Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Гендерные исследования как опыт публичной социологии в России

Версия для печати

Избранное в Рунете

Ольга Здравомыслова

Гендерные исследования как опыт публичной социологии в России


Здравомыслова Ольга Михайловна - доктор философских наук, исполнительный директор Горбачев-Фонда.


Гендерные исследования как опыт публичной социологии в России

Бурное развитие гендерных исследований и «гендерного дискурса» началось в России на рубеже 1980-х — 1990-х годов. Однако в обществе новые интерпретации «проблем пола» и чуждое русскому языку понятие «гендер» вызвали отторжение. И убежденные традиционалисты, и жаждавшая обновления либеральная общественность увидели в самой постановке проблемы парафраз советской идеологии, яростно отвергаемой как теми, так и другими. Сегодня для России характерны крайне аморфное соединение традиционных и модернистских воззрений на распределение семейных ролей и противоречивые, внутренне конфликтные представления о мужественности и женственности.


Гендерные исследования существуют в отечественной науке два десятилетия. Формальной датой их рождения можно считать апрель 1989 года, когда в очередном номере журнала «Коммунист» – главного идеологического органа СССР – появилась статья «Как мы решаем женский вопрос» Натальи Римашевской, Натальи Захаровой и Анастасии Посадской. «Мы исходим из того, что так называемое естественное разделение труда между мужчиной и женщиной имеет социальную природу», – заявляли авторы и ставили вопрос о новой научной дисциплине, содержанием которой явилось бы изучение социального неравенства, обусловленного полом. Хотя слово «гендер» в статье не упоминалось, в ней шла речь о патриархатных стереотипах, закрепляющих естественность, а, следовательно, неизбежность такого неравенства, и был обозначен современный подход к отношениям пола как социальным отношениям или, говоря иначе, гендерный подход.

«Женский вопрос» не только формулировался как социальный вызов, но из статьи вполне определенно вычитывался призыв к его публичному обсуждению: адресатом послания исследователей было «большое» общество, а не только профессиональное сообщество. Это было, по сути дела, актом публичной социологии, хотя название жанра пришло к нам позже.

Между исследованиями и активизмом

Женщины-ученые, развивавшие новое направление социального знания – гендерные исследования, – одновременно чувствовали себя участницами демократических изменений [1]. Объектом их критики был советский гендерный порядок, получивший название «советский патриархат». В нем открывалось причудливое сочетание официальной идеологии равенства мужчин и женщин с неприятием ценностей эмансипации. Политика льгот, семейных пособий, развитая система общественного воспитания детей – и двойная занятость, точнее, двойной гнет, который испытывали женщины, разрывавшиеся между работой и домом.

Одновременно изменения, происходившие тогда в России и на всем пространстве постсоциализма, осмысливались в гендерных исследованиях как «патриархатный ренессанс». В ответ на вытеснение женщин из экономики, политики и общественной жизни – в сферу частной жизни (с этим, собственно, и связывался «патриархатный ренессанс» в переходных обществах) стало формироваться независимое женское движение. Его участницы осваивали гендерную тематику, открывая в ней новое понимание женского опыта и гражданской позиции женщины. Надо подчеркнуть, что новый дискурс был заряжен критикой не только «советского патриархата», но и нарождавшегося постсоветского порядка. Он содержал в себе требование его изменения в направлении подлинно демократической практики, основанной на фактическом равенстве прав и возможностей мужчин и женщин. Подобная практика не реализована в полной мере нигде в мире, поэтому речь идет здесь не о стремлении копировать «путь Запада», а о поддержке, усилении и развитии демократической тенденции в российском обществе.

Хотя в своей начальной стадии эти процессы, происходившие в России на двадцать лет позже, чем на Западе, обнаружили походные черты. Важнейшей из них была активистская роль интеллектуального ядра – ученых феминистской ориентации, разрабатывавших гендерную тематику. Развиваемый ими дискурс, консолидировавший независимое женское движение, неминуемо должен был вступить в конфликтные отношения с традиционализмом, который с советских времен определял государственный подход к решению «женского вопроса» и доминировал в общественном мнении. Оценивая сейчас этот опыт, политолог Светлана Айвазова делает вывод: «Провозглашение идеалов демократии и свободного рынка сопровождалось в тот момент распространением дискурса «прав женщин» и гендерного равноправия (например, в среде независимого женского движения)» [2].

В начале 1990-х годов исследовательницы и активистки переживали своего рода эйфорию от того, что и государство, казалось, шло им навстречу. Доказательством этого было включение нормы, предусматривающей равенство возможностей мужчин и женщин в текст Конституции РФ (статья 19, часть 3 Конституции РФ). «Законодательный прорыв», совершенный при активном участии ученых и независимого женского движения, требовал подкрепления со стороны общественного мнения. Однако в обществе, никогда не жившем в условиях свободы и правовой защищенности, началось отторжение новых интерпретаций «проблем пола» и чуждого русскому языку понятия гендер. Характерно, что и убежденные традиционалисты, и жаждавшая обновления либеральная общественность увидели в самой постановке вопроса о гендерном равноправии парафраз советской идеологии, яростно отвергаемой как теми, так и другими.

Анализируя историю взаимоотношений российских демократов, «российских феминисток» и независимого женского движения, исследователи приходят к выводу о невосприимчивости партий демократической ориентации к идее гендерного равенства именно в тот период, когда эти партии были наиболее успешны в российской политике. Они начинали проявлять некоторый интерес к гендерной проблематике лишь по мере того, как сами становились маргинальными. Демократы и реформаторы – как политики, так и интеллектуалы – не были готовы признать гендерное неравенство серьезной проблемой российского общества, пронизывающей семью, образование, экономику, и, конечно, политику. В сущности, они были далеки от понимания, что ставить вопрос о достижении гендерного равенства – значит говорить языком современной демократии и обсуждать один из ее ключевых вопросов.

И все-таки 1990-ые годы в России неслучайно назвали «гендерным десятилетием», признавая значение начавшегося в тот период теоретического осмысления и, главное, – публичного проговоривания проблемы пола в культуре и общественной жизни. Конечно, в этом сыграл существенную роль внешний фактор – активность транснационального феминизма и международных фондов, поддерживавших гендерные исследования. Но, несомненно, главным оставался фактор внутренний – возможность гражданской и политической активности, появившаяся в постсоветском обществе на волне демократизации и вызвавшая потребность в диалоге между социальными учеными и обществом. Такой диалог, по определению американского социолога Майкла Буравого, составляет суть публичной социологии.

Исследовательницы, развивавшие гендерный дискурс, по выражению культуролога Галины Зверевой, «присваивая концепты», «участвовали в создании новой постсоветской реальности» [3], то есть одновременно развивали публичную социологию в России. Женские организации, объединившиеся вокруг Первого и Второго независимых женских форумов, состоявшихся в 1991 и 1992 годах в Дубне, создали прецедент, пытаясь совместно с исследовательницами развернуть общественную дискуссию и продвигать результаты гендерных исследований в СМИ и политику. Образование в Государственной Думе после выборов 1993 года фракции «Женщины России» было несомненным успехом в этом направлении, но успех превратился в вызов, поскольку выявил идеологическую и политическую разносоставность женского движения, усиливающийся раскол между движением и его интеллектульным ядром и, наконец, противоречивость позиций внутри самого интеллектуального ядра. Как писала позже журналистка Надежда Ажгихина, «разница между элитарными московскими и петербургскими группами, объединяющими высокообразованных женщин, в основном исследовательниц, знающих языки, получающих гранты и путешествующих по миру, и женскими группами в регионах России, создававшимися прежде всего как группы самопомощи, была слишком очевидной»[4].

В то же время, в самом интеллектуальном ядре параллельно утвердились две противоположные теоретические и идейные позиции: активистски ориентированная и исследовательская. Они исходили из разного понимания природы, исторической глубины и перспектив «русского феминизма». Одни, как, например, та же Н. Ажгихина, доказывали, что женское движение и сам «русский феминизм» как его часть имеют давние традиции, глубоко своеобразны и имеют серьезный потенциал. Другие, напротив, обосновывали вывод о неподготовленности в российском дискурсе почвы для отечественного феминизма (Е. Здравомыслова и А. Темкина) и видели главную задачу освоения гендерной проблематики в России в умении «сохранять уважительную дистанцию по отношению к чужому» (Г. Зверева).

Если первые доказывали, что «Запад… уже не кажется русским феминисткам единственно верной моделью», поэтому надо иметь смелость опереться на отечественный опыт, то другие акцентировали чужеродность феминизма как фундаментального препятствия для развития гендерных исследований и практик женского активизма в России. Обе позиции родились из критического осмысления опыта «гендерного десятилетия», и, по сути дела, представители той и другой групп в равной степени столкнулись с препятствиями развитию гендерных исследований в духе публичной социологии – что более всего отвечало бы их задачам в постсоветской России.

Новый этап

В первом десятилетии 2000-ых идеологическим и политическим приоритетом стала не демократизация, а стабильность и укрепление «властной вертикали». Составляющая новой концепции – стремление ограничивать и контролировать гражданскую и политическую активность женщин, и пространство общественной дискуссии, отведенное для обсуждения связанной с этим проблематики. Теперь в ней доминируют темы демографических угроз и укрепления традиционной семьи, а терминология «равных возможностей», фактически, поглощена привычным советским определением «проблемы семьи, материнства и детства».

При всей безусловной важности вопросов демографии и семьи, было бы крайним упрощением считать, что ими можно заменить содержание гендерных исследований как «менее важное» или просто «надуманное» – это все чаще приходится слышать. И было бы непростительной ошибкой не понимать, насколько важны гендерная составляющая и гендерный анализ таких болезненных социальных проблем, как падение рождаемости, низкая продолжительность жизни, будущее семьи и семейных ценностей, рост насилия в обществе, физическое и нравственное здоровье поколений. Результаты гендерных исследований должны быть известны и осмыслены как теми, кто принимает политические решения, так и общественным мнением.

Между тем, российское общественное мнение представляет сейчас крайне аморфное соединение традиционных и модернистских воззрений. В среде молодых людей разнонаправленность этих векторов стала очевиднее, а проблема их соотнесения – сложнее. С одной стороны, не только исследования, но и популярные молодежные журналы и Интернет-форумы доказывают, что российское поколение эпохи консьюмеризма и гламура в отличие от предшественников воспринимает гендерную тематику как более привычную и проявляет интерес к информации, которая в ней содержится. С другой стороны, нынешние молодые люди разделяют традиционные представления гораздо более уверенно, чем их предшественники, еще не забывшие язык позднего советского эгалитаризма. В этом своеобразно выражается физиономия современной эпохи, сочетающей ценности крайнего индивидуализма, агрессивное стремление к личному успеху и неоконсервативную идеологию, завоевывающую публичную сферу, в которой ценности гендерного равноправия вытесняются на дальнюю периферию. Вместе с тем ориентация молодых мужчин и женщин на экономическую независимость, карьеру и успех становится все более массовой. Это усиливает противоречивость гендерных представлений, делая их все менее способными смягчать переживаемые современными людьми конфликты между убеждениями, культурными нормами, стереотипами мужественности и женственности – и индивидуальным опытом.

Можно считать знаковыми изменения, которые происходят, например, в представлениях о мужских и женских ролях в семье. Результаты сравнительных исследований, проведенных в начале 2000-ых годов в 35 странах [5], показали, что хотя во всех постсоциалистических (переходных) обществах доминирующими являются традиционные взгляды, российские ответы выделяются в этом ряду наибольшей традиционностью (так, Россия находится на предпоследнем месте среди не согласившихся с тем, что «дело мужа – зарабатывать деньги, дело жены – вести домашнее хозяйство»). Наиболее гендерно-симметричные представления (то есть несогласие с данным суждением), высказаны мужчинами и женщинами, живущими в «старой Европе» – в Швеции, Норвегии, Нидерландах, Германии, Франции, – а также в США.

Однако результаты современных исследований показывают, что российские ответы вряд ли можно интерпретировать как однонаправленное движение к «патриархальности». При более внимательном анализе обнаруживаются растущая напряженность между традиционными и модернистскими взглядами на распределение семейных ролей и крайняя противоречивость, внутренняя конфликтность представлений о мужественности и женственности.

В своем стремлении опереться на семью и сохранить ее стабильность перед лицом сменяющих друг друга кризисов, российские мужчины и женщины действительно используют ресурс традиционных представлений, но он сводится, в конечном счете, лишь к акцентированию роли мужчины-кормильца. Опора на этот единственный ресурс слишком неустойчива, чтобы обеспечить «ренессанс» семейного патриархата. Скорее, в ответах российских респондентов всплывает одна из мифологем современного массового сознания, рожденная стремлением опереться на семью в обществе, где все остальные опоры поколеблены. При этом для ответов российских мужчин и женщин характерна достаточно высокая степень выраженности гендерного конфликта. Он переживается как на социальном, так и на межличностном уровне, но сравнительно редко осознается как реальная социальная и личная проблема. Есть основания предполагать, что с наличием этого глубоко спрятанного конфликта связано отвержение гендерной проблематики как якобы попытки уравнять мужчин и женщин или (что кажется еще более опасным) противопоставить их друг другу, посеять между ними враждебность. Поэтому и в тех случаях, где это может быть полезно, и в тех, где это очевидно губительно, традиционализм мыслится как надежное средство защиты от нынешних и грядущих проблем. «Общество риска» XXI века напротив, требует их современной диагностики, предупреждения или своевременного и современного лечения. Нежелание говорить об этом - опасный признак.

За ним стоит непривычка и неумение размышлять над тем, как строятся отношения мужчин и женщин в семье и обществе, убежденность, что подобные вопросы находятся на периферии общественного интереса, легко исчерпываются набором стереотипов и не занимают «обычных» людей, которые поглощены повседневными заботами, и в «обычной» жизни не ставят перед собой «философские» вопросы.. Как заметил на одном из семинаров молодой человек, юрист по образованию, «об этом (о гендерных проблемах) у нас мало кто задумывается. В Европе все-таки более размеренная жизнь, поэтому и люди могут там посидеть и пофилософствовать. Что интересно: они пофилософствуют и решат поэкспериментировать, что-то изменить, улучшить. У нас тоже любят философствовать, посидеть, попеть – и потом это все быстро и резко забыть…» Возможно, это результат нашей слишком напряженной, столь трудной для понимания социальной жизни. А проблемы возвращаются – по закону бумеранга – как раз тогда, когда о них забыли и не готовы их решать.

О развитии гендерной чувствительности

Если к началу 2000-ых годов была проблематизирована возможность развития в России гендерных исследований и независимого женского движения на их основе, то в первом десятилетии XXI века исследователи столкнулись со все более явным отторжением самой постановки вопроса в официально-государственном, публичном, повседневном дискурсе, наконец, с бесчисленными имитациями разговора «на гендерные темы».

Как известно, неразвитость дискурса означает, что тема табуирована в культуре или по тем или иным причинам не признается существенной. И то, и другое характерно для современного состояния обсуждения гендерной тематики в России. Одно из объяснений этого – повышенная социальная тревожность и массовый страх перед неопределенностью будущего. Однако психологи замечают, что при возрастании неопределенности, опасности или стресса готовность воспользоваться новой информацией возрастает, а восприимчивость к новым идеям усиливается. <…>


Примечания:

[1] Среди тех, кто начинал российские гендерные исследования, кроме авторов упомянутой статьи, следовало бы перечислить многих, но, в первую очередь, надо назвать С. Айвазову, О. Воронину, Т. Клименкову, В. Константинову, Н.Шведову, З. Хоткину.

[2] АйвазоваС.Г. . Российские выборы: гендерное прочтение / Консорциум женских неправительственных объединений; Институт социологии РАН. М., 2008. С. 29

[3] Зверева Г.И. “Чужое, свое, другое...”: феминистские и гендерные концепты в интеллектуальной культуре постсоветской России // Адам и Ева. Альманах гендерной истории. № 2. М.: ИВИ РАН, 2001. С 239, 263

[4] Ажгихина Н. На пути к обретению силы // МЫ. Специальный выпуск. 2000. URL: http://www.owl.ru/win/info/we_my/2000_sp/05.htm

[5] Исследование семьи и изменений гендерных ролей проводилось в 2002 г. в рамках международной программы социальных исследований. Ее результаты находятся в Едином архиве социологических данных // Софист: информационный бюллетень. 2006. № 17

Полную версию статьи см.: Полит.Ру, 24.09.2009


Опубликовано на портале 25/04/2011



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика