Призраки, обманные очертания ночи отшатнулись, уступив место правде дня с её простотою…
И.С. Аксаков
Вступивши однажды в немцы, выйти из них очень трудно.
А.И. Герцен
Разговоры о новой «холодной войне», начавшие интенсивно тиражироваться и у нас, и на Западе после известной речи, произнесённой В.В. Путиным в феврале 2007 года в Мюнхене, в последние недели приобрели противоположную направленность. До августа текущего года в них преобладал тезис о том, что «воинственная риторика» и желание российского руководства конкурировать с Западом «ставят нас на грань новой «холодной войны», что эта война «вот-вот разразится», что стоит только России сделать один неверный шаг… А что мы видим сегодня, после наказания грузинского агрессора и самостоятельного решения Москвы по Южной Осетии и Абхазии, другими словами, после того как Россия действительно проявила готовность защищать свои позиции и своих союзников на пространстве бывшего СССР и серьёзно предложила Западу поумерить аппетиты в стратегически важных для безопасности нашей страны зонах? Примерно тот же круг авторов начал всячески увещевать нас, что новой «холодной войны» не будет, она, мол, невозможна, разговоры об этом абсурдны, и далее в том же духе. В чём причина такой метаморфозы?
Дело, на мой взгляд, в том, что ответ на вопрос, возможна ли новая «холодная война», лежит совсем не в плоскости рассуждений о намерении сегодняшней России «конкурировать с Западом» или даже «проявлять агрессивность» по отношению к нему. Важно иметь ясное понимание стратегической установки Запада в целом и США в частности: сохраняется ли у них стремление и далее навязывать России свою цивилизационную модель и, соответственно, мешать нашему самобытному культурному (в широком смысле этого слова) развитию или всё-таки берёт верх здравый смысл, и они начали понимать, что Россия как самостоятельный мировой субъект – объективная необходимость.
Есть ли основания говорить о новой «холодной войне»?
Частое использование понятия «холодная война» в современных политических и экспертных дискуссиях требует, на мой взгляд, непредвзято проанализировать его историческое содержание. Это содержание многогранно, но, так или иначе, сводится к обозначению конфронтации государств или групп государств, при которой ведётся гонка вооружений, применяются экономические меры давления, организуются военно-политические союзы, создаются нацеленные на противника военно-стратегические плацдармы (см., в частности: Большой энциклопедический словарь. – М., 2002. С. 1318). Каковы были цели противников в «настоящей» «холодной войне», которая, как считают некоторые, закончилась в конце 1980-х годов? Во-первых, ослабить противника в военном плане. Во-вторых, ослабить его экономически. В-третьих, ограничить его международное влияние. В-четвёртых, дискредитировать его идеологию. В-пятых, навязать ему свою идеологию и свою политику. Нередко сегодня приходится слышать, что непременный атрибут «холодной войны» – это стремление полностью уничтожить противника; в 1950 – 1970-х годах оно, мол, присутствовало, а сегодня его нет. Думаю, это не так. Во всяком случае, задачи уничтожить США Советский Союз перед собой не ставил. Всё, чего он хотел, – иметь возможность «убедить» США не ставить перед собой такой задачи в отношении СССР. Ему это, правда, не всегда удавалось, и в некоторые периоды задача уничтожить СССР американскими стратегами и политиками ставилась вполне серьёзно. Более того, не ставил СССР перед собой и задачу навязать США свои идеологию и политику.
Теперь посмотрим с этой точки зрения на период 1987 – 2000 годов, то есть время, когда, по довольно распространённому сегодня мнению, «холодной войны» уже не было. Разве Запад во главе с США в эти годы не ставил перед собой задачу ослабить СССР, а потом Россию в военном плане, не стремился расширить сеть своих военных баз на её границах и увеличить число своих военно-политических союзников – прежде всего за счет тех, кто агрессивно настроен к нашей стране, не старался ослабить её экономически, ограничить её влияние в мировых делах, разрушить культурный код России, навязать ей свою политику? И разве не живы на Западе планы уничтожения нашей страны на тот случай, если всего вышеперечисленного достичь не удастся? Мой ответ на все эти вопросы – положительный. Соответственно, «холодная война» против нашей страны – в её истинном, а не искажённом горбачевско-ельцинской политикой качестве – никогда, на мой взгляд, не прекращалась.
Можно, конечно, подходить к термину «холодная война» ригористически и настаивать на его применении только в отношении противостояния Запада и СССР в 1950 – 1980-х годах. Действительно, не называется же «холодной войной» не менее враждебная к СССР политика Запада в 1920 – 1930-х годах!
Однако главное не в этом. Главное в том, что многие политики и эксперты сегодня дают отрицательные ответы на поставленные выше вопросы. Причины такого «политического романтизма» требуют самого серьёзного анализа, но это уже отдельная тема.
Без духовного и культурного суверенитета невозможен суверенитет политический
Вернёмся к стратегической установке Запада. Если у США и у его ближайших союзников будет сохраняться стремление навязывать России свою цивилизационную модель, конфронтация станет рано или поздно неизбежной и это не принесёт пользы никому. Если же верх возьмёт здравый смысл, возможны два варианта. Ведь мало заявить (как мы это в общем-то уже сделали), что отказываешься от незавидной роли ведомого в глобальном либеральном проекте. Надо выдвинуть свой культурный или, как сегодня принято говорить, цивилизационный проект, причём не на словах, а на деле. Надо продемонстрировать, что мы действительно хотим стать самостоятельной нацией. А путь к этому один – обретение полного духовного и культурного суверенитета, при наличии которого только и может наполниться реальным содержанием установка на укрепление суверенитета политического и созидание экономической и военной мощи.
Проблема, однако, в том, готовы ли Россия и русские вместе с другими народами, населяющими нашу страну, становиться самостоятельным мировым субъектом, хотят ли они этого, способны ли? Хорошо, если эти вопросы мы сами будем настойчиво ставить перед собой и, давая на них положительные ответы, подкреплять сказанное делом. Плохо, если этими вопросами будут и далее задаваться даже те, кто объективно понимает, что самостоятельная Россия нужна Западу в качестве равного партнёра, нужна миру как залог его будущего. Ещё хуже, если мы дадим основания считать, что Россия с этой задачей – стать действительно самобытной нацией – справиться не в состоянии. Вот тогда точно жди нового наступления новых попыток «сделать Россию частью цивилизованного мира» путём её уничтожения.
Добавлю к этому, что сегодня в гораздо большей степени, чем вчера, целостная внутренняя и международная субъектность необходима России не только и не столько в отношениях с Западом, который и сам-то не особенно силен в этом плане, сколько в отношениях с набирающими мощь Востоком и Югом.
Чтобы переложить сказанное на язык практических политических сюжетов, напомню о выдвинутом несколько месяцев назад российским руководством тезисе об «институтах, инфраструктуре, инновациях и инвестициях» как панацее в лечении болячек современной России. Институты, инфраструктура, инновации и инвестиции – это хорошо. Но ведь всё это уже однажды было! Было в Советском Союзе. И это не спасло нашу страну от серьёзнейшего кризиса, который мы до сих пор толком не пережили. В нужный момент не повернулся тот «ключик», который должен был активизировать иммунные силы государства и нации и противопоставить их внешней цивилизационной агрессии и внутренней установке на деградацию и распад. Этот «ключик» (а для меня нет сомнения в том, что это - основанная на Православии русская культурно-историческая традиция) пока не обрёл должного места во главе набора опор, на которых будет восстанавливаться историческая Россия. И пока этого не произойдёт, разговоры об уже идущей или будущей "холодной войне" будут продолжаться. Положить им конец сможет только восстановленная сильная Россия, обладающая сверхоружием XXI века: суверенным сознанием и самодержавной волей.
Собственный цивилизационный проект как залог лидерства
Наличие собственного цивилизационного проекта насущно необходимо нам с целью сохранения лидерства на пространстве бывшего СССР.Его отсутствие, наряду с качеством и направленностью существовавших до самого последнего времени отношений России с Западом, только препятствовало восстановлению позиций нашей страны на постсоветском пространстве, мешало обрести настоящих союзников. Ни о каком лидерстве страны, догоняющей других, речи идти не могло и не может. Тут уместно вспомнить Книгу Екклесиаста, в которой время «уклоняться от объятий» непосредственно связано с временем «собирать камни» (Еккл. 3, 5).
Между тем не далее как в марте 2007 года в опубликованном МИД РФ «Обзоре внешней политики России» потенциальный залог лидерства России на пространстве СНГ трактовался всего лишь как «создание привлекательной и реалистичной модели перехода к рынку и демократии». Из обновлённой Концепции внешней политики России эта фраза исчезла, но инерция такого подхода сохраняется. Если, как отмечается в Концепции, Россия должна стремиться к тому, чтобы её воспринимали в мире только как«демократическое государство с социально ориентированной рыночной экономикой и независимой внешней политикой», то на какой основе будет формироваться круг наших союзников? Союзников – в чём? В достижении каких целей? Можно, конечно, избегать слова «идеология», если оно кому-то представляется неприятным, но суть от этого не меняется: положение не просто субъекта (что уже само по себе немало), но одного из лидеров современной международной жизни (так, впрочем, было всегда) требует наличия самостоятельного цивилизационного проекта. Причём такого, содержание которого будет ясно говорить о способности России кардинально оздоровить ситуацию не только внутри страны, но и в мире, причем по всем направлениям: политическому, военному, экономическому, культурному, экологическому, демографическому и пр. В противном случае потенциальным союзникам будет непонятно, что такого им даёт союз с Россией, чего не даёт союз, например, с США или ЕС.
У нас же пока с этим делом больше неопределённости, чем ясности. Вот ещё одна цитата из Концепции внешней политики: «Глобальная конкуренция впервые в новейшей истории приобретает цивилизационное измерение, что предполагает конкуренцию между различными ценностными ориентирами и моделями развития в рамках универсальных принципов демократии и рыночной экономики» (курсив мой. – М.Д.). Согласитесь, что на фоне переживаемого сегодня планетой экономического и политического кризиса такая постановка проблемы цивилизационного своеобразия вызывает вопросы. Наш «проект», на службу которому поставлена внешняя политика, формулируется весьма по-среднеевропейски: «создание благоприятных внешних условий для модернизации России, перевода ее экономики на инновационный путь развития, повышения уровня жизни населения, консолидации общества, укрепления основ конституционного строя, правового государства и демократических институтов, реализации прав и свобод человека и, как следствие, обеспечение конкурентоспособности страны в глобализирующемся мире». На мой взгляд, для осуществления такого «проекта» союзников у Запада не переманишь. Не добавляет он нам привлекательности как лидеру и в глазах партнёров на Востоке и Юге. Тем более сложно рассчитывать на это, переводя отношения с партнёрами на основы «прагматизма и рыночных принципов».
Итоги «пятидневной войны» на Кавказе: возможность преображения России
Что дали российской власти, с этой точки зрения, «пятидневная война» и признание Россией Южной Осетии и Абхазии в качестве независимых государств, как повлияли на расстановку общественно-политических сил в стране, чем стали для России в целом? Позиция, занятая Д.А. Медведевым в августе 2008 года, завершила его превращение в реального субъекта верховной власти, повысила авторитет президента в российском политическом классе – причём как среди тех, кто его в данном случае поддержал, так и среди его оппонентов. Укрепился авторитет Д.А. Медведева в российском обществе, среди народа в целом. Возрос и международный авторитет президента России – опять же вне зависимости от политических предпочтений.
Вместе с тем дальнейшее положительное влияние этого благоприятного для будущего страны решения не гарантировано. Роль августовского импульса в восстановлении суверенной России будет зависеть от сложного взаимопереплетения и взаимовлияния различных факторов. Важно понимать, что Россия не может позволить себе ни малейшего шага назад и тем более отступления: наработанный положительный потенциал способен в одночасье приобрести знак минус – стоит только россиянам, а также тем за рубежом, кто сохраняет доверие к России, усомниться, что речь шла о принципиальной позиции, а не о политических играх.
Важнейшее значение имеет такой фактор, как ожидания народа. Именно народа, а не общества. Цифры социологических опросов однозначно говорят: действия власти получили преобладающую поддержку граждан России. Когда политический вектор совпадает с процессами, происходящими в стране, эффект может усилиться многократно. В этом смысле нет оснований задаваться вопросом, проиграла или выиграла Россия информационную битву вокруг «пятидневной войны» и признания Абхазии и Южной Осетии. Мы не достигли полного понимания в Европе и тем более в США, да и не могли его достигнуть. Но ведь Запад-то в своих информационных усилиях повлиять на умы россиян в эти дни полностью провалился! Это второй из наиболее значительных факторов, способствующих положительным процессам. Позиция, которую заняли в связи с грузино-югоосетинским и грузино-российским кризисами США, НАТО и большая часть стран – членов ЕС, объективно должна ускорить отрезвление тех, кто к такому отрезвлению способен. Россия получила окончательные аргументы, чтобы навсегда отбросить выдвинутую в начале 1990-х годов деструктивную установку: «Россия – страна, выпавшая из мировой логики развития», и ее надо «вернуть в цивилизованный мир».
Что же касается навязываемого нам сегодня тезиса об изоляции России, то в современном мире она в принципе невозможна. Противоречия в самом совокупном Западе настолько велики, что достичь единства по такому вопросу, как изоляция России, он не сможет. Тем не менее охлаждение отношений с США и Европейским союзом может иметь место. Оно, однако, пойдёт только на пользу России, так как ограничит возможности российских политических сил, родственных западным и играющих роль инструментов их влияния в нашей стране. Охлаждение отношений с Западом позволило бы нам, с одной стороны, переосмыслить приоритетность отношений с теми или иными партнёрами на самом Западе, а с другой – более серьёзно и системно заняться выстраиванием отношений не только со странами на пространстве исторической Российской империи и старыми центрами силы на Востоке и Юге (Китай, Индия), но и с новыми перспективными партнёрами в АТР, Латинской Америке, Африке и т.д.
Продолжают, однако, действовать факторы, которые мешают скорейшему преображению России (а речь, на мой взгляд, надо вести именно о преображении, поскольку даже для самой интенсивной эволюции времени просто нет). Первый – использование руководством страны тезиса о том, что у России нет идеологических противоречий с Западом. Понятно, что «Запад» в данном случае рассматривается обобщённо: различия между такими, например, центрами силы, как мировой финансовый интернационал, протестантские политики в США, европейские либералы и Ватикан, весьма и весьма существенны. Но со всеми ними у России и русских, как и у других народов, населяющих нашу страну, есть серьёзные, основополагающие мировоззренческие противоречия. И эти противоречия серьёзнее противоречий политических, военных и экономических. Тезис об отсутствии идеологических противоречий мешает руководству России не только ясно сформулировать причины нового витка противостояния с Западом, но и, о чём уже говорилось выше и что еще важнее, – мешает заявить о наличии в России собственного цивилизационного проекта.
Второй негативный фактор – желание влить новое вино более самостоятельной политики в старые мехитого правящего слоя, который привёл нашу страну к серьёзному внешнеполитическому кризису, повлекшему за собой большие человеческие жертвы и материальные потери. Приток новых лиц в структуры, занимающиеся реальной политикой, а также пропагандой, – непременное условие дальнейшего движения в правильном политическом направлении.
Актуальные задачи в отношениях с Западом и соседями
Теперь от идей общего порядка перейдём к соображениям практического внешнеполитического свойства. Главное из них – не попасть в ловушку преувеличения степени разобщённости Запада. Некоторая разобщённость существует, она нам на пользу, и стоит всячески её поддерживать. В то же время следует сознавать пределы этой разобщённости. Например, между Европейским союзом и США и в самом Европейском союзе, конечно, есть разногласия по поводу того, как тактически строить сегодня политику в отношении России, но вот по поводу необходимости сохранения Грузии в качестве своего форпоста на Кавказе, а также нынешнего грузинского режима со всеми его враждебными России чертами (будь то под руководством Саакашвили или какой-то другой фигуры) существенных разногласий в ЕС нет. Евросоюз остаётся силой, стратегической задачей которой является ограничение влияния России на постсоветском пространстве, и для её решения он будет использовать любые возможности, включая, естественно, и нынешнюю ситуацию вокруг Грузии, Абхазии и Южной Осетии. Надеюсь, что Россия не допустит размещения никаких сил, кроме российских, на территории Абхазии и Южной Осетии, не согласится ни на какие международные переговоры по данной проблеме без полноценного участия Сухума и Цхинвала и не позволит изменить тему таких переговоров, зафиксированную в пункте 6 плана Медведева–Саркози: обеспечение безопасности Южной Осетии и Абхазии.
секс шоп
К сожалению, есть все основания предполагать, что грузинский сценарий – и в плане проведения шовинистической национальной политики, и в части, касающейся создания разного рода угроз для России, - будет ещё не раз репродуцирован на пространстве бывшего СССР. И дело здесь не только в общей установке, которую своим формальным и фактическим союзникам дают США и Запад в целом. Для возрастания агрессивности некоторых из наших соседей по отношению к России у них есть собственные причины внутреннего свойства. Наиболее опасным мне представляется следующее противоречие: их руководители, с одной стороны, заявили о том, что свою главную задачу они видят в восстановлении национальной самобытности после периода доминирования СССР, а с другой – ушли под патронаж тех сил на Западе, которые заняты осуществлением проектов глобалистского свойства. Это противоречие не может не влиять и на формирование элит и политических систем в новых государствах – бывших республиках СССР, и на их политику. Так, в силу первого вектора должна быть востребована консервативная политика. В силу второго - дополнительные шансы получают партии либерального толка, а также те социал-демократические силы, которые, прикрываясь левой риторикой, на деле являются проводниками той же либеральной политики. Понятно, что содержательную консервативную политику ни европейский либеральный, ни американский глобалистский проекты на своей периферии не потерпят. Так как же тогда соответствовать "национальным установкам"? Ответ: за счёт русофобии и во внутренних, и в международных делах. А Запад взирает на это весьма снисходительно: не только консерватизм и национализм трансформируются в этнорадикализм, но и соответствующие политические силы получают реальное "дело", а русские в данных странах оказываются под жёстким контролем.
Другой тревожный момент заключается в возрастающем противоречии между заявляемыми демократическими целями и всё более антидемократической, тоталитарной реальностью в некоторых соседних с нами странах. Трудно, в принципе, рассчитывать, что в каком-либо из государств постсоветского пространства может быть установлена демократическая форма правления в столь короткие сроки после распада Союза ССР. Положение усугубляется тем, что большинство из них хочет стать национальными государствами. А этот процесс просто не может идти в сугубо демократических рамках. В советский период «средние» этносы не были обучены уважать этносы «малые». К тому же, существование ряда новых национальных государств оказалось уже заявлено в качестве факта международной жизни, в то время как соответствующие нации как таковые еще не сформировались и неизвестно, сформируются ли. Примеры очевидны: Латвия и Эстония с многочисленными группами так называемых неграждан и фактически двухобщинными обществами; Молдавия, не сумевшая урегулировать отношения с гагаузским этносом и приднестровскую проблему; наконец, Грузия, которая претендует на признание своей территориальной целостности в рамках границ Грузинской ССР, но сделала всё, чтобы довести до максимума напряженность в отношениях с самоопределившимися народами Абхазии и Южной Осетии. В этих условиях возрастает вероятность подавления нетитульных этносов и формирования отнюдь не демократических порядков, а режимов олигархии, традиционно сопряжённой с охлократией. Отсюда прямая дорога к новому тоталитаризму и новой агрессивности.
Политическим ответом на этот вызов должна стать выработка Россией новой эффективной диалектики принципа территориальной целостности и права народов на самоопределение. Вопрос ведь не в формальном примате территориальной целостности государств или права на самоопределение, тем более что такого примата в международном праве не зафиксировано, а в том, что практически осуществлять эти принципы может и должен только адекватный субъект. Что же касается органичного подчинения этих принципов друг другу (на практике, что бы мы ни говорили о необходимости уважения международного права, всегда один берет верх над другим), то оно должно основываться не столько на внешних обстоятельствах, сколько на объективном анализе того, кем в смысле внутреннего качества они осуществляются.
* * *
Сегодняшнее состояние России и её положение в мире требуют, на мой взгляд, некоторого переноса акцентов в идеологии внешнеполитической деятельности: при выработке решений имеет смысл больше думать не о «прагматичной» реакции на внешний вызов, а о внутренней составляющей, о внутренних вызовах и прежде всего о главном из них – потребности в скорейшем ясном национальном самоопределении. Другими словами, сегодня России была бы полезна сдержанность во всем, что касается текущей внешнеполитической конъюнктуры и даже крупных проблем, не имеющих прямого отношения к такому самоопределению, и, напротив, всемерное отстаивание своей позиции тогда, когда речь идет о делах, непосредственно влияющих на наше восстановление в качестве великой нации, одного из культурно-исторических полюсов и лидеров современного мира. Такой подход мы наблюдали в августе и, надеюсь, будем наблюдать и впредь.
Вопрос стоит так: либо мы суверенны и готовы предложить миру свои идеи, либо заявленная Россией готовность нести «возросшую ответственность в мировых делах» означает согласие действовать во имя чужих и притом недружественных России идей. К третьему – выработке взаимоприемлемых подходов на основе реального уважения цивилизационного и политического выбора партнёра – Запад, как мы всё более убеждаемся, пока не готов.
Читайте также на нашем сайте: