Пути модернизации сферы фундаментальных исследований в России (позиция Российской академии наук)
Некипелов Александр Дмитриевич - вице-президент Российской академии наук, академик РАН в секции экономики отделения общественных наук, доктор экономических наук, директор Московской школы экономики МГУ.
Россия - одна из немногих стран мира, где ведутся фундаментальные исследования по всем основным направлениям науки. Традиционно значительная часть таких исследований сосредоточена в Российской академии наук. Последняя, по данным государственной статистики за 2008 г., включает 466 научных организаций (в России в целом - 3666), в которых работают 93,7 тыс. человек (в России - 761,2 тыс.), в том числе 54,7 тыс. исследователей (в России - 375,8 тыс.). Квалификационный уровень ученых Академии существенно выше, чем в других организациях, ведущих исследования и разработки. Так, если в 2008 г. в целом по научным организациям России доля кандидатов наук составляла 20,2%, а докторов наук - 6,7%, то в институтах Академии соответствующие показатели равнялись, соответственно, 43,0 и 19%.
Кадровый потенциал РАН следующим образом распределяется по областям науки: на естественные науки приходится 72,6% всех исследователей, технические науки - 12,8, медицинские - 0,4, сельскохозяйственные - 0,5, общественные - 6,0, гуманитарные - 7,6%.
Примерно 20% всех выделяемых государством средств для финансирования РАН распределяется президиумом РАН и отделениями на конкурсной основе для финансирования крупных исследовательских программ, имеющих, как правило, междисциплинарный характер. Базовое и программное финансирование доводятся до институтов по смете.
В последние годы в стране ведется активная дискуссия о том, насколько действующие формы организации фундаментальной науки отвечают современным требованиям. Они вращаются вокруг следующих основных вопросов.
• Какая фундаментальная наука нужна России?
• Как должны строиться взаимоотношения между наукой и высшим образованием?
• Кто является основным субъектом научной деятельности: институт или лаборатория?
• Как оценивать эффективность фундаментальных исследований и какова в этом роль формальных показателей (количество публикаций, индексы цитирования и т.п.) и экспертных оценок?
• Следует ли увязывать объемы финансирования с формальными показателями?
• Как лучше финансировать фундаментальные научные исследования: по гран там или по смете?
Обобщенная позиция критиков РАН может быть представлена следующим образом.
1. Российская Федерация не может себе позволить содержать комплексную фундаментальную науку. Нужно концентрировать ресурсы на тех направлениях, где российская наука находится на мировом уровне. Кроме того, по оценке некоторых оппонентов, в России на мировом уровне в сфере фундаментальных исследований могут сегодня работать не более 10-12 тыс. человек. Так что и с этой точки зрения претензии на сохранение мощной фундаментальной науки являются безосновательными.
2. Ключевым звеном в фундаментальных исследованиях является научная лаборатория. Именно она дает основную продукцию таких исследований - научные публикации. О качестве научного продукта свидетельствуют индекс цитирования и импакт-фактор тех научных журналов, в которых была опубликована научная статья.
3. Естественным способом финансирования научных исследований являются гранты, за получение которых борются различные лаборатории. Сметное финансирование институтов характеризуется как заведомо неэффективное.
4. Соответственно, естественное место фундаментальной науки - в высших учебных заведениях. Академия приравнивается к бюрократизированному ведомству, а академическая форма организации науки клеймится как неэффективная по сути. На переходный период предлагается активно жестко увязывать государственное финансирование с формальными показателями эффективности, переводить финансирование исследований и внутри Академии на грантовую основу, активно опираться в оценке эффективности деятельности академических институтов на международную экспертизу (к этой работе предлагается привлекать и членов российской научной диаспоры).
Начнем с вопроса об эффективности научных исследований в рамках РАН. Сразу же подчеркнем, что, по нашему мнению, любые формальные показатели - не более чем сырье для квалифицированной экспертной оценки.
По материалам Essential Science Indicators, российская наука в целом по такому показателю, как число публикаций, в 1996-2005 гг. на 1 млн. долл. по паритету покупательной способности занимала 22 место (16,6 статей). В то же время РАН публиковала 70,7 статей и находилась на первом месте.
Похожая ситуация - и с показателем цитирования. В российской науке в целом на 1млн долл. затрат по покупательной способности приходилось 58,1 ссылок (33 место), тогда как в РАН - 269,5 ссылок (4 место). Наконец, за период 1998-2008 гг. (по сравнению с 19972007 гг.) цитируемость по российской науке выросла на 7%, а по РАН - на 16%.
Мы категорически не согласны с тем, что российская наука не располагает сегодня необходимым кадровым потенциалом для реализации амбициозных планов. Большой ошибкой является ее ограничение кругом научных сотрудников, имеющих публикации в зарубежных журналах, обладающих высоким импакт-фактором. Помимо прочего, следует иметь в виду, что ученые старшего поколения формировались в иных исторических условиях, и игнорировать их научный потенциал на основе подобного рода показателей, по меньшей мере, неразумно.
Российская академия наук открыта для международного сотрудничества, готова активно использовать его самые продвинутые формы, включая привлечение на работу в наши институты зарубежных ученых (в том числе представителей российской научной диаспоры). Однако наша принципиальная позиция состоит в том, что условия найма на работу должны зависеть не от гражданства ученого, а от его квалификации, а также общих правил, действующих в стране.
Мы не разделяем точку зрения, в соответствии с которой ключевыми субъектами научной деятельности являются лаборатории, поэтому и распределять финансирование следует именно между ними на грантовой основе. Институты РАН представляют собой не хозяйственные надстройки над входящими в их состав лабораториями, а полноценные научные структуры, обеспечивающие разработку крупных научных проблем. Наш опыт свидетельствует о том, что академические институты являются эффективными участниками кооперации (как между собой, так и с внеакадемическими научными центрами), благодаря которой происходит консолидация сил вокруг прорывных направлений технологического прогресса, осуществляются важнейшие государственные проекты.
Мы считаем, что существующая система базового финансирования институтов РАН и распределения денежных средств внутри Академии дает все возможности научному сообществу самостоятельно определять приоритеты в исследованиях. Разумеется, из этого не следует, что мы вообще против системы грантового финансирования. На наш взгляд, оно дает наилучшие результаты тогда, когда используется для отбора потенциально перспективных проектов, предлагаемых отдельными учеными или их небольшими группами.
РАН считает важной задачу восстановления уровня фундаментальных исследований в высшей школе, резко упавшего в 1990 е годы. Вместе с тем мы убеждены, что большой ошибкой была бы попытка решить эту задачу за счет ограничения финансирования РАН. И уж просто опасными для судеб российской науки мы считаем планы перевода всех фундаментальных исследований в вузы. Тщательно сбалансированное развитие фундаментальной науки в академическом секторе и высшей школе, сохранение различных каналов и механизмов финансирования научного творчества создаст оптимальные условия для исследовательской деятельности.
Таким образом, мы убеждены в том, что складывавшаяся в России в течение почти трех столетий академическая форма организации науки в полной мере сохраняет свою жизнеспособность. Из этого, однако, не следует, что мы не видим серьезных внутренних проблем и вызовов, с которыми сталкивается академическая наука сегодня и которые делают более чем актуальной задачу ее модернизации.
Проблема номер один - неблагоприятная возрастная структура научного персонала, сформировавшаяся в результате катастрофически низкого финансирования науки в 1990-е годы. На конец 2008 г. возрастная структура научных кадров выглядела следующим образом: научные сотрудники до 29 лет - 13,5%; 30-39 лет - 14,8%; 40-49 лет - 15,5%; 50-59 лет - 24,1%; свыше 60 лет - 32%. Очевидная «демографическая яма» в контингенте ученых среднего возраста ставит перед нами сложную задачу - активно привлечь в науку молодежь и создать условия для передачи ей опыта коллегами из старшего поколения.
Кое-что здесь удается сделать. Благодаря специальному проекту, реализованному в 2006-2008 гг., заработная плата научных сотрудников из бюджетных источников увеличилась в пять раз. Среднемесячная зарплата персонала, занятого исследованиями и раз работками в Российской Федерации, составляла в 2009 г. 19 263 руб. в месяц, а в РАН -26 963 руб. в месяц. В результате возникла очередь из молодых ученых (главным образом выпускников аспирантуры академических институтов), связывающих свои карьерные устремления с работой в академической науке. Вот почему принятое правительством по инициативе президента страны решение о выделении РАН в 2011 г. средств для финансирования 1000 ставок для молодых ученых имеет для нас очень большое значение. Наконец, нельзя не отметить и того, что нормальное воспроизводство кадрового потенциала академической науки серьезно затруднено неудовлетворительным пенсионным обеспечением старшего поколения ученых.
Вторая группа проблем связана с тем, что оснащенность наших ученых современным оборудованием и приборами пока далека от идеала. Это - проблема всей российской науки. Техновооруженность одного исследователя в Российской Федерации составляла на конец 2008 г. всего 40 тыс. руб., а научно го сотрудника РАН - 52,3 тыс. руб. К сожалению, решение этой проблемы из-за мирового финансового кризиса в последние два года серьезно замедлилось. В результате сегодня почти три четверти бюджетных средств, выделяемых РАН, уходит на выплату заработной платы.
Третья группа проблем связана с приданием большей гибкости структуре академических организаций, усилением конкурентных начал в планировании научных исследований и распределении бюджетных средств.
Нельзя не признать того, что сегодня баланс между устойчивостью и гибкостью структуры организаций РАН нарушен. Ликвидация потерявших научный потенциал научных структур (лабораторий, исследовательских институтов) дается с большим трудом и происходит очень медленно. Отчасти это связано с институциональными причинами, находящимися вне непосредственного контроля Академии. В качестве примера сошлюсь на то, что по-прежнему основная часть сотрудников академических институтов имеет договоры бессрочного найма, резко осложняющие процесс разумного обновления научного персонала.
Однако есть проблемы и на нашей стороне. Необходимо внести ряд изменений в действующий порядок формирования планов научных исследований и оценки их результатов. Усиление конкуренции при отборе подлежащих финансированию исследований и неформальный подход к оценке их результатов мы связываем с качественным повышением уровня экспертной деятельности внутри Академии. Разумеется, мы будем отслеживать формальные показатели результативности, но использовать их будем лишь как подсобный материал для экспертных оценок. Наше скептическое отношение к идее прямой увязки достигнутых уровней таких показателей с объемами финансирования остается неизменным.
Четвертая группа вопросов связана с деятельностью наших институтов по коммерциализации сопутствующих фундаментальным исследованиям результатов прикладного характера. Один из аспектов этой проблемы касается четкого разграничения направлений использования финансовых потоков, которые ведут в наши организации по бюджетной и коммерческой линии. Частным случаем этой проблемы является порядок использования грантов, предоставляемых нашим ученым из неакадемических источников. Мы считаем правильным переход на принятую в мире практику, когда такие гранты не могут использоваться на заработную плату грантополучателя, а призваны обеспечивать приобретение необходимого оборудования и приборов, а также привлечение к работе студентов и аспирантов. В этом случае вполне оправданной станет подача нашими исследователями заявок на гранты по плановым темам. Такова наша позиция. Но она может быть воплощена в жизнь только в том случае, если фонды грантодатели внесут соответствующие изменения в свои положения о грантах.
Вторая, более крупная сфера деятельности по коммерциализации прикладных результатов наших институтов связана с созданием так называемого «инновационного пояса РАН». Мы предлагаем такой механизм решения этой проблемы. В рамках Академии создается принадлежащая на сто процентов государству холдинговая компания, которая учреждает в необходимых случаях дочерние общества для реализации конкретных инновационных проектов, опирающиеся на прикладные результаты академических институтов. Такая конструкция переводит в естественный коммерческий режим процесс инновационной деятельности, а потому позволяет привлекать частный капитал к реализации масштабных проектов. Помимо прочего Академия в случае принятия государством этого предложения получила бы дополнительный источник финансирования - дивиденды, выплачиваемые холдинговой компанией.
И в заключение отметим отношение РАН к международному научному сотрудничеству. Мы считаем чистой воды «ноздревщиной» идею о переходе к сплошной внешней экспертизе научной деятельности наших институтов. Но мы очень хорошо понимаем, что наука интернациональна по своей сути. Именно поэтому РАН активно сотрудничает со всеми основными научными организациями мира, являясь заметным участником международных научных обменов.
(Поступила в редакцию 05 декабря 2010 года.)
Настоящая статья подготовлена на основе доклада на Заседании академий наук Института Франции, Академии технологий и Российской академии наук в рамках Года России во Франции и Франции в России, 28 сентября 2010 г.
Об институтах сектора науки и образования
Макаров Валерий Леонидович – академик РАН, кандидат экономических наук, доктор физико-математических наук, директор Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) РАН, президент Российской экономической школы (РЭШ), директор Высшей школы государственного администрирования МГУ им. М.В.Ломоносова.
Считается, что в настоящее время в России проводится реформирование системы высшего образования и, попутно, науки. Свидетельства этому: создание федеральных, а также научно исследовательских университетов, принятие специальных законов о Московском и Петербургском университетах, принятие закона о национальных научно исследовательских центрах. Вступающий в силу с 2011 г. закон о казенных, бюджетных и автономных учреждениях также имеет непосредственное отношение к упомянутому реформированию.
Имею смелость утверждать, что мы наблюдаем типичное реформирование сверху, при котором механизм управления наукой и образованием по существу остается прежним. Прежним - поскольку институты, действующие в этой сфере, не меняются.
О каких институтах идет речь? Прежде всего об институтах самоорганизации науки. Показавшие свою эффективность в мировой науке профессиональные ассоциации в России недоразвиты, и их совершенно не замечает власть. Тогда как в развитых в научном отношении странах они играют едва ли не решающую роль. Профессиональная ассоциация является общественной организацией, элементом гражданского общества. Однако она проводит регулярные конференции, выпускает научный журнал. И тот и другой являются наиболее авторитетными, можно сказать, определяющими. Они коллективно устанавливают, что составляет главное, какой результат считается выдающимся.
Кстати сказать, в последнее время даже в этой сфере наметилась негативная тенденция погони за количественными показателями, неизбежно приводящая к своеобразной клановости и тенденциозности. Излишне поощряемая активность публикаций и активное участие в конференциях приводят к разрастанию числа журналов и конференций. Качество статей, естественно, снижается, однако они заполняют собой все научное информационное пространство. Этим грешат и самые известные университеты, где в качестве основного показателя научных достижений принято число статей в топ-журналах и индекс цитирования.
И все-таки профессиональная ассоциация является тем главным институтом, который определяет рейтинг ученого, значимость научного результата, важность того или иного направления. На этом фоне деятельность Министерства образования и науки, управленцев внутри университетов и государственных академий, связанная с выработкой и использованием различных показателей результативности деятельности научных работников, представляется не только бессмысленной, но и вредной. Вредной, потому что любой приду манный показатель легче повысить не с помощью нового научного результата, а с помощью околонаучных манипуляций и схем. На это и будут направлены усилия многих ученых.
Другой важный институт в нашем секторе - экспертное сообщество. Экспертиза - это сито, или заградительное устройство, без которого научная работа не может сколько-нибудь эффективно существовать. Практически все научные работники и преподаватели вовлечены в экспертную деятельность - одни больше, другие меньше.
Организация экспертного сообщества, мягко говоря, хромает. Его эффективность крайне мала. А ведь армия экспертов огромна. Одних советов по защите диссертаций - более двух тысяч. Лучшие собраны в экспертных советах ВАКа. Редколлегии научных журналов также предназначены для экспертизы. Наши научные фонды РФФИ и РГНФ собрали весьма квалифицированных экспертов. Есть еще комиссии по присуждению разного рода премий и многое другое.
Я думаю, все согласятся, что это огромное экспертное сообщество недостаточно организовано. Нет четкого определения, кто такой эксперт. Нет его юридического статуса. Все разведено по малым «квартирам» со свои ми локальными задачами. А ведь это - своего рода профессия. Или, как сейчас модно говорить, отдельная компетенция. И такой компетенцией необходимо овладевать. У каждой - свои правила, своя ответственность, свой моральный кодекс. Пока что все эти процессы пущены на самотек. Нет единой организационной структуры. Поэтому в целом деятельность экспертного сообщества можно считать мало эффективной. По крайней мере, такое впечатление складывается не без участия СМИ. К примеру, в последнее время звучат призывы обращаться к зарубежным экспертам по самым разным вопросам, поскольку отечественным доверия нет.
Назрело организационное собрание экспертного сообщества, или, по крайней мере, сна чала инициативной группы, чтобы обсудить первоначальные шаги, которые могут быть направлены на формирование структуры экспертного сообщества. Действующие в настоящее время так называемые фабрики мысли - ЦСР, ИНСОР, Центр проблемного анализа и государственно управленческого проектирования, ряд центров в МГУ, ГУ ВШЭ, АНХ, РАН и других местах - абсолютно разрозненны, не видят друг друга и, похоже, не хотят видеть. Хотя, если хорошенько приглядеться к этим фабрикам мысли, там часто фигурируют одни и те же люди.
И, наконец, последнее соображение касается долговременной стратегии в процессе совершенствования организации науки и образования. Этот сектор находится под излишне жестким контролем органов власти и вообще бюрократических структур. Ученым и преподавателям постоянно указывают, как надо организовывать работу, какие показатели важны, какие направления перспективны. Причем со временем такой нажим только усиливается. Органы, распределяющие финансовые ресурсы, считают, что они лучше всех знают, как эти ресурсы эффективно использовать, вмешиваются во все, вплоть до мелких деталей. Существует негласное представление, что самим ученым и преподавателям доверить распределение средств нельзя, они ненадежны, они все направят не туда, а то и разворуют. Поэтому нужен контроль и контроль.
Смею высказать мнение, что сообщество ученых и преподавателей, в котором я вращаюсь уже около пятидесяти лет, по своим моральным устоям превосходит сообщество управленцев, часто называемых бюрократами. И нам крайне обидно сталкиваться с таким недоверием. Какую сферу ни взять, везде - недоверие и мелочный контроль. И командировки, и проведение конференций, и закупка оборудования, и приглашение иностранных ученых, и нагрузка преподавателей, и, на конец, что особенно мило, планы научной работы - все опутано инструкциями, запретами, стандартами, правилами многотомной отчетности. Даже само сообщество ученых оказывается зараженным этим недоверием. Самый свежий пример. Правительство дало РАН дополнительно 1000 ставок для молодежи. Решили их распределять по институтам согласно придуманным кем-то требованиям, выполнить которые непросто, и непонятно, чего ради.
Что представляется естественным шагом? Предоставление своеобразного суверенитета сектору науки и образования. Пусть управляют сами. Сами формируют нормы, правила, кодекс чести, наконец. Упомянутые ранее профессиональные ассоциации лучше других определят уровень результатов, установят рейтинги и другие показатели для индивидуумов и организаций. И не надо собирать огромные бумажные отчеты, в которых и не разобраться, и много «липы». Вложить условие самостоятельности сектора науки и образования в существующую систему управления и ее законодательство будет непросто. Потребуется корректировка законов. Ведь есть же самостоятельность у священнослужителей. Им общество доверяет.
(Поступила в редакцию 01 декабря 2010 года.)
Проблемы науки: РАН и вузы
Варшавский Александр Евгеньевич - кандидат технических наук, доктор экономических наук, профессор, заведующий лабораторией моделирования экономической стабильности ЦЭМИ РАН.
Наука является основным, первичным элементом национальной инновационной системы (НИС). При слабой сфере исследований и разработок (ИР) нельзя ожидать больших результатов на выходе НИС - это очевидно. Однако инновационная активность в стране зависит в еще большей степени от состояния других звеньев цепочки предложения научных результатов - качества системы образования, эффективности системы стимулирования научной и инновационной деятельности, подготовленности органов государственного управления и других институтов и, разумеется, спроса со стороны экономики. Следует учитывать и лаг между получением научного результата и его использованием в экономике.
Если качество системы образования, которая ответственна в первую очередь за распространение знаний, недостаточно высоко, то и уровень подготовки инженерно-технических работников оставляет желать лучшего, а это сразу же проявляется в снижении инновационной активности. Одновременно попытки, как это сейчас делается, значительно расширить ИР в вузах не могут заметно повысить эффективность науки, так как прямой обязанностью вузов является не научно-исследовательская деятельность, а обучение студентов, и тем более - не зарабатывание денег. Именно поэтому в докладе Лиги европейских исследовательских университетов (LERU), в которую входят 22 ведущих вуза стран ЕС, отмечалось, что акцент на расширение исследовательской деятельности в университетах может привести к тому, что «наука окажется врагом высшего образования, а не его дополнением» (это надо учитывать у нас тем, кто мечтает за десять лет создать новый корпус преподавателей, ведущих научные исследования, см. ниже). Кроме того, там же сказано, что не должно быть типичного сегодня представления об университете как «о супермаркете, продающем модульные продукты» (Boulton, 2010).
Точно так же эффективность результатов прикладных исследований и разработок может быть сведена на нет из-за чрезмерно большого лага между научно обоснованными предложениями ведущих ученых и специалистов и решениями, которые принимают органы государственного управления.
Так, еще в 1991 г. по результатам самой большой экспертизы в бывшем СССР, проведенной сотрудниками Центрального экономико-математического института РАН, с участием 270 наиболее видных отечественных ученых-членов Российской академии наук, были определены приоритеты научно-технологического развития страны. В первую очередь были названы оборонные технологии, развитие которых обеспечило бы технологический подъем многих отраслей экономики; космические технологии и гражданская авиация; технологии энергетики (технологии атомной энергетики и термоядерная энергетика, нетрадиционные возобновляемые источники энергии, безопасная атомная станция); производство интеллектуальной продукции; информационные технологии; новые медикаменты и лекарственные препараты. Эти приоритеты практически полностью совпадают с пятью приоритетами, названными через 18(!) лет Президентом Медведевым. Очевидно, столь большой лаг, - почти 20 лет - между предложениями ведущих ученых страны (среди них были, например, В.Л. Гинзбург, Б.Е. Патон, В.Н. Челомей, С.В. Яковлев и многие другие выдающиеся ученые и генеральные конструкторы - менеджеры высочайшего класса) и решениями органов управления нельзя относить на счет науки, в частности РАН (Варшавский, 1992, 2001).
Следует отметить и вторую очень важную для будущего науки проблему, которую необходимо решить органам управления и на которую указали ученые РАН еще в 1995 г., - проблему преемственности научных знаний (Варшавский А., Варшавский Л., 1995). Она не решена до сих пор - и через 15 лет на парламентских слушаниях в июне 2010 г. продолжали говорить о создании стимулов для привлечения и закрепления молодых кадров в организациях ОПК. В этой связи хочется процитировать слова Ж.И. Алферова: «Не нужно рассчитывать на возвращение российских ученых, уехавших за границу... нужно, чтобы наука была востребована, чтобы мы вернули престиж нашим научно техническим исследованиям, разработкам и людям» (Нанотехнологии, 2010). Можно, правда, добавить, что в настоящее время существует мнение о том, что «привлечение иностранцев является критически важным... быть патриотом сегодня - это желать, чтобы в России работало как можно больше иностранцев» (Сурков, 2010).
В последнее время особенно много говорится о низкой продуктивности фундаментальной науки. Следует отметить, что затраты на ИР в РАН с региональными отделениями составили в 2008 г. примерно 55,9 млрд. руб., или 13,6% всех затрат на науку. В пересчете по ППС они были равны менее 3 млрд. долл. Напомним, что затраты на ИР в академическом секторе США, с которым обычно сопоставляют нашу академическую и вузовскую науку, составляли в 2008 г. 51,9 млрд. долл.
Остается предположить, что акцентирование внимания общественности на этой проблеме преследует совсем иные цели - возможно, относящиеся к перераспределению собственности РАН России.
Безусловно, у государственных академий много накопившихся проблем и болезней, которые надо лечить. Можно, конечно, пойти по пути разрушения накопленного почти за три столетия научного потенциала, надеясь на то, что потом удастся родить что-то лучшее. Но при этом следует также учитывать большой лаг от создания новой организации до получения ощутимых в экономике научных результатов. Всего вероятнее, что новое дитя, даже помещенное в какое-нибудь чудесное Сколково, первое время будет слабым, оно потребует много средств и долго не будет способно решать сложные задачи.
РАН занимает особое место в науке России. В значительной степени ее зарубежными аналогами можно считать Общество Макса Планка (Max Planck Gesellschaft, MPG) в Германии и Национальный центр научных исследований (Centre National de la Recherche Scientifique, CNRS) во Франции. Эти организации, как и РАН, в основном поддерживает государственное финансирование.
Расчеты показывают, что РАН опережает две эти организации по числу статей в рас чете на 1 млн. долл. затрат по ППС на ИР, а по числу статей на одного исследователя - находится на втором месте. По числу ссылок в рас чете на 1 млн. долл. затрат на ИР РАН лишь немногим уступает CNRS, хотя этот показатель у обеих организаций значительно ниже, чем у MPG. Число ссылок на одного исследователя у РАН существенно меньше. Но по числу статей за последние десять лет в расчете на 1 млн. долл. годовых затрат на ИР по ППС РАН находится на первом месте, а по числу ссылок в расчете на 1 млн. долл. опережает США, Японию и многие другие страны и соответствует уровню Канады (Варшавский, Маркусова, 2009).
Результативность академической науки предлагается оценивать и показателями патентования и коммерциализации. При этом ставится в пример академический сектор науки США, однако, по данным NSF, в 1995-2005 гг. в США университеты получили только 2,0% патентов, в том числе 200 ведущих университетов в области исследований и разработок -1,9 % патентов. В РАН с региональными отделениями в 2008 г. было подано 1 110 заявок, что в процентном отношении выше показателей академического сектора науки США - 2,7% к общему числу поданных заявок и 4,0% к числу заявок, поданных отечественными заявителями, и т.п. Эти цифры показывают, что уровень коммерциализации знаний в вузах, ведущих ИР, ниже, чем в РАН.
Нездоровое противопоставление вузов и РАН становится серьезной проблемой.
В этой борьбе со стороны отдельных вузов в ход идут нечестные приемы. Так, число статей, подготовленных в вузах, в последний год резко возросло. Объяснение этому очень простое: вузы относят на свой счет статьи совместителей, подготовленные ими по основному месту работы. Очень часто ученые читают лекции и ведут занятия в нескольких вузах, и в каждом они ежегодно отчитываются о числе подготовленных ими статей (т.е. если ученый читает лекции в трех вузах, то число его статей, причисляемых к вузовскому сектору, троекратно возрастает). Кроме того, очень часто утверждается, что затраты на ИР в вузах в расчете на одного занятого значительно меньше, чем в РАН (по-видимому, это делается для того, чтобы доказать необходимость снижения финансирования РАН и повышения финансирования вузов). Так, в вышедшей на днях статье ректора ГУ ВШЭ Я. Кузьминова говорится, что этот показатель в вузах в 12 раз ниже, чем в РАН (Кузьминов, 2010б). На самом деле, по данным ЦИСН, на одного занятого ИР в вузах приходилось в 2008 г. внутренних затрат (текущие плюс капитальные затраты) 720,5 тыс. руб., а в РАН - 598,2 тыс. руб. Разумеется, если затраты на науку в вузах рассматривать в расчете на одного преподавателя, то уровень этого показателя будет очень низким. Однако, как отмечалось несколько ранее в статье того же автора, «только каждый шестой преподаватель вуза ведет научные исследования» (Кузьминов, 2010а). Если это учесть, то цифры окажутся вполне сопоставимыми. Если же принять во внимание, что в пересчете на эквивалент полного времени численность преподавателей (как это принято делать за рубежом) многократно уменьшится, то сопоставление окажется совсем не в пользу вузов. Только зачем делать такое сопоставление?
Можно упомянуть и исключительно недемократичную дифференциацию оплаты труда, ведущую к серьезному неравенству доходов у специалистов одной квалификации. Так, в ГУ ВШЭ сотрудник, работающий на полной ставке или ведущий преподавательскую деятельность в объемах не менее четверти ставки, опубликовавший статью в реферируемом зарубежном научном журнале в 2008-2009 гг., будет с сентября 2010 г. по сентябрь 2012 г. получать ежемесячно надбавку в размере 40 тыс. руб. В других, также государственных, научных учреждениях, - в РАН и во многих вузах такой надбавки (кстати, превышающей почти в два раза оклад заведующего лабораторией РАН доктора наук, профессора) нет.
Кроме этого, имеются и другие проблемы: отсутствие в нашей стране полноценной базы данных, методические погрешности в оценке числа исследователей России и др. Так, используемый Минобрнауки и ГУ ВШЭ показатель численности исследователей России при расчете по полной занятости (full time equivalent) - 469 076 человек почему-то в 1,2 раза превышает номинальную численность исследователей по головам (by heads) - 392 849 человек, тогда как у всех стран наблюдается обратное соотношение (у стран с переходной экономикой этот показатель также не выше, а ниже в среднем почти в 1,7 раза). Очевидно, имеет место двойной счет, но он много лет, возможно сознательно, не корректируется - этот завышенный показатель часто используют те, кто считает, что у нас избыток исследователей и науку надо сократить и т.п.
К сожалению, имеют место и определенные выступления по поводу науки. Так, на V Всероссийском медиафоруме «Единой России» было сказано, что «российский научный класс пытается заболтать модернизацию... Нужно прекращать существование паразитического класса людей, которые ждут бюджетной подкормки... ученые любые выступления заканчивают разговорами: дайте нам больше денег, и мы обеспечим модернизацию» (Единая Россия, 2009).
По-видимому, как показано в работе (Варшавский, 2010), в условиях переходного периода и шоковых воздействий ускорение роста экономической стратификации облегчается за счет снижения профессиональной составляющей стратификации. Выводы указанной работы подтверждают закономерность появления в переходном периоде негативных для научно-технического потенциала страны тенденций и подчеркивают необходимость активного противостояния им, в том числе путем активного участия научно-технической общественности в парламентской деятельности, активизации деятельности отраслевых профсоюзов, научных и научно-технических обществ и других общественных организаций, выступлений и публикаций в СМИ и т.д.
(Поступила в редакцию 25 ноября 2010 года.)
Литература:
1. Варшавский А., Маркусова В. (2009): Потрачено с умом. Результативность научного труда в России выше, чем в Америке // Поиск. № 21. 27 мая. С. 14.
2. Варшавский А.Е. (1992): Как сохранить научно технический потенциал России // Деловой мир. № 143. 28 июля.
3. Варшавский А.Е. (2001): Научный и технологический потенциал России в начале 1990х годов. Глава 1. В монографии: «Наука и высокие технологии России на рубеже третьего тысячелетия (социально экономические аспекты развития)» / Рук. авт. колл. В.Л. Макаров, А.Е. Варшавский. М.: Наука.
4. Варшавский А.Е. (2010): Проблемы взаимного изменения основных составляющих социальной стратификации при шоковых воздействиях // Экономика и мат. методы. Т. 46. № 2.
5. Варшавский А.Е., Варшавский Л.Е. (1995): Экономические и социальные проблемы сохранения науки в России // Экономика и мат. методы. Т. 31. Вып. 3.
6. Единая Россия(2009): V Всероссийский медиафорум «Единой России». [Электронный ресурс] Единая Россия. Официальный сайт партии. 20.11.2009. Режим доступа: http://er.ru/er/ rubr.shtml?110739, свободный. Загл. с экрана. Яз. рус. (дата обращения: май 2010 г.).
7. Кузьминов Я. (2010а): За десять лет мы обязаны сформировать новый корпус преподавателей // РБК daily. 4 августа. С. 3.
8. Кузьминов Я. (2010б): Испытание разрывом // Поиск. 19 ноября.
9. Нанотехнологии (2010): //Нанотехнологии. Экология. Производство. № 3(5) июль. С. 32.
10. Сурков В.Ю. (2010): Проект «Сколково» должен стать максимально интернациональным // Нанотехнологии. Экология. Производство. № 3(5) июль. С. 8-9.
11. Boulton G. (2010): University Rankings: Diversity, Excellence and the European Initiative // League of European Research Universities. Advice Paper. № 3. June.
Полную версию см.: Журнал новой экономической ассоциации, №8, 2010
Читайте также на нашем сайте:
«Реформа системы образования – палка о двух концах» Владимир Миронов
«Национальная специфика образования в эпоху глобализации: поможет ли нам опыт КНР?» Нина Боревская
«Реформа образования: как не выплеснуть с водой ребёнка?» Круглый стол Фонда исторической перспективы
«Поднять науку с колен» Валерий Козлов, Николай Федоренко