. В этой экономике ценятся в первую очередь результаты интеллектуальной деятельности ученых, специалистов, новаторов. Интеллектуальная рента в экономике знаний превращается в определяющий фактор общественного развития. Вся система общественных предпочтений начинает работать на усиление роли и значения творцов новых знаний, новых информационных технологий, продуктов и услуг, принципиально меняющих направления формирования и структуру использования национального валового продукта. Рост заработной платы новаторов идет с опережением по отношению к работникам материального производства.
Парадокс же российской действительности состоит в том, что тот, кто создает потенциал для будущего, получает за свой труд несопоставимо меньше тех, кто перераспределяет его результаты в свою пользу. Однако развитие страны требует переориентации действующих приоритетов – с нефти и газа на науку и новые интеллектуальные продукты. В свою очередь, решение этой задачи невозможно вне рамок кардинального пересмотра заработной платы работников творческого труда, всех тех, кто повышает конкурентоспособность нашей экономики. Поэтому реформа заработной платы должна начинаться, прежде всего, с переоценки значимости творческого труда, роста заработной платы новаторов.
Несмотря на то, что заработная плата в России является одной из самых низких в мире, фонд оплаты труда является главной составляющей налоговых доходов (около 70 процентов их прямо или опосредованно связаны с этим фондом). Так строится у нас система бухгалтерского учета и калькулирования, исчисления налогооблагаемой базы. Возникает непостижимый парадокс: самый угнетенный фактор производства – труд создает основную часть дохода России. На самом деле это результат искаженных пропорций между первичными факторами производства. Основной вклад в прирост ВВП вносит не труд и даже не капитал, а рента – доход от использования земли, территории страны, ее природных ресурсов, магистральных газопроводов, средств сообщения (транспорт и современные средства связи), монопольного положения производителей важных видов продукции, пользующихся повышенным спросом на рынке. Вклад же труда не превышает 5 процентов, капитала – 20 процентов. Таким образом, реальное соотношение между трудом, капиталом и рентой составляет 1:4:25. В системе бюджетного финансирования оно выглядит иначе, а именно как 1: 0,25: 0,19. Несоответствие между первой и второй системами оценок является результатом скрытого перераспределения значительной части дохода России в пользу небольшой группы финансовых олигархов и криминального бизнеса. Его корневая причина – нерешенность проблемы собственности. В результате реальный доход России оказался секвестрированным.
За счет рентного дохода России идет развитие западных экономик. Рента превращается в один из главных источников криминализации экономики и всей общественной жизни. Наши исследования показывают, что недополученный рентный доход России оценивается в 40-45 миллиардов долларов. Если к этому еще добавить потери государства от неэффективного использования принадлежащего ему имущества, то общая сумма потерь составит порядка 50-52 миллиардов долларов ежегодно.
Как материально реализовать верховные владельческие права общества на то, что в России от Бога? Для этого необходимо обращение рент от использования природных ресурсов в общественные доходы, которые будут аккумулироваться в системе общественных финансов. Эта сумма рентных доходов и составит чистый доход общества, в котором все его члены имели бы равную долю. Доходы от использования природных рент могли бы идти на развитие систем здравоохранения и образования, социальную помощь малоимущим слоям населения, а также на обеспечение воспроизводства минерально-сырьевой базы и сохранение окружающей природной среды. Собственно, за счет ренты наша страна могла бы покрывать не только эти расходы, но и частично те, которые финансируются из государственного бюджета, - на оборону, поддержку конверсии, содержание госаппарата.
До сих пор для власть предержащих остается непонятным тот определяющий факт, что налоги на заработную плату вообще должны быть исключены, а главную нагрузку должна взять на себя рента. Это принципиальный вопрос не только реформ, но и самого существования России.
Надо четко понимать, что в нынешних условиях заработная плата является не источником доходов, а лишь условным параметром перераспределения налоговой нагрузки. Облагая труд, мы примерно в 2 раза увеличиваем издержки производства, а, следовательно, и цены на нашу не очень качественную продукцию. Тем самым резко снижается ее конкурентоспособность. Но дело не только в этом. Одновременно у производителей создается мощный стимул к сокращению рабочих мест. Известно, сколь напряженной является эта проблема сейчас. Так зачем подталкивать наших работодателей к ее обострению?
Следовало бы поступить иначе. Снять все налоги и начисления с фонда оплаты труда, ликвидировать НДС, перенести тяжесть налогообложения на прибыль, заранее зафиксировав ту ее долю, которая должна перечисляться в бюджет. В то же время следовало бы предусмотреть близкое к 100-процентному перечисление в доход государства ренты от природоэксплуатирующих областей. Вот тогда бы мы имели реальную возможность резко снизить издержки на отечественные товары, повысить их конкурентоспособность и начать реальную борьбу за вытеснение с нашего внутреннего рынка импортных товаров. Это создало бы дополнительные стимулы к более полной загрузке простаивающих мощностей. Начался бы экономический рост. Увеличились бы налоговые поступления в бюджет. Появились бы дополнительные возможности для роста заработной платы.
Нельзя не упомянуть и о другой весьма важной стороне предлагаемой нами налоговой системы. Дело в том, что для усиления стимулирующего воздействия на рост производства и решения социальных задач ее следует дополнить соответствующей системой дотаций и социальных трансфертов - между рентабельными и нерентабельными, но однозначно перспективными секторами экономики, между богатыми и бедными регионами; создать систему социальных доплат к заработной плате и пенсиям. Экспериментальные расчеты подтверждают, что без введения стимулирующих дотаций не удастся решить вопросы подъема нашего сельского хозяйства, машиностроения, легкой промышленности. Они опровергают широко укоренившийся в сознании наших «реформаторов» стереотип мышления, что, дескать, дотации и льготы – это всегда вычет из бюджета. Умелое сочетание налоговой нагрузки с системой льгот и выплат является мощным рычагом подъема экономики, борьбы с безработицей, снижения инфляции и дефицита бюджета.
С переходом к преимущественно рентной системе российская экономика постепенно начнет превращаться в социально ориентированную, начнет разворачиваться в сторону человека, его нужд и чаяний.
Выход из этой критической ситуации только один – создание мощного фундамента сдерживающих общество нравственных аксиом по типу и в развитие основополагающих заповедей Бога нашего Иисуса Христа. Только на этой основе может быть выстроено здание социально справедливой и эффективной экономики.
Наша беда состоит в том, что на практике перечеркнуты и отброшены многие элементы и механизмы экономической системы, ориентированные на обеспечение гуманистических идеалов. Хотя в Конституцию РФ включены ценностные установки социально ориентированного правового государства, на деле они находятся в вопиющем противоречии с фактами краха системы социальных гарантий, развертывания острейшей социальной поляризации. В этой связи хотелось подчеркнуть: каков бы ни был по своему генезису правящий режим, в его интересах помнить и реализовывать важнейший этический принцип – «относись к другим так, как ты бы хотел, чтобы к тебе относились другие…»
К сожалению, эта аксиома была выброшена «за ненадобностью» нашими либералами. В результате произошло разрушение всей системы распределения чистого дохода общества. Уровень оплаты труда и размер получаемых доходов оказался оторванным от реального вклада соответствующих категорий работников в прирост конечного результата. Доходы ученых, учителей, работников культуры и здравоохранения, всех тех, кто реально приумножает социальный, научно-технический и экономический потенциал страны, оказались на несколько порядков ниже доходов новой финансово-промышленной олигархии и чиновничьей элиты страны.
Оказалась деформированной и система вторичного распределения доходов, обусловленная демографически неизбежным и по тем или иным причинам экономически и политически обусловленным неучастием широких слоев населения в активной хозяйственной деятельности. Нашими правящими либералами была забыта одна из определяющих аксиом. Цивилизованное общество обязано содержать или материально поддерживать тех людей, участие которых в продуктивной деятельности ограничено (престарелые, инвалиды; лица, находящиеся на излечении или в процессе переобучения и смены занятий; дети и молодежь, еще не готовые к самостоятельной работе, те, чьи доходы «от производства» по объективным причинам не обеспечивают достойного уровня жизни или даже прожиточного минимума). Отсутствие такой помощи безнравственно, да и экономически неэффективно, впрочем, так же как и принудительное отлучение (хотя бы частичное) от работы трудоспособных. Ведь труд, как и досуг, - не только средство к жизни, но и ее образ, и в этом смысле – социальное благо. Перераспределение доходов требуется и в отношении временно потерявших работу вследствие изменения производственной структуры, технологической перестройки, сокращения штатов и т. п.
Игнорирование нравственных принципов в рыночной экономике приводит к нарушению равновесия между социальными инвариантами в общественном укладе. А это, в свою очередь, создает трудно преодолимые препятствия для нормального воспроизводства человеческого капитала, разрушает нравственное здоровье нации, резко усиливает социальное расслоение общества, замедляет экономический рост и создает зримые предпосылки смены эволюционного развития общественного уклада на революционный.
Экономические факторы важны и необходимы, но только в тех пределах, когда власть своими действиями не угрожает целостности внутреннего мира человека, когда экономические реформы не идут вразрез с исторически сложившимися в сознании людей представлениями о социальной справедливости. Российский коллективизм по своей природе всегда являлся реакцией защиты от опасности разрушения исторически сложившегося уклада жизни, истинных ценностей, от попыток навязывания народу чуждой для него морали – возвышения материального и личного над духовным и общим. Дух западноевропейской идеологии – индивидуальная избранность к спасению – несовместим с духовным наследием нашего народа – спасутся все или никто. Он всегда отстаивал равенство всех перед Богом! Ключевым моментом в понимании духовных начал российского общества, его скрепляющим стержнем является глубоко личностный, индивидуально избираемый путь к общности.
Российский коллективизм, если он получит благоприятные условия для своего развития, сыграет роль не только в судьбе нашей страны, но и в решении фундаментальной задачи, которая стоит перед всем человечеством: сохранить жизненный мир человека в борьбе с глобальной экспансией технократических систем. О трагических последствиях их тотального наступления говорят ведущие представители мировой гуманистической мысли.
Образно говоря, коллективистские начала являются генетическим кодом российского общества. Когда в живом организме нарушается механизм, ответственный за его системное развитие, отдельные органы и клеточные структуры начинают функционировать автономно, вне единых правил. Как бы живут по модному нынче правилу: «бери от жизни все». В результате возникает новое образование - раковая опухоль, которая губит сначала близлежащие клетки, а затем и весь организм. Нечто подобное происходит в обществе, в котором принцип индивидуализма, вседозволенности и бесконтрольности становится определяющим. Такое общество обречено на саморазрушение... В эйфории рыночных реформ мы переступили допустимую грань, когда позволили подменить духовное и живое материальным и мертвым. И вот теперь пожинаем плоды этого заблуждения.
Мы должны четко заявить, что целью для нас является экономика, основная движущая сила которой будет принципиально иной по сравнению с рыночным обществом массового потребления. Вместо стремления к богатству и его символическим выражениям - стремление к высокому качеству жизни. А этого качества невозможно достичь индивидуально, не повышая одновременно и качество жизни окружающих. Здесь должен сработать принцип: «лучший способ помочь себе - это помочь слабому». Речь идет о правилах игры, при которых, как в командной гонке велосипедистов, зачет ведется по последнему.
В обществе с нравственной экономикой законы оградят граждан от присвоения отдельными лицами той части национального дохода, которая, по определению, должна принадлежать всем. Я имею в виду, конечно же, ренту. Ведь почти все, чем располагает сегодня Россия, есть не что иное, как рента от использования ее природно-ресурсного потенциала, которая не является результатом непосредственной предпринимательской деятельности, коммерческих рисков и т. д. Однако в результате приватизации произошло то, чего не должно было произойти. Природные ресурсы по существу бесплатно достались не более 10 процентам населения. Около 90 процентов его лишились доступа к общему благу. Вот в чем причина существования двух столь непохожих друг на друга образов России: бедной - для всех и богатой - для немногих. В новом обществе по существу, а не по форме (как при советской власти) должна быть решена проблема сохранения и приумножения той части национального богатства, которая дана нам всем от Бога. Рост личного дохода впервые будет поставлен в зависимостьот вклада каждого в прирост чистого дохода общества.
Есть основания полагать, что нравственная экономика и по эффективности не будет уступать современной. Ведь она резко снизит потери общества от отвлечения ресурсов на поддержание разного рода теневых и криминальных структур. Общество освободится от опасных для его здоровья новообразований, будут ликвидированы многочисленные метастазы, которые ими порождались. В свою очередь разграничение прав собственности существенно ослабит безнравственные, антиобщественные проявления в сфере частной инициативы и бизнеса. Но переход к нравственной экономике невозможен без осознания летальной опасности продолжения либерально-монетаристского курса реформ.
Как это ни покажется парадоксальным, взоры многих людей на Земле устремлены сегодня к России. Именно к нашей великой стране, униженной и оскорбленной, разоренной недальновидными политиками и мародерами от науки. Но сохранившей огромный потенциал для возрождения, свой притягательный, хотя и не понятый многими образ страны, способной в период тяжелейших испытаний в очередной раз преподнести миру неожиданное развитие событий, новое виденье перспективы.
Действительно, Россия не единожды выходила из, казалось бы, безнадежного положения благодаря тому, что народ (во всяком случае, большая его часть) был охвачен порывом – неким общим устремлением. Так было на исходе Смутного времени XVII века, во времена нашествия Наполеона, Великую Отечественную войну, годы восстановления разрушенной войной экономики. Жили тогда наши соотечественники невероятно тяжело, на пределе возможностей, но общий порыв, вера в лучшее будущее заставляли их работать с невиданной энергией, идти на лишения, мириться с горем. Ведь они понимали, во имя чего стоило терпеть! Порыв этот действительно творил чудеса...
Сейчас в центре внимания общественности оказались четыре предложенных президентом национальных проекта. Их обсуждают. Одни радуются тому, что наконец-то выделены значительные силы на улучшение положения дел в здравоохранении и образовании, на строительство доступного жилья и развитие села. Другие критикуют проекты за недостаточную проработанность и даже называют их «пустышками». Конечно, вышеупомянутые проекты – не пустышка. Но главный их недостаток состоит в том, что это – не всенародное дело, каким были, например, индустриализация СССР в 30-е годы или Великая Отечественная война, а чиновничья инициатива, «дар» власти народу, ниспосланный «сверху». Тогда, в 30-40-е годы прошлого века, правящая элита понимала, что удержит власть лишь в том случае, если поднимется, одержит победу наша страна. И хотя у элиты и простого народа интересы и заботы были, как в любом обществе, во многом различны, в главном их интересы в то время совпадали. Обычные люди не меньше, чем власти, были заинтересованы в успехе общего дела, делились опытом работы над ним, сигнализировали о недостатках, выступали со «встречными планами», чтобы не только достичь намеченных властью рубежей, но и превзойти их.
Ныне же народ так же мало понимает смысл нацпроектов, как мало понимал он туманную задачу удвоения ВВП. Он остаётся потребителем «дара» власти, лишённым возможности участвовать в затеянном ею деле и контролировать его. А поднять народ на общее для всех дело нынешняя правящая элита не в состоянии, потому что у неё нет единых с народом забот и интересов.
Нижеследующее не претендует на статус формулировки объединяющей общество идеи, «общего дела». Это всего лишь несколько замечаний для обсуждения наших возможностей при формировании стратегии ближайших десятилетий, которую академик Н. И. Моисеев условно назвал Планом ГОЭЛРО-2.
Перво-наперво, говорил он, нам следует провести инвентаризацию того основного капитала, который еще способен выдавать продукцию. Для проведения этой работы необходимо будет, вероятно, создать специальный правительственный комитет. Ему придется решать множество проблем, причем не только экономических. Какая-то часть производства должна вернуться в управление государства, каким-то производствам предстоит превратиться в госкапиталистические или акционерные под контролем государства. Такому комитету предстоит решать труднейшую проблему маркетинга – оценить, что стоит производить, что и где продавать, какие должны быть налоговые льготы и т. д.
Эту деятельность нельзя откладывать: безработица не рассасывается, внутренний рынок не растет, нищета не уменьшается; единственный способ изменить ситуацию – заставить работать ту промышленность, которая еще способна работать.
На этом фоне возникает множество проблем. Остановимся лишь на одной из них. В Советском Союзе существовали очаги высоких технологий типа Арзамаса-16. Они находились в Москве, Ленинграде, на Урале и в Сибири. Там были сосредоточены кадры высочайшей квалификации. Судьба подобных коллективов должна стать предметом особой заботы правительства, поскольку речь идет о национальном достоянии.
