В 1961 г. немецкий историк Фриц Фишер издал 800-страничную книгу «Рывок к мировому господству» (Griff nach der Weltmacht), в которой на основе многочисленных незадолго до этого открытых документальных источников показал, что Германия преследовала наступательные цели в Первой мировой войне. Вдобавок историк провел мысль об определенной политической преемственности кайзеровской, фашистской и послевоенной Германии. В ФРГ его выводы вызвали бурную реакцию со стороны как профессиональных историков, так и широкой публики. Аргументированное авторское мнение шло вразрез с устоявшимися в немецкой историографии интерпретациями. Распространению взглядов Ф. Фишера и его известности помогли в первую очередь СМИ. Исследование немецкого историка вызвало интерес зарубежных коллег и серьезную полемику в науке. Несмотря на неоднозначные оценки, эта работа в итоге стала классикой международной историографии.
В преддверии 100-летия начала Первой мировой войны журнал «Journal of contemporary history» посвятил целый номер обсуждению места и роли книги Ф.Фишера в изучении этой темы. Во вступлении А. Момбауэр (старший преподаватель истории, Открытый университет, Великобритания) отмечает, что концепция историка и разразившаяся вокруг нее дискуссия по-прежнему вызывают интерес. Это прекрасный пример того, как исторические исследования взаимосвязаны с политической и научной обстановкой. Понять полемику вокруг книги Фишера можно только с учетом политического и культурного фона и положения дел в исторической науке. Это хороший пример, показывающий возможности и ограничения исторического анализа, а также требований, предъявляемых к истории (1).
С. Петцольд (университет Лидса, Великобритания) рассматривает становление идеологических и исторических взглядов Ф. Фишера (3). Фриц Фишер родился в 1908 г. в маленьком городке на юге Германии, где его отец был государственным служащим среднего звена. В университете Фишер изучал протестантскую теологию и историю; тогда же он вступил в христианскую студенческую корпорацию.
На формирование мировоззрения историка повлияло его происхождение. Выходец из нижнего слоя нового среднего класса, он был далек от образованных представителей элиты и от национально-консервативных историков. В университетах Веймарской республики еще сильны были позиции так называемых мандаринов – интеллектуальных аристократов, прославлявших кайзеровскую Германию. Студенту Ф. Фишеру были ближе национально-революционные, социал-демократические или национал-социалистические идеи. Ф. Фишер разделял «нацистскую идеологию потому, что это была возможность дистанцироваться от буржуазно-национально-консервативных историков, доминировавших в университетской среде в начале и середине 1930-х годов» (3, с. 273).
В 1933 г. Ф. Фишер вступает в отряд штурмовиков, впоследствии работает политическим инструктором в местном подразделении партии. К 1935 г., полагает С. Петцольд, его взгляды определились. Один из его учителей, профессор Берлинского университета Г. Онкен, был уволен после вмешательства историка-фашиста B. Франка. Ф. Фишер хоть и испытывал чувство лояльности к своему учителю, но не пожалел о его увольнении и выступил с критикой устаревших либерально-консервативных взглядов профессора, следуя линии критики, проводимой В. Франком. В январе 1938 г. Ф. Фишер становится членом НСДАП. В эти годы меняются его научные интересы, изучение теологии становится все более сложным из-за политической ситуации и общей атмосферы в университете, и он переходит на философский факультет. Лекции нацистского историка К. Плейера, которые Ф. Фишер посещал, стимулировали его интерес к истории. В то же время нацисты проводили реформу исторической науки. Из университетов увольнялись старые профессора, их места занимали члены партии или сочувствующие. Историческая государственная комиссия, возглавляемая Г. Онкеном, была расформирована, вместо нее учрежден имперский институт истории новой Германии, которым руководил В. Франк.
В 1942 г. Ф. Фишер получил пост профессора современной истории в университете Гамбурга. К этому времени, утверждает С. Петцольд, он уже был сформировавшимся историком-нацистом и эти убеждения сохранял до конца Второй мировой войны. Но в период с 1945 по апрель 1947 г., когда Ф. Фишер являлся военнопленным американских вооруженных сил, его взгляды коренным образом изменились. Он пересмотрел и отношение к нацизму, и представления об историческом прошлом Германии.
В 1950-е годы Ф. Фишер оказался на задворках исторической профессии. С. Петцольд объясняет это тем, что в университетах стала восстанавливаться буржуазная национально-консервативная идеология. Ф. Фишер примкнул к меньшинству западногерманских интеллектуалов и историков, возмущавшихся реставрационными настроениями. В эти годы он знакомится с британской исторической наукой, начинает общаться с британскими и американскими коллегами. Вовлеченность в международный научный диалог, изучение иностранного научного и педагогического опыта подкрепляют его переосмысление немецкой истории.
В статье X. Погге фон Штрандмана (профессор истории, Оксфорд, Великобритания) говорится о том резонансе, который вызвала книга Ф. Фишера в ФРГ (2). Профессиональные национально-консервативные историки разных поколений (Г. Риттер, З. Цехлин, Г. Манн и др.) крайне негативно оценили концепцию Ф. Фишера. Как стало ясно спустя годы, пишет автор, кампания критики была скоординирована. Но антифишеровский фронт не был единым, его участники выражали разные точки зрения и отбирали разные положения для критических замечаний. Тем не менее некоторые молодые историки (X. Гребинг, X. Ладемахер и др.) положительно оценили работу коллеги.
Погге фон Штрандман указывает, что концепция Ф. Фишера и пошатнула два важнейших пункта немецкой историографии Первой мировой войны. Во-первых, Ф. Фишер оспорил устоявшееся мнение, что Германия преследовала оборонительные цели. Немцы верили в это в 1914 г. и продолжали верить в середине 1960-х годов, пишет автор. Во-вторых, было опротестовано утверждение английского премьер-министра Д. Ллойд-Джорджа о том, что все державы несут одинаковую ответственность за развязывание войны. Критика Ф. Фишером действий германского канцлера Т. фон Бетман-Гольвега, указание на преемственность между Первой и Второй мировыми войнами, свидетельства нежелания немецкого правительства добиться мирного урегулирования во время июльского кризиса 1914 г. – «все это нервировало старшее поколение историков, которые считали себя “хранителями” национального самосознания и опасались за стабильность германской политической культуры. Тот факт, что аргументы Ф. Фишера основаны на огромном количестве документальных доказательств, преимущественно правительственных документов, добавлял поводов для беспокойства» (2, с. 253–254) Национально-консервативные историки, продолжает автор, обвиняли Ф. Фишера в предательстве немецкого патриотизма, нарушении «национального табу» (признание вины и ответственности Германии за развязывание войны), его обвиняли в измене, а книгу назвали «национальной катастрофой».
Иную позицию заняли журналисты, но, конечно, не все. Первые положительные отзывы появились в газете «Die Welt», хотя книгу в ней назвали «провокационной». Примерно в том же духе выдержаны отзывы «Süddeutsche Zeitung». Но главные рецензии были опубликованы в авторитетном журнале «Der Spiegel» под общим заголовком «Вильгельм Завоеватель». Авторство этих рецензий до сих пор не известно; возможно, их написал редактор журнала Р. Огштайн, который самым активным образом поддерживал историка. Вскоре о Ф. Фишере заговорили на радио и телевидении, одна из радиостанций организовала чтение его книги в эфире.
Большинство журналистов, в отличие от историков, приняли его интерпретацию целей Германии в Первой мировой войне и переоценку личности и политики Т. фон Бетман-Гольвега; они подхватили идею автора о преемственности между Первой и Второй мировыми войнами и развили ее, напомнив об экспансионистской политике Третьего рейха. Журналисты поняли, пишет Погге фон Штрандман, что книга Ф. Фишера – не просто историческое исследование немецкой политики периода Первой мировой войны. Фишер бросил вызов общепринятой исторической интерпретации истории Германии в XX в. в целом, указав на схожие моменты в двух мировых войнах.
Страсти накалились еще сильнее, когда в 1963 г. Ф. Фишера пригласили прочитать курс лекций в США. Официальные круги ФРГ запретили поездку, мотивируя это тем, что ученый будет распространять предвзятую точку зрения об истории Германии. Ведь Фишер, как утверждали критики, «неправильно рассматривал международную политику кайзеровской Германии, которая была прелюдией к политике Гитлера», к тому же в своей критике историк превзошел «обвинения в развязывании войны, высказанные в Версальском мирном договоре» (2, с. 259–260). После долгих обсуждений и переговоров разных ведомств благодаря настойчивости американских историков Ф. Фишеру разрешили поехать в США.
В канун пятидесятилетия начала Первой мировой войны политический истеблишмент обозначил свое видение исторической роли Германии, тем самым дав понять, на чьей он стороне в деле Ф. Фишера. Федеральный канцлер ФРГ Л. Эрхард и глава Бундестага присоединились к критикам Ф. Фишера, публично заявив, что Германия не несет никакой ответственности за начало Первой мировой войны.
В октябре 1964 г. в Берлине состоялся Конгресс историков-германистов. Одно из заседаний было посвящено исследованию Ф. Фишера, оно продолжалось пять часов, за его ходом следили около 2 тыс. участников. Вскоре стало ясно, что большинство присутствующих, среди которых было много студентов, поддерживают Ф. Фишера.
Со временем интерес к этой теме стал снижаться. Точка зрения Ф. Фишера постепенно утвердилась в историографии. В 1970–1980-е годы историк получил несколько почетных наград и научных степеней: Оксфорда, Университета Сассекса и Университета Восточной Англии (Великобритания), Университета Касселя (ФРГ); его избрали почетным членом Британской академии и Американского исторического общества.
Спор о книге Ф. Фишера может рассматриваться как решающий момент в историографии ФРГ, отмечает X. Погге фон Штрандман. По влиянию на немецкое общество с ним не сравнится ни одна другая историческая дискуссия 1980–1990-х годов.
Восточногерманские историки – специалисты по Первой мировой войне, по словам М. Стиба (профессор истории Университета Шеффилд Халлам, Великобритания), в равной степени старались поддерживать связь и в то же время идеологически дистанцироваться от «школы Ф. Фишера» (4). Книга Ф. Фишера вышла в свет, когда официальные отношения историков двух Германий были сложными. В 1958 г. на историческом конгрессе в Трире историки ГДР официально прекратили отношения с Немецкой исторической ассоциацией. В свою очередь, западногерманские ученые заявили о непризнании Общества немецких историков, созданного в марте 1958 г. в Лейпциге. По мнению М. Стиба, этот раскол объясняет то, что восточногерманские историки больше интересовались полемикой, а не содержанием книги Ф. Фишера. Нападки на исследование вызваны страхом империалистов Запада перед разоблачениями военных амбиций их предшественников, писали в прессе ГДР (4, с. 316).
Но естественно, восточногерманскими историками предлагались и более взвешенные, содержательные оценки. Следует отметить, что имя Ф. Фишера уже было знакомо в ГДР. В начале 1960-х годов он и его ученики переписывались, встречались в архивах, обменивались книгами и статьями с руководителем Научной группы по изучению Первой мировой войны Р. Клейном. Вскоре Ф. Фишер познакомился и с другими ведущими историками ГДР (И. Петцольдом, В. Гутше). В рецензиях на его ранние статьи приветствовались «эмпирически богатые и честные усилия историка исправить ложные и опасные шовинистические германские, вернее, западногерманские позиции в современной историографии» (4, с. 323).
И. Петцольд, который в начале 1960-х годов опубликовал подборку документов по Первой мировой войне, положительно оценил исследование Ф. Фишера как подтверждающее некоторые положения гэдээровской историографии. Другой историк, Р. Клейн, писал, что это – одна из наиболее значимых и замечательных книг, созданных немецким историком в послевоенные годы. Для Р. Клейна, полагает М. Стиб, отношения с Ф. Фишером были особенно важны. Р. Клейн считал, что период до 1945 г, – это общее прошлое, поэтому его следует изучать сообща, объединив усилия историков обеих Германий. Вообще, Р. Клейн был сторонником открытого и широкого научного диалога с «прогрессивными» историками Запада, рассматривая его как способ преодоления разрывов «холодной войны» и одновременно как средство совершенствования марксистской науки.
По мнению М. Сгиба, историки ГДР оценивали Ф. Фишера как «буржуазного реалиста», имея в виду, что он смог понять реальные корни германского империализма, но не смог пойти дальше, к признанию социализма. Это вполне благоприятная оценка, пишет автор, в отличие, например, от отношения к историкам Билефельдской школы, которых обвинили в «псевдомарксизме» и запретили въезд в ГДР. Значимость фигуре Ф. Фишера добавляла твердость его позиции – он отказывался пойти на компромисс. «В основном Ф. Фишер рассматривался как одинокий мученик в борьбе за выражение “прогрессивных взглядов”, что делало его идеальным примером, демонстрирующим “реакционный” характер западногерманской историографии и косвенно подтверждающим прогрессивный характер восточногерманской исторической науки» (4, с. 326).
Исследование Ф. Фишера повлияло на периодизацию немецкой истории. До 1961 г. восточногерманские историки были вынуждены использовать советскую периодизацию, согласно которой Октябрьская революция 1917 г. положила начало новой исторической эпохе. Положительное отношение к интерпретации Ф. Фишера позволило Р. Клейну и его коллегам использовать национальную форму периодизации в трехтомном исследовании по Первой мировой войне. Тем самым авторы показали, что Первая мировая война и революция в Германии в ноябре 1918 г. – часть общего исторического прошлого, а не прелюдия к образованию отдельного государства ГДР и его историографии, пишет М. Стиб. Таким образом группа Р. Клейна дистанцировалась от советской интерпретации истории. В начале 1980-х годов Ф. Фишер выступал в ГДР на научных конференциях и получил почетную докторскую степень.
Позиция австрийских историков обсуждается в статье Г. Кроненбиттера (преподаватель истории в Университете Аугсбурга, ФРГ, приглашенный профессор университета Вены и Дипломатической академии, Австрия). Их реакция на пересмотр интерпретаций Первой мировой войны была довольно сдержанной (5). В 1965 г. в Вене проходил XII Международный исторический конгресс. Одно из заседаний было посвящено политическим проблемам Первой мировой войны, на нем был озвучен доклад немецкого историка Г. Риттера (он не смог выступить из-за болезни), главного оппонента Ф. Фишера. Фактически Г. Риттер еще раз подтвердил свое несогласие с его оценками политики Т. фон Бетман-Гольвега накануне и во время войны. Ф. Фишер дал подробный и аргументированный ответ. Таким образом, пишет Г. Кроненбиттер, дебаты немецких историков вышли на международный уровень. К тому же к 1965 г. это был уже не просто спор ученых о прошлом, а горячая полемика о национальной идентичности и роли историографии в послевоенной Западной Германии. Австрийские историки, по большей части, не вмешивались в дискуссию, только в конце заседания взял слово тогда молодой историк Ф. Фельнер (Зальцбургский университет) и поддержал позицию Ф. Фишера.
К тому времени Ф. Фельнер не был новичком в историографии Первой мировой войны, ранее он подготовил к публикации дневники австрийского политика Й. Редлиха – прекрасный источник по истории австрийской монархии начала XX в., пишет Г. Кроненбиттер. Положительно о работе Ф. Фишера отозвался и Р. Нек (государственный архивариус).
Интерес к Первой мировой войне, конечно, стимулировало и пятидесятилетие ее начала. Но, как отмечает Г. Кроненбиттер, австрийцев больше интересовали подробности убийства австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда, а не начало войны как таковое.
В ФРГ книга Ф. Фишера со временем стала классической, чему отчасти содействовал развернувшийся вокруг нее скандал. Особое негодование вызвали мысли автора о преемственности менталитета немецкой политической элиты кайзеровской Германии, Третьего рейха и, может быть, не столь явно, послевоенной Германии. «Кампания против Ф. Фишера с ее авторитарной тактикой и риторикой национальной чести доказала правоту Ф. Фишера и его школы – западногерманскому научному сообществу еще только предстояло отказаться от устаревшей позиции защитников отечества» (5, с. 348). Австрийских историков больше занимали другие исторические темы: распад империи, нестабильность Первой республики, Аншлюс, создание независимого государства после Второй мировой войны. Для них было важно проследить корни австрийской государственности.
