Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Присвоит ли Запад подъем Китая? Полемические заметки о месте Запада и Востока в мировом развитии

Версия для печати

Специально для портала «Перспективы»

Максим Потапов, Александр Салицкий, Нелли Семенова, Чжао Синь, Алексей Шахматов

Присвоит ли Запад подъем Китая? Полемические заметки о месте Запада и Востока в мировом развитии


Потапов Максим Александрович – главный научный сотрудник Центра азиатско-тихоокеанских исследования ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, доктор экономических наук.
Салицкий Александр Игоревич – главный научный сотрудник Центра проблем развития и модернизации ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, доктор экономических наук.
Семенова Нелли Кимовна – научный сотрудник Центра энергетических и транспортных исследований Института востоковедения РАН РФ.
Чжао Синь – старший преподаватель Института русского языка Пекинского университета иностранных языков, постдокторант Института мировой экономики и политики Академии общественных наук Китая, кандидат экономических наук.
Шахматов Алексей Владимирович – руководитель Секретариата Председателя Правления ПАО «Газпром», доктор экономических наук.


Присвоит ли Запад подъем Китая? Полемические заметки о месте Запада и Востока в мировом развитии

Западоцентристским концепциям мирового развития авторы противопоставляют диаметрально противоположный взгляд: история европейской, западной цивилизации есть история нескончаемого присвоения чужого. Еще в лице своего прототипа – Древнего Рима – Европа присвоила целую культуру Древней Греции, отбросив затем родоначальницу на Восток и рассматривая его, по мере самопревращения в Запад, через кривую призму ориентализма. В наше время очередным объектом присвоения пытаются сделать успех Китая. Общий смысл западных оценок китайского подъема состоит в том, что своим динамичным развитием Китай обязан капитализму, Западу.


О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут.
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень Суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что – племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает.

Джозеф Редьярд Киплинг «Баллада о Востоке и Западе»

Одним из поводов к написанию этой статьи послужила фраза, открывающая яркий журнал мод, случайно попавшийся под руку одному из авторов. Фраза выглядела так: «История моды, как и история европейской цивилизации, зародилась более 5000 лет назад в раскаленных песках пустыни, где выросли государства Древнего Египта и Месопотамии» [Мода..,с.2]. Оставим на совести авторов раскаленные пески (народам и государствам больше нравились плодородные долины рек), но о каком рождении европейской цивилизации пять тысяч лет назад они изволили писать?

Что перед нами? Ответим: типичный пример присвоения чужого этой самой европейской цивилизацией. Еще в лице своего исторического прототипа – Древнего Рима, она присвоила целую культуру Древней Греции, отбросив затем родоначальницу на Восток и рассматривая (по мере самопревращения в Запад) Восток через кривую призму ориентализма, столь блистательно описанного Эдвардом Саидом [Саид]. Даже эпоху Ренессанса, отчасти положившую конец долгим столетиям мрачного средневековья с его невиданной жестокости религиозными войнами, можно представить как очередное присвоение Европой (Западом) того, что ей никогда не принадлежало – ни исторически, ни культурно. Цивилизации Ближнего и Среднего Востока, тысячелетиями являясь мировым политическим, экономическим и культурным центром, сыграли ключевую роль в развитии западной культуры. Многие инновационные открытия в мире искусства, религии и социальной культуры Запада были лишь отголоском того, что родилось намного раньше в настоящей кузнице мировой эволюции. Основы науки, правосудия, монотеизма, коммерции, медицины, гражданского права и художественного выражения появились на Востоке, оставив огромное литературное наследие, в том числе библиотеки драгоценных манускриптов, сохранивших для Запада античное наследие [См. подробнее: Восток…; История…], практически утраченное в самой Европе.

За всеми этими, возможно, вполне невинными или совершенно неизбежными присвоениями последовал неистовый истребительный процесс, развернувшийся на заре колониальных веков, – победитель забирал чужое и уничтожал, выжигал чуждое. Народы Азии, Африки и Латинской Америки мало что могли противопоставить хорошо вооруженной алчности торгово-пиратских экспедиций португальцев, испанцев, голландцев, англичан и французов. Южная и Северная Америка вовсе лишилась независимости вместе с имевшимся людским потенциалом и культурным слоем. Именно там в XVI-XVIII вв. совершился один из крупнейших в мировой истории геноцид населения, ставший приложением к присвоению европейцами двух континентов в Западном полушарии. Дж. Даймонд, автор «Ружьев, микробов и стали» пишет: «…моя книга будет в основном посвящена народам, живущим вне Европы. Не ограничиваясь освещением контактов европейцев и неевропейцев, мы также рассмотрим взаимодействие между различными неевропейскими народами, в первую очередь те случаи, которые касаются коренных обитателей субсахарской Африки, Юго-Восточной Азии, Индонезии и Новой Гвинеи. Вместо того чтобы возвеличивать западноевропейцев, мы убедимся, что базовые элементы их цивилизации первоначально развились у народов, живших в других географических областях, и лишь позднее были импортированы в Западную Европу» [Даймонд]. Здесь, как и у Э.Саида, мы видим: многое из самой материи Запада является присвоенным. Возможно, что и сам Запад как воплощенное присвоение чужого преходящ и уж во всяком случае концом, венцом истории не является.

Вместо выбитого, преимущественно мужского, населения, оба континента были заселены рабами из Африки и частично Китая – так называемыми чинос, которых испанцы вывозили с Филиппин, заставляя их еще и жениться на местных жительницах. Отметим здесь в скобках готовность Запада достаточно высоких стадий развития к работе с не-Западом методами эпохи варварства.

Лишь многие десятилетия спустя, с выходом на авансцену мировой истории промышленной революции, «звериный оскал» западного присвоения уходит на второй план. Создание, внедрение и захват рынков с помощью машин огромной производительности при минимальных издержках сулит теперь большую отдачу, чем добывание золота в чужих храмах или труд рабов на плантациях. Начинается современная история, но не кончается история присвоения – как не убираются на склады горы все более совершенного оружия.

В процессе разворачивания промышленной революции с середины XIX в. Запад и Восток выступают примерно в их сегодняшних границах. Постепенно нарастающие между ними противоречия осознаются Востоком. США, западное государство, первым освободившееся от западного же колониального владычества, начинает вытеснение из колоний старых европейских «хищников», опираясь на протекционизм, перевороты и прочие методы, но не меняя сути «вечной» игры в присвоение. К концу XIX в. оно само становится матерым хищником, умело разыгрывая козырь демократизма и антимонархизма. В тихоокеанской Азии (а именно она до сих пор остается «главным Востоком» для американцев, чьи представления и степень знаний о разных частях Азии и Африки, как известно, не совпадают с европейскими), США в 1898 г. устанавливают контроль над испанской Ост-Индией. Тем самым завершается вытеснение Испании из её колониальных владений и присвоение их американцами.                                

Свобода торговли на экспорт и протекционизм для себя

XIX век стал первым веком активной пропаганды свободы торговли и мореплавания – особенно со стороны «владычицы морей». Под особо пристальным вниманием морских держав и полудержав оказались «узкие места» мировой водной инфраструктуры – порты, проливы, гавани, судоходные реки. Пропаганда морских свобод опиралась вроде бы на научную мысль и преодоление узкого меркантилизма, но примечательным образом расходилась с тем, что в действительности писали о внешней торговле сами классики политэкономии. Их книги, впрочем, коммерсанты не читали, а профессора цитировали выборочно. Промышленники же и вовсе повсеместно страдали протекционизмом, радея о собственном кармане.

Решающая теоретическая дискуссия о мировой торговле состоялась, на наш взгляд, в конце XVIII – первые два десятилетия XIX вв. Напомним некоторые ее положения.

Начнем с Адама Смита и внимательно прочитаем самый цитируемый фрагмент его классической работы, выделив важный момент, который обычно пропускают сегодняшние либералы: «Каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса» [Смит, с.492].

