Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Россия – США: нужны ли новые крупные инициативы?

Версия для печати

Специально для сайта «Перспективы»

Эдуард Соловьев

Россия – США: нужны ли новые крупные инициативы?


Соловьев Эдуард Геннадьевич – кандидат политических наук, заведующий сектором теории политики и ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН.


Россия – США: нужны ли новые крупные инициативы?

Поступающие из-за океана сигналы противоречивы. С декларациями о «перезагрузке» и выверенными речами Обамы перемежаются жесткие выступления в адрес России Дж. Байдена и предложения сенаторов о перевооружении Грузии. Остается без ответа вопрос о пределах продвижения НАТО на Восток. Россия поныне воспринимается в США не столько как партнер в решении проблемы безопасности, сколько как часть этой проблемы. Есть ли смысл в таких обстоятельствах генерировать «глобальные» инициативы - будь то новая архитектура безопасности для Европы, экзотическая идея «большой сделки» или фантазии на тему интеграции России в западные институты? С точки зрения заведующего сектором ИМЭМО РАН Э.Соловьева, сейчас гораздо полезнее было бы сфокусировать усилия российской дипломатии не на всеобъемлющих программах, а на достижении реальных точечных компромиссов.

Первые шаги администрации Обамы ясно свидетельствовали о том, что она не испытывает по отношению к России устойчивой идиосинкразии. И это открыло возможности для нормализации американо-российских отношений. Предложение осуществить «перезагрузку» отношений – факт позитивный. Он свидетельствовал об изменении принципиальных подходов американской администрации, которая от откровенного игнорирования позиции России по самым разным международным проблемам перешла к попыткам продемонстрировать уважение к запросам российской стороны. Подобной эволюции способствовали объективные обстоятельства. Новое руководство США в силу ряда политических причин оказалось заинтересовано в поддержке Россией американской позиции по ряду сложных проблем современности. Среди них – Афганистан (оказавшийся чуть ли не в центре внимания нынешней вашингтонской администрации), Иран, проблемы нераспространения и многое другое. Расстановка внешнеполитических приоритетов также способствовала сближению сторон. Позитивно сказался отказ администрации Обамы от ускоренного развертывания 3-го позиционного района ПРО в Восточной Европе. Уменьшение роли ядерного фактора в мировом балансе сил и усилия по нераспространению отвечают интересам безопасности США, поскольку Вашингтон обладает подавляющим превосходством над любым из своих противников или их коалицией в сфере обычных вооружений. В этой связи возникли возможности для разработки нового большого соглашения о сокращении и ограничении наступательных ядерных вооружений, которое заменит Договор СНВ-1, срок действия которого истек в декабре 2009 г. Такой договор может существенно укрепить позиции Вашингтона в борьбе за ядерное нераспространение.

Однако имеют место и противоположные примеры. Прошедший год показал, что, несмотря на позитивные сдвиги, администрация Обамы продолжает по ряду направлений политику сдерживания в отношении России. Спустя четыре месяца после того, как вице-президент США Дж. Байден на Мюнхенской конференции по безопасности объявил о «перезагрузке», он посетил Украину и Грузию, продемонстрировав таким образом поддержку лидеров «цветных революций» и их стремления вступить НАТО. В ходе своего вояжа в Восточную Европу в октябре 2009 г. Байден объявил о «не подлежащих обсуждению» принципах в отношениях с Россией: США «не допустят» возникновения каких бы то ни было «сфер влияния» или российского «права вето» относительно расширения НАТО на Восток (дословно – «любое государство должно иметь возможность беспрепятственно принимать решения о присоединении к любому союзу»). Можно добавить, что США занимаются переоснащением и подготовкой грузинской армии, не принимая в расчет озабоченность России положением дел на Южном Кавказе.

Что же дальше? Нужны ли новые масштабные инициативы с нашей стороны, чтобы закрепить обозначившиеся позитивные тенденции? Есть ли поле для более широкого взаимодействия США и России, нежели сфера безопасности? За счет чего возможно сближение позиций сторон?

Реабилитация «жесткой силы» в мировой политике, отмечаемая в последние полтора десятилетия, увеличила конфликтный потенциал существующей системы международных отношений. В этих условиях формирование новой архитектуры безопасности в евроатлантическом регионе имеет важное значение как для будущего России, так и для стабильности в Евразии. Система безопасности в Европе должна объединять все без исключения страны евроатлантического региона, в том числе Россию, и основываться на единых правилах игры.

В международных отношениях правовое закрепление определенного порядка вещей или правил поведения субъектов не может быть самоцелью и не заменяет фактического соотношения сил договаривающихся сторон. (Под силой здесь понимается совокупная мощь отдельных субъектов международных отношений – экономическая, демографическая, военная и т.д.) Изменение баланса этих сил в глобальном или региональном масштабе с неизбежностью влечет за собой попытки пересмотра юридических реальностей, а также норм и правил поведения на мировой арене. В давнем споре научных школ реализма и идеализма в политике о том, что главнее – «мощь» государств или «бумага» как некий набор кодексов и правил поведения, – решающее слово до последнего времени оставалось за первой. Именно поэтому те или иные дипломатические инициативы могут лишь относительно улучшить (или ухудшить) имидж и скорректировать международный вес страны, но не в состоянии подменить собой экономические успехи или боеспособность вооруженных сил.

Масштаб имеет значение

Для российской (как ранее для советской) дипломатии характерна не всегда оправданная тяга к глобальным инициативам. Более 20 лет назад, в эпоху окончания холодной войны, возникли грандиозные планы по созданию общеевропейского порядка, общей зоны безопасности, простирающейся через все Северное полушарие, от Ванкувера до Владивостока. Линия Москвы на гарантирование собственных границ бумажными договоренностями воспринималась западными партнерами как очевидное проявление слабости СССР и дряблости его руководства. Г. Киссинджер не упустил случая высказать на этот счет несколько весьма ироничных и даже ядовитых замечаний: «Настоятельное желание колыбели идеологической революции получить подтверждение собственной легитимности со стороны заведомых жертв исторической необходимости являлось симптомом исключительной неуверенности в себе. Возможно, советские руководители делали ставку на вероятность того, что конференция создаст по окончании какие-либо институты, которые либо растворят в себе НАТО, либо лишат его какого бы то ни было значения. Но это являлось самообманом. Ни одна из стран НАТО не собиралась подменять декларативно-бюрократическими конструкциями Европейского Совещания военные реалии НАТО или присутствие американских вооруженных сил на континенте. Москва, как выяснилось позже, теряла от этой конференции (Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. – Э.С.) гораздо больше, чем демократические страны, ибо в итоге она предоставила всем участникам, включая Соединенные Штаты, право голоса в вопросах устройства Восточной Европы» [1].

На сегодняшний день очевидно, что американская элита не желает никаких существенных перемен в евроатлантической архитектуре безопасности. Это бипартийная позиция, и по этому поводу в Вашингтоне существует практически полный консенсус. Более того, с американцами в этом вопросе солидарны и представители большинства европейских элит, привыкших за последние полвека полагаться в сфере безопасности в основном (если не сказать – исключительно) на американскую военную мощь. Интересы западных элит, не совпадающие и даже расходящиеся в последнее время по целому ряду вопросов, здесь в общем-то сходятся. Запад ощущает себя победителем в холодной войне, в результате которой установился вполне приемлемый для стран Евроатлантики мировой порядок. Не только в Вашингтоне, но и в европейских столицах не видят необходимости менять существующую европейскую архитектуру безопасности с НАТО в качестве центрального института и такими вспомогательными организациями мониторинга процесса разоружения, конфликтов и демократических транзитов, как ОБСЕ, Совет Европы и т.п. Европейцы («староевропейцы») не хотят изоляции Москвы и противостояния с Россией и потому вроде бы готовы включиться в некую дискуссию по проблемам европейской безопасности. Однако пока не более того.

То, что воспринимается из Москвы в качестве кризиса системы безопасности на континенте, на Западе видится под совершенно иным углом зрения. С позиции западного наблюдателя, проблема состоит в «ревизионистском», несистемном, «хулиганском» поведении России, стремящейся к восстановлению своего влияния на постсоветском пространстве. Сверхзадача, соответственно, не в изменении по прихоти Москвы архитектуры безопасности и устоявшихся уже за последние два десятилетия правил игры, а в пресечении «недопустимого» поведения России (например, во время событий в Закавказье в августе 2008 г.). Компромисс, с точки зрения западных политиков, достаточно нейтрально или даже с оттенком доброжелательности относящихся к нашей стране, возможен. Он мог бы состоять в том, чтобы сложившиеся принципы и институты обеспечения европейской безопасности оставить без изменений, но предоставить России более широкую роль, например, в рамках Совета НАТО – Россия, включая даже приманку в виде весьма отдаленной перспективы полного членства в альянсе [2]. Артикуляция последней опции, правда, остается прерогативой уже вышедших в отставку политических фигур или экстравагантных аналитиков, но не действующих политиков.

Запад оказался перед вызовом со стороны России, требующей признания своей роли как одной из ведущих мировых держав. Ответить на этот вызов в рамках сложившейся после распада СССР и окончания холодной войны системы международных отношений и устоявшейся парадигмы поведения ведущих субъектов мировой политики практически невозможно. Но и менять пока никто ничего не собирается, уповая на резкое ослабление России в результате мирового экономического кризиса.

К 2010 г., в том числе в связи с развертыванием глобального финансово-экономического кризиса, масштабы и последствия которого пока трудно поддаются оценке, стала очевидной незавершенность процесса формирования так называемого нового мирового порядка. Учитывая трудности, с которыми сталкиваются США в претворении своей стратегии глобального лидерства, и рост альтернативных центров силы, нельзя исключать усиления «многополярного момента» в мировой политике. Хотя на данный момент более адекватной представляется оценка текущих событий как попытки американской элиты использовать кризис для предотвращения наметившегося глобального сдвига мощи и богатства на Восток. О таком сдвиге заговорили уже не только аналитики, но и политики мирового масштаба (например, Т. Блэр). От того, как и когда Россия сможет преодолеть последствия кризиса, во многом будут зависеть ее место и роль в новом раскладе сил на мировой арене.

Военная победа России в Закавказье в августе 2008 г. над слабым во всех отношениях противником не свидетельствовала о существенном изменении соотношения сил в пользу России даже на постсоветском пространстве. С учетом того, что российская экономика по понятным причинам не смогла остаться «островом стабильности» под ударами действительно глобального финансового кризиса, Россия по-прежнему выступает слабой стороной в дискуссии со странами Запада. Кроме того, обе стороны (Россия и Запад) испытывают колоссальный дефицит доверия друг к другу. Это особенно верно в отношении политики России и США. Недоверие сторон, пожалуй, достигло исторического максимума со времен холодной войны, что немудрено на фоне обсуждавшейся в августе 2008 г. в официальных кругах в Вашингтоне возможности нанесения удара по наступающим в Грузии российским войскам или хотя бы по их коммуникациям (Рокский тоннель) [3].

Дело не только в существовании целой индустрии «управляемой русофобии» в США [4] или доминировании стереотипов холодной войны в мышлении значительной части российской и американской элиты. В Вашингтоне полагали, что с распадом СССР и геополитической плюрализацией постсоветского пространства США избавятся от проблем в этой части Евразии и приобретут партнера на международной арене в лице демократизированной (но не модернизированной) России. Партнерство понималось и понимается в США как способность другой страны, следуя в фарватере американской политики, обеспечивать интересы Вашингтона в обмен на символические акты морального (и/или материального) поощрения ее элиты. В России же широкие политические и экспертные круги уповали на некое «равноправное партнерство». Кроме того, в начале 1990-х годов практически весь российский политический класс был убежден, что США никогда не станут реально угрожать интересам и безопасности России. Развитие ситуации на постсоветском пространстве (в особенности события лета 2008 г.) сильно поколебало эту уверенность.

Еще одним осложняющим фактором стало то, что обе стороны воспринимают друг друга в качестве «слабеющей», а то и «падающей» державы. Многие российские аналитики небезосновательно полагают, что США вступили в пору упадка их глобальных мощи и влияния. Американцы испытывают трудности в Ираке и Афганистане, именно они убеждают Москву в необходимости активизировать усилия по урегулированию имеющихся проблем на Большом Ближнем Востоке. С американской же точки зрения, Россия в период кризиса продемонстрировала неэффективность своей социально-экономической модели, выпала из клуба быстроразвивающихся стран (БИК вместо БРИК), явно перегружена политическими, экономическими и демографическими проблемами. Ее значимость как возможного партнера неочевидна и имеет тенденцию к снижению.

Разумеется, в США есть аналитики, которые понимают, что мир изменился и в нем Соединенные Штаты уже не доминируют безраздельно. Изменилась и Россия. Иметь дело с ее раздражительными и неподатливыми лидерами трудно, но вопросы, стоящие на повестке дня в отношениях между США и Россией, слишком важны. И если приложить усилия, с Москвой можно наладить сотрудничество и даже достичь согласия по широкому спектру насущных проблем, «а попытки реформировать международные финансовые и военные организации будут иметь успех, только если Москве будет предоставлена возможность внести свой конструктивный вклад» [5]. Но пока не эти авторы создают критическую массу оценок, оказывающих влияние на политику.

Продвигая масштабные инициативы, новые принципы и подходы для строительства европейской системы безопасности, необходимо отдавать себе отчет, что Россия воспринимается в США не столько как партнер (или клиент) в решении проблемы безопасности, сколько как часть проблемы, причем сразу в нескольких измерениях: политическом, военном, а с недавних пор и энергетическом. Предлагать в этих обстоятельствах некую новую архитектуру безопасности, широкую программу конструктивных стратегических отношений – значит демонстрировать беспрецедентный (даже по перестроечным меркам) идеализм. Кроме того, масштабные инициативы неизбежно увязнут в бюрократической рутине или затеряются в парламентских коридорах, – иными словами, даже достижение тех или иных соглашений на высшем уровне вовсе не гарантирует их ратификации.

Quid pro Quo

В начале XXI в. республиканская администрация Дж. Буша-мл. «скорее симулировала, нежели стимулировала» (формулировка Д. Тренина) позитивные тенденции в развитии российско-американских отношений. Задача в том, чтобы не допустить подобного развития событий теперь, после продекларированной Вашингтоном «перезагрузки».

Существующие тенденции в развитии двусторонних отношений России и США неоднозначны. Стали почти регулярными российско-американские встречи в верхах, на которых президенты РФ и США произносят правильные слова и обозначают благие намерения. Но декларации повисают в воздухе. А поступающие из-за океана сигналы носят противоречивый характер. С выверенными речами Обамы перемежаются интервью и выступления Дж. Байдена [6], с разоруженческими инициативами – предложения одного из наиболее уважаемых членов сенатского комитета по международным делам Р. Лугара о перевооружении Грузии и т.д.

Как и все американские президенты после Второй мировой войны, Обама намерен защищать и укреплять лидирующие позиции США в мире. Вашингтон не готов расстаться с ролью единственной доминирующей державы, несмотря на то, что дискуссии о кризисе неформальной «глобальной империи» постепенно набирают обороты [7]. Администрация Б. Обамы на первых порах, вероятно, будет склоняться к подобию концептуального синтеза «гибкой» и «жесткой» мощи. Однако в перспективе, на выходе из кризиса, выбор будет сделан, видимо, в пользу «неовильсонианской» тактики более тесного взаимодействия с ближайшими союзниками и выстраивания соответствующих режимов (в экономике, политике, системе международной безопасности) под преобладающим американским контролем.

Понятно стремление значительной части нашего экспертного сообщества воспользоваться вроде бы появившимся окном возможностей для того, чтобы застолбить России место в числе потенциальных союзников и «соучредителей» новых политических режимов. Вопрос в том, можно ли этого добиться с помощью генерирования нами все новых и новых масштабных инициатив – от экзотической по нынешним временам идеи «большой сделки» до фантастических перспектив интеграции России в западные политические институты. Сегодня продвижение по трекам «глобальных инициатив» обречено на пробуксовку и способно принести российской и американской политическим элитам лишь новые разочарования друг в друге.

Есть два нерешенных стратегических вопроса. Первый ставит российское руководство. Его беспокоит продвижение НАТО на Восток и расширяющееся присутствие США на территории бывшего Советского Союза. Наиболее проблематичными являются ситуации на Украине и в Грузии. Перед Вашингтоном в этой связи встает проблема более общего порядка: можно ли согласиться с тем, что в двусторонних и многосторонних отношениях США и их союзников с независимыми государствами в этом регионе должны учитываться запросы и интересы России (имея в виду, что для Москвы речь идет и о приоритетах национальной безопасности, и о важных экономических интересах). Обама, учитывая его поглощенность проблемами Ирана и Афганистана, возможно, и мог бы дать старт дискуссиям на эту тему, однако вашингтонский истэблишмент в целом к такому повороту явно не готов. Поддержание геополитического плюрализма на постсоветском пространстве не является в Вашингтоне предметом для обсуждения. Кроме того, часть истэблишмента и экспертов среднего звена по сей день убеждена в том, что российской политической элите вообще не следует предлагать что-либо конкретное. Достаточно представить (в т.ч. на фоне мощной кампании в масс-медиа) текущие политические решения, в реальности слабо связанные с американо-российским диалогом, в качестве серьезной уступки Москве (в связи с неопределенностью вокруг 3-го позиционного района ПРО или перспективами нового раунда расширения НАТО) и просто «вежливо с ней обращаться».

Второй вопрос ставят США. Формулируется он примерно так: готова ли Россия содействовать тем усилиям, которые предпринимает Вашингтон в регионе Большого Ближнего Востока? Речь, прежде всего, о важнейшей сейчас для США теме – Иране, о готовности Москвы поддержать американские инициативы, направленные на ослабление политического режима в этой стране и сворачивание иранской ядерной программы. Но не только. Соединенным Штатам хотелось бы, чтобы Россия действовала как «член команды» по всему региону, то есть избегала контактов с шиитской группировкой «Хезболла», не продавала оружие Сирии, принимала более активное участие в операциях в Афганистане и т.д. Для России совместные действия на Большом Ближнем Востоке могли бы обсуждаться лишь в пакете с некоторым дистанцированием Америки от территории бывшего Советского Союза и с предоставлением гарантий нерасширения НАТО. Получается замкнутый круг. В этой самой точке «перезагрузки» и обнаруживается ее очевидное «зависание».

Таким образом, при Б. Обаме повторяется хорошо известная ситуация. В сущности, все американские президенты после Р. Рейгана в большей или меньшей степени формально стремились к партнерству с Россией. Однако разработать комплексную программу действий, которую согласились бы поддержать обе стороны, оказалось намного сложнее, чем произносить ритуальные фразы, ставшие неотъемлемым и вполне ожидаемым элементом всех российско-американских встреч на высоком уровне. Налицо расхождение многих интересов России и Америки. Политические реалии в обеих странах противоречат партнерству. «Жестокая политическая действительность такова, что ни Вашингтон, ни Москва не могут согласиться на партнерство в том виде, в каком его формулирует другая сторона. И продолжение попыток создания иллюзорного "партнерства" приведет лишь к новым разочарованиям и крушению надежд» [8].

Односторонние уступки со стороны России также лишены смысла. Их реализуют, а затем быстро о них забывают.

Решением проблемы (пусть временным и паллиативным) могла бы стать перефокусировка дипломатических усилий, уход от поиска всеобъемлющих решений в сторону точечных компромиссов по принципу «услуга за услугу». Стороны по разным каналам (дипломатическим, экспертным, деловым) подробно излагали бы друг другу, что они хотят получить и что готовы дать взамен, а затем заключали ряд неформальных договоренностей, в том числе с последующим выходом на подписание конкретных соглашений. Следует приветствовать проявляющуюся готовность Соединенных Штатов вести с Россией торг и идти на «размены», причем не только в военно-политической сфере. Есть острая потребность в активизации диалога по экономическим вопросам – устранению проблем со вступлением России в ВТО, отмене архаичной поправки Джексона-Вэника и на этом фоне возобновлению энергетического диалога, прерванного с делом ЮКОСа и началом «цветных революций» на постсоветском пространстве. Нужно также вести разговор о расширении доступа России на многие значимые для нее мировые рынки (ядерное топливо, продукция ВПК).

С таким подходом американцам согласиться легче, поскольку американские администрации последовательно и с определенным успехом пользуются им в двусторонних отношениях с целым рядом стран – например, с Китаем. Можно вспомнить неофициальную договоренность между президентом Дж. Бушем-мл. и председателем Ху Цзиньтао, которая была достигнута во время саммита АТЭС в 2007 г. (Пекин добился тогда от Буша обещания присутствовать на Олимпийских играх в качестве «спортивного болельщика», а взамен согласился проявлять больше гибкости в вопросах, связанных с Северной Кореей и Суданом.) Совместная работа над соответствующими договоренностями способна создать необходимый для эффективного взаимодействия на международной арене фундамент взаимного доверия не только на высшем уровне, но и на уровне среднего экспертного звена. Происходит определенная притирка специалистов друг к другу, что особенно важно для американской стороны, где далеко не все во внешней политике решает президент.

В процессе решения подобного рода «частных» вопросов станет очевиден и ответ на принципиальный для дальнейшего развития отношений России и США вопрос – кем является Б. Обама как политический деятель: человеком, с которым можно иметь дело, или слабым политиком, способным лишь раздавать обещания [9]. Очевидно, что во втором случае попытки осуществить прорыв в отношениях или некие масштабные «размены» теряют всякий смысл.

Примечания:

[1] Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997. С. 690.

[2] См., напр., об этом статью Й. Фишера «Россию - в НАТО» в Sueddeutsche Zeitung от 14 января 2009 г. или мартовский 2010 г. опус в журнале «Шпигель» бывших немецких ведущих политиков и министров федерального правительства Ф.Рюэ, K.Науманна и др. (Rühe Von V., Naumann k., Elbe F., Weisser U. Die Tür öffnen // http://www.spiegel.de/spiegel/0,1518,682256,00.html)

[3] См. об этом: Asmus R.D. A Little War That Shook the World: Georgia, Russia and the Future of the West. N.Y.: Palgrave, Macmillan, 2010.

[4] О новых явлениях и последних тенденциях в этой сфере см.: Tsygankov A.P. Russophobia. Anti-Russian Lobby and American Foreign Policy. N.Y.: Palgrave, Macmillan, 2009.

[5] См. об этом: Легволд Р. Российское досье // Россия в глобальной политике, 2009, №4 (июль-август).

[6] См., например, интервью Дж.Байдена корреспонденту Wall Street Journal П.Шпигелю // URL: http://online.wsj.com/article/SB124846217750479721.html

[7] Заговорили об этом самые разные фигуры – от довольно радикальных политиков (П.Бьюкенен) до вполне умеренных аналитиков (Н.Фергюссон). См. напр. Buchanan P.J. America’s Decade of Decline // The American Conservative, 2009, December 28

[8] Gvosdev N.K. Ditch the Reset // http://www.nationalinterest.org/Article.aspx?id=22756. 12.01.2010.

[9] Один из убежденных консервативных критиков Обамы Ч.Краутхаммер заявил даже в интервью журналу «Шпигель»: «Это человек нескончаемых обещаний. Раньше бытовала грубая шутка, что Бразилия это страна будущего, и она навсегда такой и останется. Обама – это такая же Бразилия, если говорить о политиках сегодняшнего дня» (Krauthammer Ch. Obama is Average // URL: http://www.spiegel.de/international/world/0,1518,656501-2,00.html 26.10.2009)

Читайте также на нашем сайте:

«Перенастройка», а не «перезагрузка» Сергей Караганов, Дмитрий Суслов, Тимофей Бордачев

«Трансформация сдерживания. 20 лет российско-американских отношений в стратегической сфере» Алексей Фененко

«Равновесие недоверия. Приоритеты России на фоне смены власти в США» Алексей Богатуров

«Перезагрузка» российско-американских отношений: проблемы и перспективы» Эдуард Соловьев

«Холодная осень 2008 года в российско-американских отношениях» Эдуард Соловьев

«Чего ждать России от Хилари Клинтон: внешнеполитическая программа основного кандидата в президенты США» Дмитрий Минин


Опубликовано на портале 17/03/2010



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика