Внешняя политика СССР накануне Второй мировой войны: взгляд из Рима

Публикации итальянских дипломатических документов составляют двенад­цать серий, охватывающих 1861-1958 гг. Использованные в данной статье три вышедших в 2001-2006 гг. тома итальянских дипломатических документов входят в восьмую серию (15 апреля 1935 — 3 сентября 1939 г.). Исследователи Второй мировой войны ждали выхода трех последних томов (девятого, десято­го и одиннадцатого) восьмой серии почти полвека [1]. Хронологически идущие за ними двенадцатый и тринадцатый тома были изданы в 1952 и 1953 гг. [2]

В комментариях научной редакции нет никакого объяснения задержке пуб­ликации. Попытка автора данной статьи выяснить напрямую причину отло­женной публикации у членов итальянской комиссии также не дала желаемого результата. По косвенным признакам, прежде всего по личным публикациям в 50-60-х гг. XX в. первого председателя комиссии М. Тоскано, можно предпо­ложить, что работа над подготовкой архивных документов к изданию была завершена к началу 60-х гг. [3] Однако в тот период публикации документов так и не увидели свет. Возможно, задержка была вызвана актуальной международ­ной обстановкой — процессом строительства общих европейских институтов, и обращение к неприглядным сторонам политики европейских государств нака­нуне Второй мировой войны могло осложнить общественный фон интеграци­онных процессов.

Аншлюс Австрии в марте 1938 г. вызвал озабоченность в советских правя­щих кругах. В донесении от 27 апреля 1938 г. временного поверенного в делах Италии в Москве В. Берардиса отмечается озабоченность в Москве возможной изоляцией в связи с активизацией прямых переговоров между четырьмя круп­нейшими европейскими государствами [4]. Тень пакта четырех (Великобритания, Франция, Германия, Италия) без участия в нем СССР снова забрезжила на европейской политической сцене.

16 апреля 1938 г. было заключено англо-итальянское соглашение, направ­ленное на урегулирование англо-итальянских противоречий в бассейнах Сре­диземного, Красного морей и в Северной Африке [86]. Одновременно были начаты переговоры между Францией и Италией о подписании договора, по­добного англо-итальянскому [5].

Параллельно итальянское фашистское руководство активизировало свои уси­лия по созданию блока стран в Восточной и Юго-Восточной Европе, включаю­щего Югославию, Румынию, Польшу. Создание такой группировки фашистским государством чувствительно затрагивало советские интересы в этом регионе.

В конце апреля, накануне визита Гитлера в Италию, германское Министер­ство иностранных дел подготовило несколько проектов договора с Италией о военно-политическом союзе [6]. В конце мая посол Италии в Токио сообщил, что он получил информацию о японских предложениях присоединения к итало-германским переговорам о военном союзе [7; 95, c.218]. С самого начала перегово­ров японская сторона настаивала на исключительно антисоветском характере тройственного союза.

Чтобы не оказаться в полной изоляции, Москва подала сигнал Италии о смягчении ее позиции в отношении признания захвата Эфиопии [8]. Тем не менее, когда 12 мая 1938 г. правительство Великобритании внесло на рассмотрение Совета Лиги Наций предложение о предоставлении свободы действий всем чле­нам Лиги Наций в вопросе признания захвата Италией Эфиопии, против анг­лийского предложения выступили СССР, Китай, Боливия и Новая Зеландия [9].

В связи с обострением судетского кризиса [10] советское руководство усилило нажим на Париж с целью углубления военного сотрудничества между двумя странами в защиту целостности Чехословакии. Итальянский посол в Москве отметил заведомый провал советских усилий из-за противодействия француз­ского Генерального штаба [11]. После встречи с советским заместителем наркома иностранных дел В. Потемкиным итальянский посол в Москве А. Россо докла­дывал в Рим о критическом отношении Москвы к позиции Варшавы, препят­ствующей организации коллективного отпора германскому давлению на Че­хословакию. «Географическое положение Польши является не менее опасным, чем Чехословакии», — заявил В. Потемкин. Особенно он раскритиковал стрем­ление Варшавы к достижению общей польско-венгерской границы за счет от­торжения чехословацкой территории [12].

В Москве считали, что инициативы польского министра иностранных дел Ю. Бека по созданию новой военно-политической оси, включающей Румынию, прибалтийские и скандинавские государства во главе с Польшей, направлены на срыв советских усилий по созданию европейской системы коллективной безопасности [13].

23 июня 1938 г. нарком иностранных дел М. Литвинов, выступая перед избирателями Ленинграда, заявил, что в случае германской агрессии против Чехословакии СССР намеревается выполнить свои договорные обязательства по защите целостности и суверенитета Чехословакии [14]. В тот же день посол в Москве А. Россо доложил в Рим, что из достоверных источников он получил информацию относительно «новой и недавней директивы» советского руко­водства, ориентированной на сближение с западными государствами, чтобы не допустить изоляции СССР. Документ был разработан наркомом иностранных дел М. Литвиновым и его заместителем В. Потемкиным. Итальянский посол А. Россо пишет, что, по его мнению, речь идет о продолжении той самой внешнеполитической линии на коллективную безопасность и создание блока демократических государств против фашизма, которую советское руководство ведет с момента вступления в Лигу Наций в 1934 г. [15]

В разгар судетского кризиса советское руководство 6 августа 1938 г. вновь подтвердило, что в случае нападения Германии на Чехословакию оно выпол­нит взятые на себя обязательства. В заявлении советского посла звучала не­прикрытая угроза в адрес Польши, если последняя примет участие в отторже­нии чехословацкой территории [16].

В Москве с нескрываемой тревогой отнеслись к попыткам британской дип­ломатии заставить Прагу капитулировать под германским давлением [17]. Италь­янские дипломаты прямо указывали на ограниченные возможности предостав­ления советской военной помощи Чехословакии, во-первых, в связи с отказом руководства Польши и Румынии пропустить советские войска через свою тер­риторию, во-вторых, в связи с колебаниями французского руководства относи­тельно выполнения своих союзнических обязательств перед Чехословакией [18].

В донесениях из итальянского посольства в Москве от 25 августа и 6 сен­тября 1938 г. отмечалось, что наркомат иностранных дел подтверждает готов­ность СССР «выполнить свои международные обязательства». На прямой воп­рос М. Литвинову, каким образом СССР выполнит свои обязательства, не имея общей границы с Чехословакией, глава НКИД ответил: «Через Польшу — нет, но мы можем это сделать через Румынию» [19].

Выступление А. Гитлера на Нюрнбергском съезде нацистской партии 6 сен­тября 1938 гг. открыло новую фазу судетского кризиса, который преобразовал­ся в более глубокий чехословацкий кризис. К примеру, глава фашистского правительства Б. Муссолини приговорил к ликвидации Чехословацкое госу­дарство как «искусственное образование Версальской системы» [20].

16 сентября итальянский посол в Москве А. Россо сообщил о растущей озабоченности наркома М. Литвинова в связи с тем, что глава британского кабинета пытается решить чехословацкий кризис путем переговоров четырех государств, исключив тем самым СССР из переговорного процесса [21].

21 сентября министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс лично позвонил итальянскому послу Д. Гранди и сообщил, что под давлением Фран­ции и Великобритании чехословацкое правительство решило уступить «полностью» [22]. Правительство Чехословакии все больше оглядывалось на Лондон и Париж, не принимая в расчет возможность поддержки со стороны Москвы. Правительства Польши и Венгрии стояли на откровенно античехословацких позициях и были готовы ввести свои войска на ее территорию.

Советское руководство попыталось повлиять на Варшаву, дав понять, что если польские войска оккупируют чехословацкую территорию, оно расторгнет пакт о ненападении с Польшей. Как отметил итальянский посол в Варшаве, вряд ли советские угрозы могли оказать какое-либо влияние на решение польско­го правительства [23]. В разгар кризиса 28 сентября Польша направила меморан­дум президенту Чехословакии Э. Бенешу, в котором выдвигала требования уступок двух территорий [24].

По мере усиления капитулянтских настроений в Лондоне и Париже совет­ское руководство стало открыто выражать свою озабоченность и разочарова­ние политикой западных государств.

Эта тема стала основной в донесении итальянского посла в Москве А. Россо о результатах его встречи с заместителем наркома иностранных дел В. По­темкиным 22 сентября [25]. Посол отметил, что В. Потемкин все еще верит в воз­можность сопротивления чехословацкого народа и в возможность давления Народного фронта на французское правительство. А. Россо обратил внимание на слова В. Потемкина о том, что, по его мнению, следующей немецкой жерт­вой станет Польша. «Сегодня Польша провозглашает аннексию небольшой зоны чехословацкой территории, где живут несколько десятков тысяч польских мень­шинств. Она забывает, однако, что в границах польского государства прожива­ют миллионы украинцев, немцев, белорусов, евреев и др. Как Польша может надеяться на то, что на глазах у Бека [26] Германия после успеха, достигнутого в Чехословакии, задержит у польских границ судьбоносный марш германизма, нацеленного на достижение европейской гегемонии и, более того, мировой? Икто придет Польше на помощь в час опасности для нее?» Посол обратил внимание на то, что в разговоре с ним В. Потемкин использовал слова «раздел Польши». Исходя из этого, А. Россо сделал вывод о появлении новых идей у советских руководителей. «Мое мнение сводится к тому, — писал итальянский посол, — что в качестве ближайшей реакции на текущие события СССР может отказаться от своих попыток международного сотрудничества с "буржуазными демократическими правительствами" и перейти к оборонительной изоляцио­нистской политике (не отказываясь от революционной коммунистической про­паганды в отношении тех же демократических государств)» [27]. К этому посол добавил, что, по его мнению, вчерашняя речь наркома иностранных дел М. Лит­винова является примечательным показателем провала политики «коллектив­ной безопасности», которую проводил СССР в последние годы. «Это означает, что СССР снимает с себя какую-либо ответственность и собирается проводить внешнюю политику в соответствии с собственными идеалами и интересами. Если оставить в стороне идеалы, то собственные интересы могут побудить к радикаль­ному изменению системы друзей и союзников. И хотя это вопрос второстепенной важности, после полного провала политики коллективной безопасности можно прогнозировать изменение положения самого М. Литвинова» [28].

В других своих донесениях посол в СССР А. Россо писал, что «черная тень пакта четырех буквально преследует Москву», а 17 октября итальянский посол после беседы с В. Потемкиным пришел к выводу, что впервые советские офи­циальные лица высказали идею возможного советско-германского соглашения [29].

29-30 сентября 1938 г. состоялась Мюнхенская конференция, в ходе кото­рой было подписано соглашение, предусматривавшее отторжение Судетской области от Чехословакии и ее передачу Германии [30]. Во второй день работы конференции британский премьер-министр Н. Чемберлен и германский канц­лер А. Гитлер подписали англо-германскую декларацию о ненападении [88, c.319— 320]. За ней должна была последовать аналогичная франко-германская декларация [31].

Мюнхенское соглашение спровоцировало обострение территориальных пре­тензий ряда стран Восточной Европы к Чехословакии. Итальянские диплома­тические документы показывают неприглядную роль правящих кругов Венг­рии и Польши в попытках расчленения Чехословакии [32]. Состоявшийся 2 нояб­ря 1938 г. под эгидой Германии и Италии первый Венский арбитраж предпи­сывал передать Венгрии южные районы Словакии и Подкарпатской Украины. Однако из-за противодействия Германии не были удовлетворены польские и венгерские планы установления общей границы [33].

Таким образом, мюнхенский курс западных держав в отношении Германии и Италии на деле не умиротворял, а еще более разжигал экспансионистские устремления руководителей этих государств, нейтрализовал усилия советского руководства и дезориентировал правящие круги стран Восточной и Юго-Вос­точной Европы в вопросах коллективной безопасности.

Тем не менее посольство Италии в СССР констатировало продолжение антигерманской политики Москвы, что находило подтверждение в смягчении позиции Москвы в отношении Польши [34]. 26 ноября была оглашена польско-советская декларация, которая подтверждала действие Договора о ненападе­нии между двумя странами и содержала заявление об улучшении торговых отношений между ними [35]. Мимо внимания посла также не прошли действия Кремля, направленные на улучшение отношений с Соединенными Штатами [36].

В документе от 30 ноября, подготовленном начальником объединенного командования вермахта В. Кейтелем для министра иностранных дел И. Риб­бентропа отмечалось, что при планировании войны против Великобритании и Франции германская сторона исходила из враждебного отношения Советской России к странам оси [93; 96].

Сценарии возможной германской агрессии против Чехословакии начали обсуждаться в итальянских дипломатических кругах в начале января. Среди опубликованных итальянских дипломатических документов находится донесе­ние итальянского военного атташе в Бухаресте Г. Делла Порта. Военный атта­ше докладывал 9 января 1939 г. о полученной им из достоверных источников информации о том, что Чехословакия будет разделена Германией на Богемию, Моравию и Словакию, которые будут присоединены к Германии. На террито­рии Подкарпатской Руси предполагается создать государство, в которое вой­дут территории Западной Буковины и Бессарабии [37].

13 января 1939 г. посол в Берлине Б. Аттолико сообщил о встрече сотруд­ника отдела печати посольства Д. Дзанки с бывшим руководителем «независи­мой» Украины атаманом П. Скоропадским. По мнению последнего, мюнхенский договор актуализировал украинскую проблему, выдвинув на первый план воз­можность германской экспансии на европейский восток. В некоторых офици­альных кругах, подчеркивал посол, распространяется мнение о том, что Герма­ния приступит к разрешению вопроса о Подкарпатской Руси уже ближайшей весной. П. Скоропадский не сомневался в том, что будет поддержан герман­ской стороной [38]. После визита в Берлин в начале января и встречи с Гитлером польский министр иностранных дел Ю. Бек заявил о своей абсолютной уве­ренности в германском продвижении в направлении Украины [39].

2 января 1939 г. итальянский посол в СССР А. Россо докладывал в Рим относительно тенденции в Москве к смягчению отношений с Польшей. «Искрен­не или нет, но это советское отношение демонстрирует ясным образом, что совет­ские политические директивы нацелены решительно, по крайней мере в данный момент, на консолидацию и развитие хороших отношений с Польшей с целью ее вовлечения в антигерманский блок, к которому, несмотря на Мюнхен, Литвинов все еще не охладел. Более того, у меня сложилось впечатление, что сегодняшнее обострение итало-французских отношений возрождает в Москве уверенность в воз­можности создания политической коалиции под знаком антифашизма» [40].

8 января 1939 г. посол в Москве направил в Рим обширное донесение, в котором попытался проанализировать изменения в советской внешней поли­тике, начиная с Мюнхенского соглашения. По его мнению, глава советского внешнеполитического ведомства все еще не оставил надежду на формирование антифашистской коалиции демократических государств. И это несмотря на ши­роко распространенное мнение, что после Мюнхена советское руководство по­считало проигранным сражение за коллективную безопасность. Некоторые на­дежды в советском руководстве поддерживает складывание в Великобритании оппозиции «капитулянтской политике» Н. Чемберлена, выступление Франции против реваншистских требований к ней со стороны Италии. В рамках этого курса советское руководство пытается сблизиться с Польшей и с соседними государствами — Финляндией, Литвой и Латвией, Ираном. Кроме того, Моск­ва рассчитывает на сближение между Вашингтоном, Парижем и Лондоном и на нажим со стороны США в отношении Великобритании и Франции с целью формирования демократического блока, к которому мог бы примкнуть СССР. В завершение своего доклада посол констатировал, что его личные наблюдения и приведенные им факты свидетельствуют о том, что советские руководители «ищут различные способы для оживления идеи коллективной безопасности и работают над созданием атмосферы за рубежом, которая благоприятствовала бы советской игре против фашизма» [41].

Напротив, итальянский посол в Берлине Б. Аттолико призывал не прида­вать слишком большого значения нормализации советско-польских отноше­ний. Анализируя итоги визита польского министра иностранных дел Ю. Бека в Берлин, посол ссылается на слова самого польского министра, который фак­тически дезавуировал значение советско-польской декларации от 26 ноября 1938 г. утверждением, что речь идет о простой «нормализации уже имеющихся отношений» [42]. 25-27 января 1939 г. германский министр иностранных дел И. Риббентроп посетил с визитом Варшаву. После возвращения он информи­ровал итальянского посла о том, что одной из основных целей визита было ослабить значение польско-советской декларации от 26 ноября 1938 г., подпи­санной сразу же после Мюнхенского соглашения, и придать новую силу польско-германскому соглашению 1934 г. [43]

Мимо внимания итальянского посла в Москве не ускользнуло решение Пре­зидиума Верховного Совета СССР внести изменения в текст присяги, которую приносят военнослужащие Красной армии. Вместо слов «я, сын трудового наро­да», были внесены слова «я, сын СССР», и вместо обязательств встать на защиту мировой революции были вставлены слова о защите Родины. «Другими слова­ми, — подчеркивает посол, — старый текст был вдохновлен концепцией ком­мунистического интернационала, а новый имеет существенные националисти­ческие признаки. Коминтерн замещается обращением к советской Родине» [44].

16 января 1939 г. посол в Москве обратил внимание на отсутствие наркома иностранных дел М. Литвинова на сессии Совета Лиги Наций. «Политика СССР постоянно делает акцент на "коллективную безопасность", однако явля­ется очевидным сегодняшнее стремление следовать более реалистичной такти­ке, втихомолку разрабатывать различные варианты, а не продолжать риторику перед международным ареопагом» [45].

24 января 1939 г. посол в Москве А. Россо сообщил в Рим о своей беседе с замнаркома иностранных дел В. Потемкиным, который, как бы между прочим, заметил о возможности советско-германских переговоров с целью увеличения объема торговли между двумя странами. Это сообщение было подтверждено временным поверенным в делах Германии в Москве К. фон Типпельскирхом. Послу показалось, что в советских кругах поддерживают слухи о сближении между Москвой и Берлином, возможно, чтобы вызвать реакцию в Лондоне и Париже [46].

31 января 1939 г. посол в Москве А. Россо сообщил в Рим о беседе с турецким послом на обеде, устроенном М. Литвиновым. Турецкий посол изложил ему лит-виновскую идею создания «Черноморского пакта» с участием СССР, Румынии, Болгарии, Турции и Греции. Речь шла о проекте, который мог бы в какой-то мере компенсировать распад Балканской Антанты [47]. Советское предложение вызвало оживленный дипломатический обмен мнениями между указанными столицами, однако было воспринято не более, чем дипломатический зондаж.

Посол Италии в Турции О. Де Пеппо сообщил 20 февраля, что по заявле­нию турецкого министра иностранных дел С. Сараджоглу он не получал из советского посольства никаких предложений на этот счет [48].

3 марта итальянский посол в Москве А. Россо сообщил о прибытии в СССР английской торговой делегации и высказал свое мнение относительно полити­ческого сближения между этими странами. Вопреки ожиданиям, что Мюнхен­ское соглашение способствовало изоляции СССР, наблюдается противополож­ная картина. В январе 1939 г. было заключено польско-советское соглашение, затем последовали предложения германской стороны о начале торговых пере­говоров, было заключено торговое соглашение с Италией, затем последовали торговые переговоры с Ираном и Финляндией и, наконец, в Москву прибыла высокопоставленная британская экономическая делегация во главе с Р. Хадсо-ном. Все это, делает вывод посол, свидетельствует о растущем советском вли­янии в международных делах [49].

1 марта 1939 г. премьер-министр Н. Чемберлен вызвал сенсацию своим посещением посольства СССР в Лондоне, что было расценено в дипломатичес­ких кругах как поворот британской политики в отношении СССР и явный признак англо-советского сближения. Однако итальянский посол в Лондоне Д. Гранди призвал не придавать большого значения действиям Н. Чемберлена, которые, вероятнее всего, были ответом на критику лейбористов, призывавших не допустить намечавшееся советско-германское сближение. Он выразил уве­ренность в том, что в англо-советских отношениях не произойдет решительных изменений до тех пор, пока не станут понятны перспективы англо-германского сотрудничества [50].

Комментируя речь советского лидера И. Сталина, произнесенную 10 марта 1939 г. на XVIII съезде ВКП(б), итальянский посол в Москве обратил внимание на ее умеренный тон в отношении тоталитарных государств и на нескрываемое раздражение в отношении западных демократий, которые стремятся спровоци­ровать войну в восточном направлении [51].

16 марта 1939 г. германские войска вошли в Прагу. В сопредельных с Че­хословакией государствах активизировались планы по расчленению исчезаю­щего государства. Венгрия вновь вернулась к планам захвата всей Подкарпат-ской Руси и, таким образом, к установлению общей границы с Польшей [52].

Германская оккупация Чехословакии создала принципиально новую геопо­литическую ситуацию непосредственно у границ СССР. Географическая зона безопасности приблизилась непосредственно к советским границам.

Военный атташе в Берлине генерал Э. Маррас обстоятельно докладывал о значении для Германии захвата Чехословакии. Германия создала блок, насчиты­вающий 85 млн жителей, который доминирует в Срединной и Юго-Восточной Европе и полностью поглощает чешскую военную промышленность. «Никаких препятствий более не существует для развития германской экспансии на восток и юго-восток. Претензии к Польше выходят теперь на первый план, усиливают­ся планы оккупации Украины, выхода к Черному морю, возможности захвата продовольственных и нефтяных ресурсов Румынии». В военных и политических германских кругах распространяется мнение о том, что континентальная гегемо­ния в Срединной Европе, Дунайском бассейне и на Балканах может с успехом заменить германские колониальные притязания. Через дружественную Венгрию Германии проще оказывать влияние на Подкарпатскую Украину и реализовать планы отчуждения польской Украины. Отныне Германия становится централь­ной осью Европы, к чьей организации и мощному военному аппарату друзья и враги должны относиться с вниманием [53].

В середине марта 1939 г. Гитлер дал разрешение Венгрии оккупировать оставшуюся часть Подкарпатской Руси вплоть до границы с Польшей на севере [54]. Последовавшее за чехословацкими событиями заключение германско-ру­мынского соглашения ставило экономику Румынии под полный германский контроль, о чем итальянский посол в Берлине Б. Аттолико докладывал в Рим [55; 91]. В торговом представительстве Италии в Берлине расценили германско-румынский договор как важный этап в формировании нового германского эко­номического порядка в Юго-Восточной Европе [56].

В конце марта 1939 г. уже не возникало сомнений относительно того, что следующей жертвой германской экспансии может стать Польша.

События в Чехословакии подтвердили сложившееся в советском руковод­стве мнение, что Германия сделала очередной шаг в направлении Drang nach Osten. На это указал замнаркома иностранных дел В. Потемкин во время встречи с итальянским послом в Москве. Замнаркома В. Потемкин предположил, что следующим направлением германской экспансии станет балканско-дунайская Европа. В. Потемкин намекнул на возможность советско-итальянского сотруд­ничества с целью противодействия германской экспансии в этом направлении [57].

25 марта 1939 г. посол в Москве А. Россо сообщил о достигнутом соглаше­нии между СССР, Великобританией и Францией относительно объявления совместной декларации. Посол отметил незаинтересованность СССР в декла­рациях исключительно демонстративного характера против тоталитарных го­сударств: «Единственное, что может интересовать СССР — это формирование широкой коалиции с участием его основных приграничных государств (Польши, Румынии и Турции)». Из бесед с наркомом иностранных дел М. Литвиновым и его заместителем В. Потемкиным у итальянского посла сложилось впечатле­ние о наличии у них большой подозрительности в отношении Лондона и Пари­жа. Сегодня советское руководство заинтересовано в сохранении свободы выбо­ра и ставит своих западных партнеров перед дилеммой: возврат к принципам коллективной безопасности с очень точными и безоговорочными обязательства­ми взаимной помощи между всеми заинтересованными государствами или СССР сохраняет собственную независимость в принятии решений и действий [58]. 22 ап­реля 1939 г. посол в Москве А. Россо информировал, что советское руководство в переговорах с Лондоном и Парижем стремится добиться распространения вза­имных обязательств о военной помощи как на Западе, так и на Востоке [59].

По итогам визита в Москву британской торговой делегации во главе с Р. Хад-соном посол А. Россо сделал заключение, что результаты переговоров можно рассматривать как недостаточные или провалившиеся [60].

17 апреля 1939 г. нарком иностранных дел М. Литвинов выдвинул предло­жение о заключении договора о взаимопомощи между Великобританией, Фран­цией и СССР. 21 апреля в Кремле прошло заседание с участием некоторых членов политбюро, заместителя наркома иностранных дел В. Потемкина, по­слов в Великобритании и Германии. В ходе встречи произошло резкое столк­новение между главой правительства В. Молотовым и наркомом М. Литвино­вым [90, c.349-350].

25 апреля 1939 г. внимание итальянского посольства оказалось привлечен­ным к неожиданной для итальянских дипломатов поездке заместителя наркома иностранных дел В. Потемкина в Турцию [61]. Итальянский посол А. Россо связы­вал этот визит со стремлением СССР присоединиться к англо-турецкому дого­вору о взаимной помощи [62]. Два дня спустя Б. Аттолико сообщил, что под нажи­мом Великобритании и России происходит дрейф Турции в сторону противни­ков держав оси. «Восточная дверь закрывается», — констатировал посол [63].

Слухи о том, что итогом визита В. Потемкина в Анкару станет заключение англо-турецко-советского соглашения о взаимопомощи и тем самым произой­дет расширение гарантий безопасности на Средиземноморье и на Юго-Восточ­ную Европу, не оправдались. Англо-турецкий договор о взаимопомощи огра­ничился обеспечением безопасности двух стран в бассейне Средиземного моря [64]. Комментируя опубликованное коммюнике по итогам советско-турецких пере­говоров, итальянский дипломат пришел к выводу, что «никаких конкретных результатов не было достигнуто между Советами и Анкарой» [65]. 29 апреля 1939 г. из Лондона поступил сигнал турецким руководителям, что возможность зак­лючения англо-франко-советского соглашения сомнительна [85, c.125].

После возвращения в беседе с итальянским послом в Москве замнаркома В. Потемкин изложил собственную трактовку итогов поездки в Турцию и по странам Восточной Европы. По мнению советского дипломата, его визит в Тур­цию состоялся по инициативе Анкары, которая стремилась проконсультиро­ваться с дружественным государством накануне заключения пакта с Великоб­ританией. В. Потемкин утверждал, что пакт находится в гармонии с советской концепцией взаимной помощи против агрессоров. Англо-турецкое соглашение может быть расширено, чтобы охватить весь Балканский полуостров или, по крайней мере, создать большое пространство безопасности в Черноморском регионе. Советский дипломат считал, что основой для организации системы взаимопомощи на Черном море и Балканах могут стать Балканская Антанта, британские гарантии Греции, тесное советско-турецкое сотрудничество. СССР относится благоприятно к такому расширению и расположен принять участие в нем, если придут к благоприятному завершению нынешние переговоры с Лондоном об англо-франко-советском договоре о взаимной помощи. Потем­кин утверждал, что в Софии и Бухаресте он встретил понимание и желание сотрудничать с Москвой в вопросах безопасности [66].

В переговорах с польским министром иностранных дел советский замести­тель наркома заявил, что реально Польша может рассчитывать только на со­ветскую поддержку, в то время как французская и английская поддержка мо­жет иметь чисто теоретический характер. По мнению посла А. Россо, советский дипломат был искренне удовлетворен поездкой в Анкару и последующими переговорами в Софии, Бухаресте и Варшаве [67].

Итальянский посол в Варшаве П. Ароне сообщил о признаках улучшения советско-польских отношений, о чем свидетельствовало назначение нового со­ветского посла в Польше. Этот пост оставался вакантным в течение полутора лет. В Варшаву прибыл советский атташе по торговле с целью возглавить тор­говое представительство в Варшаве, созданное в рамках экономического согла­шения между двумя странами от 14 июня 1936 г. [68] Итальянский посол в Бер­лине сообщал, что в связи с возможностью достижения договоренностей между Польшей и СССР о взаимопомощи в случае германской агрессии, Прибал­тийские государства предпочитают заключить договоры о ненападении и ней­тралитете с Германией [69].

3 мая 1939 г. нарком иностранных дел М. Литвинов принял британского посла У. Сидса, заявившего, что правительство Н. Чемберлена все еще изучает советские предложения от 17 апреля 1939 г. В тот же день Указом Президиума Верховного Совета СССР народным комиссаром иностранных дел СССР был назначен В. М. Молотов, сохранивший при этом за собой пост председателя Совета народных комиссаров. Не публиковавшийся в печати указ за подписью М. И. Калинина говорил об освобождении М. М. Литвинова от должности наркома ввиду того, что он занял «ошибочную позицию, в особенности в оцен­ке политики Англии и Франции». Советским полпредам за рубежом была на­правлена циркулярная телеграмма И. Сталина, в которой отмечалось, что «ввиду серьезного конфликта между председателем СНК т. Молотовым и наркоминделом т. Литвиновым... ЦК ВКП(б) удовлетворил просьбу т. Литвинова и ос­вободил его от обязанностей наркома» [87, c.327]. Причины снятия М. Литвинова разъяснил в июле 1939 г. В. Молотов, выступая на собрании НКИД СССР: «Товарищ Литвинов не обеспечил проведение партийной линии, линии ЦК ВКП (б) в наркомате».

Отставка М. Литвинова с поста наркома иностранных дел, естественно, не осталась без внимания итальянского посла в Москве. Он связывал отставку с тем, что Литвинов в последнее время активно работал над достижением тес­ного военно-политического сотрудничества с Англией и Францией. Отставка Литвинова могла означать провал переговоров с западными державами. Впол­не возможно, что недовольство в Кремле было вызвано неудовлетворительны­ми итогами визита замнаркома В. Потемкина в Анкару и на обратном пути — в Софию, Бухарест и Варшаву.

Итальянский посол в Берлине Б. Аттолико сделал предположение, что от­ставка М. Литвинова означала поражение в советском руководстве сторонни­ков сотрудничества с западными державами и победу сторонников изоляцио­нистской политики, желающих прямого вооруженного столкновения между фа­шистскими государствами и западными демократиями [70].

В следующей телеграмме Б. Аттолико сделал предположение, что отставка М. Литвинова напрямую связана с провалом советско-британских перегово­ров. В разгар чехословацкого кризиса, когда начали говорить о германских притязаниях на Украину, М. Литвинов предложил Н. Чемберлену проведение конференции с целью создания широкой системы коллективной безопасности. Взамен глава британского кабинета предложил консультации по дипломати­ческим каналам [71]. Отставку М. Литвинова расценивали в Берлине как важную предпосылку для улучшения советско-германских отношений [72]. Со слов посла в Москве Ф. фон Шуленбурга Москва ищет сближения со странами оси. Эту гипотезу фон Шуленбург считал наиболее вероятной [73].

На встрече в Милане 6-7 мая 1939 г. с итальянским министром иностран­ных дел И. Риббентроп выразил свое убеждение в том, что «необходимо ис­пользовать благоприятный случай для того, чтобы добиваться присоединения России к тоталитарному блоку, но вместе с тем заявил о необходимости прояв­лять большую осторожность и абсолютное чувство меры» [74].

Мимо внимания итальянской дипломатической миссии в Германии не про­шло совещание германских послов 10 мая в Мюнхене, проведенное министром иностранных дел И. Риббентропом. В ходе совещания была обсуждена ситуа­ция, вызванная отставкой М. Литвинова. И. Риббентроп проявил сдержанный оптимизм в отношении перспектив развития отношений с СССР, указав на важность «возобновления торговых и политических отношений в разумных пределах» [75].

Итальянский посол в Москве обратил внимание на жесткое заявление ТАСС в отношении Великобритании в связи с ходом англо-советских переговоров. ТАСС выразил недовольство нежеланием британской стороны взять на себя какие-либо конкретные обязательства абсолютной солидарности с СССР на Дальнем Востоке [76]. В следующих телеграммах итальянский посол в Москве предположил, что негативную реакцию в Москве вызвало нежелание Лондона и Парижа пойти на соглашения с Москвой о «полной взаимопомощи» [77].

12 мая посол в Москве А. Россо направил телеграмму с развернутым анали­зом текущей советской внешней политики. В Москве больше не рассматривают фашистскую ось в качестве исключительно антисоветского блока, а также на­правленным против Англии и Франции. После оккупации фашистскими госу­дарствами Чехословакии и Албании западные державы стали искать способы вовлечения СССР в военные союзы. Однако советская внешняя политика, опи­рающаяся на принципы коллективной безопасности, стремится к созданию еди­ного блока взаимной помощи, который гарантировал бы безопасность в Цент­ральной и Восточной Европе. Советское руководство считает, что Лондон и Париж не проявляют заинтересованность в проекте, основанном на взаимности и равенстве обязательств. Они стремятся только к пакту, который обязал бы СССР оказать поддержку Великобритании и Франции в случае, если они ока­жутся вовлеченными в конфликт, в связи с выполнением их гарантий Польше и Румынии. При этом не принимается в расчет, что это не единственные погра­ничные страны с СССР. В то время как СССР должен автоматически исполнить взятые на себя обязательства, Лондон и Париж стремятся оставить для себя право выбора времени и места выполнения договорных обязательств. Западные державы добиваются советской поддержки, не предлагая равенства и взаимности в ответ. Таким образом, резюмирует посол, «Москва добивается безопасности на тот случай, если Германия двинется против СССР не только через Польшу или Румынию, но также через балтийские государства или через Финляндию». «В этом случае они хотели бы поддержки от Англии и Франции с использовани­ем всей их военной мощи. Решение СССР о военном союзе с Лондоном и Пари­жем всецело зависит от того, примут ли там условия Москвы» [78].

15 мая посол в Москве А. Россо обратил внимание на публикацию в «Из­вестиях», в которой выражалась безоговорочная поддержка Англо-турецкой декларации от 12 мая 1939 г. По его мнению, в статье настаивалось на тесней­ших отношениях между СССР и Турцией. Таким образом, итогом поездки В. Потемкина в Турцию стала гармонизация советской политики с англо-ту­рецкой в Восточном Средиземноморье [79].

Во время встречи с Г. Чиано в самый канун подписания итало-германского союзного договора И. Риббентроп заявил о слабости СССР и о том, что Мос­ква не сможет оказать существенную помощь Франции и Великобритании [80].

15 мая 1939 г. посол в Берлине Б. Аттолико сообщил о новой германской инициативе. Германский посол в Москве получил задание встретиться с новым наркомом иностранных дел В. Молотовым, чтобы предложить Кремлю возобно­вить торговые переговоры, прекращенные несколько месяцев назад. В случае утвердительного ответа германское правительство направит в Москву тех же самых экспертов, которые уже вели переговоры. «На данный момент ничего другого нет», — завершил письмо посол [81]. На следующий день Б. Аттолико теле­графировал в Рим, что первые попытки посла Ф. фон Шуленбурга не увенча­лись успехом, поскольку Кремль отнесся к ним «с огромным подозрением» [82].

20 мая 1939 г. вернувшийся в Лондон итальянский посол Д. Гранди доло­жил в Рим о своих впечатлениях от встреч с Н. Чемберленом и Э. Галифаксом. «Мое личное впечатление, что Англия, несмотря на лихорадочные приготовле­ния к войне, будет стремиться избежать ее вплоть до последнего момента». В доказательство он сослался на характер задаваемых премьер-министром воп­росов относительно того, сможет ли Муссолини вновь, как это было в сентябре 1938 г., вмешаться и спасти мир [83].

Подведем итоги. Опубликованные итальянские дипломатические докумен­ты не вступают в противоречие с выводами тех отечественных и зарубежных исследователей, которые считают, что советское руководство сделало оконча­тельный выбор в пользу сотрудничества с Берлином под влиянием провала англо-франко-советского сотрудничества. Однако открытым в историографии остается установление начала переговоров и принятие окончательного реше­ния в пользу пакта с Германией.

Например, итальянские исследователи Е. Ага-Росси и В. Заславский счита­ют, что И. Сталин с конца 1937 г. «начал постепенно осуществлять политику сближения с нацистской Германией... и искать сотрудничества с экспансиони­стской Германией с целью заключения соглашения о разделе мира» [92, c.34].

В этом ряду находится интерпретация обросшей завесой таинственности миссии руководителя советского торгового представительства в Берлине Д. Кан­делаки, который в 1938 г. подвергся сталинскими репрессиям.

Российский исследователь Д. Г. Наджафов утверждает, что советское руко­водство после Мюнхена настроилось на сближение с нацистской Германией [89]. Канадский исследователь М. Дж. Карлей вину за провал англо-франко-совет­ских переговоров возлагает на западные державы и считает, что только после их провала советское руководство принимает решение подписать пакт о нена­падении с Германией [94, c.258].

Опубликованные итальянские документы не дают прямого ответа на воп­росы о динамике советско-германских отношений. На основе их анализа мож­но сделать вывод об общих тенденциях советской внешней политики, какими они виделись из дипломатического представительства в тот момент далеко не самого дружественного Москве государства.

После Мюнхенского соглашения 1938 г. международное положение СССР выглядело весьма ослабленным. Все важнейшие события 1938 г. и первой по­ловины 1939 г. прошли без участия СССР, без учета его региональных интере­сов со стороны мировых держав. После Мюнхенского соглашения Великобри­тания и Франция попытались гарантировать свои отношения с Германией дву­сторонними соглашениями, оставив СССР за пределами концерта четырех держав. С конца 1938 г. усиливается германское давление на малые страны Восточной и Юго-Восточной Европы, ранее находившиеся в орбите влияния западных держав. С каждым германским продвижением на восток риски нацистской агрессии против СССР становились все более очевидными для со­ветского руководства. Политика умиротворения, проводимая правительствами Великобритании и Франции, оставляла все меньше шансов на возможность реализации планов коллективной безопасности. Для советского руководства не были секретом переговоры между Германией, Италией и Японией о воен­ном союзе, который Токио намеревался использовать прежде всего против СССР [84].

Необходимо учитывать, что накануне Второй мировой войны СССР не от­носился к числу мировых держав и не обладал военным и экономическим потенциалом для обеспечения в одиночку проблем собственной безопасности. Ослабившие Красную армию сталинские репрессии и незавершенность пере­вооружений ограничивали возможности самостоятельного влияния СССР на мировые процессы.

Наконец, советский лидер И. Сталин, как и большинство руководителей западных демократических и тоталитарных государств, подходил к проблемам национальной безопасности с геополитических позиций, связывая ее напря­мую с созданием территориальных «поясов безопасности», или «жизненных пространств». Москва заинтересованно относилась к событиям, происходив­шим по периметру советских европейских границ, где на смену англо-француз­ской системе союзов приходила германская экспансия.

«Политика — искусство возможного». Было бы естественным предполо­жить, что советское руководство априори рассматривало и активизировало не один, а несколько вариантов решения проблем безопасности страны в различ­ных комбинациях политических и военных союзов. На 23 августа 1939 г. совет­ское руководство посчитало сотрудничество с Германией наиболее эффектив­ным выбором в достижении своих внешнеполитических целей. Дискуссия об имевшихся вариантах обеспечения государственной безопасности в момент принятия решения о сотрудничестве с Германией и их эффективности нахо­дится за рамками задач, поставленных в данной статье.

Примечания:

[1] I Documenti Diplomatici Italiani. Ottava serie: 1935-1939. Vol. 9: 24 aprile — 11 settembre 1938. Roma, 2001 (в дальнейшем - DDI); DDI. Vol. 10: 12 settembre - 31 dicembre 1938. Roma, 2003; DDI. Vol. 11: 1 gennaio — 22 maggio 1939. Roma, 2006.

[2] DDI. Vol. 12: 23 maggio — 11 agosto 1939. Roma, 1952; DDI. Vol. 13: 12 agosto - 3 settembre 1939. Roma, 1953.

[3] Вышедшая в 1956 г. книга Марио Тоскано «Дипломатическое происхождение Стального пакта» опирается на огромный массив архивных дипломатических документов, большинство из которых за­тем были опубликованы в сборниках дипломатических документов [см.: 97].

[4] DDI. Vol. 9. Doc. 12. P.26.

[5] Ibid. Doc. 43. P. 71-73.

[6] Ibid. Doc. 56. P. 85.

[7] DDI. Vol. 9. Doc. 201. P. 270; Doc. 235. P. 316.

[8] Ibid. Doc. 21. P. 35.

[9] Ibid. Doc. 179. P. 240.

[10] Германия поддержала требования судетских немцев на отделение от Чехословакии.

[11] DDI. Vol. 9. Doc. 154. P. 205.

[12] Ibid. Doc. 225. P. 307.

[13] Ibid. Doc. 256. P. 349.

[14] Ibid. Doc. 408. P. 576.

[15] DDI. Vol. 9. Doc. 255. P. 348-349.

[16] Ibid. Doc. 380. P. 514.

[17] Ibid. Doc. 395. P. 552-553.

[18] Ibid. Doc. 408. P. 576-577.

[19] Ibid. Doc. 431. P. 610-611; Doc. 486. P. 694.

[20] Ibid. Vol. 10. P. IX.

[21] Ibid. Doc. 43. P. 41.

[22] Ibid. Doc. 97. P. 91.

[23] DDI. Vol. 10. Doc. 121. P. 115.

[24] Ibid. Doc. 174. P. 159; Doc. 186. P. 169.

[25] Ibid. Doc. 110. P. 105-107.

[26] Иозеф Бек — польский министр иностранных дел.

[27] DDI. Vol. 10. Doc. 110. P. 106.

[28] DDI. Vol. 10. P. 107.

[29] Ibid. Doc. 192. P. 178; Doc. 289. P. 292.

[30] Ibid. Doc. 190. P. 175.

[31] Подписана 6 декабря 1938 г. в Париже министрами иностранных дел Франции и Германии. [см.: 88, c.334-335].

[32] DDI. Vol. 10. Doc. 305. P. 310-311; Doc. 353. P. 363; Doc. 347. P. 359.

[33] Ibid. Doc. 355. P. 367-369; Doc. 432. P. 467.

[34] Ibid. Doc. 399. P. 430-431; Doc. 476. P. 505-507; Doc. 551. P. 601.

[35] Ibid. Doc. 476. P. 505-507.

[36] Ibid. Doc. 416. P. 449-450.

[37] DDI. Vol. 11. Doc. 44. P. 69-70.

[38] Ibid. Doc. 54. P. 82-84.

[39] Ibid. Doc. 58. P. 89.

[40] Ibid. Doc. 3. P. 5.

[41] DDI. Vol. 11. Doc. 32. P. 56-58.

[42] Ibid. Doc. 27. P. 48-49.

[43] Ibid. Doc. 122. P. 161.

[44] Ibid. Doc. 40. P. 65.

[45] Ibid. Doc. 62. P. 94.

[46] DDI. Vol. 11. Doc. 97. P. 139.

[47] Ibid. Doc. 129. P. 169.

[48] Ibid. Doc. 205. P. 254.

[49] Ibid. Doc. 249. P. 295-296.

[50] Ibid. Doc. 258. P. 311-312.

[51] DDI. Vol. 11. Doc. 285. P. 347-349.

[52] Ibid. Doc. 286. P. 351-352.

[53] Ibid. Doc. 324. P. 387-391.

[54] Ibid. Doc. 396. P. 484-485.

[55] Ibid. Doc. 330. P. 397.

[56] Ibid. Doc. 390. P. 477.

[57] DDI. Vol. 11. Doc. 338. P. 407.

[58] Ibid. Doc. 392. P. 479-481.

[59] Ibid. Doc. 590. P. 683.

[60] Ibid. Doc. 585. P. 679.

[61] Поездка заместителя наркома иностранных дел В. Потемкина проходила с 27 апреля по 5 мая 1939 г.

[62] DDI. Vol. 11. Doc. 599. P. 691.

[63] Ibid. Doc. 605. P. 697.

[64] DDI. Vol. 11. Doc. 656. Р. 758; Doc. 673. P. 780.

[65] Ibid. Doc. 664. P. 766.

[66] Ibid. Doc. 709. P. 820-821.

[67] Ibid. Doc. 711. P. 822-824.

[68] Ibid. Doc. 676. P. 782.

[69] DDI. Vol. 11. Doc. 633. P. 731.

[70] Ibid. Doc. 644. P. 744-745.

[71] Ibid. Doc. 650. P. 750-752.

[72] Ibid. Doc. 659. P. 761.

[73] DDI. Vol. 11. Doc. 668. P. 777.

[74] Ibid. Doc. 666. P. 772-773. 6-7 мая 1939.

[75] Ibid. Doc. 674. P. 780-781.

[76] Ibid. Doc. 675. P. 781.

[77] Ibid. Doc. 681. P. 787.

[78] DDI. Vol. 11. Doc. 680. P. 787; Doc. 681. P. 787; Doc. 692. P. 796-798.

[79] Ibid. Doc. 707. P. 817-818.

[80] Ciano G. Diario. P. 299.

[81] DDI. Vol. 11. Doc. 729. P. 848.

[82] Ibid. Doc. 729. P. 848.

[83] Ibid. Doc. 731. P. 851-852.

[84] DDI. Vol. 11. Doc. 254. P. 305-307.

[85] Живкова Л. Англо-турецкие отношения, 1933-1939. М., 1975.

[86] Михайленко В. И. Англо-итальянское соглашение 16 апреля 1938 г. // Политика великих держав на Балканах и Ближнем Востоке в новейшее время. Свердловск, 1982.

[87] Документы внешней политики СССР. М., 1992. Т. 22, кн. 1.

[88] Документы и материалы кануна Второй мировой войны : в 2 т. М., 1948. Т. 1.

[89] Наджафов Д. Г. «Подлинное толкование Мюнхена» // Новый архивный документ и его интерпретация. СССР, Франция и эволюция Европы в 30-е годы : сб. науч. ст. М., 2003. С. 201-202.

[90] Очерки истории Министерства иностранных дел : в 3 т. М., 2002. Т. 2.

[91] Чемпалов И. Н. К истории заключения германско-румынского экономического согла­шения 1939 года // Новая и новейшая история. 1959. № 1.

[91] Aga-Rossi E., Zaslavsky V. Toglatti e Stalin. Il PCI e la politica estera staliniana negli archivi di Mosca. Bologna, 1997.

[92] Documents on German Foreign Policy, 1918-1947. Ser. D. L., 1949. Vol. 4.

[93] Carley M. J. 1939: The Alliance that Never was and the Coming of World War II. Chicago, 1999.

[94] Ferretti V. Il Giappone e la politica estera italiana. 1935-1941. Varese, 1983.

[95] L'Esercito italiano alla vigilia della seconda guerra mondiale. Roma, 1982.

[96] Toscano M. Le origini diplomatiche del patto d'acciaio. Firenze, 1956.

«Известия Уральского государственного университета», №2 (75), 2010

Читайте также на нашем портале:

«На пути к пакту 1939 года: сложности и противоречия советско-германского сближения» Александр Шубин

««Концерт великих держав» накануне решающих событий» Наталия Нарочницкая

«Советско-германский Договор о ненападении 1939 г. в контексте политики и военной стратегии противостоящих сторон во Второй мировой войне» Леннор Ольштынский

«Пакт Молотова–Риббентропа. Военный аспект» Алексей Исаев

«Дьявольский пакт или игра в карты с чертями?» Юрий Квицинский

«Из истории переговоров 1939 г. между СССР, Англией и Францией: дипломатические документы»

«Мюнхенский сговор» Вилнис Сиполс

«С жадностью гиены. Операция «Залужье»» Ольга Тонина

««Мюнхен» и конец первой Чехословацкой республики (По документам чешских архивов)» Валентина Марьина

«Советская разведка и проблема внезапного нападения» Михаил Мельтюхов

«О формировании образа России в Германии накануне Великой Отечественной войны» С.Медведев

«Вторая мировая война и историческая память: образ прошлого в контексте современной геополитики» Елена Сенявская, Александр Сенявский

«Германия в советском внешнеполитическом планировании 1941-1990 гг.» Михаил Ерин