Наиболее значимый вклад в развитие австрийской историографии Первой мировой войны, по мнению Г. Кроненбиттера, сделал в 1960-1970-е годы Ф. Фельнер. Он подготовил к печати мемуары А. Хойеша (начальник канцелярии МИД Австро-Венгрии), который во время миссии в Берлине активно препятствовал мирному урегулированию июльского кризиса. Ф. Фельнер дополнил мемуары своей статьей, освещающей роль Австро-Венгрии в развязывании войны. В своих размышлениях о миссии в Берлине и о роли А. Хойеша во внешней политике страны накануне и во время войны Ф. Фельнер отметил, что мировоззрение австрийских политиков не очень сильно отличалось от того, что описано в книге Ф. Фишера. Согласно Ф. Фельнеру, А. Хойеш и молодые дипломаты Габсбургской империи были воинственно настроены еще до июльского кризиса.
Статья Ф. Фельнера, продолжает Г. Кроненбиттер, могла рассматриваться как приглашение к дальнейшему изучению ментальности политической элиты в духе Ф. Фишера. Позже некоторые иностранные историки (Дж. Лесли, Р. Бридж) продолжили эту линию исследований. Но вообще, отмечает автор, ни публикации Ф. Фельнера, ни доступные интереснейшие архивные материалы не подтолкнули австрийских специалистов к тому, чтобы начать пересмотр и обсуждение истории конца XIX – начала XX в.
Во Франции, как показывает Дж. Кейгер (профессор истории, Кембридж, Великобритания), ни книга Ф. Фишера, ни дискуссия о ней, развернувшаяся в ФРГ, большого резонанса не вызвали (6). По мнению автора, это объясняется как политической ситуацией в стране, так и положением дел в исторической науке. В начале 1960-х годов значительная часть архивов и личных коллекций периода Первой мировой войны оставались закрытыми, а в исследовании Ф. Фишера были использованы недавно обнародованные документы. Вопрос об ответственности за развязывание Первой мировой войны, как и история Второй мировой войны, все еще оставались во Франции болезненными темами. Кроме того, с начала 1950-х годов между французскими и западногерманскими историками были налажены тесные профессиональные связи вплоть до подготовки совместных рекомендаций по преподаванию истории в этих странах, в которых, в частности, говорилось, что «документы не позволяют установить намеренную волю к развязыванию европейской войны какого-либо правительства или какого-либо лица» (цит. по: 6, с. 364).
Реакция со стороны французских историков была незначительной еще и потому, что книга Ф. Фишера посвящена Германии, а о Франции и французской политике в ней было только несколько упоминаний. К тому же мэтр французской исторической науки П. Ренувен довольно критически оценил исследование немецкого коллеги. В своем отзыве он указал, что Ф. Фишер недостаточно знаком с французскими исследованиями по Первой мировой войне. Признавая значимость проделанных архивных изысканий и соглашаясь с оценкой, данной политике Т. фон Бетман-Гольвега, П. Ренувен пренебрежительно отозвался о главе, рассказывающей о причинах войны, указав на то, что в ней не приводится никаких новых документов. По его мнению, взгляды Ф. Фишера близки к тому, что уже было сказано французскими историками. При этом П. Ренувен признал, что исследование Ф. Фишера привносит новые подробности и важные аргументы. Дж. Кейгер, в свою очередь, отмечает, что П. Ренувен был среди тех, кто разрабатывал стандарты для франко-германского учебника истории и поддерживал профессиональные контакты с Г. Риттером, главным критиком Ф. Фишера в ФРГ.
Наряду с этим, продолжает Дж. Кейгер, следует отметить разницу профессиональных подходов. Ф. Фишер сконцентрировался на внутренних разногласиях, влиявших на внешнюю политику, тогда как французские исследователи больше интересуются переплетением политических, экономических и финансовых отношений между странами, включая Германскую империю. Особое внимание Фишера к проблеме ответственности кайзеровской Германии за развязывание войны было воспринято многими французскими историками как желание свести счеты с немецким обществом и отдельными историческими личностями. Не одобрили они и обильное цитирование документов, а также «слишком живую и тревожную» манеру изложения Фишера, так контрастирующую с академическим французским стилем.
Британские историки, как показывает в своей статье Т. Отт (профессор истории, Университет Восточной Англии), книгу Ф. Фишера оценили по-разному (7). Автор объясняет это особенностями исторической науки Великобритании. Проблемы, затронутые Ф. Фишером, не могли так взволновать английское общество, как это было в ФРГ, и вызвать такую же общественную и политическую реакцию. Британские мэтры, «одетые в твид и привыкшие к уединенным размышлениям», иронично пишет Т. Отт, отреагировали, как «ошеломленные прохожие» (7, с. 377). Ни один из вопросов, поднятых Ф. Фишером, не мог быть предметом спора в Великобритании, где с гораздо большим интересом изучались такие темы, как эпоха Тюдоров, Реформация, а также политика умиротворения 1930-х годов. Сказались и различия в подходах к написанию исторических сочинений: англичане придают большое значение литературному стилю и манере изложения и традиционно упрекают немецких коллег за излишнюю многословность и сухость их трудов. Даже такой известный историк, как Дж. Барраклоу, в 1961 г. предупреждал Ф. Фишера, что его книгу вряд ли переведут на английский язык, потому что она очень объемная. Кроме того, продолжает автор, в Британии нет устоявшейся традиции научных школ, дискуссии ведутся между отдельными учеными, поэтому полемика «школа Ф. Фишера против школы Г. Риттера» там просто немыслима. Английские исследователи гораздо менее политизированы по сравнению с немецкими. Таким образом, ситуация в исторической науке страны не способствовала возникновению споров о книге Ф. Фишера. Тем не менее британские историки отреагировали на нее, хотя и позже, чем их коллеги на континенте.
Первые отзывы появились в начале 1960-х годов, еще до перевода книги на английский, в «Times literary supplement», где она рассматривалась вместе с двухтомным изданием дипломатических документов Германии после 1918 г. Этой публикации посодействовал Дж. Барраклоу, который переписывался с Ф. Фишером. Затем специалист по истории Пруссии Ф.Л. Карстен опубликовал две рецензии, в которых отметил тщательную работу с многочисленными архивными материалами. Но к тому, как Ф. Фишер оценил мотивы действий политиков, он отнесся более сдержанно.
Во второй половине 1960-х годов в среде британских историков, особенно молодых, появляется интерес к событиям недавнего прошлого, в том числе и к Первой мировой войне. В 1967 г. книгу Ф. Фишера переводят на английский язык. В специально написанном предисловии историк Дж. Джолл выделяет три важных момента этой работы.
1. Ф. Фишер проследил взаимосвязь между военными целями Германии и общим настроем политиков накануне войны.
2. Автор показывает то упорство, с которым немецкие политики преследовали экспансионистские цели.
3. Обновленные и уточненные сведения о личности и политике канцлера Т. фон Бетман-Гольвега пошатнули устойчивое мнение о нем как о трагической фигуре, умеренном либерале, не сумевшем противостоять ультранационалистам (7, с. 389).
Со временем в работах некоторых историков (Дж. Барраклоу, Г. Хинсли и др.) стали проявляться отголоски точки зрения Ф. Фишера. К концу 1960-х годов его позиция в британской историографии укрепилась. Немецкий историк сотрудничал с британскими коллегами, он был удостоен почетных званий нескольких университетов. Отчасти под влиянием его исследования британские специалисты по истории дипломатии обратились к архивным документам и материалам начала XX в.
По материалам:
1. Mombauer A. Introduction: The Fischer controversy 50 years on // J. of contemporary history. - L., 2013,- N 48, Vol. 2,- P. 231-240 DOI: 10.1177/0022009412472712.
2. Pogge von Strandmann Н. The political and historical significance of the Fischer controversy // Ibid. - P.251-270. - IXH 10.1177/0022009412472714.
3. Petzold S. The social making of a historian: Fritz Fischer's distancing from bourgeois-conservative historiography, 1930-60// Ibid P. 271-289. - DOI: 10.1177/0022009412472701.
4. Stibbe М. Reactions from the other Germany: The Fischer controversy in the German Democratic Republic// Ibid. - P.315-33.’ DOI: 10.1177/0022009412472717.
5. Kronenbitter G. Keeping a low profile - Austrian historiography and the Fischer controversy// Ibid. — P.333—349. — DOI: 10.11 ' 0022009412472720.
6. Keiger J.F.V. The Fischer controversy, the war origins debate .ml France: A non-history // Ibid. - P. 363-375. - DOI: 10.1177/ 1Ю22009412472715.
7. Otte T.G. «Outcast from history»: The Fischer controversy and British historiography // Ibid. - P. 376-396. - DOI: 10.1177/ 0022009412472719.