Ведущие круглого стола — Наталия Алексеевна Нарочницкая, доктор исторических наук, депутат Государственной Думы России, заместитель председателя Комитета по международным делам ГД, президент Фонда исторической перспективы; Александр Владимирович ПОПОВ — журналист, руководитель Департамента информационной политики Фонда исторической перспективы.
Наталия НАРОЧНИЦКАЯ:
- Разворачивающаяся буквально на наших глазах реформа образования вызывает беспокойство и непонимание. Я хорошо помню встречу с министром образования и науки Андреем Александровичем Фурсенко, когда он посещал Государственную Думу и представлял свою программу реформирования школы и вузов поочередно во всех фракциях. Далеко не всё в этой программе вызвало у депутатов, мягко говоря, поддержку. Наоборот, возникает ощущение, что разрушается фундаментальное образование, которым всегда славилась Россия. Хочется привести в качестве примера факт из собственной биографии, касающийся нашего гуманитарного образования, хотя, надо сразу оговориться, именно гуманитарное образование было у нас наиболее жестко детерминировано определенными идеологическими рамками и многое для всех было закрыто. И тем не менее, когда я работала в секретариате Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, любой наш троечник был гораздо эрудированнее американских коллег, которые даже плохо знали, какое государство в каком полушарии находится. Например, 70 % опрошенных американцев искали Афганистан в западном полушарии на южных границах Соединенных Штатов. Мало кто знаком там с именем Джузеппе Верди, словом, общегуманитарная эрудиция на очень низком уровне, хотя американское общество имеет свои положительные черты по внешним признакам культуры и общения, они менее грубые люди, чем наши. Но всегда при внешней грубости и, скажем так, определенной неотесанности, глубина внутренняя являлась той компенсирующей доминантой, которая удерживала нашего человека от греховности даже при отсутствии каких-то внешних манер. Если вынуть этот стержень, что тогда остается? Мы видим сегодня, как наше общество стремительно деградирует духовно и нравственно, как молодежь теряет способность изъясняться по-русски, все чаще прибегая к матерному языку; миллионы не знают уже ни отечественную историю, ни литературу… Человек становится послушным материалом для любого идеологического, политического и прочего манипулирования, когда остаются только соблазны плоти и нечего им противопоставить. Не говоря уже о сугубо профессиональной стороне образования, очень трудно принять инициативы, с которыми выступает сейчас министр образования и науки. Но эта программа упорно вводится в действие, уже практически сломлено сопротивление Российской академии наук и руководства высшей школы… Мы столкнулись даже с трудностями приглашения на наш круглый стол чиновников, непосредственно проводящих и отвечающих за реализацию реформы образования. Что это — элементарная трусость, боязнь проговориться? Нежелание поделиться с обществом «тайнами» тактики и стратегии? Хотя круглый стол — это возможность послушать оппонентов и внятно высказать свое видение проблемы, это, прежде всего, обмен мнениями. И мы проводим его не для пиара. Наша цель — не просто заявить, что Фонд исторической перспективы беспокоится по поводу этой актуальной проблемы… Кто только сейчас этим не обеспокоен? Наша задача — понять, что с нами происходит. Как окончательно не сорваться в пропасть интеллектуального небытия со всеми этими реформами, о которых в очередной раз у общества весьма смутные представления? А ведь они касаются каждого из нас. Взять хотя бы тот же Болонский процесс, о котором в общем мало кто что-то знает… Никто не возражает против того, что необходимо найти пути сопряжения с Западом по выводу нашего образования на мировое юридическое поле, но разве это обязательно должно означать уничтожение того, что у нас было лучше?! Нельзя не замечать также глубокий упадок общегуманитарной эрудиции, который лавинообразно нарастает. Сейчас практически человека с высшим образованием нельзя назвать образованным человеком. Наличие диплома о высшем образовании раньше давало основания предполагать, что человек знаком с ведущими именами в человеческой культуре, хотя бы слышал, кто такие Платон, Сократ, Шекспир, Вольтер… Читал что-то из их трудов. Сегодня мы видим, что люди с высшим образованием фактически малограмотны, они вряд ли бы написали даже школьное сочинение без ошибок, их интеллектуальный запас скуден, да и профессиональный уровень оставляет желать лучшего.
Всё это нас очень тревожит. Образование — огромный стратегический ресурс России. Предлагаю обменяться профессиональными мнениями по комплексу вопросов, вызванных, мягко скажем, неоднозначными преобразованиями в системе отечественного образования.
Сергей КОМКОВ, доктор философских и педагогических наук, председатель Всероссийского фонда образования:
- Если задаться вопросом, нужно ли реформирование образования сегодня, то ответ однозначный — да, нужно. Как любая живая система, образование постоянно нуждается в реформировании, определенной поправке, изменении каких-то параметров. Только я понимаю реформирование иначе, чем те, кто сегодня практически пытается его проводить. Люди, которые объявили о реформировании образования, не имеют, во-первых, здравого понятия о том, что такое образование. И, во-вторых, не имеют понятия, что такое реформа. Сегодня вся реформа образования, или, как ее называют, модернизация российского образования, практически сводится к нескольким параметрам. Первый, и самый главный, это перевод всей системы образования из сферы важнейших социальных услуг, из социальной сферы государства, в сферу неких платных образовательных услуг. То есть хочешь получить эту услугу, хочешь получить образование — плати деньги. Соответственно, то же самое применимо к родителям: хотят они, чтобы их ребенок получил какое-то образование, пусть платят деньги. Здесь как бы поменялись полюса. Если всегда считалось, что образование — это, в первую очередь, подготовка нового поколения к тому, чтобы оно сменило поколение сегодняшнее и продолжило создание общественной базы, то сейчас совершенно другие подходы. Образование только для себя. Это очень опасно. Следующий параметр, чрезвычайно важный, — изменение образовательных стандартов. У нас стандарты пока еще в полном объеме не существуют. В течение пореформенных лет ряд команд, несколько групп пытались какие-то стандарты нарабатывать, но сегодня мы констатируем факт, что образовательных стандартов как таковых в системе образования нет. Потому что те жалкие и ужасные стандарты, которые утвердил перед своим уходом с поста министра образования господин Филиппов, нельзя назвать образовательными стандартами. Учителя не могут ими пользоваться, поскольку не понимают, к чему они должны привести своих учеников… Одна из главных задач — готовить образовательные стандарты. Но мы не сможем этого сделать по одной простой причине. У нас нет стратегии развития государства. Стандарты образования, то есть подготовки подрастающего поколения, могут быть приняты, если есть определенная стратегия развития государства и общества. А мы не знаем, к чему идет государство в экономической, социальной и политической сферах. И это приводит к тому, что мы практически не имеем ориентиров, на которые должно быть направлено образование. Отсюда полная сумятица в умах и настроениях. Пока не будет четких стратегических задач у сегодняшних политических элит, очень трудно будет определиться со стандартами образования.
Следующий очень важный момент. Мы вступили в полосу какого-то дикого экономического развития и уповаем на рынок, у нас всё перешло в стадию архаичного неуправляемого рынка. В результате мы фактически уничтожили всю систему профессионального образования. Я об этом говорил, выступая на Всероссийской конференции руководителей образовательных учреждений. Сегодня практически не существует системы профессиональной подготовки подрастающего поколения — ни на уровне начального профессионального образования, ни на уровне среднего профессионального образования и высшей школы. Что мы получили на уровне начального и среднего профессионального образования? Помимо того что эти две сферы готовили будущих профессионалов на среднем и начальном уровнях, они выполняли важнейшую социальную функцию. Уничтожение системы начального и среднего профессионального образования стало одной из причин всплеска беспризорности и социального сиротства. Если раньше система профессионально-технических училищ, как бы мы ее ни хаяли и как бы мы к ней ни относились, все-таки покрывала часть этой социальной сферы, то сегодня дети из бедных и малообеспеченных семей просто предоставлены улице. Они не имеют никаких возможностей подготовить себя к будущему, они выброшены, они никому не нужны, им не хватило места в этой жизни, и они превратились в ту самую огромную армию беспризорников, которая сегодня наводнила все крупные города России.
А высшая школа находится в ужасном положении, оттого что практически началась ломка всей системы существовавшего у нас профессионального высшего образования. Кого и как у нас сегодня принимают в высшие учебные заведения? Если раньше шел отбор наиболее способных, талантливых, высокие конкурсы выдерживали именно такие ребята, то сейчас идет конкурс кошельков. В основном поступают в вузы те, у кого больше финансовых возможностей. И не случайно академик, ректор МГУ Виктор Антонович Садовничий на парламентских слушаниях, когда обсуждался ЕГЭ, сказал: «Я боюсь, что при существующей ныне системе мы потеряем очень многих талантливых российских самородков. А для России потеря хотя бы одного такого человека, как Холмогоров, — это уже трагедия». Мы сегодня практически к этому пришли. Вся система вузовского образования, перекатываясь плавно на коммерческие рельсы, фактически утратила свое главное предназначение: готовить высококвалифицированные профессиональные кадры — раз, и готовить научные кадры — два. Давайте посмотрим на ситуацию, которая сложилась сегодня в мире. Через 20, 30, от силы 50 лет главным экономическим мировым рынком будет не рынок природных ресурсов. Мы выкачаем всю нефть, газ, выберем уголь. Это не восполняемые запасы. Поэтому главным экономическим рынком будет рынок информационных и научных технологий. И именно с этого рынка Россия будет вытолкнута. Переводя нашу систему образования из фундаментальной классической на уровень прикладной, мы придем к тому, что превратимся из производителей интеллектуальной продукции в потребителей. А потребитель — это тот, кто вынужден покупать. Покупать будет не на что, потому что мы все свои природные запасы израсходуем. Это будет печальный финал. Поэтому одна из главных трагедий сегодняшнего российского образования заключается как раз в том, что попытка наших нынешних горе-реформаторов перестроить систему образования, увы, закончится поражением для России. Допустить этого нельзя.
Сейчас много говорят, что главная проблема в реформе образования — Единый государственный экзамен (ЕГЭ). Это, конечно, вещь очень неприятная и проблематичная, поэтому мы будем проводить большую российскую конференцию, которая так и называется: «Проблемы ЕГЭ в Российской Федерации». Рассмотрим все аспекты Единого государственного экзамена: ЕГЭ и вузы, ЕГЭ и школы, контрольно-измерительные материалы ЕГЭ, технологии, социальный аспект, Единый госэкзамен и система проверки качества сдаваемого экзамена... По сути, Единый государственный экзамен — это попытка перенести на российскую почву то, что не прижилось в Европе. Первыми Единый госэкзамен изобрели французы. Появился он во Франции в конце 60-х — начале 70-х годов прошлого века. Это была попытка найти компромисс между французским образовательным сообществом и социальными структурами, в первую очередь профсоюзами студентов. И тестовая система оценки знаний была введена во Франции где-то в 1968–1969 годах. Но уже через 5 лет французы отказались от ЕГЭ. Они увидели, что при такой системе оценки знаний совершенно ничего не умеющий и не знающий студент может получить очень высокий балл, а человек, который разбирается во многом и прекрасно знает материал, может получить низкие оценки. Это своего рода лотерея: чет — нечет, выиграл — не выиграл.
У французов эту систему очень быстро перехватили американцы. В конце 60-х годов в Соединенные Штаты Америки специально по поручению комитета НАТО прибыла группа специалистов, чтобы провести преобразования в социальной сфере, и в первую очередь в системе образования. Эта группа сделала практически то, что пытаются в наши дни сделать в России. До того американцы очень внимательно следили за советской образовательной системой и многие методы обучения перенимали у нас. Они не хотели в этом признаваться, но, тем не менее, американская система была очень близка к советской. Задача группы реформаторов заключалась как раз в том, чтобы превратить американскую систему образования, те зачатки фундаментальности, которые там начали появляться, полностью в адаптированную прикладную, чтобы американцы привлекали научные и технические кадры из Европы. И тем самым, через этот канал, контролировать процессы, которые идут в Америке. Не более того. Буквально за 10 лет этой команде удалось развалить практически всю систему образования США. Уже к середине 80-х годов американская система полностью перешла на прикладные рельсы, и главной системой оценки знаний стала тестовая. Правда, американцы немного углубили этот процесс. Они ввели не только итоговую зачетную тестовую систему, но и промежуточные тестовые испытания. У них в течение года в старших классах в хай-скул (высшей школе) идет два-три раза тестирование. И по итогам этого тестирования они каким-то образом корректируют процесс. Американцам это очень понравилось. Они как бы «заигрались» в этом, их сумели втянуть в эту игру. Кончилось это весьма плачевно. В феврале прошлого года на конгрессе американских губернаторов выступал Билл Гейтс. Я по поводу этого выступления, и вообще по поводу этой истории, написал статью, которая была опубликована в «Вашингтон пост». После этого я получил приглашение от команды Гейтса посетить США и встретиться с ним. Билл Гейтс на конгрессе губернаторов, посвященном специально развитию образования в Соединенных Штатах Америки, сказал, что американская система образования умерла. Она, утратив свои фундаментальные основы, перестала существовать как система образования. Сегодня американская система образования готовит не создателей интеллектуального продукта, а потребителей. И с таким багажом Америка не сможет в XXI веке стать ведущей страной мира. По словам Билла Гейтса, американская система образования в начале XXI века находится на низшей ступени своего развития за весь XX век. Этому есть несколько причин. Первая — бесплатное качественное образование стало недоступно для детей из малообеспеченных семей и семей национальных меньшинств. А именно эти семьи давали всегда наиболее талантливых ребят. Потому что, видимо, сама среда выживания диктует, чтобы ребенок становился талантливым. И такие дети остаются невостребованными. Этому может быть только два объяснения. Первое: они не хотят учиться. Второе: мы не хотим, чтобы они учились. Так вот, первое утверждение неверно, а второе — порочно. И если мы этого не поймем, сказал Билл Гейтс, Америку ждет национальная трагедия и гибель. После этих слов все губернаторы встали и стоя приветствовали его аплодисментами. Сегодня в российской системе образования происходит тот же самый процесс, что и в Соединенных Штатах Америки более 20 лет назад. Но если США имеют огромный экономический потенциал и способны купить любой интеллектуальный продукт, то мы этого потенциала не имеем и очень скоро превратимся даже не в страну третьего мира, а в какую-то глухую, забытую всеми провинцию. Поэтому сегодня спасение системы образования в России означает фактически спасение всего государства российского и всего генофонда нации.
Дмитрий СИЛИЧЕВ, доктор философских наук, заместитель заведующего кафедрой социально-политических наук Финансовой академии при Правительстве РФ, профессор:
- Хотелось бы высказаться о Болонском процессе, тем более что речь о нем уже заходила за нашим круглым столом.
Формально Болонский процесс возник в 1999 году, хотя первый его документ — Сорбоннская декларация — был провозглашен в 1998 году. В этом документе подчеркивалось, что главная цель зарождающейся программы — гармонизация архитектуры высшего образования в Европе. С самого начала предполагалось, что этот процесс будет очень сложным и трудным. Многие эксперты, ученые, особенно во Франции, подчеркивали, что это не стандартизация, не унификация образования, а именно гармонизация, которая предполагает и полифонию с сохранением национальных культур, и культурное многообразие, и дальнейшее совершенствование и развитие национальных языков, особенностей каждой национальной системы образования. Всё это предполагалось сохранить, но сделать это практически очень сложно. Западные страны, в том числе и инициаторы первой Сорбонской конференции, провозглашают, поддерживают полифонию, но практическая реализация идет довольно медленно. Возьмем, допустим, Англию, здесь принимается двухступенчатая модель: три плюс два, то есть три года — бакалавр, плюс еще два — магистр, и еще три или четыре года обучения — это третья степень — доктор. Но в Англии примерно такая система уже есть: у них три плюс один. Три — бакалавр, плюс один — это уже магистр. И они не собираются в корне систему менять. Либо, скорее всего, у них новое будет развиваться параллельно, как это делает Франция. У французов очень сложная система образования, и среднего, и в особенности высшего. И когда нас упрекают, что с нами трудно вести дело, что у нас очень сложная система образования, — это просто предлог, чтобы заставить нас повторять то, что они сами делают. Структурно наша система очень проста — кандидат наук и доктор наук. В той же Франции имеется только докторов три уровня. И ничего, они разбираются. И никаких проблем. У нас два, и сколько разговоров… Ни Англия, ни Франция резко модернизировать систему образования не спешат. Франция практически с самого начала заявила, что Болонская реформа будет проводиться параллельно при сохранении практически всего, что у них есть. У них человек со средним образованием считается бакалавром. Терминологически они почти ни от чего не отказываются. Казалось бы, надо гармонизировать систему, но ввести первый цикл – бакалавр, так нет, у них как был бакалавр, так он у них и остаётся первостепенным и называется лицензиат. У них после среднего образования год проучился — уже высшее образование (оно считается неполным), два года — еще одна квалификация, три года — следующая, и так, в общем-то, эта сложность сохраняется. Словом, никаких фундаментальных радикальных ломок они не производят. Италия — единственный из инициаторов Болонского процесса, который раньше всех ввел систему три плюс два, потому что до этого, как они решили, у них была очень сложная образовательная система, примерно четыре плюс два, то есть шестилетнее высшее образование. Выпускной диплом при таком раскладе — это что-то превосходящее нашу кандидатскую диссертацию. Итальянцы говорят, что пока в Болонском процессе больше неясных и негативных моментов, чем положительных, они будут очень внимательно у себя за ним наблюдать. Если через некоторое время станет понятно, что плюсы преобладают над минусами, реформа пойдет и дальше. Иначе реален возврат к старому.
Сергей КОМКОВ:
- У нас всё свели к тому, что главное в Болонском процессе — это перевод нашей системы на двухуровневую. На самом деле суть Болонского процесса совсем не в этом заключается. Европейцы уже пришли к другому пониманию. У них сейчас есть шесть разных степеней оценки уровня знаний. И самое главное, у них введена система зачетных единиц. Наши реформаторы уловили только самое поверхностное. Два уровня: бакалавр и магистр. И всё. Они не поняли главного, что речь идет об изменении содержания, о введении зачетных структурных единиц, в соответствии с которыми можно было бы осуществлять взаимное признание дипломов. Потому что наши дипломы — ни о высшем образовании, ни о научных степенях — сегодня в Европейском сообществе не признаются. Нам приходится проходить процедуру подтверждения. Если эта процедура не пройдена, то вы, будучи доктором наук в России, приезжая в Европу, там не будете признаваться как доктор. Задача Болонского процесса — приведение к единому знаменателю всех образовательных стандартов. Мы пока что от этого далеки. Потому что у нас нет ни одной структуры в стране, которая готова была бы вести диалог. Самое интересное, европейцы готовы вести с нами диалог и, перенимать и использовать у себя многие параметры, которые есть в нашей системе образования. А мы их отталкиваем своими непродуманными действиями.
Елена УСТЮЖАНИНА, кандидат экономических наук, доцент Государственного университета управления:
- Проблемы реформы образования неотделимы от проблем состояния нашего образования. Я не первый год занимаюсь экономическим образованием. Состояние его, на мой взгляд, скверное. Первая причина абсолютно очевидна. В Советском Союзе мы готовили, в основном, технических специалистов. В начале 90-х лавинообразный спрос на экономистов породил лавинообразное предложение. Все технические вузы, не имеющие нормальных экономических школ, стали открывать у себя экономические факультеты, преподавали там быстро переучившиеся инженеры. Ни хороших учебных пособий, ни хороших методик не было. В итоге, с учетом еще множества частных вузов, которые тоже в основном готовят экономистов и юристов, мы имеем разветвленную систему расширенного воспроизводства экономической безграмотности. Это страшно, потому что потом эти люди с экранов телевизоров говорят нам, что кто-то не понимает элементарных экономических законов, которые они, оказывается, знают.
Вторая проблема заключается в том, что у нас произошел кризис экономической теории. Понятно, что мы учились марксизму, теории оптимального функционирования социалистической экономики, планированию… Изменились реалии, и срочно все политэкономы стали преподавать макро- и микроэкономику. Любой неофит, естественно, стремится быть святее Папы Римского, и ту модель, которую уже давным-давно на Западе считают весьма условной, ту действительно гениальную модель, которую Адам Смит когда-то разработал в эпоху становления капитализма в Англии, мы начали преподавать как истинную модель капиталистического хозяйства. При этом на Западе все-таки пытаются понять, осмыслить и внести что-то новое. У нас же просто что-то страшное. Мы продолжаем настаивать на двух основополагающих принципах этой теории: принципе методологического индивидуализма и принципе рациональности. Принцип методологического индивидуализма — это противопоставление индивида и общества. Индивид стремится к свободе и собственной выгоде, а общество ограничивает его выбор, вводя законы и санкции за отклоняющееся поведение. Что такое рационализм? Рациональный человек? Это человек, который всегда выбирает, взвешивает потери и приобретения, человек, который стремится к максимизации собственной выгоды. В итоге эта модель построена на некоей психологической модели человека и некоей социальной модели общества. Оба начала в этой конструкции, во-первых, устарели, во-вторых, очень и очень спорны. Я приведу две маленькие цитаты из современного учебника по экономике. Это учебник 2005 года, называется «Институциональная экономика», издательство МГУ. Первая цитата: «Рациональные индивиды будут вести себя оппортунистически всякий раз, когда выгоды подобного поведения будут превосходить выгоды от честной торговли». Вторая цитата: «Положительный технологический внешний эффект возникает, например, если химическое предприятие будет выбрасывать в реку вещества, способствующие мутации рыб. Рыбакам тогда не придется тратиться на удочки, вылавливая из рек больших сонных рыб-мутантов». Это не самый плохой учебник. Конечно, каждый человек имеет право на свою модель поведения. Но ведь мы не только знания даем, мы еще и воспитываем. И мы начинаем закладывать студентам такое видение человека, мира и взаимоотношений в обществе. По-моему, это страшно.
Третья проблема — это проблема учебников. У нас их просто нет. Экономику приходится учить по западным переводным учебникам. Потому что, в лучшем случае, наши учебники пересказывают рефераты западных специалистов. В худшем случае, это попурри из мыслей, надерганных из западных учебников, и своих осколков знаний того, что было раньше. Легче тем, кто сейчас преподает прикладные дисциплины. В финансах есть Брейли и Майерс, в менеджменте есть Меерсон. Имеются хорошие учебники по прикладным дисциплинам. По экономической теории нет ничего.
Следующая наша проблема в том, что у нас произошло катастрофическое отставание в формах обучения. Мы продолжаем то, что называется голосовым обучением. Лектор пересказывает учебник, семинарист решает задачи. При этом все новые формы обучения, которые есть на Западе, у нас на самом деле давным-давно были. У них проектные сессии — у нас курсовые работы, у них брейн-стоминг — у нас были проблемные семинары, у них тренинги — у нас были имитационные игры. У нас всё это было. Но мы каким-то образом ухитрились скатиться на другой — и не лучший уровень. Что такое образование? Сначала — знание, потом — алгоритмы, затем — мышление. В советское время в экономических вузах преимущественно пичкали знаниями. Это было плохое образование. Мне очень повезло, я закончила МГУ. Когда я закончила экономический факультет, я ничего не знала о современной экономике, скажу это сразу. Но зато нас научили ставить вопросы, анализировать информацию и как-то распознавать внешний мир. Сейчас я преподаю в основном в аспирантуре и в программе «Мастер делового администрирования». Что я могу сказать? Лучше иметь дело с выпускниками технических вузов, математических, даже гуманитарных. Самое страшное — это выпускник обыкновенного экономического факультета. Его нужно просто полностью переучивать. Сейчас все вузы бросились учить алгоритмам, что тоже очень плохо. Алгоритм — это решение стандартных задач. Стандартные задачи встречаются в жизни очень редко. Но как только начинается разговор, допустим, о том, как ввести новые формы обучения, вступает в действие соображение, что как только мы дадим преподавателю возможность индивидуально заниматься со студентом, так преподаватель начнет халтурить и приписывать себе часы. Почему? Это самая большая проблема. Это уже сложившаяся культура преподавательских коллективов. За последние 15 лет, за время нищенской оплаты труда преподавателей, у нас сложилось то, что называется колхоз, барщина. Стремишься как можно меньше работать на родной вуз и как можно больше заработать денег на стороне. Благо, для экономических специальностей это не проблема. Поэтому всё то, что входит в рамки обязательного задания, почти всегда стремятся выполнять как можно хуже.
И в заключение я хотела бы сказать о том положительном, что есть в современном экономическом образовании, о той положительной тенденции, которая, мне кажется, сейчас наблюдается. В экономическом образовании тоже была утечка мозгов. Но поскольку наши экономисты за рубежом никому не нужны, то происходила утечка мозгов в бизнес. И сейчас началось возвращение специалистов, которые в свое время из науки ушли в консультационные фирмы, торговые компании... Это люди, заработавшие деньги, им не нужно экономить каждую копейку, они возвращаются потому, что им просто интересно преподавать и передавать свои знания студентам. Если эта тенденция переломит то «болото», которое есть в большинстве вузов, тогда, может быть, что-нибудь исправится.
Яков ТУРБОВСКОЙ, доктор педагогических наук, академик Академии педагогических и социальных наук, заведующий лабораторией философии образования Российской академии образования, профессор:
- Я провел анкетирование среди учителей и родителей. Результаты просто ошарашили. 97 % учителей на вопрос: «Ощущаете ли вы какую-нибудь полезность от реформ, проходящих у нас в образовании?» — отвечают отрицательно. 99 % родителей на этот вопрос отвечают тоже отрицательно. Вот уже 15 лет мы занимаемся обсуждением того, что король голый. Готовясь к нашему сегодняшнему разговору, я попытался системно рассмотреть, что посеяло и что продолжает сеять наше министерство образования и науки в ходе всех этих реформ. Старое разрушается успешно. Новое не строится. Накапливаются вопросы, на которые у реформаторов нет ответа. Не решена проблема содержания образования. Не решена проблема стандарта. Не решена проблема учебников. Не решена проблема методов обучения. Нет ответа на эти вопросы у министерства. Да и не ищут они ответы. Изначально. Для них даже проблема стандарта перестала быть актуальной. А суть ведь заключается в том, что стандарт — это не министерская проблема, а государственная. Так давайте же выясним, что такое у нас министерство. Это что — олицетворение государства? А стандарт нужен не министерству, которое само себя выстраивает. Стандарт нужен государственный, в системе государственного контроля за качеством деятельности самого этого министерства. Мало того, раздаются беспрецедентные упреки со стороны министерства в адрес школы. Заявляется: учитель — коррупционер, учитель не ставит объективных оценок, учитель сам себе поставить оценки честно не может, и поэтому нужно бросить все силы, включая чуть ли не ФСБ, для проверки качества обучения. Я как-то сказал бывшему министру образования Филиппову: «Владимир Михайлович, если Вы считаете, что у нас так плохо, безнравственно в школе, ЕГЭ ничего не изменит. Какую бы систему фильтрации Вы ни поставили, в школе останется то, что там было». Мы хотим, чтобы школа занималась воспитанием? Я приведу интереснейшие цифры. По моей методике диагностирования в массовой практике выявляется любопытная вещь. 85-й год — школа занимается и обучением и воспитанием. 90-й год — 87 % школ занимается только обучением, 92-й год — все школы занимаются только обучением. Воспитание изгнано из школы. Теперь заговорили, наконец, что у нас миллионы беспризорных… Не знают, как распорядиться детьми. На уроках ученик может закурить… Возникает вопрос: что же делать? Надо возвращать воспитание. Тогда встает следующий закономерный вопрос: кого будем воспитывать? Протестанта-индивидуалиста, либерала, фашиста, националиста, коллективиста? Нет ответа на этот вопрос!
Но у нас, скажут иные, вариативные школы. Я скажу — формально вариативные школы, они создаются для того, чтобы получать денежную доплату. У нас под качеством образования понимается только одно: поступил в вуз или не поступил. Но для нас сейчас важнее понять — куда мы идем, зачем мы, любим ли мы наших учеников, нужны нам эти самые ученики или нет? Но, повторяю, ответов на эти вопросы нет. Получается, что наше министерство ни дидактически, ни методологически со своими обязанностями не справляется. Оно не адекватно вызовам времени. Мало того, оно создает политическую напряженность, очень сложные коллизии. В одном из докладов, прозвучавшем в ЮНЕСКО, были сказаны такие слова: «Если бы образовательное сообщество на протяжении последних 15 лет не вело постоянную активную, иногда очень тяжелую работу против власти, чтобы не допускать коммерциализации образования, у нас результаты сейчас были бы такие же, как после ваучеризации в промышленности или в сельском хозяйстве». Я не понимаю, наша власть — антинародная? Ведь министры чем-то руководствуются? У них на свои действия какие-то объяснения есть? То есть проблема заключается в том, чтобы мы, наконец, поняли — чего они хотят. К чему ведут их реформы. Пусть они скажут, каковы их цели. Но вся беда в том, что они не только не компетентны, они — временщики по сути своей. И отсюда перед нами стоит простая задача: назвать белое — белым, черное — черным. Мы не должны позволить утопить в псевдонаучных словах тот не понимаемый народом скрытый подтекст всего происходящего. Это надо дезавуировать полностью. Мы что — хотим развалить страну совсем? Стравить одну школу с другой? Что значит — внести в систему единого государства конкуренцию между школами и закрывать, якобы, неконкурентоспособные школы? Я видел, как учителя начинают ненавидеть друг друга, потому что закрывается та или иная школа. Поэтому пришло время сплотиться. Давайте поддерживать друг друга в реализации того, за что мы боремся.
Наталия НАРОЧНИЦКАЯ:
- Один из русских философов сказал, что история и философия — это две науки, которые сохраняют источники человеческих идеалов и формируют мировоззрение человека. Какую личность мы воспитываем, какие у нее представления о добре и зле, задумывается ли она о нравственном содержании поступка независимо от выгоды, то есть способна ли личность к самообузданию? Без разрешения этих вопросов в средней и высшей школе невозможна истинная гражданственность. Поэтому хотелось бы предоставить слово историку и педагогу.
Эрнст ЩАГИН, доктор исторических наук, заведующий кафедрой новейшей отечественной истории МПГУ:
- В свое время было колоссальное давление на нашего брата историка, чтобы историю убрать как предмет преподавания или сделать факультативной дисциплиной в общеобразовательной школе. Это была попытка растворить родную историю, историю своей страны, которую школьник может почувствовать и понять. Большевики говорили, что вся предшествующая Октябрю 1917 года история — это предыстория. Что при царях только умели эксплуатировать и выжимать кровь и пот из человека. Что-то похожее переживаем мы и сейчас, когда практически всё советское прошлое преподносится исключительно в черных, негативных тонах. В войне мы победили, оказывается, только завалив немцев трупами. А как сейчас, например, история лендлиза преподносится? Давно уже детально подсчитано, что из всего того, что мы произвели и затратили на войну, поставки союзников составили всего 4 %. Сейчас же некоторые историки пытаются доказать, что лендлиз сыграл чуть ли не решающую роль в обеспечении нашей армии вооружениями и продовольствием. Недавно мы проводили конференцию в честь 60-летия Победы. Я попробовал разобраться, как обстояли дела с продовольствием в Великую Отечественную. Выяснилось, что наши колхозы за четыре года войны поставили стране 4 миллиарда 300 тысяч пудов хлебных культур. В Первую мировую войну, даже несмотря на то что перед своим свержением царское правительство ввело продразверстку — оказывается, не большевики изобрели ее, — было заготовлено за те же четыре военных года всего 1,5 миллиарда пудов хлеба.
Я рассказываю это для того, чтобы при очередной реформе, пытаясь изменить старую систему, мы не доходили до исступленного большевистского догматизма, а научились объективно оценивать то, что было в прошлом, не разрушать, а сохранять всё лучшее, что было до нас. До каких пор мы в очередной раз будем ломать страну через колено!
Это я как историк говорю, а теперь несколько слов как педагог, преподаватель, не один десяток лет проработавший в системе высшего педагогического образования. Я считаю, что практика навязывания двухуровневого образования везде и всюду, во всей системе высшего образования, порочна в корне. Ведь, по существу, у нас тоже многоуровневое образование. Бакалавриат в университете — это нонсенс. Это возврат к не лучшим образцам образования в прошлом, когда приснопамятные учительские институты давали неполное высшее образование. Это пройденный этап в нашей системе. И тем не менее в университетах бакалавриат по этой реформе становится обязательным звеном. Практически я знаю (проехал по ряду педвузов страны) — бакалавриат, по сути дела, существует только на бумаге. И затея свести к бакалавриату подготовку основной массы студентов, а магистратуру сделать для избранных фактически «не выстрелила». Потому что у нас бакалавриат существует как бумажное изобретение.
Наталия НАРОЧНИЦКАЯ:
- Елена Владимировна Устюжанина зачитала нам цитату из учебника по экономике, показывающую, что личность, которой мы даем образование, это такой гомо экономикус, фактически подчиненный только идее голого расчета и выгоды. Кризис в образовательной системе не только от непродуманных реформ, он еще и оттого, что мы утратили понимание, какого человека, какую личность мы воспитываем. То же самое говорил и Яков Семенович Турбовской. В этой связи хотелось бы послушать лицо духовное, занимающееся проблемами образования в Московской патриархии.
Иеромонах КИПРИАН (ЯЩЕНКО), декан педагогического факультета Православного Свято-Тихонова гуманитарного университета:
- До революции система образования содержала предмет — Закон Божий, который был одним из системообразующих, мировоззренческиобразующих и являлся неким стержнем духовным. По закону образования каждый предмет существует в бинарной системе. Один раз как собственно предмет, как некое идеознание, а другой раз — как знание, которое интегрировано в другие предметы. И когда случилась революция — вот первое несчастье, какое претерпело образование, — был вынут этот предмет. Такие были у нас времена лихолетья. Но они закончились. И дальше возникает очень простой вопрос. Почему в нашем отечественном образовании, где традиционно была духовная составляющая, духовный компонент, духовная вертикаль, при провозглашаемом плюрализме так сложно восстанавливается и возвращается эта духовная составляющая? Почему столько преград у курса православной культуры? В министерстве образования говорят, что у нас нет кадров. Неправда. Мы только в Лавре подготовили около 5 тысяч преподавателей, на местах еще больше. Есть учебники — подготовлено более 50 учебных пособий, есть программы. Причем мы идем чисто культурологическим путем. Мы даже не возвращаем сам предмет, мы понимаем, что в одну реку невозможно войти дважды. Тогда была другая система образования, она поддерживалась семейным духовным воспитанием. Семьи сейчас разцерковлены, поэтому школа не может быть в таком дисбалансе с семьей. Это должно быть как-то сопряжено. Основы православной культуры предлагается вести факультативно, по желанию родителей, свободно, не навязывая как обязательный предмет. Предлагая это, мы исходим из двух фактов.
Во-первых, если мы желаем восстановить наше образование, если говорим о полезном реформировании образования, мы должны оглянуться назад. Константин Дмитриевич Ушинский говорил, что, если вы хотите, чтобы образование было эффективным, оно должно опираться на народные традиции. А народные традиции в России неразрывно связаны с православием. Мы находимся сейчас в Фонде исторической перспективы. Перспектива всегда опирается на традицию. Вот эту традицию просто игнорируют. И мы это считаем методологически безумным. Это неправильно. Интегрироваться в мировое образование, которое само по себе что-то достаточно отвлеченное и не имеющее подобных основ, как у нас, — один из тупиковых путей.
И второе. Все статистические данные общественных опросов говорят, что 80–85 % наших соотечественников считают себя православными. А по Центральному федеральному округу более 90 % людей причисляют себя к православным. То есть родители сами желают, чтобы их дети изучали основы православной культуры. И почему же такая духовная потребность родителей и детей не может быть удовлетворена?!
Мы много сейчас трудимся, у нас разработана федеральная целевая программа «Культура России». По благословению святейшего Патриарха мы уже второй год работаем вместе с министерством образования, нашли взаимопонимание с министром культуры Александром Сергеевичем Соколовым. Недавно мы подвели двухлетние итоги этой программы. Мы пытаемся разработать действенный механизм поддержки лучших начинаний и конкретных проектов, которые имеют ясный, четкий и полезный для всего общества и Отечества результат. Вот сейчас у нас по семи направлениям около 15 проектов. Под нашим руководством разработано и издано более 50 учебников по православной культуре. Мы поняли, что надо не только издавать учебники, но добиться того, чтобы они доходили до школ. Когда я бываю в глубинке, то всякий раз захожу в школьные, городские, детские библиотеки. В библиотеках полное отсутствие духовной литературы. Книг духовного содержания нет. До сих пор. Мы живем, будто 70 лет назад!
Мы обратились к нашим московским благотворителям с просьбой помочь сформировать библиотечки православной культуры и подарить их региональным школьным библиотекам. И подарили уже книги духовного содержания всем библиотекам Омской и Ростовской областей. Сейчас на очереди еще пять областей, где все библиотеки до единой будут укомплектованы библиотечками православной культуры. Сейчас, можно сказать, у нас целая очередь благотворителей стоит, которые готовы жертвовать. Всё это мы дополняем в таких библиотеках семинарами с учителями, детьми, родителями. Если у них просыпается интерес к духовной книге, многое они могут заказать лично. Так случился определенный прорыв той блокады, которая стояла в этом вопросе.
Год назад мы попробовали провести фестиваль детского кино «Лучезарный ангел». Как оказалось, для детей за последние годы снято всего шесть фильмов. Три из них можно смотреть, остальные, я думаю, дети смотреть не будут. Поэтому сейчас мы объявили два конкурса сценариев игровых и полнометражных фильмов для детей и юношества — «Вера, Надежда, Любовь». Оказалось, что снимать детское кино невозможно, потому что нет достойных сценариев. Через два года у нас будет очень много сценариев и можно будет сделать прорыв и в этом направлении.
И еще об одном из наших интересных достижений хочется упомянуть. Мы поняли, что детям нужно общаться. Что для них надо организовать места общения в живописных, интересных районах. В прошлом году мы собрали детей из разных регионов на Куликовом поле, где они между собой общались, немного сражались, молились… И всем показалось это хорошо. На осенних каникулах мы провели такой сбор на Кавказе, в очень красивых местах, на территории монастыря Михаило-Афонской пустыни. И это оказалось тоже хорошо. Вот сейчас у нас есть проект провести детский сбор в Греции, на Халкидиках. Так возникла своего рода школа детского общения на базе духовных, паломнических центров, которые оказываются очень ценными и полезными для всей нашей системы и церковного, и светского образования.
Сейчас мы пытаемся добиться создания духовного просветительского центра в Москве. Уже подобрали здание на Якиманке. Это будет не воскресная школа. Центр должен работать, как Дом пионеров, целый день. И в нем должна быть очень интересная для детей жизнь. Но эта деятельность будет осуществляться людьми духовными, что откроет детям большие возможности для их духовного роста. Такие центры мы планируем распространять по всей России. Но образец хотели бы создать в Москве. Существует множество других проектов, идей, и здесь, думается, каждый может сделать много полезного. И мы предлагаем сотрудничество, объединение, сработничество. Каждое маленькое дело, как снежный ком. Оно быстро обрастает инициативами, предложениями, конкретными деяниями, и, смотришь, возникает уже целое направление, которое остановить потом практически невозможно.
Александр ПОПОВ:
- Яркой иллюстрацией кризиса в системе отечественного образования, усугубляемого непродуманными реформами, является хотя бы то, что наши вузы перестали упоминаться в мировых рейтингах. Среди 200 лучших университетов мира наш — один МГУ, а китайских, о которых еще 10 лет назад никто и не слышал, — десять. Налицо нередко имитация образования и низкое качество образования. Одновременно, в силу радикального социального и имущественного расслоения населения, сокращается доступ к качественному образованию у российских детей… Проблемы накатывают девятым валом. И все-таки надо что-то делать. Хотелось бы услышать от собравшихся за нашим круглым столом практические рекомендации как по исправлению сложившейся ситуации, так и по корректировке затеянной реформы образования.
Яков ТУРБОВСКОЙ:
- Сегодня необходима системная аналитическая концептуальная позиция по отношению к тому, что происходит в отечественном образовании. Она должна включать в себя целый ряд положений, связанных с идеологией, философией, методологией. Что я имею в виду? Первое. Организация движения «Образование для всех», на мой взгляд, ставит проблему наложения полного моратория на все действия министерства образования и науки, никаким образом не освященные общественным мнением. По существу перед президентом страны поставлен вопрос о недопущении волюнтаристских действий административного характера. Министерство должно быть вне сферы опытно-экспериментальной работы. Это не его дело. Экспериментальными работами должна заниматься наука.
Второе. Во всем, что касается образования, нужны мера и соблюдение принципа «не навреди». Необходимо четко просчитать социальные последствия нововведений, причем должно быть убедительно доказано, какие из них не возникнут ни при каких обстоятельствах. Сегодня же не просчитываются социальные последствия того или иного мероприятия, которое выдается как прогрессивное, например Единого государственного экзамена. ЕГЭ страшен не тем, что он как форма контроля навязывается школе. Он страшен тем, что разрушает учебный процесс. Получается, что теперь не надо уметь говорить, аргументировать, анализировать, угадывай только готовые ответы… И сегодня наши умные, ушлые ученики и их родители покупают «решебники» («шпаргалки», «ответы на вопросы»), «натаскиваются» на эти самые ответы. То есть мы приходим к тому, что наши дети со временем не будут уметь говорить и думать. А ведь суть учебы заключается в единстве мышления и активной речи. Поэтому ЕГЭ — это преступление. Кстати, что касается утверждений об объективном контроле, который положит конец всякому протежированию и взяточничеству, то таким образом эту проблему решить не удастся. Взяточничество еще больше расцветет.
Теперь о методологии. Сегодня министерству необходимо иметь четкую программу последовательных действий развития отечественного образования. В газете «Зеркало образования» я веду рубрику «Философия времени», где идет дискуссия об учебниках. По существу, у нас нет ни одного учебника, адресованного ребенку. Мы излагаем целую программу, которая поможет решить эту проблему, руководствуемся системным подходом. Надо совершенно четко понять, что любая концепция только тогда отвечает своему названию, когда она системна, когда в ней конкретно расписано, определено, кто, как и что будет делать.
Надо совершенно исключить анонимность в принятии управленческих решений. У нас никто ни за что не отвечает. В образовании такого допускать больше нельзя. Родина должна знать своих «героев». Они думают, что можно просто управлять, ничего не зная, о чем очень хорошо сказал Сергей Константинович Комков. Маркетинговые игры — это у нас и есть «управление».
Пора вернуть в систему образования целостность на основе принципа преемственности. Сегодня совершается преступление, когда низшее звено образования «подверстывается» под высшее звено. В результате всё направлено на удовлетворение запросов вуза. Нам пора понять, что в российской, русской семье сегодня один-два ребенка. Поэтому изменяется цена человека, цена ребенка. Мы не можем продолжать пользоваться в педагогике логикой «большинство — меньшинство». Дойти до каждого, обеспечить успешность учебы и развития каждого ребенка — одна из основных задач. Не детский сад должен готовить детей к обучению в школе, а школа должна готовиться к приему ребенка из детского сада.
Для чего существует Академия педагогических наук? Она обязана обеспечить разработку методик для правополушарных и для левополушарных детей. Но ничего этого не делается… У нас до сих пор существуют так называемые теоретические и авторские школы. Это замечательное изобретение для избранных. Но в условиях массовой практики они не работают. Безусловно, творческие начала у детей необходимо развивать, но также необходимо понимать и то, что в условиях массовой практики нельзя заниматься просто экспериментированием. Проблема упирается именно в то, чтобы люди, которые беспокоятся о будущем нашей страны, понимали, что без настоящего не бывает будущего.
Александр ПОПОВ:
- Среди нас есть человек, который знает проблемы современной школы, что называется, не понаслышке, знает, как практически преломляются на учителях и учащихся проводимые реформы. Я хочу предоставить слово Ирине Константиновне Геро, учителю русского языка и литературы.
Ирина ГЕРО, учитель русского языка и литературы московской средней школы № 208:
- Действительно, я ежедневно вижу, как проблемы, о которых мы здесь говорим, сказываются на жизни школы, детей, их самочувствии, равно как и на самочувствии учителей. Но прежде чем говорить об управленческих вопросах, мне бы хотелось затронуть другую тему.
Сейчас в школе существует целая система, которая, на мой взгляд, разрушает сознание. Во-первых, речь идет о дисциплине. В устной форме учителям запрещается ставить двойки, исключать из школы. С одной стороны — это хорошо, поскольку всем учащимся как бы предоставляются равные права, создаются комфортные условия для учебы детей. Но с другой стороны, такая безнаказанность подталкивает учеников грубить учителям, прогуливать уроки… То есть такая система способствует расслаблению силы воли детей.
Почему нужно заставлять ребенка учиться? Почему дети сами не хотят этого делать? Сейчас невостребованность знаний колоссальная. Очень мало детей в обычных средних школах хотят учиться. Предметы преподаются в школе зачастую, как науки, далекие от жизни. Живой жизни. Возьмем, например, биологию и зоологию. Разве последняя изучает жизнь лягушек? Нет, их внутренности. То есть предметом рассмотрения становится мертвая лягушка. Учебники, а следом за ними учителя, не рассказывают, как живет цветок в природе, а считают тычинки, пестики. Вот эта умерщвленная природа и изучается. Стоит ли удивляться, что дети не принимают такую «науку»? Им скучно и тяжело. И ребят можно понять. Мы недовольны тем, что они не хотят воспринимать и усваивать учебный материал, но ведь учащиеся в чем-то правы.
Я преподаю русский язык и литературу. Создан миф о том, что русский язык невероятно сложен, едва ли не самый сложный в мире, поэтому его очень трудно изучать. И как бы в подтверждение этого тезиса в последние годы катастрофически падает грамотность. Но, может быть, дело не в самом языке, а в том, как он преподается? Отсутствует система преподавания и изучения правил. Одно правило разбивается на несколько лет изучения, а потом оказывается, что у детей правила расположены «на разных полочках» в сознании, памяти. Чтобы собрать эти осколки знаний, нужно действительно приложить титанические усилия… На самом деле, если рассмотреть этот предмет — русский язык — в системе, «вживую», то окажется, что не такой уж он сложный, а наоборот — необыкновенно интересный. Как верно заметил один немецкий писатель, не человек является носителем языка, а язык — носителем человека. Очень много в русском языке того, что мы должны помочь увидеть детям, того, что может стать их мировоззренческой основой. Если внимательно рассмотреть этимологию слова, то школьники могут почерпнуть знания по этнографии, отечественной истории, воочию увидеть живую жизнь языка. Вот, например, с начальной школы долбят правописание слова «окрестность» — дабы ребята не пропустили в корне букву «т». Но ведь можно объяснить, что оно производное от слова «крест». Окрестность — это то, что вокруг креста, то есть вечность, весь мир. Получается, в основе русской лингвистики лежит христианское мировоззрение. Русский язык на самом деле переполнен духовностью. Уже в самой структуре речи, лексике он несет мировоззрение. В учебниках, к сожалению, это не отражается. И только если учитель по собственной инициативе донес эти истины до ученика, тот их, возможно, усвоит. Но много ли таких учителей? Один увидел — десять не увидели…
Получается, что наши дети лишены главного — мировоззренческих основ собственного языка, они изучают его, как какую-то математическую науку, ужасно скучную, и в результате получают бесконечные «двойки» и «тройки». Опять «омертвляется», лишается живой жизни предмет! То же самое можно сказать и о русской литературе. К сожалению, она тоже преподается, как наука, как изучение авторов, которые когда-то давно жили, написали о каких-то Базарове, Раскольникове. И вот теперь надо всё это выучить, написать сочинение… И не всегда дети понимают, какое отношение имеет изучение художественной литературы к их личной жизни. Ребенок должен понимать, почему изучает это произведение, этот предмет, какое влияние он окажет на его дальнейшую жизнь, выбор им своего места в этой жизни.
Я хотела бы привести конкретные примеры. Соня советует Раскольникову прийти на площадь, поцеловать землю, поклониться людям, и сказать: «Я убийца». Земля, перед которой человек в ответе, оскверняется преступлением, утверждает Достоевский. Земля оскверняется даже плохим поступком — кто бы его ни совершил. Каждый из сидящих передо мной за партами учеников имеет отношение к заключению Достоевского, потому что когда-то сказал плохое слово и тем самым осквернил землю. А люди страдают и болеют из-за того, что этот человек совершил злое и на них когда-то перешли его недостатки, грехи…
Я уверена, что литературу можно преподавать и таким вот образом, то есть использовать этот крайне необходимый предмет для формирования личности. Философия в школе преподается крайне мало, зато русская литература и русский язык, я убеждена, могут стать мировоззренческими дисциплинами. В русской классической литературе, лучших произведениях литературы ХХ века содержится множество сведений о жизни народа, его ценностях, верованиях, идеалах. Они как бы незаметно входят в плоть и кровь будущих полноценных граждан нашего Отечества, образуют их генетическую память. Патриотизм нельзя воспитать призывами немедля идти сражаться на баррикады, даже если понимать эти слова в переносном смысле. Патриотизм воспитывается исподволь. Из рассказов о том, как жили предки, какие у них были обычаи, нравы, как они отмечали праздники, каялись во время народных бедствий и спасали страну, — из таких вот знаний, «собранных по капельке», и формируется с малого возраста мировоззрение человека. Вот так он и становится патриотом без громких фраз. Просто на основе знания, полученного благодаря изучаемому предмету, и любви к этому предмету, которую ему привили за школьные годы. Но сейчас, к сожалению, патриотическим воспитанием на основе лучших произведений отечественной литературы занимаются только отдельные учителя. Хотелось бы, чтобы их подвижническая деятельность зиждилась на прочном фундаменте — основательных, формирующих патриотическое мировоззрение учебниках. Учебники по истории, русской литературе и русскому языку должны быть серьезно переработаны, а преподавание этих предметов должно формировать самосознание человека, начиная с малого возраста. Тогда и высшие учебные заведения получат нравственно развитых людей с осмысленным поведением и целью в жизни. Такой человек будет помнить о своей ответственности и перед людьми, и перед своей страной, и перед Богом.
Всеволод ТРОИЦКИЙ, доктор филологических наук, член комиссии РАН по вопросам русского языка и литературы:
- Мы говорим о стратегии образования. Но она связана не только с пониманием структуры общества и того, что происходит в нем, но и с представлением о человеке. В этом, наверное, суть дела. Когда мы говорим о человеке, то обыкновенно произносим слова гомо сапиенс. Но разумность есть и у животных. В конечно счете разумность не разделяет человека с высшими животными, а объединяет с ними. То же самое — социальность. Она есть у высших животных, причем достаточно ярко представлена. Следовательно, мы должны выделить, прежде всего, те свойства человека, которые безусловно и только определяют его как человека. Вот тогда мы сможем выработать верную стратегию по отношению как к человеку, так и к его образованию.
Первый определяющий признак человека — это его духовность. Человек ощущает, начинает понимать, что кроме вещественных и прагматических ценностей в мире существуют ценности иные, духовные, которые возвышаются над обыденным существованием. Как говорил в свое время Иван Петрович Павлов, рефлекс идеала присутствует в человеке. Рефлекс идеала — это то, что частично выражает эту самую духовность. Особенностью человека является абсолютно бескорыстное стремление к истине, добру и красоте. Затем духовность включает в себя то, что называется любовью. Но не любовью в нашем примитивном представлении, потому что средства массовой информации произвели подмену понятий, внушив школьникам, что это секс. На самом деле секс имеет четыре значения в нашем языке: телесное вожделение, похоть, блуд и грех. И больше ничего! То есть к любви он не имеет никакого отношения.
Духовное чувство связано с радостной жертвой и с массой других признаков, которые определены в 13 главе Послания апостола Павла. Все эти признаки также входят в понятие «духовность». Затем, конечно же, представление о бессмертии души — принимает его человек или нет, все равно он задумывается о вечности благодаря тому, что духовен. Без этого чувства он не был бы человеком. Таковы признаки духовности. Если школа будет отстаивать принципы духовности, если все эти принципы будут постоянно в центре внимания педагогов, всего нашего общества при изучении языка и литературы, такой подход, в частности, изменит отношение к преподаванию словесности.
Второй признак человека — это словомыслие. Я говорю именно о словомыслии, а не о языке, потому что язык есть и у ворон, а слово объединяет в себе три качества. Во-первых, это идея, мысль. Во-вторых, образ. И в-третьих, опыт. Жизненный опыт, который осознается постепенно, но включается в понятие слова. Возьмем, например, слово «род». Это слово, этот корень связаны с основными понятиями в жизни человека. С приставкой «на» образуется самое главное слово — народ. Родимый — дорогой, близкий сердцу. Родина — дорогая, близкая сердцу страна.
Затем идут слова, которые содержат в себе внутреннее отрицание содержания слова «род». Выродок, отродье — это всё отрицательные слова. То есть в языке содержится целая философия, отношение к жизни. Сейчас наши слова заменяют иностранными именно потому, что хотят забрать у нашего народа верную, здоровую философию… Конечно, очень важно знать, к чему мы стремимся в области образования, в чем состоят государственные задачи в этой сфере. Но в широком смысле мы должны стремиться к формированию здорового человека. А здоровый человек имеет качества: духовность — раз, словомыслие — два, и наконец, третье качество — историческое бытие. Человек вне истории уже не человек. Это нечто доисторическое и не до конца сформированное. Чем больше человек утверждает себя в истории, тем более он человек. Вот почему не преподавать историю или как-то ограничивать ее преподавание в школе — значит лишать человека важнейшего условия его формирования.
Следующее качество — вера. Оно требует определенного разъяснения. У нас порой путают веру и суеверие. Последнее — нечто случайное, в то время как вера, как говорил Иван Александрович Ильин, «это то, что воспринимается глубиной нашей души». Верить можно только в самое главное. Поэтому суеверия сразу отметаются. Василий Андреевич Жуковский, который очень много размышлял о вере, говорил: «Вера — это сознательное подчинение рассудка откровению». То есть той истине, которая признается.
Александр ПОПОВ:
- Вера, духовность… Как это сообразуется с шагами реформы образования? Закладываются ли эти понятия в структурные, функциональные преобразования в области образования?
Всеволод ТРОИЦКИЙ:
- Я отвечу на этот вопрос, но вначале хотел бы закончить первую часть своего выступления. Замечательное определение веры дал Максим Исповедник: «Это истинное познание, имеющее не доказываемое начало, будучи удостоверением в вещах, превышающих слово».
Понятие «культура» состоит из трех элементов. Прежде всего, это устойчивое состояние сознания, это бытие, это творчество, результаты творчества, которые утверждают человеческое в человеке. Второе — это иерархия ценностей. И третье — наследование традиций. Так вот, всё это от начала до конца отрицается современной системой образования. Поэтому я хотел разъяснить, в чем состоят основные признаки человека. Те самые, которые сейчас полностью разрушаются современной системой образования. Следовательно, нашему обществу, нашей школе нужно вернуть историю, вернуть настоящий русский язык, ибо духовность слова есть основа преподавания языка. Нужно вернуть русскую литературу. И, наконец, необходимо сделать так, чтобы понятия «вера» и «культура» были системообразующими понятиями учебного процесса в школе. Вот если мы всё это вернем, возвратимся к здоровому человеку, тогда будем идти по правильному пути.
Александр ПОПОВ:
- Обретение правильного пути… Для того чтобы осуществить это, необходимы какие-то инструменты. Книга — вот испытанное мощное орудие воздействия на сознание. Что представляет собой современный учебник для средней школы и высших учебных заведений?
Ольга БОРОДИНА, доцент МВТУ им. Баумана, генеральный директор издательства «Владос»:
- Я выступаю в двух ипостасях. С одной стороны, я — преподаватель, каждую неделю вхожу в аудиторию, вижу глаза студентов первого курса, слушаю их вопросы и отвечаю на них. И понимаю, что им дает школьное образование, каков его уровень сегодня.
А с другой стороны, я — издатель. И в этом качестве представляю себе, что сегодня требуется школе, а что педагогическому вузу, поскольку наш основной потребитель — педагог, мы издаем учебники в основном для высших учебных заведений.
Хотелось бы сказать о наболевшем. Мы движемся по направлению реформирования, привнесения в образование каких-то новых форм и нового содержания. А с другой стороны, этот бесконечный перманентный процесс приводит к разрушению школьного образования, поскольку его невозможно обеспечить научно-методической литературой. С учебниками для школы сложилось, я не побоюсь этого слова, ужасающее положение. Их огромное количество, и все они перенасыщены совершенно ненужным для учеников содержанием. Эти учебники не учитывают возрастные особенности школьников. Учитель поставлен перед трудноразрешимой проблемой выбора учебного пособия, потому что не в состоянии в силу своего материального положения приобрести все эти книги, чтобы ознакомиться с ними, сравнить один учебник с другим.
Я преподаю историю в МВТУ им. Баумана для студентов-технарей. Конечно, они выбрали не гуманитарную специальность, но логично надеяться, что человек, который любит свою техническую специальность, все же будет интересоваться историей родной страны. Это естественно, ведь многие из выпускников «бауманки» так или иначе связаны с проектами, касающимися настоящего и будущего нашего государства. И недавно я услышала от одного из студентов лучшего технического вуза страны: «По-моему, семью Николая II расстреляли по указу Ельцина». Откуда он это взял? Просто запомнил, что дом, в котором была расстреляна царская семья, был снесен по распоряжению Ельцина в бытность того первым секретарем Свердловского обкома партии… У студентов полная каша в голове. И когда я спрашиваю, откуда у них эта каша, они мне в ответ: «А вы читали школьные учебники истории? Прочли бы, тогда бы у вас тоже была каша в голове».
В советское время школьное историческое образование худо-бедно цементировалось господствующей идеологией. Сегодня же в учебниках — полный разброд и шатания. У одних перегибы в одну сторону, у других — в другую… Поэтому-то растерявшийся школьник и не знает, в какой стране живет. Когда я спрашиваю своих студентов об идеологии современного государства, то слышу в ответ: «Как можно больше урвать и украсть». И в принципе они правы.
Но выпускник средней школы, не знающий, в какой стране он живет, не может знать и того, как любить эту страну. Огромный кусок — история ХХ века — вырван из общего контекста отечественной истории. Учитель рассказывает, в какой ужасной стране мы жили. Или наоборот, приукрашивает советский период. Но существует ли связь между тем периодом и нынешним? Какие ценности остаются нетленными, непреходящими? Школьник должен понимать, что является гражданином нашей страны, наследником ее лучших традиций. Я считаю этот вопрос самым важным.
Отец Киприан говорил о духовной составляющей воспитания, о том, что в школьных библиотеках не найдешь никакой литературы, связанной с православием. А ведь это наша традиция!
Я бы удивилась, если встретила в базовых учебных планах что-то связанное с православием. А возьмите предметы мировая культура, мировая художественная культура… В них фактически нет истории русской культуры. В свое время мы в издательстве создали курс «История русской культуры». Но не смогли в Министерстве образования получить гриф на этот учебник. Потому что такого предмета нет в базовых учебных планах. И как объяснить чиновнику, что этот предмет необходим и преподавателю литературы, и преподавателю истории, и, наконец, самим учащимся… Зато во всех вузах введен другой предмет — культурология. Но он с трудом воспринимается студентами. Не хватает специалистов, которые бы читали культурологию, а не историю культуры.
Почему нет духовной составляющей в образовательных стандартах? Потому что чиновники, которые занимаются их разработкой и внедрением, этот вопрос не обсуждают и не ставят в повестку дня. Отсюда и происходит вот такая бездуховность.
Александр ПОПОВ:
- Ольга Ивановна, скажите, как пишутся современные учебники? Кто заказывает музыку и кто ее исполняет?
Ольга БОРОДИНА:
- Я хотела как раз перейти к этому. Подготовка учебника — это огромная проблема. В чем она заключается? Среди участников круглого стола есть и авторы моего издательства. Это люди со званиями, учеными степенями, огромным практическим опытом в области педагогики. Низкий поклон этим людям, которые делают большую и ценную работу! Но завтра на смену этим авторам прийти будет некому. Ведь для того, чтобы написать учебник и дать ученику необходимые знания, человек не только должен обладать ими, но и иметь определенный педагогический и жизненный опыт. Учебник не может написать человек, недавно пришедший в школу, у которого такой опыт отсутствует. Сегодня же учитель, будущий автор, бегает по десяти работам. Но практический опыт не приобретается, когда жизнь заставляет думать исключительно о хлебе насущном. Поэтому проблема написания учебников завтра еще более усугубится…
Иеромонах КИПРИАН (ЯЩЕНКО):
- Здесь не только трудности исключительно с написанием учебников. Существует и другая проблема — присвоения грифов. Я десять лет был членом Федерального экспертного совета по присвоению грифов. Но прошлым летом нам объявили, что Федеральный экспертный совет ликвидирован и грифы больше не будут присваиваться. Может быть, у кого-то из присутствующих здесь есть какая-то новая информация? Получается, что Министерство образования и науки вообще отказывается от экспертных функций?
Ольга БОРОДИНА:
- Создана другая экспертная комиссия, это коммерческая структура, и в качестве таковой она выполняет несколько иные функции. В том числе зарабатывает деньги. Вполне логично в рамках курса на коммерциализацию образования…
Сергей КОМКОВ:
- Мне неоднократно приходилось иметь дело с этой структурой. Данная коммерческая структура, насколько мы поняли, будет давать гриф тем, кто выиграет тендер. По крайней мере, так они говорят. А каковы условия тендера, кто будет разрабатывать его механизм, вообще непонятно. Поэтому, как мне представляется, всё будет элементарно просто. Кто больше принесет в кабинет денег за свой учебник, чтобы его издать и запустить в оборот, тот и выиграет тендер. Все будет так, как это случается у нас почти повсеместно. Но кончится все это очень плачевно. Мы получим не просто низкокачественные учебники, но еще учебники антироссийские и античеловеческие.
Александр ПОПОВ:
- Вы затронули чрезвычайно важную тему, Сергей Константинович. А Вам лично приходилось сталкиваться с подменой, искажением учебных материалов? Вы располагаете примерами того, как это происходит?
Сергей КОМКОВ:
- Да, приходилось. Во-первых, мы разбирались очень серьезно с учебниками истории… Здесь присутствуют уважаемые коллеги, которые хорошо понимают, что можно так сфальсифицировать исторические процессы, что это приведет к экспансии без всяких военных завоеваний. Не обязательно завоевывать страну военным путем, но в результате языковой экспансии и внедрения фальшивых исторических данных за одно поколение можно полностью изменить общественное сознание страны, перетянув его на свою сторону. То есть фактически завоевать общественное сознание другой страны. В России этот процесс уже идет.
Александр ПОПОВ:
- Получается, что, нарушая сегодня привычную и достаточно оптимизированную систему народного образования, мы затрагиваем очень деликатную сферу государственной безопасности?
Сергей КОМКОВ:
- Дело в том, что состояние системы образования, то есть фактически системы воспитания подрастающего поколения, — это и есть основной показатель системы безопасности. Система образования, на мой взгляд, относится к элементам системы государственной безопасности.
Я послушал всех моих коллег и хочу заметить, что мне более близки взгляды Якова Семеновича Турбовского и Всеволода Юрьевича Троицкого. Основная проблема в системе нынешнего образования заключается не в том, чтобы остановить наших горе-реформаторов, — мы их остановим. Необходимо добиться того, чтобы система образования решала свою главную, ключевую задачу — формирование личности — с помощью наших традиций, языка, культуры, литературы, понимания места своего Отечества и каждого его гражданина в мировой истории и истории повседневности. Необходимо заняться содержательной частью образования — это на сегодня задача номер один.
Когда начинают обвинять меня и моих единомышленников в том, что мы все время только критикуем реформу, но не предлагаем ничего взамен, мы отвечаем: «Необходимо, чтобы грамотные, умные люди, которых в России еще достаточно много, спокойно собрались и разработали разумные стандарты и подходы к системе образования». То есть чтобы было определено, что образование — это создание целостной системы воспитания личности в соответствии с традициями и ценностями нашего народа и государства. Вот и всё. И мы, должен со всей ответственностью заявить, готовы к созданию такой системы.
Иеромонах КИПРИАН (ЯЩЕНКО):
- Кстати, фрагменты такой системы содержатся во множестве трудов, статей, разного рода публикациях. Мне кажется, что если закрыть в Троице-Сергиевой лавре несколько человек на недельку и не отвлекать их, то такой программный документ они, безусловно, разработают.
Позволю себе остановиться еще на одном вопросе. Последний раз на заседании экспертного совета по учебным пособиям, который ныне упразднен, рассматривался учебник по истории религии, разработанный по заказу Министерства образования и науки. Разработчики преследовали цель познакомить школьников со всеми религиями, причем сделать это экзотично. Навязывалась вполне определенная тенденция: представить дело таким образом, что вначале люди исповедовали-де примитивные религии, подобные тем, которые существовали у диких африканских племен. А потом религиозные воззрения становятся всё современнее, испытывают тягу к единению, и в результате религия становится единой. Вот такая концепция, которую исповедуют авторы главного официального религиоведческого учебника страны. Я уж не акцентирую внимание на фактологических ошибках, которых в этом учебнике масса (мы насчитали их несколько сот!). Совершенно очевидно, что за написание учебника взялись люди, весьма смутно представляющие себе предмет, который они собирались освещать.
Приведу только один пример, после которого отпадет необходимость в других. На уроке изучается тема «Духовность». О техническом обеспечении авторы позаботились, и даже с излишком. Электронный материал, хрестоматийная поддержка, иллюстрации, клипы, справочный материал. Для учителя по нынешним временам лучшего и не надо. Как же демонстрируется духовность с помощью информатики и обилия современных технических средств? Какие сюжеты находят авторы? Вы не поверите, но почему-то взята сцена из фильма «Вий», где панночка вызывает упырей и демонов. И многое преподносится столь же кощунственно и «популярно». И это основной, главный учебник, по которому школьникам государство предлагает изучать религию!
Александр ПОПОВ:
- Не раз приходилось слышать и читать, что, затевая реформы, преобразователи стремятся сделать образование более качественным и доступным. Какого же рода качество мы получили в результате пока еще не завершенной реформы, но уже состоявшегося жесткого вторжения в образовательный процесс? Думаю, сегодня мы услышали на этот вопрос однозначный ответ. И несколько слов о «доступности»… Недавно мне пришлось беседовать с одним из военкомов в глубинке, он сказал, что у них в последнее время практически каждый второй призывник из деревни с трудом читает и пишет. Встречаются и абсолютно неграмотные. Они просто не ходили в школу по причине ее удаленности, отсутствия транспорта, зимних заносов. Одновременно число сельских школ стремительно сокращается. О какой «доступности» тут может идти речь?!
Сергей КОМКОВ:
- Проблема сельской школы — не столько образовательная, сколько социальная. С уничтожением сельской школы (а за последние годы закрыто около 6 тысяч сельских малокомплектных школ) мы практически уничтожаем и социальную сферу в деревне, потому что следом за детьми уезжают в города, районные центры и их молодые родители. Следовательно, кроме стариков, на селе никто не остается. А если родители все-таки не уедут из деревни и дети останутся одни в интернатах? Это означает, что мы получаем детскую беспризорность при живых родителях. Что влечет за собой еще более страшное социальное последствие. Наконец, самый главный отрицательный результат такого рода «реформирования» заключается в том, что, фактически разрушая сельскую школу, мы разрушаем всю систему сельских кадров. И остаемся ни с чем.
Наши реформаторы исходят из узко прагматических соображений. Они говорят, что нынешнее образование — это слишком затратная сфера, можно обойтись малыми расходами и получить значительно больший результат. Не бывает такого. Образование — самая выгодная инвестиционная сфера. Это знают во всем мире. Один рубль или один доллар — любая денежная единица, вложенная в систему образования, через 10 лет дает доход 700 %. Ни одна сфера производства не приносит такого результата. На 1 вложенный рубль мы получим 7 рублей прибыли. Это очень выгодная сфера инвестирования — инвестиции в человеческий интеллект! Нам говорят, что невыгодно держать малокомплектные школы, потому что нужно содержать преподавателей, оборудование и т. д. Да, закрыв сельские малокомплектные школы, мы, может быть, станем тратить меньше, но зато потеряем намного больше в будущем. Поэтому проблема сельской школы сегодня — это проблема общегосударственная, политическая.
Если не остановить так называемую «реструктуризацию сельской школы», то через 5–10 лет у нас вообще не будет ни одной малокомплектной сельской школы. Следовательно, село покинут последние жители, и наш с вами удел будет — кушать импортные отравленные окорочка. Незавидный удел.
Ольга БОРОДИНА:
- Еще два года назад были закрыты все программы для малокомплектных, или, как их сейчас называют в Министерстве образования и науки, малочисленных школ. Ранее для этих школ существовали особые методики преподавания, потому что там обучаются разновозрастные дети. На сегодняшний день малокомплектная школа уже не обеспечивается ни учебниками, ни методиками. Похоже, дни ее, сочтены.
Александр МЕШКОВ, журналист, общественный эксперт Фонда исторической перспективы:
- Уже отмечалось, что в школе некоторые предметы, например биология, зоология, изучаются как науки, весьма далекие от жизни, поскольку предметом рассмотрения становится не живая, а умерщвленная, мертвая природа. Так, может быть, есть смысл вернуться к наработкам школы 20-х годов прошлого века, которая, безусловно, страдала однобоким материализмом, на зато рассматривала предметы в тесной взаимосвязи с человеческой практикой, «живым опытом» человечества? Такой подход помог становлению и нашего политехнического образования.
И второе замечание. В советское время в средней школе курс обществоведения давал учащимся целостное представление об обществе. Безусловно, поскольку он зиждился на догматах тогдашней господствующей идеологии, то определенные элементы этого миросозерцания оказывались ложными, иллюзорными. Но хоть какое-то миросозерцание (мировоззрением это не назовешь) было! Сейчас же практически нет предмета, который восполнил бы этот пробел. Разве может справиться с этой ролью такой предмет, как граждановедение? Странно смотрятся в учебниках по этому предмету картинки из жизни «братвы» и т. д. Кого призваны воспитать такие учебники — гражданина своего Отечества или законопослушного эгоиста?
Сергей КОМКОВ:
- На этот вопрос я отвечу кратко. На мой взгляд, нельзя обучать граждановедению в обществе, в котором нет гражданского общества. Я всегда удивляюсь, когда слышу на конференциях или парламентских слушаниях о контроле за принятыми решениями со стороны институтов гражданского общества. Вы извините меня, но где они?
Я не случайно сказал, что, пока мы не определимся, куда мы идем, что представляет сегодня наше государство, никакого граждановедения преподавать не сможем. А вот в курсах отечественной истории, литературы, основ нашей православной культуры мы можем активно использовать элементы гражданского воспитания. А иначе граждановедение превратится, извините меня, в методологию сайентологов.
Александр ПОПОВ:
- Хотелось бы вернуться к началу нашего разговора и разобраться с ситуацией, которая сложилась в результате попытки привнесения в школу основ православной культуры. Она окончилась полным фиаско?
Иеромонах КИПРИАН (ЯЩЕНКО):
- Не скажу, что полным. Частичным. Но вначале, для прояснения ситуации, я дам краткую справку. На сегодняшний день во всех школах Курской области введен предмет православная культура. В Белгородской области — практически во всех классах. А также во всех основных вузах. В этой области нашли интересную правовую основу для ее преподавания — приняли закон о миссионерстве. В Калининградской, Смоленской, еще ряде областей православная культура входит в так называемый региональный компонент.
У нас около четырех лет происходил весьма своеобразный диалог с Министерством образования. Мы приходили к ним и говорили: «Одобрите наш курс православной культуры. Они отвечают: «Пожалуйста. Любая школа может преподавать этот курс факультативно и на своем местном уровне утвердить его». Но долгое время они уклонялись от того, чтобы письменно зафиксировать свое согласие. «Историческое решение» было принято на заседании координационного совета в резиденции святейшего Патриарха. Патриарх сказал: если у нас демократическое государство, плюрализм, следовательно, возможны разные подходы. Но почему же только атеистический подход доминирует? Почему бы не представить как одну из альтернатив православную традицию? Контраргументов с другой стороны не последовало. Все знали, что большинство народа выступает за изучение этого курса в средней школе. И министр Филиппов дрогнул, он подписал краткое информационное письмо, буквально в два предложения, о том, что Министерство не против того, чтобы православная культура вошла в школьный компонент.
До сих пор это информационное письмо не отменено. Министр поступил очень корректно. Он письменно подтвердил, что Министерство не возражает против примерного содержания нового предмета. То есть фактически был разработан стандарт, хотя его побоялись так назвать. Итак, Министерство не имело ничего против инициативы Православной церкви, чтобы в школах, там, где этого желают родители и дети, преподавался такой предмет. Ну а дальше началась политика, крик, «непонимание» со стороны части «общественности»…
Выдвигались десятки аргументов против преподавания этого предмета, нет смысла их здесь приводить, поскольку они несерьезные. Главная же причина, на мой взгляд, заключается во влиянии тех сил, которые сейчас во многом управляют процессами в нашей стране, в том числе и в области образования. Это по их вине мы находимся в таком положении, о котором сегодня говорили участники круглого стола. Эти силы действительно переполошились, они возмутились уже одной возможностью того, что церковь может повлиять на подрастающее поколение! Хотя в школу шли не священники, а учителя. Церковь же просто одобрила содержание этого предмета. И всё равно это показалось страшным. Можно понять этих господ: для них это действительно страшно. Они из кожи вон лезут, чтобы сделать мировоззрение совершенно безнравственным. А тут дети получают очень мощный заряд нравственного воспитания. Появляются предпосылки того, чтобы ребенок получил понятия о здоровом, порядочном образе жизни и сделал выбор в его пользу, смог дальше воцерковиться и духовно укрепиться.
Мы обобщили за пять лет, что дало введение в школах основ православной культуры во всей России. Объединили данные семи крупнейших социологических исследований. Оказалось, что с изучением православной культуры меняется мировоззрение школьников, даже старшеклассников. Приведу только один пример. В Ногинске Московской области один раз в неделю в течение года старшеклассникам читали курс православной культура. И вот результаты. У 90 % учащихся полностью изменились ценностные установки по отношению к себе, в понимании самого себя, смысла жизни, отношение к семейной жизни и государству.
К чему мы призываем учащихся? Быть хорошим семьянином, хорошим гражданином своей страны, хорошим тружеником. Разве это плохо для государства? Разве наши ценности приносят ему вред? Дело даже не в самом учебном предмете православная культура. За ним стоит некая новая методология образования. Фактически мы выполняем государственные задачи, которые государство иногда декларирует, но не всегда выполняет.
Александр ПОПОВ:
- В этой связи, что может противопоставить общество, каждый из нас, тем негативным проявлениям реформы образования, о которых шла речь выше?
Эрнст ЩАГИН:
- Наш коллега Яков Семенович Турбовской считает, что все новшества должны получать поддержку общества. Но общество разнолико. Например, городская интеллигенция, которая не прочь выступить в роли этого общества, пестра, разобщена; практически мы часто выступаем c совершенно противоположных позиций. Один судит о том, как стране помочь, а другой фактически действует, исходя из принципа: «Чем хуже, тем лучше». В любом случае необходимо сплочение организационное. По крайней мере, той части интеллигенции, которая за Россию болеет. Важно получить и широкую арену волеизъявления, но главное все же — организованность.
Дмитрий СИЛИЧЕВ:
- Я продолжу свою тему применительно к Болонскому процессу. Естественно, что все положительные моменты мы должны принять, в частности, признание наших дипломов, упрощение возможностей для мобильности как студентов, так и преподавателей. Но необходимо учитывать уже имеющийся опыт, который свидетельствует, что мобильность для преподавателей — это новый канал утечки специалистов за рубеж. С другой стороны — это подтверждение высокого уровня наших специалистов, поскольку в высокой их квалификации за границей вскоре убеждаются, предлагают продлить контракт и работать.
Далее. Подписали мы Лиссабонскую конвенцию о сопоставлении квалификаций. Это тоже требует выделения определенных средств. Потому что уже с 2005 года мы должны были выдавать дипломы с приложениями. Практически же ничего не делается.
Главное из того, что нельзя принимать, с чем нельзя соглашаться, относится к узкой профессионализации высшего образования. Такие наши характеристики, как фундаментальность, системность и доступность, — то, что у нас было наработано годами, необходимо сохранить непременно. И еще добавить к этой общенаучной профессиональную и культурную (включающую язык) составляющую. Чтобы эта триада оставалась. А то приходится слышать аргументы, что, дескать, при высшем профессиональном образовании зачем все эти гуманитарные, социальные дисциплины. Нет, необходимо добиваться, чтобы это всё сохранилось.
Сергей КОМКОВ:
- Есть программа минимум и есть программа максимум. Сегодня программа минимум — остановить то, что эти господа называют реформой. Это не реформирование, а разрушение. Первое, с чего мы должны начать, — остановить разрушение. Остановить всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами. Мы сейчас пытаемся это сделать, активно участвуя в парламентских, коллегиальных слушаниях, проводя организационную работу — вплоть до возбуждения дел в отношении отдельных чиновников. Фактически мы заставили уйти со своего поста, написать заявление об увольнении руководителя Федеральной службы по надзору в системе образования Виктора Болотова, в бытность заместителем министра первым поднявшим на щит идею о Едином государственном экзамене… Так вот, первая задача — остановить. Далее, надо внимательно оглядеться, консолидировать небезразличные к этой проблеме все здоровые силы общества, которые еще, к счастью, сохранились.
Следующая задача — уже созидательная. Необходимо будет восстанавливать и созидать. Я являюсь одним из сопредседателей и организаторов общероссийского движения «Образование для всех». В газете, которую я раздал участникам круглого стола, опубликована наша декларация. Более половины ее занимает позитивная работа. Способов исправить ситуацию достаточно много. Пока. Но есть еще один момент, немаловажный, — это политическая воля. К сожалению, ее-то у наших политических руководителей мы не видим. Поэтому, если именно мы не изменим политический курс в государстве, то ничего не сдвинем с места, ничего не добьемся. Как бы мы убедительно и красноречиво ни рассуждали на круглых столах, других наших встречах, форумах, конференциях, мы сможем лишь незначительно повлиять на положение дел, немножко притормозить «реформу», но в целом ситуацию не сломаем. Поэтому политическую волю надо выковывать. Давайте попытаемся вместе изменить нынешнюю политическую ситуацию в стране, с тем чтобы пошли настоящие преобразования во благо России.
Ольга БОРОДИНА:
- У всех, кто готов включиться в такой конструктивный процесс, должно быть понимание того, что образование — это составляющая национальной безопасности. Говоря об образовании, мы должны понимать, что это будущее нашей страны, национальное будущее. А раз это так, то очень важно сохранять традиции, понимать, что духовная составляющая — это главный элемент нашего образования.
Иеромонах КИПРИАН (ЯЩЕНКО):
- В церкви традиционное образование — это, прежде всего, восстановление образа Божьего в человеке. Поэтому всё, что восстанавливает образ Божий в человеке, то есть воспитывает добродетели, отвергает его от пороков, тяжких грехов, конечно, церковь поддерживает. Мы думаем, что стратегическое направление, в котором мы могли бы вам помогать, — это преображение нынешней системы образования. Не разрушение ее, а преображение. А если говорить более конкретно, мы готовы поддержать всякое движение — от маленького до большого, от секулярного образования, которым оно сейчас является, до традиционной для России духовной системы.
Если посмотреть на то, что происходит в России, что мы сегодня имеем? Аналог действительно смутного времени. А как из смутного времени выходили? Церковь благословила, встали на молитву, попостились — объявились Минин и Пожарский, подняли народ, и смута рассеялась. Вот примерно такое же духовное действие нам сейчас нужно совершить, потому что без него, только социальными или интеллектуальными способами, трудно будет преодолеть смуту.
Я предлагаю конкретно два действия. Первое: каждый вторник в 8.30 в храме Троицы на Пятницкой, в центре города, я служу литургию. После литургии мы можем прослужить молебен за всех, кто нуждается особо в помощи, и сами укрепиться в молитве. Когда я ехал сюда участвовать в работе круглого стола, то взял благословение у нашего священноначалия. Думаю, и это второе, что оно благословило бы нас собраться в Троице- Сергиевой лавре, у преподобного Сергия, который является покровителем российского образования и всей нашей великой России. Все победы в Великой Отечественной войне начались именно от молебна преподобного Сергия.
Можно было бы не только прослужить молебен, но и провести семинар. Уже есть опыт того, как мы, священнослужители, собирались там на несколько дней и в результате разработали стандарт по предмету православная культура, ряд документов по духовно-нравственному воспитанию. В этом священном месте должно и можно жить, молиться и потрудиться совместно.
Всеволод ТРОИЦКИЙ:
- Первое. Научно-педагогическое направление. Необходимо помнить, что образование XXI века по содержанию должно быть не ниже предметно того, что было в ХХ веке в период вершинного развития школы.
Второе. Мы должны помнить, что работаем в очень тяжелых условиях неблагоприятной среды. И выработка средств, противостоящих разрушающим сознание действиям, нам просто необходима. Иначе мы не решим вышеупомянутую задачу.
Третье. Мы говорим о том, как нам действовать. Но вначале необходима аналитическая работа; необходимо дать характеристику всем разрушительным документам, начиная с докладов министра образования 1992 года, и до самых последних «изысканий». Это легко сделать, потому что большая часть этих материалов есть в Интернете, недостающие — в периодической печати. Ранее я занимался тем, что один писал на каждый такой «документ» статьи. Но здесь усилий одного человека мало. Необходимо аналитическое исследование, в котором были бы проанализированы поэтапно все документы и убедительно доказаны их ненаучность, политическая несостоятельность, вредный характер для общественного развития. Если такой анализ будет произведен, мы сможем сделать общее заключение по политике в области образования в течение этого самого времени.
Когда мы говорим о восстановлении культуры, то должны помнить, что четвертым признаком ее является национальность. У народа может либо быть своя культура, либо не быть никакой. Потому что чужая культура ему не принадлежит. Так вот, эта боязнь утверждать национальность культурой должна быть преодолена. Потому что организующей в России была всегда русская культура, Православная. Что никогда не мешало полноценному качественному развитию культур и верований других народов нашей многонациональной страны.
Что касается тех самых принципов, на которых зиждется наше образование, то мы должны помнить, что оно не заключается исключительно в получении знаний, которые обусловлены практической надобностью. Сверх этого всегда есть такой духовный потенциал, который и формирует человека. А об этом совершенно забывают наши «творцы» реформ.
Ирина ГЕРО:
- Как я понимаю, процессы в образовании происходят такие глобальные, что может стать не по себе. Но у меня есть жизненный пример близкого мне человека. Моя мама — доктор наук, академик транспорта. Она входила в группу, которая боролась за то, чтобы сохранить целостность железнодорожного транспорта. И им это удалось, они победили. Казалось, всё рушилось на глазах, но были люди, которые не опускали руки, снова выходили с предложениями, протестовали. И я надеюсь, что можно добиться положительных перемен и в образовании.
И второе. Можно, конечно, ожидать, что проблемы образования разрешатся на глобальном уровне, но прежде чем это произойдет, надо начинать что-то изменять на своем, применимо ко мне, школьном, уровне. Наверное, как всегда, во всякой духовной жизни, надо начинать с себя. Каждому с себя. То есть каждый учитель должен делать в своей области то, что ему под силу. А там, глядишь, сдвинется что-то с мертвой точки и в глобальном плане…
Александр ПОПОВ:
- Благодарю всех, кто к нам пришел. До новых встреч.
Круглый стол состоялся 20 декабря 2005г.
Читайте также на нашем сайте: