«Восточная политика» Германии долгое время ошибочно понималась многими наблюдателями как символическое выражение склонности Берлина к безусловному стратегическому партнерству с Россией. В Европе высказывалось мнение, что это подрывает единые европейские начинания в таких вопросах, как энергетическая политика и восточная политика соседства [Leonard, Popescu]. В Москве питали определенные иллюзии насчет роли Германии как адвоката России в Европе. В своей знаменитой «крымской речи», ссылаясь на позицию Москвы по вопросу объединения Германии, Владимир Путин заявил: «Наша страна… однозначно поддержала искреннее, неудержимое стремление немцев к национальному единству. Уверен, что вы (немцы ‒ А. Д.) этого не забыли, и рассчитываю, что граждане Германии также поддержат стремление русского мира, исторической России к восстановлению единства» [Обращение Президента…].
Тем неожиданнее было, что Германия не просто поддержала политику санкций против России, но и стала ее архитектором, а также заняла резко критическую позицию в отношении действий Москвы в Сирии. Публичный дискурс в России отреагировал на это обвинениями канцлера А. Меркель в том, что она выступает сателлитом Вашингтона и не обладает какой-либо внешнеполитической самостоятельностью [См., напр.: Розэ].
Разнообразие идейных оснований Ostpolitik не дает возможности охарактеризовать ее ни как однозначно пророссийскую, ни как антироссийскую. При этом именно Германия продолжает оставаться ключевой страной, от которой во многом зависит дальнейшее развитие российско-европейских отношений.
История понятия Ostpolitik
В современной истории понятие «восточная политика» начало употребляться в конце 1960-х годов в связи с усилиями западногерманского правительства В. Брандта инициировать в отношении стран Варшавского блока политику разрядки. Немецкий канцлер призвал тогда уменьшить напряженность в отношениях с Востоком (не только СССР, но и странами Восточной и Юго-Восточной Европы, а также ГДР), развивать торгово-экономические, культурные и научно-образовательные связи и тем самым содействовать укреплению мира в Европе. Новый подход базировался на идее, что взаимное сближение – в интересах как западных стран, так и Варшавского блока, а единственным оппонентом этой политики являлось, по мнению В. Брандта, склонное к самоизоляции правительство ГДР. Брандт призвал признать отсутствие в обозримой перспективе возможности для объединения Германии, а следовательно, и необходимость мирного сосуществования с ГДР и СССР для обеспечения интересов немецкого народа [Brandt]. С тех пор «восточная политика» вошла в историю как позитивный вклад ФРГ в европейскую и международную безопасность.
Распад Варшавского блока, прекращение холодной войны и воссоединение страны были восприняты в Германии как начало новой эры. Считалось, что теперь возможно построение единой Европы не только в плане стратегической безопасности, но и с точки зрения общих ценностей и институтов. В. Брандт в своей цитируемой выше статье в «Foreign Affairs» писал, что страны вроде Польши или Чехословакии, вследствие географических, исторических и культурных причин, вполне могут, наряду с ФРГ, рассматривать себя как часть не Восточной, а Центральной Европы. Поэтому 1990-е ‒ начало 2000-х годов прошли для «восточной политики» под лозунгом «воссоединения Европы», которое подразумевало включение в евроатлантические интеграционные институты стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы [См., напр.: Deutsche Einheit…].
Расширение Евросоюза проходило без серьезного учета озабоченностей Москвы. Вопрос об экономических потерях России в связи с расширением даже не обсуждался, а уступки Еврокомиссии и Литвы в связи с так называемым калининградским транзитом были чисто символическими и не отвечали амбициозности предложения о безвизовом пространстве России и ЕС, сделанного В. Путиным в специальном письме Еврокомиссии [Frydrych]. Не помогло и то, что со стороны Еврокомиссии переговоры вёл Г. Ферхойген – соратник Д. Геншера и Г. Шредера. Таким образом, в тот период расширение ЕС было незыблемым приоритетом восточной политики Германии.
Немецкие элиты, осознавая значимость России для европейской безопасности и находя опасным ее исключение из Европы вследствие восточного расширения ЕС, желали предложить Москве углубленное партнерство. В 1999 г. Г. Шредер выступил одним из главных инициаторов разработки стратегии ЕС по вопросу отношений с Россией. Однако он столкнулся с серьезным сопротивлением некоторых стран-членов, более скептично настроенных относительно перспектив сотрудничества с Москвой [Timmins, с. 193]. В итоге появившаяся стратегия ЕС в отношении России оказалась чисто формальным, бессодержательным документом.
В этих условиях Г. Шредер решил развивать прежде всего двусторонние отношения с Россией, однако они позиционировались им как интегральная часть так и не выработанного общеевропейского подхода. В апреле 2001 г. появилась известная статья канцлера под названием «Немецкая политика в отношении России – европейская восточная политика», где он, в частности, писал о том, что без России невозможно себе представить единую Европу. На практике это не только не предусматривало какой-либо эксклюзивности в отношении России, но, наоборот, сопровождалось предельно жесткими требованиями: Москва должна была войти в «сообщество ценностей», выполнять принятые на себя международные обязательства, осуществлять внутренние реформы с целью формирования правового государства и благоприятного инвестиционного климата [Schroeder]. Как представляется, подобные пожелания высказывались в связи с надеждами, возлагаемыми на нового президента России В. Путина, которого публицист А. Рар назвал не иначе как «немец в Кремле».
Шредеровская Ostpolitik была успешно реализована в отношении расширения ЕС, причем канцлер активно продвигал также идею о европейских перспективах Турции. Что касается России, здесь Германия добилась относительных успехов исключительно в двустороннем контексте отношений (запуск «Северного потока», обмен энергетическими активами, расширение торгово-экономического и инвестиционного сотрудничества на уровне малых и средних предприятий). Арест М. Ходорковского в 2003 г. во многом омрачил перспективы партнерства.
«Цветные революции» в Грузии, Украине и Молдове, а также российско-грузинская война в августе 2008 г. поменяли конфигурацию немецкой «восточной политики». На передний план вышли интересы политически активных и проевропейски настроенных стран, которые с 1990-х годов начали называть Восточной Европой. Вследствие этого появился новый антагонизм, символом которого стала программа «Восточное партнерство», формально не инициированная Берлином, но активно им поддерживаемая.
Последней серьезной попыткой включения (Einbindung) России в европейскую систему безопасности была так называемая Мезебергская инициатива. На встрече в г. Мезеберг в июне 2010 г. канцлер Меркель и президент Медведев подписали меморандум, согласно которому Россия обязалась, в обмен на перспективу создания комитета по вопросам безопасности ЕС ‒ Россия, внести решающий вклад в окончательное урегулирование приднестровского конфликта. Данная инициатива была выдвинута советником Меркель по внешней политике Кристофом Хойсгеном и предложена на международной встрече без полноценных предварительных согласований с другими странами ЕС [Ремлер].
Несмотря на односторонность немецкой инициативы, за ней не стоял какой-либо сговор с Россией. Россия должна была поступать в полном соответствии с ожиданиями Евросоюза: переформатировать миротворческую миссию в Приднестровье в полицейскую, содействовать реинтеграции, а не «федерализации» Молдовы. При этом, как и Шредер в 2001 г., Меркель в 2010 г. ожидала от нового президента (тогда Д. Медведева) прорыва в интеграции России в европейское политическое сообщество на предложенных ЕС условиях. В этом контексте Мезебергская инициатива была реакцией на предложение России подписать новый договор о европейской системе безопасности, попыткой поддержать этот шаг в условиях недоверия к нему со стороны многих членов ЕС, появившегося в связи с российско-грузинской войной.
С провозглашением Россией евразийского проекта Мезебергская инициатива оказалась неактуальной. С тех пор в отношениях Германии и России стала нарастать отчужденность. Как видно из речи немецкого министра иностранных дел Г. Вестервелле о «восточной политике», произнесенной в июне 2013 г., правительство ФРГ в плане строительства «общеевропейского дома» возлагало надежды лишь на Украину и другие страны Восточной Европы. С Россией же отношения предлагалось строить на основе прагматичных интересов (решение иранской ядерной проблемы, восстановление Афганистана и т.д.). При этом Г. Вестервелле предложил использовать уроки «восточной политики» для выстраивания отношений с новыми мировыми центрами сил – Китаем, Индией, Бразилией и т.д., то есть странами, с которыми в узком смысле слова Германия не имеет общих ценностей [Rede von Außenminister…]. То есть Россия стала рассматриваться не как «инсайдер» Европы, а как внешняя сила, наряду с другими крупными неевропейскими державами. В соответствии с новой концепцией внешней политики, предложенной Г. Вестервелле в 2011 г., Берлин рассматривал их как «структурирующие державы» (Gestaltungsmaechte), с которыми Германия должна выстраивать систему партнерств в целях эффективного менеджмента глобализации [Globalisierung gestalten…].
Таким образом, дискурс о «восточной политике» претерпел за время своего существования значительные изменения. Сначала страны Восточной и Юго-Восточной Европы, а потом и республики бывшего СССР приобретали в нем все большее значение. Апофеозом этого процесса можно считать визит уходящего с поста министра иностранных дел Г. Вестервелле на Майдан в декабре 2013 г. [Westerwelle unterstützt…] и последовавшее за ним признание результатов очередной украинской революции в феврале следующего года. И если вплоть до Мезебергского меморандума Германия пыталась предложить инициативы, нацеленные на интеграцию России в европейскую военно-политическую и экономическую систему отношений, то сегодня Берлин рассматривает Москву как важного, но все же внешнего для Единой Европы партнера.
Идейная структура и практика современной Ostpolitik
Обратимся к анализу факторов, влияющих на формирование немецкого внешнеполитического дискурса, ‒ прежде всего в отношении приоритетов «восточной политики».
Во-первых, речь об историческом опыте Германии. Этот опыт многогранен, и к тому же он постоянно подвергается переосмыслению. Так, в стране существует консенсус по поводу осуждения преступного нацистского режима и признается, что Третий рейх принес Европе, прежде всего Восточной, гигантские разрушения и человеческие жертвы. Комплекс исторической вины до сих пор крайне значим для немецкого сознания. Поэтому канцлер А. Меркель, несмотря на ухудшение двусторонних отношений с Россией, посетила 10 мая 2015 г. Москву и вместе с В. Путиным возложила венки к могиле неизвестного солдата [Merkel in Moskau…].
С другой стороны, Германия в рамках концепции «преодоления истории» (Geschichtsbewaeltigung) является одним из главных архитекторов европейского проекта, понимаемого в том числе как набор правил, норм и институтов, которые должны обеспечить мир в Европе. Это одна из главных причин, почему Германия выступает против пересмотра современных границ между европейскими государствами. Признание Косово интерпретировалось министром иностранных дел Ф.В. Штайнмайером как «окончание долгого и трудного процесса распада бывшей Югославии» [Unabhängigkeitserklärung…]. Любые другие изменения границ, проистекающие из современных политических процессов, немецкое правительство пытается предотвратить. В частности, Германия приложила немало дипломатических усилий для окончательного урегулирования пограничных споров в Восточной Европе, в том числе в рамках вступления стран региона в НАТО и ЕС.
По мнению В. Вессельса, немецкая мотивация относительно европейского проекта заключается также в стремлении побороть два основных «кошмара» германской истории: «кошмар коалиций» (объединение большей части Европы против Германии) и нахождение в эпицентре конфликта Востока и Запада (холодной войны) [Wessels, с. 111]. Нежелание вновь оказаться в зоне соприкосновения двух противостоящих друг другу военно-политических блоков является одной из главных причин того, что немецкие политики постоянно повторяют тезис о невозможности единой Европы без или против России.
Тоталитарное прошлое налагает особые обязательства на отношения Берлина со странами Восточной Европы, которые в 1930‒1940-е годы подвергались оккупации, в том числе в связи с заключением пакта Молотова-Риббентропа. В практической политике сегодня это выражается в учёте интересов этих государств при выстраивании взаимоотношений с Россией. Особая роль здесь отводится Польше, с которой Германия ведет постоянные консультации по вопросам «восточной политики» и взаимодействия с Москвой. Примечательно, что тезис о значении «восточных партнеров», прежде всего Польши, для формирования повестки дня в отношениях с Москвой нашел отражение в последнем коалиционном договоре 2013 г., на основе которого было сформировано действующее правительство [Deutschlands Zukunft…, с. 169‒170].
Стоит еще отметить, что в современной Германии, несмотря на благодарность за освобождение от фашизма, отношение к советскому прошлому скорее отрицательное. В немецком публичном дискурсе существовавший в ГДР режим рассматривается как диктатура [См., напр.: 25 Jahre…]. Если В. Путин в «крымской речи» подчеркивал, что единство Германии было поддержано СССР как страной, то большинство немецких источников отмечают в этом вопросе особую роль М. Горбачева, который победил консервативные силы в своей стране и согласился не сопротивляться «течению истории» [См., напр.: Wie Gorbatschow…].
В Германии в современных исторических, литературных и общественно-политических текстах часто можно встретить осуждение тех или иных последствий советской политики. Например, в Германии ведутся активные дискуссии об изнасиловании в 1945 г. советскими солдатами немецких женщин. Число жертв насилия, по разным оценкам немецких историков, составляло от полумиллиона до двух миллионов. В ходе подобных дискуссий делается вывод, что сами немцы, таким образом, также были жертвами войны [См., напр.: "Für die Russen…”]. Кроме этого, несмотря на праворадикальные настроения в ряде организаций изгнанных из Восточной Европы после Второй мировой войны немцев, трагические судьбы этих людей продолжают изучаться и описываться. Так, одним из ключевых произведений немецкой писательницы Герты Мюллер, получившей в 2009 г. Нобелевскую премию, является роман «Качели дыхания», который рисует жизнь и смерть в советском концлагере депортированных румынских немцев [Мюллер].
Так что исторический опыт наполняет современную Ostpolitik множеством смыслов. Одним из главных результатов этого является склонность немецкой дипломатии к многосторонности, уход от акцента на двусторонних отношениях в пользу европейского проекта.
Второй фактор, влияющий на формирование Ostpolitik, ‒ это компоненты «реальной политики». Германия продолжает оставаться одним из ключевых государств Европы как в политическом, так и в экономическом плане, поэтому полностью уйти от национальной повестки дня, практических (а не нормативных) соображений вряд ли когда-либо получится.
Одно из главных практических соображений, которое Берлин последовательно реализует в последнее десятилетие, состоит в предотвращении милитаризации внешней политики. Немецкие элиты и общество в целом сконцентрированы прежде всего на решении внутренних задач. Несмотря на призывы отдельных политиков и экспертов к тому, чтобы играть в мире более активную роль, в стране сильны изоляционистские настроения. Германия фактически не поддержала вторжение НАТО в Ливию, долго воздерживалась от военного участия в сирийских делах. За этим стоят не только нежелание нести какие-либо расходы и риски, но и убеждение, что в кризисных странах отсутствуют политические и общественные силы, совместно с которыми можно было бы восстановить там стабильность. Большинство экспертов в Германии считают, что вторжение в Сирию в итоге произошло исключительно из солидарности с пострадавшей от терактов Франции. При этом около 60% немцев поддержали решение правительства ограничиться отправкой разведывательных и заправочных самолетов, а за наземную операцию высказались лишь 22% опрошенных [ARD-DeutschlandTrend…].
Изоляционизм и антимилитаризм непосредственно сказываются и на «восточной политике». Германия фактически выступила против каких-либо антироссийских действий военно-политического характера после событий августа 2008 г. и последовательно противодействовала интеграции Украины и Грузии в НАТО.
Официальный Берлин предпочитает дипломатические средства разрешения любых конфликтов. Немецкая дипломатия основана на концепции игры с положительной суммой, убежденности в том, что с помощью рациональных аргументов всегда можно найти компромисс. Германия зачастую исходит из того, что существующие реалии, которые невозможно изменить, следует признавать и исходить из них как из данности (например, существование ДНР и ЛНР, принципиальность российской политики на украинском направлении, политические скандалы, связанные с действиями американских спецслужб на территории Германии и т. д.). Так, угроза перерастания украинского кризиса в глобальный конфликт побудила А. Меркель на серьезные дипломатические усилия, результатом которых стали Минские соглашения. В самой Германии эти усилия канцлера фактически были признаны безальтернативными. В частности, ведущий немецкий журнал «Шпигель» в передовой статье отмечал: «Та путешествующая по всему миру Меркель была уже не той, какой ее можно увидеть в Германии, Меркель, которая идет вперед, рискует проиграть. И Меркель, которая делает то, что как раз ждут от нее немцы. Бороться за мир, искать взаимопонимания с русскими, противостоять американцам – все это хорошо вписывается в сегодняшние настроения в Германии» [Die längste Nacht].
Еще одним примечательным примером немецкого реализма стала критика федеральным правительством командующего войсками НАТО в Европе Ф. Бридлава, который, по мнению Берлина и некоторых других европейских столиц, в своих заявлениях резко переоценил военную роль России в событиях в Украине. Как пишет «Шпигель» со ссылкой на свои источники, ведомство федерального канцлера охарактеризовало действия Бридлава как «опасную пропаганду» [Ukraine-Krise…].
Тем не менее нежелание разжигать вооруженные конфликты вовсе не означает, что среди немецких элит доминируют пацифистские настроения. Впервые со времен холодной войны в отношении России стало снова употребляться понятие «сдерживание» (Eindaemmung). Германия в контексте украинского кризиса полностью поддержала решение саммита НАТО в Уэльсе, а министр обороны У. фон дер Ляйен посетила все три прибалтийские государства, заверив их в неизменном действии пятой статьи Вашингтонского договора. Германия участвовала в военных учениях НАТО в Прибалтике Persistent Presence, а также приняла меры по усилению немецко-датско-польского корпуса в польском Штеттине [Von der Leyen…]. Несмотря на скандалы, связанные с операциями американских спецслужб по слежке за немецкими политиками, компаниями и обычными гражданами, федеральное правительство рассматривает США как ключевого партнера, в том числе по противодействию России в Восточной Европе. Немецкие правящие элиты (включая традиционно «пророссийских» социал-демократов) выступают за подписание между ЕС и США соглашения о создании трансатлантического партнерства по торговле и инвестициям.
Однако, главными инструментами сдерживания России со стороны Германии являются вовсе не военно-политические инициативы, а политика санкций и дипломатическая и финансовая поддержка государств Восточного партнерства. Германия как геоэкономическая держава (определение, предложенное немецким политологом Х. Кунднани [Kundnani]) применяет свою экономическую силу, которая достаточна, чтобы нанести значительный урон России и при этом минимизировать собственные потери. Так, немецкая экономика достаточно благополучно пережила введение санкций против России, компенсировав потери за счет других рынков. Если в первой половине 2015 г. по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года немецкий экспорт в Россию сократился на 31,5 % (на 4,8 млрд евро), то общий объем экспорта страны вырос на 7% (на 38,7 млрд евро) [Antwort…].
Третьим фактором, все в большей степени влияющим на политику Германии на восточном направлении, является нормативный дискурс. Сторонники нормативного подхода считают, что внешняя политика, как и внутренняя, должна основываться на определенных ценностях. В их представлении Россия и Запад придерживаются сегодня разных ценностей, причем Россия является опасным вызовом для западного мира. В действиях России сторонники нормативного подхода видят реализуемую уже более десяти лет стратегию, нацеленную на воссоздание в том или ином виде Советского Союза и переформатирование глобального ‒ прежде всего европейского ‒ миропорядка [См., напр.: Russland-Experte…]. Один из представителей этой точки зрения, известный немецкий журналист Б. Райтшустер считает, что с помощью политизации вопроса об изнасиловании мигрантами 13-летней девочки Лизы, проживающей в Берлине, Россия ведет против Германии «гибридную войну», цель которой ‒ свержение федерального канцлера А. Меркель [Interview mit Russland-Experten…]. Другим примером подобной аргументации являются заявления влиятельного представителя партии ХДС, члена комитета Бундестага по внешним делам Р. Кизеветтера, обвиняющего Москву в поддержке праворадикальных движений и стремлении расколоть Европу [Roderich Kiesewetter…].
Нормативные аргументы широко распространены не только в журналистской и экспертной среде, но и среди значительной части немецкого политического истеблишмента. Так, в связи с украинским кризисом спикер по восточноевропейским вопросам партии Зеленых М. Бек призвала начать дискуссию о возможности поставок Украине летального оружия. При этом она использовала следующие аргументы: «Если немецкое общество отрицает эту мысль, оно отрицает само себя в отношении тех, кто боролся с национал-социалистами в период Второй мировой войны: поляков, голландцев, французов, британцев, американцев и Советского Союза. Мы не можем и далее игнорировать, что это также часть нашей истории. На нас вина в том, что мир вынужден был научиться иметь возможность и иметь право себя защищать» [Osteuropa-Expertin…].
Нормативный дискурс серьезным образом ограничивает действия немецких переговорщиков, создавая в общественном мнении запрос на открытость и прозрачность внешней политики страны. Например, большой скандал вызвала публикация в британской газете «Independent», которая со ссылкой на источники, близкие к переговорам между Россией и Германией, сообщила о наличии секретного плана урегулирования украинского кризиса, который якобы подразумевал, что Германия и Украина де-факто согласятся на признание присоединения Крыма к России в обмен на финансовую помощь Киеву со стороны России, прекращение поддержки Москвой Донбасса и долгосрочный газовый контракт для Украины [Land for gas…]. Несмотря на заверения немецких политиков в абсурдности подобных обвинений, любая, даже абстрактная возможность для переговоров о де-факто признании Крыма частью России со стороны Запада полностью исчезла.
На протяжении последних лет в Германии велась ожесточенная дискуссия по поводу России между нормативистами и реалистами. Первые упрекали официальный Берлин в доминировании в «восточной политике» немецких торговых интересов [См., напр.: Szabo], а вторые винили нормативистов в том, что они пытаются применять европейский ценностный подход в тех случаях, где всё далеко не так однозначно. Как, например, в случае с Украиной, где, по мнению директора влиятельного Немецкого общества внешней политики Э. Зандшнайдера, проевропейские настроения (которые Евросоюз абсолютизирует) преобладают только на западе страны [См., напр.: Martin Schulz…]. Другой прагматично настроенный эксперт по России, Х.Х. Шрёдер, вообще заявил, что «внешняя политика, ориентированная на ценности, – это бред», и ценностных различий между Россией и Западом на самом деле не существует [Hans-Henning Schröder…].
На сегодня между нормативистами и реалистами достигнут определенный компромисс, хотя остаются расхождения по вопросу, чего в немецкой политике в отношении России должно быть больше – диалога или сдерживания. По этому поводу примечательно высказался президент Европарламента М. Шульц, отвечая журналу «Шпигель» насчет последовательности политики ЕС, который сначала ввел санкции, а сейчас рассматривает Россию как партнера в сирийском вопросе: «Политика – это динамичный процесс. Когда я был молодым парнем, в 1970 году, Ясир Арафат уже был ответственен за различные теракты; через несколько лет, когда я уже стал депутатом Европарламента, тот же самый Ясир Арафат получал Нобелевскую премию мира» [“Jetzt kriegen…”].
Четвертый фактор, влияющий на формулирование приоритетов Ostpolitik, до сих пор являлся самым обсуждаемым и, как представляется, самым переоцененным. Речь идет о торгово-экономических и энергетических интересах Германии, прежде всего в отношениях с Россией.
Действительно, Германия на протяжении всей постсоветской истории России была крайне заинтересована в тесном партнерстве с Москвой. Во-первых, Россия является эксклюзивным энергетическим поставщиком для Германии. Модель немецкого энергетического рынка близка российской: Германия ограничивает доступ иностранных компаний на свой рынок в интересах собственных крупных энергетических концернов. На уровне бизнес-культуры энергетические корпорации двух стран хорошо понимали друг друга, готовы были обмениваться активами, осуществлять инвестиции и т. д. Во-вторых, Германия – это экспортно-ориентированная экономика: экспорт составляет более 50% ВВП [Die deutsche Wirtschaft…]. Поэтому немецкое правительство никогда не могло позволить себе действовать вопреки энергетическим и экспортным интересам страны.
Однако примерно с 2006 г. начинают проявляться разногласия Германии и России по ключевому элементу двустороннего партнерства – энергетике. Российско-украинский газовый конфликт 2004‒2005 гг. серьезным образом стимулировал европейские страны, в том числе Германию, на проведение единой энергетической политики внутри ЕС, направленной, среди прочего, на диверсификацию поставок. В тот момент существовало представление, что альтернативный газ в Европу могут поставлять центральноазиатские государства. Поэтому Евросоюз, и в особенности Берлин, председательствовавший в ЕС в 2007 г., приложили большие усилия для открытия этого региона мировому энергетическому рынку и развития инфраструктуры для поставок оттуда энергоресурсов. Европейский союз, и в том числе Германия, которая, как отмечают исследователи, значительно отошла в период своего председательства в ЕС от сугубо национальных приоритетов [Verhoeff, Niemann], стали требовать от России ратификации и имплементации Энергетической хартии. (Последняя устанавливает общие нормы функционирования энергетических рынков, включая сферу доступа к трубопроводному транспорту, не только для ЕС, но и для многих стран-партнеров). Россия тогда в резкой форме отказалась от этого, особенно в контексте увязки со стороны некоторых стран-членов ЕС ратификации Энергетической хартии и разработки нового договора о партнерстве и сотрудничестве между Брюсселем и Москвой [Analyse…].
Второй раунд дискуссий, когда Германия и ЕС попытались включить Россию в общеевропейское правовое поле, состоялся вокруг распространения на российские компании норм внутриевропейского законодательства о либерализации энергетических рынков (Третий энергетический пакет). В ходе переговоров с В. Путиным, отвечая на российские возражения, А. Меркель заявила: «Мой совет состоит в том, чтобы принять вещи такими, какие они есть – таково правовое положение – и использовать эти правила игры с максимальной пользой для себя. Это означает, что невозможно получить 100% мощностей трубопровода и потом надеяться на полное освобождение от регулирования» [Pressekonferenz…]. В итоге на территории ЕС Россия сегодня вынуждена в полной мере подчиняться новым нормам регулирования.
В связи с политикой санкций в России существовали ожидания, что именно экономические интересы удержат Берлин от введения серьезных ограничительных мер. Однако эти надежды не оправдались. Действительно, в экспертной среде и в крупнейших немецких компаниях, представленных на российских рынках, поначалу отмечалась определенная паника в связи с санкциями [См., напр.: Deutsche Firmen…]. Но в итоге какого-либо серьезного сопротивления со стороны промышленников политика федерального правительства не встретила.
Причина в том, что немецкие компании рассматривают санкции как важный, но далеко не первый по значимости фактор для немецкого экспорта в Россию. Как отмечается в пресс-релизе Союза пищевой промышленности Германии, «непрозрачные и затратные импортные предписания, нетарифные меры регулирования и, в конце концов, многочисленные производственные трудности уже до санкций обременяли немецкий экспорт в Россию. Позитивные показатели в последний раз были достигнуты в 2011 г., когда экспорт аграрных продуктов показал прирост в 8,1% (по сравнению с предыдущим годом), а экспорт продуктов питания – 6,9%. Но уже в 2013 г. аграрный экспорт упал на 14,9%, а по продуктам питания – на 16%». По итогам 2014 г. негативный тренд продолжился: падение экспорта составило по этим двум группам товаров 28 и 32% соответственно [Russlandexporte der deutschen…].
Влиятельный Союз машиностроителей Германии (VDMA) придерживается аналогичной позиции. Он считает, что институциональные условия ведения бизнеса сыграли даже большую роль, чем падение цен на нефть. В опубликованных материалах этой организации говорится, что зависимость от энергоресурсов, слабая диверсификация экономики и увеличивающийся государственный дирижизм ввергли российскую экономику в кризис, который усилил свое негативное влияние в несколько раз из-за ухудшающихся внешнеполитических условий [VDMA Nachrichten, с. 9]. «Падающие цены на нефть и санкции сыграли здесь роль лишь катализатора. Причина кризиса состоит в том, что необходимые реформы так и не были реализованы», ‒ отмечает глава комитета по внешнеэкономической деятельности Союза Р. Хундсдёрфер [VDMA Nachrichten, с. 1]. Речь идет, в частности, об отсутствии конкретных норм в отношении локализации производства, функционирующей системы субконтрактации, полноценной системы поддержки малого и среднего бизнеса, ориентирования образовательной системы на нужды бизнеса и т. д.
Союз машиностроителей отмечает также возросшую роль протекционистских мер, в одностороннем порядке введенных российским правительством для поддержки отечественного производителя. Как отмечается, в сфере сельскохозяйственной техники (комбайны) Россия с 1 января 2014 г. ввела импортные квоты, что привело к снижению ввоза с 2 000 до 424 машин в год [VDMA Nachrichten, с. 18]. Жалуется немецкий бизнес и на системы субвенций на покупку российской техники, которыми могут воспользоваться далеко не все иностранные машиностроительные компании, открывшие свои производства на территории России. «Отдельные производители получают прямую субсидию в размере 15% на розничную цену. Кроме этого, клиенты могут дополнительно подать заявку на льготные условия финансирования или лизинга через РосАгроЛизинг. Таким образом, фермеров и агрохолдинги всеми способами стимулируют покупать отечественную технику», ‒ отмечает VDMA [VDMA Nachrichten, с. 19].
Все это не означает, что немецкий бизнес больше не заинтересован в России. Заинтересованность сохраняется, но проблему санкций немецкие компании рассматривают в связи с множеством других проблем, главная из которых – постепенное удаление друг от друга проектов европейской и евразийской интеграции, применение взаимных протекционистских мер. Поэтому немецкий бизнес поддерживает не столько снятие санкций, сколько комплексную перезагрузку отношений с Россией, что позволило бы договориться о зоне свободной торговли между ЕАЭС и ЕС. Не случайно тема о создании зоны свободной торговли постоянно всплывает в речах многих представителей немецкого правительства, как членов ХДС, так и СДПГ (А. Меркель, Ф.В. Штайнмайера и др.). В последний раз эту идею высказал вице-канцлер З. Габриэль [Rede beim…].
* * *
Подводя итог, стоит отметить эклектичный характер немецкого внешнеполитического дискурса, которому присущи различные идейно-политические предпосылки. Символом этого эклектизма может служить концепция congagement, с помощью которой председатель авторитетной Мюнхенской конференции по безопасности В. Ишингер охарактеризовал современную политику Берлина в отношении Москвы [Meister]. По его мнению (поддержанному другим авторитетным немецким экспертом по России, Ш. Майстером [Ischinger]), Берлин должен сочетать в отношении Москвы политику сдерживания (containment) и политику вовлечения (engagement).
Эклектичность немецкой Ostpolitik – не столько проблема, сколько ресурс для немецкой дипломатии. Германия может брать на себя роль медиатора и в любой конфликтной ситуации разговаривать со всеми сторонами на «их» языке, проявляя изрядную переговорную гибкость. Оборотная сторона такого подхода ‒ наличие у Германии определенных «красных линий», или принципов, на нарушение которых она будет реагировать всеми приемлемыми для нее средствами. Нормативные, исторические и в какой-то степени реалполитические аспекты немецкой доктрины вряд ли позволят Берлину отказаться от роли «структурирующей силы» в Восточной Европе и на постсоветском пространстве.
Список литературы:
Мюллер Г. Качели дыхания. СПб. 2011.
Обращение Президента Российской Федерации, 18 марта 2014 года // Сайт президента России. URL: kremlin.ru/events/president/news/20603 (дата обращения: 30.03.2016)
Ремлер Ф. Безрезультатные переговоры: Россия и Германия не нашли общий язык // Московский центр Карнеги. URL: carnegie.ru/publications/?fa=52807 (дата обращения: 08.03.2016).
Розэ А. Меркель высказалась против ослабления антироссийских санкций // Российская газета. 19.12.2014. URL: rg.ru/2014/12/19/merkel-site.html (дата обращения: 30.03.2016)
25 Jahre Deutsche Einheit. Merkel spricht mit Schülern über die DDR // Die Bundeskanzlerin. Deutschland. URL: bundeskanzlerin.de/Content/DE/Artikel/2015/10/2015-10-13-kanzlerin-zeitzeugin.html (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Analyse: Der Energiedialog Russland – EU: 10 Jahre später // bpb: Bundeszentrale für politische Bildung. 30.03.2011. URL: bpb.de/internationales/europa/russland/48312/analyse-der-energiedialog-russland-eu-10-jah... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Antwort der Bundesregierung auf die Kleine Anfrage der Abgeordneten Thomas Lutze, Klaus Ernst, Wolfgang Gehrcke, weitrerer Abgeordneter und der Fraktion DIE LINKE. – Drucksache 18/6483 – Auswirkungen der Sanktionen der Europäischen Union gegen die Russische Föderation. – Zugriffsmodus: dipbt.bundestag.de/doc/btd/18/067/1806715.pdf (behandlungsdatum: 08.03.2016).
ARD-DeutschlandTrend. Mehrheit für Syrien-Einsatz // Tagesschau.de. 04.12.2015. URL: tagesschau.de/inland/deutschlandtrend-455.html (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Brandt W.
German policy toward the East // Foreign Policy. April 1968. Pp. 476-486.
Deutsche Einheit und europäische Einigung // Bundesregierung. URL: bundesregierung.de/Content/Infomaterial/BPA/Bestellservice/Deutsche_Einheit_und_europaei... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Deutsche Firmen zittern vor Folgen der Sanktionen // Die Welt. 29.07.2014. URL: welt.de/wirtschaft/article130690072/Deutsche-Firmen-zittern-vor-Folgen-der-Sanktionen.htm... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Deutschlands Zukunft gestalten. Koalitionsvertrag zwischen CDU, CSU und SPD. 18. Legislaturperiode. – Zugriffsmodus: bundesregierung.de/Content/DE/_Anlagen/2013/2013-12-17-koalitionsvertrag.pdf?__blob=publi... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Die deutsche Wirtschaft lebt vom Export // Germany. Trade & Invest. 08.10.2014. URL: gtai.de/GTAI/Navigation/DE/Trade/Maerkte/suche,t=die-deutsche-wirtschaft-lebt-vom-export... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Die längste Nacht // Der Spiegel. 2015. №8. S. 28.
Frydrych M.
Russian envoy for Kaliningrad arrives in Brussels // Euobserver, 2 Sept. 2002. URL: euobserver.com/news/7409 (behandlungsdatum: 08.03.2016).
“Für die Russen waren wir Freiwild” // Die Welt. 03.03.2015. URL: welt.de/geschichte/zweiter-weltkrieg/article138008854/Fuer-die-Russen-waren-wir-Freiwild.... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Germany in a new Europe? // German Politics. 2001. Vol. 10, № 1, pp. 107-116.
Globalisierung gestalten – Partnerschaften ausbauen – Verantwortung teilen. Konzept der Bundesregierung // Auswärtiges Amt. Deutschland. URL: auswaertiges-amt.de/cae/servlet/contentblob/608384/ publication File/169965/Gestaltungsmaechtekonzept.pdf (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Hans-Henning Schröder: “Eine werteorientierte Außenpolitik ist Quatsch” // Russia beyond the headlines. 16.02.2016. URL: de.rbth.com/politik/2016/02/16/hans-henning-schroeder-es-gibt-keine-grosse-wertedifferenz_568... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Interview mit Russland-Experten "Merkel hängt am seidenen Faden": Wie Putin jetzt die Kanzlerin stürzen will // Focus. 01.02.2016. URL: focus.de/politik/deutschland/hybrider-angriff-aus-russland-merkel-haengt-am-seidenen-fade... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Ischinger W.
Eine Aufgabe für Generationen // Internationale Politik. 2015. №1. S. 35.
“Jetzt kriegen wir die Quittung” // Spiegel. 2015. №49. S. 41.
Kundnani H. Germany as a Geo-economic Power // The Washington Quarterly. Vol. 34. № 3. Pp. 31-45.
Land for gas: Merkel and Putin discussed secret deal could end Ukraine crisis // Independent. 31.07.2014. URL: independent.co.uk/news/world/europe/land-for-gas-secret-german-deal-could-end-ukraine-cri... (date of access: 08.03.2016).
Leonard M., Popescu N. A Power Audit of EU-Russia relations. – Mode of access: ecfr.eu/page/-/ECFR-02_A_POWER_AUDIT_OF_EU-RUSSIA_RELATIONS.pdf (date of access: 08.03.2016).
Martin Schulz und Eberhard Sandschneider: "Wir haben Machtpolitik verlernt" // Wirtschafts Woche. 11.03.2014. URL: wiwo.de/politik/europa/martin-schulz-und-eberhard-sandschneider-wir-haben-machtpolitik-ve... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Meister S.
Thesen für eine neue deutsche Russlandpolitik. Handlungsspielräume, Ziele und neun Empfehlungen. DGAPkompakt 3 // DGAP. 24.03.2015. URL: dgap.org/de/think-tank/publikationen/dgapkompakt/thesen-fuer-eine-neue-deutsche-russlandpoli... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Merkel in Moskau. Gemeinsame Ehrung der Weltkriegsopfer // Die bundesregierung. Deutschland. URL: bundesregierung.de/Content/DE/Reiseberichte/2015-10-05-bkin-zu-gedenken-min-moskau.html (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Osteuropa-Expertin der Grünen kritisiert prinzipielles Nein zu Waffenlieferungen // Süddeutsche zeitung. 09.02.2015. URL: sueddeutsche.de/politik/ukraine-krieg-osteuropa-expertin-der-gruenen-kritisiert-prinzipie... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Pressekonferenz von Bundeskanzlerin Angela Merkel und dem Präsidenten der Russischen Föderation, Wladimir Putin in Moskau // Die Bundesregierung. Deutschland. 16.11.2012. URL: bundesregierung.de/ContentArchiv/DE/Archiv17/Mitschrift/Pressekonferenzen/2012/11/2012-1... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Rede beim Deutsch-Russischen Forum: Gabriel für "Neuanfang" des Dialogs mit Russland // Der Tagesspiegel. 17.03.2016. tagesspiegel.de/politik/rede-beim-deutsch-russischen-forum-gabriel-fuer-neuanfang-des-dia... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Rede von Außenminister Guido Westerwelle “Ostpolitik im Zeitalter der Globalisierung” vor dem Politischen Club der Evangelischen Akademie Tutzing, 29.06.2013 // Auswärtiges Amt. Deutschland. URL: auswaertiges-amt.de/DE/Infoservice/Presse/Reden/2013/130629-BM-EA_Tutzing.html (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Roderich Kiesewetter (CDU): "Putin bedroht den Zusammenhalt Europas" // Deutschlandfunk. 02.02.2016. URL: deutschlandfunk.de/roderich-kiesewetter-cdu-putin-bedroht-den-zusammenhalt.694.de.html?dr... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Russland-Experte Reitschuster im Interview “Putin selbst ist russenfeindlich” // Tagesschau.de. 02.09.2014. URL: tagesschau.de/ausland/putin-russland-ukraine-100.html (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Russlandexporte der deutschen Agrar- und Lebensmittelwirtschaft. – Zugriffsmodus: docs.dpaq.de/8687-dpa-russlandsanktionen-zahlen.pdf (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Schroeder G. Deutsche Russlandpolitik - europäische Ostpolitik // Die Zeit. 15/2001. URL: zeit.de/2001/15/Deutsche_Russlandpolitik_-_europaeische_Ostpolitik (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Szabo S.
Germany's Commercial Realism and the Russia Problem // Survival: Global Politics and Strategy, 2014, Vol. 56, №5, pp. 117-128.
Timmins G.
German–Russian Bilateral Relations and EU Policy on Russia: Between Normalisation and the ‘Multilateral Reflex’ // Journal of Contemporary European Studies, 2011. Vol. 19, № 2, pp. 189-199.
Ukraine-Krise: Nato-Oberbefehlshaber verärgert Alliierte. // Spiegel. 07.03.2015. URL: spiegel.de/politik/ausland/nato-oberbefehlshaber-philip-breedlove-irritiert-allierte-a-10... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Unabhängigkeitserklärung: Deutschland erkennt Kosovo an // Spiegel. 20.02.2008. URL: spiegel.de/politik/deutschland/unabhaengigkeitserklaerung-deutschland-erkennt-kosovo-an-a... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
VDMA Nachrichten. 2015. №3. – Zugriffsmodus: vdma.org/documents/ 105628/7624659/VDMA-Nachrichten_Der%20russische%20Markt%20im%20Stresstest_2015_ 03.pdf/9061195b-7563-449a-ac1b-914112cfa7e6 (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Verhoeff E., Niemann A. National Preferences and the European Union Presidency: The Case of German Energy Policy towards Russia // Journal of Common Market Studies, 2011, Vol. 49, № 6, pp. 1271–1293.
Von der Leyen verspricht den baltischen Staaten Unterstützung // Bundesministerium der Verteidigung. Deutschland. URL: bmvg.de/portal/a/bmvg/!ut/p/c4/NYtNC8IwEET_UTaBIujN0ouIFxG1vaVpSFfzxXZbL_54k4Mz8A7zGBigNO... (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Wessels W.
Germany in Europe:return of the nightmare or towards an engaged Germany in a new Europe? // German Politics. 2001. Vol. 10, № 1, pp. 107-116.
Westerwelle unterstützt friedliche Proteste // Deutsche Welle, 5.12.2013. URL: dw.com/de/westerwelle-unterst%C3%BCtzt-friedliche-proteste/a-17272351 (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Wie Gorbatschow der Einheit zustimmte // DW. 10.02.2010. URL: dw.com/de/wie-gorbatschow-der-einheit-zustimmte/a-5224357 (behandlungsdatum: 08.03.2016).
Читайте также на нашем портале:
«Политика Евросоюза в отношении стран постсоветского пространства в контексте евразийской интеграции» Доклад подготовлен группой экспертов во главе с Тамарой Гузенковой
«Политические партии Германии: вызовы системной трансформации » Сергей Бирюков
«Проблема иммиграции и концепция «ведущей культуры» в немецкой политике» Елена Пинюгина
«О некоторых тенденциях в оборонной политике Германии» Меден Наталия