Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Какое будущее ожидает Европейский союз?

Версия для печати

Избранное в Рунете

Мишель Фуше

Какое будущее ожидает Европейский союз?


Мишель Фуше (Fouchet Michel) – французский политолог и дипломат, директор Европейской обсерватории геополитики в Лионе.


В 1954 году разработанный во Франции проект создания Европейского оборонительного сообщества (ЕОС) не получил одобрения парламента. В 2005 году еще одна не менее амбициозная французская инициатива – Европейский конституционный договор (ЕКД) – была отвергнута на референдуме. Можно ли провести параллель между этими событиями? Через три года после отказа от проекта ЕОС последовало подписание в Риме двух договоров: о создании Европейского экономического сообщества (ЕЭС) и Европейского сообщества по атомной энергии (Евратом). Приведет ли провал европейской конституции на референдуме к заключению через три года какого-нибудь нового институционального соглашения?
Французское и нидерландское «нет» европейской конституции - своего рода точка бифуркации в процессе эволюции объединенной Европы. Берлинская декларация от 25 марта 2007 года, отмечая бесспорный успех полувекового процесса, содержит призыв обновить общие основы Союза. В ней обходятся молчанием разногласия по таким вопросам, как расширение ЕС или конституция, однако определены четкие сроки: в 2009 году должны состояться выборы в Европарламент, а за ними последует образование новой Еврокомиссии.
Французское «нет» на референдуме знаменует собой отказ не от предложенных институциональных обновлений, а от экономической ориентации ЕС, зафиксированной в III части проекта Конституционного договора, а также неприятие территориального расширения, воспринятого как непродуманное забегание вперед. Маастрихтский договор, одобренный в 1992 году незначительным большинством французов, привел к созданию единой валюты и окончательно включил объединенную Германию в европейскую систему.
Однако в 2005 году геополитическая конъюнктура изменилась. Вхождение в ЕС десяти новых государств в мае 2004 года, несомненно оправданное с исторической точки зрения, не получило никакого внятного политического объяснения. Не будучи предварено широким обсуждением, подобное решение создало впечатление фигуры умолчания. В расширенном Евросоюзе на судьбу проекта ЕКД повлиял раскол по вопросу использования американцами военной силы в Ираке, и вопрос о ЕКД не смог объединить европейцев. Наконец, в глобальном масштабе свою роль сыграло осознание, пусть запоздалое, того, что Китай (с 1978 года) и Индия (с 1991-го) являются уже не просто рядовыми странами, а целыми "мирами", имеющими в глобальной экономике неоспоримые преимущества (квалифицированная и дешевая рабочая сила), амбиции, стратегии преодоления отсталости и бедности. На сей раз перед нами гораздо более масштабное явление, чем включение в конкурентную борьбу отдельных вырвавшихся вперед государств с ограниченным демографическим потенциалом вроде Сингапура, Гонконга или Тайваня.
Речь идет о фундаментальных изменениях, порождающих небывалое ускорение исторического процесса и затрагивающих, в числе прочего, социальные достижения Европы. Французские избиратели прекрасно осознали перемены, которые символизируют три обозначенных выше процесса, требуя кардинально нового осмысления сущности европейского проекта. Вряд ли можно было утвердить свой статус политического субъекта [1], голосуя за ЕКД в обстановке экономической и геополитической нестабильности.
Растущее чувство социальной уязвимости и ослабление влияния на политический процесс побудили граждан сказать «нет» тому типу европейского строительства, который характеризуется неограниченной экономической либерализацией, лишен историчности и чужд геополитической динамике, свойственной Европе. Другой причиной негативного отношения к ЕКД стало то, что сама форма ЕС как неоднородного политического конгломерата с размытыми границами противоречит традиционным французским представлениям об унитарном национальном государстве, обладающем четкими и неизменными политическими рубежами. В Нидерландах – еще одной стране–основательнице ЕЭС, получившей немало выгод от свободной торговли, - выбор электората был связан с опасением утраты национальной идентичности из-за непродуманного расширения ЕС, кризисом традиционной толерантности в отношении иммигрантских общин и нежеланием приносить в жертву европейской конституции атрибуты собственного суверенитета.
Текст конституционного договора ратифицировали 18 стран, из них две на референдумах – Люксембург и Испания, однако еще семь государств воздержались. География этого осторожного молчания – страны, видящие единую Европу преемницей Европейской ассоциации свободной торговли (ЕАСТ) [2] и протянувшиеся полосой с юга до севера Европы: Португалия, Ирландия, Великобритания, Дания, Швеция; к ним присоединилась Чешская Республика под руководством Вацлава Клауса. Последний не скрывает, что предпочел бы видеть вместо Евросоюза, наделенного слишком широкими полномочиями, просто Организацию европейских государств. Особый случай представляет собой Польша, часть элиты которой – вопреки усиливающимся тенденциям к интеграции национальной экономики (в том числе ее сельскохозяйственного сектора) в европейскую – склонна подчеркивать значение государственного суверенитета и сохраняет приверженность механизму Ниццского договора, дающего стране ряд преимуществ [3]; свою роль играют и непростые отношения поляков с соседней Германией. Предстоящее размещение в Польше и Чешской Республике американских систем пpoтиворакетной обороны может также усугубить разногласия по вопросам возможных стратегических отношений с Россией между этими двумя странами, с одной стороны, и прочими государствами во главе с ФРГ – с другой.
Сомнения, существующие в двух странах, сказавших «нет» ЕКД, разделяются и другими [4]. Наконец, если такое государство, как Франция, которая стояла у истоков европейского проекта, в 2005 году проголосовало подобным образом, значит, не все решения, принятые в Лиссабоне и Гааге, были правильны. Проблемы координации экономической политики в зоне евро, создание механизмов обеспечения экономической безопасности, уважения национальной идентичности (означающего, среди прочего, осторожность в деле расширения ЕС) имеют для многих политических лидеров не меньшее значение, чем вопросы институционального характера.
В связи с этим выявляются два противоположных взгляда на перспективы объединенной Европы. Первому из них присуща склонность к недооценке институциональных аспектов европейского строительства, но в то же он характеризуется ориентацией на развитие совместных инициатив в отдельных областях. Союз рассматривается в данном случае просто как этап на пути к глобализированному миру: между нацией и всем миром не нужно воздвигать промежуточных структур, считает, например, Гордон Браун. Однако, став летом 2007 года британским премьер-министром, он может скорректировать свою позицию и способствовать дальнейшему расширению ЕС. Примерно такова в своей основе позиция государств, не высказавшихся с определенностью относительно проекта ЕКД. Приверженцы другого взгляда воспринимают ЕС как политическое сообщество с четкими границам, которое должно иметь стабильные и эффективные институты, быть способным действовать в заданном формате, крепить солидарность между своими членами, проводить более активную и независимую внешнюю политику. Такой подход разделяют ФРГ и Франция, Испания и Италия, Бельгия и Люксембург, а также, несомненно, Польша по соображениям безопасности.
Однако эти государства не согласны между собой в том, как действовать дальше. Германия активно выступает за новый договор, поскольку ее федеративная структура (так же как в децентрализованных Испании и Бельгии) подразумевает четкий раздел компетенций. Кроме того, благодаря многочисленности своего населения она имеет в Европарламенте 99 депутатов (Франция, Великобритания и Италия по 87), а, следовательно, ее представители играют определяющую роль в двух его крупнейших фракциях – социал-демократической и консервативной. Если институциональные положения отвергнутого в 2005 году проекта ЕКД войдут в прежнем виде в новый текст, именно от немцев будет зависеть, кто станет в 2009 году следующим главой Еврокомиссии. Влияние ФРГ в Совете ЕС также возросло вместе с увеличением доли ее голосов с 11 (согласно Ниццскому договору) до 17 процентов.
Среди бельгийских и люксембургских либералов, а также итальянских левоцентристов и французских социал-демократов популярна идея о более активном участии правительств стран, входящих в зону евро, в экономической координации и проведении политики эффективной поддержки экономического роста. Если оставить в стороне общие рассуждения об управлении европейскими экономическими процессами и рассмотреть конкретные проекты, то речь могла бы идти о принятии министрами финансов 13 стран зоны евро («еврогруппой») совместно с Европейским центральным банком (ЕЦБ) конкретных мер по ликвидации «серой зоны» торгового оборота, связанной, в частности, с проблемой азиатских валют. Можно было бы договориться и о проведении более сбалансированной налоговой политики, и о назначении специального министра экономики для зоны евро, подобно тому, как проект Конституционного договора предусматривал введение поста европейского министра иностранных дел.
Наконец, сферы совместной политики могли бы быть расширены: переход на экологически безопасные принципы ведения сельского хозяйства; выработка согласованной стратегии энергетической безопасности (ибо полная энергетическая независимость – иллюзия); учреждение полностью свободного перемещения ученых и студентов, а также поддержка исследовательских программ; стимулирование "круговых" миграционных потоков с целью способствовать мобильности мигрантов вместо подспудного вытеснения их на периферию. Все это достижимо, но не посредством принятия нового конституционного документа, а через обсуждение государствами – членами ЕС, различными политическими силами и профсоюзами проблем по существу, без игнорирования имеющихся разногласий. Между тем после 2005 года сложилась такая ситуация, когда на официальных форумах расширенного Евросоюза уже нет места для дискуссий об общих целях. Сами эти форумы становятся все менее продолжительными (в декабре 2006 года Совет ЕС заседал всего два с половиной часа), повестка дня вырабатывается заранее, а национальные делегации выступают лишь тогда, когда считают необходимым обозначить точку зрения своих стран.
Сможет ли Германия, председательствующая в Совете ЕС, на предстоящем в июне 2007 года заседании добиться принятия базового соглашения и четкого плана на будущее? Позиции 27 стран-участниц после 25 марта, похоже, сблизились: вопрос о ратификации ЕКД вновь рассматривается всеми государствами; при этом в основу нового варианта документа они, включая даже Польшу, готовы положить его первоначальный текст; Европарламент выступает за сохранение в нем Хартии об основных правах (часть II договора) и включение важных дополнений, касающихся социальной политики, изменений климата, зоны евро, энергетической безопасности.
Очевидно, что европейский проект необходимо обновить, и не только в том, что касается его экономических и социальных целей. За последние 50 лет к континентальному измерению добавилось глобальное, и действующие в нем факторы также влияют на жизнь европейцев. В этом новом контексте, отличном от того, который существовал в 1957 году, необходимо путем дискуссий и обсуждений разных предложений определить сущность «европейских интересов» [5]. Подобный термин лишь дважды встречается в документе о европейской стратегии безопасности, представленном в декабре 2003 года Хавьером Соланой, верховным представителем ЕС по вопросам внешней политики и безопасности, и то в связи с проблемами пограничных с ЕС стран. Но он отсутствует в ежегодном отчете Еврокомиссии, в том числе в главе, где говорится об отношениях Европы с остальным миром.
Подобное умолчание, как будто речь идет о чем-то запретном, вероятно, связано с тем, что отстаивание стратегических интересов Европы изначально взяли на себя США в качестве ее союзника в рамках НАТО. Однако бессмысленно надеяться сохранить социальное государство и европейский образ жизни (именно такой термин, Artleben, употребила Ангела Меркель), если страны Евросоюза самостоятельно не выработают свое собственное видение мира, в основу которого положен принцип солидарности [6]. В многополярном мире, где существуют несколько центров силы, сотрудничество между которыми вовсе не гарантировано, и где Запад уже не может определять международную повестку дня, как он делал это с конца XVIII века, Европа заинтересована в том, чтобы развивать многосторонние отношения, опираясь на свой полувековой опыт принятия совместных решений. Это касается взаимодействия не только в сфере торговли, но и в других областях, таких, как обеспечение устойчивого развития, где ЕС предстоит играть роль первопроходца.
Хотя общая история 50 лет интеграции хорошо известна, построение единого европейского пространства еще не завершено. Исторической памяти мешает узость географических представлений. Европейцам только предстоит изучить историю друг друга. Ведь как можно декларировать единство и примирение, не зная истории соседей? Потребовалось почти 60 лет (а также личное вмешательство президента Франции и канцлера ФРГ), чтобы увидел свет первый учебник истории, созданный совместно немецкими и французскими авторами. Впрочем, при его написании между двумя группами историков не выявилось каких-либо концептуальных разногласий (за исключением оценки роли США, которую немцы склонны трактовать более позитивно, чем французы).
Следует напомнить, что более половины государств – членов ЕС не имеют своих посольств в остальных 26 странах. Нo разве может сложиться многонациональная демократическая общность из граждан, которые едва знакомы с историей составляющих их союз наций и слабо представляют себе его территориальные рамки, которые настолько неопределенны, что о них предпочитают не говорить? Вот, в числе прочих, еще один довод в пользу серьезного и решительного обращения к вопросу о «границах», который политики постоянно обходят стороной либо трактуют как проблему культурной идентификации.
Ясное стратегическое представление о пределах Евросоюза имеют, пожалуй, только сменяющие друг друга американские администрации: на взгляд Вашингтона, ЕС должен в конечном итоге включить в себя 46 государств – членов Совета Европы – единственного института, четко определившего в 1995 года свой географический периметр, - за исключением России. Под таким углом зрения Союз видится финансовой и гражданской составляющей политико-стратегической системы НАТО, которая сама стремится к территориальному расширению. Эта перспектива, ориентированная будто бы на спонтанное развитие, на самом деле вполне вписывается в американскую стратегию оттеснения России. Движение по такому пути, как показывают события на Украине, в Молдавии и странах Закавказья, не лишено риска.
Геополитический сценарий, соответствующий европейским интересам, состоит в том, чтобы прекратить постоянное смешение в речах и представлениях двух «Европ» – Европы, понимаемой как долговременная социоисторическая категория, и Европы, сведенной к Европейскому союзу, то есть добровольного объединения демократических государств, способного четко определять собственные границы, в том числе временно [7] – на одно-два десятилетия. Необходима стабилизация границ вкупе с более эффективной стратегией сближения с соседними государствами, в частности, путем облегчения визового режима и возможностей получения образования за рубежом. В этом смысле пора сломать границу между членами и нечленами ЕС.
Однако на этом пути придется столкнуться с двумя проблемами. Нет уверенности в том, что перспектива приема в ЕС стран западнобалканского региона, где продолжается геополитическая фрагментация, позволит им преодолеть трудности национально-государственного строительства и будет способствовать заключению соглашения о границах между этими пока еще не очень жизнеспособными государствами. Прежде чем становиться членами ЕС не лучше ли прежде стать государствами, способными развивать нормальные отношения с соседями? Что касается второй проблемы, приема в ЕС Турции, то переговоры об этом продолжаются, причем основным побудительным мотивом для них являются взаимные опасения потерять друг друга. А пока Турция использует их во внутриполитических целях, стремясь ослабить влияние военных, которое служит гарантией сохранения светского характера государства. В то же время именно отделение церкви от государства является одним из главных apгyментов в пользу приема страны в ЕС. Так что разумно было бы продолжать обсуждения без драм и обвинений; в свое время Турции предстоит решить, согласна ли она отказаться от значительной доли суверенитета ради вступления в Евросоюз.
Итак, нужно четко определить границы Союза, их место на континенте и в средиземноморских регионах. Требуется также переосмыслить и ясно сформулировать долгосрочные цели европейского сообщества в том мировом контексте, с которым мы, увы, вынуждены считаться сегодня. Наконец, политикам, стоящим у власти, необходимо со всей определенностью обозначить и представить общественности основные направления экономической и внешней политики, которые должны стать предметом широкого обсуждения в период до 2009 года. Если все это осуществится, то европейцы, в частности французы, смогут снова ощутить себя политическими субъектами совместно реализуемого геополитического проекта.
 
 
Примечания:
 
[1] Alain Mergier Le jour où la France a dit non: Comprendre le référendum du 29 mai 2005. Раris: Fondation Jean Jаurés - Plon, 2005.
 
[2] Великобритании после подписания 29 ноября 1959 года Стокгольмского договора и служила своеобразным противовесом созданному двумя годами ранее ЕЭС. Шесть ее членов со временем вошли в ЕЭС (в ноябре 1993 года преобразованное в ЕС): Великобритания и Дания в 1973-м, Португалия в 1986-м, Австрия, Финляндия и Дания в 1995 году. Сегодня в ЕАСТ состоят лишь четыре государства: Исландия, Лихтенштейн, Норвегия и Швейцария.
 
[3] Согласно ныне действующему Ниццкому договору, Испания и Польша имеют 27 голосов в Совете Европы, что не корреспондирует численности их населения, так как ФРГ, Франция, Италия и Великобритания имеют 29 голосов.
 
[4] См: Ľ Union eitropéenne un demi-siècle plus tard: état des lieux et scénarios de ralance, note № 37 de la Fondation Robert Schuman, ноябрь 2006 года.
 
[5] Michel Foucher. “Quels intérêts communs pour les Еurорéеns?”, в: Thierry Chopin, Michel Foucher (eds) Rapport Schuman sur ľetat de ľUnion. Раris: Fondation Robert Schuman – Lignes. de герeres, 2007.
 
[6] Почему бы, например, не внести в коммерческие соглашения ЕС с другими странами единообразные пункты, касающиеся социальных вопросов? См.: Un nouvel élan pour une Europe sociale («Новый шаг к социальной Европе») – текст, предложенный министрами труда Бельгии, Болгарии, Греции, Испании, Франции, Италии, Кипра и Венгрии 14 февраля 2007 года.
 
[7] Michel Foucher. “ĽUnion politique, européenne: un territorie, des frontières, des horizons”, в: Esprit (Париж), ноябрь 2006 года.
 
 
 
«Le Monde diplomatique» (русское издание) №5, май 2007
 


Читайте также на нашем сайте:
 
 
 
 




Опубликовано на портале 03/09/2007



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика