Эволюция ядерной политики США продолжает привлекать пристальное внимание в мире. Широко обсуждаются программные документы, допускающие применение ядерного оружия, проникающие боеприпасы, предназначенные для поражения высокоукрепленных подземных целей, возможность создания новых типов боеприпасов, а в связи с этим – возможность возобновления ядерных испытаний и т.д. На самом деле практические шаги, предпринятые в последние годы, весьма скромны (по крайней мере по масштабам бюджетных запросов), да и они сталкиваются и с серьезным сопротивлением в Конгрессе США и с противодействием со стороны политической и экспертной элиты.
Можно сказать, что мировое сообщество реагирует не столько на реальные шаги, сколько на собственные ожидания в отношении будущего направления развития американской политики.
Все же изменение политики, пусть и скромное, налицо, и в этой связи возникает ряд вопросов. Прежде всего – являются ли дискуссии и достаточно скромные ассигнования началом долгосрочного поворота в ядерной политике США или эта политика изменится вместе со сменой нынешней администрации в 2009 г.? Во-вторых, являются ли эти перемены чисто американским делом или они отражают более широкие процессы?
Ответы на эти вопросы и выводы, к которым приходит настоящая статья, неутешительны. Во-первых, эволюция ядерной политики США вызвана не столько установками нынешней администрации, сколько реакцией на формирование новой системы международных отношений и в этом плане представляется довольно устойчивой. Политика может быть скорректирована, но вряд ли будет развернута в противоположном направлении – вне зависимости от того, останутся у власти республиканцы или победят демократы.
Во-вторых, именно потому, что в основе эволюции ядерной политики лежит новая система международных отношений, схожие изменения будут происходить и в других странах. Более того, некоторые признаки такой эволюции уже заметны в России.
Изменения, о которых пойдет речь, не являются необратимыми, но для их преодоления необходимо нечто большее, чем критика мирового сообщества. Вообще возвращение к разоруженческой повестке дня 1990-х гг. вряд ли возможно. Новые времена требуют и новых подходов, причем вопросы ядерного оружия далеко не являются определяющими.
Ядерное оружие в условиях новой системы международных отношений
После окончания «холодной войны» казалось, что эра ядерного оружия заканчивается – что оно если и не будет уничтожено, то по крайней мере утратит военную и политическую роль. С конца 1990-х гг., однако, наблюдается своего рода ренессанс ядерного оружия, причем сразу в целом ряде стран. Претерпевает изменения ядерная политика США и России, в 1998 г. к «ядерному клубу» присоединились Индия и Пакистан, объявила о своем ядерном статусе Северная Корея, появились основания считать, что над созданием ядерного оружия работает Иран. Это позволяет сделать достаточно серьезные выводы, пусть и в предварительном порядке.
Во-первых, теперь можно с уверенностью сказать, что причинно-следственной связи между ядерным оружием и «холодной войной» не существует. Ядерное оружие оказало заметное влияние на характер «холодной войны», но она не была следствием гонки ядерных вооружений, и соответственно ее окончание не привело к утрате ядерным оружием своего военно-политического значения. Для многих это было понятно и раньше, а «ядерный ренессанс», который наблюдается последние семь лет, снимает остающиеся сомнения.
Во-вторых, и это, пожалуй, более важно, переходный период 1990-х гг., который часто характеризовался как период «после «холодной войны», завершился. Складывается новая система международных отношений, характеристики которой пока до конца не ясны, но похоже, что одной из таких характеристик является довольно значительная роль ядерного оружия.
Ключевыми событиями, которые позволяют говорить об окончании переходного периода, являются выборы 2000 г. в России и США (правительства 1990-х гг. в основном занимались «подведением черты» под «холодной войной», тогда как новые лидеры приступили к формированию «новой повестки дня»), террористические акты в России и США в 1999–2001 гг., война в Ираке в 2003 г., заявление Северной Кореей о приобретении ядерного статуса в конце 2003 г. Можно добавить и «несостоявшееся событие» – начало формирования Соединенными Штатами «пояса сдерживания» вокруг Китая в первой половине 2001 г. Эта политика была прервана терактами 11 сентября, но в последнее время начала возобновляться.
«Разоруженческие иллюзии» 1990-х гг., так же как и вполне реальный прогресс в деле сокращения ядерных арсеналов, были всего лишь следствием того, что вместе с окончанием холодной войны потеряли значение и те задачи, которые предстояло решать ядерному оружию. Пока не начала складываться новая система международных отношений, возобладали антиядерные настроения. Сейчас мы наблюдаем, к сожалению, обратный процесс, и пока не ясно, удастся ли его остановить или хотя бы затормозить.
Место и роль ядерного оружия в новой системе международных отношений, видимо, будут определяться следующими факторами.
- Как ни парадоксально, размывание жесткой биполярной структуры мира (плюс не менее четко определенная группа неприсоединившихся стран) снизило «управляемость» системы международных отношений и привело к относительному повышению степеней свободы отдельных государств при принятии решений в области внешней и оборонной политики. При этом – в значительной мере в результате действий самих США, начиная с 1990-х гг., – происходит ослабление роли международных институтов и международного права.
- Хотя складывающаяся система международных отношений имеет все признаки однополярности, США явно не располагают достаточной мощью для того, чтобы контролировать развитие событий, а поддержка их союзников более не может считаться гарантированной. При этом бурное развитие международного терроризма вносит дополнительный осложняющий элемент. Если удастся обеспечить взаимодействие и партнерство ведущих государств, то складывающаяся система может в конце концов стабилизироваться, но если такое партнерство не сложится, то можно ожидать проявления традиционных негативных черт многополярности, включая неустойчивые, быстро меняющиеся коалиции и общую непредсказуемость ситуации.
- Остался в прошлом стабильный, «стандартный» набор угроз, которым надо было противостоять. Источники, масштаб и сама природа будущих угроз трудно прогнозируемы. Если на ближайшую перспективу вероятных противников еще можно вычислить с приемлемой степенью достоверности, то предвидеть, с какими угрозами придется столкнуться через 10–20 лет, практически невозможно. Соответственно в новых условиях нужно быть готовыми к появлению непредвиденных угроз с неожиданных направлений. В США этот принцип получил название «планирование от возможностей» (в отличие от традиционного планирования «от угрозы»).
- Представление о том, что любое применение ядерного оружия приведет к глобальной катастрофе, также осталось в прошлом, поскольку крупномасштабные противоречия и конфликты между ведущими военными, в том числе ядерными, державами более не считаются вероятными. Парадоксальным образом резкое снижение – возможно, даже исчезновение – угрозы третьей мировой войны делает применение ядерного оружия теоретически вероятным впервые за последние 40–50 лет (окончательное формирование взгляда на ядерную войну как на «конец света» произошло примерно во второй половине 1950-х–начале 1960-х гг.).
- Ситуация неопределенности в международных отношениях создает новые стимулы для приобретения ядерного оружия растущим числом государств, притом возможность противодействия распространению снижается. Речь идет не только о нынешних или потенциальных противниках США, но и о союзниках и партнерах, многие из которых не готовы делать долгосрочную ставку на американский «зонтик» в обеспечении своей безопасности. Сомнения в сохранении режима ядерного нераспространения заставляют ядерные государства принять меры против возможного расширения круга стран, обладающих ядерным оружием, в том числе притормаживая разоруженческую деятельность.
- Реакцией на эти изменения стало выделение в качестве самостоятельной задачи ограниченное применение ядерного оружия в контексте ограниченных, преимущественно обычных конфликтов. Традиционная задача – взаимное ядерное сдерживание ведущих ядерных держав (главным образом, естественно, США и России) – остается в силе, но отодвинулась на второй план в качестве, так сказать, «запасной»: крупномасштабный конфликт не считается вероятным ни в Вашингтоне, ни в Москве, да и существующие разногласия не настолько глубоки и принципиальны, в отличие от периода «холодной войны», когда каждая из сторон считала, что речь идет о выживании социально-экономической и политической системы.
Тезис о выделении ограниченного применения в качестве самостоятельной задачи требует расшифровки. В конце концов, в годы «холодной войны» предусматривалось применение ядерного оружия на поле боя или в рамках театра военных действий для поддержки обычных вооруженных сил. Однако тогда речь шла чаще всего о решении вспомогательных задач в контексте глобальной войны или регионального конфликта, чреватого перерастанием в глобальную войну; наиболее вероятно – параллельно с нанесением широкомасштабных ударов с использованием стратегических вооружений. Хорошо известно, что в США уделялось огромное внимание проработке планов предотвращения эскалации конфликта с уровня театра военных действий на глобальный (об этом много писали в первой половине 1980-х гг. в связи с вопросом о ядерном оружии средней дальности в Европе, но существовали – и недавно были рассекречены – аналогичные разработки, например, начала 1960-х гг.), так же как хорошо известна изначальная слабость всех сценариев подобного рода.
На нынешнем этапе речь идет о другом. Во-первых, именно потому, что вероятность глобальной войны практически равна нулю, стало теоретически возможным разделить задачи стратегического сдерживания и ограниченного применения и впервые поставить вопрос об относительно «безнаказанном» использовании ядерного оружия («безнаказанном» в том смысле, что оно не спровоцирует эскалацию). Во-вторых, также впервые появилась теоретическая возможность применения ядерного оружия против третьих стран. Если в 1950-е–1960-е гг. мысли о применении ядерного оружия в ограниченных войнах (Корея, Вьетнам) отвергались, среди прочих причин, из опасения легитимизации ядерного оружия (и выдачи де-факто «санкции» СССР на аналогичное применение), то в нынешних условиях американское политическое и военное руководство явно не проявляет беспокойства на этот счет. Россия более не рассматривается как противник или глобальный конкурент, и, соответственно, выдача такого рода «санкции» уже не входит в число проблем. Естественно, существуют препятствия другого рода – распространение ядерного оружия, враждебная реакция значительного числа стран, включая союзников, но во всяком случае это проблемы другого порядка.
Следует сразу оговориться, что процесс формирования новой задачи находится в ранней стадии. Многие детали еще не ясны, так же как в самом начале находится и формирование новой системы международных отношений, породившей в конечном счете новое отношение к ядерному оружию. Практическое воплощение этих идей также находится на самой ранней стадии и сталкивается с серьезными политическими препятствиями: Конгресс США заблокировал ассигнования на предварительные исследования в области ядерных боеприпасов малой мощности (сообщений о работах такого рода в России просто не существует).
Можно выделить определенные различия в подходе США и России к вопросам ограниченного применения. В США, насколько можно судить, речь в основном идет о решении практических задач в ограниченных войнах типа недавней войны в Ираке, прежде всего в целях поражения объектов, связанных с созданием, производством и хранением оружия массового уничтожения (с этим, в частности, связаны предложения о создании проникающих боеприпасов). В России ограниченное применение, судя по официальным документам, принятым в 2000–2003 гг., рассматривается главным образом в контексте деэскалации – сдерживания крупного неядерного нападения более мощной в военном плане страны (прежде всего США и их союзников). В обоих случаях ядерное оружие призвано компенсировать неадекватность обычных вооружений – неспособность надежно поразить заглубленные высокоукрепленные цели или количественный и, главным образом, качественный дисбаланс.
При этом выделение ограниченного применения ядерного оружия в качестве самостоятельной задачи не ведет к росту ядерных арсеналов, в отличие от тенденции, знакомой по временам «холодной войны». Напротив, сокращение ядерных вооружений, видимо, будет продолжаться: пока что в соответствии с Договором о СПН 2002 г. Россия и США сократят свои стратегические вооружения до уровня не более 2200 развернутых боезарядов, а в дальнейшем возможны и более значительные сокращения. Сокращаются и арсеналы нестратегического оружия. Не исключено, что со временем к процессу присоединятся в той или иной форме и другие ядерные государства – хотя бы за счет обязательства о ненаращивании своих ядерных арсеналов. Все дело в том, что новые задачи не требуют больших запасов ядерного оружия – во всех обсуждавшихся до сих пор сценариях речь шла о единицах применяемых боезарядов.
Таким образом, сокращение вооружений не следует принимать за разоружение. Скорее можно говорить об оптимизации арсеналов и о ликвидации накопленных за десятилетия «холодной войны» излишков. Фактическое отсутствие системы контроля в Договоре о СНП также свидетельствует, что это в своей основе оптимизационный, а не разоруженческий документ. Собственно, тенденция достаточно ясна, и понимание ее лежит в основе критики неядерных государств в адрес ядерных – само по себе сокращение арсеналов не считается выполнением статьи VI ДНЯО, в то время как значительно большее внимание уделяется относительному повышению роли ядерного оружия, что, на взгляд неядерных стран, говорит о том, что разоружение даже не стоит на повестке дня.
Тенденции развития ядерной доктрины США
Новый взгляд на ядерное оружие является частью более широкого процесса трансформации вооруженных сил США, которая должна сделать их более приспособленными для ведения войн в масштабах театра военных действий. Ядерное оружие является лишь одним из элементов, причем второстепенных, этой трансформации. Выпущенный в 2002 г.
«Обзор ядерной политики» (Nuclear Posture Review) рассматривает ядерное оружие как составную часть так называемой «новой триады». Этот довольно неудачный термин призван обозначить единство трех элементов военной мощи: ударные вооружения, оборонительные вооружения и гибкая промышленная инфраструктура, способная в короткие сроки разрабатывать и производить, в том числе малыми сериями, новые образцы техники. Стоит обратить внимание на то, что промышленная база рассматривается не как обеспечивающий компонент, а как неотъемлемая часть военной мощи наряду с родами и видами вооруженных сил. Все три компонента объединены системой управления, контроля, связи, компьютерных сетей и разведки.
Ядерное оружие входит в категорию ударных вооружений и может быть задействовано в случаях, когда обычные вооружения не адекватны той или иной конкретной задаче.
Важно с самого начала подчеркнуть, что использование ядерного оружия рассматривается как экстраординарная мера, которая, возможно, никогда не будет применена. Даже в случаях, когда противник располагает оружием массового уничтожения, предпочтительным средством остаются обычные вооружения. Модернизация обычных вооружений, включая оснащение стратегических носителей (включая МБР) неядерными боезарядами, должна значительно расширить спектр их применения. Тем не менее считается важным иметь «про запас» и «ядерный вариант», с тем, чтобы обеспечить командованию максимальную гибкость при планировании и осуществлении операций.
Ограниченное применение ядерного оружия рассматривается преимущественно в контексте войн регионального масштаба, сходных с недавней войной в Ираке, причем главным образом против целей, связанных с оружием массового уничтожения. Наиболее вероятным представляется применение ядерного оружия Стратегическим командованием США «по заявке» командующего на театре военных действий. Нельзя исключать и возможности выделения в распоряжение командующего определенных сил и средств Стратегического командования.
Не до конца ясны и вопросы получения санкции на применение ядерного оружия. Хотя решение во всех случаях будет принадлежать президенту США, нельзя исключать «заблаговременной» выдачи санкции на стадии планирования операции применительно к заранее намеченным целям и даже, может быть, разрешения на применение ядерного оружия по усмотрению командующего без дополнительной санкции в заранее оговоренных случаях.
Конкретные вопросы применения ядерного оружия в ходе региональных войн должны регулироваться новым изданием «Доктрины единых (межвидовых) ядерных операций» (Doctrine for Joint Nuclear Operations), призванной заменить аналогичный документ 1990-х гг. Его разработка, однако, сталкивается с большими концептуальными, политическими и бюрократическими сложностями и до сих пор не завершена.
В той мере, в какой ядерное оружие призвано сдержать использование противником ОМУ, принцип ограниченного применения ядерного оружия имеет нераспространенческую ценность. Предполагается, что страны, планирующие обладание ОМУ, должны прийти к выводу, что им не удастся его использовать в военных или политических целях, по крайней мере, против США и их союзников, и, следовательно, стимулы для приобретения ОМУ должны ослабнуть. В случае необходимости США должны быть способны уничтожить как оружие, так и связанную с ним инфраструктуру. В этом контексте большое значение придается проникающим боеприпасам, способным уничтожать высокоукрепленные подземные цели.
Новым явлением можно считать возможность самостоятельных действий Стратегических сил. В средства массовой информации просочились сведения о принятом летом 2004 г. документе «Распоряжение о временном повышении готовности к глобальному удару» (Interim Global Strike Alert Order), в соответствии с которым Стратегическое командование должно быть готово к нанесению ударов с использованием стратегической авиации по объектам ядерной инфраструктуры Северной Кореи и Ирана. Принятые в 2005 г. «Национальная военная стратегия» и «Национальная стратегия обороны» официально предусматривают возможность нанесения превентивных ударов даже в условиях отсутствия непосредственной угрозы для США.
Как и в более общем случае, удары по Северной Корее и Ирану не обязательно должны быть ядерными (даже, скорее, должны быть неядерными), но, по-видимому, для некоторых целей применение ядерного оружия может быть зарезервировано. Наибольший интерес в данном случае представляет, главным образом, принципиальная возможность использования ядерного оружия в «бесконтактных» боевых действиях на больших расстояниях. Внимание к такого рода сценариям может быть связано с тем, что США в настоящее время просто не располагают возможностью вести более традиционные боевые действия – силы не просто заняты, а даже перегружены задачами в Афганистане и особенно в Ираке.
Тот факт, что «Обзор ядерной политики» предусматривает возможность применения ядерного оружия против стран, располагающих любым ОМУ, свидетельствует о частичном пересмотре обязательств США в соответствии с негативными гарантиями безопасности, принятыми в связи с Договором о нераспространении (не применять ядерное оружие против неядерных государств-членов ДНЯО – это выводит из-под угрозы страны, которые имеют, например, химическое, но не ядерное оружие). Предложения об ослаблении негативных гарантий появились в 1990-е гг. после подписания Конвенции о химическом оружии, когда единственным ОМУ в распоряжении США должно было остаться ядерное оружие. Официально новая формулировка была, однако, впервые принята в России в 2000 г., а США сделали это почти на два года позже.
Следует признать, что принятие принципа ограниченного применения ядерного оружия в контексте ограниченных конфликтов чревато риском расширения задач, которые могут быть поставлены перед ядерным оружием. Хотя основной целью являются ОМУ противника и связанные с ОМУ объекты, трудно избежать соблазна поставить и другие задачи, особенно в случае неблагоприятного развития военных действий, например поражение площадных или мобильных целей или прорыв обороны противника. (Намек на такие дополнительные задачи содержится в последнем проекте Доктрины межвидовых ядерных операций.
Наконец, заслуживает внимания стирание граней между различными категориями ядерного оружия, прежде всего между стратегическим и нестратегическим. Применение оружия малого радиуса действия представляется крайне маловероятным. Напротив, как отмечалось выше, могут быть задействованы скорее средства стратегической или, как минимум, средней дальности, находящиеся в распоряжении Стратегического командования, например те же тяжелые бомбардировщики Б-2.
Такое положение дел представляет собой отход от стереотипов планирования периода «холодной войны», когда задачи непосредственной поддержки боевых действий преимущественно выполнялись тактическими вооружениями, в то время как все наличное стратегическое оружие было задействовано в выполнении задач стратегического сдерживания. Новое положение дел связано, прежде всего, со снижением роли стратегического сдерживания, а также с относительно небольшими потребностями в размерах арсеналов (как указывалось выше, единицы боезарядов), которые позволяют переключить стратегические вооружения на решение других задач. По сравнению с тактическим оружием и оружием средней дальности стратегические носители обладают рядом преимуществ, прежде всего в плане практически неограниченной дальности. Это, в частности, касается крылатых ракет воздушного базирования и оружия малого радиуса действия, развернутого на дальних бомбардировщиках. Их можно применять фактически на любом театре военных действий, не тратя времени на переброску носителей, они обеспечивают высокую точность, а также имеют двойное назначение, т.е. могут применяться как с ядерными, так и с обычными боеголовками.
С учетом вышеперечисленного можно сказать, что пристальное внимание неядерных государств на различных многосторонних форумах (Конференции по рассмотрению действия ДНЯО, Первый комитет ГА ООН и т.д.) к тактическому ядерному оружию, вряд ли отражает тенденции в развитии ядерных арсеналов. Скорее всего, ядерное оружие малого радиуса действия постепенно сойдет со сцены. Аналогичным образом, традиционные рамки двухстороннего разоруженческого процесса, который концентрируется отдельно на стратегических и нестратегических вооружениях (Договор СНП – лишь наиболее свежий пример этой традиции), также вряд ли имеют смысл.
Направления модернизации в рамках новых задач
Способность обеспечить выполнение новой задачи – ограниченное применение ядерного оружия в случае необходимости – зависит от наличия средств. Важными характеристиками при этом являются следующие:
- перенесение уже достигнутого прогресса в повышении точности нацеливания и быстром перенацеливании на ядерное оружие (пока что технический прогресс в этой области в основном концентрировался на создании высокоточных обычных боеприпасов);
- малая мощность: мощность унаследованных от периода «холодной войны» боеприпасов составляет, как правило, сотни или в лучшем случае десятки килотонн, что является не просто излишним, но и неприемлемым для целей ограниченного применения в рамках преимущественно обычных конфликтов. На первое место здесь выходит необходимость избежать чрезмерных разрушений, долгосрочного радиоактивного заражения больших площадей и значительных потерь среди мирного населения («сопутствующий ущерб»);
- способность проникновения под поверхность земли для поражения заглубленных высокоукрепленных целей;
- способность выбора поражающих факторов, включая определение соотношения и мощности различных факторов (таких, как ударная волна, радиация и т.д.);
- способность к надежному уничтожению химического и биологического оружия;
- повышенная надежность и простота обслуживания.
Широко распространено мнение, что существующие боеприпасы не имеют необходимого набора характеристик. Отсюда возникает потребность в создании новых боеприпасов или доработке существующих.
Даже самый беглый взгляд на состояние работ в области совершенствования ядерного оружия позволяет выделить их важнейшую характерную особенность. Масштабы ассигнований, темпы работы и скромность ставящихся в настоящее время задач контрастируют с широко распространенными представлениями о политике США в этой области.
Резкая критика со стороны международного сообщества и противников нынешней администрации внутри США представляет собой реакцию на ее планы и заявления. В действительности новая доктрина не будет подкреплена соответствующими вооружениями еще как минимум 10–15 лет, а с учетом резко обострившегося в последнее время сопротивления в Конгрессе США, возможно, и позже.
Деятельность в области ядерных боеприпасов состоит из двух основных элементов.
Во-первых, это создание нового проникающего боеприпаса. Эта работа не включает в себя создание нового ядерного взрывного устройства: существующий боезаряд Б 61-11, принятый на вооружение в 1997 г. (он, в свою очередь, основывался на Б 61-7, производство которого началось в 1985 г.), должен быть помещен в новую оболочку. Как и Б 61-7, Б 61-11 имеет варьируемую мощность от 0,3 до 340 кт и способен проникать на 6 футов (порядка 2 м) в скальный грунт, что считается недостаточным, и новая оболочка должна обеспечить более глубокое проникновение. Работы над новым боеприпасом начались в 2003 г., на год позже, чем первоначально планировалось, и на нынешнем этапе в основном посвящены выяснению вопроса о том, можно ли модифицировать существующие боезаряды Б 61 и Б 83 для проникающих боеприпасов.
В первые два года разработок финансирование составляло 15 млн. долл. в год, на 2005 г. были запланированы расходы в размере 27,6 млн. долл., а на 2006 г. – 95 млн. долл. После завершения нынешнего этапа работ ассигнования на опытно-конструкторские работы – при условии принятия решения о переходе к ОКР по итогам НИР – должны были финансироваться в размере 145,4 млн. долл. в 2007 г., 128,4 млн. долл. в 2008 г. и 88 млн. долл. в 2009 г. Завершение ОКР планировалось на 2009 г.
Однако решением Конгресса финансирование программы в 2005 г. было прекращено, а на 2006 г. запланировано лишь частичное возобновление финансирования – 4 млн. долл. вместо первоначально планировавшихся 95 млн. долл. (запрос администрации на 2006 г. составлял 8,5 млн. долл.). Кроме того, деньги были переданы из Министерства энергетики в распоряжение ВВС, исходя из того, что ВВС способны лучше оценить, нужно ли им новое оружие. Впрочем, с учетом того, что Стратегическое командование и ВВС давно заявляли, что такой боеприпас им нужен, окончательный вердикт можно легко предвидеть. Дополнительно 4,5 млн. долл. было выделено на исследование вопроса о развертывании новых боеприпасов на бомбардировщике Б-2.
Принципиально важными представляются два факта: во-первых, что финансирование программы возобновлено, и, во-вторых, что ее осуществление резко замедлилось. Вторым элементом является – или являлась – программа изучения новых концепций (известная как advanced concepts initiative), которая должна была помочь решить, возможны ли и нужны ли новые типы боезарядов (ядерных взрывных устройств) на замену тех, которые были разработаны в годы «холодной войны». Потенциально именно эта программа могла бы стать тем, за что нынешнюю администрацию столь жестко критикуют, – программой создания новых типов и видов ядерного оружия. Одновременно эта программа должна была дать ответ на вопрос о возможности и путях модификации существующих взрывных устройств с целью удлинения гарантийных сроков, повышения надежности, а также большей простоты и дешевизны обслуживания.
Первоначальное финансирование составляло 6 млн. долл. в год, но в 2005 г. оно было прекращено (запрос администрации составлял 9 млн. долл., а на 2006 г. – 4,4 млн. долл.). Завершение предварительного (эскизного) этапа планировалось на 2006 г., а затем, в случае принятия решения о проведении НИР, финансирование должно было существенно возрасти: 14,9 млн. долл. в 2007 г., 14,6 млн. долл. в 2008 г. и 29,5 млн. долл. в 2009 г. Следует при этом отметить сравнительно скромные ассигнования даже на этапе НИР, отражающие относительно медленные темпы работ.
В отличие от работ по проникающему боеприпасу, финансирование программы исследования новых концепций не было возобновлено. Вместо нее Конгресс создал иную – программу надежной замены боезарядов (Reliable Replacement Warhead, RRW), которая заменила ранее существовавшую программу продления гарантийных сроков (Life Extension Program, LEP). В ее рамках планируется разработать новые компоненты существующих ядерных взрывных устройств, которые позволили бы увеличить их гарантийные сроки, упростить конструкцию и повысить надежность, т.е. тем самым была бы решена часть задач, которые описаны выше. Планируется также рассмотреть возможность снижения мощности существующих ядерных взрывных устройств и воплотить в жизнь принцип точного набора поражающих факторов (tailored effects). В 2005 г. средства, запрошенные Министерством энергетики на исследование новых концепций, были просто переключены на новую программу, а на 2006 г. Конгресс ассигновал 25 млн. долл. – на 15 млн. долл. больше, чем запрашивало правительство. При этом, однако, было запрещено придание существующим боеприпасам способности выполнять новые задачи, т.е. в рамках программы надежной замены боезарядов вряд ли удастся сделать все, что первоначально планировалось в рамках отмененной программы изучения новых концепций.
По оценке Министерства энергетики замены требуют порядка 10 тыс. боезарядов, гарантийные сроки которых уже истекли и были продлены путем замены компонентов на аналогичные. Замена компонентов взрывных устройств на новые, более совершенные должна помочь сократить арсенал до порядка 6 тыс. боезарядов (т.е. на 40%) только за счет повышения надежности и увеличения гарантийных сроков с 15 до 20–30 лет. Стоимость программы совершенствования боезарядов оценивается примерно в 2 млрд. долл. в период с 2007 по 2017 г. Поступление на вооружение «обновленных» боезарядов намечается на 2012–2015 гг. По некоторым сообщениям, первым кандидатом на замену будет W-76 – боеголовка ракет морского базирования, и ядерно-промышленный комплекс фактически поставил перед собой задачу разработать новую боеголовку вместо существующей, но с соблюдением установленных Конгрессом ограничений, а также с учетом невозможности полномасштабных испытаний.
Подводя итог, можно сказать, что нынешняя администрация потерпела политическое поражение, оказавшись не в состоянии осуществить программу даже предварительных исследований по созданию новых боеприпасов. Вместе с тем некоторые задачи могут быть решены в рамках более ограниченной по своим целям программы разработки новых компонентов для существующих ядерных взрывных устройств. Таким образом, движение в изначально определенном направлении продолжается, но медленнее, чем предполагалось, и не в полном объеме.
Существенной, а возможно, и главной с некоторых точек зрения задачей является воссоздание промышленной базы производства ядерных боеприпасов. Их производство было прекращено с окончанием «холодной войны», а соответствующие производственные мощности в значительной части демонтированы.
В 2002 г. было возобновлено производство трития, в 2003 г. впервые с 1989 г. произведена плутониевая сборка, а в перспективе планируется построить завод по производству плутониевых сборок (начало строительства предварительно запланировано на 2020 г., а до тех пор производство будет осуществляться в лаборатории Лос-Аламос). При принятии бюджета на 2005 г., однако, Конгресс резко сократил ассигнования на подготовку к строительству, в том числе запретил расходовать деньги на выбор площадки для будущего завода.
Наибольшее внимание привлекает, естественно, программа сокращения срока готовности к испытаниям полигона в Неваде с 36 до 18 месяцев, традиционно эта программа рассматривается как свидетельство подготовки к испытаниям. В соответствии с официальной позицией, однако, США не планируют возобновлять испытания, и этот вопрос даже не рассматривался. Официальные заявления представляются заслуживающими доверия хотя бы уже потому, что в ближайшие годы просто нечего будет испытывать: Министерство энергетики и лаборатории считают, что существующие боеприпасы в испытаниях не нуждаются, а новые пока не просматриваются. При этом политическая цена возобновления испытаний столь высока, что было бы просто нерационально ожидать каких-то действий ради существующих боеприпасов – столь серьезный шаг мог бы быть предпринят лишь при наличии очень серьезных оснований. Более логичным кажется другое объяснение, которое предлагается официальными лицами: при сохранении уровня ассигнований середины 1990-х гг. деградация полигона могла бы стать необратимой – требуются дополнительные средства на поддержание полигона на стабильном уровне и восстановление утраченных элементов инфраструктуры.
Однако и здесь администрацию постигла неудача. Конгресс профинансировал лишь первые два года трехлетней программы, а в дальнейших ассигнованиях было отказано. Представляется вероятным, что постепенно задача все же будет решена, но медленнее, чем первоначально предполагалось.
Перспективы ядерной политики после 2008 г.
Обзор развития доктринальных установок и модернизации ядерного арсенала США приводит к довольно противоречивым выводам. С одной стороны, концептуальные основы ядерной политики, а также разработки в области применения ядерного оружия в современных условиях продвинулись достаточно далеко и пользуются поддержкой не только политического руководства, но и военного истэблишмента. С другой стороны, создание вооружений, требуемых новыми доктринальным установками, не только находится лишь на самых ранних стадиях, но вдобавок продвигается медленно и при минимальном (по американским масштабам, конечно) финансировании. Даже эти сравнительно скромные программы наталкиваются на сопротивление в Конгрессе и в результате либо еще более замедляются, либо модифицируются.
В этой связи возникает вопрос: сохранится ли нынешняя политика в том или ином виде после того как администрация Дж. Буша покинет Белый дом в январе 2009 г.? Речь идет, прежде всего, о сохранении задачи ограниченного применения ядерного оружия в рамках ограниченных, преимущественно неядерных войн. Представляется, что при всех зигзагах политической борьбы данное направление политики является довольно стабильным. Изменения возможны и даже неизбежны, но при этом некоторые исходные посылки, лежащие в основе политики, пользуются широкой поддержкой.
Существует мнение, что международная ситуация является мало предсказуемой и способна быстро изменяться в широких пределах; что предсказать регионы, характер и масштабы будущих конфликтов невозможно; что нынешних, а в еще большей степени будущих противников сдержать труднее, чем Советский Союз; а также что сдерживание на основе лишь обычных вооруженных сил может оказаться недостаточным. Наконец, широко распространены сомнения в устойчивости режима нераспространения ядерного оружия. В то время как американские «друзья и союзники», скорее всего, воздержатся от приобретения ядерного оружия в обозримом будущем, страны, причисляемые к «оси зла», активно стремятся к ядерному статусу. Соответственно, их необходимо удерживать, в том числе путем демонстрации, что ядерное оружие не принесет ожидаемых дивидендов; сдерживать, если удержать не удастся; и разгромить, если не сработает сдерживание.
Можно, конечно, поспорить, насколько обоснованны эти взгляды. Более того, принятый в последние месяцы нынешней администрацией «новый» подход к нераспространению лишь способствует подрыву режима: в соответствии с этим подходом противодействовать, причем любыми способами, нужно лишь в том случае, если ядерное оружие оказывается в руках «плохих» стран, а ядерный статус «хороших» стран можно принять без возражений. Несомненно, война в Ираке дала сильнейший стимул к обретению ядерного оружия теми странами, которые имеют основания опасаться США, тем более что американская политика открыто планирует смену целого ряда режимов, которые считает недемократическими и недружественными.
Независимо от того, насколько обоснованна такая критика, остается фактом, что значительная часть американского истэблишмента и общественности испытывают озабоченность, причем не столько по поводу нынешних противников, сколько в связи с общей неопределенностью ситуации, а также в связи с вопросом, хватит ли сил справиться с неизвестными пока угрозами. В этих условиях неизбежным является строительство вооруженных сил по максимуму, что и легло в основу принятого нынешней администрацией принципа планирования «от возможного» (capabilities-based planning) вместо традиционного планирования «от угрозы» (threat-based planning).
Новая ядерная политика, включая выделение в качестве самостоятельной задачи ограниченного применения ядерного оружия, является лишь составной частью максимизации военного потенциала в условиях неопределенности, которая, в свою очередь, видимо, является одной из характеристик складывающейся новой системы международных отношений.
Поскольку новые тенденции в ядерной политике США представляют собой ответ на угрозы и вызовы новой системы международных отношений, вряд ли можно ожидать, что призывы к возвращению курса на ядерное разоружение будут результативны. Нынешняя политика вряд ли изменится до тех пор, пока значительная часть американского истэблишмента убеждена в том, что опора на ядерное оружие является необходимым условием парирования тех или иных угроз, и пока не будут предложены альтернативные, столь же или более действенные методы их парирования. Это относится и к тем, кто в принципе негативно относится к ядерному оружию, но готов считать опору на него неизбежным злом, с которым по необходимости придется примириться. И уж во всяком случае было бы чрезмерно оптимистичным ожидать, что смена администрации США приведет к радикальному развороту обратно к разоруженческим инициативам 1990-х гг. вне зависимости от того, останутся у власти республиканцы или в Белом доме снова окажутся демократы.
Более того, поскольку феномен новой системы международных отношений имеет глобальный масштаб и затрагивает не только США, тенденция к пересмотру ядерной политики – как унаследованной от периода «холодной войны», так и подходов переходного периода – не может ограничиваться только США. Вполне вероятно, эта тенденция получит еще более широкое распространение.
Это относится и к России, ядерная политика которой также находится под влиянием фактора неопределенности и возможности довольно неожиданного возникновения угроз на относительно стабильных направлениях. Раздающиеся из Вашингтона и Брюсселя заявления о том, что расширение НАТО на Восток или появление американских баз в Средней Азии не представляют ни текущей, ни потенциальной угрозы России, остаются малоэффективными. Соответственно, осуществляется «на всякий случай» подготовка к сдерживанию угрозы применения силы против России по «косовскому сценарию», включая сдерживание на основе угрозы ограниченного применения ядерного оружия.
Трудно исключать, что в дальнейшем, если ничего не изменится, будут выдвинуты также предложения, аналогичные американским, а именно – о возможности ограниченного применения ядерного оружия против третьих стран.
В принципе, рецепт исправления ситуации достаточно прост – значительное, на много порядков, повышение эффективности международных организаций и других международных институтов, развитие партнерства как минимум ключевых государств. Можно ожидать, что следующей администрации не будет присущ тот негативизм в отношении международных организаций, которым характеризуется Белый дом сегодня. Вопрос в том, будут ли соответствовать масштабу задач сами международные организации. Пока что процедуры принятия решений, характер этих решений, а также эффективность их претворения в жизнь явно не дотягивают до требуемого уровня. Начавшаяся реформа ООН должна, видимо, стать лишь первым этапом реформирования всей системы международных организаций, возможно, также создания новых организаций в дополнение или вместо существующих. Альтернативой является победа «индивидуального» подхода к обеспечению безопасности, в том числе и с опорой на ядерное оружие. Медленные темпы создания в США новых вооружений, в полной мере соответствующих новым доктринальным установкам, создают запас времени для решения этой задачи. Ключевой период, видимо, придется уже на следующую администрацию.
В основу настоящей статьи легло выступление автора в Женевском Центре политики безопасности в июне 2005 г.
