Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Критическое направление исследований миропорядка в США

Версия для печати

Избранное в Рунете

Татьяна Шаклеина

Критическое направление исследований миропорядка в США


Шаклеина Татьяна Алексеевна – доктор политических наук, заведующая Отделом внешнеполитических исследований Института США и Канады РАН


Критическое направление исследований миропорядка в США

ХХI век требует не странового, а трендового подхода к рассмотрению существующих проблем мирового развития и деятельности отдельных государств, включая США. Только при таком подходе можно не просто начать говорить о вступлении в новую эру, новый этап мирового развития, но и перейти к принятию правильных решений. Шанс построения «империи мировой демократии» или «глобального демократического общества», возможно, утрачен. Но это не основание отказываться от поиска другой формы разумной организации международных отношений. Такая система должна быть способной учитывать разнородность мира, расчет на быстрое преодоление которой методом силовой и управляемой демократизации, как видно, не оправдался.

 

 

 

Тема американского лидерства остается важнейшей для современной политологической литературы США. Авторы стремятся исследовать ее предельно всесторонне: оцениваются эффективность американской внешней политики, ее влияние на международные отношения в целом, конкретные международно-политические вопросы «безвыигрышной войны» в Ираке, политические, моральные, этические и правовые аспекты внешнеполитического поведения США вообще и обеих администраций Дж.Буша-младшего в частности [1].

 

Многие из пишущих стремятся представить в наиболее благоприятном свете результаты проделанной Соединенными Штатами работы по усовершенствованию мировой системы. В этом контексте, прежде всего, называют успешную демократизацию большой группы государств в Евразии и увеличение в мире веса рыночно-демократической составляющей («голубая зона демократии»). Вместе с тем панорама взглядов американских авторов на внешнеполитическую стратегию США в целом поражает своей неоднородностью.

 

 

 

1

Вопрос о том, насколько успешной оказалась деятельность США по строительству нового мирового порядка в интересах развитых стран Запада (в первую очередь – самих Соединенных Штатов), остается спорным. Во-первых, значительная часть мирового сообщества не приняла идеи о способности американского типа демократии служить универсальным образцом политического устройства для всех стран мира. Сомнениям были подвергнуты и сами «американские ценности», и право Америки регулировать мировую политику единолично или откровенно навязывать свое мнение другим государствам мира, включая своих союзников.

 

Во-вторых, осуждение авторов вызывают методы строительства нового порядка. Речь идет главным образом о деструктивной позиции Вашингтона по отношении к механизмам и нормам, сыгравшим важную роль в регулировании международных отношений в прошлом и не исчерпавшим своих возможностей в настоящем. Реальность опровергла претензии на универсальность и таких теоретических положений, как «устаревание государственного суверенитета». Сами США, наиболее сильные страны Западной Европы, Россия и подавляющее большинство государств Азии и Латинской Америки крайне болезненно относятся к идее ограничения своего суверенитета и проявляют готовность применять силу для его защиты. Суверенитет не устаревает. Просто в сложившихся условиях наиболее сильные страны мира игнорируют его в своих действиях, а если они не встречают достаточного сопротивления, то спокойно нарушают его, применяя для этого силу.

 

В-третьих, в специальной литературе отмечено, что в середине 2000-х годов в мире стало заметным массовое разочарование в некогда популярном лозунге о том, что «безопасность Соединенных Штатов означает безопасность всего мира». Многие страны не согласны считать угрозами для себя то, что считают таковыми политики в Вашингтоне – ядерные программы Северной Кореи и Ирана, радикальные исламские движения, авторитаризм вообще как международно-политический феномен.

 

К началу второго срока администрации Дж. Буша (2005) глобальная стратегия США находилась под прицелом критиков как у себя на родине, так и за рубежом. Часто вина за неверно выбранную стратегию и методы ее реализации возлагалась на неоконсерваторов, которые, будучи лишенными власти до 2001 года, с удвоенной энергией стали внедрять доктрины «смены режимов», «благожелательной гегемонии», «однополярности», «упреждающего удара» и «американской исключительности». Эти тезисы, правда, не были чужды и значительной части американских либералов, работавших в 1990-х годах над разработкой глобальной стратегии при администрации У. Клинтона.
В 1999–2000 годах между частью либералов и консерваторов возник и сохраняется до сих пор прочный консенсус по вопросам внешней политики. Существование такого консенсуса заставляет усомниться в вероятности существенной переориентации американской внешней политики – независимо от итогов президентских выборов в ноябре 2008 года и последующей за ними смены власти в США.

 

После выборов в конгресс в 2006 году, на которых победу одержали демократы, появилась надежда на начало серьезных дискуссий относительно американской глобальной стратегии, ее содержания и методов реализации. Однако ничего подобного не произошло. Большинство конгрессменов и экспертов продолжают расценивать войну в Ираке как событие частного порядка. Вызванные этой военной кампанией тенденции на глобальном и региональном уровнях считаются второстепенными, хотя нежелательными и раздражающими. Неудачи в Ираке в основном рассматривают как следствие некомпетентности администрации Дж. Буша. Базовые идеи внешнеполитической стратегии не подвергаются сомнению.

 

Сплоченность внешнеполитического сообщества, особенно его экспертной части, во многом объясняется большим количеством государственных служащих среди аналитиков ведущих научно-исследовательских центров. Они мечтают вернуться в исполнительные структуры и получают такой шанс в случае смены администрации. Помня о возможности такого поворота, они проявляют осторожность и избегают критики основ американской глобальной стратегии вообще. «Критика основ» может вызвать недовольство лидеров обеих партий [2]. Можно критиковать действия администрации, однако внешнеполитические принципы Америки лучше не трогать – такова примерно логика выживания потенциального чиновника госдепа.

 

Но все же критические голоса звучат. Они принадлежат тем, кто по разным причинам уже не претендует на места в будущих президентских командах. Среди них выделяются Зб. Бжезинский, Ф. Фукуяма и К. Лейн. Они пытаются раскрыть причины провала усилий по закреплению американоцентричного мирового порядка и высказать предложения по исправлению допущенных ошибок. Ясно, что все они заботятся об интересах своей страны, и выполнение их рецептов может прямо или косвенно ущемлять интересы других стран, в том числе России.

 

Любопытно, что все названные авторы сдержанно-иронично относятся к тезису об «отмирании суверенитета». Напротив, они отмечают, что Россия и все другие быстро развивающиеся державы озабочены вопросом о роли государства в мировой политике ХХI века. От ответа на этот вопрос зависит оценка существующих международных организаций и создание новых. Ф. Фукуяма в этой связи неохотно признает преждевременность своего броского предречения о «конце истории». Он указывает на ошибочность попыток игнорировать роль государств и отрицать суверенитет, подменяя суверенитет страны «суверенитетом народа», как это пытаются до сих пор делать американские либералы [3].

 

Как отмечает Ф. Фукуяма, «государство сохраняет важнейшие функции, исполнение которых не могут взять на себя никакие транснациональные субъекты: оно остается единственным источником силы, способным обеспечить соблюдение закона» [4]. Политика Соединенных Штатов после окончания «холодной войны» в значительной степени основывалась на предположении об утрате государством определяющей роли в международных отношениях и обеспечении международной безопасности. Именно при таком подходе теоретики и практики впали в иллюзию возможности перестроить все страны мира по образу и подобию американской политической системы. Идея универсализации внутреннего устройства государств мира и их включения в единую «демократическую семью», скрепляемую общими ценностями («мир открытых дверей»), была красива, но не реалистична.

 

На ожидавшееся «отмирание суверенитета» работало положение о возрастании роли транснациональных субъектов в ХХI веке и о достижении ими такого уровня, на котором их влияние превзойдет роль правительств. В итоге правительства начнут действовать, повинуясь «непосредственным интересам мирового развития», а не национальным интересам собственных стран в их традиционном понимании.
Очевидно, что и это радикальное допущение оказалось слишком смелым. Нет смысла отрицать важность транснациональных субъектов в современном мире. Но нет оснований и преуменьшать или преувеличивать их значение. Глобализация и транснационализация влияют на мир. Но легитимность действий транснациональных игроков обеспечивается в основном государствами и от них зависит. Деятельность большинства негосударственных акторов по-прежнему и в значительной степени зависит от государства – если, конечно, речь не идет о совсем слабом, гибнущем или неудавшемся государстве.
Существующие международные организации управляются государствами, хотя они действительно добровольно ограничивают свой суверенитет, принимая на себя определенные обязательства в качестве членов соответствующих структур. Верно и то, что в ХХI в. эти организации выходят за рамки общепринятых норм международного права и начинают пытаться принимать решения о демократизации отдельных стран или борьбе с террористическими группами. В США и России обсуждается вопрос о восприятии международных организаций как механизмов «предоставления услуг по обеспечению управления страной, то есть импортирования эффективного управления из стран, где таковое имеется» [5].

 

Точка в споре относительно того, выступает ли государство основной единицей мирового порядка или их место должны занять сетевые и транснациональные образования, не поставлена. Это объясняется не только нежеланием многих стран, в том числе сильных, «уступать свое», но и твердым настроем Соединенных Штатов расширить объем уже приобретенных прерогатив и привилегий как сильнейшего государства мира. При этом другие страны уклоняются от признания легитимности подобных устремлений США. Вот почему – разумно замечает Фукуяма – прежде чем переходить к новому порядку, следует договориться о легитимности самого режима такого перехода [6].
Становление нового мирового порядка, в котором более существенная роль будет принадлежать транснациональным субъектам, зависит от успешности развития институциональной базы межгосударственных отношений. Следует повышать эффективность международных организаций, создавать новые и совершенствовать уже созданную нормативную базу международных отношений. Порядок предусматривает максимальное удовлетворение нужд членов мирового сообщества, гуманизацию правовых норм, признание многообразия мира.

 

Реалистичным представляется формирование мирового порядка, выстроенного по логике «срединной» линии: основными структурными единицами в нем будут и транснациональные игроки, и национальные государства. Пока что такая логика не нашла воплощения ни в одном из конкретных планов. За основу глобальной стратегии США и при демократах, и при республиканцах был принят тезис об уникальном положении Соединенных Штатов в мире после распада СССР. Отсюда и последовала установка на практическое преобразование мира в соответствии с американскими ценностями.
Правда, можно сказать, что в 1990-х годах демократы еще не до конца осознали открывшиеся возможности. Тенденцию к гегемонии развили республиканцы. Но именно при Клинтоне были заложены философско-теоретические основания политики, которая на практике стала осуществляться администрациями Дж. Буша и привела США к тупику в Ираке.

 

Одним из самых последовательных критиков американской гегемонии как формы внешнеполитической деятельности является К. Лейн, выступивший в 1990-х годах с концепцией «стратегии свободного балансирования» [7]. По его убеждению, американский либерализм – это гегемонистская идеология в самой Америке и идеология гегемона за рубежом. Именно либерализм, настаивает этот автор, питает имперские амбиции Соединенных Штатов, поскольку «политическая философия американского либерализма нетерпима к другим политическим идеологиям». Она, по мнению К. Лейна, является не «теорией мира», а, скорее, теорией «крестового похода». Развивая это положение, американский политолог отмечает, что глобальная стратегия Соединенных Штатов, в основе которой лежат либеральные идеи, выступает «не стратегией мира, а стратегией конфликта» [8]. Внешнеполитический реализм, свободный от идеологической нетерпимости, позволит другим странам участвовать в строительстве нового мирового порядка вместе с США. Это и означает, по мнению автора, «свободное балансирование».
Во многом с К. Лейном можно согласиться, но он не уделяет должного внимания существующему «сплаву» либерализма и реализма в американской глобальной стратегии. И реалисты, и либералы поддерживают американскую гегемонию на основе военной силы и во имя «идеологических ценностей» в том виде, в каком их воспринимают в США.
Любопытно, что Лейн упрекает администрацию США в чрезмерном идеологическом либерализме, а его коллега Т. Карозерс – в потворстве реализму [9]. Последний возмущен тем, что ради решения геополитических задач (создание военных баз, доступ к энергоресурсам, борьба с терроризмом) США готовы «закрыть глаза» на отсутствие демократии в КНР, России, Пакистане или Казахстане. Он сетует на то, что в захваченных американцами Афганистане и Ираке демократические преобразования отступили на второй план по отношению к военным операциям. Если К. Лейн считает жизненно важным для Соединенных Штатов отказаться от «крестового похода» за демократизацию, то Т. Карозерс призывает к обратному. Впрочем, и тот и другой имеют мало шансов донести свое мнение до администрации. Как отмечают американские политологи, члены администрации Буша перестали слушать всех, кто с ними не согласен. Путь к открытым дискуссиям в окружении президента США закрыт [10]. Чем-то неуловимым это напоминает Советский Союз… Или все империи в самом деле похожи?

 

 2

Во второй половине ХХ в. мир хотя бы официально управлялся от имени ООН. Поскольку эта организация имела собственный Устав – своего рода конституцию – и всемерно поощряла развитие международного права, то в среде политиков и аналитиков сложился образ «конституционного начала» в международных отношениях. В наиболее полной форме эта точка зрения представлена в книге современного американского политолога Дж. Айкенберри [11]. ООН виделась источником глобальной легитимности и этики международного поведения [12], единственной всемирной организацией, созданной по надидеологическому признаку.

 

Сегодня в США преобладает мнение о приоритетности именно идеологических объединений. Предлагается объединять силы и ресурсы только демократических государств, которые окажутся в преимущественном положении по сравнению со всеми остальными странами. Пример такой организации – НАТО. Ее можно назвать военно-политической ипостасью «мирового общества», если допустить гротескную интерпретацию идеи классика английской школы теории международных отношений Хэдли Булла [13].
Соединенные Штаты видят свою задачу в том, чтобы «похожих на Америку» стран стало больше. Вашингтон готов помогать себе подобным в обмен на контроль за их поведением. Они – важный ресурс администрации в деле глобальной стратегии преобразования мира. Их роль при этом в основном пассивна – обеспечить условия для военного присутствия США и проведения ими «гуманитарных интервенций». Кто сказал, что в пору демократизации вассалы больше не нужны? Если весь мир обретет единство в своей демократической универсальности, то зачем ему будет нужна ООН? Разве что для выполнения сугубо примирительных и созидательных гуманитарных действий.
В современном мире все громче начинают говорить о необходимости создания «глобальной либеральной империи». Не обретает ли кантовская идея федерации контуры реального плана, открывающего путь к преодолению противоречий между национальными интересами и глобальными потребностями, к победе морали над силой? «Не подтверждается ли истинность идеи Канта о создании международной федерации или ее аналога как единственного пути к такой победе?» [14]. Самый спорный вопрос – способна ли «глобальная либеральная империя» с центром в виде США привести к гармонизации интересов стран мира, а не к насильственному навязыванию интересов более сильных членов более слабым.

 

Ответа на этот вопрос нет. Но есть администрация Буша, которая без особого теоретизирования пробует на практике силой объединять мир вокруг вольно трактуемой «демократической идеи». Такая политика вызывает раздражение даже у З. Бжезинского, которого, конечно, заботит не судьба мира, а угроза растратить американские ресурсы на осуществление заведомо нереалистичной, по его мнению, внешнеполитической цели [15].
В новой работе З. Бжезинского «Второй шанс» (2007) современный неоконсерватизм в США определяется как «подновленная версия империализма», не имеющая ничего общего с новыми глобальными реалиями и общественными течениями. Администрация Дж. Буша не смогла выработать по-настоящему новый взгляд на мир. Она, сверх того, не учла необходимость найти в его архитектуре место для России, Китая и других важных игроков – место, приемлемое не только для вашингтонских политиков, но и для самих этих стран.

 

Строго говоря, с новыми идеями было плохо не только в Америке. Страны ЕС, Россия и другие державы тоже не предложили миру панорамной картины оптимального мироустройства, приемлемого для всех или хотя бы для большинства. Никто по сути не проявил разумности и реалистичности, чтобы всерьез защитить те инструменты миросистемного регулирования, которые были созданы после Второй мировой войны. Об их полезности в России, например, громко заговорили лишь в самом конце 1990-х годов. До того российские политики были готовы «не глядя» вступать в ряды самых активных борцов с «наследием холодной войны».

 

Но все же, как считают отдельные либеральные политологи, именно США были и остаются главной ревизионистской державой современности [16]. Из Соединенных Штатов исходили стимулы к пересмотру институциональных и нормативных основ международных отношений и отказу от признания государства основой международного порядка. Отрицалась незыблемость суверенитета, возводились в норму «ограниченный суверенитет» и «военно-гуманитарные» интервенции в защиту прав человека или ради распространения демократии. Все это означало нарушение принципа равноправия государств в пользу принципа правоты сильнейшего.

 

Это была частично успешная попытка «государственного переворота в мировой политике» с той лишь только особенностью, что его смысл состоял не в абсолютном отрицании «принципа Вестфаля», как о том стало привычно читать, а в установлении американской монополии на право продолжать жить по Вестфалю, позволяя другим делать то же самое по единоличному усмотрению Вашингтона. Не отмена «Вестфальского мироустройства», а его американизация, приспособление к условиям «всемирной либеральной империи» при гегемонии США.

 

Нежелание советников Буша всесторонне и реалистично взглянуть на процессы, происходящие в мире и следование только «внутреннему голосу» привели к тому, что были избраны неверные приоритеты и методы мирорегулирования. Белый дом неверно определил настоящие и будущие угрозы безопасности Соединенных Штатов, существенно преувеличил их направленность и масштабы.

 

К числу подобных промахов можно отнести угрозу, исходившую от Ирака. Гипертрофированы и перспективы конкуренции Америки с Китаем и Россией. Эти надуманные проблемы заслоняют подлинные сложности – неспособность и нежелание ведущих государств согласовывать свои действия по решению глобальных проблем.
В сотрудничестве такого рода решающую роль могли бы сыграть Соединенные Штаты, но этого не происходит. США нарочито преувеличивают внешние угрозы своему существованию. Весь мир видится сквозь призму «защиты США». Парадоксальным образом «апокалипсис» в современных американских представлениях о мире кажется более вероятным, чем в годы «холодной войны»! Администрация при Дж. Буше сначала, желая напугать избирателей и привлечь их на сторону «оборонческой» платформы республиканцев, преувеличила внешние угрозы. Затем она, похоже, сама поверила в то, что придумала. Отсюда – появление образа «войны за демократию до победы». Пока в США нагнетаются страсти вокруг войны, в мире растет напряженность, распространяется оружие массового уничтожения, происходит политическая и экономическая дестабилизация отдельных стран и регионов.

 

Желая направлять мировое регулирование, американские политики игнорируют растущее несоответствие между составом существующих международных структур и реальным распределением потенциалов стран мира. Америка и ее ближайшие союзники не в полной мере учитывают интересы и возможности государств, остающихся за рамками старых «управляющих клубов» [17]. Формально это несоответствие признается, но меры для его устранения не предпринимаются. Китай остается вне «группы восьми», а Индия и Япония так и не пробились в круг постоянных членов Совета Безопасности ООН. Вашингтон находится в сложном положении: бездействовать опасно, но и действия сопряжены с рисками, способными ограничить свободу действий сверхдержавы.
Критики американской политики полагают сомнительными и предлагаемые администрацией Дж. Буша способы нейтрализации существующих угроз. Правительственные аналитики не выказывают большого интереса к анализу реального положения дел. Их мало волнует, насколько американские помыслы совпадают с видением настоящего и будущего у других участников мировой политики. Недостаточно учитываются последствия действий США для судеб отдельных стран и регионов.
Дисбаланс между политикой сверхдержавы и остальным миром (особенно со странами, не относящимися к «золотому миллиарду») проявился не только в военной сфере и сфере безопасности, но и в экономике. Соединенные Штаты в состоянии сменить режим за тысячи километров от своей территории, но они также могут той или иной экономической мерой во имя защиты национальной экономики (например изменение торговых правил или увеличение субсидий сельскому хозяйству) ввергнуть в кризис или уничтожить тот или иной сектор экономики в развивающейся стране.
Такое положение и отдельные протекционистские действия американского правительства пугают многие страны, рождают желание ограничить гегемона, отстоять свои интересы. Незащищенность малых и средних стран перед США была много раз продемонстрирована на примерах военных операций в бывшей Югославии (1999) и Ираке (2003), «оранжевых» революций в странах СНГ, отдельных протекционистских экономических мер.

 

Дополнительной сложностью выступает идеологизированность политики США. Соединенные Штаты пользуются преобладающим положением во многих организациях – прежде всего во Всемирной торговой организации (ВТО) и НАТО. Используя этот ресурс, Вашингтон фактически стремится сделать императивной нормой поведения их членов ориентацию на Америку и лояльность американской политике. Поэтому в ВТО, например, США привлекают слабые и экономически несостоятельные страны, сознательно препятствуя вхождению в эту организацию сильных государств (например России).
В существующей мировой вертикальной иерархии государств Соединенные Штаты располагают большими возможностями для блокирования действий других стран. Но Вашингтон не в силах довести до положительного результата решение важных глобальных и региональных проблем. Мировая направляющая роль Америки теряет универсальность, не говоря о том, какие сомнения она вызывает у других стран.
После полутора десятка лет фактического отсутствия систематической оппозиции лидерству США в мире в последние годы наметился тренд к решению актуальных проблем мира «в обход США». Государства Центральной Азии и Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) пробуют строить многосторонние структуры без американского участия (ШОС, «Восточноазиатское сообщество»). Некоторые страны Латинской Америки нарочито демонстративно устанавливают прямые экономические и иные связи с государствами Восточного полушария. Россия провозгласила политику диверсификации внешних связей и стала уделять больше внимания отношениям с азиатскими и латиноамериканскими государствами. Векторы международных отношений непрерывно меняются, а внимание американцев вот уже около пяти лет сконцентрировано главным образом на поясе территорий от Афганистана до Ирака. Лишь точечное внимание уделяется Северной Корее и Ирану. Впервые за много лет вопросы вызывает будущее американо-российских отношений.

 

 3

Американские авторы считают, что процесс перенапряжения США протекал бы менее болезненно, если бы Вашингтон умел лучше использовать ресурсы международных организаций. Дело не только в ООН, которую администрация США просто не ценит. При полном бездействии американской дипломатии произошла деградация такой организации, как ОБСЕ. Если прежде она служила важнейшей платформой для диалога ЕС, России и США, то сегодня этот институт выродился в заурядную и в целом малоэффективную организацию правозащитного характера. Всерьез ее перестали принимать и в Москве, и в Вашингтоне, и в Брюсселе. По сути ее стали считать второстепенной мониторинговой сетью.
НАТО остается действующей организацией. Она стала средством расчистки площадок «под демократию» и продолжает так или иначе выполнять функции поддержки американской военной стратегии в разных частях мира. Но этот блок не гарантирует обеспечения стабильного развития регионов и стран. Он все откровенней превращается в крайне дорогостоящий филиал министерства обороны США за границей.
Критики администрации порицают ее и за политику в отношении «группы восьми». Бжезинский, например, недоволен и тем, что в нее приняли Россию, и тем, что она вообще существует как орган, не подвластный Соединенным Штатам, не полномочный и не легитимный с правовой точки зрения [18].

 

Этот клуб вносит диссонанс в решение проблемы управления международными процессами, препятствует прогрессу в строительстве новых институтов, увеличивает политико-психологический разрыв между «группой элитных стран» (неясно, считать ли Россию ее частью) и «остальным миром». Не исключено, что в этом остальном мире может более или менее стихийно структурироваться свой центр, новое ядро государств, которые в сегодняшней машине принятия глобально значимых решений представлены неудовлетворительно. По отдельности существующие организации не могут справиться с трудностями ХХI века. Назрела потребность в создании новых институтов, которые бы не соревновались, а сотрудничали в решении сложных мировых и региональных проблем.
Американские политологи полагают, что потенциальный ресурс США – активизация и рационализация участия в решении региональных проблем мира. Проблема регионализации международных отношений обсуждается в литературе не первый год [19]. Специалисты указывают на необходимость отказа от гегемонии и перехода к коллективному регулированию с привлечением ведущих региональных держав. Ф. Фукуяма считает, что в разных частях мира нужны не просто региональные организации, а организации, объединяющие демократические страны. Однако он понимает, что без мощной поддержки США и других стран «золотого миллиарда» такие организации вряд ли выживут [20]. Однако подобных мер в принципе не может быть достаточно. Например, они не смогут решить задачу «встраивания Китая» в институциональную систему западных и прозападных государств.

 

В этой связи предлагается «двойное решение»: создать две организации. Одну из демократических стран АТР (Япония, США, Австралия, Новая Зеландия и… Индия), вторую – организацию смешанного типа (с участием КНР). Соединенным Штатам предлагается всерьез заняться инвестированием средств и энергии в институциональное строительство на региональном уровне, предположительно пригодном для реализации старой американской идеи «мирного вовлечения Китая» в систему неразрывного сотрудничества с Америкой [21].

 

К. Лейн придерживается другой точки зрения – менее причудливой. Он считает, что США должны отказаться от военного сдерживания Китая (или «вовлечения ради сдерживания»), так как КНР не представляет прямой угрозы Америке. Китайская региональная политика в основном будет зависеть от отношений между местными странами – Индией, Россией, Пакистаном, Японией. Protentus.lt - sulankstomi stalai bei rreito surinkimo ir prekybin?s palapin?s internetu u? ger? kain? «Паранойя вредит деятельности великих держав», – напоминает он слова Дж. Гэддиса и добавляет: стремление к абсолютной безопасности делает невозможным выявление предела, вне которого американским интересам безопасности ничего не угрожает. Вспоминает он и слова Отто фон Бисмарка, который определял превентивную войну как «самоубийство, совершенное из страха умереть» [22].

 

В целом, в американской литературе результаты попыток создать новый мировой порядок оцениваются скромно. Пожалуй, только президент У. Клинтон заслуживает у авторов похвалу за вклад в создание в 1995 г. Всемирной торговой организации. Ее действительно считают одной из основ глобального экономического порядка. Позитивно в этом смысле оценивается и включение в 2001 г. в ВТО Китая.

 

При этом Бжезинский, например, считает ошибкой то, что американские власти мало занимались «вовлечением и интеграцией» России. Он упрекает американских президентов в неспособности и нежелании найти особую организационную форму взаимодействия с Российской Федерацией, форму, способную компенсировать невозможность принятия России в НАТО и ЕС. Сама эта невозможность никаких сомнений у него не вызывает.

 

Но главный упрек американской политологии в адрес власти – отсутствие тяги к новаторству, выдвижению принципиально новых идей, способности выйти за пределы мышления категориями «ловли момента» и «использования шанса» отсутствия у Америки сильных и дерзких военных соперников. США растрачивают ресурс превосходства, противопоставляя себя миру. «Только приняв универсальность идеи о человеческом достоинстве, в основе которой уважение к политическим, общественным и религиозным проявлениям различных культур, – пишет З. Бжезинский, – Америка может избежать ситуации, когда глобальное политическое пробуждение обернется против нее» [23].
В текущей ситуации возможности роста имеют ведущие государства и государства других уровней. Повышается роль региональных структур, которые могут стать более подвижными и лучше приспособленными к реагированию на сегодняшние вызовы и обеспечению стабильности. Повышается роль двусторонних образований, нацеленных на решение конкретных проблем, которыми не могут заниматься существующие организации, или выступающих в качестве переходной модели к коллективному уровню взаимодействия.
Американская политология давно зафиксировала такие явления, как сетевая природа современных угроз, сотрудничества и управления. Отмечено, что характер функционирования мировой системы и возможности ее отдельных участников меняются. Меньше говорится о том, как реагировать на эти изменения. Сосредоточенность американской политологии «на себе» – то есть на политике США – мешает ей всерьез заняться анализом потенциальных реакций «остального мира» на дисбалансы и диспропорции, во многом усугубленные американской политикой.
Став полюсом богатства, «золотой миллиард» остался ресурсно-зависимым. Это его уязвимое место не является тайной. Поставив себя «над всеми», Америка одновременно показала миру путь к ее изоляции. Сегодня подобная идея кажется химерой. Но если тренд к решению международных проблем «в обход» США закрепится…. Во всяком случае заметно, что американская дипломатия негативно реагирует на подобные явления, старается предупреждать их и по возможности вклиниваться во все мало-мальски перспективные новые переговорные механизмы.

 

 

 

* * *

ХХI век требует не странового, а трендового подхода к рассмотрению существующих проблем мирового развития и деятельности отдельных государств, включая США. Только при таком подходе можно не просто начать говорить о вступлении в новую эру, новый этап мирового развития, но и перейти к принятию правильных решений. Шанс построения «империи мировой демократии» или «глобального демократического общества», возможно, утрачен. Но это не основание отказываться от поиска другой формы разумной организации международных отношений. Такая система должна быть способной учитывать разнородность мира, расчет на быстрое преодоление которой методом силовой и управляемой демократизации, как видно, не оправдался.

 

 

 

Примечания

[1] Разные авторы применяют для описания лидерства США понятия «гегемония» и «лидерство». Применение первого термина представляется более обоснованным. О разногласиях по этому вопросу см.: Шаклеина Т.А. Россия и США в новом мировом порядке. М, 2002; Она же. В чем «миссия» Америки? // Международные процессы. Т. 2. № 2 (5). Май-август 2004.

 

[2] Simes D. Priorities, Not Delusions // The National Interest online. April 25, 2007 (http://www. nationalinterest.org).

 

[3] McFaul M. Putin Gambles Big – and Loses // The Washington Post. December 21, 2004.

 

[4] Fukuyama F. America at the Crossroads. Democracy, Power, and the Neoconservative Legacy. New Haven-London: Yale University Press, 2006. P. 10.

 

[5] Так считает известный политолог С. Краснер. Ему возражает Дж. Рабкин, который утверждает, что глобальный порядок в XXI веке должен основываться на суверенных государствах, являющихся единственными международными акторами, соединяющими в себе демократическую легитимность и способность применять закон. Он считает, что международная кооперация может быть легитимной только при условии, что четко оговариваются и ограничиваются делегируемые тому или иному институту полномочия и то, над чем сохраняется контроль государства. См.: Rabkin J. The Case for Sovereignty: Why the World Should Welcome American Independence. Washington, D.C., 2004; Krasner S. Sovereignty: Organized Hypocrisy. Princeton, 1999.

 

[6] Fukuyama F. Op. cit. P. 180.

 

[7] Layne Ch. From Preponderance to Offshore Balancing // International Security. Vol. 22. № 1 (Summer 1997). P. 86-112.

 

[8] Layne Ch. The Peace of Illusions. American Grand Strategy from 1940 to the Present. Ithaca-London: Cornell University Press, 2006. P.118-122.

 

[9] Carothers Th. The Democracy Crusade Myth // The National Interest online. June 5, 2007 (http://www.nationalinterest.org).

 

[10] Fukuyama F. Op.cit. P. 69-70; Lieven A. To Russia With Realism // The American Conservative. March 26, 2007 (www.newamerica.org).

 

[11] Ikenberry J. After Victory: Institutions, Strategies, Restraint, and the Rethinking of Order after Major Wars. Princeton (N.J.): Princeton University Press, 2001.

 

[12] Вопрос об этическом измерении международных отношений рассматривается в монографии: Баталов Э.Я. О философии международных отношений. М., 2005. С. 82-99.

 

[13] Bull H. Anarchical Society. A Study of Order in World Politics. N.Y.: Columbia University Press, 1977.

 

[14] Баталов Э.Я. О философии международных отношений. М., 2005. C. 98-99.

 

[15] Brzezinski Z. Second Chance. Three Presidents and the Crisis of American Superpower. N.Y.: Basic Books , 2007. P. 37.

 

[16] Lieven A. Liberal Hawk Down // The Nation. 25 October, 2004; McFaul M. The Liberty Doctrine // Policy Review. № 112. April/May 2002. P. 1-24.

 

[17] Drezner D. The New New World Order // Foreign Affairs. March/April 2007 (http://www. foreignaffairs.org).

 

[18] Brzezinski Z. Op. cit. P. 214.

 

[19] См., например: Allison R. Regionalism, Regional Structures and Security Management in Central Asia // International Affairs. Vol. 80. № 3. May 2004. P. 463–483.

 

[20] В качестве примера он приводит группу «Сообщество демократий», которая была основана в Варшаве в 2000 г. по инициативе и при поддержке администрации Клинтона.

 

[21] Fukuyama F. Op. cit. P. 175-180.

 

[22] Цит. по: Layne Ch. The Peace of Illusions. P. 118; Fukuyama F. Op.cit. P. 86.

 



Читайте также на нашем сайте:
 
 
 


 


Опубликовано на портале 28/03/2008



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика