Президентская гонка в США вступила в завершающую фазу. Определились основные претенденты на четырехлетнюю прописку в Белом доме, намечены контуры проведения избирательных кампаний республиканским и демократическим кандидатами. Понятно, что вопросы внешней политики отнюдь не являются определяющими для выбора будущего президента США. Переизбрание Б. Обамы в гораздо большей степени зависит от темпов роста американского ВВП и показателей безработицы, нежели от успешности его внешнеполитического курса. Успех М. Ромни во многом будет обусловлен не способностью (или неспособностью) ярко обличать явные и мнимые промахи действующей администрации, а умением убедить американцев в том, что по своим лидерским и человеческим качествам этот политик и одновременно жесткий, не ведающий колебаний делец («специалист по финансовым реструктуризациям») способен взять на себя ответственность за судьбы страны и мира. Тем не менее риторические фигуры тоже имеют значение.
Предвыборная риторика
Внешнеполитические сюжеты то и дело возникают в программных документах и выступлениях кандидатов. В частности, за последние полгода неоднократно звучали достаточно громкие заявления М. Ромни относительно перспектив российско-американских отношений. Дескать, именно Россия выступает геополитическим противником США номер один, пора положить конец политике перезагрузки, перестать игнорировать союзников и надавить на противников и т.п.
Как правило, в ходе предвыборной кампании кандидат в президенты излагает свои планы не с тем, чтобы четко обозначить свою реальную политическую стратегию, а чтобы одержать победу на выборах. Эти планы мотивируются партийной идеологией или его личными убеждениями и ценностями. И во многих случаях презентация намерений имеет косвенное отношение к тому, что кандидат будет делать после своего избрания. Разумеется, существуют кандидаты, которые глубоко верят в предлагаемую ими программу и искренне надеются исполнить свои предвыборные обещания. Их мессианский запал призван вдохновить и консолидировать избирателей, но одновременно и создать политическую базу для будущих действий. М. Ромни, однако, отнюдь не выглядит таким пассионарным политиком.
Вот почему ряд отечественных экспертов не склонен к алармистским оценкам его эпатажных выступлений на внешнеполитические темы и его политических перлов. Их логика, в общем, понятна. Таковы уж законы жанра. В Штатах идет избирательная кампания. Если бы, допустим, у Обамы не ладились отношения с Россией, республиканцы наверняка обвинили бы его в неумении проводить гибкую политику в отношении бывшего противника. В любом случае без своей порции жесткой критики Обама не остался бы. Как только отгремят предвыборные баталии и осядет политическая пыль, любая американская администрация будет вынуждена приступить к решению конкретных вопросов. Это касается и внешней политики. И вот тогда качества жесткого, но договороспособного бизнесмена М. Ромни будут востребованы.
Тем более что до последнего времени М. Ромни был известен как достаточно гибкий политик, способный консолидировать не только республиканский, но и колеблющийся демократический электорат (о чем косвенно свидетельствует его успех на выборах губернатора Массачусетса). Кое-кто даже использовал термин «оппортунист» для характеристики основных особенностей его политического поведения. Что и дает повод порассуждать о том, стоит ли ожидать от М. Ромни резких движений во внешней политике в случае его избрания президентом.
В самом деле, поскольку мы имеем дело с оппортунистом, вроде бы не о чем и беспокоиться. Американские президенты и так довольно часто не торопятся буквально исполнять свои предвыборные обещания. Если рассмотреть намерения и результаты деятельности различных американских президентов, то проявится любопытная картина. Так, в ходе предвыборной кампании 2000 г. Дж. Буш-младший настаивал на том, что активная интервенционистская политика США на Балканах является ошибкой. И именно он утверждал, что Б. Клинтон втянул Соединенные Штаты в малоперспективный (если не сказать сильнее) процесс строительства наций (национально-государственных образований) в этом регионе. Есть основания полагать, что в момент формирования своей политической программы он действительно думал, что Вашингтону нет необходимости проводить активную интервенционистскую политику по всему миру. Однако то, во что он верил и что намеревался делать, в реальности не имело значения. Колоссальный отпечаток на его президентство и на формирование американской внешнеполитической линии наложили непредвиденные чудовищные теракты 11 сентября 2001 г., после которых степень интервенционизма – уже не под лозунгами «гуманитарного вмешательства», а под флагом «войны с терроризмом» – вышла за все разумные пределы.
Буш тут в общем-то не исключение. Линдон Джонсон, например, был вынужден существенно поменять политическую линию под влиянием событий во Вьетнаме. Как остроумно отметил известный американский аналитик Дж. Фридман, «программные документы предвыборных кампаний часто кажутся основанными на идее о том, что лидер контролирует ситуацию. Но почти всегда именно ситуация контролирует лидера, видоизменяя его программу и ограничивая его выбор. Иногда, как в случае с терактами 11 сентября, непредвиденные обстоятельства ложатся в основу политики того или иного президента. В других случаях политику президента определяют непредусмотренные и неожиданные последствия того или иного политического решения» [1].
Еще Макиавелли в «Государе» проницательно подметил, что политическая жизнь во многом зависит от фортуны и от непредвиденных обстоятельств, с которыми политикам приходится справляться. Так что в условиях реального сужения американских финансовых и экономических возможностей, существенно ограничивающего притязания на мировое лидерство, а также многочисленных факторов неопределенности на Ближнем и Дальнем Востоке, в Центральной Азии и Африке предвыборная политическая риторика М. Ромни вполне может остаться только фигурой речи. Между желаемым и действительным всегда возникает зазор, а то и существенное расхождение. Что и привносит толику благодушия в оценки жестких политических деклараций Ромни относительно перспектив развития отношений с Россией.
Распространено также мнение, что российскому руководству гораздо проще будет поладить с республиканским президентом. Якобы еще с советских времен руководству нашей страны удавалось более успешно строить отношения с республиканцами. Отчасти потому, что республиканская политическая элита традиционно демонстрировала более реалистические подходы в политике, была нацелена скорее на решение проблем, нежели на продвижение неких идеологем (что со времен Р. Рейгана, по меньшей мере, небесспорно). Кроме того, сегодня, по мнению многих российских и американских аналитиков, В. Путина и М. Ромни объединяет деловой стиль в политике. А отсюда и вывод: два деловых человека сумеют найти общий язык.
На самом деле, однако, тут все не так просто. И оппортунизм Ромни, и его готовность к поиску компромиссов со своими внешнеполитическими визави изначально будут поставлены в довольно жесткие рамки. Дело в том, что внешняя политика – это та сфера деятельности, в которой М. Ромни отнюдь не чувствует себя слишком уверенно. Его неудачный (по единодушному мнению практически всех серьезных американских аналитиков) предвыборный вояж по ряду стран Европы и Ближнего Востока наглядно продемонстрировал, что внешняя политика едва ли станет для него коньком и приоритетной сферой деятельности. Скорее Ромни будет вынужден полагаться на мнение советников и аналитиков из своего штаба. Состав внешнеполитической команды Ромни в случае его избрания прогнозировать трудно, тут возможны самые разные (внутриполитически обусловленные) комбинации. Но есть факт: в его нынешней команде из 20 с небольшим советников по вопросам внешней политики 17 работали в администрации Дж. Буша-мл. А тональность предвыборных заявлений кандидата от республиканцев, которую сложно будет полностью игнорировать в случае его избрания, отнюдь не предвещает радужных перспектив российско-американским отношениям.
Многие видные республиканцы до сих пор убеждены, что действия администрации Дж. Буша-мл. прекрасно вписывались в политическую реальность по меньшей мере последних 25–30 лет. С их точки зрения, слухи о том, например, что внешняя политика при Дж. Буше-мл. совершила такой уж серьезный разрыв с внешнеполитической традицией его предшественников, сильно преувеличены. В самом деле, Рональд Рейган, Джордж Буш-старший неоднократно отказывались идти на компромиссы с противниками, на ходу меняли правила игры, корректировали собственные задачи и при этом ставили перед собой большие цели (более радикальные, с большим дестабилизирующим эффектом, чем даже могли рассчитывать их союзники). Все они верили, что лучший способ достичь своих целей – это держаться особняком, без колебаний проявлять лидерство, в решительную минуту вести за собой союзников, а не потакать их колебаниям и сомнениям и, тем более, не идти на поводу у интересов «тиранов и автократов».
Вокруг Ромни уже сейчас вьют гнезда немало сторонников подобной «максималистской традиции», обозначившей во времена президентства Буша-мл. возможность специфического концептуального синтеза наиболее экстремальных элементов либерального интервенционизма и империалистического унилатерализма. У интервенционизма были позаимствованы представления об особой миссии Соединенных Штатов в мире и сознание собственного морального превосходства, а также стремление к демократической гомогенизации мирового политического пространства. От унилатерализма – чрезмерный упор на военную мощь (в том числе за счет иной мощи – экономической, идеологической, культурной), геополитическое видение проблем современного мира (с навязчивой территориализацией транснациональных по сути угроз и попыткой воспользоваться ситуацией для закрепления американского влияния в различных регионах мира) и очевидная склонность к односторонним действиям. В результате возник причудливый сплав элементов реализма (с его сосредоточенностью на силе и проблемах безопасности) и изрядной доли идеализма (упор на моральные основания мировой политики и готовность нести пламя незамутненной веры в демократические идеалы в самые темные углы современного мира). Подобный эклектичный подход с акцентом на «сильной лидерской линии» до сих пор пользуется поддержкой влиятельной части республиканского истеблишмента.
Кризисный фактор
Глобальный финансово-экономичексий кризис и приход к власти администрации Б. Обамы способствовали изменению тональности выступлений американской политической элиты. Под влиянием объективных обстоятельств и реального сужения возможностей, казалось, навсегда ушел в прошлое явно неумеренный идеологический запал при формулировании целей внешней политики. Месседж Обамы остальному миру довольно недвусмысленно свидетельствовал о том, что США безусловно стремятся остаться мировым лидером, но хотят наладить более тесное взаимодействие с партнерами. Крайним проявлениям силового унилатерализма образца начала XXI в. («не коалиция определяет миссию, а миссия – коалицию», «следуйте за нами или убирайтесь с дороги» и т.д.) пришел конец. Причем изменения военно-политической стратегии были не спонтанны, а связаны с негативным для американцев опытом глубокого вовлечения в войны в Ираке и Афганистане.
При Обаме начали было вырисовываться контуры новой американской внешнеполитической стратегии, которую можно условно назвать «стратегией глобального лидерства в условиях экономии на издержках». Он изначально пытался формулировать политические задачи, исходя из реальных возможностей и существующих ресурсных ограничений. А кроме того, стремился аккумулировать для их решения ресурсы старых и новых партнеров США во всем мире (в том числе так называемых «быстрорастущих держав», нередко ассоциируемых с группой БРИКС). «Доктрина Обамы» отнюдь не исключала силового воздействия на оппонентов, если это действительно было необходимо и рассматривалось как эффективный способ решения проблем (развитие ситуации вокруг Ливии – наглядный пример силового вмешательства). Вместе с тем Обама пытался найти пути применения такого воздействия без крупных издержек для страны и без вовлечения ее в проекты, из которых сложно выйти без потерь (как материальных, так и имиджевых).
В 2012 г. Обама оказался скован условиями предвыборной борьбы. Ему было важно не допустить значимых промахов во внешней политике. Достаточно вспомнить эпизод на саммите по ядерной безопасности в Сеуле, когда американский президент при включенном микрофоне известил Д. Медведева о паузе в переговорах по ПРО, обещая в случае переизбрания проявить большую гибкость в этом вопросе. В американских консервативных СМИ по этому поводу была поднята настоящая буря [2]. Поэтому временами казалось, что американская администрация склонна пожертвовать инициативой на ряде направлений, только бы не ухудшить избирательных перспектив действующего президента.
Тем не менее в целом внешняя политика Б. Обамы оказалась достаточно эффективной. Об этом говорят и успешный вывод американских войск из Ирака, и ликвидация лидера мирового террористического подполья У. бин Ладена, и стабилизация отношений с Россией. Однако никакого внешнеполитического консенсуса в условиях растущей партийной поляризации в США за минувшие 4 года возникнуть не смогло. Так что возвращение неоконсерваторов, вообще группы «максималистски» мыслящих политиков, обладающих лидерскими замашками, способно многое изменить.
Перезагрузка перезагрузки?
В случае прихода к власти М. Ромни во внешнюю политику США, несомненно, будут внесены определенные коррективы. Судя по всему, приход республиканской команды в Белый дом придаст дополнительный импульс синтезу либерального интервенционизма и силовой политики. Определенное влияние со стороны консервативной части республиканской элиты и экспертного сообщества (равно как и соответствующих групп бизнес-интересов) на формирование внешнеполитического курса США неизбежно. И это отнюдь не предвещает России безоблачных перспектив.
Некоторые из предвыборных лозунгов М. Ромни (вроде традиционной угрозы наказать Китай за «манипуляции с валютным курсом») выглядят не слишком убедительно. Став президентом, Ромни, скорее всего, будет вынужден воздержаться от их исполнения [3]. Но его внешнеполитическая программа насыщена и такими идеями, отказаться от которых после избрания будет гораздо сложнее. Это, прежде всего, идея отстаивания на международной арене американских ценностей (в числе которых неизменно выступают защита прав человека, демократизация политических систем и содействие распространению демократии). Весьма вероятно возвращение к «трансформативной» внешней политике, изрядно мотивированной идеологически и нацеленной на смену режимов в самом широком географическом ареале [4]. М. Ромни, похоже, относится к числу политиков, которые искренне верят в американскую исключительность и особое предназначение Соединенных Штатов в мировой истории. Если ситуация в экономике Соединенных Штатов не продемонстрирует после выборов быстрой и устойчивой позитивной тенденции, патриотическая мобилизация и погоня за внешними (в том числе внешнеполитическими) эффектами может быстро войти в моду. При всей внешней гибкости и даже оппортунизме, М. Ромни довольно последовательно озвучивал ряд внешнеполитических идей (об ужесточении позиции Вашингтона в отношениях с Москвой, более тесном взаимодействии с союзниками, необходимости окончания эксперимента с перезагрузкой) не только в ходе предвыборной кампании, но на протяжении нескольких лет [5]. А его кумиром (прежде всего как раз в сфере внешней политики) остается такой мрачноватый персонаж, как бывший вице-президент США Д. Чейни [6].
Подвергая резкой критике «беспомощную» политику Б. Обамы последних лет, М. Ромни четко дал понять, на какой «стороне истории» он находится. Обама исходит из того, что у людей во всем мире общие интересы, но это не так, – утверждает М. Ромни. В мире есть силы, которые «сеют зло», а есть те, кто с этим злом борется. Симптоматично, что к числу распространителей зла М. Ромни безусловно относит В. Путина и вообще российскую правящую элиту.
Подобная оценка вызвана разным пониманием мира и, в частности, разным восприятием в Москве и Вашингтоне текущих политических процессов. Эти отличия особенно наглядно проявились в последние годы на фоне «арабской весны».
С точки зрения американского политического истеблишмента и большинства экспертного сообщества, «арабская весна» – часть большой волны демократизации. Возможно даже, некий (пусть и более брутальный по исполнению) аналог того, что происходило в Восточной Европе в 1989 г. Это может на какое-то время дезорганизовать отдельные страны и даже весь регион. Но в конечном итоге, в исторической перспективе броуновское политическое движение предвещает позитивные изменения. Оно даст возможность развиться демократическим процессам, приведет к формированию «подотчетных народам эффективных правительств», которые будут стремиться к «конструктивной роли» на мировой арене, а их поведение будет больше соответствовать американским представлениям о разумной внешней и рациональной внутренней политике. Таким образом, американский политический класс сделал ставку на адаптацию к происходящим изменениям, тем более что в Вашингтоне бытует уверенность, что их все равно невозможно остановить или избежать. Задача в том, чтобы постараться направить их в нужное, «позитивное» русло.
Нет нужды объяснять, что большинство представителей политического класса и экспертного сообщества в России смотрит на «арабскую весну» совсем по-другому, воспринимая ее как неконтролируемый процесс перемен с неясным результатом и уже очевидными ныне негативными последствиями (радикализация и распространение исламистских движений, дестабилизация отдельных стран и т.д.). Нельзя сказать, что российские подходы нелогичны или некорректны. Скорее наоборот – они основаны на собственном трудном опыте перемен и осознании того факта, что транзиты не всегда бывают демократическими. Возможно, на смену одним диктаторским режимам придут другие, еще более жесткие и идеологически мотивированные.
Надо признать, что это принципиально иное, отличное от доминирующего в США видение мировых процессов и проблем. Данные философские и политические расхождения облекаются рядом американских комментаторов в крайне идеологизированные формы «противостояния авторитаризма и демократии» в мировом масштабе.
Основные темы в повестке дня российско-американских отношений по-прежнему связаны с проблемами стратегической стабильности и безопасности: контроль над вооружениями, нераспространение, ПРО. Многие из этих вопросов унаследованы от эпохи холодной войны. По многим из них не только позиции, но и подходы двух стран серьезно расходятся. Появляются и новые геополитические раздражители в двусторонних отношениях: ситуация в Сирии и в целом плоды «арабской весны», конкуренция на постсоветском пространстве и т.д. В этих условиях явственно проявляется фундаментальная уязвимость российско-американских отношений перед атаками неоконсерваторов и республиканских ястребов: во взаимодействии двух стран практически отсутствует экономический базис.
У США и Китая, например, ничуть не меньше серьезных разногласий – по общим вопросам мировой политики, ситуации в Восточной и Юго-Восточной Азии, вокруг Южно-Китайского моря. Но в процессе поисков решений возникающих проблем в условиях реальной (а не декларативной) взаимозависимости обе стороны понимают цену бескомпромиссности. Объем торговли между США и Китаем в десятки раз больше, чем между США и Россией. Резкие политические декларации, а тем более действия, задевают крупные бизнес-интересы в США. Есть очень много групп людей, по разным причинам экономически заинтересованных в хороших отношениях между Америкой и Китаем. И пока этот рычаг эффективно сдерживает проявления «максимализма» с обеих сторон.
Россия же практически лишена подобных рычагов влияния и вообще лоббистских возможностей на Капитолии. Именно поэтому всевозможные инициативы, в том числе явно тенденциозные (вроде «закона Магницкого»), находят самый живой отклик среди сенаторов и конгрессменов, получающих возможность продемонстрировать перед избирателями свою решимость в отстаивании американских ценностей за счет России, практически ничем при этом не рискуя.
Трудно спорить с тезисом, что формирование и углубление взаимозависимости двух стран вполне может способствовать стабильности и предсказуемости их отношений. Однако довольно сомнительным представляется утверждение, что «методом проб и ошибок Россия постепенно подошла к возможности выстраивания взаимовыгодных отношений с США». По мнению автора этого высказывания, «обе страны нуждаются друг в друге. Америке необходима поддержка российского руководства в вопросах стабилизации Афганистана и Ближнего Востока и нераспространения ядерного оружия. Россия же, проводящая курс модернизации экономики, продолжает зависеть от инвестиционно-технологического потенциала американского бизнеса» [7]. Дело в том, что подобная взаимозависимость чересчур асимметрична и к тому же негативна. На это при всяком удобном случае указывают нам американские коллеги. С их точки зрения, Россия не меньше США заинтересована в поддержании стабильности в Центральной Азии или, скажем, в нераспространении ОМУ. А основные издержки по созданию и поддержанию режимов нераспространения или стабилизации ситуации в различных регионах мира несут именно Соединенные Штаты. Так что не Россия должна рассчитывать на некие призы от Вашингтона, а, наоборот, США вправе требовать от Москвы более «рациональной» внешней политики. Подобная убежденность превалирует на сегодняшний день в республиканском политическом истеблишменте. М. Ромни в этом отношении лишь рупор влиятельных политических сил в Вашингтоне.
В отсутствие же реальной взаимозависимости необходимо быть морально готовыми к тому, что в случае прихода М. Ромни к власти именно российский трек американской внешней политики окажется в числе наиболее уязвимых. Пока преждевременно прогнозировать глубину и масштаб изменений. Но очевидно, что обещание М. Ромни «перезагрузить перезагрузку» [8] вовсе не фигура речи. Именно это может показаться членам его команды относительно безболезненным и политически приемлемым способом как улучшения имиджа своего босса внутри страны, так и повышения престижа США (демонстрации уверенности в собственных силах) на международной арене.
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 12-03-00611а «Метаморфозы геополитики в условиях новой фазы глобализации».
Примечания:
[1] См. об этом: Friedman G. Character, Policy and the Selection of Leaders // http://www.stratfor.com/weekly/character-policy-and-selection-leaders?utm_source=freelist-f&utm_medium=email&utm_campaign=20120904&utm_term=gweekly&utm_content=readmore&elq=01f89e3557a9499db2c09d0016ea7153
[2] Реакцию М. Ромни см.: Romney M. Bowing to the Kremlin // http://www.foreignpolicy.com/articles/2012/03/27/bowing_to_the_kremlin
[3] См. Drezner D. Romney: Year One // http://www.foreignpolicy.com/articles/2012/05/25/ romney_year_one?page=full
[4] См. об этом: Троицкий М. Внешнеполитические горизонты Митта Ромни // http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=582#top
[5] См. об этом: Romney M. No Apology: The Case for American Greatness. N.Y., 2010.
[6] См. об этом: Smith A. The Romney – Cheney Doctrine // http://www.foreignpolicy.com/articles/2012/07/12/the_romney_cheney_doctrine?page=full
[7] Цыганков А.П. Россия-США: к новой модели взаимозависимости? http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=717#top
[8] An American Century. A Strategy to Secure America’s Enduring Interests and Ideals. A Romney President White Paper. Washington, 2011, October. P.35
Читайте также на нашем портале:
«Россия – США: оптимизм и пессимизм «перезагрузки»» Татьяна Шаклеина
«Россия – США: предвыборный контекст» Эдуард Соловьев
«Российско-американские отношения: состоится ли второй акт перезагрузки?» Эдуард Соловьев
«Россия и США в полицентричном мире» Татьяна Шаклеина
«Будущее американской власти» Джозеф Най-младший
«Современная американская геополитика. Часть 1. Неоклассический ренессанс» Эдуард Соловьев
«Современная американская геополитика. Часть 2. Геополитический ревизионизм: основные траектории» Эдуард Соловьев
«Новый президент и глобальный ландшафт» Джордж Фридман
«Российско-американские отношения в конце первой декады XXI века» Татьяна Шаклеина
«Россия – США: нужны ли новые крупные инициативы?» Эдуард Соловьев
««Перенастройка», а не «перезагрузка» » Сергей Караганов, Дмитрий Суслов, Тимофей Бордачев
««Перезагрузка» российско-американских отношений: проблемы и перспективы» Эдуард Соловьев
«Равновесие недоверия. Приоритеты России на фоне смены власти в США» Алексей Богатуров
«Барак Обама - новая политическая звезда на небосклоне: американская мечта сбывается, но что она сулит России?» Дмитрий Минин
«Американские выборы и внешняя политика» Александр Терентьев
«Холодная осень 2008 года в российско-американских отношениях» Эдуард Соловьев
«Чего ждать России от Хилари Клинтон: внешнеполитическая программа основного кандидата в президенты США» Дмитрий Минин