Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

От догоняющей модернизации к национальной: теоретический аспект

Версия для печати

Специально для сайта «Перспективы»

Валентина Федотова

От догоняющей модернизации к национальной: теоретический аспект


Федотова Валентина Гавриловна - доктор философских наук, профессор, заведующая Сектором социальной философии Института философии РАН.


От догоняющей модернизации к национальной: теоретический аспект

Тотальное отрицание наследия советского периода затронуло не только историю, политику, ценности, но и нашу социальную теорию, которая неисторически подошла к теории модернизации и прогрессу, предпочтя игнорировать важнейшие новые процессы. Нам было предложено имитировать и догонять Запад, и это привело Россию на глубокую периферию. Однако модель «догоняющей» модернизации давно обнаружила свою ограниченность. Новые концепции мировой науки отрицают единый образец развития. Национальные культуры перемалывают капитализм, считает доктор философских наук В.Г. Федотова, множатся его новые автохтонные типы, наступает эпоха национальных модернизационных проектов...

Распад коммунизма уже привел нас в глобальный мир, причем на его глубокую периферию. Но в мировую экономику страна так и не влилась. И сегодня с этим надо поспешить, используя стратегию прорыва, решая задачи собственного развития и назревшие проблемы. Но какой путь мы выбираем? Универсального ответа на этот вопрос пока что нет.
Тотальное отрицание прошлого опыта затронуло не только историю, политику, ценности, но и нашу социальную теорию, которая неисторически подошла к теории модернизации и прогрессу, предпочтя игнорировать важнейшие новые процессы.
Что мы делали в постсоветские годы? Мы догоняли Запад, хотя бы на словах. Все задавали вопрос: какую стадию развития Запада мы пытаемся повторить? Одни говорили: у нас стадия первоначального накопления капитала, и проходит она именно так, как ее описал французский историк Ф. Бродель, а значит, мы на правильном пути. Другие утверждали: у нас начался процесс образования наций, мы идем той же (а значит, верной) дорогой, по какой шел Запад в XIX веке. Однако попытка имитировать, тем более имитировать предшествующие фазы развития Запада, не способна вывести страну на путь адекватного развития. Модель «догоняющей» модернизации уже давно обнаружила свою ограниченность.
 
«Догоняющая» модернизация
Результатом «догоняющей» модернизации часто становится потеря традиционной культуры без обретения новой. «Догоняющая» модель модернизации создает острова, анклавы современной жизни. Таковы Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро в Бразилии; мегаполисы Мексики; Бомбей и несколько центров «зеленой» революции в Индии; Стамбул и другие крупные города Турции; Москва и Санкт-Петербург в России, отличающиеся от российской провинции и образом жизни, и состоянием сознания. Эти анклавы, несомненно, облегчают задачи модернизации, но вместе с тем усиливают социальную несправедливость, делают неустойчивым социальный баланс. Модернизация «догоняющего» типа создает явное неравенство, обещая при этом равные шансы (чего не делало традиционное общество), и, поскольку на деле эти шансы - далеко не для многих, порождает социальное недовольство, неустойчивость, сопротивление. В России это усиливает тенденции возврата к коммунизму, в Турции — к фундаментализму, в Мексике и некоторых других странах — к восстаниям крестьян и традиционализму.
Вместе с тем анклавная «догоняющая» модернизация, ломая традицию, ставит общество перед отсутствием духовной перспективы. Обязательной нормой жизни общества становится мелкий бизнес, в него вовлекаются огромные людские массы. Общество развивается, не имея духовных ориентиров. Опасность реставрации коммунизма, подъем ислама — во многом реакция на эту ситуацию, ситуацию отсутствия больших идей, национальных очертаний современной культуры.
«Догоняющая» стратегия предполагает, что Северная Америка и Западная Европа остаются неизменными, дожидаясь, так сказать, отставших соседей. Однако сейчас весь мир радикально трансформируется. Многие развитые западные страны находятся в переходном состоянии.
Глобализация как новый тип социальной трансформации (как в плане институциональном, так и в ценностном отношении) - еще один фактор, который не позволяет модернизирующимся странам, в частности России, только перенимать и имитировать структуры западного общества, тем более что те сами подвергаются интенсивным изменениям. Глобализация в этом случае оборачивается противоположностью модернизации, ибо догонять и имитировать в ее условиях — значит обрекать себя на прогрессирующее отставание. Быть похожим на других сегодня не годится. Сегодня надо быть лучшим или уникальным.
Достойным образом интегрировать страну в глобальную экономическую систему «догоняющая» модернизация неспособна. Если мы будем производить компьютеры, которые уже есть, только немного получше или немножко похуже, — в нашем положении мало что изменится. Другое дело, если мы выступаем с чем-то, чего нет на мировом рынке, например, с компьютером на живой молекуле. Разумеется, это лишь образный пример, призванный показать возможность иной, нежели у «догоняющей» модели развития, логики вхождения в глобальную экономику.
Наших ученых, особенно биофизиков, охотно приглашают в Америку. Они занимаются там, например, производством генетически измененных растений: лечат орехи от плесени, смертельно опасной для человека, участвуют в выведении «золотого риса», способного расти в не привычном ему климате и не подверженного болезням. Очевидно, можно вывести и генетически измененную морозостойкую пшеницу. Европейцы, правда, считают, что подобная практика чревата непредвиденными экологическими последствиями. Но Россия при ее научном потенциале (где ученые, даже работая за копейки, продолжают работать на высоком уровне) могла бы хотя бы исследовать эти последствия. Может быть, наша страна стала бы лидером производства генетически измененного продукта или, наоборот, гарантом того, что такого продукта не должно быть и у нас не будет. Конечно, мы немного опоздали. В России наука потерпела поражение. Достаточно привести один пример: начальник отдела по изучению особо опасных инфекций Пущинского научного центра РАН был вынужден переквалифицироваться в страхового агента, как будто у нас нет особо опасных инфекций. По мнению президента Российской академии наук Ю. Осипова, наглядный пример того, что разрушение науки имеет долговременный эффект, дала миру Германия: после фашизма и Второй мировой войны эта страна поднялась во всем, кроме науки, потому что наука как ничто другое требует преемственности.
На теоретическом уровне идеям линейного прогресса, догоняющей модернизации и вестернизации часто противопоставляется своего рода концепция статус-кво. Говорят: а мы будем смотреть на мир как на некий ковер, где человечеством вытканы самые разнообразные узоры. Однако, если мы посмотрим на этот «ковер», то придется признать, что узоры на нем по своему размеру и красоте совершенно разные. И проблема не снимается утверждениями, что все мы живем в одном глобальном мире, ведь одни будут жить как страны-чемпионы, а другие - совсем иначе. Хотя глобализация — это торжество капитала над национальными интересами, полностью отрицать роль этих интересов, национального правительства в глобализационном процессе и в национальной экономике невозможно. Сегодня даже самые высоко развитые страны ищут пути повышения конкурентоспособности своей национальной. Реакцией стран незападного мира на процесс глобализации может и должно быть понимание того, что без признания идеи прогресса и стратегии развития им не обойтись.
 
