Mead Walter Russel: Power, terror, peace, and war. American Grand Strategy in a World at Risk. (New York : Alfred A. Knopf. (A Council on Foreign Relations Book)
Уже опубликовано немало книг о разных аспектах политики Дж. Буша-младшего, но очень мало работ обобщающего характера.
Для этого истинно нужно быть Уолтером Расселом Мидом — аналитиком с ясным умом и естественным красноречием, человеком, достигшим признания ещё в благодатном возрасте. Фамилию автора знает всякий, кто читает книжные обзоры влиятельнейшего журнала «Форин афферс», — У.Р. Мид отвечает в нём за оценки книг о Соединённых Штатах и их внешней политике. Мнение мэтра ценится высоко.
Мид по-своему решает дихотомию «империя — республика», каковой предстают сегодня Соединённые Штаты. Он уходит как от первого, так и от второго определения, предпочитая нечто нейтральное: «американский проект». Американская система в его понимании — это высший слой современной цивилизации, ослабление которого было бы губительно для всего мира. «Крушение американской мощи было бы катастрофой не только для американцев, но и для миллионов и миллиардов, живущих далеко от американских границ, включая сюда множество тех, кто ненавидит нас и готов был бы уничтожить нас, если бы мог».
Благотворный (с точки зрения У.Р. Мида) американский проект резко отличается от идеальных схем, производившихся расой воинов от Фемистокла до Клаузевица. Американское общество более обширно, более разномастно и менее всех других терпит «недели и месяцы» размышлений. Можно ли себе представить государственного секретаря, который будет направлять американскую внешнюю политику подобно Бисмарку — 38 лет? Будет ли у американского президента столь же неоспоримая и неподконтрольная власть, которой владел Людовик XIV или тот же Бисмарк? Американский проект требует принятия решений в часы и дни, а не в неспешные недели с месяцами.
Но главное отличие — вечный контроль капризного общественного мнения, нетерпеливого и неспособного простить заурядную ошибку. Уникальной делает американскую империю жёсткий контроль бизнеса, не готового идти на долговременные жертвы и чей доход превосходит валовой национальный продукт большинства государств — членов ООН. Профсоюзы, этнические объединения, феноменальной мощи массмедиа, неправительственные организации — и ещё тысячи факторов, дробящих американский проект на мириады действующих лиц различного калибра. Ни единоначалия, ни общенациональной дисциплины.
«И все они желают воздействовать на внешнюю политику американского правительства с различных точек зрения и с различной степенью интенсивности… Что бы ни делало хорватское правительство, американские хорваты будут его поддерживать. Губернаторы сельскохозяйственных штатов жаждут открыть для себя кубинский рынок. Американская индустрия стремится поправить промышленную политику зарубежных стран. Профсоюзам нужно продемонстрировать солидарность с иностранными коллегами. Сорос занят транзитом Восточной Европы от коммунизма. Энвайеронталисты воюют с применением пестицидов, их больше всего волнует продолжительность жизни китов». Можно ли в такой обстановке иметь твёрдую национальную стратегию?
Но хуже всего то, что американцы не желают иметь внешней политики без налёта мессианства, сверхидеи, патетического начала — особенно явственного после изобретения ядерного оружия.
Сложность нового мира и необходимость принятия буквально молниеносных решений привели к тому, что, когда американцы думают о внешней политике, «они размышляют об очень специфических предметах и почти никогда о единой стратегии». Итак, американский проект — это немыслимое по сложности влияние Соединённых Штатов на калейдоскопически разноообразный мир. Это и есть главная отличительная черта американской внешней политики: «Никто, ни «Хьюман Райтс Вотч», ни многочисленные и влиятельные неправительственные организации, ни «Халибертон», ни весь издательский совет «Уикли стандарт» (наиболее влиятельный орган неоконсерваторов. — А.У.) не могут просто сесть в кресло водителя этого огромного механизма — Соединённых Штатов». Это первая, главная черта мировой американской политики — многочисленность участников. А мир думает, что стратегия зарождается за столом Овального кабинета.
Вторая черта американской внешней политики — Америка перехватила бремя лидерства у Британии. Вашингтону в меньшей степени пришлось вести колониальные войны, наводить порядок на океанах, осваивать полупустые континенты.
С ослаблением Лондона в ХХ веке Вашингтон просто занял уже подготовленные контрольные пункты нашего мира. И что примечательно: «Американцы сменили англичан в тот самый момент, когда навсегда поменялись базовые правила мировой игры — американцы решили не просто изменить правила мировой игры, а сделать то, что теоретики международных отношений считали невозможным: не просто построить очередную мировую империю, а создать систему на тысячу лет и «положить конец конфликтам великих держав» — сделать то, что Египет, Китай и Рим смогли совершить лишь в региональном масштабе.
Переходя из XIX века в XX, Соединённые Штаты пришли к идее, что их безопасность зависит не только от американского господства в Западном полушарии («доктрина Монро»), но и от баланса сил на евразийском континенте — особенно на западной и восточной его оконечностях. Переход к XXI веку ознаменовал вторжение Америки в топливную кладовую мира — Ближний Восток. 43% американцев в униформе расположились в Европе, 32% — в Корее и Японии. 140 тыс. заняли древнюю Месопотамию. Как и Британия на пике своей мощи, Америка создала два «мирных» основания своей мощи: господство над международной валютной системой и систему свободной торговли. И, наконец, «сладкая мощь» (которую Джозеф Най называет soft power — «мягкой мощью»): женщины всего мира считают США оплотом феминизма, учёные — кузницей нобелевских лауреатов, киноманы поклоняются Голливуду, мужчины — американскому спорту, дети — Диснейленду, книжники — несчётным американским типографиям.
Две угрозы американской системе
Янус двулик. Если Соединённые Штаты соберут недостаточно сил, то система распадётся на части, которые с удовлетворением подберут другие. Но концентрация излишних сил не менее опасна: тогда окружающий мир начнёт сбор сил против гегемона. Во второй половине ХХ века Америка сумела найти золотую середину, отстаивая своё своеобразие и при этом уважительно относясь к ценным союзникам. Середина между имперским поведением и союзным сотрудничеством помогла Вашингтону пройти период противостояния с Советским Союзом. Но далее, полагает Мид, «международные институты» потеряли прежнюю притягательную для США силу. «Международные институты перестали давать «магические решения», необходимые для поддержания мировой роли Америки. Напротив, они стали порождать серьёзные проблемы, так как в эти институты стали входить государства, не разделяющие американских ценностей и приоритетов — подобно тому, скажем, как Китай не приемлет американской точки зрения на демократию.
Более того, ряд стран проявил активную враждебность в отношении Америки, стремясь ослабить мощь Штатов».
И при этом внешний мир разделился на две группы стран. Такие страны, как Германия и Канада («партия неба») верят в невероятное, верят в небесную лазурь будущего в том случае, если Соединённые Штаты подчинят свою несравненную мощь мировым институтам. Эта часть мира верит в управляемость планеты, в превосходство мировых правил даже над такими гигантами, как США.
Вторая группа стран, таких как Франция и Россия, по мнению Мида, продолжает верить в традиционную силовую политику, и их общим стремлением является ограничение американской мощи. Этими странами руководят реалисты во внешней политике, категорически не верящие в приход благожелательного мирового правительства и не желающие всё поставить на реализацию этой фантазии. Когда с дипломатами этих стран начинают говорить о мировом правительстве, они смущённо отводят глаза. «Они ещё согласны вырабатывать правила, предотвращающие жестокость в отношении животных, но они твёрдо уверены, что сутью международных отношений является решение вопроса о власти. Эту группу стран можно назвать «партией ада», если смотреть на них с точки зрения приверженцев международных органов и установлений». Играйте на сайте Вулкан Делюкс в игровые автоматы
кликая по этой ссылке
Американцы в Вашингтоне смотрят на обе партии как на сбившиеся с правильного пути. Здесь полагают, что идущие за Россией и Францией страны лелеют идею крушения американской гегемонии, здесь хотели бы изолировать Соединённые Штаты и не преминут вставить палки в колёса американской махины. Ну что ж, в силовой игре и у Соединённых штатов есть свои козыри — и США, не боясь наказания, могут игнорировать ООН или новые коалиции своих противников.
Но американское правительство «не меньше раздражает и «партия неба». Вашингтон верит в то, что укрепление национальной американской мощи — наилучший способ консолидации мирной американской международной системы, наиболее приближённой к оптимуму. Когда немцы или канадцы пытаются учить американцев уделять больше внимания международным организациям, творцы американской политики ощущают себя водителем «скорой помощи», мчащегося к месту аварии, но которого останавливает полицейский, читающий лекцию об опасности превышения скорости. Жертвы гибнут, но полисмен неумолимо упивается своим красноречием».
Более всего нервирует американцев ситуация, когда обе партии объединяются в своём антиамериканизме. Спасением для Америки является то обстоятельство, что «две эти партии придерживаются диаметрально противоположных взглядов и они никогда не создадут конструктивной альтернативы американскому проекту. Но эти партии будут стремиться к координации действий, и они могут усложнить положение Соединённых Штатов».
Но, даже ослабленные в своём нарциссизме, Соединённые Штаты силою цифр и откровенного силового давления могут рассчитывать на превосходство над разделёнными противниками.
Может ли страна с населением менее 5% мирового навязать свой мировой прядок 95%? Только при одном условии: «если Соединённые Штаты будут стоять за ценности, значимые не только для американцев, но и для наших партнёров и друзей во всём мире». Это сложная задача, и мощью Пентагона её не решишь. Вольно или невольно Мид приходит к выводу, популярному во всём мире, но не в Америке — стратегия двойных стандартов и гегемонии меньшинства неизбежно порождает решительное противостояние.