Предисловие
Первую попытку всмотреться через «социологическое зеркало» в особенности российской идентичности, [находящейся] под воздействием трансформационных процессов, ученые ИКСИ РАН (с 2005 г. - Институт социологии РАН) предприняли в июне–июле 1998 г., фактически накануне разразившегося острейшего финансово-экономического кризиса. Именно в тот еще относительно спокойный период в жизни страны в сотрудничестве с Фондом им. Ф. Эберта и немецкой социологической службой «Синус» (Мюнхен) было осуществлено общероссийское социологическое исследование под названием «Граждане России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить?».
Цель данного исследования состояла в выявлении определенных типов восприятия исторических, социальных, экономических и политических фактов, явлений и процессов представителями различных поколений россиян – возрастными группами от 16 до 65 лет включительно, которые оказывают основное влияние на текущее развитие страны или будут оказывать таковое в ближайшем будущем.
Всего в ходе проведенного исследования было опрошено 3000 респондентов.<…>
Какими же оказались основные результаты исследования 1998 г.? Были получены веские доказательства того, что после первой семилетки радикальных реформ структура российского социума продолжала обеспечивать достаточно надежную трансляцию базовых жизненных ценностей, мотиваций и способов восприятия действительности. Несмотря на революционно-взрывной характер происходившей смены социально-экономического строя, социокультурные стереотипы, определяющие общий склад сознания, изменялись достаточно плавно, эволюционно. Некоторое отклонение от этой тенденции касалось в основном «индекса агрессивности» молодежи, готовности довольно существенной части ее представителей «драться за свое место под солнцем», не особенно стесняясь в выборе средств самоутверждения.
Среди доминант массового сознания выделялись смысложизненные установки, имеющие глубокие социокультурные корни. В своей совокупности они характеризовали тип «среднего» россиянина (русского) как готового к самым неожиданным поворотам судьбы, обладающего хорошими адаптационными способностями и склонного к автономности человека. Свое призвание он видел не столько в приумножении благ, сколько в стремлении жить как хочется, получая от этого моральное удовлетворение. В то же время обращал на себя внимание преимущественно «неэкономический» характер положительных качеств русских. Объективно тормозя вхождение России в рынок, они, вместе с тем, способствовали тому, чтобы менее болезненно вписаться в тенденции постиндустриальной цивилизации. Во всяком случае, устоять и выжить в условиях радикальных изменений и сопутствующего им глубочайшего кризиса русскому человеку помогали в основном смелость, изобретательность, приспособляемость и терпеливость.
Результаты проведенного исследования дали основание отнести к числу бесспорных доминант массового сознания россиян и их представления о роли и функциях государства. Речь идет о понимании государства не только как политико-правового, но и как социального института и непосредственного участника экономических отношений. Из полученных данных вытекало, что массовые представления о том, в какой степени государство должно участвовать в экономической деятельности, варьируют по отраслям. Причем применительно к наиболее важным (транспорт, энергетика) число сторонников прямого государственного управления «зашкаливало» за 80%.
Материалы исследования позволили убедиться в том, насколько трудно, противоречиво идет процесс освоения массовым сознанием россиян реалий новой действительности. Зачастую образ желаемого расплывался и никак не мог принять четких очертаний, которые могли бы быть выражены в форме определенной идеологии. Особенно хорошо это было видно на примере отношения россиян к «демократии» как понятию и институту, с одной стороны, а с другой – в явно определившейся тяге общества к «сильной руке».
Вопреки устоявшимся представлениям (причем даже в среде экспертов) оказалось, что большинство россиян отдает предпочтение обществу равных возможностей над обществом равных доходов, около половины населения ставили равенство возможностей выше индивидуальной свободы, которая таким равенством не подкреплена, и около трети выдвигали модель общества равных возможностей как цель развития страны. <…>В заключение анализа исследования 1998 г. было сказано буквально следующее: в свете складывающейся в стране ситуации логично будет предположить, что на посту президента РФ россияне захотят видеть национального лидера, способного обеспечить смыслополагающую функцию государства на базе разделяемых большинством населения фундаментальных ценностей. Как видно, социологические предположения не разошлись с последующей реальной действительностью [1].
Однако прогнозы прогнозами, но мы посчитали необходимым в 2004 г. провести повторное исследование по данной проблематике. <…>
Как показали крупномасштабные социологические замеры состояния российского общества, проведенные в 1998 и 2004 г., а также данные трех десятков общероссийских мониторинговых и тематических опросов, осуществленных нашим Институтом с 1993 г., есть веские основания считать, что степень глубины и темпы изменения российского национального самосознания под воздействием трансформационных процессов не столь велики, как об этом принято зачастую говорить и писать.
Обращаясь к анализу исторического самосознания россиян, мы вынуждены были признать: советская парадигма, едва пошатнувшись под натиском «разоблачений» и «отмывания белых пятен» истории в первой половине 90-х годов, продолжала демонстрировать свою удивительную устойчивость. Так, подавляющее большинство наших сограждан, причем независимо от возраста, пола, образовательно-профессиональных характеристик и места жительства, как и ранее, относили к основным предметам общенациональной гордости события и достижения советской истории. При этом сравнительно с 1998 г. отмечалось явное эмоциональное охлаждение оценочной реакции россиян на события и процессы дореволюционной истории России.
Вместе с тем, наряду с ярко выраженным консенсусным характером социально-исторического мировосприятия, наблюдалась (что вполне естественно) поколенческая и региональная специфика в отношении к различным этапам и явлениям российской истории. Так, Октябрьская революция 1917 г. активнее выделялась в числе значимых событий представителями старшего поколения, а продвижение России по пути рыночной экономики – представителями молодежных групп. Именно заметная часть молодежи до 35 лет полагала, что в нынешней России происходит быстрый экономический подъем, ведущий к инновационному прорыву, успехам в сфере образования и науки.
Или, скажем, традиционалистская Россия, представленная, прежде всего, «малой» провинцией (средние и малые города, сельская местность), была обращена, в первую очередь, к достижениям советской эпохи, в то время как регионы-рыночники (мегаполисы, крупные областные центры) проявляли более выраженную поддержку таким переменам в жизни нашего общества, которые связаны с ликвидацией «железного занавеса», демократизацией политической жизни, осуществлением рыночных преобразований.
Однако особенно важно подчеркнуть: возрастные и межрегиональные расхождения в историческом мировосприятии, как и в 90-е годы, не оборачивались ценностным расколом российского общества. Причем по той же, что и ранее, главной причине: роль своего рода межпоколенческого буфера выполняли средние возрастные группы (как в мегаполисах, так и в провинции), которые своим взвешенным, сбалансированным отношением к событиям отечественной истории уравновешивали крайние позиции и оценки. Вот почему в целом можно было утверждать, что, несмотря на некоторые расхождения во мнениях «отцов» и «детей» по отношению к историческому прошлому и современному этапу развития России, между различными поколениями россиян на данный период времени практически не существует коренных разногласий и «разрывов» по поводу восприятия действительности.
И все же обнаруживалось одно «но». Оно было связано с историческим выбором общества, в котором россиянам хотелось бы жить в данный период времени. Исследование 2004 г. продемонстрировало, с одной стороны, явное предпочтение молодежи и большинства средних возрастных групп оставаться в нынешней России со всеми ее проблемами и противоречиями, а с другой – очевидную ностальгию старших возрастных групп россиян по жизни в СССР, их желание оказаться в обществе «брежневского образца». Таким образом, историческое самосознание народа, как довольно цельная и жесткая мировоззренческая конструкция, продолжало оказывать влияние на процесс поиска современным россиянином «собственного места в благодатной эпохе».
…После 2004 г. жизнь продолжала брать «свое», общество явно определилось в поддержке национального лидера и его политического курса, направленного на социально-экономическое и духовно-нравственное возрождение России, подъем ее пошатнувшегося авторитета в мире, что не могло не сказаться на укреплении материальных позиций населения, положительной динамике социального самочувствия. К тому же страна уверенно подходила к новым федеральным избирательным кампаниям – выборам нового состава Государственной Думы Федерального собрания РФ в декабре 2007 г. и выборам Президента РФ в марте 2008 г. И уж очень был велик творческий соблазн осуществить третье исследование состояния и развития общенациональной идентичности россиян.
Идея получила полную поддержку Фонда им. Ф. Эберта, и данный замер был осуществлен в сентябре 2007 г. Его методическую основу составили исследовательские инструментарии 1998 и 2004 г., но вместе с тем некоторые «поля социологического замера идентичностей» были расширены. Это касается особенностей материально-экономической самоидентификации россиян, оценки ими своего социального статуса, рассмотрения структуры жизненных устремлений наших сограждан. Это относится и к более целенаправленному выявлению места демократических ценностей в национальном самосознании, анализу внешнеполитических и социокультурных аспектов европейской идентичности россиян…
К общим выводам
1. Особенности общенациональной идентичности россиян (как в целом, так и каждого гражданина) обусловливаются в настоящий период многими обстоятельствами. Это и исторический опыт, и особенности его субъективного осмысления, и последствия пережитой за годы реформации «культурной травмы», и динамика материального положения, и самоощущение своего социального статуса в обществе, и целый ряд других факторов. Все их можно свести в один наиболее общий показатель – уровень удовлетворенности жизнью в целом. Приходится, к сожалению, отмечать, что по данному показателю положительной динамики за последние годы не наблюдается. Если в 2004 г. 35% россиян признавались в том, что их жизнь в целом складывается хорошо, то в 2007 г. таких оказалось только 26%. Для большинства населения (63%) она складывается в основном удовлетворительно.
Как показывают результаты настоящего исследования, и по многим частным материальным аспектам удовлетворенности жизнью улучшения показателей не отмечается. Прежде всего это касается возможностей питаться, одеваться, иметь удовлетворительное жилье, полноценно использовать время для отдыха. Более того, по ряду этих аспектов жизни, как это показано в докладе, показатели «неудовлетворенности» выросли сравнительно с прежними годами.
И это при том, что рост среднедушевых доходов населения за последние три года подошел к отметке в 50%. Однако и рост инфляции за этот же период оказался весьма существенным – не менее 40%. Получается, что положительная динамика начала 2000-х годов, которую россияне почувствовали и оценили, когда государство «повернулось к ним лицом», не набрала в последующем, несмотря на огромный профицит госбюджета, должного ускорения. Фактически роста текущих доходов населения хватало в последние годы лишь на компенсацию инфляции и не более того, что и проявилось в эффекте «несбывшихся ожиданий».
Как видно по данным исследования, доля относительно благополучного населения страны с 1998 г. устойчиво составляет 28%, а самым распространенным и типичным для России является состояние малообеспеченности (40 – 41%). Если же говорить о том, как эта тенденция поразительной устойчивости структуры населения по доходам за последние 10 лет проявляет себя в возрастном разрезе, то можно выделить две основные тенденции – медленный, но устойчивый рост доходов у групп до 55 лет, и затем, в более старших возрастных группах, резкое сокращение доходов с одновременным «взрывообразным» ростом малообеспеченности и бедности. То, что именно в старших возрастных группах (56 – 65 лет) доля бедных за последние 10 лет возросла в 2,5 раза, говорит о явной неэффективности реализуемой в стране модели пенсионного обеспечения.
2. Как выяснилось в ходе исследования, по самооценкам россиян, нижний порог денежного довольствия, открывающий сегодня путь к состоянию благоприятного социального самочувствия людей, – это ежемесячный доход на одного члена семьи не менее 8 – 10 тысяч рублей. В свою очередь, критическая точка, определяющая острое недовольство людей своим материальным положением, – душевой доход, не превышающий 2,5 – 3 тысячи рублей в месяц. Однако, как еще раз подтвердило настоящее исследование, только к уровню материального обеспечения самооценка человеком своего общего благосостояния и социального самочувствия не сводится. Немаловажную роль здесь играют и другие аспекты жизни: самооценка состояния здоровья, отношений в семье, общения с друзьями, возможности получения знаний и реализации себя в профессии и многое другое. Как же здесь обстоит дело?
Выше всего оцениваются отношения в семье и общение с друзьями (соответственно, 49% и 42% оценок «хорошо»), уже заметно хуже – место, регион, в котором проживают респонденты, и ситуация на работе (32% и 30% оценок «хорошо»). А в целом же по нематериальным аспектам жизни для россиян характерно отсутствие оптимизма и доминирующей их оценкой является «удовлетворительно». Главным образом это относится к самооценкам возможности реализовать себя в профессии, уровня личной безопасности, состояния здоровья. Но что особенно обращает на себя внимание – наличие довольно значительной доли опрошенных, особенно среди молодежи, негативно оценивающих возможность получения необходимых образования и знаний (в целом по массиву 24% оценок «плохо»).
Наличие явного неравенства разных категорий населения в доступе к качественному образованию, в возможностях получения необходимых для них знаний (уже даже после получения какой-то ступени образования), сказывается и на довольно низкой (сравнительно с жителями развитых стран) частоте использования россиянами компьютерных технологий. Так, по данным настоящего исследования, большинство наших сограждан (52%) вообще не пользуются компьютером, а почти 70% – Интернетом.
Что же получается? А получается, что, живя в массе своей фактически еще в доинформационную эпоху, находясь по уровню жизни в положении, соответствующем положению населения развитых стран примерно 30 – 40-х годов ХХ века, на две трети имея образование не выше среднего специального и пройдя первичную социализацию в селах и малых городах (лишь 30% россиян в возрасте до 65 лет пошли в школу в крупных городах), большинство населения России заведомо имеет качественно иные «стартовые» условия для формирования мировоззрения современного типа, нежели граждане Западной Европы или Северной Америки. И, как бы противоестественно с точки зрения национальной гордости это ни звучало, но величайшие достижения российской науки и технологического развития продолжают пока мирно соседствовать в России с тем, что основная часть трудоспособного населения страны живет еще в раннеиндустриальную эпоху, со всеми вытекающими отсюда последствиями для их мировоззрения. И сравнивать их видение мира в конкретно-историческом плане было бы правильнее не с их ровесниками в развитых странах, а, как минимум, с их дедушками.
3. В современной социологии, изучающей реальные социальные процессы в обществе, принято использовать и такой интегральный показатель состояния социального самочувствия, как самооценка гражданами своего положения в обществе, иначе говоря, своего социального статуса. Исследование показало, что доля россиян, довольных своим положением в обществе, доминирует над долей недовольных в соотношении 4:1. Причем в составе молодежных групп (16 - 25 лет) удовлетворенность своим социальным положением оказалась в 2,5 раза выше, чем в составе старшего поколения (56 - 65 лет).
Заметим, что рост удовлетворенности своим социальным статусом – это весьма существенное обстоятельство, т. к. являет собой не только важнейшую предпосылку социальной стабильности, но и очень важное для людей условие комфортности их социально-психологического состояния в целом. Достаточно сказать, что среди тех, кто оценивает свое место в обществе как «хорошее», 68% считают, что жизнь у них складывается хорошо. И этот показатель мало зависит от возраста: даже в группе старше 55 лет 51% удовлетворенных своим местом в обществе считают, что их жизнь в целом складывается хорошо. Среди тех же, кто недоволен своим социальным статусом, картина оказаывается обратной – 38% из них (при 7% по массиву в целом!) считает, что жизнь у них складывается плохо.
Изучение в ходе исследования модели социальной структуры России, построенной на основе самооценок респондентами своего места в обществе, приобрела к осени 2007 г. более «сглаженный» характер. Учитывая прежние и нынешние результаты исследований ИС РАН, это позволяет утверждать: социальная структура российского общества, построенная на основе оценки самими россиянами своего места в нем, приближается в настоящее время к модели, характерной для стабильно развивающихся стран, где большинство населения ощущают себя представителями средних слоев, а пребывание в состоянии «социальных аутсайдеров» – удел сравнительного меньшинства. Особенно наглядна тенденция качественной переоценки россиянами своего места в обществе при сравнительном анализе данных 1998 и 2007 г.
Этот анализ показывает: изменения в самоощущениях людьми своего места в обществе за последние десять лет поистине колоссальны. И проявляются они прежде всего в резком сокращении числа тех, кто ощущает себя «социальными аутсайдерами», и, одновременно, в резком росте считающих себя представителями средних слоев (т. е. идентифицирующих себя как представителей 4, 5 и 6 социальных ступеней по
10-балльной шкале). Таким образом, впервые за весь период реформ в середине 2000-х годов средние слои населения (по самооценкам) стали составлять большинство российского общества, что, несомненно, сказалось на его социальной стабильности. Причем за эти годы произошел коренной перелом в социальных самоощущениях всех без исключения возрастных групп.
4. В целях лучшего понимания тенденций формирования общенациональной идентичности россиян в условиях трансформационных процессов важно было выяснить, с кем, с какими социальными общностями наши сограждане чаще всего себя отождествляют.
Выявленное распределение идентификаций свидетельствует, прежде всего, об очень большой роли абстрактных, символических общностей в жизни россиян. Наблюдается устойчивая самоидентификация более чем половины россиян с такими символическими, абстрактными общностями, как люди с аналогичными взглядами на жизнь, как представители определенного поколения, как люди той же профессии. Трудно сказать, что здесь играет решающую роль – особенности национальной культуры, огромные пространства России, заставляющие искать «сквозные», интегрирующие линии отождествления себя с внешним миром, или же какие-то другие факторы. Безусловно одно: абстрактные, символические общности очень важны для наших сограждан и имеют для них личностную, эмоционально окрашенную значимость.
Анализ динамики изменения положительных «мы-самоидентификаций» россиян за пятнадцать лет реформ позволяет сделать три принципиально важных вывода.
Во-первых, за этот период резко (почти в полтора раза) выросли идентификации, характерные для классовых обществ индустриального этапа развития – имущественная и политическая. Причем, и это особенно важно, освоение этих идентификаций интенсивно происходило не только в старших возрастных когортах, но и (в отношении идентификации по материальному положению) в младших возрастах. А вот с самоидентификацией по политическим взглядам динамика взглядов молодежи имела иной вид, пройдя фактически «по синусоиде». В 1998 г. молодежь довольно часто идентифицировала себя с людьми, близкими по политическим взглядам, – в 22% случаев. В 2004 г. этот показатель достиг максимума – 26% – и спустился к 2007 г. до 20%. Относительно значима в 2007 г. эта идентификация была лишь в группах 36 - 45 лет (29%), 46 - 55 (33%) и 56 - 65 лет (32% устойчивых идентификаций).
Во-вторых, столь же резко выросли различные идентификации, связанные с близкими «по духу» людьми, что свидетельствует о наличии в современном российском обществе значимых мировоззренческих и ценностных расхождений, которые в равной степени характеризуют все возрастные когорты.
И, в-третьих, судя по количественным показателям, основные идентификационные изменения произошли в массовом сознании россиян за период 1992–1998 гг. Последующий период их только закрепил и усилил.
5. Результаты настоящего исследования убедительно показывают, что в пореформенной России сосуществуют традиционалистски и патерналистски настроенная часть общества и те сограждане, в сознании которых доминируют идеи личной ответственности, инициативы, индивидуальной свободы. Понятно, что речь идет о двух полярных типах мировоззрения, или, можно сказать, о двух моделях альтернативного видения мира. Выделяется и та часть населения, которую следует охарактеризовать как носителей промежуточного типа сознания, сочетающего в себе элементы традиционализма и модернизма.
За последние три года доля модернистов несколько сократилась (с 26% до 20%), а доля традиционалистов возросла (с 41% до 47%); распространенность промежуточного сознания осталась практически в прежних границах (33%). Причем эта тенденция затронула все возрастные группы и даже возрастную когорту до 25 лет (где доля модернистов снизилась с 2004 г. с 37% до 27%, а доля традиционалистов возросла с 29% до 39%).
О чем говорят полученные данные? Они подтверждают выводы, которые были сделаны по итогам исследования в 2004 г. Речь идет о том, что традиционные ценности, несмотря на воздействие трансформационных процессов, постоянно восстанавливают свое влияние на общество, переходящее от романтических увлечений к реальной жизни в условиях современного демократического устройства и рыночной экономики. Тем самым ценностно-смысловое ядро российского менталитета продолжает демонстрировать удивительную устойчивость и непохожесть. Даже в условиях системной трансформации российского общества практически все аспекты и проблемы современного мира – демократия и рыночная экономика, свобода и социальная ответственность, отношения между личностью, обществом и государством - получают в России специфические звучание и окраску. А это говорит о том, что и под воздействием глубоких экономических и социально-политических преобразований общенациональный менталитет россиян представляет собой если не константу, то, во всяком случае, величину достаточно независимую, которую нельзя изменить по заказу, но можно и нужно использовать через государственный политический курс и политическую волю, что весьма убедительно смог сделать за короткий исторический срок В. Путин.
Наличие среди наших сограждан носителей разных типов мировоззрения свидетельствует не столько о том, что различные слои населения являются сторонниками резко противоположного видения того общества, в котором они хотели бы жить, сколько о наличии среди россиян приверженцев разных моделей развития общества.
С одной стороны, плюс такой ситуации в том, что она препятствует дезинтеграции российского общества на макроуровне. С другой же стороны, на микроуровне такое положение дел ведет к росту значимости мировоззренческой близости (что, как показало исследование, наблюдается при анализе динамики «мы-идентификаций»), так как в одной и той же микрогруппе (семья, друзья, производственный коллектив) могут оказаться люди, имеющие взаимоисключающие взгляды. Наконец, с третьей стороны, возникает серьезная проблема представительства интересов групп с разным видением желаемой модели развития российского общества на политической арене, поскольку редко какие политические партии в России учитывают, даже на уровне предвыборной риторики, особенности основных моделей видения мира и желаемого мироустройства, существующих у населения страны.
В то же время каждая из выделенных мировоззренческих групп действительно является сторонником отличной от других идеальной модели общества. Особенно интересны в этом отношении во многом полярные позиции «модернистов» и «традиционалистов», различия между которыми проявляются и в оценке исторического прошлого страны, и в представлениях об эпохе, в которую они хотели бы жить, и в отношении к реформам, и в представлениях о том, какие социальные силы способствуют развитию страны, а какие препятствуют этому, и во многих других вопросах. Но самое главное отличие связано с принципиально различным отношением традиционалистов и модернистов к всевластию государства и свободе личности. Причем именно в этом различии проявляется специфика социокультурной модернизации, которую переживает ныне российское общество. Если для модернистов важны индивидуальная свобода, а западная модель развития с характерными для нее ценностями представляется им в целом вполне подходящей для России, то для традиционалистов (и «промежуточные» в этом вопросе к ним примыкают) это совершенно неприемлемо. Для них оптимальна традиционная для России этакратическая модель развития, основанная на всевластии государства, служащего в идеале в этой модели выразителем интересов общности в целом и обеспечивающего безопасность как каждого отдельного гражданина, так и общности. Причем подобная модель воспринимается скорее как хаотическое сообщество, где каждый выполняет свою функцию, чем сообщество свободных индивидов, осознанно выстраивающих разнообразные жизненные стратегии, руководствуясь правами человека, признаваемыми как базовые и государством, и обществом.
6. Уместно напомнить: еще исследование 1998 г. наглядно показало, что для россиян одним из важнейших объектов общественного внимания, своего рода несущей конструкцией мировосприятия, являются место и роль государства в экономической и социальной жизни. Результаты нынешнего исследования не только подтверждают, но и показывают обостренное восприятие нашими согражданами всего того, что связано с деятельностью государства в экономической и социальной сферах. Как и десять, и шесть лет назад, сегодня главная установка россиян направлена на доминирование государства в экономике, в управлении собственностью. Означает ли это, что большинство населения выступает за возврат к огосударствлению всего и вся, а тем более за переход к плановой экономике? Нет, не означает.
Во-первых, потому, что, как показывают все три наших исследования, у россиян нет антагонизма к рыночной экономике как таковой, хотя та ее модель, которая существует сейчас в России, большинством из них отторгается. Причем не только потому, что они сами проиграли в процессе ее утверждения, но и потому, что она, с их точки зрения, наносит ущерб интересам государства и общества в целом. А во-вторых, как это показали исследования 1998, 2004 и 2007 г., при том, что все отрасли стратегического характера (электроэнергетика, добывающие отрасли, транспорт и др.), по мнению россиян, должны быть «в руках» государства, в ряде отраслей нестратегического характера, особенно связанных с удовлетворением повседневных потребностей людей, большинство населения допускает доминирование смешанной экономики. Это относится к строительству и эксплуатации жилья, средствам массовой информации, дорожному строительству, финансовой сфере, телефонной связи, пищевой промышленности. Причем, как и десять лет назад, безусловный приоритет здесь россиянами отдается пищевой промышленности и печатным СМИ.
Таким образом, хотя доминирование частного сектора не допускается россиянами ни в одной сфере, однако даже в старшей возрастной когорте большинство предпочитает наличие в России смешанной экономики, где государственный сектор сосуществует с частным в ряде отраслей нестратегического характера под контролем государства, призванного согласовывать интересы частного сектора с интересами общества в целом. Это означает, что большинство россиян ждет от государства реализации модели государственного капитализма в экономическом развитии страны. Фактически речь идет о возрождении модели нэпа 20-х годов прошлого века, которая, видимо, потому и дала в свое время такой колоссальный экономический эффект, что в наибольшей степени соответствовала социокультурным и психологическим особенностям россиян.
Причем, как показали все три наших исследования, и представления о желаемом типе социально-экономического устройства страны, и представления о роли государства в экономике в целом и в конкретных отраслях, и представления о приоритетах государственной экономической политики разделяются большинством россиян в любой демографической и социально-профессиональной группе. Более того, эти представления остаются очень устойчивыми, хотя по отдельным вопросам и могут слегка видоизменяться под влиянием нового опыта. А это значит, что в ближайшие годы не следует ждать существенного изменения позиций россиян в этом вопросе. Более того, в российском обществе нет сколько-нибудь массовых групп, которые способны были бы обеспечить качественный сдвиг представлений наших сограждан об оптимальной модели социально-экономического устройства страны и в среднесрочной перспективе.
Как показывают наши данные, если в вопросе о модели взаимоотношений общества, государства и отдельного человека в российском обществе сосуществуют группы с противоположными типами мировоззрения и процесс социокультурной модернизации, хотя медленно, но все же идет, то с экономическими воззрениями россиян картина принципиально иная. И даже та часть россиян, которые выступают сторонниками индивидуальной свободы, личной ответственности, защиты прав человека, являясь носителями модернистского, инновационного типа мышления, в вопросах об оптимальной для России модели социально-экономического устройства, о роли государства в регулировании экономической и социальной сферы практически едина со всем остальным населением.
Однако, и это надо подчеркнуть особо, россияне не фетишизируют нынешнее Российское государство, а, напротив, относятся к нему весьма критически – ведь легитимно и одобряемо для них только такое государство, которое на первое место ставит не интересы государственного аппарата, бюрократии, а интересы той самой главной общности, которая определяется понятием «народ». И только законы такого государства россияне будут признавать справедливыми и готовы будут их соблюдать.
7. Жизненные ценности россиян, «что такое хорошо, а что такое плохо» для них – и есть смысловое и психоэмоциональное ядро национальной идентичности. Как показывает сравнительный анализ (с данными исследований в Германии, Швеции, Великобритании, США), значимость различных сфер жизни для россиян (семья, друзья, работа, свободное время, религия, политика) никаких качественных особенностей, по сравнению с ситуацией в ряде других стран, не имеет. Разве что в ценностном сознании россиян выделяется «работа», как бóльшая значимость, и возрастает значимость свободного времени (самая низкая ценностная значимость последнего в Германии – 28%, в России – 45%, в Швеции – 54%).
Но вот где действительно наблюдаются существенные отличия, так это в оценке значимости качеств, которые следует воспитывать в детях. У россиян лидеры списка таких качеств – трудолюбие (91%) и чувство ответственности (86%). А в странах со старыми демократическими традициями в два наиболее значимых качества входят толерантность и уважение к другим людям. Кроме того, для наших сограждан гораздо важнее, чем для граждан других стран, воспитание в детях решительности, настойчивости и бережного отношения к вещам и деньгам. Кроме россиян, в числе пяти наиболее значимых качеств их назвали только немцы. Наконец, заметим, что для россиян относительно меньшее значение, чем для жителей старой Европы и США, имеют смирение и воображение.
Как вытекает из результатов исследования, в настоящее время наши сограждане в большинстве своем (56%) исходят из того, что у них нет возможности выбора и они не в состоянии повлиять на собственную жизнь. Отмечают же наличие подобного выбора и считают, что сами определяют свой жизненный путь, 43% россиян. (тогда как, к примеру, в Китае, соответственно, – 32% и 63%, в Германии – 16% и 82%, в США – 11% и 89%.
Таким образом, в России сравнительно с сопоставимыми странами доминирует тип так называемого внешнего локус-контроля («человек – игрушка в руках судьбы»), хотя в 1990 г. ситуация выглядела иначе – меньшинство россиян (38%) полагали, что не в состоянии влиять на свою жизнь. Скорее всего, это говорит о том, что доминирование в нынешний период внешнего локус-контроля является не столько характерной чертой российской ментальности, сколько следствием объективных условий, сложившихся в стране за годы реформ. Именно собственной беспомощностью изменить неприемлемые обстоятельства жизни во многом объясняется и то, что традиции патернализма по-прежнему доминируют в сознании большинства россиян (62%)…
В какой макросреде предпочитают жить современные россияне: в обществе индивидуальной свободы или в обществе социального равенства? Ответ на этот вопрос в немалой степени «проливает свет» на одну из важных граней общенациональной идентичности. Для большинства модернистов, что вполне понятно, идеальная модель – общество индивидуальной свободы (66%), а для традиционалистов – общество социального равенства (71%). Причем во всех возрастных когортах доминирует стремление к обществу социального равенства (больше того, после 35 лет это стремление разделяет большинство данной возрастной группы). Суть вопроса, однако, состоит в том, а что понимается под социальным равенством? Как вытекает из результатов исследования, почти 60% россиян трактуют социальное равенство как равенство возможностей для проявления способностей каждого, а 40% – как равенство доходов и условий жизни. И подобное соотношение в понимании нашими согражданами социального равенства мы наблюдаем в своих мониторинговых исследованиях ценностных ориентаций вот уже более 10 лет.
8. «Горячие головы» в западном экспертном и журналистском сообществе все чаще в последние годы обращаются к теме якобы демократической невоспитуемости русских, причем чуть ли как не к врожденной черте национальной ментальности. Что тут можно сказать, с учетом и настоящего, и прежних исследований ИС РАН?
То, что явление и понятие самой демократии, в отличие от общепринятой трактовки в западных странах, в российском сознании понимается иначе, –да, это действительно так. Для наших сограждан понятие демократии проникнуто прежде всего не политическим, а социально-экономическим содержанием. Но стоит ли этому удивляться, если, по данным наших опросов, уровень жизни 60% населения характеризуется тремя параметрами: «за чертой бедности», «у черты бедности», «малообеспеченность».
Да и «свобода» для большинства россиян – это не столько свод политических прав и свобод, сколько «свобода–воля», стремление быть самому себе хозяином. Надо ли, однако, преувеличивать подобные, путь и важные, но все-таки нюансы, если по базовым основаниям, ключевым институтам понимание россиянами демократии идет в русле общепринятого понимания в мире?
Оценивая то, что нужно для эффективного функционирования демократической системы, наши сограждане называют те критерии и элементы, которые имеют первостепенное значение для нынешнего состояния общества. Это, прежде всего, равенство всех граждан перед законом, независимое судопроизводство, политический плюрализм, свободные выборы, включая выборы главы государства, а также отсутствие чрезмерной социально-имущественной дифференциации.
В оценках слагаемых демократии различными социальными группами и слоями видны некоторые различия, за которыми просматриваются их интересы. Так, возможность свободно высказывать свои политические взгляды, необходимость существования оппозиции чаще отмечают россияне, имеющие высшее образование; равенство всех граждан перед законом и свободу вероисповедания – самые бедные; частную собственность и свободу выезда за рубеж – высоко и средне материально обеспеченные респонденты; свободный выбор профессии – молодежь в возрасте до 25 лет; небольшую разницу в уровне доходов – россияне старше 60 лет и малообеспеченные.
Основная претензия россиян к реализовавшейся в России модели демократии – низкий уровень ее эффективности. Прежде всего это относится к тем институтам, которые призваны выражать и защищать интересы граждан. … Как показывают наши данные, россияне менее всего склонны доверять политическим партиям, судебной системе, милиции, профсоюзам, Государственной Думе, прессе – как печатной, так и электронной, социальным службам. Лишь правозащитные, женские, ветеранские, экологические организации и церковь пользуются поддержкой граждан.
Наиболее же высокое доверие проявляется ко всей вертикали власти – президенту, правительству, губернаторам, а также ФСБ и армии.
Но даже при этом итог малоутешителен: лишь 28% россиян удовлетворены тем, как «работает демократия», а 72% – не удовлетворены. В этом вопросе оценки россиян заметно отличаются от оценок граждан Европейского Союза, хотя и там далеко не все население выражает удовлетворение работой демократических институтов (в Швеции – 28%, в Великобритании – 31%, в Германии – 35%; выделяется Ирландия – 58% и Испания – 59%).<…>
9. С позиции анализа динамики национального самосознания можно сделать и такой вывод: современная Россия самоопределяется, постепенно встает на ноги. За годы президентства В. Путина она обрела собственную субъектность, причем не только на внешнеполитической сцене, но и как страна с самостоятельной судьбой, собственными планами на будущее. Подавляющее большинство россиян видит будущую Россию великой державой (а возможно даже и сверхдержавой). Эти планы представляются реальными в основном за счет ее роли в качестве энергетической сверхдержавы, а также развития науки и научных технологий.
Нынешний период России представляется нашим согражданам самым благополучным периодом всей новейшей истории, затмевая в этом качестве даже спокойную и стабильную эпоху Л. Брежнева. Россияне не стремятся к переменам, именно поэтому периоды перемен, эпохи нестабильности не привлекают их симпатий.
Вместе с тем национальное самосознание россиян остается противоречивым. Слабость, недостаточная интенсивность общегражданской идентичности, во многом все еще носящей скорее формальный характер, компенсируется усилением роли этнических компонентов в процессе формирования самосознания. Однако за стремлением испытать чувство общности с русскими стоят в большей степени социокультурные факторы, чем какие-либо иные.
Русский радикальный национализм остается уделом меньшинства, а доля его носителей в течение всего последнего десятилетия стабилизировалась на отметке в 11%-15%. Еще меньше тех, кто идентифицирует себя с политическими организациями радикально националистической направленности.
Отличительной чертой русских, в целом россиян остается своеобразный автостереотип, отражающий давние традиционные представления людей русской национальности о самих себе и о своих отличиях от людей других национальностей. В рамках этого стереотипа русские предстают народом с высокими духовными качествами, однако с явным недостатком качеств деловых.
10. Выясняя мнения наших сограждан по поводу международного положения России и ее места в мире, разумеется, нельзя было обойти вопрос об их отношении к различного рода процессам, играющим системообразующую роль в формировании современного глобального мира. И здесь следует отметить: разнообразные наднациональные структуры россияне воспринимают весьма настороженно. Например, по вопросу об отношении к МВФ и ВТО население расколото практически пополам: 50 - 52% оценивают их в целом положительно, но у 46 - 47% они вызывают отторжение. Слово «глобализация» для большинства россиян в настоящее время нагружено прежде всего отрицательными ассоциациями (у 58% наших респондентов оно вызвало негативные чувства и только у 40% - позитивные), зато «антиглобалисты» вызывают симпатии почти у 2/3 наших сограждан.
Вопрос вопросов (и на него в нашем исследовании обращено специальное внимание) – отношения России с Евросоюзом. А точнее говоря, выяснение того, что, по мнению наших сограждан, мешает развитию доброжелательных и конструктивных отношений между Россией и странами Евросоюза.
Как показывают результаты настоящего исследования, наши сограждане не склонны видеть проблему ни в «неевропейском» характере российского менталитета, ни в слишком большом наплыве наших сограждан в Европу, ни в застарелых предрассудках и предубеждениях, ни в слабости молодой российской демократии, ни в чрезмерно жесткой, по мнению Запада, внешней политике нынешней российской администрации и ее «газовой» дипломатии. Не придают они особого значения и поддержке Евросоюзом оппозиционных Кремлю политических сил и отдельных политиков. Самым главным фактором, сдерживающим взаимное сближение, россияне считают стремление Евросоюза навязывать другим свое понимание демократии, а также расширение НАТО на Восток. На это указали в своих ответах до трети опрошенных. Приблизительно каждый пятый называл также нежелание Евросоюза допускать российский бизнес на свои рынки и стремление Запада переписать историю Второй мировой войны, поставить под сомнение решающий вклад СССР в победу над фашизмом.
Очевидно, что антироссийская риторика ряда европейских СМИ, попытки принудить Россию принять не устраивающие ее правила игры в энергетике, лояльное отношение Евросоюза к кампании по сносу советских военных памятников в некоторых странах Восточной Европы не прошли даром. Если в начале текущего десятилетия многим россиянам стало казаться, что Россия и Европа (по крайней мере, так называемая «старая Европа») способны понять друг друга на основе концепции многополярного мира и критического отношения к гегемонии единственной сверхдержавы, то дальнейший ход событий основательно их разочаровал. Коллективно испытываемое чувство разочарования, по-видимому, и стало толчком к той переоценке отношения к Европе, которое выявило данное исследование. В то же время анализ всей совокупности полученных нами результатов указывает на то, что эту тенденцию вряд ли можно в полной мере объяснить только какими-то конкретными «обидами». Параллельно разочарованию в европейской политике в российском сознании наблюдается определенная утрата интереса к Европе, в том числе, если так можно выразиться, – снижение значимости того, что можно назвать «европейским примером» для России.
Как преломляются эти умонастроения применительно к Европе и гипотетической перспективе интеграции России с Евросоюзом? В 2002 г. количество «еврооптимистов», связывающих будущее России с ее вступлением в объединенную Европу, по нашим данным, значительно превышало количество не видящих в этом особого смысла «евроскептиков»: первых насчитывалось в то время более половины от общего числа опрошенных, а доля вторых составляла менее 30%. Сегодня противников объединения с Евросоюзом в общей массе опрошенных оказалось 42%, в то время как приветствовали бы такую перспективу около 30% россиян. Таким образом, если судить по данным исследования 2007 г., за истекшие 5 лет доля «евроскептиков» в составе населения страны увеличилась почти в полтора раза, приблизительно в такой же пропорции превысив долю «еврооптимистов». И хотя интерес к Евросоюзу среди наших сограждан все-таки гораздо больше, чем к СНГ, доля желающих войти в состав объединенной Европы (11%) оказалась несколько меньше, чем доля отдавших предпочтение гипотетическому союзу России, Белоруссии, Украины и Казахстана (около 13 %) и заметно меньше доли желающих жить во вновь объединенном СССР (свыше 18%). Правда, среди сторонников двух последних вариантов преобладают лица среднего и старшего возрастов, а процент молодежи по сравнению с «европейской» перспективой, напротив, снижается примерно в 2 раза. Большая же часть россиян (почти 40 %) хотели бы жить в своей стране, ни с кем не объединяясь.
Таким образом, в настоящее время россияне - скорее умеренные изоляционисты, чем сторонники интеграции с кем-либо, не исключая и столь привлекательной лично для многих Европы…
Настоящее исследование и аналитический доклад выполнены рабочей группой ИС РАН в составе: руководитель группы - член-корреспондент РАН М.К. Горшков (программа и инструментарий исследования, предисловие, заключение, общая редакция), А.Л. Андреев (инструментарий, разделы 9 - 10), В.А. Аникин (раздел 5), Л.Г. Бызов (раздел 6), Р.Э. Бараш (раздел 6), В.В. Петухов (инструментарий, разделы 7 - 8), Н.Е. Тихонова (инструментарий, разделы 1 - 5). Научный консультант исследования – глава Представительства Фонда им. Ф. Эберта в РФ доктор Р. Крумм. Научный редактор – Н.И. Покида.
Примечание
[1] Подробнее о результатах данного исследования см.: Россия на рубеже веков. Отв. ред. М.К. Горшков. – М., 2000.