В программе ГОЭЛРО ее основным хребтом было создание единой системы районных электростанций. Сегодня существует другая, не менее важная, чем вышеупомянутая для того времени, задача – создание транспортной инфраструктуры, способной обеспечить товарные потоки, связывающие два самых быстро развивающихся региона планеты – Западную Европу и страны Тихоокеанского региона. И этой проблемой уже вовсю занимаются. Но, увы, без нас, в обход России. Мы можем опоздать. Это будет тем более обидно, что основа транспортной инфраструктуры уже существует в нашей стране. Прежде всего, это Транссибирская железнодорожная магистраль. Но еще более важное значение имеет Великий полярный морской путь. Это самая короткая дорога, соединяющая два океана, самый ближний выход в Европу западным провинциям Канады и западным штатам США; наконец, морские перевозки во много раз дешевле сухопутных.
Для нас эксплуатация трансъевразийской транспортной системы не просто выгодна. Она жизненно необходима. Это не только деньги, причем немалые, за транзитные перевозки, но это еще и новая жизнь, которую получат наш атомный ледокольный флот и те отрасли высоких технологий, которые связаны с его строительством и эксплуатацией. Подобная система станет могучей скрепой грандиозного массива Севера Евразии. Такая система – реальная основа новых транснациональных или национальных корпораций, которые по своей мощи не могут быть не допущены к дележу мирового дохода и позволят нашей стране находиться не на задворках, а в гостиной мира ТНК. Когда концепция первоочередных действий, которая названа «Программой ГОЭЛРО-2», будет отработана, надлежит сделать все возможное для ее популяризации. Она должна быть привлекательной для всех, исключая, может быть, тех, которые успели пользоваться народным добром.
В реализации программы ГОЭЛРО-2 решающую роль призвано сыграть государство. На его плечах лежит сложнейшая задача – вывести страну в Мир ТНК, не потеряв при этом своей российской идентичности, не пожертвовав своей историей и культурой. Задача трудная, требующая не только высочайшей компетентности, но и таланта.
Чем дальше будут развиваться производительные силы общества, чем мощнее будет общество, тем значительнее должна быть роль государства. И никакого отмирания государства, о чем писали марксисты и мечтают современные либералы! Государство – единственный защитник общества от живущего в нас неандертальства, владеющего сегодня не только компьютерами, но и многочисленными возможностями самоуничтожения. Государство не должно вникать в частности повседневной практической жизни – за него это сделает рынок и другие механизмы, регулирующие жизнедеятельность общества. Но держать руку на пульсе, осуществлять надлежащий контроль за эффективностью используемых экономических инструментов государство просто обязано.
Мы убеждены, что будущее России, если угодно, ее «третий путь» связан не с ломкой установившихся структур, а с переходом к такой системе налогообложения, которая своим основным объектом видит то богатство, которым владеет облагающийся налогом. Прежде всего, - богатство, а не сегодняшний доход!
Низкие налоги на богатство, а земля и другие природные ресурсы – важнейший элемент богатства, в современных рыночных экономиках остаются «священной коровой», на которую не рискуют посягать не только ученые-экономисты, но тем более и власть имущие. Если же мы хотим всерьез реформировать нашу экономику, сделать ее эффективной, придать ей социальную направленность, преодолеть дальнейшее обнищание нашего населения, то необходимо в первую очередь отказаться от символического налогообложения природно-ресурсного потенциала. Оно несовместимо не только с ближайшими задачами экономического оздоровления России, но и со стратегией перехода к экологически устойчивому хозяйствованию.
Только общество способно быть истинным владельцем территории, ее земельных, водных и прочих природных богатств, включая полезные ископаемые, воздушное пространство и ландшафтно-рекреационные ресурсы. Это положение должно быть закреплено конституционно. Такая конституционная новация обеспечила бы не на словах, а на деле право равного доступа каждого гражданина России к природно-ресурсному потенциалу страны. Ее институциональное оформление создало бы неограниченный простор для проявления индивидуальных способностей каждого.
У нашей России есть все основания, чтобы первой пойти по пути реализации экономики, выстроенной на нравственных принципах. Вот тогда она сумеет выполнить возложенную на нее Создателем историческую миссию!
Читайте также на нашем сайте: