Pensée unique и её альтернативы во Франции
Термины «глобализм» и «суверенизм», вынесенные в заглавие, используются здесь не только в своём прямом значении, но и в качестве условных обозначений размежевания, которое охватывает широкий круг проблем. В него входят глобализация, евроинтеграция, национальный суверенитет и идентичность, иммиграция и мультикультурализм, историческая и цивилизационная преемственность, отношение к культуре и образованию, этические и антропологические новации, понимание семьи и пола, прав и свобод человека и др. По всем этим вопросам на Западе, в частности в Европейском Союзе (ЕС), сложилась совокупность взаимодополняющих идей и представлений, имеющих разные истоки, но связанных с глобальным рынком, финансовым капитализмом и неолиберализмом, леволибертарианской ценностной революцией, постмодернизмом, радикальным прогрессизмом, а в самое последнее время – и с философией трансгуманизма.
Ключевые постулаты этого идейного конгломерата, центральное место среди которых занимает тезис об устарелости национально-государственных структур и национального суверенитета, хорошо известны. Они составляют идейный базис популярной на Западе идеологии и политики последних десятилетий, определяя их устои, будь то евроатлантизм, наднациональный формат евроинтеграции, новые стандарты в сфере прав человека, семьи, этики и т.д. Принятые западной системой установки стали позиционироваться ею как безальтернативные истины, вне которых в ХХI в. не может быть ни прогресса, ни демократии. Знаменитая формула М. Тэтчер, относившаяся к экономическому неолиберализму: «Альтернативы нет», – была применена и к остальным сферам.
Во Франции этот блок идей получил у его критиков наименование pensée unique, что можно перевести как «единое мышление». Как пишет социолог университета в Кашане (École normale supérieure de Cachan) Ф. Лебарон, «доминирующая мысль воспрещает любое поползновение к “альтернативной” политике». «Триумф pensée unique», – признаёт он, – был обеспечен соответствующей американизацией экономической теории и переориентацией социальных наук в целом, приобщением к этому мировоззрению политической элиты и «постоянным давлением, которое оказывается на население через современные средства коммуникации», в первую очередь ведущие СМИ [1].
Глобалистско-либертарианская парадигма возобладала на волне триумфа Запада после окончания «холодной войны» и глобализационного скачка 1990-х – начала 2000-х годов. Однако в 2010-х гг. эта монополия всё сильнее оспаривается не только извне (по-своему это делают Россия, Китай, Япония, исламский мир и др.), но и изнутри западного мира. Резонансными результатами этой тенденции стали избрание президентом США протекциониста Д. Трампа и Брекзит.
На переднем крае идейного противоборства находится Франция с её колоссальным культурно-интеллектуальным капиталом, историческими амбициями, традициями ментальной независимости и фронды. Оппозиция официальному догмату в обществе, интеллектуальном пространстве и даже на политическом поле во Франции, пожалуй, сильнее, чем в любой другой стране Запада. Глубокое заблуждение думать, что она ограничивается несистемными «крайне правыми» и «крайне левыми» маргиналами и мелкими суверенистскими партиями. Сильно расходится с реальностью и клише, приписывающее такие настроения наименее образованной и пожилой части населения, «проигрывающей от глобализации». Евроскептицизм, к примеру, сильнее всего выражен в средних возрастных группах и менее всего – в самой старшей.
Разумеется, круг тех, кто не разделяет официальную идеологию или относится к ней со скепсисом, идейно неоднороден, и далеко не все его сегменты можно ассоциировать с суверенизмом – политическим и/или культурно-цивилизационным. Условный суверенистский лагерь тоже идейно не монолитен. Организационно и электорально, за рамками Национального фронта (НФ), он крайне раздроблен, что до последнего времени делало его мало слышным на политическом уровне. Но этот лагерь гораздо шире, чем может показаться. Несогласие с pensée unique существует в разных социо-профессиональных группах, в том числе в деловых кругах, активно работающих на международном рынке, в военной и административной среде, в разных сегментах политического и электорального поля, не исключая левый фланг. Оно прослеживается в деятельности ряда интеллектуальных объединений и альтернативных электронных СМИ, в позициях представителей академического и медийного мира.
Немало авторитетных представителей интеллектуальной элиты вступают в противоречие с главными постулатами мейнстрима. Энтузиасты новой парадигмы объявили их «новыми реакционерами». Это наименование вошло в обиход с 2002 г., когда рядовой преподаватель политической науки, эссеист Д. Линденберг заклеймил таким образом группу признанных учёных и философов (П. Нора, П. Манан, М. Гоше, П.-А. Тагиефф и др.). В вину этим весьма разным, в том числе вышедшим из левой среды мыслителям, вменялось неприятие нового понимания прав человека, идеологии мая 1968, «антирасизма», массовой культуры. Памфлет Д. Линденберга
«Призыв к порядку: расследование о новых реакционерах» [2] имел огромный резонанс, стал заметной вехой в распространении pensée unique.
Однако подавить ментальное сопротивление давлению pensée unique в такой стране, как Франция, оказалось непросто. Лагерь «суверенистов» удерживает серьёзные позиции в интеллектуальном поле. Символично название премии «Честь и Родина» (Honneur et Patrie), которую в 2004 г. учредило Общество членов Почётного Легиона. В 2016 г. её лауреатом стала М. Сорель, в прошлом член государственного Высшего совета по интеграции (Haut Conseil à l'intégration, HCI), за книгу «Распад Франции. Как мы до этого дошли?» [3]. Другой пример – «Премия дерзких» (Prix des impertinents), учреждённая в 2009 г. историком Ж. Севийя (Jean Sévillia) и присуждаемая за лучшие книги неполиткорректного содержания.
По мнению именитого историка М. Ферро, в прошлом одного из руководителей известного журнала «Анналы», официальная политика, как уже не раз бывало в истории, вновь демонстрирует «ослепление» [4]. Среди известных фигур, которые также оспаривают те или иные аксиомы системной идеологии, – крупные писатели Ж. Распай, Р. Милле, М. Уэльбек, Д. Тюллинак; социолог Ш. Тригано; лингвист К. Ажеж; член Французской академии А. Финкелькрот; один из основателей организации «Репортёры без границ» Р. Менар; популярный левый философ М. Онфрэ; журналисты Э. Земмур, Н. Полони и др. Как выразился обозреватель «Фигаро» А. Девеккио, «список “новых реакционеров” кажется бесконечным» [5]. Этот обширный пласт идейных процессов в современной Франции ещё ждет отражения в российском франковедении.
Во Франции, с её интенсивной интеллектуальной жизнью, активное или пассивное противостояние доминирующему «глобализму» оказывает едва ли не в первую очередь часть интеллектуальной элиты. Уже поэтому неверно представлять этот конфликт в популистском ключе, противопоставляя «элиты» «народу». Правда, элиты политические в лице системных партий практически полностью приняли новое кредо. Но и в этой среде сохранилась внутренняя, пусть и склонная к конформизму, идейная оппозиция: ряд объединений внутри «Республиканцев», Христианско- демократическая партия, отдельные центристы. В свою очередь, само французское общество, в разных пропорциях в зависимости от социальной группы, расколото в мировоззренческом плане. Немалая его часть, прежде всего леволиберальной ориентации, истово разделяет «новую веру».
Линии раскола хорошо видны на примере такого кардинального вопроса, как евроинтеграция. Растущее разочарование в европейском проекте в его нынешнем виде стало одним из главных трендов 2010-х гг. Франция по масштабам евроскептицизма располагается на втором месте среди стран-членов ЕС после Греции. Весной 2016 г. 61% французов были негативного мнения о ЕС, а 39% считали необходимым вернуть часть полномочий национальным правительствам. И то и другое резко контрастировало с официальной линией всех системных партий. Одновременно именно во Франции больше чем в любой другой стране Евросоюза оказалось тех, кто готов поддержать дальнейшую передачу компетенций на европейский уровень – 34% [6].
Легализация в 2013 г. браков «для всех» (mariage pour tous) и подготовка дальнейших реформ в этой области, включая внедрение новой теории гендера, стимулировали развитие ценностного конфликта и укрепили антибрюссельские настроения. В ответ поднялось мощное общественное движение (Manif pour tous) против отказа от классического понимания семьи и пола, сумевшее вывести на улицы более миллиона человек. Почти треть французов (31%), по данным IFOP, в 2014 г. солидаризировалась с Manif pour tous, 42% заявили, что его взгляды и цели им чужды; остальные не определились [7]. Решительные противники революции в вопросах семьи, пола и репродукции, как правило, принадлежат к условному «суверенистскому» кругу. Впрочем, НФ, в руководстве которого возникли разногласия, официально не поддержал акции Manif pour tous.
Показателен устойчивый разрыв между ведущими политическими силами страны и населением по иммиграционному вопросу. Все системные партии давно следуют аксиоме, согласно которой массовая иммиграция неизбежна и, несмотря на временные издержки, несёт благо, а национально-культурная идентичность «старой Европы» призвана уступить место открытому «инклюзивному» социуму. Этот возведённый в догму подход получил ёмкое определение «иммиграционизм» [8]. Дискуссия вокруг последствий иммиграции вытеснена в маргинальную нишу как минимум с 1990-х годов, а любые критики иммиграции имеют все шансы быть зачисленными в «крайне-правые». Между тем, судя по электоральным трендам и социологическим данным, как минимум половина французов не разделяет идеи иммиграционизма. Более того, события последних лет – «кризис беженцев» 2015 г., кровавые теракты радикальных исламистов, споры о месте ислама во французском обществе, – ввели иммиграцию в число самых животрепещущих тем. Согласно социологическим исследованиям, для подавляющего большинства французов национальная идентичность остаётся очень важной ценностью, даже если они понимают её по-разному. Проведённый в 2017 г. в 8 западных странах опрос показал, что угрозу своей национальной идентичности во Франции ощущает рекордно высокая доля граждан (70%) – намного больше, чем в США, Великобритании, Германии и скандинавских странах [9].
Характерным явлением последнего десятилетия стал так называемый «деклинизм» (déclinisme) – то есть массовое настроение упадка. Оно фиксируются социологами с начала ХХI в. среди населения многих развитых стран. Франция по этому параметру занимает одно из первых мест в мире [10]. На тему «декаданса», «заката» ‒ Франции, Европы, Запада, человечества ‒ появились десятки книг. И это не просто очередной всплеск давнего традиционалистского мотива. Сегодня дискурс на тему упадка вышел далеко за рамки узкого круга правоконсервативных интеллектуалов, которым он в основном ограничивался прежде.
Феномен «деклинизма» имеет разные причины. Частично его можно объяснить материальными факторами – мировым экономическим кризисом 2008–2009 гг., отставанием французской экономики от немецкой, подъёмом азиатских стран и т.п. Гораздо более значимыми видятся критические размышления ряда французских интеллектуалов о текущем векторе развития Запада, ведущем вместо прогресса к цивилизационной и социальной деградации. Отметать этот пласт современной мысли, оценивая его просто как упадочничество, архаичный традиционализм и уход от «вызовов эпохи глобализации» – значит занять сугубо идеологическую позицию на стороне pensée unique. Массив выходящей во Франции критической литературы на тему «quo vadis» заслуживает подробного анализа.
«Суверенизм» в платформах кандидатов на выборах–2017
Предшествовавшее выборам 2017 г. пятилетие было отмечено накоплением протестных настроений. В основе недоверия 70‒90% [11] французов к традиционным партиям и парламентариям были очевидный застой политической касты и её неоднозначная моральная репутация. При этом столь масштабное отчуждение не может не иметь связи с главным – содержанием проводимого политического курса во Франции, прежде всего его идейно-ценностной парадигмой.
На таком фоне закономерным выглядел рост электорального потенциала НФ, несмотря на его негативный имидж. В 2017 г. впервые в истории президентских выборов Пятой республики выход несистемного кандидата во II тур изначально считался почти неизбежным. Во II туре за М. Ле Пен проголосовало около 34% [12] ‒ меньше, чем долгое время предсказывали опросы, однако вдвое больше, чем в 2002 г. за её отца. По итогам парламентских выборов НФ получил в Национальном собрании 8 мест вместо 1 в прежнем составе, хотя так и не смог сформировать фракцию. В свете завышенных ожиданий это было воспринято как поражение, спровоцировав внутренние трения и кризис в партии. Но в целом выборы 2017 г. дали НФ беспрецедентный для него уровень присутствия в политическом процессе.
Идейной основой этого относительного успеха стал перенос акцентов в дискурсе НФ на суверенизм и этатизм. Резкое ограничение иммиграции осталось важной частью партийной идеологии. Но главной целью стало восстановление национального суверенитета Франции ‒ законодательного, валютно-финансового, территориального, экономического, культурного. Добавились прагматические нюансы и демократические акценты. Программа М. Ле Пен [13] предполагала не одностороннюю денонсацию договоров ЕС, как на предыдущих выборах, а переговоры с европейскими партнёрами и проведение референдума о выходе Франции из ЕС. В качестве ближайшей задачи планировался возврат к национальной валюте – но также лишь при условии одобрения на референдуме. В ходе избирательной кампании этот пункт стал самым обсуждаемым положением программы Ле Пен, что отражало актуальность темы. Перед II туром лидер НФ внезапно смягчила позицию, допустив параллельное существование евро и франка. Впрочем, двусмысленность лишь повредила М. Ле Пен и подорвала доверие к её экономической программе, выполнение которой в принципе невозможно без валютного суверенитета [14]. Кроме того, среди предложений кандидата НФ фигурировали выход из военной организации НАТО и закрепление в Конституции права на защиту национальной идентичности и культурного наследия.
С размежеванием по условной линии «суверенизм – глобализм» связаны и другие узловые моменты прошедших выборов. Прежде всего – запуск непредвиденного сценария, который привел к слому прежней двухпартийной конфигурации и к избранию Э. Макрона. По всем расчётам, главными участниками борьбы за президентский пост должны были стать, помимо М. Ле Пен, кандидаты от двух ведущих партий: А. Жюппе либо Н. Саркози от «Республиканцев» и Ф. Олланд либо М. Вальс – от социалистов. Так бы и случилось, если бы не сенсационные итоги открытых первичных выборов. Ключевую роль здесь сыграл неожиданный триумф Ф. Фийона на «праймериз» правых и центра.
Победу Ф. Фийону принёс не пресловутый либеральный экономический план – остальные правые кандидаты, включая А. Жюппе, предлагали схожие реформы. Внезапный взлёт бывшего премьера с посредственным рейтингом имел другую подоплёку. Фийон выступил за «разрыв» с прежней политикой, подразумевая отнюдь не только социально-экономическую «революцию здравого смысла». Стержневая идея состояла в том, чтобы остановить упадок страны, обеспечить «национальное возрождение», вернуть судьбу Франции в её собственные руки. Вместо выхода из еврозоны или ЕС он призвал «перезапустить и перестроить» ЕС, поднять роль межгосударственных начал – в духе голлистского понимания европейского проекта, к которому он прямо апеллировал «Обновлённая Европа будет суверенной Европой, которая в полной мере уважает государства-нации; независимой и влиятельной Европой (…) Европой, которая защищает нашу цивилизацию и нашу историю, наши интересы и наши ценности…» [15].
Фундаментальными принципами Ф. Фийон провозгласил национальную идентичность, культуру, знание истории страны и уважение к ней. «Культурный релятивизм и культивирование [исторической] вины, – подчёркивалось в начале его программы, – смогли посеять сомнения в отношении наших ценностей и нашей истории. Мы должны быть, напротив, сплочённой и уверенной в себе нацией». Фийон отмежевался от иммиграционной догмы и коммунитаристских (мультикультуралистских) идей: «Мы не нуждаемся в иммиграции для поддержания нашего демографического роста…. Франция является национальным государством и вправе выбирать, кто может к ней присоединиться, а также требовать подчинения своим законам и обычаям. Наше национальное единство требует иной миграционной политики». Конкретизируя, Фийон предложил, в частности, восстановить «иммиграционный суверенитет», пересмотрев противоречащие ему директивы ЕС. Внешнеполитическими приоритетами Фийон назвал позиционирование Франции как «независимой державы и балансира», лояльное, но независимое союзничество с США, восстановление «отношений доверия с Россией»; концентрацию на защите интересов Франции и борьбе с терроризмом [16].
Не все поверили тому, кто много лет находясь в высшем эшелоне власти, никогда не шёл всерьёз против течения. И всё же возникла вероятность того, что Ф. Фийон попытается произвести ценностный и геополитический разворот Франции в русло неоголлизма, отстаивать национальную и цивилизационную преемственность, провести красные линии в этических новациях и социальном инжиниринге. Отсюда его успех у тяготеющих к «суверенизму» избирателей правой части спектра. «На мой взгляд, эти выборы – последний шанс, – объясняла своё участие в группе поддержки Фийона М. Сорель, – а Франсуа Фийон – единственный, кто может представлять право французского народа на продолжение в истории» [17].
Напротив, в ином идейном лагере, даже в собственной партии, перспектива избрания президентом кандидата с такой программой не могла не настораживать. Ведь большинство «Республиканцев» (до их раскола и перегруппировки после выборов) идейно принадлежало к мейнстриму. Эту линию символизировал прежде всего А. Жюппе. Симптоматично, что в правоцентристском лагере сразу пошли трещины: часть «жюппеистов», как Н. Костюшко-Моризе, дистанцировались от официального кандидата своей партии ещё до скандала «пенелопгейт».
Здесь видится ключ к пониманию логики и последующих поворотов в ходе президентской кампании. Обрушившаяся на Ф. Фийона лавина компромата и осуждения вряд ли была спонтанной. Как и последовавшая переориентация на Э. Макрона, она отражала фундаментальные идейно-ценностные противоречия внутри французского социума и элиты. Примечательно, что скандал «пенелопгейт» стартовал буквально на следующий день после того, как первичные выборы у социалистов (ФСП) свели к минимуму шансы на участие во II туре их кандидата, что делало избрание Ф. Фийона гарантированным – при прочих равных условиях.
Сенсационная победа над М. Вальсом представителя левого крыла ФСП Б. Амона имела иную причину – накопление левого протеста на социально- экономической почве, радикализации которого способствовали либеральные экономические проекты правых. Б. Амон – глобалист, европеист, радикальный прогрессист даже в большей мере, чем Ф. Олланд и М. Вальс. Это типичный пример прогрессизма начала ХХI в., который утратил «чувство меры». Амон подчёркивал, что «отказывается цепляться за старый мир», «устремлён в будущее», и выступает от имени «гибридной, метизированной, современной Франции» [18].
Но левый электорат также расколот по вопросам глобализации, евроинтеграции и евроатлантизма, национального суверенитета, идентичности, иммиграции. «Левосуверенистскую» линию представляет в первую очередь бывший социалист Ж.-Л. Меланшон и его движение «Непокорённая Франция». В отличие от Амона, в целом солидарного во внешней политике с курсом Ф. Олланда, Меланшон ещё в 1998 г. голосовал в Сенате против перехода к евро, а в 2005 г. агитировал против проекта Европейской конституции.
Раздел его президентской программы 2017 г., озаглавленный «За Европу, освободившуюся от договоров» (речь о договорах ЕС), резко критикует институты ЕС и их неолиберальный курс. Но, как и большинство евроскептиков, Ж.-Л. Меланшон высказался за переговоры о «перезапуске Евросоюза на демократических, социальных и экологических началах», по итогам которых должен пройти референдум об участии Франции в этой структуре. В качестве ближайших мер предлагалось прекратить выплату взноса в бюджет ЕС (22 млрд евро), изменить статус евро и ввести национальный контроль над трансграничным движением товаров и капиталов. Своё международное кредо Меланшон резюмировал формулой «За независимую Францию на службе мира». Среди его главных пунктов – выход из НАТО и отказ от постоянных военных союзов, укрепление роли ООН, а также «формирование альтерглобализма», и в частности, присоединение к Новому банку развития БРИКС. Говоря об иммиграции, в отличие от других левых кандидатов, главный акцент он делал не на правах мигрантов, а на создании условий, которые «позволили бы каждому человеку жить в своей стране, так как эмиграция всегда связана со страданиями» [19]. Тем самым Меланшон показал, что не принадлежит к сторонникам «мира без границ», которые задают тон не только среди либералов, но и среди европейских левых партий. Именно Ж.-Л. Меланшон стал самым заметным лицом парламентской оппозиции президенту Э. Макрону и его партии, новым «символом суверенизма».
По-своему яркой фигурой суверенистского лагеря стал правый кандидат Н. Дюпон-Эньян, лидер партии «Вставай, Франция». С юности связанный с течением социального голлизма, в 2008 г. он вышел из правящей партии «Союз за народное движение», протестуя против антиголлистских тенденций в её политике. Неплохой результат в первом туре (4,7%) чётко отделил его от маргинальных кандидатов. Дюпон-Эньян произвёл сенсацию в президентской кампании, заключив между I и II турами коалиционное соглашение с М. Ле Пен: впервые был нарушен неписаный запрет на официальный альянс умеренных сил с «крайне правыми».
В целом в I туре президентских выборов кандидаты, выступавшие с разными версиями суверенистских программ (М. Ле Пен, Ж.-Л. Меланшон, Ф. Фийон, Н. Дюпон- Эньян, Ф. Асселино, Ж. Лассаль), получили в совокупности более 2/3 голосов. И хотя мотивы избирателей многообразны, эта цифра немало говорит об умонастроениях французов. Избирательный цикл 2017 г. не принёс победы оппонентам евроатлантизма и глобализма. Он привёл к переформатированию партийно- политической структуры, смене политических поколений и приходу во власть новых сил в лице президента Э. Макрона и его партии «Вперёд, Республика!». Выступив под флагом обновления политической жизни страны, Э Макрон сумел предстать одновременно и антисистемным кандидатом, и опорой системного мировоззрения, получив поддержку большинства элиты [20].
Впервые идейно-ценностное размежевание между условным «суверенизмом» и цивилизационной преемственностью, с одной стороны, и условным «глобализмом» и наднациональным европеизмом – с другой, столь существенно повлияло на ход французских выборов. «Традиционный водораздел между левыми и правыми партиями оказался в ходе кампании размытым: критериями принадлежности к тому или другому лагерю стали не столько обычные социально-экономические вопросы или ценностные категории, сколько отношение к иммиграции, глобализации, европейской интеграции и т.д.» [21]. Размежевание по этой линии остаётся движущим фактором партийных расколов и перегруппировок, развернувшихся после выборов, прежде всего в партии «Республиканцев» и на правом политическом поле в целом. Хотя правая-левая система координат далеко не исчерпана, она всё более неадекватна как единственная матрица для организации политического спектра Франции – и для его анализа. Другое измерение общественно-политических процессов, которому посвящена эта статья, становится всё рельефнее и заслуживает самого пристального внимания.
Анализ «суверенистских» программ показывает, что они далеки от изоляционизма, антиевропеизма, враждебности к внешнему миру, с которыми их стараются ассоциировать политические оппоненты. Современный «суверенизм» – это оппозиция глобализму с его наднациональными конструкциями; поиск возможностей совместить международную взаимозависимость с сохранением национально-государственных начал и цивилизационной преемственности.
Примечания и литература
1. Lebaron F. Triomphe de la pensée unique: l'idéologie dominante face aux alternatives / B. Badie, D. Vidal (dir.). En quête d'alternatives. L'état du monde 2018. P.: La Découverte, 2017. P. 23, 24–30.
2. Lindenberg D. Le Rappel à l'ordre: Enquête sur les nouveaux réactionnaires. P.: Seuil, 2002.
3. Sorel-Sutter M. Décomposition française: Comment en est-on arrivé là? P.: Fayard, 2015, 312 р.
4. Ferro M. L'aveuglement – Une autre histoire de notre monde. P.: Tallandier, 2015, 432 р.
5. Devecchio A. Les «nouveaux réactionnaires»: mythe ou réalité? // Le Figaro. 30.10.2015. URL: lefigaro.fr/vox/culture/2015/10/30/31006-20151030ARTFIG00324-les-nouveaux- reactionnaires-mythe-ou-realite.php#fig-comments (дата обращения: 09.11.2017).
6. Stokes B. Euroskepticism Beyond Brexit / Pew Research Center. 07.06.2016. URL: pewglobal.org/2016/06/07/euroskepticism-beyond-brexit/ (дата обращения: 09.11.2017).
7. Manif pour Tous, trois ans plus tard: le sondage qui montre que même chez les catholiques et les sympathisants de droite, l’adhésion au mouvement s’essouffle // Atlantico. 16.10.2016. URL: atlantico.fr/decryptage/manif-pour-tous-trois-ans-plus-tard-sondage-qui-montre-que-meme-chez-catholiques-et-sympathisants-droite-adhesion-au-mouvement-2850898.html; pewglobal.org/2016/06/07/euroskepticism-beyond-brexit/ (дата обращения: 09.11.2017).
8. Taguieff P.-A. L’immigrationnisme, ou la dernière utopie des bien-pensants // Le Figaro. 09.05.2006. URL: lefigaro.fr/debats/2006/05/09/01005-20060509ARTFIG90200- l_immigrationnisme_derniere_utopie_des_bien_pensants.php (дата обращения: 09.11.2017).
9. Tost D. Looking to Germany to Protect the World Order // Handelsblatt. 19.06.2017. URL: global.handelsblatt.com/politics/looking-to-germany-to-protect-the-world-order-779939 (дата обращения: 09.11.2017).
10. Revault D’Allonnes Ch. Ça va mieux: en finir avec le déclinisme // PS Social écologie. URL: parti- socialiste.fr/blog/ca-va-mieux-finir-declinisme/ (дата обращения: 09.11.2017).
11. L’Huillier M. Les Français et la politique: désintérêt ou crise de confiance? URL: delitsdopinion.com/1analyses/les-francais-et-la-politique-desinteret-ou-crise-de-confiance-2633/ (дата обращения: 03.10.2017).
12. Résultats de l'élection présidentielle 2017. URL: interieur.gouv.fr/Elections/Les- resultats/Presidentielles/elecresult presidentielle-2017/(path)/presidentielle-2017/FE.html (дата обращения: 03.10.2017).
13. Le Pen M. 144 engagements présidentiels / Marine 2017. URL: marine2017.fr/wp- content/uploads/2017/02/projet-presidentiel-marine-le-pen.pdf (дата обращения: 03.10.2017).
14. Sapir J. Le souverainisme inaudible? Retour sur l’élection présidentielle de 2017. 16.09.2017. URL: russeurope.hypotheses.org/6287 (дата обращения: 03.10.2017).
15. Fillon F. Mon projet pour la France. Р. 4, 7, 6. URL: force-republicaine.fr/mon-projet-pour-la-france/ (дата обращения: 03.10.2017).
16. Ibid. P. 4, 69, 76; Fillon F. «Je veux faire pour les Français»: Discours à Sablé-sur-Sarthe. URL: fillon2017.fr/discours-sable/ (дата обращения: 03.10.2017).
17. Цит. по: Bastié E. Qui est Malika Sorel, la femme qu'on voit tout le temps derrière François Fillon? // Le Figaro. 31.01.2017. URL: lefigaro.fr/elections/presidentielles/2017/03/31/35003- 20170331ARTFIG00278-qui-est-malika-sorel-la-femme-qu-on-voit-tout-le-temps-derriere-francois-fillon.php (дата обращения: 09.11.2017).
18. См., например: Benoît Hamon: «Je refuse de m’accrocher au monde ancien, je me projette» // Liberation. 14.04.2017. URL:.liberation.fr/politiques/2017/04/14/benoit-hamon-je-refuse-de-m-accrocher-au- monde-ancien-je-me-projette_1562956 (дата обращения: 09.11.2017).
19. Mélenchon J.-L. L’Avenir en commun, le programme. P. 20–22. URL: avenirencommun.fr/avenir-en- commun/ (дата обращения: 03.10.2017).
20. Подробнее см.: Нарочницкая Е.А. Выборы 2017 г. во Франции: беспрецедентная президентская кампания // Перспективы. Электронный журнал. 2017. № 3 (11) (июль–сентябрь). C. 5–35. URL: http://perspektivy.info/upload/iblock/772/3_2017_2_.pdf (дата обращения: 01.12.2017).
21. Рубинский Ю.И. Франция на новых рубежах / Президентские выборы во Франции–2017. Материалы межинститутского круглого стола. Отв. ред.: М.В. Клинова, А.К. Кудрявцев, П.П. Тимофеев. М.: ИМЭМО РАН, 2017. С. 6.
Франция при президенте Эммануэле Макроне: в начале пути /
Отв. ред.: М.В. Клинова, А.К. Кудрявцев, Ю.И. Рубинский, П.П. Тимофеев. – М.: ИМЭМО РАН, 2018. С. 152-160.
Читайте также на нашем портале:
«Франция: движение «жёлтых жилетов» – год спустя» Екатерина Нарочницкая
«Партийно-политический ландшафт Франции после выборов 2017 г.» Екатерина Нарочницкая
«Идейное наследие Шарля де Голля. I. Парадоксы восприятия, исторической памяти, политической философии» Екатерина Нарочницкая
«Выборы 2017 г. во Франции: беспрецедентная президентская кампания» Екатерина Нарочницкая
«Беспрецедентная президентская кампания во Франции» Екатерина Нарочницкая
«Внешнеполитическое наследие голлизма в современной Франции» Екатерина Нарочницкая
«Национальный фактор в эпоху глобализации. Часть 1. Дискуссии о будущем наций и глобализации: некоторые методологические вопросы» Екатерина Нарочницкая
«Национальный фактор в эпоху глобализации. Часть 2. Государство и глобализация» Екатерина Нарочницкая
«Национальный фактор в эпоху глобализации. Часть 3. Культурно-духовные и этнические основы национального феномена» Екатерина Нарочницкая
«Национальный фактор в эпоху глобализации. Часть 4. Политические функции национальных делений и глобализирующийся «миропорядок»» Екатерина Нарочницкая