Не были классики политэкономии и глобалистами, особенно в современном понимании. На страницах своего главного труда Давид Рикардо часто цитирует А. Смита: «После капитала, вложенного в земледелие, приводит в движение наибольшее количество труда и прибавляет наибольшую стоимость к годовому продукту капитал, функционирующий в мануфактурной промышленности. Из всех трех видов капитала самое слабое действие в этом отношении производит капитал, затраченный на экспортную торговлю... Ж.Б. Сэй разделяет мнение А. Смита» [Рикардо, с. 234]. И еще одна цитата Рикардо из Смита: «Монополия колониальной торговли, подобно всем другим низким и зловредным приемам меркантильной системы, действует угнетающим образом на промышленность всех стран, но больше всего она гнетет промышленность колоний, нисколько не содействуя и, наоборот, даже препятствуя развитию промышленности в странах, в пользу которых установлена монополия» [Рикардо, с.238]. Добавим, что индийские ткани (изготовленные ремесленным способом) в конце XVIII – первой половине XIX вв. были строжайше воспрещены к ввозу в Британию, тогда как английские, по мнению жителей Индии, годились только на подстилки для слонов.

Добавим, что перемещение производительного капитала между нациями в ту пору практически отсутствовало, а если бы оно было, то от схемы Д. Рикардо пришлось бы отказаться: и вино, и сукно тогда было бы дешевле производить в Португалии. Иными словами, «мастерской мира» и «щепетильным Лондоном» остров Британия стал благодаря военному и торговому флоту и, конечно же, Ост-Индской компании, идея которой также была присвоена – заимствована у голландцев.

Вот так «выгоды разделения труда и мировой торговли для всех участников»! Из-за этого фасада выглядывает неизменно зубастое существо, очень склонное к присвоению чужого. Вдобавок это существо отнюдь не расположено делиться своими техническими секретами – экспорт передовых, по тем временам, промышленных технологий (текстильных и ткацких станков) всячески блокируется. С подключением к промышленной революции целого ряда новых европейских участников, Соединенных Штатов, а затем России и Японии, Запад в силу своей неуемной жадности превращает борьбу за внешние рынки сбыта в главное противоречие международных хозяйственных и политических отношений.

Впрочем, еще на заре XIX в. появляются первые протекционистские работы ученых, европейских и российских. Среди их авторов можно назвать Ж. Гереншванда в России и, конечно же, И.Г. Фихте в Германии, написавшего знаменитое «Замкнутое торговое государство» (1800) [Фихте]. Примечательно, что Россия после 1812 г. увлеклась было свободой торговли (под влиянием реформатора М. Сперанского), но вскоре (с 1819 г.) вернулась к протекционистскому тарифу на западных границах, оставив беспошлинной торговлю с Востоком – русские расстояния защищали местную промышленность и ремесла не хуже таможенных шлагбаумов или прибрежных артиллерийских батарей.

Ориентализм и «пожирание отцов» как инструменты присвоения        

В Восточном полушарии к середине XIX в. отношения между Западом и Востоком вполне определились как отношения силы, господства, комплексной гегемонии различной степени, что точно отражено в заглавии классического труда К.М. Паниккара «Азия и господство Запада» [Panikkar]. Восток в восприятии Запада при этом подвергся еще и процедуре «ориентализации». Его «ориентальный» характер не просто открылся в своём своеобразии как отдельный мир, как чужая культура, отличная от западной. Доминировало поверхностное представление о смысле, скрытом за формами и символами: подлинная специфика восточных институтов, традиций, правил поведения, общепринятых кодов значения не имела. «Ориентализация» Востока заключалась и в том, что его сделали «ориентальным» – т.е. живущим в прошлом, экзотичным и т.п. [см. Саид].

«…ориентализм проистекает из особой близости, существовавшей между Британией и Францией, с одной стороны, и Востоком – с другой…, – пишет Э. Саид. – С начала XIX в. и до конца Второй мировой войны Франция и Британия доминировали на Востоке и в сфере ориентализма. После Второй мировой войны и в сфере доминирования на Востоке, и в сфере его понимания их сменила Америка. Из этой близости, чья динамичность оказывается исключительно продуктивной, пусть даже она неизменно демонстрирует сравнительно большую силу Запада (Англии, Франции или Америки), исходит бóльшая часть тех текстов, которые я называю ориенталистскими» [Саид, с. 10].

«А потому, – продолжает Э. Саид, – так же как и сам Запад, Восток – это идея, имеющая историю и традицию мышления, образный ряд и свой собственный словарь, обусловившие их реальность и присутствие на Западе и для Запада. Таким образом, эти две географические сущности поддерживают и до определенной степени отражают друг друга» [Саид, c.11].

При этом «Восток невидим для Запада, причем с онтологической точки зрения невидим именно как нечто позитивно существующее, как возможность иной, незападной позитивности. И одновременно, с этической точки зрения, невидим как существование позитивного, как возможность иного, незападного блага» [Елагин]

Вернемся к классикам. Как и почти всякий хороший экономист, А. Смит не очень любил бумажную работу, был далек от искусства и мечтал наняться в Ост-Индскую компанию. Но никогда так и не был на Востоке и, подчеркнем, избегал употребления термина «цивилизованный» применительно к Индии и Китаю [Сопленков, с. 258]. Это характерно.

Постепенно в работах политэкономов и западноевропейском революционно-реформаторском движении возникают представления о стадиях в развитии человеческого общества и особой заслуге римлян, вооруживших цивилизованную часть мира понятиями права, государства и особенно частной собственности. (Служба в частных корпорациях того времени или желание на нее попасть были (и остаются ) очень важным стимулом появления таких представлений. Но и здесь речь шла о явном заимствовании, поскольку, например, представление о частном, о своем и чужом, особенно доме – как неприкасаемом – есть во всех культурах. Не будем даже вскользь касаться гораздо большей степени разработанности этого предмета в древнем (нецивилизованном, по А. Смиту) Китае.

Европейцам же надо было чем-то завуалировать незнание всемирной истории или ее вольное и пристрастное толкование, а также обосновать отказ от рыцарского отношения к противнику и переход к его истреблению механизированными способами. На помощь церкви в выполнении этой функции обоснования в XVIII в. призвали и «общественную» науку (тут-то, кстати, и произошло разделение наук на естественные и общественные – имеющие, помимо иных, еще и обслуживающие власть функции).

Процитируем А.Ю. Ашкерова: «Мощь Запада была обретена им именно таким путем – прямого или косвенного наследования богатым мертвецам. При этом разница в положении наследника (Запад – это Descendant, наследник, "место падения" Солнца) и предка осмысливается в пользу удачливого потомка: то, чем предок жил, потомок обладает: смерть предка кладет предел, проводит онтологическую границу между "собой" и "своим": эта граница проходит через смерть породившего ценность, которая теперь может стать объектом присвоения, объектом "захватного права" (как выражался Гегель).

Можно сказать, что первой западной цивилизацией был Рим. Точнее, он превратился в нее, приняв на себя распоряжение "греческим наследством" (тоже в общем собранным из разных источников) и поставив римлян по отношению к эллинам (превращенным в население "провинции Ахайя") в двусмысленное положение "учеников", "презренных греков", само ученичество которых обеспечено победой над учителями (своего рода "культурная революция" – если искать общеизвестные китайские параллели). Современный же нам Запад берет свое начало в акте "Возрождения" – т.е. присвоения себе всего наследия греко-римской культуры (с окрестностями) вчерашними варварами, которые самозванно объявили свою цивилизацию (как целое) правопреемницей античной ойкумены» [Ашкеров, с.445].

И какой же блестящей и трогательной противоположностью этому «пожиранию отцов» выглядит забота о стариках в «Лунь Юе» [Конфуцианское.., с.256-258], написанном задолго до выхода на историческую авансцену новообразования под названием «Римская империя».

Китай на пути капитализма?

Битвы за рынки на фоне роста безработицы в Европе, в конечном счете, вызвали две мировые войны. И в обеих войнах со стороны Запада присутствовал империалистический, экономический фактор – жажда присвоения. (Заметим, что ни к царской России, ни к СССР, ни к России нынешней понятие «империалистический» не подходит – слишком слабы были (или есть) здесь корпорации и банки для присвоения чужого. А вот насколько эти государства можно считать имперскими – можно обсуждать.)

Послевоенная история распадается на два этапа: промышленно-национальный, государственный и финансово-спекулятивный, компрадорский, – причем второй завершается на наших глазах. Этот второй этап характеризовался нарастанием страха Запада перед утратой главного для него – возможности и жгучей потребности присваивать (по причине отмирания колониальной системы). Тем сильнее было это чувство, чем более аппетитным выглядел мир незападный. Но с ростом аппетитности все неподатливее становилась его соблазнительная и, казалось бы, беззащитная плоть.

Китайские коммунисты удержали знамя, если воспользоваться выражением Дэн Сяопина. И не только они одни – есть еще динамичный Вьетнам, Куба, ностальгия по советским временам в России и Восточной Европе. Есть и разного рода антимейнстримные движения на Западе, марксистская литература вновь популярна.

«Китайские споры о том, являются ли проводимые реформы социалистическими или капиталистическими, потихоньку сошли на нет после того, как в 1992 г. КПК провозгласила курс на построение социалистической рыночной экономики. Оставив мировоззренческие дебаты, интеллигенция занялась обсуждением конкретных аспектов преобразований внутри имеющейся системы. Эпоха «измов» временно завершилась, уступив дорогу десятилетию «споров о проблемах», – пишут О.Н. Борох и А.В. Ломанов. Они, по нашему мнению, очень точное определяют общественный строй Китая как «неосоциализм». Это верно и для десятилетнего правления Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао (2002-2012 гг.), и не только, насколько можно теперь судить [Борох].

С приходом к власти Си Цзиньпина многие связывали возможный сдвиг во внутренней политике КНР «вправо», тем более, что либерализация экономики в минувшие несколько лет заметно продвинулась. Но каких-либо серьезных системных сдвигов в Китае до сих пор не наблюдалось, более того, государство прилагает немалые усилия для более справедливого распределения и перераспределения доходов.

На Западе же концепция поменялась. До сих пор преобладали предсказания неизбежного скорого краха Китая, его распада и пр. Они еще звучат [Shambaugh], но существенно меньше. «Возьмите нас с собой в развитие, без нас оно будет ущербным, у вас ничего не получится без нас» – вот новый посыл западных оценок развития Китая, который все более заметен в последние годы [Bell].

Теперешних китайцев называют капиталистами, противопоставляя их «желто-красным» отцам и дедам. И тем самым присваивают себе подъем Китая. Вот характерные названия книг и книжек на эту тему: «Markets Over Mao», «Как Китай стал капиталистическим», «Общественный строй Китая: постсоциалистический капитализм?» [Lardy; Коуз].

Все эти публикации разного уровня объединяет мысль – с ростом частного сектора в КНР компартия устаревает, государство и его регулирование становятся ненужными, а, стало быть, политический уклад Китая ожидает системный кризис. Аргументация подбирается самая разная, авторы частенько кивают на опыт восточноевропейских стран, «благополучно совершивших» «демократический транзит». Соответственно, и Китай в перспективе, после разгона коррумпированной номенклатуры, обретет шанс интегрироваться в «цивилизованный мир».

Общий смысл такого подхода в том, что своим динамичным развитием Китай обязан капитализму, Западу. И в том, чтобы можно было сказать китайцам: забудьте про долги и списки КОКОМ, про кризисы и дискриминацию, про пестование ваших диссидентов и сепаратистов, про науськивание против вас молодежи в Гонконге и на Тайване; мы просто хотели и хотим помочь вам развиваться правильно, по-капиталистически, рыночно, конкурентно, креативно…       

Сопротивление присвоению, технологии и ценности

Проблемы своего и чужого, иностранного и национального, экономических свобод и их ограничений, протекционизма и фритредерства не новы. То или иное их решение – вопрос и политики, и экономики, и культуры.

Изоляционизм, безусловно, вреден и исторически обречён. Особенно в современном мире. Но и открытость требует чувства меры. Это, пожалуй, главный итог, к которому подводят наблюдения за открытием Китая. Оно продолжается уже без малого сорок лет, но КНР так и не втянулась в организованную для неё ловушку. Вот уже пятнадцать лет прошло со дня вступления КНР в ВТО, но «страна еще очень далека от полной интеграции в глобальную экономику», – сетует, например, эксперт известного мозгового центра Stratfor [China's…].

Еще на рубеже XIX-XX вв. крупнейшие азиатские страны разглядели «ловушку интеграции в цивилизованный мир»: Индия ответила идеей свадеши, Китай – первыми разновидностями опоры на собственные силы. В дальнейшем выяснилось, что только грамотная внешнеэкономическая и промышленно-ориентированная политика дает надежное противоядие от бездумной «интеграции», а главное – от образования мощного компрадорского слоя вместо формирования национального промышленника. К началу XXI в. оба азиатских исполина так или иначе с этой задачей справились. Характерна недавняя дискуссия между двумя видными китайскими экономистами – рыночником Чжан Вэйином и профессором Пекинского универститета, вице-президентом Всемирного банка Линь Ифу, в которой вновь «победила» промышленная политика, а теория Фридриха фон Хайека о рынке как лучшем и единственном распределителе ресурсов была признана «делом вкуса» [Cao].

Между тем ситуация в середине текущего десятилетия поменялась коренным образом: сама глобализация подошла к естественному завершению своего нынешнего этапа – как и всякий другой процесс, она не может длиться непрерывно. Все меньше дохода приносят внешнеторговые операции (из-за постепенного сокращения разницы в зарплатах и других издержках в странах Восточной Азии и государствах Запада), все менее охотно владельцы реального капитала размещают его за рубежом. Чтобы продать изготовленное за границей, приходится все больше вкладывать в сбыт и маркетинг на местном рынке. А это услуги, доля которых в ВВП повсеместно растет. При этом производится гигантский слой полукомпрадоров: эксклюзивных дилеров, маркетологов и «мерчайндайзеров», торговых агентов и рекламщиков, медиапредставителей и толкачей, коммивояжеров и организаторов торговых пирамид.

Компрадорские слои, будучи одним из главных инструментов присвоения, начинают осознавать грядущую скудость «кормовой» базы и переключаются на домашние операции, постепенно формируя зачатки ренационализации хозяйств отдельных стран. Уже несколько лет мы не без удовольствия созерцаем всякого рода решоринги, инсорсинги и прочие разновидности замещения импорта.

В США, к тому же, похоже, происходит смена очередного цикла американской истории (по Артуру Шлезингеру) – страна переключается с внешней на внутреннюю проблематику, с идеологии на реализм, и дело не только в личности Дональда Трампа, эта смена началась еще при Бараке Обаме. Не стоит, кстати, исключать и вполне возможный сдвиг американского общества по циклу Хиршмана, когда после периодов поглощенности частными делами люди больше обращаются к общественным проблемам [Шлезингер, c.44].

Важно, что само присвоение начинает терять смысл: накопленное становится дорого сохранять, страховать и т.п. Очередной нонсенс мейнстрима – отрицательный процент по банковским вкладам. Возникают гиг-экономика, разнообразные шэринговые схемы, мощно стартовала «юберизация», огромных масштабов достиг теневой бэнкинг, а также обороты наркотиков, оружия и т.п. Кризис управляемости заставляет пересматривать отношение к авторитаризму, демократия в нынешнем виде предстает малопривлекательной и неэффективной.

Диалектическое противоречие XVIII в. между добродетелью и коммерцией, между общественным благосостоянием и частной собственностью возрождается в виде противоречия между демократией и капитализмом, между общественными целями и частными интересами, как это было в благодатный послевоенный период, отмеченный и высокими темпами роста, и улучшением социальной ситуации почти по всей планете [Шлезингер].

По словам А. Ашкерова, современный Запад видит себя в качестве закрытого клуба законных владельцев ряда техник (технологий), понимаемых как «ценности», и законного наследника всего земного шара, укладывая прочие страны в «ориенталистские» коробочки с булавочками и наклеечками: «переходные», «становящиеся», «несостоявшиеся», «авторитарные», «тоталитарные» и т.п. «Поэтому Запад никогда не принимал всерьез обвинения в агрессивности: да, штыки и пушки сыграли свою роль, но только как подручные средства, и дело совсем не в них, а в естественном превосходстве духа (то есть техник) над косной материей. Непонимание этого говорит лишь об отсталости непонимающих – что, впрочем, излечимо (иногда теми же пушками)», – завершает он эту мысль [Ашкеров, с.448].

Некоторые выводы

Читатель, конечно, давно понял, что, по нашему мнению, присвоить подъём Китая Западу не удастся. Более того, предыдущие присвоения, сделанные главным образом США в Восточной Азии, могут оказаться эфемерными. Ни Япония, ни Республика Корея, имеющие военные договоры с США, отнюдь не намерены жертвовать своими экономическими и другими интересами ради заокеанской сверхдержавы. Да и сами США эффективных средств защиты этим странам предоставить уже не могут, а идти на большую войну с Китаем или Россией не готовы. Тайвань не в счет – он де-факто интегрирован Китаем. Будущее Транстихоокеанского партнерства явно под вопросом: в любом случае национальные государства не удалось с ходу подчинить корпорациям.

Трещат по швам и некоторые другие интеграционные группировки (НАФТА, ЕС), символизирующие некий статус-кво успеха глобализации, идущей с Запада.

К рубежу нынешнего десятилетия можно отнести начало становления новой биполярности США – КНР [Салицкий 2012]. Едва обозначившись, эта биполярность, похоже, оборачивается первыми крупными выигрышами Китая. После обидной для мирового гегемона документальной фиксации долга американского правительства по обязательствам «Фанни» и «Фреди» в январе 2011 г., в ходе государственного визита в США Ху Цзиньтао, произошла агрессия западных держав в Ливии. Пекин перешел в тихое экономическое контрнаступление с помощью своей зарубежной диаспоры. В 2013 г. стартовал проект Экономического пояса Шёлкового пути и Морского Шёлкового пути XXI века, со специальным Фондом и Азиатским банком инфраструктурных инвестиций с уставным капиталом в 100 млрд долл.

В известном смысле «китайскую модель», или «антимодель» [Салицкий 2014], можно представить как совокупность различающихся типов развития отдельных провинций или макрорегионов КНР (Восток, центральные провинции, Запад). Такие контрасты – не редкость в крупных странах: например, в Индии социально-экономические профили штатов Гуджарат и Керала весьма различны. Но важно понимание более значимой и возраставшей в последние полтора десятилетия роли центра в Китае по сравнению с Индией. КНР – страна с куда более развитой инфраструктурой, без которой любые разговоры о рынке не имеют большого смысла: если в город ведет только одна дорога, то на ней обязательно будет пункт оплаты и нередко не один.

В сопоставлении теории и практики китайский опыт развития принципиально расходится с «гарвардским» идеализмом и той его практикой, которая хорошо знакома России и которую мы коротко назовем «гайдаризмом». Его идеологи долгое время утомляли нас «новым политическим мышлением», «рыночными и демократическими ценностями», «институтами гражданского общества», «идентичностями», «гендерными особенностями» и прочими понятиями, наивно или корыстно перенося на нашу действительность умозрительные модели западного общества. В Китае такой подход называют слепым копированием.

Там не дали себя запутать модной фразеологической шелухой. Подумали о своих национальных терминах и понятиях. Интересен, например, китайский термин «культурная безопасность», введенный в оборот в качестве инструмента противодействия неблагожелательному внешнему воздействию.

***

На Западе уже нет ни институциональных, ни финансовых, ни интеллектуальных ресурсов, чтобы присвоить продолжающийся подъём Китая или обратить это явление к своей односторонней выгоде. Сорваны попытки «мирного окружения Китая». Современный Китай – это неосоциалистическое рыночное государство, находящееся на стадии экологической и научно-технической революции. Избыток капитала, в том числе у лояльной Пекину диаспоры, обеспечивает ему постоянное укрепление международных позиций, а в обозримой перспективе – выход на ведущие позиции в мире. Поэтому полицентричный мир является еще и биполярным до тех пор, пока сохранится гегемонизм США. Помощь в возрождении исламского мира, изуродованного США и их сателлитами – одна из важных исторических задач Китая, России. Индии и других независимых государств. Но и Соединенным Штатам никто не мешает вернуться в полицентричный мир в качестве равного.

Говоря марксистским языком, надстройка в Китае вполне соответствует базису и даже опережает его, располагая теперь еще и довольно мощным научно-техническим потенциалом, первоклассной общественной наукой, а также китайской мечтой – с неизменным присутствием в ее формулировках эпитета «социалистический». Рынок не может «победить» ни социализм, ни лично Мао Цзэдуна – поскольку представляет собой всего лишь инфраструктурно освоенное пространство с определенными законами и подзаконными актами (их важно различать) или способ действия различных субъектов рынка. Таковыми, кстати, могут быть и антирыночные силы – как в надстройке, так и в базисе общества.

Литература:

Елагин А. Восток как политическое понятие // Русский журнал. 02.04.2002. – URL: old.russ.ru/politics/20020402-slovar.html (дата обращения: 27.03.2017).

Ашкеров А.Ю. Коллизия «Восток-Запад» в социально-антропологической интерпретации // Ашкеров А.Ю. Социальная антропология. М. 2005.

Барский К.М., Салицкий А.И. Полицентризм современного мира и новая биполярность как возможный сценарий глобального развития// Мир и политика. 2012. № 7 (70). С.28-43.

Борох О.Н., Ломанов А.В. Неосоциализм Ху Цзиньтао и современная идеология КНР // Полит.ру. 20.04.2006. – URL: polit.ru/article/2006/04/20/boroh/ (дата обращения: 27.03.2017).

Восток – Запад. Наука. Арабская средневековая наука и Европейский Ренессанс. Ренессанс и ислам [часть 4] / East to West. The renaissaence and Islam (2011). – Mode of access: nnmclub.to/forum/viewtopic.php?t=440327 (date of access: 27.03.2017).

Даймонд Дж. Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ. М. 2010.

История Востока. В 6 т. / Алаев Л.Б., Ашрафян К.З. (отв. ред.) Т.1: Восток в древности.1997; Т.2: Восток в средние века. 2002; Т.3: Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI— XVIII вв. 1999. М.

Конфуцианское Четверокнижие («Сы шу») / Пер. с кит. и коммент. А.И. Кобзева, А.Е. Лукьянова, Л.С. Переломова, П.С. Попова при участии В.М. Майорова; вступит. статья Л.С. Переломова. М. 2004.

Коуз Р., Ван. Н. Как Китай стал капиталистическим / Пер. с англ. М. 2016.

Мода сквозь века. Буклет журнала «История моды». 2016.

Рикардо Д. Начала политической экономии и податного обложения (The Principles of Political Economy and Taxation). Собр. соч. Т.1. СПб. 1908.

Саид Э. Ориентализм. СПб. 2006. – Режим доступа: royallib.com/book/said_edvard/orientalizm.html (дата обращения: 27.03.2017).

Cалицкий А.И., Таций В.В. Зарождение биполярности или солидерство? // Восток (Oriens). 2012. № 3. С.87-97.

Салицкий А.И., Таций В.В. Опыт Китая: модель или антимодель?// Проблемы Дальнего Востока. 2014. № 4. С. 54-62.

Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М. 1962.

Сопленков С.В. Использование идей западноевропейской политэкономии в отечественной экономической и историко-философской мысли второй половины XVIII в.: опыт осмысления России и восточных обществ / Глерию Широкову: я хотел бы с тобой поговорить. М. 2006.

Фихте И.Г. Замкнутое торговое государство / Сочинения в двух томах. Т.II. СПб.1993, с.225-357.

Шлезингер А. Циклы американской истории. М. 1992.

Bell D.A. The China Model: Political Meritocracy and the Limits of Democracy. Princeton University Press. 2015.

Cao Heping. Industrial policies need to be weighed rationally // Global Times. 30.09.2016. – URL: globaltimes.cn/content/1009295.shtml (date of access: 27.03.2017)

China's Unfinished Trade Revolution // Stratfor. – URL: goo.gl/OYq3B6 (date of access: 27.03.2017)

Lardy N.R. Markets Over Mao. The Rise of Private Business in China. Wash. 2014.

Panikkar K. M. Asia and Western Dominance. London: George Allen & Unwin, 1959.

Shambaugh D. The Coming Chinese Crackup// The Wall Street Journal. 06.04.2015.

Читайте также на нашем портале:

« Апокалипсис по-китайски: состояние стратегических ядерных сил КНР» Андрей Губин

«Китай: роль энергетики в модернизации и инфраструктурном развитии» Александр Салицкий, Нелли Семенова

«Внешняя политика Китайской Народной Республики в 1949 – 1976 гг.» Андрей Виноградов

«Китай: новая фаза развития» Чжао Синь, Максим Потапов, Александр Салицкий

«Шелковое наступление Китая» Александр Салицкий, Нелли Семенова

««Мирное развитие Китая» и некоторые проблемы современной теории международных отношений» Анатолий Кузнецов

«Наука и техника Китая на мировом рынке» Александр Салицкий, Елена Салицкая

«Сценарии развития Китая до 2050 г. » Андрей Виноградов, Валентин Головачев, Артем Кобзев, Александр Ломанов, Юрий Чудодеев

«Российско-китайские отношения на современном этапе и перспективы их развития» Олег Тимофеев

«Россия и Восток. Становление отечественного китаеведения. Часть первая» Владимир Мясников


Опубликовано на портале 27/03/2017



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика