Анализ процессов регионального сотрудничества в незападном мире привлекает все большее внимание исследователей международных отношений. При этом евроцентристский подход, делавший акцент на сходствах и различиях между европейской моделью интеграции и регионального сотрудничества, с одной стороны, и институциональными параметрами взаимодействия в других регионах мира, с другой, постепенно уступает место сравнительным исследованиям принципов, норм и практики функционирования региональных организаций за пределами Европы [2].
В данном случае Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) представляет собой уникальный объект анализа. ШОС объединяет две крупнейшие страны в Евразии — Россию и Китай — и четыре государства Центральной Азии (Казахстан, Узбекистан, Киргизию и Таджикистан). Все государства, входящие в ШОС, разделяют опасения по поводу традиционных и новых угроз безопасности и хотели бы наращивать взаимодействие в экономической и гуманитарной областях. Необходимость противодействия общим угрозам и выработки общего подхода к стабилизации Афганистана создают естественные основания для сотрудничества. Однако оценки результатов взаимодействия перечисленных стран в рамках ШОС в значительной степени разнятся в России, Китае, Индии, США и странах ЕС. В данной статье анализируются основные линии расхождения в анализе деятельности ШОС в современном исследовательском дискурсе этих стран.
Региональное сотрудничество в Центральной Азии: роль ШОС
Центральная Азия [3] представляет собой «новый» международный регион. Все составляющие его акторы возникли как независимые государства в их современном виде только после распада СССР и обладают относительно непродолжительным по историческим меркам опытом государственного строительства. Исторически существовавшие ранее на этом пространстве территориально-политические образования базировались на принципе надэтничности [4]. Именно поэтому во всех странах региона до сих пор продолжается процесс национальной консолидации [5], а в политическом процессе и институциональном развитии особое звучание приобретают вопросы самоидентификации народов, населяющих Центральную Азию, региональные и клановые размежевания.
Указанные линии противоречий во многом обусловливают тот факт, что до сих пор в международном внутрирегиональном взаимодействии в Центральной Азии двусторонние форматы отношений превалируют над многосторонними. При этом двусторонний уровень также отличается значительной степенью конфликтности. Так, например, территориальные споры, вопросы межэтнического взаимодействия, разногласия по поводу использования водных ресурсов до сих пор омрачают отношения Киргизии и Узбекистана, Киргизии и Таджикистана, Таджикистана и Узбекистана [6]. Кроме того, несмотря на предпринимавшиеся в 2000-х гг. попытки создать региональную организацию в Центральной Азии, на данный момент не существует ни одного многостороннего регионального формата, который бы объединял только пять государств Центральной Азии [7]. В то же время сами страны региона в большей степени склонны включаться в деятельность многосторонних организаций с участием внешних игроков. Такая ситуация дала основания британскому исследователю Рою Аллисону охарактеризовать центральноазиатский регионализм как «виртуальный» [8].
В этом контексте ШОС представляет собой заслуживающий внимания формат регионального сотрудничества, объединяющий абсолютное большинство стран Центральной Азии [9], Китай и Россию. Своими корнями формирование ШОС уходит в переговорный процесс по поводу урегулирования пограничных вопросов России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана с Китаем после распада Советского Союза. Присоединение к «шанхайской пятерке» Узбекистана в 2001 г., а также необходимость реагировать на террористическую угрозу в регионе после событий 11 сентября 2001 г. в США обусловили дальнейшую институционализацию «шанхайского форума». В 2002 г. был принят устав ШОС и Соглашение о региональной антитеррористической структуре (РАТС) с центром в Ташкенте (Узбекистан). В 2004 г. ШОС стала наблюдателем при Генеральной Ассамблее ООН. В 2005 г. был подписан меморандум о взаимопонимании между ШОС и АСЕАН.
Функциональное расширение организации за счет придания статуса наблюдателей Индии, Пакистану, Ирану, Монголии и Афганистану, а также партнеров по диалогу Белоруссии, Шри-Ланке и Турции привлекло дополнительное внимание к деятельности ШОС, а также дало импульс для формирования не только регионального, но и межрегионального формата обсуждения вопросов безопасности, экономики и гуманитарного сотрудничества.
Российский взгляд на региональное сотрудничество в рамках ШОС: официальные оценки и экспертные подходы
В отношениях с государствами региона Россия опирается на исторические, демографические, экономические и культурные связи, формировавшиеся еще со времен существования Российской империи и Советского Союза. В то же время Россия, естественно, не может игнорировать новые геополитические реалии, связанные с повышением конкурентности среды международного взаимодействия в Центральной Азии. Сам регион, однако, не фигурирует в качестве консолидированного внешнеполитического приоритета России [10]. Отношения с отдельными центральноазиатскими странами все в большей степени становятся элементами различных траекторий сотрудничества как на двустороннем, так и многостороннем уровнях.
Опыт регионального сотрудничества в Центральной Азии с участием России в 1990–2000-е гг. является многообразным, хотя и свидетельствующим об отсутствии системного представления о том, как стоило выстраивать отношения с «новыми» соседями [11]. Механизмы Содружества Независимых Государств (СНГ) [12], Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ) [13], Центральноазиатского сотрудничества (ЦАС) [14], Евразийского экономического сотрудничества (ЕврАзЭС) [15], по сути, оказались пробными попытками создать работающую структуру многостороннего сотрудничества в регионе. Формирование Таможенного союза и Единого экономического пространства России, Беларуси и Казахстана [16] стало результирующей экономической инициативой для тех постсоветских стран, которые были готовы к сотрудничеству и разноскоростной интеграции [17].
В ряду упомянутых организаций и инициатив ШОС занимает отдельное место. Официальная российская позиция исходит из тройной функции ШОС. Во-первых, ШОС рассматривается как формат, способный содействовать становлению системы коллективного лидерства в мире. Во-вторых, ШОС должна стать составным элементом «партнерской сети региональных объединений» в Азиатско-Тихоокеанском регионе [18]. В-третьих, организации, наряду с механизмами ООН, СНГ и ОДКБ, отводится особая роль в международных усилиях по стабилизации ситуации в Афганистане [19].
При этом ШОС представляет собой организацию, отличную от других постсоветских объединений. Процесс ее создания заключался в постепенном продвижении к многосторонней структуре, отталкиваясь от двустороннего взаимодействия. В отличие от таких механизмов, как ОДКБ или СНГ, участие в ШОС никогда не ставилось под сомнение ее членами [20]. Российские исследователи подчеркивают, что, несмотря на отсутствие возможностей для глубокой интеграции в области безопасности, ШОС обладает особой политической ролью в регионе и благодаря своему составу участников имеет перспективы выхода на глобальный уровень [21].
В целом в российских исследованиях ШОС можно выделить несколько подходов, в зависимости от тех функций, которые рассматриваются как наиболее значимые для деятельности организации. Один из таких подходов акцентирует внимание на стратегическом значении ШОС и ее наблюдателей для России ввиду усиления в регионе позиций США и НАТО [22]. К этому же направлению можно отнести исследования, которые рассматривают ШОС в качестве дополнительного контура безопасности по периметру границ, помимо сотрудничества в рамках ОДКБ [23].
С подобным взглядом на деятельность ШОС логически сопрягается другой подход, который подчеркивает особый характер деятельности ШОС, сущностно отличный от западных форматов регионального сотрудничества [24]. В данном случае ШОС рассматривается как тип региональной или даже трансрегиональной организации, которая способна объединить государства с разными моделями политического устройства и обеспечивать за счет такого сотрудничества стабильность в зоне своей ответственности [25].
Еще одна группа исследований рассматривает ШОС с точки зрения в первую очередь потенциала энергетических и инфраструктурных проектов для создания единого экономического и транспортного пространства Центральной Азии [26]. В данном контексте подчеркивается и необходимость более тесного привлечения наблюдателей к сотрудничеству с ШОС [27]. Значение этой категории стран для ШОС, по-видимому, будет возрастать, поскольку среди них есть Индия и Пакистан, имеющие тесные отношения с США, а также Иран, вопрос о ядерной программе которого занимает одно из ключевых мест в современной американской внешней политике. Соответственно, участие этих стран в ШОС, пусть и на правах наблюдателей, с одной стороны, добавляет глобальное измерение деятельности этой организации, а с другой стороны, ставит вопрос о координации позиций этих стран по конкретно-региональным вопросам повестки дня ШОС.
Китайские подходы к сотрудничеству в Центральной Азии и в рамках ШОС
Межрегиональные торгово-экономические и культурные связи между приграничными районами Китая и центральноазиатскими республиками стали восстанавливаться с 1980-х гг. в русле нормализации советско-китайских отношений и принятия китайским руководством во главе с Дэн Сяопином курса на экономическое реформирование страны. После распада Советского Союза Китай последовательно установил двусторонние отношения со всеми странами Центральной Азии в начале января 1992 г., тем самым обозначив новый этап в своей политической линии в отношении региона.
Современные приоритеты и направления политики Китая в отношении Центральноазиатского региона определяются как соображениями национальной безопасности КНР, так и экономическими вопросами. Первый аспект объясняется тем, что с регионом тесно смыкается одна из наиболее проблемных административно-территориальных единиц КНР — Синьцзяно-Уйгурский автономный район. Второй, экономический, обусловливается расположением в Центральной Азии ключевых поставщиков энергетических ресурсов, особенно необходимых Китаю в период наращивания темпов экономического развития.
На данном этапе можно говорить не только об отдельных аспектах двусторонних отношений Китая с государствами региона, но и о стратегии КНР в отношении Центральной Азии как единого субъекта. Несмотря на широкую исследовательскую дискуссию о том, позволяют ли существующие параметры региональной общности говорить о Центральной Азии как самодостаточном регионе [28], существует ряд оснований для такой трактовки китайской стратегии в регионе. Они связаны, во-первых, с существованием общерегиональных проблем безопасности, а во-вторых, с наличием политико-экономической линии Китая в отношении региона, которая в ряде вопросов осуществляется через Шанхайскую организацию сотрудничества.
Известный китайский исследователь Чжао Хуашэн в середине 2000-х гг. определил шесть приоритетных направлений стратегии Китая в Центральной Азии. К ним он отнес противодействие проявлениям терроризма, сепаратизма, экстремизма (так называемая концепция борьбы против «трех зол»), поддержание безопасного состояния пограничных территорий, содействие общерегиональной стабильности, участие в экономическом развитии региона, недопущение ситуации, когда регион мог бы оказаться под влиянием государств или военных блоков, занимающих антикитайскую позицию, доступ к региональным энергоресурсам [29].
К вышеперечисленным приоритетам стоит также добавить задачу усиления позиций Китая в многосторонних форматах сотрудничества. Среди них ШОС отводится роль механизма, в рамках которого возможна апробация модели многостороннего лидерства с участием Китая [30]. При этом лидерские функции КНР в ШОС обусловлены как минимум тремя факторами. К ним директор Центра исследований ШОС при Шанхайской академии наук Пань Гуан относит вклад Китая в концептуальное видение развития организации (определение базовых принципов так называемого «Шанхайского духа» [31]), продвижение дальнейшей институционализации ШОС и практическую поддержку проектов в рамках организации [32]. Кроме того, именно китайская терминология борьбы против «трех зол» (экстремизма, терроризма и сепаратизма) была взята на вооружение и продолжается использоваться членами ШОС для обозначения усилий по противодействию новым вызовам, а это, в свою очередь, означает, что ШОС полностью принимает позицию Китая по этим вопросам.
Многостороннее сотрудничество в Центральной Азии, воплощением которого стал шанхайский процесс, позволило Китаю снизить уровень противоречий с соседями на данном направлении и одновременно приступить к реализации своих экономических интересов, во многом связанных с энергетической сферой. Кроме того, деятельность в рамках ШОС стала для Китая способом приобрести опыт продвижения собственных инициатив в рамках многостороннего регионального формата и, как отмечают китайские эксперты, новой моделью дипломатического взаимодействия с соседями (т.е. особым типом партнерства по сравнению моделью межгосударственного союза, который существовал у КНР и СССР) [33].
Исследования ШОС в Европе и Америке
В современных западных исследованиях Шанхайской организации сотрудничества за последние годы сформировалось несколько интерпретаций деятельности ШОС. Эти интерпретации позволяют оценить подход американского и европейского экспертного сообщества к данной организации, а косвенно также и политического сообщества. Наиболее распространенные подходы либо объясняют деятельность ШОС в геополитическом ключе с точки зрения баланса сил, либо рассматривают ШОС как средство сохранения и легитимации авторитарных режимов в регионе.
Геополитический подход рассматривает либо саму Шанхайскую организацию сотрудничества, либо ее отношения с отдельными странами-наблюдателями (в частности, Ираном) как направленные против США и Запада в целом [34]. Один из инвариантов геополитического подхода рассматривает ШОС как модель регионального доминирования в Центральной Азии, в рамках которой Китай и Россия фактически создали систему разделения обязанностей: Россия взяла на себя задачи продвижения военного и политического сотрудничества, а Китай — экономического взаимодействия [35] с центральноазиатским государствами.
Исследования в русле «нормативного» подхода рассматривают ШОС в качестве организации, которая «делегитимизирует антирежимную деятельность и развитие демократии» [36] в странах-членах, используя дискурс, сфокусированный вокруг понятия «региональной стабильности». Представители данного подхода указывают на особую озабоченность стран региона вопросами сохранения суверенитета в качестве объединяющего фактора при отсутствии материальных оснований (например, взаимодополняемости в торговле) для региональных проектов сотрудничества. Эти соображения, наравне с опасениями за стабильность политических режимов после периода «цветных революций», по мнению некоторых исследователей, ведут к возникновению феномена «охранительной интеграции», примером которой и является ШОС [37].
В результате оценки ШОС как в целом неэффективной организации с точки зрения западных теорий интеграции и регионального сотрудничества приводят некоторых исследователей к выводу о необходимости достраивать региональное взаимодействие ШОС внешними «стратегическими партнерствами», например, между ЕС, с одной стороны, и Россией, Китаем и Индией, с другой стороны [38]. В то же время противоположный взгляд на деятельность ШОС, представленный в работах старшего научного сотрудника Центра исследований проблем безопасности в Цюрихе Стивена Ариса, заключается в том, что ШОС является организацией с очень конкретной повесткой дня, сфокусированной на решении внутренних проблем региона и реакции на новые угрозы и вызовы [39].
Индийские подходы к Центральной Азии и ШОС
Региональная стратегия Индии является составным элементом внешнеполитического курса, направленного на укрепление статуса государства в качестве паназиатского игрока, а не только регионального лидера в Южной Азии [40]. Несмотря на свое лидирующее положение в регионе, Индия в силу ряда объективных причин сталкивается с трудностями в продвижении проектов южно-азиатского регионального сотрудничества. К таким причинам относятся, в частности, индо-пакистанские противоречия и специфика отношений Индии как доминанты южноазиатской региональной подсистемы с малыми и средними странами региона, которые, стремясь избежать односторонней зависимости от Индии, не готовы к полномасштабной интеграции. В связи с этим индийской внешнеполитической элите регион Центральной Азии, наряду с Юго-Восточной Азией, представляется естественным направлением внешнеполитической активности, где Индия могла бы существенно расширить свое присутствие [41].
Два доктринальных положения закладывают основы стратегического восприятия Центральной Азии индийским руководством. Первое связано с экстраполяцией доктрины Ганди на ситуацию в центральноазиатском регионе. Упомянутая доктрина была сформулирована в 1983 г. в связи с конфликтом на Шри-Ланке. Ее основной постулат заключался в том, что Индия не будет вмешиваться в конфликты с участием соседних государств, однако в то же время не станет мириться с вмешательством в эти дела третьих стран, если такое вовлечение будет угрожать интересам самой Индии. Эта общая установка приобрела актуальность для индийской стороны в контексте ситуации в Афганистане и Пакистане, когда поддержка талибов со стороны Пакистана, по сути, имела дестабилизирующий эффект и для отношений Индии со странами Центральной Азии [42].
Второе доктринальное положение связано с именем индийского премьер-министра Гуджрала. Доктрина Гуджрала предполагала, что Индия как доминирующая региональная держава должна в одностороннем порядке создавать благоприятные условия для развития экономических отношений с соседями, при этом не обязательно рассчитывая на встречные шаги в том же объеме. В конце 1990-х гг. премьер-министр Гуджрал назвал страны Центральной Азии «ближайшим зарубежьем» Индии, обозначив в качестве основных индийских экономических интересов в этом регионе развитие инфраструктуры (железнодорожное сообщение, телекоммуникации) и энергетического сотрудничества [43].
Дальнейшее развитие этого подхода было связано с провозглашенной летом 2012 г. политикой «установления взаимосвязей с Центральной Азией» (Connect Central Asia). В своем выступлении в ходе первой встречи, посвященной диалогу Индии и Центральной Азии, в Бишкеке 12–13 июня 2012 г. министр иностранных дел Индии Шри Е. Ахамед отметил несколько ключевых линий взаимодействия, которые должны интенсифицировать связи Индии и центральноазиатских государств. К числу таких направлений он отнес политические и стратегические связи, включая совместные программы военной подготовки и антитеррористические мероприятия, многостороннее сотрудничество в рамках ШОС и взаимодействие Индии с Таможенным союзом, партнерство в разработке энергетических и иных природных ресурсов, инициативы в области образования и информационно-телекоммуникационных технологий, придание нового импульса проекту транспортного коридора «Север — Юг» [44].
С одной стороны, такой подход в значительной степени соответствует американской стратегии формирования Центральной Азии, экономически переориентированной на Южную Азию и в первую очередь Индию [45]. С другой стороны, Индия всячески подчеркивает свой более толерантный, чем американский, подход к вопросу демократизации существующих в странах региона политических режимов [46].
При этом в экспертном дискурсе Центральная Азия представляется как регион нового стратегического соседства для Индии [47], а сама Индия — как игрок, способный сыграть конструктивную роль не только в Центральной Азии, но и в рамках ШОС [48]. В то же время ШОС, несмотря на признание ее важности для противодействия новым угрозам [49], пока рассматривается скорее как вторичный инструмент взаимодействия Индии со странами Центральной Азии, Китаем и Россией, в то время как приоритет отдается двусторонним проектам (например, с Казахстаном, Таджикистаном и Кыргызстаном) [50]. Осторожное отношение Индии к ШОС объясняется также неопределенностью направления дальнейшей эволюции организации и характера отношений между ее членами. Неблагоприятным для Индии исследователи полагают сценарий, при котором в ШОС будет доминировать Китай, а Россия будет взаимодействовать с ним на дружественной, но соподчиненной основе [51].
Выводы
Представленный анализ позволяет предположить, что различия в исследовательских позициях российских, китайских, индийских и западных исследователей по поводу характера деятельности Шанхайской организации сотрудничества определяются предыдущим опытом регионального и квазирегионального сотрудничества перечисленных стран (России, Китая, Индии, США и стран ЕС) и теми целями, которые они преследуют во взаимодействии с центральноазиатскими государствами в области политики, экономики и безопасности.
Для России и Китая особое значение имеют не цели интеграции в рамках ШОС в понимании западных теорий интеграции, а потенциал ШОС в структурировании регионального пространства. Для России, кроме того, важны институциональные возможности ШОС для включения в систему региональных организаций АТР, которая во многом формировалась помимо России и в рамках которой России, для того чтобы закрепиться в качестве полноправного участника региональных процессов, необходимы дополнительные политические и экономические ресурсы.
Для Индии взаимодействие с ШОС вписывается в более широкий контекст экономического сотрудничества с Центральной Азией. В свою очередь, американские и европейские аналитики делают акцент на нормативных аспектах деятельности ШОС, связывая их с проблемами демократизации политических режимов в регионе. Подчеркивая неэффективность ШОС как самостоятельного игрока, некоторые исследователи указывают на закономерную необходимость внутренних политических изменений в странах региона и внешних партнерств для поддержки этих изменений.
Примечания:
[1] Статья подготовлена в рамках грантового проекта Международного дискуссионного клуба «Валдай».
[2] Crafting Cooperation. Regional International Institutions in Comparative Perspective / ed. by A. Acharya, A.I. Johnston. N.Y., Cambridge: Cambridge University Press, 2007. P. 6–12; Regions and Crises. New Challenges for Contemporary Regionalisms / ed. by L. Fioramonti. Basingstoke: Palgrave, 2012. P. 222–229. Среди отечественных исследований в данной области см.: Байков А.А. Сравнительная интеграция. Практика и модели интеграции в зарубежной Европе и Тихоокеанской Азии / отв. ред. А.Д. Богатуров. М.: Аспект Пресс, 2012. [Baikov A.A. Sravnitelnaya integraziya. Praktika I modeli integrazii v zarubejnoi Evrope I Tokhookeanskoy Azii / otv. red. A.D. Bogaturov. M. : Aspect Press, 2012.]
[3] Здесь и далее термин «Центральная Азия» используется для обозначения современного состояния региона, включающего пять государств — Казахстан, Узбекистан, Киргизию, Туркменистан и Таджикистан, хотя географически регион охватывает более широкие пространства, включая территорию современной Монголии и северо-западных регионов Китая. В советский период и в рамках историографии того времени данный регион обозначался как Средняя Азия и Казахстан. Китайские и западные исследователи терминологически придерживаются определения группы пяти упомянутых государств как входящих в регион Центральной Азии.
[4] Международные отношения в Центральной Азии. События и документы / под ред. А.Д. Богатурова. М.: Аспект Пресс, 2011. С. 17–19. [Mejdunarodnye otnosheniya v Zentralnoi Azii. Sobytiya I document / pod red. A.D. Bogaturova. M.: Aspect Press, 2011. S. 17–19].
[5] Звягельская И.Д. Становление государств Центральной Азии: Политические процессы. М.: Аспект Пресс, 2009. С. 45–52 [Zviagelskaya I.D. Stanovleniye gosudarstv Zentralnoi Azii. Politicheskie prozessy. M.: Aspect Press, 2009. S. 45–52].
[6] Подробнее см.: Лузянин С.Г. Этнический конфликтный «срез» Центральной Азии // Конфликты на Востоке. Этнические и конфессиональные / под ред. А.Д. Воскресенского. М.: Аспект Пресс, 2008. С. 316–322. [Luzianin S.G. Etnoicheskiy konfliktnyi ‘srez’ Zentralnoi Azii // Konflikty na Vostoke. Etnicheskie I konfessionalnye / pod red. A.D. Voskressenskogo. M.: Aspect press, 2008. S. 316–322.]
[7] В данном случае не рассматривается СНГ как организация с более широким составом участником, выходящем за рамки Центральной Азии.
[8] Allison R. Virtual Regionalism, Regional Structures and Regime Security in Central Asia // Central Asian Survey. 2008 (June). Vol. 27. No. 2. P. 185.
[9] Туркменистан не принимает участие в деятельности ШОС по причине своего нейтрального международного статуса.
[10] Малашенко А. Центральная Азия: на что рассчитывает Россия? М.: РОССПЭН, 2012. С. 16. [Malashenko A. Zentralnaya Aziya: na chto rasschityvayet Rossia? M.: ROSSPEN, 2012. S. 16.]
[11] Подробнее об эволюции идей интеграции постсоветского пространства см.: Большаков А.Г. Россия в поиске оптимальной модели постсоветской интеграции: станет ли 2012 год переломным? // Сравнительная политика. 2012. № 3 (9). С. 88–90. [Bol’shakov A.G. Rossiya v poiske optimalnoy modeli postsovetskoy integrazii: stanet li 2012 god perelomnym? // Sravnitelnaya politika. 2012. № 3 (9). S. 88–90].
[12] На данный момент в СНГ входят все государства Центральной Азии, Россия, Азербайджан, Армения, Беларусь, Молдова и Украина.
[13] На данный момент в ОДКБ входят Армения, Беларусь, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан. Членство Узбекистана приостановлено в 2012 г.
[14] ЦАС существовала с 2002 по 2005 г. и включала Казахстан, Киргизию, Таджикистан, Узбекистан и Россию. В 2005 г. ЦАС объединилась с ЕврАзЭС.
[15] В ЕврАзЭС состоят Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан. Членство Узбекистана приостановлено в 2008 г.
[16] Действует с 1 января 2012 г.
[17] В перспективе не исключено расширение состава участников ЕЭП за счет Киргизии и Таджикистана. Подробнее см.: Путин В.В. Новый интеграционный проект для Евразии — будущее, которое рождается сегодня // Известия. 2011. 3 октября. [Putin V. Novyi integrazionnyi proekt dlya Evrazii — budusheye, kotoroye rojdayetsia segodnya // Izvesitya. 2011. 3 oktiabria.]
[18] Концепция внешней политики Российской Федерации [Электронный ресурс]: утв. Президентом Российской Федерации В.В. Путиным 12 февраля 2013 г. // Сайт МИД России. URL: http:// www.mid.ru/brp_4.nsf/newsline/6D84DDEDEDBF7DA644257B160051BF7F (дата обращения: 30.03.2013). [Konzepziya vneshnei politiki Rossiyskoi Federazii [Electronic resourse] : utv. Presidentom Rossiyskoi Federazii V.V. Putinym 12 fevralia 2013 g. // Sait MID Rossii. URL: http://www.mid.ru/ brp_4.nsf/newsline/6D84DDEDEDBF7DA644257B160051BF7F (accessed 30.03.2013).]
[19] Там же.
[20] Малашенко А. Указ. соч. С. 62. [Malashenko A. Op. cit. S. 62.]
[21] Никитина Ю.А. ОДКБ и ШОС: модели регионализма в сфере безопасности. М.: Навона, 2009. С. 187–188. [Nikitina Yu.A. ODKB i ShOS: modeli regionalism v sphere bezopasnosti. M.: Navona, 2009. S. 187–188].
[22] Болятко А.В. Проблемы стратегии развития Шанхайской Организации Сотрудничества // Стратегия развития ШОС и политика России в этой организации. М.: ИДВ РАН, 2012. С. 18–32. [Bol’atko A.V. Problemy strategii razvitiya Shankhaiskoy organizazii sotrudnichestva // Strategiya razvitiya ShOS i politika Rossii v etoi organizazii. M. : IDV RAN, 2012. S. 18–32.]
[23] Серебрякова Н.В. Шанхайская организация сотрудничества: многосторонний компромисс в Центральной Азии. М.: ИнфоРос, 2011. С. 91. [Serebriakova N.V. Shankhaiskaya organizaziya sotrudnichestva: mnogostoronniy kompromiss v Zentralnoi Azii. M. : InfoRos, 2011. S. 91.]
[24] Никитина Ю.А. ОДКБ и ШОС как модели взаимодействия в сфере региональной безопасности // Индекс безопасности. 2011. № 2 (97). Т. 17. С. 48. [Nikitina Yu.A. ODKB i ShOS kak modeli vzaimodeistviya v sphere regionalnoi bezopasnosti // Index bezopasnosti. 2011. № 2 (97). T. 17. S. 48.]
[25] Bailes A.J.K. The Shanghai Cooperation Organization /A.J.K. Bailes, P.Dunay, P.Guang, M.Troitskiy. Stokholm: SIPRI, 2007. P. 44.
[26] См., напр.: Уянов С.В. Транспортное сотрудничество в ШОС в контексте проблем региональной стабильности // Стратегия развития ШОС и политика России в этой организации. М.: ИДВ РАН, 2012. С. 193–206; Стратегия России в Центральной Азии и Шанхайская организация сотрудничества / под ред А.В. Лукина. М.: МГИМО, 2012. [Uyanov S.V. Transportnoye sotrudnochestvo v ShOS v kontekste problem regionalnoi stabilnosti // Strategiya rezvitiya ShOS i politika Rossii v etoi orzanizazii. M.: IDV RAN, 2012. S. 193–206 ; Strategiya Rossii v Zentralnoi Azii i Shankhaiskaya organizaziya sotrudnichestva / pod red. A.V. Lukina. M. : MGIMO, 2012.]
[27] Лузянин С.Г. ШОС: проблемы развития (методология, экономика, безопасность) // Стратегия развития ШОС и политика России в этой организации. М.: ИДВ РАН, 2012. С. 17. [Luzianin S.G. ShOS: problem razvitiya (metodologiya, ekonomika, bezopasnost’) // Strategiya rezvitiya ShOS i politika Rossii v etoi orzanizazii. M.: IDV RAN, 2012. S. 17.]
[28] Богатуров А.Д. Центрально-Восточная Азия в современной международной политике // Восток. 2005. № 1. С. 102–119. [Bogaturov A.D. Zentral’no-Vostochnaya Aziya v sovremennoi mejdunarodnoi politike // Vostok. 2005. № 1. S. 102–119.]
[29] Чжао Х. Китай, Центральная Азия и Шанхайская организация сотрудничества // Московский центр Карнеги. Рабочие материалы. 2005. № 5. С. 50. [Zhao H. Kitai, Zentral’naya Aziya i Shankhaiskaya organizaziya sotrudnichestva // Moskovskiy zentr Karnegi. Rabochiye materialy. 2005. № 5. S. 50.]
[30] Jia Q. The Shanghai Cooperation Organization: China’s Experiment in Multilateral Leadership // Eager Eyes Fixed on Eurasia. No. 16–2 / ed. by A. Iwashita. Sapporo: Slavic Research Center, 2007. P. 113–123.
[31] Имеются в виду взаимное доверие, взаимная выгода, равенство, уважение к различным цивилизационным особенностям и общее процветание. Эти положения были обозначены в выступлении тогдашнего председателя КНР Цзян Цзэминя на церемонии, приуроченной к созданию ШОС. См.: Jiang Z. Deepening Unity and Coordination to Jointly Create a Brilliant Future [Electronic Resource]: Speech at the SCO Inaugural Ceremony. St. Petersburg, June 15, 2001 // China News. URL: http:// english.china.org.cn/baodao/english/newsandreport/2001july/new14-1.htm (accessed March 31, 2013).
[32] Bailes at al. Op. cit. P. 48–50.
[33] Pan G. A New Diplomatic Model: A Chinese Perspective on the Shanghai Cooperation Organization // Washington Journal of Modern China. 2008. Vol. 9. Iss. 1. P. 57–58.
[34] Cohen A. The U.S. Challenge at the Shanghai Summit // The Heritage Foundation. June 13, 2006. URL: http://www.heritage.org/research/reports/2006/06/the-us-challenge-at-the-shanghai-summit (accessed March 31, 2013); Laruelle M. The Chinese Question in Central Asia: Domestic Order, Social Change and the Chinese Factror / M. Laruelle, S. Peyrouse. L.: Hurst&Company, 2012. P. 37.
[35] Contessi N. China, Russia and the Leadership of the SCO: A Tacit Deal Scenario //China and Eurasia Forum Quorterly. 2010. Vol. 8. No. 4. P. 101–123.
[36] Ambrosio T. Catching the ‘Shanghai Spirit’: How the Shanghai Cooperation Organization Promotes Authoritarian Norms in Central Asia // Europe-Asia Studies. 2008. Vol. 60, No. 8. P. 1341.
[37] Allison R. Op. cit. P. 188.
[38] Renard T. Strategic Bilateralism or Effective Multilateralism? The EU, the SCO and SAARC // The Palgrave Handbook of EU-Asia Relations / ed. by T.Christiansen, E. Kirchner, Ph. Murray. Basingstoke : Palgrave Macmillan, 2013. P. 369–370.
[39] Aris S. The Shanghai Cooperation Organization: ‘Tackling the Tree Evils’. A Regional Response to Non-traditionsl Security Challenges or an Anti-Western Bloc? // Europe-Asia Studies. 2009 (May). Vol. 61. No. 3. P. 460 ; Aris S. Eurasian Regionalism. The Shanghai Cooperation Organisation. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2011.
[40] Blank S. India’s Rising Profile in Central Asia // Comparative Strategy. 2003. No. 23. P. 139.
[41] «Большая Восточная Азия»: мировая политика и региональные трансформации / под ред. А.Д. Воскресенского. М.: МГИМО, 2010. С. 193–213. [‘Bol’shaya Vostochnaya Aziya’: mirovaya politika I regionalnye transformazii / pod red. A.D. Voskressenskogo. M. : MGIMO, 2010. S. 193–213.]
[42] Ibid. P. 142–143.
[43] Ibid. P. 148.
[44] Keynote Address by MOF Shri E. Ahamed at First India-Central Asia Dialogue. June12, 2012 Ministry of Foreign Affairs of India. URL: http://www.mea.gov.in/bilateral-documents.htm?dtl/19791/Keynote+address+by+MOS+Shri+E+Ahamed+at+First+IndiaCentral+Asia+Dialogue (accessed April 6, 2012).
[45] Доклад Ричарда А. Баучера, помощника госсекретаря США по вопросам Южной и Центральной Азии, Подкомитету по Ближнему Востоку и Центральной Азии в составе Комитета Палаты представителей по международным отношениям «Политика США в Центральной Азии: баланс приоритетов (Часть II)». Вашингтон, 26 апреля 2006 г. / Международные отношения в Централь- ной Азии. События и документы / под ред. А.Д. Богатурова. М.: Аспект Пресс, 2011. С. 491–492. [Doklad Richarda A. Bauchera, pomoshnika gossekretaria SShA po voprosam Yujnoi i Zentralnoi Azii Podkomitetu po Blijnemu Vostoku i Zentral’noi Azii v sostave Komiteta Palaty predstavitelei po mejdunarodnym otnosheni’yam ‘Politika SShA v Zentral’noi Azii: balans prioritetov (Chast’ II)’. Washington, 26 aprel’a 2006 g. / Mejdunarodnye otnosheniya v Zentral’noi Azii. Sobytiya i document / pod red. A.D. Bogaturova. M. : Aspect Press, 2011. S. 491–492.]
[46] Reconnecting India and Central Asia. Emerging Security and Economic Dimensions / ed. by N. Joshi. Washington D.C.: The Central Asia-Caucasus Institute, 2010. P. 62 ; Sachdeva G. Central Asia. India’s New Strategic Neighbourhood // Geopolitics. 2012 (October). Vol. III. Iss.V. P. 80.
[47] Sachdeva G. Op.cit. P. 79.
[48] Kundu N.D. 12th SCO Summit in Beijing: A View from India // Valdai Discussion Club. URL: http://valdaiclub.com/asia/44660.html (accessed April 6, 2013).
[49] Триведи Р. Нетрадиционные угрозы безопасности в Центральной Азии с точки зрения сравнительной региональной перспективы // Сравнительная политика. 2011. № 4(6). С. 120–121. [Trivedi R. Netradizionnye ugrozy bezopasnosti v Zentral’noi Azii s tochki zreniya sravnitel’noi regional’noi perspektivy // Sravnitel’naya Politica. 2011. № 4(6). S. 120–121.]
[50] Reconnecting India and Central Asia. P. 66.
[51] Sachdeva G. Op. cit. P. 80.
«Сравнительная политика»
Читайте также на нашем портале:
«Азиатские соперники» Ачин Ванаик
«БРИК как новая концепция многовекторной дипломатии» Круглый стол МГИМО
«Внешняя политика России: от частных интересов к общенациональной платформе» Михаил Демурин
«Кавказское измерение ШОС: саммит в Душанбе и будущее организации» Сергей Лузянин
«Киргизия и Россия: безопасность, сотрудничество и перспективы развития в центральноазиатском контексте» Александр Князев
«Киргизское дежавю и мифологемы постсоветского «суверенитета»» Александр Князев
«Политика Китая в отношении соседних стран Центральной Азии» Роза Турарбекова, Татьяна Шибко
«Роль Китая в глобализующемся мире» Василий Михеев
«Россия-Китай: опыт сотрудничества, достижения и проблемы» Информационно-аналитический Центр МГУ
«Страны БРИК: на пути к новой экономической модели» Михаэль Либиг
«Центральная Азия в мировой геополитике» Юля Семыкина
««Большая игра» в Центральной Азии: вчера, сегодня, завтра» Андрей Казанцев
«Шанхайская организация сотрудничества: модель образца 2008 года» Сергей Лузянин
«Центральная Азия: измерения безопасности и сотрудничества» Сергей Лузянин