От «догоняющей» модели модернизации — к национальной
Приведем мнение С. Хантингтона, который указывает на возможность нескольких путей развития [1]. Первый путь — вестернизация без модернизации. Хотя многим подобная возможность представляется сомнительной, подобный опыт эмпирически известен. Вестернизация без модернизации заключается в поверхностном, иногда операциональном усвоении западных принципов и разрушении собственных культурных традиций без восприятия западных культурных устоев. Такое общество называют разрушенным традиционным обществом, не перешедшим на следующую ступень развития. По такому пути пошли Египет и Филиппины. Казалось бы, длительное присутствие США на Филиппинах могло способствовать заимствованию американских образцов, однако там не возникло отношений, напоминающих западный капитализм. Напротив, сформировались самые непродуктивные общества: Египет и Филиппины находятся в достаточно бедственном положении.
Второй путь — это модернизация без вестернизации. Поскольку классическая модернизация всегда сопровождалась вестернизацией, такой способ развития стал принципиально новым. Иногда его называют постмодернизацией. По этому пути пошли новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии. Они модернизировалась, не меняя своей идентичности. После Второй мировой войны американские оккупационные власти в Японии потребовал слома коллективных структур как проводников милитаристского сознания, и началась либерализация, но она привела лишь к разрушению традиционного общества. В 50-е годы ХХ века японские социологи выдвинули другую программу: изменить цели государства, но не ломать традиционные общинные институты, тем более что они чрезвычайно восприимчивы к государственному воздействию. Поскольку они имеют иерархическую пирамидальную структуру, управляющее воздействие, поступая на вершину пирамиды, легко передается вниз: были времена, когда Японией управляло всего десять чиновников. Японцы провели реформу, отказавшись от либерализации и поддержав имеющуюся «коллективную продуктивность» (термин А. Кара-Мурзы). Японское общество изменилось из-за того, что именно государство сменило свои цели. Здесь не культура адаптировалась к задачам модернизации, а руководящие элиты, желающие осуществить модернизацию, адаптировались к культуре. Они поступили как древнегреческий законодатель Солон. Когда его спрашивали, мудрые ли законы он придумал, он отвечал, что его законы мудры, потому что народ по ним может жить. (А если вводятся законы, по которым народ не привык и не может жить, и при этом предполагается, что нужно изменить, «рекультуризировать» сам народ, из этого мало что получится.)
 Японцы модернизировались на собственной культурной основе, то есть они, не меняясь культурно, начали производить современную продукцию, осуществили технологическую революцию. Однако в 90-х годах в экономике Японии наступила стагнация, и многие считают это следствием недостаточной вестернизации. Японцы производят то, что им самим в жизни не очень нужно, ведь большинство населения живет в прежнем мире. Опыт модернизации без вестернизации относительно успешен, но, как представляется, ограничен в своих возможностях. Достоверная информация о легендах замков Беларуси
Третья форма развития, показывает Хантингтон, — догоняющее развитие, при котором пропорции модернизации и вестернизации примерно одинаковы. По этой модели развивались Россия, Турция, Мексика и некоторые другие страны. Но и эта модель, обеспечив ряд достижений, в конечном итоге ведет в тупик. Во-первых, ускоренная трансформация, которую переживает сегодня сам Запад, не позволяет установить, какую фазу развития Запада предстоит догонять. И второе: если рекультуризация, или отрицание собственной культуры, — элемент вестернизации — осуществляется слишком быстро либо в оскорбительной манере, то неизбежны откаты назад. Неудачи российских реформ в 90-е годы наглядно иллюстрируют данный тезис, показывая опасность возврата если не к прежним формам правления, то к новым формам социальной деструкции и маргинализации.
Наиболее адекватной формой развития обществ Хантингтону представляется национальная модель модернизации, возникающая на некотором уровне того, что он называет уже достигнутой вестернизацией. По его мнению, Россия отличается достаточно высокой степенью «вестернизации», но все еще нуждается в большем усвоением экономических механизмов и некоторых форм политической жизни западных стран.
Вместе с тем многие социологи убеждены в том, что такой западный институт, как демократия, будет трансформироваться, поскольку она не является вечным спутником западного капитализма. Вестфальская система после Тридцатилетней войны дала миру систему национальных государств, но тогда о демократии речь не шла. А потом в Америке после Филадельфийского конгресса возникла филадельфийская система, в которой на передний план выступила уже демократия. И сейчас в связи с глобализацией происходит трансформация не только вестфальской, но и филадельфийской системы. Известный политолог Т. Иногучи в своих работах говорит о том, что демократия на самом Западе тоже трансформируется, что фетиш демократии сегодня не может стать основанием для преобразований [2]. И все-таки, если мы хотим жить в демократическом обществе, стоит не пренебрегать пока еще существующими западными институциональными структурами — мы можем брать всё, что нам представляется ценным. Но это не даст оснований утверждать, что мы догоняем Запад или развиваемся по западной модели, потому что Запад сам трансформируется.
Итак, по мнению Хантингтона, надо пройти какой-то уровень вестернизации, а далее перейти к тому, что я называю национальной моделью модернизации, — к тому типу развития, который диктуется национальными нуждами. «Национальный» в данном контексте понимается не как этноцентристский, а как соответствующий интересам основной геополитической единицы современности — национального государства. Получается, что необходимый и достаточный уровень усвоения западного опыта ведет сегодня к национальной модели развития, а значит, к многообразию типов модернизации, возникающих на современном этапе развития. Эта мысль Хантингтона, которая поначалу была воспринята с сомнением и даже вызывала нападки, вскоре была подтверждена новым характером социальных изменений и подкреплена новыми концепциями.
Среди них - концепция одного из самых крупных специалистов по теории модернизации Ш. Айзенштадта, который доказал, что в условиях глобализации претерпевающий трансформацию Запад уже не может оставаться универсальным образцом развития. Каждое общество само решает, в каком типе модернизации оно нуждается. Появляется множество «модернизмов», складывающихся на локальном уровне [3].
К этой мысли можно было прийти и раньше. Мало кому удалось «догнать» Запад. Даже Германия заплатила такую цену, как Первая и Вторая мировые войны, чтобы, находясь в середине Европы, лишь в конце XX века стать Западом по сущности своей культуры. Причем и сегодня наблюдаются существенные различия между восточной (бывшей ГДР) и западной частями единого немецкого государства, лишь частично обусловленные коммунистическим прошлым ГДР и во многом связанные с культурным отличием прусских земель от остальной части Германии. Португалия, Италия, Испания становились западными очень болезненно и долго. Ни один из остальных регионов мира не превратился и не может превратиться в Запад.
Такая перспектива, по крайней мере, не единственная. Вьетнам, например, не собирается становиться Западом, и японцы, которые с революции Мэйдзи в определенной степени вестернизировались, не считают, что им надо имитировать Запад до такой степени, чтобы отказаться от своей культуры.
Обе крайние позиции: «развитие должно осуществляться по западной модели» и «развитие должно быть исключительно самобытным» — представляются неверными. За века послепетровской модернизации Россия усвоила многие из отдельных нужных ей элементов западной экономики, политики, образования, культуры и т.п. и еще нуждается в освоении ряда западных достижений. Но она не станет Западом, у нее свои особенности и свои задачи. Чтобы понять, что нужно России, имеет смысл вспомнить некоторые идеи тех, кого мы привыкли считать почвенниками и славянофилами.
Сегодняшние представления социальной науки о многообразии «модернизмов» принципиально отличаются от признания национальной специфики в классической модернизационной теории. Отличие в том, что классическая теория модернизации рассматривала Запад как единственный образец, а эмпирические несовпадения с этим образцом трактовала как незавершенную или неуспешную модернизацию. Новая концепция множества «модернизмов» и национальных модернизаций считает различия в модернизации разных стран закономерными, отрицая единый образец. Сегодня вопрос о том, в какой мере сегодняшнее технологическое и политическое развитие Запада вновь способно стать образцом для отдельных стран и глобального мира, уже не является дискуссионным. Множатся новые капитализмы в Азии, использующие экономический механизм Запада без рекультуризации. Раньше капитализм перемалывал культуры, теперь культуры перемалывают капитализм. Возникают автохтонные капитализмы — российский, южнокорейский, — используется экономическая машина капитализма в коммунистическом по своей идеологической оболочке Китае. Возникает новое Новое время с подъемом национальных капитализмов, и Запад становится лишь одним из них.
 
 
Примечания
 
[1] Huntington S. P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N. Y., 1996. P. 75.
 
[2] The Changing Nature of Democracy. Ed. By Inoguchi T., Newman E., Rtane J. Tikio. N. Y.–Paris: United Nations University Press, 1998.
 
[3] Eisenstadt S. N. Multiple Modernities // Daedalus. Winter 2000. Vol. 29, № 1. P. 3-29.
 


Читайте также на нашем сайте:
 
 
 
 


Опубликовано на портале 07/12/2007



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика