Революция как естественно-историческое будущее России в ХХI веке в высказываниях современников
Маслов Олег Юрьевич - директор информационно-аналитического центра «Человеческое измерение».
Возможна ли в России начала ХХI века революция - не политтехнологическая «цветная», а настоящая, наша, с традиционным «до основанья, а затем…»? Кое-кто убежден, что мировой кризис выявил слабость существующей российской системы власти и новая революция гарантированно произойдет в нашей стране до 2017 года. Что это – алармизм или предвидение? Какой ответ подсказывает «коллективный разум» тех, кого именуют российским экспертным сообществом?
«Если оставить за скобками хитроумную теорию «перманентной революции», то следует признать, что вера в «мировую революцию» была давнишней верой русской интеллигенции» (Б.Межуев)
«Революция – это, прежде всего, огромная интеллектуальная работа по делегитимации существующих общественных устоев и созданию привлекательного образа будущего общества» (И.Константинов)
«Те, кто делает мирную революцию невозможной, сделают неизбежной насильственную революцию» (Джон Кеннеди)
«Революция – это плохо» (Г.Каспаров)
«Надо признать, что большинство людей в любом обществе – далеко не революционеры» (Б.Кагарлицкий)
«Я ненавижу революцию» (В.Махнач)
«Революции сегодня мало. Нужен цивилизационный прорыв» (Ю.Крупнов)
Возможна ли в России начала ХХI века революция? Не банальная политтехнологическая «цветная» революция, а настоящая, наша, с традиционным «до основанья, а затем…», с последующей радикальной сменой основ всего и вся. Мировой кризис позволил выявить определенную слабость существующей российской системы власти. Длительный кризис расшатает, казалось бы, незыблемые скрепы «вертикали власти» и окончательно противопоставит ее «горизонтали народа».
Многие считают, что революции в России уже случались, и более того, новая революция гарантированно произойдет в нашей стране до 2017 года. В.Поляков в предельно корректной форме сформулировал следующее: «Допустим, 20 июня 1914 года некий газетчик заявил бы: «Господа, через полтора месяца Россия ввяжется в жуткую войну, концом чего станет свержение государственного строя и страшная гражданская война, в которой погибнут миллионы. Прежняя Россия прекратит своё существование. Ею будут управлять совершенно чужие люди». Над «прогнозистом» рассмеялись бы или бы обвинили в «алармизме»? А ему что надо было делать? Уезжать в Новую Зеландию?».
Социолог А.Прудник предположил следующее: «Нынешняя попытка федеральной властной элиты отслеживать мейнстрим общественно – политических настроений гарантированно приведет к провалу по той простой причине, что опираться на массовое сознание можно в период, далекий от революционных настроений. А повышенный градус революционности в состоянии в течение полутора – двух месяцев сделать практически неизвестного человека Мессией и народным заступником». Это позволяет нам считать вопрос о перспективах революции в России начала ХХI века своевременным.
Мы с вами не будем занимать страусиную позицию и попытаемся объективно взглянуть в данную алармистскую перспективу. Сегодня важно поставить вопрос и попытаться найти на него ответ, опираясь на коллективный разум российского экспертного сообщества.
Что такое революция
А.Севастьянов задается вопросом: «Что такое революция? Это ведь не обязательно толпа народу с косами и противогазами на площадях. Революция — это глубинное изменение основ общества, в первую очередь, конституционных. Была, к примеру, в Российской империи в 1861 году революция «сверху», мирная, которая отменила крепостное право… Разве это не революция?». О «революции сверху» размышляет и А.Дугин: «При первом серьёзном ударе по стране вся недееспособная конструкция федеральной власти рухнет – эти люди не в состоянии принимать и осуществлять исторические решения. Путину ничего не остаётся делать, как готовиться к войне. Путину ничего не остаётся, как осуществить революцию. Революцию сверху». И.Константинов убежден: «Революция – это, прежде всего, огромная интеллектуальная работа по делегитимации существующих общественных устоев и созданию привлекательного образа будущего общества».
Известный политэмигрант Б.Березовский дает следующие характеристики революции и контрреволюции: «Под революцией я понимаю замену менее эффективных общественных формаций (политических и экономических) на более эффективные. Под контрреволюцией – обратное. Классический пример – февральская буржуазная революция 1917 года в России, когда пала неэффективная монархия и начала нарождаться демократическая система управления государством. Большевистский переворот в октябре 1917 года – типичный пример контрреволюции, когда была восстановлена неэффективная централизованная политическая система управления Россией, а несовершенная, но достаточно успешно развивающаяся рыночная экономика, была заменена на провальную плановую». О.Григорьев иронично заметил: «Как революция неизбежно порождает контрреволюцию, так и превентивная контрреволюция вполне может породить полноценную революцию, и никто потом не разберётся, что было первично».
Историк Д.Галковский считает, что «революцией можно назвать цепь государственных переворотов, приводящую к почти абсолютной потере управления. Следствием возникшей анархии являются террор, голод, эпидемии, гражданские войны и внешнее нашествие. В результате такого кризиса государство или погибает, или сильно трансформируется. С точки зрения социальной, главным признаком революции является полное изменение правящего слоя. При самом суровом государственном перевороте меняется верхушка аппарата, но 90% чиновников сидят на своих местах. При революции состав меняется на 90-95, а то и на все 100%%, причем у власти оказываются люди заведомо некомпетентные. Поэтому революция всегда приводит к дегенерации управления. Иногда необратимой». А.Шмулевич считает, что «революцию за деньги купить нельзя – за деньги можно сделать только дворцовый переворот. Не купишь за деньги и эффективную новую идеологию. Ни Сурков, ни Зюганов, ни Жириновский – никто из них на нее не способен. Они люди старой системы. Главная проблема России - это кризис харизматических идей. И его очень трудно преодолеть, потому что он связан с общемировым кризисом системы управления».
Революция как пророчество
С.Белковский предрекает: «На фоне внешнего благополучия и всеобщего довольства действиями нынешней власти зреют катастрофические перемены, которые приведут к полному развалу России как единого государства и, как следствие, - к кровавой революции». А.Соколов отметил: «Многое указывает на то, что путинская Россия (как в свое время николаевская) беременна Февралем». Известный в прошлом политик Г.Явлинский считает, что «революции в России происходят не оттого, что голод наступил, а наступают они тогда, когда разрыв между обществом и властью становится непреодолимым. Так было и в 1917, и 1991». Бывший премьер-министр России М.Касьянов считает: «Политический курс «нефтедолларового суверенитета», курс на сокращение экономических и политических свобод уже привел к тому, что Россия утратила лидерские позиции на постсоветском пространстве, а в перспективе надолго определит ее место среди стран третьего мира и может привести страну к революции».
А.Шмулевич предрекает: «Россия сегодня, как и в 1917, – слабое звено мировой системы. Системный кризис здесь наиболее ярок и очевиден, так что косметический ремонт не поможет. Ситуации, подобные прошедшим «монетарным» волнениям, будут повторяться в России и впредь. Не хватает лишь нового проекта социального устройства – но он разрабатывается. И когда идея будет окончательно сформулирована, придет и новый Чингиз-хан. Причем придет не обязательно из самой России». А.Ципко считает, что «национальная революция направлена против тех, кто полагает, что победы духа под Сталинградом не было, а была лишь победа страха перед заградительными отрядами. Начавшаяся национальная революция - это и стихийный протест против размывания с помощью СМИ моральных и культурных основ общества». А.Илларионов отметил следующее: «Проблемы не решаются, они накапливаются, они концентрируются, они направляются, так или иначе, рано или поздно, в центр политической системы. И разрешением таких кризисов являются не какие-либо мелкие кризисы, способом решения таких кризисов являются не выборы, а революция».
Интересны апокалипсические картины грядущей «революции трущоб», нарисованные Дмитрием Петровым: «В периметр благостных проекций, где цветут комфортабельные миражи глобальных городов и деревень, креативные жители которых «творят общее благо», заключая социальные компромиссы, вторгается всемирная трущоба. Ей пофиг компромиссы. Ее опыт - насилие. Они знать не желает ни о частной собственности, ни о социализме, ни о Божьей любви. Она не верит, что ее можно любить. Впрочем, ей безразлично, как к ней относятся. Жалость она принимает без благодарности. На удар отвечает ударом. А если терпит, то - выжидая, копя силу, растравляя злобу. Ее границы простираются все дальше за околицу третьего мира». И.Константинов считает, что «обитатели трущоб не преминут присоединиться к любому восстанию. Чтобы отомстить, погромить, пограбить. Они составляют арьергард всякой революции. Помните у Бунина в «Окаянных днях»: «Прошло человек шестьсот каких-то «григорьевцев», кривоногих мальчишек во главе с кучкой каторжников и жуликов, кои и взяли в полон миллионный богатейший город»? Вот это и есть арьергард революции – трущоба. Но не это отребье задумывает, готовит и совершает революцию. Да что там, революция, переворот, восстание, массовые беспорядки - любое крупное организованное социальное действие невозможно без руководства со стороны элиты. Без поддержки верхов общества или их части».
А.Фурсов предположил следующее: «Поздний капитализм движется, выталкивая из системы значительную часть промышленного пролетариата и среднего класса и создавая таким образом новые опасные классы, которые могут составить не менее 50% населения. Они противостоят верхушке не по линии «капитал - рабочая сила», а либо по линии «достойная жизнь - недостойная жизнь», либо «жизнь – нежизнь». Политика сменяется биологией, а экономика - моралью выживания. Это сеет семена такого социального гнева, по сравнению с которым пролетарские революции покажутся цветочками». Вектор трансформации выделен абсолютно правильно. И это вызывает большую тревогу.
Реальные и мнимые альтернативы
Интеллектуал «левой» ориентации, А.Баранов, полемически заявил: «России как воздух необходима революция, поскольку перед страной и народом стоит только один выбор – либо революция, либо ликвидация». Либерал Г.Сатаров видит следующую альтернативу: «Если у нас нет шансов изменить что-либо с помощью выборов, то остается только одно: то, до чего доводить не хочется – революция, насильственное свержение власти. Поэтому нужно использовать любой шанс своими силами поменять власть с помощью голосования». Другой либеральный политик Б.Надеждин заявил: «Либо валить Путина или сваливать из страны». Как показало время, Путина валить не стали, и сваливать из страны тоже.
Безвременно ушедший из жизни М.Малютин отметил следующее: «Самодержавие же в России (вне зависимости от степени его пиарности и декоративности), как известно из нашей истории, бывает ограничено не конституциями и выборами – а удавкой, революцией и или распадом страны…» И.Константинов отметил альтернативы действий «реформаторов» и «революционеров»: «Ленин знал в этом деле толк. Послушаем опытного человека: «Для наступления революции обычно бывает недостаточно, чтобы «низы не хотели», а требуется еще, чтобы «верхи» не могли «жить по-старому». Владимир Ильич прекрасно понимал, что в каком бы ужасном положении ни находились «низы», сами по себе, без поддержки элит, сорганизоваться и победить они не могут. А «верхи» не станут поддерживать революционное движение, пока остается малейший шанс на эволюционное развитие, путем медленных и осторожных реформ. У России еще есть возможность эволюционным путем пройти путь от чиновничье-олигархической диктатуры до социальной демократии. Но время стремительно уходит. Реформаторы должны поспешать, иначе настанет время революционеров».
Нужна ли России революция
Г.Сатаров убежден: «России нужна революция. Но это не должна быть привычная революция власти, сводящаяся к тому, что одну элитную группу сменяет другая под модными на данный момент лозунгами. Нет. Нужна революция граждан. Это совершенно другая революция». Э.Лимонов считает: «Великие Революции, как правило, совершаются всеми классами наций. И этим они отличаются от дворцовых переворотов или смен династий… Полируя задницей кресло перед компьютером, революции не сделаешь». Ответом на данную позицию является реплика М.Шевченко: «Революцию делать — это вам не кабинет Зурабова захватывать!» Тем более, что кабинет Зурабова ныне в Киеве.
Н.Роева убеждена: «Западу и его союзникам - национал-оранжистским азефам - нужна вовсе не революция. Им нужен русский Тяньаньмэнь в миниатюре, который дал бы повод для окончательной демонизации Кремля с целью развязывания полноценной холодной войны против «картонной империи зла». И с данной позицией можно согласиться. Известный политэмигрант Б.Березовский выступает в роли адвоката революции: «История давно дала однозначный ответ: кровь революции – всегда ответственность власти, а не революционеров». М.Соколов считает, что «России в ее нынешнем состоянии более потребна оппозиция глубоко консервативная и глубоко контрреволюционная».
Революция не нужна нынешней российской власти. «У нас было два эксперимента – это октябрь 1917 и 1989-1991 года», - считает В.Жириновский. К сожалению революция не зависит от ярлыков, наклеиваемых на нее. Революция не зависит и от благих пожеланий. Можно вспомнить знаменитое высказывание философа Н.Бердяева: «Революция есть догнивание старого режима. И нет спасения ни в том, что начало гнить, ни в том, что довершило гниение». Современный философ С.Кочеров отметил существенное: «Особый путь России – это, скорее, не особый путь в истории, но особый тип движения, характеризуемый неравномерным темпом развития, представляющим сочетание длительных этапов стагнации с короткими периодами революционных скачков».
Революция и кровь
Известный российский интеллектуал В.Карпец, полемизируя с организаторами «марша несогласных», акцентирует внимание на следующем: «Где революция?» – задает вопрос некто Илья Переседов и сам на него отвечает: «Переживет ли Россия еще одну революцию? – этот вопрос волнует многих. Часто он принимает вид утверждения: «Мне не нравится нынешняя власть, но я не хочу крови, не хочу очередной революции». Мне кажется, что в подобных рассуждениях есть смысловой подвох. Во-первых, сами по себе революции в России не были кровавыми. Удивительно, но переход власти в такой огромной стране осуществлялся достаточно спокойно. Жестокости начались после Октября, когда большевики стали стремиться сохранить практически случайным образом добытую власть». Автор очевидным образом лжет. Февральская революция действительно не была столь уж кровавой, хотя несколько сот человек в Петрограде все же погибло. Но она привела к тому, что страна распалась, и России просто не стало, и собирать ее начали действительно «случайно добывшие власть» и действительно кровавые большевики. Потому, что белые воевали вместе с интервентами, на их деньги, и каждая армия с разной идеологией – причем, ни одной с монархической, за исключением армии Дальневосточной барона Р.Ф.Унгерна фон Штернберга – немца по происхождению и буддиста по вероисповеданию. Русские же православные «профукали» Россию в тогдашних «маршах несогласных». Только потому, что «Царь всем надоел». Как и в 1991 – «совок за***л». Как и сегодня – «за***л Путин».
М.Делягин отмечает следующую горькую перспективу: «Кровавая ирония истории заключается в том, что революции сами воспитывают и формируют своих могильщиков. Чем более жестока революция - тем с большим равнодушием относится приходящий после нее великий лидер к отдельно взятой человеческой жизни».
Революция и русский вопрос
В.Алкснис предположил: «Начинающаяся в России русская национально-освободительная революция действительно может привести или к гибели России, или к ее возрождению. Суровая реальность такова, что, похоже, это единственный шанс для русского народа спастись от полной деградации и вымирания. Один из методов тушения лесных пожаров заключается в том, чтобы направить на них встречный огонь. И может быть, пламя русского национализма все же образумит тех, на кого другие доводы не действуют». Алкснис делает следующий вывод: «Кондопога, Сальск, русские народные волнения, охватывающие все новые уголки России, говорят о том, что мы вступаем в новую эпоху, несущую с собой никогда прежде не испытанные вызовы и опасности. То обстоятельство, что власть и политическая элита страны на протяжении, по крайней мере, последних пятнадцати-двадцати лет упорно игнорировали самый острый, самый больной и самый актуальный вопрос нашего времени — русский вопрос — поставило нас на порог русской национально-освободительной революции».
А.Кузьмин считает, что «многонациональный русский народ России уже вышел на рубеж русской народно-освободительной мирной революции по укреплению культурологических основ общественного строя своего собственного государства». И.Константинов напомнил прогноз политического философа Русского Зарубежья Н.Н. Алексеева, который в 20?30-е годы прошлого века предсказал многое из того, что наша страна пережила до конца ХХ столетия (в частности, характер и последствия распада СССР): «Вернувшись к капитализму, как это многие предполагают, русский народ примет капиталистическую систему условно, не веря в неё и не считая её “праведной”... Русский народ или, по крайней мере, лучшая часть его, всегда будет искать правду. Где же он будет искать её при возвращении к капитализму? Опять в социализме? Опять, стало быть, как в детской сказке: “Начинай сначала”... Принести гекатомбу жертв, чтобы ввести систему коммунизма, потом отвергнуть её как невозможную и несправедливую, чтобы опять начать верить в социализм, как в праведный общественный строй! Можно наверняка сказать, что этого в России не будет. Русский народ примет правду коммунизма и отвергнет его кривду. Он по-прежнему будет бороться с эксплуатацией и рабством во имя человеческой свободы, но уже не в коммунистических целях и не коммунистическими средствами».
Б.Межуев отметил существенное: «Если оставить за скобками хитроумную теорию «перманентной революции», то следует признать, что вера в «мировую революцию» была давнишней верой русской интеллигенции. А представление о том, что судьба России неразрывно связана с надеждой на «всеобщее освобождение народов», то есть на протест против глобальной гегемонии Запада, восходило еще к 1840-м годам, ко времени, когда русское общество осознало свою неразрывную связь с судьбой западного славянства».
Уровень готовности России к революции
Российская элита решила все свои задачи. Ни олигархи, ни народ не вмешиваются в вопрос преемственности высшей власти в стране. Казалось бы, нет поводов для беспокойства. Но кто защитит от революции, если она вдруг станет реальностью. «Единая Россия», наверное, - штука нужная, но в революцию и в реформах не поможет, а скорее – наоборот», - иронично заметил В.Лейбин. Г.Павловский видит выход в том, чтобы «вернуться к теме Конституции, то есть к теме: учреждена ли Россия, в том виде и в тех институциональных пропорциях, в которых она может считать себя неуязвимой для революции?».
М.Ходорковский предлагал следующее: «Надо заставить большой бизнес поделиться с народом - вероятно, согласившись с реформой налогообложения полезных ископаемых, другими, возможно, не очень приятными для крупных собственников шагами. Лучше начать эти процессы самим, влиять на них и управлять ими, нежели пасть жертвой тупого сопротивления неизбежному». Но кто сегодня помнит о предложении Ходорковского.
Сегодня позиция российских властей концептуально оформлена Л.Радзиховским. «Лучше такая подмороженная Россия, чем то, что может вырваться наружу». Но кризис уже начал процесс разморозки.
Российская власть к революции не готова. Текущий кризис отключил ведущих модераторов общественно-политического процесса от мониторинга динамично-изменяющейся реальности. И в этом тоже можно увидеть один из признаков грядущей новой революции.
Новый революционный класс
Н.Лаваль отметила следующее: «В Иране стратеги демократии использовали все тот же испытанный прием: «роение» подростков. Помноженный на весьма комфортные условия жизни этот прием работает почти со стопроцентной вероятностью. Сытые, неприкаянные, отстраненные от процесса принятий решений и жаждущие вырваться на свободу (подмененную пресловутым термином «демократия») подростки и молодые люди — отличный материал для любой революции». Лаваль относит события в Иране к формату «цветных революций», и с данной позицией необходимо согласиться. А кто именно станет новым революционным классом в России? По мнению А.Фурсова, низы на эту роль не годятся. А вот погибающий средний класс вполне может подняться на борьбу. Ведь этому классу не выжить ни при строе нового глобального монополизма, ни в случае нашествия новых варваров.
«Охранитель» Вит.Иванов предположил, что «перспектива «революционного» проекта целиком зависит от того, получится или нет оседлать протестные настроения. А наиболее резонансные протестные темы и сейчас, и в ближайшем будущем — это монетизация льгот, рост коммунальных тарифов, окончательный демонтаж советских систем здравоохранения, образования и пр. Это заставляет «революционеров», каких бы взглядов на мир и людей они на самом деле ни придерживались, бросаться на защиту остатков «завоеваний социализма». Признаем, что это ошибочная позиция.
Один Web Doe иронично заметил, что нынешняя российская власть сама вырастила себе могильщика: «Эти любители «Дома-2». Это выброшенный из мира гламура офисный планктон. Это те, кто потерял то, что и нельзя назвать смыслом жизни». Признаем, что новым революционным классом необходимо признать тех, кто поверил нынешней власти, полностью отбросил прошлое России и потерял ориентиры в настоящем. Привычный мир разрушен и перспектив нет. И те, кому нет тридцати, уже активно ищут ответ на вопрос «кто виноват?»
Перспективы революции
Б.Соколов, размышляя об «империи позитивного пиара», отметил в преддверии президентских выборов 2008 года: «Когда подчиненные докладывают только об успехах, оппозиционным критикам давно заткнули рот, и почти вся пресса подконтрольна и послушна, у начальства возникает соблазн считать на полном серьезе, что имеющиеся проблемы несущественны и решатся как-нибудь сами по себе. А отсюда открывается прямой путь к революции, тем более неизбежной, что парламентским путем у нас сменить режим нельзя никаким способом. Когда груз нерешенных проблем превышает некий критический уровень, случается революция. Ее, вполне возможно, придется расхлебывать путинскому преемнику».
Текущий мировой кризис не только увеличил «груз неразрешимых проблем», но и в ближайшей исторической перспективе приведет к ситуации, когда «верхи» не смогут «жить по-старому». Помощник президента РФ в своем выступлении в Московской финансово-промышленной академии», получившем скандальную известность в сети Интернет, сетовал на следующее: «Вообще, у нас проблемы с расходованием денег. Когда мы планируем бюджет, то заранее имеем в виду, что 30% куда-то денется. У нас не только в бюджете, у нас вообще везде 30% куда-то девается. В бизнесе тоже. Только у хороших компаний девается 10%, а у плохих 50%». Как пошутил один Web Doe: «Кризис и сейчас денег на всех не хватит, и появятся новые обиженные, привыкшие шинковать от бюджета от 30% до 50%. Вот тебе и революционная ситуация».
В.Соловей предположил: «Большинство экспертов оценивает горизонт стабильности в 2–5 лет и полагает, что развивающийся кризис довольно быстро примет системный и общенациональный характер. Некоторые популярные аналитические сценарии с впечатляющим реализмом живописуют, как в один далеко не прекрасный день мы с изумлением увидим пустую казну, отказ государства от своих социальных обязательств, распад социальной инфраструктуры и апеллирующие к народным массам, передравшиеся между собой элитные группировки. Как правило, подобные сценарии опираются на анализ экономических и финансовых факторов в контексте идеи экономической цикличности. В духе библейской метафоры они полагают, что семь тучных коров в России сменятся семью тощими. И при этом уверены, что у российского «фараона» нет в запасе своего прозорливого и рачительного Иосифа».
Представьте себе на минуту, что кризис будет длительным и беспросветным…