Одной из актуальных тем современной исторической науки является проблема понимания «Другого» — иных народов, социальных групп, государств. В статье предпринимается попытка проанализировать истоки образа России и русских в нацистской Германии накануне Великой Отечественной войны. При исследовании этой непростой проблемы необходимо в первую очередь рассматривать представления немцев, сложившиеся в результате сложного взаимодействия трех основных составляющих. Во-первых, это традиционный образ Российского государства и общества, сложившийся в Германии еще в XVII—XIX вв. Во-вторых, это возникновение мифа о «рабоче-крестьянском рае» в Советской России, сформировавшегося в Веймарской республике в среде германского пролетариата после Октябрьской революции под влиянием коммунистической пропаганды. В-третьих, это чисто негативный образ СССР и русского народа как вечного непримиримого врага немцев, как постоянной угрозы европейской культуре, активно культивируемый в официальной нацистской пропаганде 1930-х гг. В это время к традиционному для немцев представлению о России как о бескрайней стране с богатыми природными ресурсами гебельсовская пропаганда добавила миф о «еврейско-большевистском правительстве» и русских как о «людях низшего сорта» (Untermenschen).
Образ России и русских в обыденных представлениях немцев
Первые устойчивые представления о России и русских возникают в германском обществе еще в XVI—XVII вв. в связи с публикациями иностранцев об их путешествиях в Московию, в первую очередь Сигизмунда Гербертштейна, но в особенности «Описания московского и персидского странствий» Адама Олеария. Они создали образ России как «северной державы», сохранявшийся в своих основных чертах вплоть до начала XIX в. [1, S. 27]. В то время повествования дипломатов и путешественников фактически являлись основными источниками, формировавшими общественное мнение. Уже тогда в нем явственно обозначились определенные стереотипы и предубеждения о других странах и нациях, в первую очередь в отношении России. Германские путешественники отмечали превосходство «своей» европейской культуры и образованности над «дикостью москвитян», отличительными чертами которой считались насилие, варварство, закрытость. Появились первые сочинения, где прямо говорилось о «русской угрозе» для Европы [2, S. 323]. Впоследствии стереотипный образ русского человека в Германии еще долгие годы ассоциировался с Иваном Грозным, а также с жестокостью, наивностью и лестью, приписываемым русским как народу [3, S. 6]. Среди наиболее ходовых атрибутов образа России, распространившихся в германском обществе в XVII—XVIII вв., можно выделить «дикость», «варварство», «холод», «образ медведя», которые в представлениях многих немцев дожили до наших дней.
Эпоха так называемой европеизации России в XVIII в. едва ли смогла кардинально изменить ее образ в немецком обществе. Петр I изображается германскими историками и писателями эпохи Просвещения великим реформатором, «европейским организатором и цивилизатором», но в то же время он прослыл как «ужасный варвар», «повелитель кнута» и «палач». Немцы признавали огромные реформаторские заслуги первого российского императора, однако считали, что в целом «восточный сосед лишь незначительно отдалился от азиатской сущности» [4, S. 9—41]. Все же необходимо подчеркнуть, что после петровских реформ в германском политическом лексиконе названия «Московия» и «москвитянин» постепенно вытесняются «Россией» и «русскими».
В XVIII—XIX вв. набирающие популярность многочисленные германские газеты и журналы, которые все больше внимания уделяли «русскому вопросу», становятся важнейшим средством влияния на консервацию и трансформацию образов России в Германии. Наряду с ними публикации трудов философов, поэтов и писателей оказывают значительное воздействие на укрепление старых стереотипов и появление новых образов России в германском обществе. Надо признать, что в первой половине XIX в. представления немцев о славянских народах в целом и о русских в частности остаются практически без изменений, хотя начинают появляться отдельные положительные отзывы. Благодаря Ф. Руссо и его современникам в Европе возникает новый образ «миролюбивых и гостеприимных славян» [5, S. 23]. В то же время эпоха правления русских императриц изображается «ужасами азиатского варварства смешанными с рафинированной наглостью европейской кабинетной политики».
До начала XIX в. существовало отношение к России как к «северной державе», которое укрепилось с момента основания Санкт-Петербурга и придания ему статуса столичного европейского города. Продвижение русской армии во время заграничных походов 1813— 1814 гг. иногда стереотипно комментировалось как «нашествие варваров с севера», хотя для немцев оно имело освободительный характер [6, S. 122]. И. В. Гёте описывает поведение русских в 1813 г. во время «битвы народов» под Лейпцигом, характеризуя солдат Российской империи далеко не всегда с положительной стороны не без влияния тех национальных стереотипов, которые бытовали среди немцев [2, S. 326]. Хорошо известно, что классики материалистического понимания истории, К. Маркс и Ф. Энгельс, также весьма негативно относились не только к России, но и русскому народу. В силу своих политических взглядов они часто писали о «русской угрозе», «жадных русских» и т.п. [7, S. 327].
По нашим наблюдениям, число русофобов в немецком обществе XIX в. постепенно увеличивалось. Поначалу они являлись представителями либеральных кругов, а затем все больше сторонников левых взглядов перенимали антирусские идеи. После Венского конгресса Россия постепенно теряет облик «северной державы», на смену которому приходит новое понятие «Восточная Европа». В последующие десятилетия Россия все чаще стала изображаться в образе «восточного» или «азиатского» государства, часто сопоставлялась с Османской империей со всеми характерными для «восточной деспотии» признаками. Появился новый штамп «азиатская Россия», который окончательно закрепился во второй половине XIX в. [8, S. 197]. Этому, безусловно, способствовали ее среднеазиатские завоевания и присоединение земель за Каспием.
Восприятие Российской империи в Германии накануне и после ее объединения было во многом опосредовано «польским вопросом». Кроме того, на распространение антагонистического образа России оказали непосредственное влияние откровенно националистические представления так называемых «балтийских немцев» из Эстонии, Литвы и Курляндии. Россия стала изображаться в облике «угнетателя национальных меньшинств» [9, S. 36— 38]. Следует обратить внимание на то, что именно в их сочинениях впервые возникает выражение «варварский недочеловек» — barbarischer Untermensch [10, S. 206—224], которое позже нашло широкое применение в нацистской пропаганде. Известно, что даже германские социалисты видели в лице России «угрозу с Востока», «оплот реакции», а русских задолго до А. Блока образно называли «современными гуннами» [11, S. 29].
В начале XX в. среди немцев все чаще можно было слышать весьма расхожие идеи националистического толка, распространявшиеся прежде всего из научно-популярной литературы. Окончательно утвердился стереотип: «Русские — это славяне, они принадлежат, как и германцы, к великой индогерманской семье народов. Но в процессе колонизации России они сильно перемешались с финнами и татарами, поэтому русская раса не смогла достигнуть такого успеха, как германская или английская» [2, S. 325].
Трансформация образа России шла под прямым воздействием политических интересов Германии. Начал целенаправленно формироваться внешнеполитический образ «восточного соседа» как врага. Он постепенно проникал в общественное сознание немцев. Накануне Первой мировой войны в Германии сформировались две основные политические линии в отношении России и русских, имевшие своих приверженцев как среди консерваторов, так и либералов. В консервативных кругах Германии было достаточно русофилов, которые находили положительные черты в российском монархическом строе, а также ценили русскую культуру, искусство и литературу. Русофобия была больше отличительной чертой сторонников либеральных, социалистических сил. Следует подчеркнуть, что образ России к этому времени был неразрывно связан с образом Восточной Европы, а под словом «русский» часто подразумевали также поляков и евреев.
В годы Первой мировой войны резко обостряются национальные противоречия и укрепляется образ врага. Настроения в немецком обществе ярко характеризует популярное в народе выражение, которое можно было часто услышать на улицах Берлина и Вены: «Jeder SchuB — ein RuB, jeder Tritt — ein Brit, jeder StoB — ein Fronzos», т.е. «каждый выстрел — один русский, каждый шаг — один британец, каждый удар — один француз» [2, S. 125].
Отношение к новой России в Веймарской республике
Октябрьская революция 1917 г., курс большевиков на установление социалистического строя в Советской России, пропаганда атеизма в советском обществе сильно укрепили опасения многих немцев по поводу «восточного соседа». После Первой мировой войны образ России в Германии начинает приобретать более четкие политические очертания. С одной стороны, она традиционно изображалась могущественной державой, с мнением которой необходимо было считаться, с другой — победа Красной армии в Гражданской войне означала «мировую большевистскую угрозу». В 1920-е гг. Россия все чаще отождествляется с Советским Союзом и процессами, происходившими в нем, а именно с отрицанием религии, «свободомыслием и безбожием». В Германии как своеобразный противовес большевизму культивировался образ немца, ориентированного на христианство и отечество.
Между тем в послевоенном немецком обществе активно идет процесс формирования нового образа России. Современный немецкий историк Георг фон Раух передает впечатления многих немцев времен Веймарской республики о Советской России при помощи двух понятий: «угроза» и «воодушевление» [7, S. 322—325]. Образ «новой России» начинает наполняться новым социалистическим содержанием. Его распространению в немалой степени способствовали не только усилия большевистской пропаганды, особенно после создания III Интернационала, но и вернувшиеся из русского плена германские военнослужащие. Так, необычайной популярностью пользовались мемуары бывшего немецкого офицера Е. Двинглерса о пребывании в России в статусе военнопленного, его участии в Гражданской войне на стороне белой армии [12, 13].
В Веймарской республике новый образ Советского государства распространяется, прежде всего, благодаря рабочему и социалистическому движению в Германии. Большинство его представителей с восторгом воспринимали стремительное продвижение России по новому социалистическому пути. Пропаганду таких представлений вело «Общество друзей новой России», образованное в Берлине в 1923 г. [13, S. 183—201]. Следует отметить, что его основными представителями была левая интеллигенция, а не коммунисты. В 1928 г. был организован «Союз друзей Советского Союза», который по замыслу его создателей должен был выступить в роли своеобразного посредника между ВКП(б) и немецкой общественностью.
Новое отношение к России наблюдается в это время не только в среде левых. Среди широких кругов германской интеллигенции, глубоко травмированной Версальским мирным договором, распространяется идея о близости судеб немцев и русских как «молодых народах», противостоящих старой англо-французской Европе [15, S. 23—26]. Такие представления широко распространились в германском обществе не в последнюю очередь благодаря журналу «Дело» (die Tat). В Веймарской республике, а затем и в Третьем рейхе до (1939 г.) он оставался едва ли не главным изданием, формирующим широкое общественное мнение.
На трансформацию образа России в политических кругах Германии немалое влияние оказало подписание в 1922 г. Раппальского договора. Германия стала первым государством, официально признавшим Советский Союз и установившим с ним дипломатические отношения. Однако следует признать, что образ новой Советской России в эпоху Веймарской республики не отодвинул в тень, а лишь несколько изменил традиционные стереотипы. Новые политические клише «красный царь», «большевизм как замещение православия», «принудительная система Троцкого, Ленина и Сталина в роли замены "царскому кнуту"», «сталинский поворот к советскому патриотизму» являлись для многих немцев символическими образами возрождения все той же старой России. Изменение отношения консервативных кругов к новой России, в рядах которых до 1917 г. насчитывалось немало русофилов, было связано, прежде всего, с непринятием большевизма и социалистических идей. В то же время в германском обществе активно распространился миф о «рабоче-крестьянском рае», который получил свою популярность благодаря воодушевленным участникам рабочего движения и сторонникам левых идей.
Советское государство в нацистской пропаганде в годы Третьего рейха
В 20-е гг. в партийных кругах НСДАП образ России еще не олицетворялся с «мировой угрозой», а среди национал-социалистов достаточно популярным было отождествление русского большевизма с национальным социализмом. К числу «симпатизирующих» относились Г. Штрассер и Й. Геббельс, которые заявляли об отсутствии опасности для Германии с восточной стороны, и что Россия, как никакое другое государство, может стать союзником Германии в общем деле построения социализма. Надо сказать, что позиции Гитлера в этом вопросе кардинально отличались от подхода своих товарищей из левого крыла партии. Уже на заседании НСДАП во время так называемого «краха левых» в начале 1926 г. он заявил, что «немецко-русский союз приведет Германию к самоубийству», а вместо политики совместных действий Германии и России необходимо разрабатывать политику порабощения Восточной Европы [16,
S. 265].
С приходом Гитлера к власти в нацистской идеологии и политике происходит окончательное отдаление политики Германии от России и большевизма. Уже в «Майн Кампф» Гитлера было сформулировано основное направление политики в отношении славянских народов и русских [17, S. 10]. Гитлер четко озвучил эти планы в торжественной речи под названием «Жизненное пространство на Востоке и беспощадная германизация», которую он произнес во время вступления в должность рейхсканцлера Германии 3 февраля 1933 г. На развитие антирусских, антиславянских и антибольшевистских идей Гитлера оказали мощное влияние взгляды А. Розен-берга, который являлся одним из основных идеологов НСДАП, главным редактором рупора нацистов «Volkischer Beobachter». В его публикациях прослеживался причудливый сплав из идей старой прибалтийской русофобии, с одной стороны, и оголтелого антисемитизма — с другой, основанный на материалах сфальсифицированного «Протокола сионистских мудрецов» [18, S. 51—74]. Такая смесь антибольшевизма с антисемитизмом являлась своеобразной теоретической базой для воплощения далеко идущих планов Гитлера по расширению «жизненного пространства» и установлению мирового лидерства Германии. Страх перед «азиатскими полчищами», Россией, с одной стороны, и чувство расового превосходства — с другой, скоро породили крайне негативный образ России не только в политических кругах Германии, но и в ее обществе. В нацистских представлениях о России и русских отчетливо просматривается надменный и заносчивый образ самих себя, т.е. немцев, а также их ограниченные расистские и шовинистские представления об окружающем мире. Поэтому неудивительно, что после прихода нацистов к власти в германском обществе наряду с антисемитской позицией формируются радикальные антирусские, антиславянские и антибольшевистские убеждения. Надо напомнить, что образ русских в Третьем рейхе был тесно связан с таким понятием, как «еврей-ско-большевистский враг», который сопровождался эпитетами «неполноценный», «дикий» или просто «недочеловек». Основная задача нацистской пропаганды, направленной против Советского Союза, преследовала цель создания устойчивого образа врага в сознании немецких граждан. Такая политика имела за собой далеко идущие планы по радикальному сокращению славянского и полного уничтожения еврейского населения. Следует признать, что образы Советской России ближе к концу 30-х гг. усугублялись сообщениями о реальных преследованиях граждан в СССР по политическим и религиозным мотивам, принудительной коллективизации крестьян, массовым репрессиям [19, S. 24—25].
В сентябре 1935 г. на съезде НСДАП Геббельс впервые публично заявил о «мировой миссии Германии против большевизма». Спустя два года министерство юстиции в пропагандистских целях опубликовало так называемое «главное руководство», в котором давалась краткая характеристика нацистской политике в отношении СССР и содержались основные представления немецкого руководства о советской России:
«I. Борьба против мирового большевизма является генеральной линией немецкой политики. Ее разъяснение — это основная задача национал-социалистической пропаганды. После краха Германии в 1918 г. и до прихода к власти национал-социалистов коммунизм, управляемый евреями, стал самым ожесточенным противником национал-социалистического движения и возрождения немецкого народа... Задача пропаганды показать немецкому народу, что большевизм является его заклятым врагом, и разъяснить всему миру, что он враг всех народов и наций и в связи с этим является врагом всего мира.
II. Сущность большевизма.
Большевизм придуман и управляется евреями. Это операция еврейской расы. Мировое еврейство пытается через дезорганизацию и пропаганду объединить отторгнутые и неполноценные элементы всех народов для того, чтобы при помощи них вести борьбу на уничтожение всего положительного, против народного духа, нации, религии, культуры, порядка и цивилизации. Целью большевизма является достижение хаоса через мировую революцию и создание мирового государства под еврейским руководством по примеру Советского Союза» [20, S. 118—121].
Данное «руководство» и другие пропагандистские материалы массово распространялись через прессу, радио, кино и документальную кинохронику. Все это создавало густую информационную сеть, которая должна была убедить германское общество в непримиримом отношении к большевизму, Советскому Союзу, русским.
Беседы о «большевистской угрозе» являлись основным средством для мобилизации антисоветского отношения в германском обществе. Так называемые «сообщения на основе фактов» (Tatsachenberichte) о гибели православной церкви, нищете, голоде были постоянными темами радиопередач и газет, которые к концу 30-х гг. либо принадлежали НСДАП, либо выпускались под строгим контролем партии. Если до нападения на СССР пропагандистская война в прессе велась относительно скрытно, то с 22 июня 1941 г. и на всем протяжении войны такие образы в отношении советского солдата как «чудовища» или «зверя» стали обыденными терминами в немецких публикациях. Нацистская агрессия изображалась как превентивная война или крестовый поход «объединенной молодой Европы» [21, S. 134—137].
Для формирования образа врага и распространения его в германском обществе использовались различные средства передачи информации, в том числе радио и кино, которое с 1933 г. находилось под контролем «Рейхскинокамер» (Reichskinokammer) — государственного органа по управлению кинопроизводством. Одним из наиболее популярных антибольшевистских фильмов являлся выход в свет «Фризеннот» (Friesennot), снятый в 1935 г., в котором главный герой, поволжский немец, противопоставлялся де-монизированному советскому комиссару [22, S. 242—244]. Одновременно те же цели преследовала нацистская документальная кинохроника. Путем тенденциозного монтажа отдельных, иногда правдивых, кадров о жизни в Советском Союзе немецкому зрителю преподносили визуальное изображение большевистского врага и доблестного немецкого героя, ведущего борьбу с ним. При этом для принижения образа русского человека на кинопленке часто были запечатлены люди с физическими недостатками.
Формирование антагонистического образа России и русских имело далеко идущие планы по оккупации нашей страны и использованию ее ресурсов для развития Германии. Следует отметить, что образ русского «недочеловека» не означал, что Гитлер недооценивал Советское государство. Он даже не исключал нападения СССР на Германию. В его сознании причудливо сочетались опасения «еврей-ско-большевистской мировой угрозы», с одной стороны, и «русского колосса на глиняных ногах» — с другой. Эти два образа прослеживаются во всей нацистской политике и пропаганде по отношению к Советскому государству. Застарелые предрассудки и явно скудные знания о реальной России, идеологическая ограниченность и политический прагматизм являлись основными характеристиками нацистского образа России и русских. Основными средствами воздействия на формирование таких представлений в обществе являлись убеждения немецких граждан в необходимости использования богатых русских ресурсов для преодоления экономического кризиса, развития Германии и обогащения всех немцев. Так, во время своего выступления в Мюнхене в 1936 г. Гитлер сделал следующее заявление: «Когда Урал с его нескончаемыми полезными ископаемыми, Сибирь с ее богатыми лесами и Украина с бескрайними плодородными землями будут лежать под Германией, то ни один немец не будет больше нуждаться ни в чем» [23, S. 54].
Нацистская пропаганда, затронувшая практически все сферы общественной жизни Германии, не обошла стороной и немецкие школы. Одними из важнейших направлений в образовании были изучение расовой теории, воспитание у немецкой молодежи жесткого «нордического» характера и стойкого «арийского» духа. В этом нацистскому государству активно помогала организация «Гитлер-югенд», подчас игравшая ключевую роль в расовом воспитании нового поколения немцев [24, S. 31]. Ее основной целью являлось воспитание подрастающего поколения, способного на агрессивное и бескомпромиссное решение «еврейского вопроса», а также проблемы «жизненного пространства» для германской нации. Для достижения поставленных задач негативный образ большевистской России играл важнейшую роль. В немецких школах книги Гитлера и Розенберга являлись обязательной литературой для чтения. На уроках в школе постоянно разоблачался «рабоче-крестьянский рай» через изображение советских лагерей и нищего, закабаленного большевистским руководством русского народа. Однако обращает на себя внимание то, что образ советского вождя Сталина и диктатура коммунистической партии в СССР упоминались в нацистской пропаганде значительно реже, чтобы избежать неумышленных аналогий с Гитлером и нацистским режимом в Германии.
Как было отмечено выше, образ России в Третьем рейхе был непосредственно связан с далеко идущими экономическими планами, которые сводились, прежде всего, к использованию ее территории в роли сырьевого придатка. Согласно гитлеровской «восточной политике» предполагались так называемые «деиндустриализация» и «переаграризация» Советского Союза, одной из целей которых было создание в стране огромного рынка сбыта [17, S. 357—385]. На деле такой проект будущего Советского государства предполагал простое разграбление территории страны, вывоза полезных ископаемых, древесины и других природных ресурсов.
Весьма примечательно, что немецкой пропагандой широко использовались ассоциативные образы, с помощью которых изображалась Советская Россия. В целях формирования образа врага в лице русского народа и для борьбы с идеями большевизма в Германии активно муссировались такие понятия, как «большевизм — это русское, а следовательно, и азиатское изобретение. Его распространению следует препятствовать кроме всего прочего еще и потому, что он является в большей степени механизмом и оружием евреев» [6, c. 26] или «русские — это смесь северного характера и монгольско-азиатских инстинктов. Такой гибрид является инструментом в руках еврейской диктатуры» [25, S. 12—30].
Следует отметить, что реальное восприятие процессов и событий в СССР было ограничено в 30-х гг., с одной стороны, нацистским режимом, а с другой — закрытостью Советского государства, в котором после военной интервенции европейских государств во время Гражданской войны усилились опасения по поводу внешней угрозы [26]. В Третьем рейхе основным источником получения сведений о Советском Союзе оставались лишь так называемые «восточные исследования» (Ostforschungen), проводимые в учреждениях СС [27]. Их главной целью являлись «научное» обоснование и идеологическая подготовка будущей экспансии Германии в Восточную Европу.
После острой пропагандистской конфронтации между национал-социализмом и большевизмом в годы Гражданской войны в Испании и открытой милитаризации в Германии наступает период относительной стабилизации и сдержанности в отношениях между двумя странами. Она достигла апогея после подписания пакта о ненападении 23 августа 1939 г. В период так называемой «дружбы» между
СССР и Германией в 1939—1941 гг. в германском обществе была несколько приглушена антисоветская и антирусская пропаганда, что в конечном итоге преследовало основную цель — усыпить главного врага накануне подготовки военной кампании против Советского Союза.
Итак, образ России в официальной пропаганде Третьего рейха накануне Великой Отечественной войны имел две основные составляющие: страна и народ. Советская Россия изображалась как богатая природными ресурсами страна, где проживали «люди низшего сорта», к тому же управляемые «еврейско-большевистским правительством». Все эти образы в немалой степени способствовали ужесточению до крайних пределов фашистского оккупационного режима на территории СССР, который едва ли можно было сравнить с порядками, установленными гитлеровцами в других захваченных ими странах в годы Второй мировой войны.
Примечания:
[1] Groh D. Russland im Blick Europas, 300 Jahre historische Perspektiven/ D. Groh. — Frankfurt a/M, 1988.
[2] Moser A. Land der unbegrenzten Unmoglichkeiten. Das Schweizer Russland- und
Russenbild vor der Oktoberrevolution / A. Moser. — Zurich : Chronos, 2006.
[3] Kunczik M. Die manipulierte Meinung. Nationale Image-Politik und internationale Public Relations / M. Kunczik. — Koln : Bohlau, 1990.
[4] Stanzel F. K. Zur Literarischen Imagologie. Eine Erfindung / F. K. Stanzel // Europaischer Volkerspiegel : imalogisch-ethnographische Studien zu den Volkertafeln des fruhen 18. Jahrhundert. — Heidelberg : Winter, 1999.
[5] Kopelew L. Fremdenbilder in Geschichte und Gegenwart / L. Kopеlew// Russen und Russland aus deutscher Sicht.— Munchen : Fink, 1985. — Bd 1.
[6] Lemberg H. «Der Russe ist genugsam». Zur deutschen Wahrnehmung Russlands vom Ersten zum Zweiten Weltkrieg / H. Lemberg // Das Bild „des Anderen": politische Wahrnehmung im 19. und 20. Jahrhundert. — Stuttgart : Steiner, 2000.
[7] Rauch G. Wandlungen des deutschen Russlandbildes / G. Rauch // Zarenreich und
Sowjetstaat im Spiegel der Geschichte. Aufsatze und Vortrage. — Gottingenn : Muster-Schmidt, 1980.
[8] Stokl G. Johannes Scherr und die Geschichte Russlands. Zur popularisierung eines Feindbildes/ G. Stokl// Russland und Deutschland. — Stuttgart, 1974.
[9] Laqueur W. Z. Deutschland und Ruflland / W. Z. Laqueur. — Berlin : Propylan, 1965.
[10] Garleff M. Zum Russlandbild Julius von Eckhardts / M. Garleff // Russland und
Deutschland. Kieler Historische Studien. — Stuttgart, 1974. — Bd 22.
[11] Naarden B. Socialist Europe and Revolutionary Russia : Perception und Prejudice 1848—1923 / B. Naarden. — Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1992.
[12] Dwinger E. E. Das Grofle Grab : Sibirischer Roman / E. E. Dwinger. — Berlin ; Schoneberg : F. Schneider, 1920.
[13] Dwinger E. E. Die Armee hinter Staheldraht : das sibirische Tagebuch / E. E. Dwinger. — Jena : Diederichs, 1929.
[14] Rothe H. Fremd- und Eigenbilder von und uber Slaven, vornehmlich bei Polen und Russen / H. Rothe // Europa und das nationale Selbstverstandnis. Imatologiesche Probleme in Literatur, Kunst und Kultur des 19. und 20. Jahrhunderts. — Bonn, 1988.
[15] O'Sullivan D. Furcht und Faszination. Deutsche und britische Rufllandbilder 1921—1933 / D. O'Sullivan. — Koln ; Weimar ; Wien, 1996.
[16] Hecker H. Die Tat und ihr Osteuropa-Bild 1909—1939 / H. Hecker. — Koln, 1974.
[17] Hitler, Reden, Schriften, Anordnungen. — Munchen ; New York ; London ; Paris : Institut fur Zeitgeschichte, 1992. — Bd 1.
[18] Weifibecker M. «Wenn hier Deutshe wohnten...». Beharrung und Vera nderung im Rullandbild Hitlers und der NSDAP / M. Weilbecker// Das Russlandbild im Drittenreich. — Koln ; Weimar ; Wien, 1994.
[19] Cohn N. Die Protokolle der Weisen von Zion. Der Myphos von der judischen Weltverschworung / N. Cohn. — Koln ; Berlin, 1969.
[20] Schumann W. Dokumente zur deutschen Geschichte 1933—1935 / W. Schumann. — Berlin (Ost), 1977.
[21] Pietrow-Ennker B. Die Sowjetunion in NS-Anschauen 1935—1941 / B. Pietrow-Ennker. — Gottingen, 1995.
[22] Hagemann J. Die Presselenkung im Drittenreich / J. Hagemann. — Bonn, 1970.
[23] Welch D. Propaganda and the German Cinema 1933—1945 / D. Welch. — Oxford, 1983.
[24] Reden des Fiihrers auf dem Parteitag der Ehre 1936. — Miinchen, 1936.
[25] Fricke-Filkenburg R. Nationalsozialismus und Schule. Amtliche Erlasse und Richtlinien 1933—1945 / R. Fricke-Filkenburg. — Opladen, 1989.
[26] Muller R.-D. Das RuBlandbild der Wirtschaftseliten im «Dritten Reich» / R.-D. Muller // Das Russlandbild im Drittenreich. — Koln ; Weimar ; Wien, 1994.
[27] Oberlander E. Historische Osteuropaforschung im Dritten Reich. Ein Bericht zum Forschungsstand/ E. Oberlander// Geschichte Osteuropas. Zur entwicklung einer historischen Disziplin in Deutschland, Osterreich und Schweiz 1945—1990. — Stuttgart, 1992.
Вестник ВГУ. Серия: история, политология, социология. 2009. №1
Читайте также на нашем сайте:
«Особая тема: Великая Победа - 65 лет»
«22 июня 1941 г. в современной историографии ФРГ» Юбешер Герд
«Советская разведка и проблема внезапного нападения» Михаил Мельтюхов
«Концерт великих держав» накануне решающих событий» Наталия Нарочницкая
«Советско-германский Договор о ненападении 1939 г. в контексте политики и военной стратегии противостоящих сторон во Второй мировой войне» Леннор Ольштынский
«Особая тема: Великая Победа»
