В современной российской политической науке тема идентичности занимает весьма заметное место, хотя в нашей стране интерес к этой теме начал проявляться весьма фрагментарно в начале 1980-х годов в исследованиях психологов и социологов. В монографических публикациях того времени встречается лишь упоминание о социальных моделях идентичности, прежде всего о чувстве тождества с позитивной референтной группой. Ситуация меняется принципиально в начале 1990-х годов, когда в проекты социологов (В. Ядов, С. Климова) и психоаналитиков (В. Брушлинский, концепция «я-общество», рассматриваемая через призму взаимоотношения «Я» со «своей группой» и «своей группы» с «другими» через призму категории «социальная дистанция») вклинивается тема идентификации политических ценностей.
В России в начале 1990-х годов среди эмпирических исследований наиболее значимыми были проекты, выполненные сотрудниками Института социологии РАН в рамках общеинститутской программы «Альтернативы социальных преобразований в российском обществе в 1991-1994 гг.». В это время под руководством В. А. Ядова был реализован проект «Изменения в идентификации личности» (май 1992 г. – ноябрь 1994 г.). Параллельно проводились интенсивные исследования небольших целевых групп (рабочие, инженеры, занятые на государственных и частных предприятиях, биржевые брокеры и студенты). Наиболее существенным был вывод о доминировании негативной модели идентификации в посткоммунистическом пространстве, когда наряду с разрушением идеологического строя были изменены и экономические основы общества (Процессы идентификации..., 2004). В кризисном обществе идентификация идет по принципу «от противного» (люди быстрее осознают, с кем они себя не идентифицируют). Фактически вплоть до 2003 г. доминировало представление о кризисной и негативных моделях политической идентичности в современной России (Гудков, 2004). Предпринимались попытки проанализировать полученные данные в рамках различных теоретических подходов (социологических и социопсихологических), в частности, с точки зрения формирования классовых солидарностей (тенденция практически не наблюдается), применительно к теории расширения «символического капитала». В рамках психоаналитического подхода исследовалась агрессивность к «чужим» группам, в когнитивистской психологии изучалось формирование символических, не побуждающих к социальному действию идентификаций (Альтернативы социальных., 1995, с. 96). Параллельно в рамках НИП «Социально-психологические механизмы идентификации» (руководитель – С. Г. Климова) был реализован второй проект (Возможности методики., 1993, с. 69-83). Попытка классификации типов политического сознания россиян на основе политической идентификации предпринята Б. Орловым (Орлов, 1997). В 1998 г. в рамках комплексного анализа состояния российского общества к теме политической идентичности обратились также сотрудники РНИСиНП (Осенний кризис., 1998). Исследованием политической идентичности россиян достаточно активно занимается также Фонд «Общественное мнение».
Можно отметить региональный проект «Политический Петербург», проводимый с 1998 г. Центром эмпирических политических исследований философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета [1]. К 2009 г. стало очевидно, что традиционная методика определения степени соответствия идеологической, партийной и персонифицированной политической идентичности в российских условиях более не работает, необходимо учитывать фактор политизации социальных форм идентичности (статусной, профессиональной, конфессиональной, религиозной, этнической, гендерной и т. д.).
Во второй половине 1990-х годов отечественные ученые обращали особое внимание на региональную идентичность (Р. Ф. Туровский, Л. Д. Гудков, Е. Ю. Мелешкина, Н. А. Шматко, Ю. Л. Качанов) преимущественно в контексте обсуждения специфики региональных политических режимов (Гудков, 1996, с. 318-327; Мелешкина, 1999; Туровский, 1999, с. 87-136; Шматко, Качанов, 1998, с. 94-98). Исключительно популярными в это время стали проблемы этнического самосознания как элемента политической культуры и фактора процессов интеграции и дезинтеграции современных государств в работах этнографов и социологов (Губогло М. Н., Кудрявцев И. Е., Шестаков А. А., Чагилов В. Р., Лебедева Н. М., Светлицкая Е. Б. ) (Кудрявцев, 1997, с. 77-94; Светлицкая, 1997, с. 72-81; Идентификация идентичности..., 1998; Шестаков, 1998, с. 152-161; Лебедева, 1999, с. 48-58; Чагилов, 1999; Губогло, 2003). В это же время активно рассматривались политические аспекты национальной идентичности в контексте тенденций глобализации (Зотова О. М., Золотарева Е. В., Иордан М. В. и др.) (Вила, 1999, с. 91-105; Глобализация и поиски., 1999; Золотарева, 1997, с. 178-179; Зотова, 1999, с. 154-162; Иордан, 1993, с. 26-32). В этом вопросе отечественные исследователи шли в русле работ М. Кастельса («Информационное общество», «Власть идентичности»). Кроме того, во второй половине 1990-х годов активно исследовались политизированные формы этнической идентичности (В. А. Ачкасов, Л. М. Дробижева) (Ачкасов, 1997). Эта тема несколько позднее была подхвачена В. Малаховым (Малахов, 2001; 2007).
Одним из первых к проблеме политической идентичности как партийной в первоначальной трактовке этого феномена, предложенной «мичиганской четверкой», обратился Г. П. Артемов, усложнив ее анализом политических ценностей и установок избирателей (Артемов, 2000; 2002). На рубеже XX-XXI вв. некоторые политологи, ссылаясь на неустойчивость российской партийной системы и избыточное количество политических организаций, достаточно скептически высказываются по поводу возможности применения теории партийной идентичности (В. Я. Гельман) в России, игнорируя факт множественности моделей политической идентичности. Проведенные эмпирические исследования (формализованные интервью) с использованием даже самого элементарного методического инструментария позволяют зафиксировать устойчивые самооценки персонифицированного уровня политической идентичности и достаточно выраженные – идеологической. Партийная идентичность оказывается более устойчивой у сторонников оппозиционных левых и либеральных партий. Вместе с тем не просто стабилизация политической жизни, но фактически отсутствие любой реальной политической конкуренции сделало проведение подобного рода исследований малозначимыми уже к 2005 г. (Попова, 2002; 2004, с. 58-71; 2005, с. 127-139; 2006, с. 225-233; 2007, с. 3-16; 2008, с. 43-50; 2009, с. 143-157). Явно сохраняется доминирование персонифицированной идентичности по сравнению с партийной и в наше время.
Вторая половина 1990-х годов определялась повышенным интересом российских исследователей к проблемам кризиса прежних моделей политической идентичности (эта тема активно обсуждалась вплоть до 2003 г.), влияния процессов формирования региональных режимов на региональную идентичность (Р. Ф. Туровский), а также выбора россиян общегражданской модели идентичности в зависимости от степени успешности адаптации тех или иных групп населения к рыночной экономике и плюралистическому характеру политического режима (М. К. Горшков). В это же время появляются работы, посвященные символической идентификации граждан со своим государством (Д. А. Мисюров) [2].
Настоящий бум интереса российских исследователей к проблемам политической идентичности начинается в 2001 г. [3] Анализ лавинообразного потока научных публикаций российских исследователей с 2004 г., в названии которых встречается слово «идентичность» (говорят уже не только о партийной, идеологической, персонифицированной, этнической, национальной, конфессиональной, профессиональной, статусной, общегражданской, но и о цивилизационной и геополитической идентичности и т. д.), позволяет говорить об излишне расширительном толковании этого явления [4]. Политическая идентичность связывается в том числе с особенностями политической культуры, поиском России своего места в общецивилизационном пространстве и т. п. (Кортунов, 2009; Когатько, Тхакахов, 2010).
Принципиально изменяется содержание понятия «идентичность»: она вместо одного из вариантов политической установки, позволяющей человеку отнести себя к той или иной референтной (позитивной или негативной) группе и определенным образом организовывать свое политическое поведение, все чаще начинает трактоваться как менталитет как таковой, представление человека о своем месте в мире. Если сложившаяся практика определения субъектности идентичности в принципе не вызывает особых возражений (идентичностью может обладать как отдельный человек, так и группа лиц), то попытка многих исследований обозначать все представления, взгляды, предпочтения индивидов через эту категорию очевидно беспомощной в научном плане. Кроме того, новая тенденция проявилась и в использовании категории «политика идентичности». Российскими исследователями она понимается как практически синоним процессов конструирования определенной модели идентичности с заранее заданными свойствами в интересах определенной политической силы. В контексте оценки политического «веса» акторов в сфере политики становится очевидным доминирование в этом процессе государства и ряда структур, которым государство «делегирует» полномочия по формированию и распространению системы определенного видения себя индивидуумами и группами в определенном политическом пространстве.
Из проведенных эмпирических исследований современных моделей политической идентичности россиян безусловную ценность имеют проекты под руководством Л. М. Дробижевой (Российская идентичность…, 2009), а также М. К. Горшкова [5]. Следует отметить как наиболее важные следующие тенденции развития теории политической идентичности в РФ в 2000-е годы: во-первых, рост внимания исследователей к особенностям дискурсивных практик обладателей различных моделей идентичности (Малинова, 2009); во-вторых, политизация традиционных социальных форм идентичности, множественность моделей политической идентичности и многоуровневость ее проявления (Жаде, Куква, Ляушева и др., 2006; Права человека., 2005); в-третьих, введение в научный оборот проблематики сознательного конструирования политической идентичности (Политическое самоопределение., 2007; Семененко, 2007, с. 76-96; 2010, с. 61-80; Образ России., 2008; Евгеньева, Титов, 2010, с. 122-134); в-четвертых, рассмотрение проблем политической идентичности в контексте общецивилизационных процессов (экономических, культурных и т. д.) (Семененко, Лапкин, Пантин, 2010, с. 40-59).
Представляется оправданным введение в оборот категории «политическая макроидентичность» и использование анализа политического дискурса для выявления моделей идентичности политических акторов (Малинова, 2010а, с. 5-28; 2010б, с. 90-105; 2009). Важно рассмотрение феномена политической идентичности в целом не просто как набора политических установок в отношении основных политических институтов, а как многоуровневого («матрешечного») параметра политического сознания, которое имеет эмоциональную окраску и позволяет индивиду, не затрачивая лишних усилий на рефлексию по поводу происходящих политических событий, довольно легко формировать отношение к ним и определенную линию политического поведения. Этот теоретический конструкт под названием «матрица политической идентичности» (Н. В. Назукина) был достаточно позитивно принят научным политологическим сообществом в России; он является развитием идей множественности объектов (О. В. Попова) и многоуровневости феномена идентичности (З. А. Жаде).
Именно в 2000-е годы отечественные ученые начинают активно использовать наряду с категорией «региональная идентичность» термины «территориальная идентичность» и «локальная идентичность», позволяющие не только связывать территориальные модели идентичности с особенностями региональных политических режимов (в 1990-е годы в публикациях активно обсуждался именно этот аспект) и влияния на эти процессы федерального центра (Центр и региональные., 2003), но и анализировать особенности реконфигурации политического пространства России в сознании взрослеющего поколения, выросшего в постсоветское время.
В рамках исследования политической макроидентичности, понимаемой как надындивидуальная и надгрупповая модель, следует обратить внимание на работы отечественных исследователей, посвященные европейской идентичности (Л. А. Фадеева, Е. С. Крестинина, О. В. Попова) (Фадеева, 2012; Попова, 2012), а также особенностям развития политической идентичности в условиях глобализации (В. В. Пантин). Эта тема представляется значимой не только как введение в научный оборот в нашей стране зарубежных исследовательских проектов и предложение авторского видения этих процессов, но и как потенциальный толчок для развития исследований макроидентичности в надгосударственных образованиях, в которые в настоящее входит Российская Федерация. В настоящее время этот тематический сегмент практически не исследуется.
В последние 4 года в российской политологии вновь активно обсуждается категория «политика идентичности», тесно связанная с проблемами конструирования гражданской идентичности, которая в современных условиях рассматривается как основа политической идентичности (Политическая идентичность…, 2011а; 2011 б; 2012). Обоснованием необходимости этого выступает практическое соображение опасности нарастающего влияния индивидуализма в сознании граждан, что в итоге чревато кризисом политических институтов гражданственности и государства в целом. Процесс конструирования идентичности рассматривается как условие построения эффективной коммуникативной базы и консолидации представителей различных политических, культурных и этнических групп. Однако государство не может в этом процессе выступать единственным «игроком», необходимо его взаимодействие с гражданским обществом и его активистами.
Состояние исследований политической идентичности в России в начале второго десятилетия XXI в. нельзя рассматривать как беспроблемное.
Следует отметить, что между российскими политологами сохраняются некоторые расхождения в понимании ряда методологических проблем. Это касается, прежде всего, определения:
а) субъекта-носителя (индивид с учетом всех его половозрастных и индивидуальных психологических особенностей, индивид как «типичный» представитель своей социальной группы, социальная или политическая группа);
б) степени рациональности и осознанности политической идентичности (процесс бессознательный или всегда – результат целерациональной деятельности);
в) механизма формирования политической идентичности (вид политической установки сознания или результат подражания референтной группе);
г) степени влияния социальных параметров группы, к которой принадлежит индивид, на характер его политической идентификации;
д) «временного» параметра становления политической идентификации (связана с жизненным циклом человека или является перманентным состоянием);
е) степени влияния идентичности на поведение;
ж) степени актуализации в сознании («выбор навсегда» или каждодневно даже без рефлексии по этому поводу);
з) объектов политической идентификации (традиционная классификация по трем основаниям (идеологическому, партийному, личностному) или не только существенное увеличение их числа, но и признание политического характера многих форм социальной идентификации);
и) оценки массового «кризиса политической идентичности» как «вечной» патологии или «болезни роста» посттоталитарного политического сознания;
к) особенностей политической идентичности в странах с различными политическими режимами и в информационном обществе.
В последнее время политологи стали довольно четко обозначать свои методологические позиции по этим вопросам, стараясь избегать фрагментарного рассмотрения политической идентичности или, по крайней мере, предваряя анализ отдельных сторон этого феномена изложением авторской позиции (Борьба за идентичность…, 2012, с. 7-14).
Помимо методологических проблем есть острые темы, связанные с неоднозначностью возможности принять политическую позицию других авторов. Подчас эти вопросы возникают совершенно неожиданно. Например, вышедшая в 2012 г. монография Л. А. Фадеевой «Кто мы? Интеллигенция в борьбе за идентичность» поднимает, казалось бы, абсолютно нейтральный вопрос о профессиональной идентичности, условиях ее политизации (Фадеева, 2012). Однако найдется немало сомневающихся в том, что сам объект анализа этой книги – российская интеллигенция – реально сохранился в особых экономико-социально-политических условиях периодов «дикого накопления капитала», «семибанкирщины» и «государственного капитализма» постсоветской России, которые мы пережили. Не стала ли эта группа всего лишь «когнитариями», со всеми присущими наемным работникам особенностями менталитета и стратегий поведения? Остались ли у этой группы право и возможность быть «совестью нации»? Вопросов больше, чем ответов.
Завершая обзор исследований политической идентичности в отечественной политологии за последнюю четверть века, попытаемся ответить на 3 вопроса, значимых для оценки результатов усилий российских ученых.
Во-первых, можем ли мы, с учетом огромного уровня интереса российских политологов к данному феномену, говорить о наличии особой национальной школы? Или нам следует признать «догоняющую стратегию» в исследованиях отечественных ученых? Вероятнее всего, нет. Анализ отечественных и зарубежных (преимущественно англоязычных) источников по данной тематике позволяет нам сделать вывод, скорее, о параллельном развитии данной тематики (период «ученичества» российских политологов по проблемам политической идентичности закончился еще во второй половине 1990-х годов), но с одной оговоркой: в отечественных публикациях последних 3-4 лет все чаще звучит тема трактовки «российской идентичности» как идеологического конструкта, который может быть взят на вооружение политическим классом в качестве средства, заменяющего «национальную идею» и отчасти снимающего остроту противоречий между классами и социальными группами в нашей стране.
Во-вторых, следует ли признать существование региональных школ исследования политической идентичности в современной России? Позитивный ответ на этот вопрос требует, чтобы были признаны особая проблематика, методология, методика исследования, наконец, явные научные лидеры в различных субъектах Российской Федерации по данной тематике. По нашему мнению, на сегодняшний день более справедливо говорить о нескольких «центрах сил», действующих по сетевому принципу. Об этом говорит, в частности, активная работа с 2009 г. Сети по исследованию идентичности (адрес в Интернете: http://identityworld.ru), которая в настоящее время дополняется организационными усилиями ее активистов по созданию соответствующего тематического Исследовательского комитета в рамках Российской ассоциации политической науки.
При выделении таких «центров сил», на наш взгляд, следует специально отметить значение исследований ученых из Москвы (ИНИОН, ИМЭМО РАН: О. Ю. Малинова, И. С. Семененко, В. И. Пантин, В. В. Лапкин, Е. С. Крестинина), Санкт-Петербурга (Санкт-Петербургский государственный университет: А. В. Ачкасов, О. В. Попова), Екатеринбурга (Институт философии и права УрО РАН: В. С. Мартьянов), Казани (Приволжский государственный университет: А. Г. Большаков, О. И. Зазнаев), Краснодара (Кубанский государственный университет: Е. В. Морозова), Майкопа (Адыгейский государственный университет: З. А.Жаде), Перми (Пермский государственный университет, Институт философии и права УрО РАН (Пермский филиал): Л. А. Фадеева, П. В. Панов, М. В. Назукина) и др.
В каждой из этих структур исследователи политической идентичности специализируются на изучении определенных концепций. Так, например, В. А. Ачкасов в 1990-х – начале 2000-х годов занимался исследованием влияния этнической идентичности на уровень толерантности общества в контексте теории политической культуры (Ачкасов, 1997, 2005; Ачкасов, Бабаев, 2000), а в последних своих работах большое внимание уделяет стратегиям этнополитики, которые выбирает политический класс в полиэтнических государствах для обеспечения государственной безопасности (Ачкасов, 2012). Параллельно с В. А. Ачкасовым проблемами влияния этнической идентичности на национальную безопасность России занимаются коллеги из Адыгейского госуниверситета (Жаде, 2007). П. В. Панова проблемы идентичности интересуют в рамках оценки политических практик в парадигме неоинституционализма (Панов, 2011). В. С. Мартьянов предлагает конструкт «синтетической идентичности в период пост-Модерна» как замены привычных универсалий в «распадающемся мире», позволяющих индивиду ориентироваться в социальном пространстве (Мартьянов 2007, с. 258-264). Список авторских концепций можно продолжить.
В-третьих, имеет ли основание выделение отдельных этапов в исследовании политической идентичности в отечественной политической науке. С одной стороны, прошло более 20 лет с момента актуализации данной проблематики для российских ученых. С другой стороны, должны быть очень веские основания и критерии для выделения таких этапов. В статье за 2011 г., напечатанной в сборнике «Идентичность как предмет политического анализа», нами была предложена общая классификация этапов развития теории идентичности в политической науке (Попова, 2011, с. 13-29). В рамках этой классификации развитие данной темы в России было полностью отнесено к «третьей волне». Если мы попытаемся выделить значимую дату, которую можно рассматривать как определенный рубеж, то, скорее всего, с известными оговорками должны отметить 2005-2006 гг.
На наш взгляд, именно в это время обнаруживается несколько важных тенденций, позволяющих говорить о новом этапе исследования идентичности в рамках отечественной политической науки:
а) наблюдаются отход от традиционной методологии бихевиорализма/постбихевиорализма и анализ политической идентичности в рамках методологий неоинституционализма и постструктурализма;
б) расширяется тематика исследований, наблюдается их выход за пределы анализа только этнической, региональной и партийной идентичностей;
в) появляются концепты, органически соединяющие наработки различных обществоведческих и гуманитарных наук в области исследования идентичности; фактически можно говорить о синтетической модели междисциплинарных исследований политической идентичности в России.
Итак, мы считаем обоснованным выделять два этапа развития теории политической идентичности применительно к российской политической науке: во-первых, 1990-2005 гг. и, во-вторых, с 2006 г. по настоящее время. И если первый из этих этапов является в известном смысле периодом освоения научной продукции зарубежных исследователей и адаптации его к изучению российских реалий, то второй выглядит уже сейчас как вполне конструктивный прорыв. Насколько успешным он будет и как долго продлится, покажет время.
Примечания:
[1] В настоящее время этот проект реализуется ЦЭПИ на факультете политологии СПбГУ.
[2] Подробно об историческом опыте формирования идентификации с собственным государством и государственной идеологией см.: Мисюров, 1999, с.78–91, 113–117.
[3] Только за период 2001–2003 гг. были защищены около десятка кандидатских и докторских диссертаций по политологии, в которых в контексте теории политической идентичности объектом анализа выступали отдельные индивиды, социальные группы и административно-территориальные образования. За последние годы количество защищенных диссертаций значительно выросло: с 2007 г. по середину 2010 г. были защищены уже свыше 40 диссертаций, в том числе со схожей тематикой по смежным общественным и гуманитарным дисциплинам. В 2011 и 2012 гг. ежегодно защищалось по данной тематике свыше 20 работ (в 2013 г. за первые 3 месяца защищены 3 диссертации), причем на проблематику политической науки в области исследования идентичности в равной степени претендуют социология, философия, история и психология. Отметим, что, судя по встречающимся повторно в разные годы фамилиям авторов диссертаций, данная проблематика, несмотря на свою популярность, к разряду легкой для защиты не относится.
[4] Библиотечная картотека ИНИОН с 2004 г. содержит свыше 700 ссылок на русскоязычные публикации по теме "Политическая идентичность".
[5] Итоговый доклад по результатам исследований опубликован в журнале "Полис" в 2009 г.
Литература:
Альтернативы социальных преобразований в российском обществе в 1991-1994 гг. М., 1995. 160 с. (Alternatives to social change in Russian society in 1991-1994. Moscow. 1995. 160 p.).
Артемов Г. П. Политическая социология. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. 256 с. (Artemov G. P. Political Sociology. St. Petersburg.: Publishing House of St. Petersburg State University. 2000. 256 p.).
Артемов Г. П. Политическая социология. М.: Социо Логос, 2002. 280 с. (Artemov G. P. Political Sociology. Moscow: Socio Logos, 2002. 280 p.)
Ачкасов В. А. «Взрывающаяся архаичность»: традиционализм в политической жизни России. СПб.: Философский ф-т, 1997. 170 с. (Achkasov V. A. «Exploding archaic»: traditionalism in the political life of Russia. St. Petersburg.: Philosophy Dept., 1997. 170 p.).
Ачкасов В. А., Бабаев С. А. «Мобилизованная этничность»: этническое измерение политической культуры современной России. СПб.: Изд-во С.-Петерб. филос. о-ва, 2000. 144 с. (Achkasov V. A., Babaev S. A. «Mobilized ethnicity»: the ethnic dimension of the political culture of contemporary Russia. St. Petersburg: Publishing House of St. Petersburg. Philosophy. Islands, 2000. 144 p.).
Ачкасов В. А. Этническая и региональные идентичность в российском поле политики // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС: Альманах. СПб., 2005. С. 68-82 (Achkasov V. A. Ethnical and regional identity in the Russian political field // Political Expertise: POLITEKS: Almanac. SPb., 2005. Р. 68-82).
Ачкасов В. А. Политика идентичности мультиэтничных государств в контексте решения проблемы безопасности. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2012. 232 с. (Achkasov V. A. The Identity politics of the multiethnical states addressing the issue of security. St. Petersburg.: Publishing House of St. Petersburg State University, 2012. 232 p.).
Борьба за идентичность и новые институты / под ред. П. В. Панова, К. А. Сулимова, Л. А. Фадеевой. М.: РОССПЭН, 2012. 263 с. (The struggle for identity and new institutions / ed. by P. V. Panov, K. A. Sulimov, L. A. Fadeeva. Moscow: ROSSPEN, 2012. 263).
Вила П. Установление социальной идентичности в транснациональном контексте: пограничная зона между Мексикой и США // Международный журнал социальных наук. 1999. № 26. С. 91-105 (Vila P. The establishment of social identity in a transnational context: the border region between Mexico and the United States // International Journal of Social Sciences. 1999. N 26. P. 91-105).
Возможности методики неоконченных предложений для изучения социальной идентификации // Социальная идентификация личности. М., 1993. С. 69-83 (The possibility of incomplete sentences technique for the study of social identification // Social identification of person. Moscow, 1993. P. 69-83).
Глобализация и поиски национальной идентичности в странах Востока / отв. ред. Л. М. Ефимова, Л. Б. Алаев. М., 1999 (Globalization and the search for a national identity in the East / ed. by L. M. Efimova, L. B. Alaev. Moscow, 1999).
Губогло М. Н. Идентификация идентичности: Этносоциологические очерки. М.: Наука, 2003. 764 с. (Guboglo M. N. Identification of Authenticity: ethno-sociological essays. Moscow: Nauka, 2003. 764 p.).
Гудков Л. Д. Эрозия идентификации и социальные напряжения в регионах // Куда идет Россия? М., 1996. С. 318-327. (Gudkov L. D. Erosion identification and social tensions in the regions // Where is Russia? Moscow, 1996. P. 318-327).
Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 годов. М.: Новое литературное обозрение; «ВЦИОМ-А», 2004. 816 с. (Gudkov L. Negative identity. Articles 1997-2002 period. Moscow: New Literary Review, 2004. 816 p.).
Евгеньева Т. В., Титов В. В. Формирование национально-государственной идентичности российской молодежи // Полис. 2010. № 4. С. 122-134 (Evgenyeva T. V., Titov V. V. Formation of nation-state identity of the Russian youth // Polis. 2010. N 4. P. 122-134).
Жаде З. А. Векторы геополитической идентичности. Майкоп: ООО «Качество», 2007. 335 с. (Jade Z. A. Vectors of geopolitical identity. Maikop: «Quality», 2007. 335 p.).
Жаде З. А., Куква Е. С., Ляушева С. А., Шадже А. Ю. Многоуровневая идентичность. М.: Российское философское общество; Майкоп: ООО «Качество», 2006. 245 с. (Jade Z. A., Kukva E. S., Lyausheva S. A., Shadzhe A. Y. Layered identity. Moscow: Russian Philosophical Society; Maikop: «Quality», 2006. 245 p.).
Золотарева Е. В. Россия и мировое сообщество: проблемы самоидентификации // Третий международный философский симпозиум «Диалог цивилизаций: Восток –
Запад». М., 1997. С. 178-179 (Zolotarev E. V. Russia and the world community: issues of identity // Third International Symposium of Philosophy «Dialogue of Civilizations: East- West». Moscow, 1997. P. 178-179).
Зотова О. М. Идея европейского единства и национальная идентичность // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18: Социология и политология. 1999. № 3. С. 154-162 (Zotovа О. M. The idea of European unity and national identity // Bulletin of Moscow University. Ser. 18: Sociology and Political Science. 1999. N 3. P. 154-162).
Идентификация идентичности: этнополитический ракурс. Т. 2. М.: РАН, 1998. 443 с. (Identifying identity: ethno-political perspective. T. 2. Moscow: Russian Academy of Sciences, 1998. 443).
Иордан М. В. Этническая идентичность в контексте техногенной цивилизации: (Методологический подход) // Социальная теория и современность. М., 1993. Вып. 12. С. 26-32 (Jordan M. Ethnic identity in the context of technological civilization (methodological approach) // Social theory and modernity. Moscow, 1993. N 12. P. 26-32).
Когатько Д. Г., Тхакахов В. Х. Российская идентичность: Культурно-цивилизационная специфика и процессы трансформации. СПб.: Алетейя, 2010. 136 с. (Kogatko D. G., Thakahov W. H. Russian Identity: Cultural and civilizational specificities and transformation processes. St. Petersburg: Aletheia, 2010. 136 p.).
Кортунов С. В. Становление национальной идентичности. Какая Россия нужна миру. М.: Аспект Пресс, 2009. 376 с. (Kortunov S. V. Formation of national identity. What the world needs Russia. Moscow: Aspect Press, 2009. 376 p.).
Кудрявцев И. Е. «Национальное Я» и политический национализм // Полис. 1997. № 2. С. 77-94 (Kudryavtsev I. E. «National Self» and political nationalism // Polis. 1997. N 2. P. 77-94).
Лебедева Н. М. Социальная идентичность на постсоветском пространстве: от поисков самоуважения к поискам смысла // Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 3. С. 48-58 (Lebedeva N. M. Social identity in post-Soviet: the quest to find the meaning of self-esteem // Psychological Journal. 1999. T 20. N 3. P. 48-58).
Малахов В. «Скромное обаяние расизма» и другие статьи. М.: Модест Колдеров и «Дом интеллектуальной книги», 2001. 176 с. (Malakhov V. «The Discreet Charm of racism» and other articles. Moscow: Modest Calder and «House of intellectual books», 2001. 176 p.).
Малахов В. Понаехали тут. Очерки о национализме, расизме и культурном плюрализме. М.: Новое литературное обозрение, 2007. 200 с. (Malakhov V. Validating. Essays about Nationalism, racism and cultural pluralism. Moscow: New Literary Review, 2007. 200 p.).
Малинова О. Ю. Конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2010а. Т. 6. № 1. С. 5-28 (Malinowa O. Yu. Macropolitical Construction of Identity in Post-Soviet Russia // Political Expertise: POLITEKS. 2010a. T. 6. N 1. P. 5-28).
Малинова О. Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // Полис. 2010б. № 2. С. 90-105 (Malinowa O. Yu. Symbolic Politics and construction macropolitical identity in post-Soviet Russia // Polis. 2010b. N 2. P. 90-105).
Малинова О. Ю. Россия и «Запад» в XX веке: трансформация дискурса о коллективной идентичности. М.: РОССПЭН, 2009. 190 с. (Malinowa O. Yu. Russia and the «West» in the XX century: the transformation of the discourse of collective identity. Moscow: ROSSPEN, 2009. 190 p.).
Мартьянов В. С. Метаморфозы российского Модерна: выживет ли Россия в глобализирующемся мире. Екатеринбург: УрО РАН, 2007. 340 с. (MartianovV. S. Metamorphoses of Russian Art Nouveau: whether Russia will survive in a globalized world. Ekaterinburg: Ural Branch of Russian Academy of Sciences, 2007. 340 p.).
Мелешкина Е. Ю. Региональная идентичность как составляющая проблематики российского политического пространства // Региональное самосознание как фактор формирования политической культуры в России / под ред. М. В. Ильина, И. М. Бусыгиной. М., 1999. С. 126-137 (Meleshkina E. Y. Regional identity as a part of the problems of the Russian political space // Regional identity as a factor in the formation of political culture in Russia / ed. by M. V. Ilyin, I. M. Busygina. Moscow, 1999. P. 126-137).
МисюровД. А. Политика и символы. М., 1999. С. 78-91, 113-117 (MisyurovD. A. Policy and symbols. Moscow, 1999. P. 78-91, 113-117).
Образ России в мире: становление, восприятие, трансформация. М.: ИМЭМО РАН, 2008. 152 с. (The image of Russia in the world: formation, perception, transformation. Moscow: IMEMO, 2008. 152 p.).
Орлов Б. Россия в поисках новой идентичности (90-е годы XX столетия): Научно-аналитический обзор. М., 1997 (Orlov B. Russia in search of a new identity (90-ies of XX century): Sci-analytic review. Moscow, 1997).
Осенний кризис 1998 года: Российское общество до и после. Аналитические доклады РНИСиНП. М., 1998 (Autumn 1998 crisis: The Russian society before and after. Analytical reports RNISiNP. Moscow, 1998).
Панов П. В. Институты, идентичности, практики: теоретическая модель политического порядка. М.: РОССПЭН, 2011. 230 с. (PanovP. V. Institutions, identities, practices: a theoretical model of political order. Moscow: ROSSPEN, 2011. 230 p.).
Политическая идентичность и политика идентичности / под ред. О. И. Зазнаева. Казань: Поволжский (Казанский) ун-т, 2011а. 230 с. (Political identity and the politics of identity / ed. by O. I. Zaznaev. Kazan: Volga (Kazan) State University, 2011a. 230 p.).
Политическая идентичность и политика идентичности: в 2 т. Т. 1: Идентичность как категория политической науки: словарь терминов и понятий / отв. ред. И. С. Семененко. М.: РОССПЭН, 2011б. 208 с.; Т. 2: Идентичность и социально-политические изменения в XXI в. / отв. Ред. И. С. Семененко. М.: РОССПЭН, 2012. 471 с. (Political identity and the politics of identity: in 2 vol. Vol. 1: Identity as a category of political science: a glossary of terms and concepts / ed. by I. S. Semenenko. Moscow: ROSSPEN, 2011b. 208 p.; Vol. 2: Identity and socio-political changes in the XXI century / ed. by I. S. Semenenko. Moscow: ROSSPEN, 2012. 471 p.).
Политическое самоопределение России в современном мире: основные факторы и проблемы. М.: ИМЭМО РАН, 2007 (Russian political self-determination in the modern world: the key factors and issues. Moscow: IMEMO, 2007).
Попова О. В. Группы поддержки «партии власти» в Санкт-Петербурге и Ленинградской области // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2006. Т. 2. № 2. С. 225-233. (Popova O. V. Support Group «party of power» in Saint-Petersburg and Leningrad region // Political Expertise: POLITEKS. 2006. T. 2. N 2. P. 225-233).
Попова О. В. Динамика политических установок и партийных предпочтений // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Вып. 4. 2007. Сер. 6. С. 3-16 (Popova O. V. Dynamics of political attitudes and party preferences // Bulletin of St. Petersburg State University. Issue 4. 2007. Series 6. P. 3-16).
Попова О. В. Европейская vs общегражданская идентичность: противостояние существует? // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Вып. 1. 2012. Сер. 6. С. 78-84 (Popova O. V. European vs civic identity: a confrontation there? // Bulletin of St. Petersburg State University. Issue 1. 2012. Series 6. P. 78-84).
Попова О. В. Особенности политической идентичности в России и странах Европы // Полис. 2009. № 1. С. 143-157 (Popova O. V. Features of Political Identity in Russia and Europe // Polis. 2009. N 1. P. 143-157).
Попова О. В. Политическая идентификация в условиях трансформации общества. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. 258 с. (Popova O. V. Political identity in the transformation of society. St. Petersburg.: Publishing House of St. Petersburg State University, 2002. 258 p.).
Попова О. В. Политические установки петербуржцев: проблема адекватности самоидентификации // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. Вып. 2. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005. С. 127-139 (Popova O. V. Political attitudes of St. Petersburg: the problem of the adequacy of identity // Political Expertise: POLITEKS. N 2. St. Petersburg.: Publishing House of St. Petersburg State University, 2005. P. 127-139).
Попова О. В. Проблемы трансформации политической идентичности в условиях глобализации // Политический анализ. Сборник докладов ЦЭПИ СПбГУ / под ред. Г. П. Артемова. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004. Вып. 5. С. 58-71 (Popova O. V. Problems of transformation of political identity in the context of globalization // Political Analysis. The collection of reports CEPR of St. Petersburg State University / ed. by G. P. Artemov. St. Petersburg: St. Petersburg State University, 2004. N 5. P. 58-71).
Попова О. В. Развитие теории политической идентичности в отечественной и зарубежной политологии. Идентичность как предмет политического анализа. М., ИМЭМО РАН, 2011. С. 13-29 (Popova O. V. Development of the theory of political identity in domestic and foreign politics. Identity as a subject of political analysis. Moscow: IMEMO, 2011. P. 13-29).
Попова О. В. Россия как «другой»: к вопросу об амбивалентности субъектов оценки // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Вып. 4. 2008. Сер. 6. С. 43-50 (Popova O. V. Russia as «other»: the question of the ambivalence of the subjects rated // Bulletin of St. Petersburg State University. Issue 4. 2008. Series 6. P. 43-50).
Права человека и проблемы идентичности в России и в современном мире / под ред. О. Ю. Малиновой и А. Ю. Сунгурова. СПб.: Норма, 2005. 272 с. (Human rights and the issue of identity in Russia and in the modern world / ed. by O.Yu. Malinova, A.Yu. Sungurov. St. Petersburg: Norma, 2005. 272 p.).
Процессы идентификации российских граждан в социальном пространстве «своих» и «несвоих» групп и сообществ (1999-2022 гг.): Мастер-класс профессора В. А. Ядова. М.: Аспект Пресс, 2004. 326 с. (The processes of identification of Russian citizens in the social space, «us» and «other» groups and communities (1999-2022): Master class of V. A.Yadov. Moscow: Aspect Press, 2004. 326 p.).
Российская идентичность в Москве и регионах / отв. ред. Л. М. Дробижева. М.: ИС РАН, 2009. 268 с. (Russian identity in Moscow and the regions / ed. by L. M. Drobizheva. Moscow: SI RAN, 2009. 268 p.).
Светлицкая Е. Б. Новая российская идентичность // ОНС: общественные науки и современность. 1997. № 1. С. 72-81 (Svetlitskaya E. B. New Russian identity // ONS: social science and modernity. 1997. N 1. P. 72-81).
Семененко И. С. Реальность и миражи европейской идентичности // Внутриполитические трансформации в западных странах: реальность и перспективы / отв. ред. К. Г.Холодковский. М.: ИМЭМО РАН, 2007. С. 76-96 (Semenenko I. S. Reality and mirages of European identity // Internal political transformation in Western countries: reality and prospects / ed. by C. G. Kholodkovsky. Moscow: IMEMO, 2007. P. 76-96).
Семененко И. С. Российская идентичность перед вызовами XXI века: проблемы и риски на пути формирования гражданской нации // Дестабилизация мирового порядка и политические риски развития России / отв. ред. В. И. Пантин, В. В. Лапкин. М.: ИМЭМО РАН, 2010. С. 61-80 (Semenenko I. S. Russian identity in the twenty-first century challenges: challenges and risks in the way of the formation of a civic nation // The destabilization of world order and political risks of Russia / ed. by V. I. Pantin, V. V. Lapkin. Moscow: IMEMO, 2010. P. 61-80).
Семененко И. С., Лапкин В. В., Пантин В. И. Идентичность в системе координат мирового развития // Полис. 2010. № 3. С. 40-59 (Semenenko I. S., Lapkin V. V., Pantin V. I. Identity in the world coordinate system development // Polis. 2010. N 3. P. 40-59).
Туровский Р. Региональная идентичность в современной России // Российское общество: становление демократических ценностей? / под ред. М. Макфола, А. Рябова.
М., 1999. С. 87-136 (TurovskiyR. Regional Identity in Modern Russia // Russian society: the emergence of democratic values? / ed. by M. McFaul, A. Ryabov. Moscow, 1999. P. 87-136).
Фадеева Л. А. Кто мы? Интеллигенция в борьбе за идентичность. М.: Новый хронограф, 2012. 320 с. (Fadeeva L. A. Who are we? The intelligents in the struggle for identity. Moscow: The new chronograph, 2012. 320 p.).
Центр и региональные идентичности в России / под ред. В. Гельмана, Т. Холфа. СПб.: Летний сад, 2003. 256 с. (Center and regional identities in Russia / ed. by V. Hellmann, T. Holf. St. Petersburg: Summer Garden, 2003. 256 p.).
Чагилов В. Р. Политизированная этничность: опыт методологического анализа. М.: Прометей, 1999. 252 с. (Chagilov V. R. Politicized ethnicity: the experience of the methodological analysis. Moscow: Prometheus, 1999. 252 p.).
Шестаков А. А. Контроверзы идентичностей: родина и отечество в российской посткоммунистической культуре // Проблемы методологии. Самара, 1998. С. 152-161 (Shestakov A. A. Controversies identities: the birthplace and homeland of the Russian post-communist culture // Problems of methodology. Samara, 1998. P. 152-161).
Шматко Н. А., Качанов Ю. Л. Территориальная идентичность как предмет социологического исследования // Социологические исследования. 1998. № 4. С. 94-98 (Shmatko N. A., Cachanov Yu. L. Territorial identity as a subject of sociological research // Sociological Research. 1998. N 4. P. 94-98).
«Политэкс». Том 9. №2ю 2013 г.
Читайте также на нашем портале:
«Международная стратегия России: основные векторы и болевые точки » Круглый стол Центра исследований и аналитики Фонда исторической перспективы
«Теория демократизации М.М. Ковалевского в контексте современного политического развития России» Сергей Савин
«Политическое самоутверждение России» Михаил Ильин
«Общность и различия в стратегиях России и США» Татьяна Шаклеина
«Российская Федерация как новый международный донор: дилеммы идентичности » Денис Дегтерев