Как в обыденном, так и в научном сознании под теорией и практикой международных отношений зачастую понимаются и, следовательно, получают внимание только их политическая и экономическая составляющие. На основе этого успехи или неудачи того или иного государства на международной арене рассматриваются, анализируются и прогнозируются именно с точки зрения развития его политических и экономических взаимоотношений с другими государствами и внегосударственными субъектами. Под политикой в данном случае понимается общая — спокойная или напряженная — обстановка в межгосударственных отношениях, количество визитов на высших уровнях, число подписанных «стратегических» документов и т.п. Экономика же подразумевает величину товарооборота, взаимную включенность экономических субъектов одного государства в хозяйственную структуру другого и т.п.
Между тем, как теоретические концепции эпохи постмодерна, так и реальная практика показывают, что весьма важной составляющей международных отношений является идеология, или, о чем будет идти речь в данной статье — взаимное восприятие одного государства (или целого региона) другим государством (или регионом). Подобный фактор взаимного восприятия — на уровне общества и на уровне государства — нередко является решающим и в значительной степени предопределяет успех или неудачу в развитии двусторонних политических и экономических отношений. От того, каким одно государство или регион видятся другому государству или региону, зависит заинтересованность в установлении и продвижении конструктивных отношений между ними в самых различных сферах. При этом основная проблема состоит в том, что подобное восприятие не всегда отражает фактическую ситуацию. Нередко оно может основываться на информации верной, но неправильно истолкованной, на информации изначально неверной (например, полученной в искаженном виде от третьих субъектов), и даже на домысливании в условиях элементарной нехватки объективных знаний друг о друге.
Данная проблема все еще существует и между такими важными и признанными на международной арене государствами, как Казахстан и Индия, которые позиционируют себя в качестве активных игроков в мировой политической и экономической жизни. При этом в статье будут рассматриваться именно проблемы восприятия индийцами Центральной Азии и в частности, — Республики Казахстан, пока еще практически неотделимой от этого региона.
Вкратце можно отметить, что Казахстан располагает в достаточной степени лишь информацией, касающейся в основном периода индийской истории до момента начала в Индии экономических реформ в 1990-х годах. Это связано с распадом СССР, сворачиванием советско-индийских связей и временным выпадением Индии из сферы «ближайших приоритетов» казахстанской внешней политики. Индия же, как показывает анализ общественного мнения и работ индийских ученых, вообще никогда не располагала достаточной информацией о нашем государстве и лишь в последние годы накапливает ее в более или менее адекватном объеме. Причем данную информацию она получала и по-прежнему продолжает получать «из третьих рук», и, зачастую, полагается на устаревшие данные, воспринимая их как характеризующие современную ситуацию.
Конечно, в последние годы наблюдается повышенный всесторонний интерес Индии к Казахстану и, как следствие, стремление к получению и накоплению более обширной и достоверной информации о нашей стране. Так, по наблюдениям автора, за последние девять лет (с 2001 по 2010 гг.) выросли и расширились более или менее объективные знания индийцев о Казахстане. Большую роль в этом сыграло, в частности, проведение в Алматы в июне 2002 г. встречи государств-членов Совещания по Взаимодействию и Мерам Доверия в Азии (СВМДА), получившей широкое освещение в индийских средствах массовой информации, а также визит в Индию Президента Казахстана Н.А. Назарбаева в 2009 г. Наблюдается также рост числа индийских специалистов, занимающихся не «Россией и сопредельными странами» вообще, и даже не только Центральной Азией как во всех отношениях «единым» регионом, что имело место раньше, а отдельными государствами этого региона, в том числе и непосредственно Казахстаном. Следует также отметить, что такая стратегически важная для Индии проблема, как обеспечение энергетической безопасности страны, обусловливает наличие у индийцев вполне достоверной (хотя, опять таки, нередко устаревшей) информации о запасах углеводородов в Казахстане и об инфраструктурных проектах в казахстанском энергетическом секторе, в реализации которых индийские компании стремятся принять участие. И, тем не менее, восприятие нашего государства и даже центральноазиатского региона в целом ни широкой общественностью, ни учеными и политиками Индии все еще нельзя назвать адекватным.
Вышесказанное подтверждается рядом следующих фактов.
Прежде всего, следует отметить, что Индия, как, впрочем, и многие другие государства Запада и Востока, все еще воспринимает Казахстан как составную часть всесторонне единого региона Центральной Азии, имеющую лишь незначительные особенности, которые отличают ее от других частей «центральноазиатского целого». При этом в случае с Индией и другими государствами Азиатского континента, подобное восприятие связано с характеристикой, некогда данной региону западными специалистами. Вообще, как показывает анализ ссылок в работах индийских (а также пакистанских) ученых, труды европейских и американских исследователей привлекаются весьма активно, и подход к содержащимся в них сведениям является в целом некритичным. Как следствие, в большинстве самых различных зарубежных исследований ясно прослеживается одинаковая тенденция «невычленения» отдельных государств из региона Центральной Азии по основным политическим и экономическим показателям, что, соответственно, и определяет специфику отношения зарубежных ученых к современному состоянию взаимоотношений центральноазиатских государств. При этом подобное невычленение отдельных государств в рамках региона связано с этнико-лингвистическим, конфессиональным, культурно-цивилизационным и собственно историческим аспектами. Последний подразумевает существование единой Центральной Азии в период функционирования Великого Шелкового пути, в рамках Российской империи и затем СССР. Учитывая же тот факт, что государства Южной Азии являлись активными субъектами торговых и культурных контактов на Великом Шелковом пути и участниками борьбы Российской и Британской империй (пусть и пассивными) за господство в Центральной Азии, а также принимая во внимание тесные советско-индийские связи (причем на протяжении всех этих периодов Центральная Азия взаимодействовала с Индией как единое пространство), данное обстоятельство может считаться в некоторой степени объяснимым. Так, по словам С.Н. Бала, «в советский период весь центральноазиатский регион рассматривался как большое, неизменное и однородное пространство. Только после распада СССР стало возможным увидеть какие-то различия между пятью республиками» [1, c. 357]. Иногда же, наоборот, считается, что Центральная Азия, всегда неизменно единая, была разделена на отдельные государственные образования лишь в советский период: «Советские власти провели те самые линии, которые разделили племена и союзы на пять отдельных единиц» [2, c. 7]. Свою роль играет и ресурсно-географический фактор: «Очевидно, что распределение ресурсов, прежде всего, водных и углеводородных, в центральноазиатских государствах так переплетено и обусловливает такую взаимозависимость, что весь регион предстает единой зоной» [3, c. 247]. (Здесь важно сразу оговориться, что индийцы воспринимают Центральную Азию как единый регион в силу сформировавшегося на протяжении веков стереотипа, а не потому, что они заинтересованы в том, чтобы Центральная Азия действительно была едина и неразделима. В частности, подобное восприятие региона индийцами не имеет ничего общего с американской концепцией «Большой Центральной Азии», провозглашенной Фредериком Старром, на основе которой унификация этого региона с политическим включением в него Синьцзяна, Монголии и Афганистана действительно представляется желательной).
Вот яркий пример еще недавно бытовавшего в индийских официальных кругах восприятия нашего региона. «...Центральная Азия вышла на мировую арену в качестве отчетливо обозначившейся геополитической единицы (distinct geopolitical entity), вызывающей интерес всего мирового сообщества. Регион располагает обширными нетронутыми ресурсами нефти, газа и стратегических минералов. Привлечение к себе республик Центральной Азии является, таким образом, значимым фактором в обеспечении нашей [т.е. Индии — Е.Р.] безопасности» [4, c. 7]. Ссылку на это утверждение можно найти и в более поздних работах индийских исследователей, дающих характеристику более позднему положению дел в Центральной Азии [см., напр.: 5, с. 8-9; 6, c. 4; 7, c. 23-24 и др.].
Здесь следует подчеркнуть, что в целом эти три аспекта — единство региона, его значимость, прежде всего, с точки зрения наличия природных ресурсов и заинтересованность того или иного внешнего субъекта в регионе именно на основе этого обстоятельства являются характерными, естественно, не только для Индии. Поэтому приведенное положение вовсе не означает, что Индия (или что только Индия) смотрит на регион в целом и на Казахстан в частности свысока, лишь как на объект, пригодный для решения своих собственных экономических проблем. Заинтересованность Индии в регионе, по признанию самих индийцев, всегда была связана в первую очередь с политическим партнерством и уже во вторую — с экономическим сотрудничеством. И все же учет данного обстоятельства должен стать существенным элементом внешней политики нашей страны. В связи с этим, необходимо выработать и реализовывать стратегию соответствующего позиционирования Казахстана в мире как, в первую очередь, самостоятельно развивающегося государства, только географически расположенного в регионе Центральной Азии, активно стремящегося отойти от сырьевой направленности своей экономики и взвешенно подходящего к выбору партнеров для сотрудничества.
Суждения о Центральной Азии как о едином регионе касаются также общей внутриполитической ситуации в отдельных государствах, вопросов религии, социального развития, правовых и институциональных моментов [см., напр.: 8, с. 123-141] и прочих аспектов. Пожалуй, исключением является лишь отмечаемая индийскими авторами разница в экономическом развитии и внешнеполитической ориентации того или иного государства региона. При этом центральноазиатским республикам в целом дается характеристика как государствам с преимущественно мусульманским населением, этнически разнородным, политически нестабильным, зависящим в своем экономическом развитии преимущественно от обладания природными ресурсами и пр. Если говорить об указанных положениях более подробно, то такой взгляд индийской общественности и ученых на ситуацию в государствах Центральной Азии предопределяет ряд сложившихся о них мнений.
Так, индийцы сильно преувеличивают роль ислама в социальной и политической жизни этих государств. «Признание ислама как фактора, с которым придется считаться в отношениях с новыми независимыми государствами Центральной Азии,.дало толчок к возрождению ислама во всем мире» [9, с. 175]; «господство фундаментализма в Центральной Азии не является чем-то нереальным» [1, с. 332] и пр. Объяснение такого мнения индийцев можно увидеть в ситуации, возникшей после распада СССР и, как следствие, прекращения советско-индийских отношений. Окруженная практически со всех сторон мусульманскими государствами, или регионами с преимущественно мусульманским населением (Синьцзян-Уйгурский Автономный Район Китая), и потеряв былую поддержку «религиозно нейтрального» СССР, Индия всерьез испугалась роста роли исламского фактора в своем «продленном соседстве» («extended neighborhoods куда она включает республики Центральной Азии[35]). Такой обеспокоенности способствовал ряд обстоятельств.
Во-первых, резкая активизация усилий Пакистана, Ирана и Турции по включению в орбиту своего идеологического влияния новых независимых государств Центральной Азии на основе религиозного фактора, вступление этих государств в «Мусульманскую Организацию Экономического Сотрудничества» [11, с. 150]. Так, индийцы были уверены, что «с появлением в 1991 году пяти номинально мусульманских соседей пакистанские политики сразу нарисовали в своем воображении "ось безопасности", тянущуюся от Пакистана до Турции» [11, с. 152].
Во-вторых, экономический кризис в центральноазиатских республиках, последовавший за распадом СССР. Так, популярность организации Хизб ут-Тахрир в Центральной Азии виделась индийцам в том, что «около 60 % населения здесь моложе 25 лет — безработные, необразованные (!) и голодные; они надеются, что установление "халифата" станет чудесным решением всех их проблем» [1, с. 359].
В-третьих, не слишком обоснованное мнение западных специалистов и общественности о том, что республики Центральной Азии просто «обречены» на превращение в радикальные исламские государства.
Повышенное внимание уделяется также и вопросу о степени исламской угрозы самим центральноазиатским государствам, которую индийцы склонны сильно преувеличивать. «Финансовые ресурсы, генерируемые за счет торговли наркотиками в регионе, предоставили значительную степень автономии террористам и фундаменталистам» [12, с. 98]. «Идеологическая борьба между светскими и экстремистскими силами, беспрестанный поток иностранной поддержки последним, а также неразрешенный конфликт в Афганистане являются основными факторами религиозного экстремизма в Центральной Азии. Религиозный экстремизм и международный терроризм будут представлять проблему для безопасности и стабильности центральноазиатских государств. Местное население.не сможет противостоять исламским нормам и запретам, если последние будут введены» [13, с. 147, 157158]. В какой-то степени данные утверждения могут считаться верными. Однако в данном случае в рамках понятия Центральная Азия на одну доску ставятся граничащий с Афганистаном Таджикистан, регионы Узбекистана и Киргизстана, прилегающие к Ферганской долине, и Казахстан, где ситуация не может быть охарактеризована столь драматично. Вообще, что касается мнения о распространении исламской угрозы конкретно в Казахстане, то здесь можно сделать два предположения. Либо в подобных исследованиях Казахстан не входит в обычную трактовку «Центральной Азии», либо декларативные заявления казахстанских официальных лиц о «всеобъемлющей угрозе исламского экстремизма» воспринимаются в Индии слишком буквально. Но как бы то ни было, вряд ли для Казахстана может быть выгодным взгляд на него как на государство, реально подверженное угрозе распространения радикального ислама.
Правда, впоследствии в Индии несколько смягчили категоричность подобных высказываний, увидев, что опасения относительно радикальной исламизации пяти республик Центральной Азии оказались, по сути, напрасными.
Далее, индийцев с момента обретения центральноазиатскими государствами независимости беспокоит вопрос об их внутренней социальной и политической стабильности. Это касалось и касается, в частности, положения оппозиционных кругов. «Без свободы для оппозиции нельзя, иначе нестабильность придет не извне, а изнутри страны, ибо "зажатые" оппозиционеры создают больше проблем для стабильности в стране, чем открыто действующие. А Индия не заинтересована иметь дело с государством, где нестабильность может быть вызвана "зажатой" оппозицией» [из беседы с М. Кумаром, секретарем Министерства иностранных дел Республики Индия 19 октября 2006 г.]. Между тем, индийцы полагают, что лишь в Таджикистане положение оппозиции приближено к желательному — остальные же четыре республики еще не достигли в этом должных успехов [14, c. 143-153] (здесь опять значительную роль играет мнение западных политологов о ситуации в центральноазиатских государствах). Вместе с тем, если в более ранних работах индийских авторов выражалась реальная обеспокоенность политическими режимами в Центральной Азии и говорилось о возможности передачи Индией своего опыта в построении демократических государств, то впоследствии ситуация несколько изменилась. Индийские исследователи и политики стали полагать, что в этом нет особой необходимости, что центральноазиатские государства должны сами решать, какая степень демократии им необходима [см., напр.: 15][36]. В настоящее же время для Индии главное — чтобы любые режимы в Центральной Азии могли обеспечить стабильность в своих государствах и своем регионе для более гладкого и активного сотрудничества между ними и Индией. «Высокопоставленные индийские политики более или менее успешно ладят с центральноазиатскими авторитарными руководителями. Последние являются частью той бывшей советской элиты, с которой Индия десятилетиями имела дело. Они обеспечивают стабильность и активно участвуют в борьбе с религиозным терроризмом. Индия склонна сотрудничать с авторитарными режимами в регионе, если они способны оказать ей содействие в развитии энергетического сектора» [7, c. 24, 31]. Однако следует все же иметь в виду, что мнение о не вполне демократичном характере государственных режимов в Центральной Азии у индийцев осталось неизменным, изменилось лишь отношение к этому факту.
В связи с данным обстоятельством, Индию не слишком сильно удивили так называемые «цветные революции» на постсоветском пространстве, в частности, смена власти и недавние беспорядки в Кыргызстане, а также Андижанские события в Узбекистане. Наоборот, учитывая взгляд индийских ученых и политиков на Центральную Азию как на «политически нестабильный регион», эти события можно было считать для них предсказуемыми и даже ожидаемыми [см. анализ данного мнения в научных и политических кругах Индии в: 7, c. 30-31]. «Слабые в политическом, экономическом и военном отношении режимы в Центральной Азии подвержены угрозе дальнейшей дестабилизации, особенно в том, что касается смены руководства» [16, c. 17]. «Регион..., обремененный различными стратегиями самоидентификации и этнического национализма, и возглавляемый авторитарными режимами, имеет потенциал стать зоной конфликтов» [17, c. 169]. (Вместе с тем следует отметить, что развитие событий по такому сценарию всегда было для Индии более чем нежелательным, ибо явилось бы осуществлением наихудшего прогноза относительно возможного развития политической ситуации в центральноазиатских республиках: «Нестабильность в Центральной Азии никогда не приведет к комфортной для Индии ситуации» [18, c. 324]. Поэтому упоминание этой проблемы в трудах индийских ученых всегда носило характер не констатации, а опаски и предостережения). Основываясь на примере гражданской войны в Таджикистане, индийцы считают, что стабильность и внутренняя безопасность всех центральноазиатских государств во многом зависят от внешних факторов: от «большой игры» мировых держав, от транснациональных явлений — терроризма, экстремизма, исламского фундаментализма и пр. До сих пор многие в Индии склонны полагать, что республики Центральной Азии настолько слабы, что самостоятельно не смогут противостоять таким угрозам и либо будут нуждаться в постоянной политической поддержке извне, либо, при ее отсутствии, их объективно ожидают внутренняя нестабильность и хаос. «Роль внешних игроков в поддержании порядка, особенно в стратегически обусловленной обстановке в регионе, всегда будет значительной» [19, c. 208].
Здесь также важно отметить тот факт, что, хотя индийцы осознают и неизменно отмечают в своих работах, что под Центральной Азией они понимают, прежде всего, пять республик региона, ранее входивших в состав СССР, однако в реальности они нередко включают сюда также Китайский Восточный Туркестан и, что еще проблематичнее, Афганистан. При этом все, что оканчивается на «-стан» (за исключением «Хиндустана» и наименований ряда индийских штатов), в индийском общественном мнении носит устойчиво негативную, устрашающую окраску и ассоциируется с исламизмом, фундаментализмом, экстремизмом, терроризмом и прочими угрозами мирному развитию человечества. Казахстан также автоматически включается в эту категорию.
Еще один важный момент в этой связи — уверенность многих индийских исследователей и официальных лиц в том, что между республиками Центральной Азии имеются серьезные противоречия, вплоть до конфликтных, также отрицательно влияющие на стабильность в регионе. «Так как границы центральноазиатских республик не совпадают с точки зрения лингвистического и культурного родства различных групп, проживающих в этих государствах, то здесь всегда имели место затяжные межгосударственные диспуты относительно принадлежности территорий» [6, c. 7]. «Неразрешенные конфликты между центральноазиатскими государствами усиливают чувство незащищенности. Из-за различий территориального, идеологического и этнического характера, возможность столкновения продолжает подталкивать государства Центральной Азии к постоянной самообороне» [9, c. 177]. «Центральноазиатские республики.охвачены этническими и религиозными конфликтами по причине своего неустойчивого состава» [17, c. 185]. «Региональная и клановая вражда стала неизменным атрибутом центральноазиатской политики» [11, c. 110]. «Среди проблем, стоящих перед Центральной Азией — хрупкая государственность и политическая нестабильность.; чрезвычайно сложная этническая и религиозная мозаика с потенциалом к трениям и конфликтам» [21, c. 199]. «Экономисты полагают, что непрекращающиеся социальные конфликты и угрозы политической стабильности в Центральной Азии создают основное препятствие для развития экономического сотрудничества» [12, c. 112]. «Ни у одного из центральноазиатских государств нет каких-либо ярко выраженных внешнеполитических целей... По сути, государства Центральной Азии в основном занимаются игрой на противоречиях во взаимоотношениях друг с другом» [22, c. 70-71]. Таким образом, индийцы долгое время не видели и не знали в Центральной Азии того, чем, в частности, Казахстан так гордится — социальной толерантности и преобладающей внутрирегиональной (не путать с внутригосударственной) стабильности.
Кстати, во всем вышесказанном можно увидеть, в числе прочего, доверие к часто (и весьма некритично) используемому в работах индийских авторов высказыванию З. Бжезинского о Центральной Азии как о «глобальной зоне распространяющегося и всепроникающего насилия (percolating violence)» [цит. по: 14, с. 147]. Поэтому опять-таки не следует в подобных неточных или ошибочных взглядах винить только представителей индийской стороны.
Что касается вопроса о сырьевой направленности экономик центральноазиатских государств, то и здесь можно встретить достаточно категоричные суждения. «Несмотря на огромные запасы нефти и газа, неограниченные минеральные ресурсы, в том числе золото, Центральная Азия все еще остается экономически слабой и отсталой в технологическом отношении. Будучи придатком к российской экономике, этот регион использовался в качестве источника сырья и, следовательно, здесь отсутствуют предпосылки для независимого экономического роста и взаимодействия с внешним миром» [9, c. 177]. Однако в данном случае мнение индийцев опирается не только и даже не столько на суждения зарубежных исследователей, сколько на общеизвестные статистические данные о предметах торговли между Индией и республиками Центральной Азии. Действительно, мы в основном поставляем в Индию сырье в обмен на готовые товары. Вместе с тем, если в более ранних исследованиях индийских авторов часто говорилось о том, что в Центральной Азии для Индии существуют почти неограниченные возможности в плане разносторонней подготовки местных кадров, то в более поздних работах можно увидеть более взвешенный взгляд на истинное положение вещей. Индийцы стали выделять лишь несколько сфер, в которых их опыт является, несомненно, более значительным, чем наш (высокие и информационные технологии, менеджмент на глобальных рынках и пр.). В остальном же ими признается высокий уровень подготовки местных специалистов в ряде областей, и факт практически стопроцентной грамотности населения центральноазиатских республик [см., напр.: 20, с. 284-287].
Если же рассматривать вопрос об отношении Индии к отдельным государствам центральноазиатского региона и ее приоритетах здесь, то можно заметить, что на протяжении 1990-х годов и даже в самом начале XXI века Индия ассоциировала (а в некоторых случаях — например, в сфере культурно-исторического взаимодействия — продолжает ассоциировать) всю Центральную Азию исключительно с Узбекистаном. Это связано с рядом причин.
Во-первых, индийцы привыкли к тому, что отношения их страны с Центральной Азией в советский период в основном сводились к индийско-узбекским контактам, когда именно Узбекистан был представлен в качестве во всех отношениях передовой среднеазиатской республики, куда приглашались иностранные делегации.
Во-вторых, большинство индийцев некритически относятся к положению о том, что Великие Моголы, пришедшие в Индию с территории современного Узбекистана, в какой-то степени сами являлись «узбеками». Кроме того, в период «большой игры» XIX века и постепенного вхождения центральноазиатских государств в орбиту влияния Российской империи, контакты индийских купцов именно с Бухарой и Хорезмом были наиболее долгими и наиболее активными [см., напр.: 23; 24; 25 и др.].
В-третьих, сразу после распада СССР контакты Индии с независимым Узбекистаном были куда более оживленными и разносторонними в сравнении, например, с Казахстаном и Кыргызстаном [см., напр.: 26]. Узбекистан, по сути, был первым государством, установившим официальные контакты с Индией еще до распада СССР. «Процесс завязывания отношений Индии с центральноазиатскими государствами. начался с официального визита в нашу страну президента Республики Узбекистан Каримова 17-19 августа 1991 года» [27, c. 42]. На территории республик Центральной Азии именно Генеральное Консульство Индии в Ташкенте первым обрело статус Посольства [27, c. 43].
В-четвертых, свою роль играет факт центрального географического положения Узбекистана. «Узбекистан имеет общие границы с четырьмя другими центральноазиатскими республиками.и является тем центром, вокруг которого разворачиваются все события в Центральной Азии» [11, c. 180].
В-пятых, оценивая современную ситуацию на центральноазиатском пространстве, индийцы, за неимением свежей информации, с легкостью опираются на данные многолетней давности. Так, представленное в 2005 году положение о том, что «Узбекистан является локальной великой державой, обладающей самой значительной военной мощью» основано на сделанных британскими исследователями оценках военного потенциала центральноазиатских государств за 1996 год [11, c. 155, 159]. Кроме того, нельзя не отметить, что военный авторитет Казахстана пострадал в глазах Индии после того, как эта республика стала безъядерным государством. Индийцы долго размышляли о том, что же Казахстан выиграл от этого [см., напр.: 1, с. 54-55].
Поэтому Индия очень постепенно привыкала к нынешнему положению вещей в Центральной Азии, где Казахстан выходил на лидирующие позиции и стал «соперником Узбекистана в борьбе за влияние в регионе» [1, c. 362]. Лишь в последнее время индийцы начинают понимать и говорить о том, что «главный торговый партнер Индии в Центральной Азии — это Казахстан — хотя бы потому, что на него приходится половина всего нашего товарооборота с центрально-азиатскими республиками. Без Казахстана регион не представлял бы для нас большого интереса» [из беседы с д-ром Гульшаном Сачдевой 20 октября 2006 г.]. Вместе с тем, важно отметить, что в Индии были уверены в факте серьезного противостояния Казахстана и Узбекистана. «Среди центральноазиатских государств Узбекистан и Казахстан являются вечными соперниками (perennial rivals) в борьбе за господство в регионе» [2, c. 13]. Индийцы опасались этого противостояния и даже говорили о необходимости своего вмешательства в дела региона в случае угрозы возникновения там конфликта [см., напр.: 12, c. 127; 1, c. 356-357].
Таковы основные (однако, далеко не исчерпывающие) «характеристики», даваемые индийцами государствам Центральной Азии, в том числе и Казахстану. Причем некоторые из этих «характеристик» не просто неверно или утрированно отражают реальную ситуацию в регионе и его отдельных государствах, но в отдельных случаях даже полностью противоречат ей. Этот факт заслуживает нашего пристального внимания.
Как можно заметить, настоящая статья основывается в основном на литературе середины 2000-х годов, отражающей текущее восприятие индийцами Центральной Азии. Однако отличие новейших работ от тех, что были написаны в 1990-х — середине 2000-х годов, заключается лишь в большем объеме информации о нашем регионе, доступной ныне индийцам и используемой ими в своих трудах. Что же касается собственно взглядов на Центральную Азию, излагаемых в прежних и нынешних работах, то в целом большой разницы между ними нет. Разве что ранее эти взгляды выражались в более категоричной форме и, будучи основанными на меньшем количестве доступной информации, имели еще большую долю ошибок и нелепых заключений. Ныне же в работах присутствует более взвешенный подход и встречается больше оговорок в отношении высказываемых положений. Тем не менее, получаемых индийцами знаний о Центральной Азии еще явно недостаточно для того, чтобы сформировать у себя более корректный взгляд на регион. Кроме того, даже в самых последних работах можно найти обширные положительные ссылки на неверные положения, высказывавшиеся в начале 1990-х годов.
Конечно, целый ряд индийских ученых довольно рано стали создавать работы, в которых анализ событий в Центральной Азии и будущих перспектив их сотрудничества с Индией делался на основе взвешенного подхода, критического использования источников и, соответственно, выглядел не так странно и курьезно. Индийцы подчеркивали ошибки и неточности, подобные перечисленным в статье, в работах как отечественных [37], так и зарубежных коллег [см., напр.: 29, с. 403-404; 22, с. 71-73]. Индийские ученые все лучше осознавали, что из западных источников, которыми они вынуждены пользоваться за неимением иных, они получают не самую достоверную информацию о центральноазиатском регионе. «В качестве одной из необходимых мер нам следует препятствовать слишком фривольному толкованию событий (game-like mindset) в центральноазиатских республиках, столь предпочитаемому западными интеллектуалами и средствами массовой информации» [11, c. 185].
Кроме того, автор настоящей статьи также не исключает вероятности того, что под «ошибками» во взглядах Индии на государства Центральной Азии могла скрываться некая политическая игра. Так, например, говоря о весьма значительном влиянии исламского фактора на стабильность в Центральной Азии, Индия могла и может ставить перед собой цели: а) привлечь центральноазиатские республики к более активному сотрудничеству с ней в борьбе с реальной угрозой со стороны исламских радикалов; б) подстраховать себя от роста исламского экстремизма в республиках Центральной Азии путем превентивного напоминания об этом государствам с преимущественно мусульманским населением; в) получить возможность более активного участия в политических делах центральноазиатских государств на основе необходимости защиты своих «секулярных ценностей». В этом случае «исправление» подобных «ошибок», разумеется, требует несколько иного подхода.
И, тем не менее, при любых допущениях нельзя отрицать тот факт, что в Индии в целом все еще слабо осведомлены о нашем регионе и нашем государстве.
Разумеется, сами индийцы, знакомясь с так или иначе посвященными их стране и региону работами центральноазиатских исследователей, также могут обнаружить в них ряд неточных или даже неверных моментов. Это и некоторая надменность в отношении опыта и последних достижений Индии, связанная с незнанием нами многих из этих замечательных достижений; и преувеличение остроты кашмирской проблемы, вплоть до уверенности во влиянии конфликта на повседневную жизнь индийцев; и некоторые другие аспекты. Тем не менее, мы все-таки знаем об Индии больше, чем она о нас, и имеем об этой стране более верное представление, чем имеют о нас индийцы. Так, даже те казахстанцы, которые никогда не интересовались Индией, не станут высказывать о ней столь нелепых положений, которые можно услышать и прочитать в работах индийских специалистов, посвященных нашему региону. Почему же мы знаем об Индии больше, чем она о нас? Во-первых, благодаря нашему более разностороннему образованию, которое, например, позволяет нам более или менее четко отличать Индию от Бутана или Шри-Ланки. А во-вторых, из-за того, что Индия сама очень много делает для распространения знаний о себе во всем мире. В связи с этим, мы можем изучать и использовать ее положительный опыт в данной сфере.
Так, большую популярность имеют индийские культурные центры по всему миру. «Индийские Культурные Центры в Ташкенте и Алматы играют важную роль не только в организации каких-либо представлений, но также проводят лекции и семинары на соответствующие темы, давая жителям центральноазиатских республик возможность больше узнать об Индии. Это, в свою очередь, способствует большему сближению людей наших государств на бытовом уровне (people to people level)» [27, c. 48-49]. Хотя данное мнение и высказано индийцем, с ним трудно не согласиться.
Большой популярностью во всем мире пользуются также индийская программа ITEC (International Technical and Economic Cooperation — Международное сотрудничество в технической и экономической сферах) и деятельность ICCR (Indian Council for Cultural Relations — Индийский совет по культурным связям). Ежегодно обе организации предоставляют места и стипендии гражданам центральноазиатских государств. Программа ITEC предусматривает краткосрочные интенсивные обучающие курсы. ICCR же предоставляет иностранным студентам все условия для получения образования в самых различных учебных заведениях Индии на срок от нескольких месяцев до 8-10 лет. Кроме того, для этих студентов два раза в год организуются бесплатные поездки в разные уголки Индии для более близкого знакомства со страной. В Индии действуют также другие центры (например, Hindu Heritage Pratishthan — Институт наследия индуизма), занимающиеся пропагандой «всего индийского» среди иностранцев [38].
Кроме того, казахстанцам не помешает изучить и применять положительный опыт Узбекистана в пропаганде достижений своей страны среди индийцев. Несмотря на то, что, как уже отмечалось, казахстанская инициатива по созданию СВМДА значительно увеличила популярность нашей страны в глазах всех индийцев, политические и экономические достижения Казахстана все же известны в основном лишь индийским политикам и ученым. Для среднего же индийца Узбекистан по-прежнему остается наиболее «классическим», важным и интересным государством центральноазиатского региона, что связано не только с исторической близостью, но и с современной пропагандистской деятельностью этой страны. Так, например, Узбекистан распространяет в Индии литературу о себе как на английском языке, так и на языке хинди (в последние годы Казахстан также стал делать это, хотя и не в столь большом объеме). Подобное активное использование государственного языка Индии с одной стороны является демонстрацией уважения к этой стране, а с другой — делает распространяемую об Узбекистане литературу доступной более широкому кругу индийцев.
Дать индийцам возможность больше и лучше узнать о нас важно также потому, что Индия, в отличие от ряда других государств, интересуется нашим регионом и его отдельными республиками не только с точки зрения месторождений углеводородного сырья и создания транспортных коридоров. «По многим параметрам Южная Азия является для них [центральноазиатских республик — Е.Р.] одним из самых своеобразных и в то же время самых близкородственных соседей, с которым они могут взаимодействовать на равных. Больше никакое другое сообщество наций не желает так искренне проявить к ним свое уважение и братские чувства, а также с такой готовностью признать и изучать их историю, культуру и цивилизацию» [11, c. 96]. (Здесь стоит отдать должное индийским специалистам по Центральной Азии — историю нашего региона они знают не намного хуже отечественных специалистов — в отличие от знания современной ситуации).
Необходимо отметить, что индийская сторона также стала понимать, что для более успешного взаимодействия с центральноазиатскими государствами она должна стараться получить как можно больше достоверной информации о них. «Несмотря на интерес, который Индия проявляет к Центральной Азии, и на определенное внимание к ней со стороны индийских исследователей и политиков — это все еще тот регион, о котором у Индии слишком мало сведений» [32, c. 335]. «Экономические связи между Индией и [центральноазиатским — Е.Р.] регионом куда слабее, чем могли бы быть. Главная причина — недостаток информации. Эффективная система информационного обеспечения относительно состояния экономик Центральной Азии является для нас абсолютной необходимостью» [33, c. 279-280]. «Знания о Центральной Азии, которыми располагают в Индии, все еще не соответствуют ее стратегическому значению для нас; в этой связи должны быть предприняты срочные шаги, включая распространение сведений о регионе средствами массовой информации» [27, c. 51; см. также: 28, с. 89]. Кроме того, индийские ученые признают, что и их стране необходимо более активно заявлять о себе в нашем регионе. «Хотя народы Центральной Азии очень положительно и дружелюбно относятся к Индии, ясно, что последняя не смогла должным образом воспользоваться этим отношением и усилить его. Официальные лица в центральноазиатских республиках склонны полагать, что Индия в действительности не сильно заинтересована в регионе; они вежливо, но четко реагируют на это» [1, c. 370]. «Индия должна извлечь максимальную пользу из своего культурного сходства (причем не только в том, что касается фильмов или музыки) и исторических связей с регионом. Перед нами все еще стоит необходимость подключения достаточных экономических ресурсов к своей дипломатии. Все то, что пока было сделано [для центральноазиатских республик — Е.Р.] в смысле оказания помощи, торговли и инвестиций, не сильно впечатляет. Да, перед Индией действительно стоят проблемы, касающиеся трудностей прямого [географического — Е.Р.] взаимодействия с государствами Центральной Азии, что не позволяет использовать весь потенциал нашего сотрудничества. Однако Индии можно и нужно еще многое сделать для повышения экономической эффективности своей дипломатии. А эта дипломатия, в свою очередь, обязана продумать все возможные варианты преодоления экономических и коммуникационных трудностей» [12, c. 127-128]. Зашла речь и о необходимости выработки собственного подхода к изучению ситуации в Центральной Азии так, как это нужно для Индии, а не так, как ей это преподносится, например, Западом. «Не остается сомнений в том, что стратегия «Взгляда на Север» ("Look-North") будет наилучшим образом отвечать интересам Индии. Нам крайне необходим отход от исключительно «западно-восточной» ориентации. Важно также концептуально продумать модель «окна», «лупы» или «системы координат», через которые мы будем смотреть на Центральную Азию. При изменении же там ситуации и появлении каких-то новых элементов, эта модель также может быть успешно модифицирована с тем, чтобы соответствовать новой реальности. Вместе с тем, необходимо определить ряд постоянных элементов или факторов, которые лягут в основу этой модели» [1, c. 354-355].
Отмечая важность таких высказываний, необходимо отметить, что последнее положение требует от центральноазиатских государств, в частности, от Казахстана, представлять упомянутые элементы и факторы относительно себя таким образом, чтобы эта модель отвечала и нашим собственным интересам.
Выше уже говорилось о том, что наши знания об Индии более обширны и достоверны в сравнении со знаниями индийцев о нас. И, тем не менее, есть ряд очень важных моментов в современной жизни Индии, о которых в Казахстане следовало бы знать больше. Подробный анализ этих моментов не входит в рамки данной статьи, однако они все же заслуживают внимания. Хорошо охарактеризовать данную ситуацию помогут слова российского ученого В.А. Красильщикова, так говорившего о современном состоянии российско-индийских отношений: «.Положение осложняется тем, что наша политическая верхушка, не говоря уже о бизнесменах всех калибров, по-прежнему смотрит на Индию, как смотрела на нее во время показа у нас индийских кинофильмов с участием легендарного Раджа Капура. Никакого адекватного представления о реальных достижениях и проблемах этой страны в наших политических кругах нет. Между тем сегодня просматриваются тревожные тенденции, свидетельствующие о том, что мы теряем Индию как партнера. С точки зрения индийской стороны, все политические декларации о стратегическом партнерстве ничего не стоят, если не подкрепляются развитием сотрудничества снизу» [34, c. 56-57].
Подобное положение имеет еще большее отношение к Казахстану и его отношениям с Индией. Все чаще в качестве «аргумента» о необходимости развивать всестороннее казахстанско-индийское сотрудничество звучат не факты, отражающие текущую заинтересованность государств друг в друге на основе текущей же ситуации, а положения об «исторически обусловленном взаимодействии» и призывы к «восстановлению забытых традиций» Великого Шелкового пути. Историческая подоплека нашего активного сотрудничества, конечно же, является весомым добавлением к развитию этого сотрудничества на нынешнем этапе, однако она может так и остаться положительным элементом исторической памяти без отсутствия инициатив, связанных с современными перспективами. Как верно отмечал в этой связи один из представителей Министерства иностранных дел Индии, «несмотря на прекрасные предпосылки наших взаимоотношений, основанных на историко-культурном родстве., я не уверен в том, что мы смогли достичь какого-либо прогресса в принятии совместных решений относительно подхода к общим проблемам, а также относительно экономического и торгового взаимодействия» [цит. по: 12, с. 112]. (В какой-то степени подоплека исторического сотрудничества может сыграть и негативную роль, если воспринимать ее слишком буквально и стараться возродить лишь такой традиционный вид сотрудничества, как торговый обмен товарами, в то время как обмен знаниями и технологиями в настоящее время является куда более насущным, особенно если речь идет о сотрудничестве с Индией. Не следует также забывать и о том, что в прошлом взаимодействие имело место в основном между Индийским субконтинентом и более южными частями Центральной Азии — Узбекистаном, Туркменистаном, Таджикистаном, а также Синьцзяном. Казахстан же, по большому счету, должен будет в настоящее время только закладывать основы непосредственного активного и плодотворного сотрудничества с Индией, которые впоследствии сформируют историю казахстанско-индийских связей). Между тем, говорить о перспективности такого сотрудничества представляется излишним — эта перспективность с каждым годом становится все очевиднее, причем для обеих сторон. Таким образом, пора от взаимных рекомендаций и призывов ученых одного государства к ученым и общественности другого о «саморекламе» (в частности, отечественные ученые при встрече со своими индийскими коллегами предлагают последним «сказать своему государству» о том, чтобы оно активизировало продвижение индийских интересов в Казахстане и в целом в Центральной Азии, а то видите, «Китай у нас близко») переходить к реальным действиям в данном направлении.
В заключение хочется отметить, что целью данной статьи являлась не только и не столько демонстрация большей или меньшей ошибочности и искаженности в недавних представлениях индийцев о центральноазиатском регионе вообще и о Казахстане в частности, но и указать на стереотипы относительно Казахстана, имеющиеся не только у Индии, но и многих других государств, которые нужно активно преодолевать на внешнеполитической арене.
Библиография:
[1] Bal S.N. Central Asia: A Strategy for India's Look-North Policy. — New Delhi: Lancer Publishers and Distributors, 2004.
[2] Dietl G. SCO: A Checkmate in the Great Game on a Grand Chessboard? // Thesis of the International Conference on "Central Asia in Retrospect and Prospect". — Srinagar: Centre of Central Asian Studies, 2006.
[3] Mir G.M. Regional Interdependence and Viable Resource Sharing Mechanism in CAS // Central Asia: Introspection / Ed. by M.A. Kaw, A.A. Banday. — Srinagar: University of Kashmir, 2006.
[4] Annual Report of the Ministry of Defence, 2000-2001. Government of India.
[5] Preface // Central Asia Since Independence / Ed. by K. Warikoo, M. Singh. — Kolkata: Shipra, 2004.
[6] Warikoo K. Security Challenges in South and Central Asia // Himalayan and Central Asian Studies. — 2006. — Vol. 10, № 1.
[7] Sachdeva G. India's Attitude towards China's Growing Influence in Central Asia // China and Eurasia Forum Quarterly. — 2006 — Vol. 4, № 3.
[8] Dash P.L. Central Asia: Echo of the Tulips // Central Asia: Introspection / Ed. by M.A. Kaw, A.A. Banday. — Srinagar: University of Kashmir, 2006.
[9] Sidhu K.S. Islamic World and Central Asia: Turkey, Afghanistan and Pakistan // Central Asia: Present Challenges and Future Prospects / Ed. by V. Nagendra Rao, M.M. Alam. — New Delhi: Knowledge World, 2005.
[10] Bhupinder Brar. Images in the Mirror: India and "Central Asia in
Transition" // South-Central Asia: Emerging Issues / Ed. by K. Singh. —
Amritsar: Guru Nanak Dev University, 2005.
[11] Dhaka A. South Asia and Central Asia: Geopolitical Dynamics. — Jaipur: Mangal Deep Publications, 2005.
[12] Muni S.D. India and Central Asia: Towards a Cooperative Future // Central Asia: The Great Game Replayed / Ed. by N. Joshi. — New Delhi: New Century Publications, 2003.
[13] Dwivedi R. Security Scenario in Central Asia: an Indian Perspective // Концепции и подходы к региональной безопасности: опыт, проблемы и перспективы взаимодействия в Центральной Азии. Материалы IV Ежегодной Алматинской конференции, 7 июня 2006 г. — Алматы: КИСИ, 2006.
[14] Ahmad Sh. Geo-Politics, Violence and Regime Change in Central Asia // Central Asia: Introspection / Ed. by M.A. Kaw, A.A. Banday. — Srinagar: University of Kashmir, 2006.
[15] Patnaik A. Export of Democracy. The "New Great Game" in Eurasian Geopolitics // Central Asia: Introspection / Ed. by M.A. Kaw, A.A. Banday. — Srinagar: University of Kashmir, 2006.
[16] Nagendra Rao V. Introduction // Central Asia: Present Challenges and Future Prospects / Ed. by V. Nagendra Rao, M.M. Alam. — New Delhi: Knowledge World, 2005.
[17] Chenoy A.M. Central Asian Republics: Geo-Strategy and Human Security // Central Asia: Introspection / Ed. by M.A. Kaw, A.A. Banday. — Srinagar: University of Kashmir, 2006.
[18] Tabassum F. India and Central Asia: A Case Study of Indo-Tajik Relations // Central Asia: Introspection / Ed. by M.A. Kaw, A.A. Banday. — Srinagar: University of Kashmir, 2006.
[19] Kapil Kak. India's Strategic and Security Interests in Central Asia // Central Asia: Present Challenges and Future Prospects / Ed. by V. Nagendra Rao, M.M. Alam. — New Delhi: Knowledge World, 2005.
[20] Dipankar Sengupta. India's Economic Presence in Central Asia: Prospects and Constraints // Central Asia: Present Challenges and Future Prospects / Ed. by V. Nagendra Rao, M.M. Alam. — New Delhi: Knowledge World, 2005.
[21] Jha S. Russia's Policy Towards Central Asia After Soviet Desintegration // Central Asia: Introspection / Ed. by M.A. Kaw, A.A. Banday. — Srinagar: University of Kashmir, 2006.
[22] Stobdan P. Central Asia and India's Security // Strategic Analysis. — 2004. — Vol. 28, № 1.
[23] Haidar M. Indo-Central Asian Relations. From Early Times to Medieval Period. — New Delhi: Manohar Publishers & Distributors, 2004.
[24] Kaushik D. India and Central Asia in Modern Times. A Study in Historical-Cultural Contacts from the Early Nineteenth Century. — New Delhi: Satvahan Publications, 1985.
[25] Culture, Society and Politics in Central Asia and India / Ed. by N.N. Vohra. — New Delhi: Shipra Publications, 1999.
[26] Hussain S.N. Geo-Political Importance of Central Asian republics: an Indian Perspective: Thesis submitted to the Jawaharlal Nehru University in fulfillment of the requirements for the award of PhD degree. — New Delhi, 2003.
[27] Sahai P.S. India and Central Asia: Establishment of Diplomatic Relations and Beyond // South-Central Asia: Emerging Issues / Ed. by K. Singh. — Amritsar: Guru Nanak Dev University, 2005.
[28] Singh Roy M. India-Central Asia Relations: Changing Dynamics and Future Prospects // South-Central Asia: Emerging Issues / Ed. by K. Singh. — Amritsar: Guru Nanak Dev University, 2005.
[29] Dwivedi R. Religious Extremism in Ferghana Valley // Strategic Analysis. — 2006. — Vol. 30, № 2.
[30] Banerjee U.K. Role of Cultural Diplomacy // Indian Foreign Policy: Agenda for the 21st Century / Ed. by L. Mansingh et al. — New Delhi: Konark Publishers Pvt Ltd, 1997. — Vol. 1. — С. 397-417.
[31] Dixit J.N. Culture as an Instrument of Diplomacy // Indian Foreign Policy: Agenda for the 21st Century / Ed. by L. Mansingh et al. — New Delhi: Konark Publishers Pvt Ltd, 1997. — Vol. 1. — С. 418-428.
[32] Nagendra Rao V. Conclusion // Central Asia: Present Challenges and Future Prospects / Ed. by V. Nagendra Rao, M.M. Alam. — New Delhi: Knowledge World, 2005.
[33] Sachdeva G. Central Asian Economic Transformation and Indian Response // Central Asia: Present Challenges and Future Prospects / Ed. by V. Nagendra Rao, M.M. Alam. — New Delhi: Knowledge World, 2005.
[34] Красильщиков В.А. Из выступления на Круглом столе «Россия-Индия: состояние и перспективы сотрудничества на современном этапе» // Мировая экономика и международные отношения — 2004. — № 10.
[35] Возможно, в основе этого, ныне очень популярного в индийских научных и политических кругах, обозначения центральноазиатского региона лежит высказывание бывшего премьер-министра Индии А.Б. Ваджпаи на конференции СВМДА в Алматы в 2002 г. о том, что «наше продленное соседство...очень близко нашим сердцам» [цит. по: 10, с. 30-31].
[36] Автор, в частности, отмечает, что «центральноазиатские государства ... должны защищать себя от демократии, которая используется в качестве инструмента геополитики, и рассматривать ее [демократию] как ту желанную цель, к которой каждое общество должно прийти своим собственным путем» [15, с. 121].
[37] См., например, статью Бхупиндера Брара. Это прекрасная, остроумно написанная статья, в которой с точки зрения индийца весьма критично проанализированы многие популярные, но неверные подходы индийских ученых и политиков к оценке ситуации в Центральной Азии. В частности, автор отмечает следующее: «В этой стране [Индии — Е.Р.] наблюдается серьезный дефицит настоящих специалистов по Центральной Азии... Огромное число людей претендуют на то, чтобы именоваться экспертами в данной области. В реальности же многие из них сконцентрированы на политике Москвы, и рассматривают республики Центральной Азии не более и не менее как незначительную периферию бывшего СССР» [10, с. 24]. «Это смешно, но мы нередко проецируем восприятие нами центральноазиатского региона в период нашей национально-освободительной борьбы на сегодняшнее значение Центральной Азии для Индии» [10, с. 35]. Индийский исследователь центральноазиатского региона Мина Сингх Рой также говорит, в частности, о том, что «хотя все республики региона объединяются под общим наименованием "Центральной Азии", все они сильно отличаются друг от друга и должны изучаться по-отдельности» [28, с. 65]. Дипанкар Сенгупта в своей статье также отмечает: «От чего мы [индийцы] должны отказаться — так это от упорного взгляда на Центральную Азию исключительно как на источник энергетического сырья или рынок для индийских товаров» [20, с. 294].
[38] Подробно история и методы индийской «культурной дипломатии», сложившейся несколько десятилетий назад, изложены, например, в: 30, с. 397-417; 31, с. 418-428.
Молодые востоковеды стран Содружества независимых государств / Составители: А.Д. Васильев, И.В. Зайцев, И.Х. Миняжетдинов. М.: ИВ РАН, 2010. – 280 c.
Читайте также на нашем портале:
«Индия и политическое равновесие» Cи Раджа Мохан
«Большая игра в Центральной Азии» Винсен де Китспоттер
«Парадоксы демократии и тенденции демократизации в странах Центральной Азии и Южного Кавказа» Артур Атанесян
«Центральная Азия - 2008: экономические амбиции или «исламский социализм»?» Сергей Лузянин
«Центральная Азия в мировой геополитике» Юля Семыкина
««Большая игра» в Центральной Азии: вчера, сегодня, завтра» Андрей Казанцев
«Индия: будущие выборы и перспективы российско-индийских отношений» Андрей Володин