Количество китайских подданных, проживавших в русских владениях на Дальнем Востоке, всегда значительно превышало число выходцев из Кореи, Японии и других стран. Это обстоятельство объяснялось тем, что Россия имела с Китаем самую длинную сухопутную границу, что облегчало ее переход, и, кроме того, некоторые местности Приамурского края были заселены китайцами еще до вхождения его в состав России. Задолго до окончательного утверждения русского господства над всем Приамурьем на левом берегу Амура и в Южно-Уссурийском крае началось оседание выходцев из Маньчжурии и других провинций Китая. К моменту заключения Айгуньского договора в 1858 г. на левом берегу Амура от устья реки Зеи до деревни Хормолдзинь, как следует из отчета первого приамурского генерал-губернатора барона А.Н. Корфа, уже жило оседло несколько тысяч китайских подданных маньчжурского происхождения [1], которые захватили значительные площади прибрежной полосы, занимаясь главным образом хлебопашеством. У русской администрации и населения они впоследствии получили название “зазейские маньчжуры”, а район их обитания стал называться “зазейским”.
Крайний юго-восточный район Приамурья, образуемый рекой Уссури и нижним течением Амура на западе, а на востоке примыкающий непосредственно к океану, оказался к моменту присоединения его к России по Пекинскому договору 1860 г. также населенным выходцами из Китая. Появлению в этой части Приамурья китайцев особенно благоприятствовала неопределенность международного положения Южно-Уссурийского края, который оставался еще со времен Нерчинского договора 1689 г. неразграниченным между Россией и Китаем. По Айгуньскому договору также оставался невыясненным вопрос о принадлежности этой юго-восточной окраины Приамурья одной из договаривающихся сторон. Такая неопределенность положения обширного приморского района, фактически лишенного в течение почти двух столетий какого-либо управления, отразилась на составе его населения, вызвав постепенное накопление здесь выходцев из Китая. В течение долгого времени китайское правительство ссылало в этот район преступников без семей с запрещением вступать в брак. Сюда же бежали преступники от кар закона и бедняки от тяжелых податей, а также всевозможные искатели легкой наживы, привлекаемые молвой о богатстве местных золотых россыпей. Такой характер этого пришлого населения нашел отражение в названии “манзы”, которое закрепилось за китайцами у русских поселенцев в Приморской области, что означало в буквальном переводе “беглые”, “бродяги”, “выходцы” [2]. “Манзы” (мань-цзы) - так в прежние времена, по свидетельству архимандрита Палладия, монголы называли в презрительном смысле всех жителей южного Китая. Ныне в крае называют этим именем всех вообще китайцев, живущих на русской территории в пределах Уссурийского края. Сами манзы называют себя “пао-туй-цзы” или “пао-туй-рди”, т.е. пешеходами, бродягами, бегунами, не придавая этому слову дурного значения [3]. К 1860 г. в Приморской области насчитывалось примерно 2-3 тысячи китайских подданных, из которых около 900 человек проживали оседло по притокам Уссури, а остальные бродили по краю в поисках женьшеня и золота или занимались охотой и рыболовством [4].
После присоединения Приамурского края к России “зазейские маньчжуры” по Айгуньскому договору получили право оставаться “вечно на прежних местах их жительства с тем, чтобы русские жители обид и притеснений им не делали” [5], т.е. дальнейшее пребывание их на русской территории не только не было обусловлено обязательством принятия ими русского подданства, но Россия согласилась даже оставить их по-прежнему в ведении китайского правительства. Что же касается “манзовского населения” в Уссурийском крае, то по Пекинскому договору русское правительство обязывалось “оставить их на тех местах и дозволить по-прежнему заниматься рыбными и звериными промыслами” [6].
Таким образом, оба договора с Китаем не изменили условий пребывания в пределах Приамурского края китайских подданных. Мало отразился на их положении и переход края под русское господство.
Пустынность края выдвигала перед русским правительством на первый план задачу его заселения, и местная администрация вынуждена была сначала благожелательно относиться не только к пребыванию в русских пределах китайцев, но и к появлению в нем новых выходцев из соседних стран, стремясь лишь, по мере возможности, не допускать оседания их в приграничной полосе, где правительством отводились земли по рекам Амуру и Уссури для поселения казаков Амурского казачьего войска и семейных нижних чинов из гарнизонных батальонов. Тем не менее недостаток русского населения и малоуспешность попыток привлечения русских крестьян из внутренних губерний России, неохотно селившихся в отдаленном Приамурье и особенно в Уссурийском крае, поставили правительство перед необходимостью отводить поселенцам земли даже и в пограничных районах, безотносительно к их русскому или иностранному происхождению. Так, на основании высочайше утвержденных 26 марта 1861 г. правил разрешалось как русским, так и иностранцам селиться в Амурской и Приморской областях, причем поселенцам отводились (по выбору) участки казенной земли во временное владение или в полную собственность с освобождением от уплаты всяких налогов в течение 20 лет. Теми же правилами предусматривалось и отведение участков целым обществам русских и иностранных подданных преимущественно по течению Уссури, где, в отличие от прочих местностей края, земельные участки должны были предоставляться не во временное, а в вечное и постоянное пользование обществ. Такие же условия устанавливались правилами и для лиц, желавших приписаться к городам, причем все лица, владевшие в городе недвижимой собственностью, независимо от их национальности и подданства, считались в составе городских обществ с правом голосa [7].
Взгляды высшей местной власти на иностранцев “желтой расы” были на первых порах после присоединения края настолько благожелательными, что генерал-губернатор Восточной Сибири Корсаков в 1862 г. даже консультировался с российскими дипломатическими представителями в Китае по вопросу о предоставлении сосланным в Южно-Уссурийский край китайским подданным без жен и без права жениться “средств к жизни семейной”, ради упрочения и усиления “этого трудолюбивого и развитого класса населения [8] ”. При таком благоприятном отношении местной администрации к китайским подданным их приток в русские владения стал постепенно увеличиваться.
Заселение русскими Амурского края началось почти одновременно с заключением Айгуньского договора. Первыми переселенцами были забайкальские казаки и штрафные солдаты, водворенные по течению рек Амура и Уссури по распоряжению правительства, а за ними последовали из Европейской России крестьянские семейства, добровольно изъявившие согласие на переселение. Несмотря на предоставленные переселенцам различные льготы, дело это продвигалось очень медленно, “как вследствие новизны и суровости края, так и за отсутствием на месте надлежащего направления со стороны авторитетной власти [9]”. К 1869 г. здесь числилось 18,5 тысяч человек из казачьего сословия, переселенных из Забайкальской области [10]. Число переселившихся крестьян к 1875 г. не превышало 3,5 тысяч человек [11]. Такое ничтожное количество населения сильно отражалось на успехе предпринимаемых правительством мер для закрепления вновь приобретенных земель. Устройство казарм, правительственных и общественных учреждений в крае, не говоря уже о постройке дорог и других необходимых сооружений - все это задерживалось из-за недостатка рабочих рук. Не было прислуги для появившегося в крае чиновничества. Сначала привлекали на строительные работы нижних чинов, что отрывало их от военной службы. Поэтому решено было нанимать рабочую силу в Китае. В середине 70-х годов прошлого столетия впервые были выписаны из Чжилийской и Шаньдунской провинций 150 человек рабочих по контракту на два года [12], а затем, по мере увеличения работ в связи со строительством во Владивостоке крепости и порта, железных дорог и других объектов в крае, возрастала и численность китайских рабочих. Примеру администрации последовали частные предприниматели, которые стали пользоваться трудом китайцев в качестве чернорабочих и прислуги, и скоро в регионе не осталось почти ни одного хозяйства, которое не пользовалось бы услугами выходцев из Китая.
Вести о высоких, с точки зрения китайцев, заработках и благожелательном отношении русских властей к китайским рабочим быстро распространялись среди бедноты ближайших к России провинций. Это способствовало наводнению края китайцами, желающими заработать здесь определенную сумму денег, чтобы привести их на родину родственникам, некоторое время прожить там и вновь вернуться в Россию на заработки. Движение китайцев в русские пределы и обратно в Китай происходило ежегодно весной и осенью, напоминая приливы и отливы. Немногие китайцы оставались в крае надолго. Все они, какой бы деятельностью ни занимались, стремились, скопив от 200 до 300 рублей, возвратиться домой. Только очень небольшое их число, можно сказать единицы, оставалось навсегда в России, женившись на русских и приняв православие.
Что же заставляло китайцев оставлять свою родину, идти в чужую незнакомую страну? Уполномоченный Министерства иностранных дел в Амурской экспедиции В.В. Граве, анализируя причины вселения в Приамурье китайских подданных, выделял в качестве главных “экономически-бытовые, спекулятивно-коммерческие и политические [13]”. Прежде всего, конечно, привлекали китайских рабочих в край более высокие заработки.
Главным контингентом китайцев, приходящих в Приамурье, сначала были преимущественно уроженцы Шаньдуна - одной из самых населенных провинций Северного Китая. Как следует из письма российского консула в Чифу, в этой провинции на площади в 65 184 кв. мили проживало более 39 млн. человек. Причем горные местности были заселены слабо, а долины и равнины перенаселены – 1000-1300 человек на кв. милю [14]. Из-за такой чрезвычайной плотности населения собираемого здесь хлеба даже в урожайные годы не хватало, а во время частых засух, наводнений, налетов саранчи и других стихийных бедствий население провинции голодало. Заработок чернорабочего китайца в Чифу колебался от 15 до 25 копеек в день, тогда как в России в конце ХIХ - начале ХХ вв. никогда не опускался ниже 55 копеек, а средний ежедневный заработок составлял 87 копеек [15]. По подсчетам знатока края С.Д. Меркулова, наименьший годовой заработок “пришлого в наш край китайца в самый неблагоприятный для него год (1908 г.) равнялся для взрослого рабочего 152 руб., а рабочего в Чифу - 42 руб. [16]”. Таким образом, в России рабочий-китаец мог заработать в год в среднем на 110 рублей больше, чем у себя на родине, - это и было главной причиной миграции китайцев в Приамурье. В.В. Граве в своем отчете писал: “С достоверностью можно сказать, что в Шаньдуне нет такой семьи, члены которой не побывали бы на заработках у русских в Приамурье, Сибири или Северной Маньчжурии”.
По мере колонизации Северо-Восточного Китая, наряду с Шаньдуном, поставщиком китайских отходников на русский Дальний Восток стала Маньчжурия. До конца ХIХ в. это был слабо заселенный район, поскольку Маньчжурия, как известно, во время правления в Китае династии Цин оказалась запретным районом для китайских переселенцев. Только в конце 70-х годов прошлого века цинское правительство отменило все законы и постановления, запрещавшие китайцам переселяться в Маньчжурию, и приступило к организованному заселению этих районов. Активизация колонизации Северной Маньчжурии китайцами была связана с укреплением позиций России на Дальнем Востоке и особенно со строительством КВЖД. Как писал полковник Болховитинов в своей записке “Китайская колонизация Северной Маньчжурии”, составленной по заданию Комитета по заселению Дальнего Востока, “проведением КВЖД мы возродили Маньчжурию к новой жизни [17]”. Из этого же источника следует, что цинскому правительству в конце ХIХ в. подавались десятки докладов китайских чиновников и военачальников “об агрессивных стремлениях России, об ее намерениях путем постепенного заселения не только своих границ, но и полосы отчуждения захватить оба берега Амура, Аргуни и Уссури, район КВЖД [18]” и предлагались разные меры противодействия русским захватам. Вот, например, цитата из доклада одного из руководящих чинов Мукденской провинции: “Русские особенно стремятся занять наши земли. Не будем говорить о прошлом, полном горечи и страданий, не будем тревожить незаживающие раны, посмотрим на теперешнее положение - русские офицеры всюду производят съемки, а русские подданные захватывают торговлю и богатства страны, поэтому мы должны приложить все усилия, чтобы не выдать нашу страну русским. Последние все равно, что заноза, проникнувшая в тело Китая, поэтому мы никогда не можем быть покойными и как ни больно будет, но нужно решиться выдавить эту занозу [19]”.
Усиленный поток китайских переселенцев в Северную Маньчжурию начался с 1902-1903 гг., когда цинское правительство увидело в переселении могучий фактор закрепления этой окраины за Китаем. Колонизационное движение рассматривалось китайцами в качестве “меры по укреплению границ [20]”, и китайские власти активно содействовали этому процессу. По данным статистического описания пограничной с Россией провинции Хэйлунцзян, в 1887 г. ее население составляло около 408 тыс. человек, а в 1895 г. здесь уже насчитывалось 1500 тыс. человек [21], т.е. за 8 лет население этой провинции выросло более чем в 3 раза. Еще красноречивее сведения о росте населения всей Маньчжурии в целом. Если в 1842 г. в Маньчжурии проживало около 1700 тыс. человек, то в 1908 г. население трех северо-восточных провинциях Китая (Мукден, Гирин и Хэйлунцзян) составляло уже 15833629 человек [22] и продолжало увеличиваться. С ростом населения пограничных с Россией районов Китая увеличивался и приток выходцев из Маньчжурии на территорию Приамурского края.
Каким образом происходило движение китайских подданных в русское Приамурье? Главным пунктом отправления шаньдунских отходников был порт Чифу. Здесь обосновались конторы подрядчиков-китайцев, занимавшихся вербовкой желающих выехать за границу. Как правило, группа китайских рабочих, желающих отправиться на заработки в Россию, обращалась к одному из таких подрядчиков с просьбой об их отправке в Приамурье в кредит. Подрядчики, взимая за свои услуги по 40 коп. с каждого рабочего, доставляли группу в Чифу, размещая ее в знакомой гостинице. Хозяин гостиницы, занимающийся отправкой кули за границу, предоставлял кредит подрядчику для отправки рабочих в Россию, причем подрядчик ручался, что все расходы по перевозке будут возвращены с процентами по окончании рабочего сезона. Завербовав таким образом рабочих, владелец гостиницы выправлял для них национальные паспорта у таможенного даотая (начальника), заплатив за каждый документ 1 руб. 20 коп. Затем паспорта визировались в русском консульстве в Чифу, за что взималось 2 руб. 25 коп., и, наконец, приобретались билеты на проезд в Россию (до Владивостока) на пароходах, что обходилось примерно в 13 руб. [23] Хозяин гостиницы еще и кормил кули за свой счет до отхода парохода. Все эти расходы записывались в долговую книжку каждого рабочего, причем в 2-3 раза большем размере. Расчеты производились в конце осени, и весьма редки были случаи, чтобы кули не уплачивали своих долгов. В любом случае хозяева гостиниц от неуплаты не страдали, так как ответственность за неисправных плательщиков несли подрядчики. Дело было очень выгодным для содержателей гостиниц (в Чифу таких гостиниц было около десятка), зарабатывающих на этой операции от 4 до 5 тыс. рублей в год [24].
Существовали и другие способы вербовки китайских рабочих, когда русские или китайские подрядчики командировали в Чифу и другие города Шаньдунской провинции своих доверенных лиц, которые нанимали необходимое число рабочих, снабжали их небольшим задатком и доставляли во Владивосток за свой счет.
Уезжая из Чифу в марте-апреле, рабочие возвращались из Владивостока в ноябре-декабре, заработав в среднем от 150 до 300 руб. Возраст рабочих колебался, как правило, от 18 до 30 лет. В Россию выезжало и значительное число мальчиков-подростков для поступления прислугой в русские семейства. Перед отплытием парохода все рабочие осматривались доктором за небольшую плату. Перевозка кули осуществлялась главным образом на иностранных пароходах (германских, американских и др.), фрахтуемых в Чифу по мере надобности, по дешевой цене, но, тем не менее, была очень выгодна для пароходных обществ, “ввиду нетребовательности китайских пассажиров, с которыми можно обращаться как с неодушевленным грузом [25]”. Русские пароходы перевозили рабочих редко, только в самый разгар сезона.
После русско-японской войны кроме маршрута Чифу - Владивосток многие китайцы-рабочие из Чжилийской и Шаньдунской провинций направлялись в порты Дальний, Инкоу и Аньдун. Перевозили их по этим маршрутам в основном китайские и японские пароходные компании. Из этих портов рабочие следовали по железной дороге до Куаньченцзы и Харбина. Правда, многие рабочие, добравшись до Дальнего, дальше предпочитали идти пешком. Билет от Дальнего до Харбина по ЮМЖД стоил 5 руб. По вычислениям русского консульства в Чифу, предоставленным в распоряжение Амурской экспедиции, за лишние 15 дней путешествия по грунтовой дороге рабочие экономили 50 коп. [26], что при ничтожном бюджете китайца имело громадное значение, поэтому многие и предпочитали идти пешком. Правление ЮМЖД даже имело намерение снизить плату за проезд до 3 руб. Возвращаться же на родину с заработанными во время пребывания в России деньгами китайцы предпочитали по железной дороге, так как при частых случаях нападения хунхузов идти пешком было крайне рискованно. Более того, для большей безопасности китайцы приобретали билеты III класса, а не IV, как во время движения в Россию.
Добравшись до Харбина, рабочие разъезжались: одни следовали по КВЖД до станций Маньчжурия и Хайлар, направляясь в Забайкальскую область, преимущественно на прииски; другие до станции Пограничная, следуя в Приморскую область; третьи ехали по железной дороге до станции Цицикар и далее по тракту на Айгунь, чтобы попасть в Амурскую область. Часть китайских рабочих оставалась в Северной Маньчжурии.
Точно подсчитать количество прибывающих в Приамурье и отъезжающих обратно китайцев крайне трудно, так как многие из них шли пешком, пробираясь через малонаселенные пункты, где не производилось никакой регистрации. Как отмечал Д.И. Шрейдер, “китайцы всегда находят возможность пробираться в наши пределы по одним им известным горным и таежным тропам [27]”. В публикациях того времени, а также в изученных нами источниках существует большой разнобой в цифрах, определяющих численность китайских подданных в Приамурье. Авторы использовали разные критерии подсчетов: либо встречаются цифры по отдельным областям или городам, либо (что очень часто) цифры о количестве китайцев не выделены из общей массы “желтого населения” в крае или из общего числа иностранцев вообще, а официальные данные далеко не полны и не точны из-за несовершенства статистики, а также ввиду неучета большого числа уклоняющихся от регистрации китайцев и т.п. Сведения о численности китайских подданных встречаются в путевых заметках путешественников по далекой окраине, в дальневосточной прессе, в трудах исследователей Дальнего Востока, в официальных всеподданнейших отчетах губернаторов областей и приамурских генерал-губернаторов, но наибольший интерес в этом смысле представляют специальные исследования, в первую очередь статистические, выполненные по заданию местной администрации, Комитета по заселению Дальнего Востока, Амурской экспедиции в период обострения так называемого “желтого вопроса” после русско-японской войны.
Проследим динамику численности китайских подданных в Приамурском генерал-губернаторстве в конце ХIХ - начале ХХ вв., используя данные различных источников о количестве китайцев по отдельным городам, областям и краю в целом.
Постоянное увеличение численности выходцев из Китая в г. Владивостоке можно проследить, например, по сведениям полковника И.П. Надарова, специально занимавшегося изучением положения китайцев в Уссурийском крае по заданию приамурской администрации. С 1860 по 1870 гг. приток китайцев в город происходил в небольших размерах - в 1868 г., например, здесь было их всего 18 человек. Начиная же с 70-х годов количество китайцев во Владивостоке увеличивается: в 1870 г. их насчитывалось 43 человека, в 1871 г. - 50, в 1872 г. - 99. С 1873 г., когда порт был перенесен из Николаевска во Владивосток и потребность в рабочих руках стала ощущаться в большей мере, количество китайцев увеличивалось уже в пределах 110-205 человек ежегодно. В результате в 1879 г. их численность во Владивостоке составила 1 196 человек, а в 1884 г. здесь проживало уже постоянно 3 тысячи китайцев [28]. В Уссурийском крае вместе с Владивостоком в 1885 г. численность постоянного китайского населения составляла более 10 тысяч человек и “бродячего” - 4 тысячи, тогда как русского населения здесь в это же время было около 30 тысяч человек [29], т.е. на трех русских приходился один постоянно проживающий китаец, а с учетом “бродячего” китайского населения это соотношение было 2 к 1.
По данным Ф.Ф. Буссе, в течение 10 лет руководившего переселением крестьян в Южно-Уссурийский край, до 1891 г. число ежегодно прибывавших сюда китайцев колебалось от 4 до 9 тысяч. [30] В 1894 г., с постройкой Уссурийской железной дороги, оно возросло до 15 тысяч человек [31].
Рост численности китайских подданных отчетливо демонстрируют и официальные данные из всеподданнейших отчетов губернаторов областей и сводных отчетов приамурских генерал-губернаторов (табл. 1).
Таблица 1. Сведения о численности китайских подданных в Приамурском генерал-губернаторстве до 1900 г. [32]
Год
|
Область
|
Итого
|
Амурская
|
Приморская
|
Забайкальская
|
1886
|
14500
|
13000
|
-
|
27500
|
1891
|
14891
|
18018
|
300
|
33209
|
1893
|
20272
|
8275
|
321
|
28868
|
1900
|
15106
|
36000
|
695
|
51801
|
Из табл. 1 видно, что распределение китайцев по областям, входящим в состав Приамурского генерал-губернаторства, неравномерно. Сведений по Камчатской области и Сахалину вообще нет, так как, судя по отчетам, китайцев в эти годы в данных областях не было. Больше всего их проживало в Приморской и Амурской областях и меньше всего в Забайкальской.
Цифры по Амурской области включают и численность “зазейских маньчжур”, которых в 1891 г. было около 14 тысяч, в 1893 г. - более 16 тысяч и в 1900 г. - 7 тысяч человек. Значительное сокращение численности “зазейских маньчжур” в 1900 г. было связано с восстанием ихэтуаней, когда большая часть жителей “зазейского района” перебралась в Китай. Трудно объяснить, чем было вызвано сокращение численности китайского населения в Приморской области в 1893 г., скорее всего, это следствие несовершенства официальной статистики, но резкое увеличение числа выходцев из Китая после 1893 г. объяснялось, прежде всего, строительством Уссурийской железной дороги.
Согласно всеобщей переписи населения России 1897 г., в Амурской области числилось 11 160 человек китайцев, что составляло 9,28% населения области, а в Приморской области в том же году было зарегистрировано 31 157 китайцев, или 13,5% всего населения области [33].
В начале ХХ в. по-прежнему происходило увеличение численности китайских подданных на русском Дальнем Востоке, за исключением 1903 г., когда накануне русско-японской войны сократилось число выходцев из Китая. Это хорошо видно, например, по числу китайских рабочих во Владивостокском порту. В 1900 г. там работало 39 887 китайцев, в 1901 г. - 44049, в 1902 г. - 37024, а в 1903 - ни одного, остались только 17376 корейцев [34].
После окончания русско-японской войны наблюдался бурный рост движения китайцев в русские пределы, особенно в 1906 г. Владивостокская газета “Наш край” писала о товарно-пассажирском пароходе “Свобода”, отплывшем в Благовещенск с двумя баржами: “Все пароходные помещения буквально переполнены китайцами, отправляющимися на Амур на заработки... На пристани такое скопление прибывающих с юга китайцев, что им приходится ждать очереди у пароходных касс при взятии билетов на проезд в Приамурье. За неимением свободных мест, при каждом отходе парохода остается масса китайцев на пристани в ожидании отхода другого парохода [35]”. Для определения численности китайцев в 1906-1910 гг. наибольший интерес представляют статистические данные, собранные по заданию Амурской экспедиции уполномоченным Министерства иностранных дел В.В. Граве. Для подсчета численности китайских подданных в Приамурье он использовал не только сведения пограничных комиссаров о числе официально зарегистрированных китайцев при переходе границы и данные о количестве выданных им русских паспортов, на основании которых, как правило, составлялись официальные отчеты. В.В. Граве также учитывал предоставленную ему информацию русского консульства в Чифу о числе визированных национальных китайских паспортов для въезда в Приамурье, данные китайской таможни, сведения коммерческой части КВЖД и пароходств по Сунгари о количестве перевезенных пассажиров с 1906 по 1910 гг. и др.
Совершенно справедливо, на наш взгляд, учитывая определенный процент избегавших регистрации китайцев, В.В. Граве подсчитал, что в Приамурский край за 5 лет (с 1906 по 1910 г.) прибыло 550 тысяч китайцев или (в среднем) по 110 тысяч в год [36]. Большинство китайских рабочих, прибывавших в Россию в феврале-апреле, старались, проработав сезон, вернуться на родину в ноябре-декабре к китайскому Новому году. Отслеживая обратное движение китайцев, В.В. Граве подсчитал, что за это время вернулось в Китай примерно 400 тысяч человек [37]. Если вычесть число китайцев, возвратившихся на родину, из общего числа прибывших в Приамурье в 1906-1910 гг., то останется примерно 150 тысяч человек. Это и был тот контингент китайских подданных, которые оставались в дальневосточных областях России в качестве торговцев, прислуги, чернорабочих и пр. от 1 до 3 лет, в зависимости от занятий, постоянно меняясь в своем личном составе. Причем этот контингент должен был с каждым годом увеличиваться, так как ежегодный “прилив” китайцев был больше их ежегодного “отлива”. Так, в справке осведомительного бюро при главном управлении по делам печати, составленной по материалам владивостокской газеты “Наш край”, сообщалось: “Что китайцы обыкновенно весной отправляются на заработки в русское Приамурье, не является новостью, но знаменательно, что процентное отношение возвращающихся на родину к осени заметно уменьшается с каждым годом. Количество, например, возвращающихся из Приамурья китайцев в прошлом году (в 1909 г. - Т.С.) меньше на 50%, против предыдущего года [38]”. Местная и центральная администрация впоследствии широко использовала статистические данные, собранные в ходе работы Амурской экспедиции и представленные в итоговом отчете В.В. Граве как наиболее соответствующие истинному положению.
Наибольший наплыв китайцев по всем маршрутам за 5 лет с 1906 по 1910 гг., по подсчетам В.В. Граве, был в 1906 г., сразу после русско-японской войны, а к 1910 г. наблюдалось снижение их численности, что, очевидно, было связано с активизацией политики русских властей по ограничению деятельности выходцев из Китая в Приамурье.
Чтобы составить представление о численности китайских подданных в Приамурье после 1910 г., обратимся к официальным статистическим данным, опубликованным приамурским отделом Общества востоковедения, и сведениям о численности китайцев за 1913 и 1914 гг., содержащимся в телеграмме канцелярии приамурского генерал-губернатора от 13 июля 1915 г. в Департамент общих дел в Петербурге (табл. 2).
Таблица 2. Сведения о количестве китайцев, проживавших в Приамурском генерал-губернаторстве в 1910-1914 гг. [39]
Год
|
Область
|
Итого
|
Приморская
|
Амурская
|
Камчатская
|
Сахалинская
|
1910
|
60586
|
31648
|
234
|
573
|
93041
|
1911
|
57447
|
18541
|
200
|
485
|
76673
|
1912
|
53698
|
24156
|
210
|
528
|
78592
|
1913
|
48181
|
29818
|
135
|
688
|
78822
|
1914
|
38779
|
32787
|
191
|
472
|
72229
|
Как видим, после 1910 г. численность китайцев уменьшается, что было связано с принятием закона 21 июня 1910 г., запрещавшего труд иностранцев на казенных работах. Очень заметно ежегодное уменьшение численности китайцев наблюдалось в Приморской области, а в Амурской, начиная с 1912 г., как видно из табл. 2, китайское население увеличилось. Причина этого явления заключалась в том, что в Приморской области китайцы работали, главным образом, на казенных работах, где законом “желтый труд” был запрещен с 1911 г., вследствие этого китайцы, оставляя казенные работы, уходили на прииски в Амурскую область.
Несмотря на то, что приведенные сведения о количестве китайцев в Приамурском генерал-губернаторстве не являются полными, по ним все же можно составить представление о динамике численности китайских подданных на русском Дальнем Востоке в конце ХIХ - начале ХХ вв.
Таким образом, незначительное число китайских подданных проживало в Приамурье и Приморье еще до присоединения этих территорий к Российской империи. Начиная с середины 70-х годов ХIХ в., по мере освоения Приамурского края русскими людьми, здесь увеличивалась и численность китайских отходников, привлекаемых возможностью высоких заработков, главным образом из Шаньдуна и Маньчжурии. Анализ литературы и источников свидетельствует, что количество китайских подданных в русском Приамурье постоянно менялось в зависимости от потребности в рабочих руках для строительства железных дорог, Владивостокской крепости и порта, городского строительства и т.п., а также под влиянием тех или иных политических событий на Дальнем Востоке, например, восстания ихэтуаней или русско-японской войны. Особое влияние на эти процессы оказывали меры, предпринимаемые русскими властями, направленные на ограничение китайской иммиграции: например, введение паспортных правил, выселение их нарушителей и прежде всего принятие закона 21 июня 1910 г., запрещавшего труд иностранцев на казенных работах.
Примечания:
[1] РГА ДВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1010. Л. 126.
[2] РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 47.
[3] Шрейдер Д.И. Наш Дальний Восток. Спб., 1897. С. 12.
[4] РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 7. Л. 88.
[5] Русская тихоокеанская эпопея. Хабаровск, 1979. С. 574.
[6] Там же. С. 576.
[7] РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 47. Л. 37-38.
[8] Там же. Л. 8.
[9] Всеподданнейший отчет приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенанта Духовского. 1893, 1894 и 1895 годы. Спб., 1895. С. 3.
[10] Граве В.В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье // Труды Амурской экспедиции. Вып. XI. Спб., 1912. С. 6.
[11] РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 7. Л. 88.
[12] Там же.
[13] Граве В.В. Указ. соч. С. 7.
[14] Там же. С. 8.
[15] Граве В.В. Указ. соч. С. 11; РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 7. Л. 131.
[16] Там же.
[17] РГИА. Ф. 394. Оп. 1. Д. 7. Л. 301.
[18] Там же. Л. 297.
[19] Там же.
[20] Там же.
[21] Описание Манчжурии / Под ред. Д. Позднеева. Спб., 1897. С. 216.
[22] Граве В.В. Указ. соч. С. 346.
[23] Там же. С. 9.
[24] Там же.
[25] Рабочие силы промышленных предприятий Приморской области. Статистическое исследование. Владивосток, 1904. С. 4.
[26] Граве В.В. Указ. соч. С. 11.
[27] Шрейдер. Д.И. Указ. соч. С. 200.
[28] Надаров И.П. Материалы к изучению Уссурийского края. Доклады в обществе изучения Амурского края. Владивосток, 1886. С. 9.
[29] Там же. С. 15.
[30] Буссе Ф.Ф. Переселение крестьян морем в Южно уссурийский край. Спб., 1896. С. 19.
[31] Слюнин Н.В. Современное положение нашего Дальнего Востока. Спб., 1908. С. 144.
[32] Составлено по: РГИА. Ф. 119. Оп. 1. Д. 1. Л. 2.; РГА ДВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1010. Л. 125; Д. 1383. Л. 5; Ф. 701. Оп. 1. Д. 304. Л. 5.; Всеподданнейший отчет приамурского генерал-губернатора генерал-лейтенанта Духовского. 1893, 1894 и 1895 годы. С. 5.
[33] РГИА. Ф. 394. Оп 1. Д. 7. Л. 83.
[34] Слюнин Н.В. Указ. соч. С. 123.
[35] РГИА. Ф. 1284. Оп. 185. Д. 23. Л. 135.
[36] Граве В.В. Указ. соч. С. 16.
[37] Там же. С. 21.
[38] РГИА. Ф. 1284. Оп. 185. Д. 23. Л. 135.
[39] Составлено по: РГИА. Ф. 1284. Оп. 185. Д. 23. Л. 3б.; Записки Приамурского отдела Императорского общества востоковедения. Вып. III. 1915 г. Хабаровск., 1916. С. 186-187.
«Исторический ежегодник» ОмГУ, 1998 год
Читайте также на нашем сайте:
«Китайская миграция и будущее России. Часть вторая» Марат Пальников
«Китайская миграция и будущее России. Часть первая» Марат Пальников
«Национальная политика КНР в отношении малочисленных народов» Валентина Булдакова
«Стратегия развития миграционной политики в России» Михаил Тюркин
«Дорогие гости» Приамурья или «китайская угроза» России?» Сергей Подольский, Вениамин Готвинский
«Миграционные вызовы» Александр Юсуповский
«Четвертая волна эмиграции» Марат Пальников