Новые контуры партийно-политической системы Франции

Оригинал: Нарочницкая Е.А., Федоров С.М. Глава 3. Новые контуры партийно-политической системы Франции // Европа в глобальной пересборке [монография] / Институт Европы РАН; отв. ред. Ал.А. Громыко. М.: Издательство «Весь Мир», Институт Европы РАН, 2023. С. 41-69.

(Текст публикуется в авторской редакции и содержит отдельные расхождения с главой в монографии ИЕ РАН)

Несмотря на давние традиции многопартийности, во Франции несколько последних десятилетий функционировала де-факто биполярная партийная система, с номинально чётким разграничением на правые и левые силы. В левом лагере с 1981 г. безраздельно главенствовала Социалистическая партия Ф. Миттерана. Олицетворением правых стал объединивший в 2001 г. неоголлистов с основной частью правоцентристов Союз за народное движение, позже взявший название «Республиканцы». Именно две эти ведущие силы – социалисты и постголлисты – сменяли друг друга в роли большинства и оппозиции в парламенте, именно их кандидаты попеременно побеждали в борьбе за президентский пост.

Принятая во Франции мажоритарная система голосования в два тура не только способствовала формированию крупных партийных объединений, но и позволяла путём объединения голосов во втором туре препятствовать победе альтернативных кандидатов в одномандатных округах. В свою очередь, президентско-парламентский тип конституционного устройства Пятой республики, наделявший главу государства широкими полномочиями, включая досрочный роспуск нижней палаты парламента, предохранял от повторения печального опыта Четвёртой республики, бичом которой была нестабильность министерских кабинетов. Становлению двухпартийной матрицы сопутствовало идеологическое сближение партий власти вокруг неолиберально-глобалистских и леволибертарных идей, которые к концу ХХ в. стали определять направление развития Евросоюза и Запада в целом.

Первые три избирательных цикла в новом столетии – 2002, 2007 и 2012 гг. – в целом прошли по привычной схеме чередования двух ведущих системных сил во власти. Однако президентская и парламентская кампании 2017 г. оказались во всех отношениях беспрецедентными. Они привели к капитальным переменам в составе органов власти и до основания потрясли партийно-политическое поле Франции, открыв тем самым новую главу в её современной истории.

 

Политическое землетрясение 2017 г. и его последствия

Впервые ни один из кандидатов крупных системных партий даже не прошел во второй тур президентских выборов. Главой государства был избран недавний министр экономики и замглавы администрации президента Ф. Олланда, а до того топ-менеджер инвестиционного банка Дома Ротшильдов, 39-летний Э. Макрон, создавший за считаные месяцы собственное движение, позиционируемое как альтернатива традиционному политическому классу. Преобразованное в партию «Вперед, Республика!», это движение завоевало при поддержке центристов Ф. Байру абсолютное большинство мест в Национальном собрании. Депутатский корпус сменился на 77% – капитальное обновление, какого не было за всю историю Пятой республики [Reynié. P. 28]. Впрочем, такой триумф макронистов отнюдь не отражал реальных масштабов их поддержки и стал возможным из-за невиданно низкой для Франции явки: избиратели, не симпатизировавшие Э. Макрону, но деморализованные кризисом своих партий, массово бойкотировали второй тур.

Канва тех электоральных кампаний и многие конкретные причины их сенсационного исхода не раз анализировались, в том числе в изданиях ИЕ РАН [См., в частн: Нарочницкая. Выборы... Нарочницкая. «Суверенизм»... Выборы во Франции...]. Здесь же хотелось бы обратить внимание на объективные предпосылки и ключевые аспекты политического землетрясения 2017 г., имевшие два измерения.

Первое – выход на новый уровень общественного недовольства, протестных настроений и поляризации на разной почве: социально-экономической, гражданско-политической, национальной, культурно-ценностной. Это предопределило неуклонный подъём несистемного Национального фронта (НФ) и леворадикальных течений. Лидер НФ М. Ле Пен, чей выход во второй тур президентских выборов уже не вызывал сомнений, теперь набрала 33% голосов, вдвое больше, чем в 2012 г. и чем её отец в 2002 г. На левом фланге «восходящей звездой» стал Ж.-Л. Меланшон, вокруг которого образовалось чрезвычайно активное движение «Непокорённая Франция». Кроме того, рост оппозиционных умонастроений вылился в лавинообразный кризис традиционных партий. Обе оказались в состоянии раскола по отношению к собственным официальным кандидатам, победившим на открытых демократических праймериз. Миллионы избирателей отдали предпочтение тем, кто представлял не системное партийное большинство, а идеологические полюса: национал-консервативно-либеральный у «Республиканцев» (Ф. Фийон) и леворадикальный (альтерглобалистский) у социалистов (Б. Амон). В итоге немалая (а у социалистов подавляющая) часть высшего эшелона обеих партий прямо в ходе избирательной кампании отвернулась от собственных кандидатов и перешла на сторону Э. Макрона (скандал вокруг «дела Фийона» был дополнительным и неслучайным триггером отречения от него правоцентристов, начавшегося ещё до волны компроматов).

Вторым, не менее важным, измерением являлось давно копившееся недовольство доминирующих экономических, административных и прочих элит отставанием Франции в проведении неолиберальных реформ и, как следствие – их разочарование в двухпартийной системе. У них сложилось убеждение, что дальнейшие неолиберальные преобразования блокируются чередованием у власти социолибералов и постголлистов, поскольку и те и другие вынуждены считаться с позициями своего электората (враждебного таким реформам в тех или иных областях), как и своих излишне самостоятельных парламентариев, имеющих вес и опору в округах. Варианты переформатирования политической власти начали обсуждаться элитами задолго до 2017 г., и Э. Макрон уже тогда рассматривался как перспективный кандидат на пост президента [См. напр.: Endeweld]. А в ходе избирательной кампании его публично поддержали подавляющая часть крупного патроната, медиамагнатов, десятки самых влиятельных фигур французского истеблишмента, а также представители Евросоюза и Демократической партии США.

Будущий президент весьма умело выстроил свою предвыборную стратегию. С одной стороны, она резонировала с накопившимися у французов претензиями к закосневшей политической касте, а с другой, обрушивалась на главный вызов системе, на реальную политическую альтернативу – национал-суверенистский тренд. В своей книге-манифесте «Революция» (2016) Э. Макрон открыто декларировал то же, что и антисистемная оппозиция, только в иных, лестных для себя, выражениях: главная линия разлома проходит отныне не между правыми и левыми, а «между ностальгирующими консерваторами, желающими вернуть Францию к старому порядку, и прогрессивными реформаторами...» [Macron. Révolution. Р. 45]. (В формулировке М. Ле Пен, ключевым конфликтом стало противостояние «патриотов» и «глобалистов».) По существу Макрон ни в чем не вышел за рамки мейнстримного кредо, выступая в первую очередь под флагом наднациональной Объединённой Европы. Не случайно его называли «единственным европейцем» среди участников той президентской гонки и «последним заслоном против упадка Европейского союза» [См. напр. Alain Minc... Emmanuel Macron, le dernier...]. Вместе с тем обильная риторика «обновления» и непринадлежность к старым партиям помогли Э. Макрону предстать в свежем образе альтернативного «кандидата ни правых, ни левых», динамичного поборника «нового мира».

Сломав несущую ось прежней партийной системы – доминирование социал-демократов и правоцентристов в центральных органах власти, выборы 2017 г. создали не только новую политическую конфигурацию. Они породили волну дальнейших перемен, поставив в повестку всех политических сил новые задачи, будь то перегруппировки, пересмотр идеологии, стратегии и тактики, ребрендинг или консолидация на прежней основе.

Ядром поствыборной конфигурации являлась именно фигура Э. Макрона с его харизмой незаурядного лидера нового поколения, открытого веяниям времени. В программу самого молодого президента в истории Франции входили как обширный пакет внутренних реформ, так и амбициозные внешнеполитические задачи, начиная с перенастройки проекта ЕС в русле давней, но по-новому поданной французской идеи «стратегической автономии Европы».

За первые пять лет пребывания Э. Макрона у власти, в основном в начальные три года, были в разной степени реформированы трудовой кодекс, налогообложение, режим социальных гарантий, система образования, регламентация биотехнологий и ряд других сфер. Макро- и социально-экономические эффекты этих преобразований далеки от оптимистических сценариев и неоднозначны в принципе, однако их сумма выглядит хотя бы лучше итогов правления Ф. Олланда. Главное достижение, который Елисейский дворец записывает в актив себе, – снижение безработицы до 7,4 %, т. е. показателя докризисного 2008 г.

Тем не менее президентство Э. Макрона сопровождалось такими социально-политическими последствиями и процессами, которые не только вынудили отложить многое из задуманного, включая административную реформу и ревизию Конституции, но и заметно повысили риски системной внутриполитической дестабилизации.

Недолгий период «макрономании» уже осенью 2018 г. сменился падением рейтингов президента до худших «рекордов» его непопулярного предшественника. Небывалое движение «жёлтых жилетов» погрузило страну в многомесячный кризис, погасить который Елисейскому дворцу и лично Э. Макрону стоило колоссальных усилий и немалых бюджетных затрат. Мощная волна забастовок начала подниматься и на рубеже 2019–2020 гг. в связи с проектом всеобъемлющей пенсионной реформы, поддержать которую отказывалась даже часть послушного президентского большинства в Национальном собрании.

С непреодолимыми для Э. Макрона барьерами столкнулись его попытки скорректировать векторы европейской интеграции, перехватить на фоне Брекзита и ухода в отставку А. Меркель роль лидера Европейского союза, возродить традиционную для Франции «большую дипломатию». С 2020 г. к прежним внешним и внутренним вызовам добавились новые: фактор COVID-19, теракты исламистских радикалов, прогрессирующее ухудшение ситуации с правопорядком, обострение отношений с мусульманским миром, осложнения на африканском направлении, ряд других фиаско на международной арене и, наконец, переход в военную стадию российско-западного противостояния вокруг Украины, резко сузивший поле маневра для Парижа и капитально изменивший весь мировой контекст.

Впрочем, пандемический период, несмотря на все сбои и шоки, в краткосрочном плане скорее благоприятствовал Э. Макрону. Форсмажорные обстоятельства отчасти сплотили французов вокруг главы государства, предоставили предлог заморозить уже принятую, но грозившую взрывом пенсионную реформу, и даже помогли французскому президенту добиться отдельных символических шагов Евросоюза в направлении «стратегической автономии» [См. напр.: Рубинский]. А щедрые меры финансовой поддержки населения и предприятий (заметно увеличившие госдолг Франции, и без того один из самых высоких в ЕС) позволили ему восстановить и поддерживать свой рейтинг на приемлемом уровне – более 40%.

Одной из характеристик макронизма, составляющих его суть как политического проекта, является первостепенная роль политического маркетинга. Первоначальный триумф Э. Макрона во многом зиждился на имидже провиденциальной личности и умелом нарративе. Виртуозная, не имеющая аналогов по обилию риторика и позже осталась самой сильной стороной деятельности французского президента. Но в этом же заключалась и ловушка. Чем важнее был персональный образ Макрона, чем бóльшие ожидания он порождал, тем разрушительнее сказывались на авторитете главы государства непоследовательность, расхождение дел со словами, пренебрежительные замечания о французах, выстроенная им жесткая вертикаль управления, цезаристский стиль, назначения по принципу личной преданности, скандальные злоупотребления многих его близких соратников, таких как А. Беналля, Р. Ферран, А. Колер и др. Не на последнем месте в этом ряду – репутация «президента богатых» и реноме «президента одновременно противоположных позиций» (president “en meme temps”).

Отметим, что репутацию «президента богатых, а точнее, «очень богатых», за Э. Макроном прочно закрепили отмена налога на крупные состояния и введение единой нормы налогообложения финансовых инвестиций. Эти быстро (уже в 2017 г.) принятые меры в интересах крупного финансового капитала публично обосновывались стремлением повысить деловую активность, но так и не трансформировались в значимое повышение темпов экономического роста.

Расширение и укрепление партийной опоры Э. Макрона полным ходом шло в первые месяцы после его победы. Под знамена партии «Вперед, Республика!» либо в ряды президентского большинства перешли сотни политиков из традиционных партий – больше всего из числа социалистов, но также правоцентристов, центристов, экологистов и других левых течений. Именно такой смешанный состав (с преобладанием левого центра) имело сформированное Макроном правительство (2017–2020), во главе которого был поставлен недавний депутат от «Республиканцев» Э. Филипп. (Лишь пятеро из 29 министров и государственных секретарей этого кабинета были новичками в политике и прежде не имели связей с той или иной партией.)

Вместе с тем строительство партийного «стартапа» макронистов происходило отнюдь не безоблачно. Его гражданский костяк сколачивался под речи о подлинной демократии, свободной от пороков «старого мира», однако реальность сильно расходилась с идеалом. По своей организации партия «Вперед, Республика!» резко отличалась от классических партий не только жёстким персоналистским характером и сетевым онлайн-членством (подобно леворадикальной партии Ж-Л. Меланшона), но и отсутствием стандартных процедур внутренней демократии. С сентября 2017 г. её не раз покидали целыми группами рядовые активисты и элитные кадры, включая более сотни депутатов, громко протестовавшие против «культа личности», «монархических порядков», запрета на дискуссии, клановости и подтасовок. Одна из таких фрондёров, член парламентских комиссий по иностранным делам и по культуре Фредерика Дюма опубликовала книгу «Рассказ из сердца власти», где писала в том числе о непомерной роли «серого кардинала» президента, главы его аппарата А. Колера, принимающего, по её словам, 80% всех решений [Dumas]. Летом 2020 г., потеряв очередную порцию депутатов, фракция партии макронистов лишилась единоличного абсолютного большинства в Национальном собрании, что укрепило влияние центристов и других младших союзников в рамках президентской коалиции.

До недавнего времени, как минимум до 2022 г., «Вперёд, Республика!» оставалась преимущественно верхушечной конструкцией, не имевшей фундамента в виде связанных единой системой низовых организаций. Статус президентской партии обеспечил ей электоральный вес в пределах ядерного электората её лидера, быстро сместившегося к правому центру. На выборах в Европейский парламент 2019 г. за макронистов проголосовало 22,4% избирателей. Это был успех, но успех относительный. Отстав на один процент от «лепеновцев», «Вперёд, Республика!» не выполнила поставленную главой государства задачу стать первой политической силой Франции – ни тогда, ни в дальнейшем. За все последующие годы партия власти так и не смогла ни расширить свою электоральную базу, будь то в количественном или социологическом плане, ни пустить корни «на земле», в территориальных сообществах. Как следствие, в верхней палате парламента – Сенате, который избирается непрямым голосованием, главным образом местными депутатами всех уровней, макронистам удалось занять всего 20 с небольшим кресел из 348.

Социальный и идейный базис партии Э. Макрона весьма специфичен. Явное предпочтение ей отдают высшие «кадры», занятые в частной сфере, преуспевающая часть представителей свободных и интеллектуальных профессий, жители крупных мегаполисов с высокими доходами; выделяется повышенная доля возрастной группы старше 64 лет. В идеологическом плане типовой избиратель макронистов совмещает «крайне индивидуалистический либерализм в философском, то есть экономическом, социальном и политическом смысле», с «проевропеизмом» и постлиберальным элитизмом, который иногда называют «антидемократическим либерализмом» [Finchelstein. P. 30]. Что касается самоидентификации в качестве «ни левых, ни правых», то её реальную суть вполне точно описывает следующая формула: «…до сих пор экономический либерализм был свойственен правой идеологии, а либерализм культурный – левой. Особенность макронистского электората заключается в соединении двух этих аспектов либерализма» [Grunberg. P. 315].

Очевидно, что столь специфический профиль не предполагает превращение в массовую (или «зонтичную») партию, каковыми в свои лучшие времена были и голлисты (а затем неоголлисты, вошедшие в состав «Республиканцев»), и социалисты. Стратегия Э. Макрона, по крайней мере с лета 2020 г. (проигрыша на муниципальных выборах), и была нацелена не столько на превращение макронистов в «первую партию» Франции, сколько на лавирование между лагерями и идейными течениями, на сохранение мозаичности партийного поля – с тем, чтобы предотвратить появление сильных конкурентов как в стане оппозиции, так и среди союзников.

Что касается бывших системообразующих партий, то раскол в ходе электоральной кампании 2017 г. и сокрушительное поражение погрузили их в разносторонний кризис. В поистине катастрофической ситуации оказались социалисты, которые вслед за историческим провалом своего кандидата в президенты Б. Амона (6,7%) потеряли и почти 9/10 кресел, имевшихся у них в Национальном собрании. Пожалуй, нигде закат европейской социал-демократии не был столь стремителен и впечатляющ, как во Франции. Из миттерановской партии начался настоящий исход, охвативший все её эшелоны – от недавних министров, депутатов и сенаторов до региональных лидеров и низовых организаций. Одни вслед за Ж.-И. Ле Дрианом, К. Кастанером и Ж. Колоном, получившими посты в кабинете Э. Филиппа, переходили в лагерь нового президента. Другие искали себе место у Ж.-Л. Меланшона или «зелёных». Третьи запускали собственные партийные проекты. Большинство фигур высшего ранга (Ф. Олланд, С. Руаяль, Б. Казенёв, А. Монтебур и др.) покинули большую политику или по крайней мере ее партийную авансцену. Численность членов партии, платящих взносы, вдвое сократившаяся уже при Олланде, упала к 2021 г. ещё в пять раз (до 22 тыс.).

Вся глубина идейного кризиса соцпартии стала ясна, когда её новый первый секретарь О. Фор признал необходимость, с одной стороны, «пересмотреть основы доктрины», а с другой – «не спешить» с концептуальным обновлением. Деморализация и идейный разброд среди социалистов подчёркивались пассивностью их парламентской фракции. Электорат партии продолжал таять. На европейских выборах 1919 г. социалисты получили всего 6,9%, и то лишь благодаря союзу с партийным «стартапом» Рафаэля Глюксмана.

И всё же наследие былого политического капитала – узнаваемые имена, каналы локального влияния, крепкие позиции в территориальных сообществах – уберегли соцпартию от маргинализации. Её фракция в Сенате, даже сократившись в полтора раза, осталась второй по численности. Муниципальные выборы 2020 г. не принесли социалистам никаких суммарных потерь: они сохранили за собой мэрии Парижа, Лилля и ряда других важных городов, а отдельные проигрыши компенсировались новыми победами. Выборы в региональные советы 2021 г. прошли для соцпартии менее удачно, но в целом тоже подтвердили её укорененность на местах. С этого времени сокращение партийных рядов сменилось тенденцией к частичному восстановлению (45 тыс. к 2023 г.).

В национальном масштабе роль центра притяжения левого электората перешла к «Непокорённой Франции». После успеха Ж.-Л. Меланшона в первом туре президентской гонки, где он вплотную приблизился к лидерам, «непокорённые» сумели провести в парламент 17 депутатов – достаточно, чтобы образовать небольшую, но напористую фракцию. Начало «эры Макрона» сопровождалось дальнейшим взлетом медийной заметности и известности не только самого Меланшона, но и группы его более молодых соратников. Однако радикальные эксцессы и внутренние распри довольно быстро ухудшили рейтинги леворадикалов. В руководстве партии усиливалось влияние экстремистов, которые вытесняли сторонников реализма, суверенизма, классического понимания левых идеалов и общих ценностей – всего того, что в 2017 г. позволило Меланшону найти отклик у разных категорий избирателей и дало повод трактовать его движение как «левый популизм». На выборах в Европарламент «непокорённые» набрали чуть больше 6% голосов, отстав даже от социалистов, не говоря уже о «зелёных».

Экологисты какое-то время выглядели ещё одним перспективным претендентом на первенство в левом лагере. «Эффект Греты Тунберг» помог им выйти на третье место среди всех французских партий на европейских выборах 2019 г., хотя свой рекорд 2009 г. они не повторили. Год спустя их главная партия «Европа, экология, зелёные» добилась впечатляющего прорыва на муниципальных выборах, завоевав мэрии нескольких крупных городов, включая Марсель, Лион, Бордо и Страсбург. Но эти победы так и остались пиком очередной «зелёной волны» во Франции, чьи политические традиции и реальности мешают превращению экологизма в серьёзную политическую силу, как, например, в Германии. Кроме объективных факторов, потенциал роста французских «зелёных» ограничивают нескончаемые внутренние распри и новый левоэкстремистский крен, лицом которого является медийная «прима» экофеминистка Сандрин Руссо.

В целом именно тенденции к фрагментации и внутренней конкуренции больше всего определяли эволюцию всего левого партийного спектра вплоть до парламентской кампании 2022 г. Длинный список средних и мелких организаций пополняли новые партии: Génération·s («Поколение.s») Б. Амона, Place publique («Общественное место») Р. Глюксмана и другие, менее известные. Однако наблюдался и противостоящий тренд: на сенатских, муниципальных и региональных выборах левые силы всё чаще успешно выступали совместно в рамках гибких коалиций.

Политическое землетрясение 2017 г. дало импульс реконфигурации и правого оппозиционного сегмента. По сравнению с социалистами, поражение «Республиканцев» было не столь сокрушительным. В Национальном собрании у них осталось 112 мест – вторая по численности фракция, а очередные выборы в Сенат в сентябре 2017 г. не замедлили подтвердить их безоговорочное преобладание в верхней палате. Тем не менее процесс организационного распада не обошёл и постголлистов-правоцентристов. После ухода Эдуара Филиппа и Брюно Ле Мэра к Э. Макрону и их министерских назначений среди «республиканских» депутатов образовалась целая диссидентская группа «конструктивных», открыто заявивших о готовности поддерживать нового президента. При их участии в ноябре 2017 г. была создана компактная, но имеющая рычаги влияния элитарная партия «Действовать» (Agir), чей идейный вдохновитель Франк Ристер позже получил пост министра культуры [Reynié. Р. 31].

Официальная линия «Республиканцев», во главе которых встал Лоран Вокье, напротив, сместилась в консервативно-суверенистском направлении. Расчет делался на «поправение», перетягивание избирателей у антисистемного фланга, критику Э. Макрона в вопросах иммиграции, эволюции ЕС, культурно-ценностных трендов, что отвечало убеждениям части партии, но делалось не в самой удачной форме. В свою очередь, многие правоцентристские тяжеловесы (Н. Саркози, А. Жюппе, Ж.-Фр. Копе, Ж.-П. Раффарен и др.) и их сторонники заявили о выходе из партии либо дистанцировались от неё. После провала команды Л. Вокье на европейских выборах 2019 г. (8,5% голосов) и его ухода с поста председателя, ослабленное либеральное крыло восстановило свое влияние.

С этого момента «Республиканцы», судя по всему, прекратили поиски выхода из идеологического кризиса. Дальнейшим расколам на почве прояснения партийного профиля они предпочли формальную целостность «в многообразии», сохранив типичную для них идейную неоднородность, закреплённую в уставных документах. Показательно, что с «материнской» партией «Республиканцев» аффилировано порядка 15 микропартий её ключевых деятелей, выступающих под разными знаменами от голлизма и христианской демократии до либерализма, «радикализма» и «еврофилии».

Масштабы электорального отступления «Республиканцев», как и в случае с социалистами, скорректировали локальные выборы 2020–2021 гг. Бывшая системообразующая партия правых не избежала потерь, утратив контроль в ряде городов, включая Марсель и Бордо, но все же удержала первенство по общему числу мест в органах территориального управления.

Основную антисистемную партию Национальный фронт (НФ) после избирательного цикла 2017 г. ждал свой болезненный кризис. Крах завышенных ожиданий в ходе президентской кампании вылился в споры о будущей стратегии, попытки реванша старой гвардии и уход Флориана Филиппо, игравшего ключевую роль в предыдущие годы, во временное падение популярности и сокращение в полтора раза партийных рядов. Но этот этап продлился недолго. Весной 2018 г. НФ произвел ребрендинг, сменив историческое наименование на «Национальное объединение» (НО). Ж.-М. Ле Пена лишили статуса почётного председателя – ещё одна демаркационная линия, призванная отделить партию от её крайне правого прошлого. Из партийной платформы был изъят пугающий избирателя пункт о выходе из зоны евро, тему Фрекзита сменил нарратив ревизии европейского проекта в логике «Европы национальных государств» [Pour un nouveau…]. Всё говорило о новой стадии в программной эволюции и курсе на «нормализацию».

В накалённой атмосфере кризиса «жёлтых жилетов» Национальное объединение быстро восстановило электоральные рейтинги. В 2019 г., как и пятью годами ранее, оно заняло первое место на выборах в Европейский парламент (23,3% голосов), опередив новую правящую партию. С этого момента не вызывало сомнений, что финалистами борьбы за Елисейский дворец в 2022 г. вновь станут Э. Макрон и М. Ле Пен. Однако мажоритарная система и клеймо крайне правой силы по-прежнему обрекали «маринистов» на маргинальность во всех государственных институтах представительной демократии. На территориальных выборах они победили лишь в одном городе с населением более 100 тыс. – Перпиньяне.

Электоральный прогресс Национального объединения ограничивали ещё два структурных фактора, которые, хотя и не уникальны, выражены во Франции сильнее, чем в иных странах, например, в Италии. Во-первых – особая нетерпимость леворадикалов к правому флангу, исключающая союзы, подобные коалиции Лиги и Движения 5 звезд; во-вторых – раздробленность весьма обширного, но мозаичного суверенистского лагеря. Все попытки частичной консолидации, предпринимавшиеся в этой части идейно-политического спектра после 2017 г., так и не увенчались заметными результатами. А новая линия разногласий вокруг ограничения свобод в период пандемии дополнительно усугубила раскол.

Таким образом, к избирательному циклу 2022 г. Франция подошла в двойственном состоянии полуустойчивой переходной конфигурации. Ключевые протагонисты президентской гонки и новые партийные полюса притяжения остались теми же, что и в 2017 г., но консолидация вокруг них застопорилась. Старые игроки не преодолели кризис идентичности, но обнаружили определенный запас прочности и готовились к реваншу. Главным же фактором неустойчивости являлась глубинная непрочность позиций макроновского большинства, чье преобладание держалось на мажоритарной системе и расколе оппозиции, но могло быть подорвано копившейся в толще французского общества энергией несогласия.

 

Выборы 2022 г.: пиррова победа макронистов и прорыв несистемной оппозиции

Президентская кампания 2022 г. отличалась от предшествующей минимумом содержательных дебатов. Отчасти это объяснялось особой повесткой, сосредоточенной сначала на пандемии, а под конец – на российской специальной военной операции на Украине, отчасти организационными изменениями, но прежде всего электоральной стратегией обоих главных кандидатов. Э. Макрон до последнего тянул с объявлением об участии в выборах, избегая обсуждать итоги своего пребывания у власти. В свою очередь, М. Ле Пен обходила острые углы в расчёте избавиться от клейма крайне правой и делала ставку не на идейно-программную полемику, а на улучшение персонального имиджа и прямой контакт с избирателями в малых/средних городах и сельской местности. Лейтмотивом её кампании стали меры против снижения покупательной способности – проблемы, которая в последние годы волнует широкие слои французов более всего.

Голосование по выборам президента, состоявшееся в два тура 10 и 24 апреля, ожидаемо завершилось переизбранием Э. Макрона. Этот итог был предрешён составом участников, поляризацией и фрагментацией электората, расколом как между правой и левой оппозицией, так и внутри их отдельных сегментов. Левооппозиционный лагерь представляли шесть кандидатов, правооппозиционный – четыре; ещё один кандидат-самовыдвиженец позиционировал себя как оппозиционного центриста.

Несмотря на солидный перевес Э. Макрона в финале, многое девальвировало его успех. Явка в обоих турах была для Франции крайне низкой, а доля голосов «ни за кого» во втором туре – аномально высокой. Собственный электорат действующего президента мало увеличился с 2017 г., а около половины поддержавших его во втором туре сделали это исключительно из неприятия М. Ле Пен, притом буквально «переступая через себя», как зафиксировали социологи.

Алгоритм голосования показал, что пресловутый «стеклянный потолок», довлеющий над Национальным объединением, существует, но продолжает разрушаться. Если в первом туре М. Ле Пен почти не преуспела по сравнению с 2017 г. из-за «фактора Земмура», то на финише она ощутимо улучшила предыдущий результат, получив 41,45%.

Да и в целом президентские выборы 2022 г. отличались превалирующей поддержкой антисистемных кандидатов. В их число входили три из четырех лидеров первого тура, собравшие абсолютное большинство голосов. Третье место с неожиданно малым отставанием от М. Ле Пен занял Ж.-Л. Меланшон (21,95%), четвертое – дебютант выборов Э. Земмур (7,07%), жесткий критик массовой иммиграции, «идеологии 1968 г.» и других трендов конца ХХ – начала ХХI вв.

Вступление в политическую борьбу этого известного журналиста, возглавившего созданное в 2021 г. движение «Реконкиста», – одно из новшеств последнего избирательного цикла. Оно не только повлияло на распределение голосов, расколов электорат М. Ле Пен и некоторых других кандидатов, но и создало дополнительный фактор реструктуризации партийного поля. С прямотой медийного анфан террибль Земмур выдвинул на первый план две острые и болезненные для французов темы: национальную идентичность в контексте исламской иммиграции и сокращение налогового/социального бремени. В сочетании с защитой традиционных ценностей, это сразу привлекло к нему правоконсервативных избирателей суверенистского толка, которые либо не одобряли курс Национального объединения на умеренность, либо по тем или иным соображениям сторонились «клана Ле Пенов». На старте своей кампании Э. Земмур вплотную приблизился по рейтингу к М. Ле Пен, что угрожало её выходу в финал и отозвалось проигрышем «маринистов» на региональных выборах в июне 2021 г. Однако такой взлет популярности журналиста-политика оказался недолгим, а электоральная конкуренция с ним нанесла урон не только и не столько НО, сколько «Республиканцам».

Одной из сенсаций президентских выборов 2022 г. стали масштабы сокрушительного поражения кандидатов от недавних системообразующих партий. Главе столичного региона Иль-де-Франс «республиканке» В. Пекресс (4,8%) не удалось преодолеть даже пятипроцентный барьер, дающий право компенсировать затраты на избирательную кампанию. Ещё драматичнее выглядел провал мэра Парижа социалистки А. Идальго (1,78%), которая уступила и «зелёному» А. Жадо (4,63%), и «красному» Ф. Русселю (2,28), поставив социалистов почти вровень с маргинальными левацкими формированиями Ф. Путу (0,77%) и Н. Арто (0,56%). Свою роль здесь сыграл персональный фактор. Тем не менее стоит заметить, что В. Пекресс и А. Идальго (в отличие от их однопартийцев Ф. Фийона и Б. Амона в 2017 г.), принадлежащие к просистемному ядру своих партий, представляли право- и леволиберальный варианты доминирующей парадигмы, различающиеся приоритетами и нюансами, но вполне совместимые друг с другом. Иными словами, выдвижение кандидатов, ассоциируемых с векторами последних десятилетий, не только не спасло традиционные партии, но и довершило их изгнание с авансцены французской политики, где разворачивается борьба за Елисейский дворец.

Тенденции к протестному голосованию и абсентеизму, который в ХХI в. превратился во Франции в «партию номер один», ещё сильнее проявились в ходе выборов в Национальное собрание в июне 2022 г. Как и пятью годами ранее, явка в обоих турах была ниже 50% (во втором – всего 46%; для сравнения: в 1958–1988 гг. в парламентских выборах участвовало порядка 70–85% избирателей). Но какова бы ни была фактическая легитимность результатов при столь низкой явке, по своим политическим итогам последняя парламентская кампания оказалась более значимой, чем президентская, поскольку её результаты привели к довольно неожиданным и существенным переменам в составе главного органа законодательной власти.

Правительственная коалиция «Вместе», в которую вошли партия макронистов под новым названием «Возрождение», «Горизонты» бывшего премьер-министра Э. Филиппа, «МоДем» Ф. Байру и ряд других объединений, в первом туре получила поддержку лишь четверти проголосовавших избирателей. Благодаря мажоритарной системе она всё же опередила соперников по числу полученных мест (251 из 577), но так и не смогла завоевать абсолютное большинство. Впервые после конституционной реформы 2002 г. недавняя победа в борьбе за Елисейский дворец не помогла главе государства получить контроль над Национальным собранием. Партия Э. Макрона осталась самой многочисленной в нижней палате (156 депутатов), но лишилась порядка 45% мандатов. Более того, не были избраны знаковые лица правящего блока, стоявшие у истоков макроновского проекта: председатель НС Р. Ферран, лидеры фракций К. Кастанер и П. Миньола, а также ряд только что назначенных министров. На фоне призывов президента дать ему «прочное большинство, чтобы действовать» во имя «высших интересов Франции», всё это выглядело как минимум полупоражением и вызвало шок в правящем стане.

Весьма успешной оказалась электоральная стратегия левых сил, сумевших после долгого периода разобщенности создать коалицию «Новый народный экологический и социальный союз» (NUPES). В этот предвыборный блок под главенством «Непокорённой Франции» вошли также ФКП, Социалистическая партия, отколовшееся от нее «Поколение.s» Б. Амона, «Европа Экология Зелёные» (EELV) и две другие экологические организации; а также несколько левоэкстремистских мини-партий и региональных объединений. Воодушевлённый своим высоким результатом в президентской гонке и открывшимися шансами, Ж.-Л. Меланшон призвал превратить парламентские выборы в «третий тур» президентского голосования и публично рассчитывал на победу, которая открыла бы ему двери Матиньонского дворца. Однако премьерские амбиции лидера леворадикалов были явно завышенными, а главное – неприемлемыми для большинства французов, что не замедлили подтвердить неоднократные социологические опросы. Его бравада и муссирование в СМИ темы левого большинства в итоге лишь навредили NUPES. В ряде округов, где во втором туре вперед вышли левая коалиция и Национальное объединение, избиратели макроновского блока предпочли проголосовать за кандидатов НО.

Новый союз левых завоевал 131 мандат, из которых 74 досталось «Непокорённой Франции». И хотя эти цифры были ниже ожидаемых, леворадикалы основательно укрепили свои позиции по сравнению с предыдущей легислатурой, где фракция меланшоновцев, несмотря на шумную активность, не обладала никаким влиянием. Экологисты, не располагавшие после 2017 г. ни одним креслом, получили 16 мест. Социалистам пришлось удовольствоваться 28 мандатами вместо бывших 30.

Главной же сенсацией стал вдвое-втрое превзошедший прогнозы успех Национального объединения, которое уве­личило число своих депутатов до 89, т. е. более чем в 10 раз, и образовало вторую по численности фракцию. Впервые за долгие годы мажоритарная система не смогла блокировать прохождение так называемых «крайне правых» в основную палату высшего законодательного органа. М. Ле Пен сразу заявила, что ее партия намерена действовать в парламенте как ответственная оппозиция, готовая поддерживать инициативы любых сил, если они будут соответствовать пониманию потребностей страны Национальным объединением. Это резко контрастировало с выступлениями Ж.-Л. Меланшона, полными агрессивной непримиримости как к «макронии», так и к «крайне правым».

Перекройку политической карты довершили новые потери «Республиканцев», которые смогли получить лишь 61 кресло – вдвое меньше, чем в прежнем составе палаты. Более того, их кандидаты дошли до второго тура всего в 91 округе (против 320 в 2017 г. и 510 в 2012 г.) ! Руководителю «Республиканцев» К. Жакобу пришлось подать в отставку, а на съезде партии в конце 2022 г. её председателем был избран Э. Сьотти, представляющий правый фланг неоголлистов.

Что касается «Реконкисты», то, несмотря на переход в неё заметных политиков (евродепутатов и сенаторов) от «Республиканцев» и Национального объединения, а также поддержку многих крупных фигур национал-консервативной среды, земмуровцы даже не преодолели пятипроцентный барьер в первом туре, получив 4,25%.

Заслуживает упоминания ещё один момент, характерный для новой панорамы электоральной конкуренции в современной Франции. С 1990 г. число формально зарегистрированных в стране партий выросло в 23 раза (!) – до 654 в 2022 г. По большей части этот аномальный бум связан с особенностями финансирования партийных организаций, многие из которых дублируют уже существующие. Однако фактор идейно-политической диверсификации здесь также играет свою роль. В 2022 г. в избирательных бюллетенях фигурировали несколько десятков миноритарных объединений, нередко представленных известными именами, а также полторы сотни кандидатов-диссидентов из парламентских партий. Между всеми ними почти бесследно (не считая избрания единичных депутатов) растворились голоса 19%, или 4,5 млн пришедших на первый тур избирателей, притом что французы в этот раз охотнее следовали тактике «умного голосования». Этот феномен хорошо иллюстрирует степень фрагментации французского идейно-политического ландшафта. Трудно не вспомнить де Голля, который видел в «ферментах раздробленности» фатальное имманентное свойство французов, несущее экзистенциальную опасность для Франции как субъекта истории.

Распределение остальных бюллетеней на выборах 2022 г. чётко обозначило главные сегменты новой электоральной карты и её парламентской проекции. В первом туре почти три четверти голосов было в близких долях отдано за три политических блока: макронистов с союзниками (25,75%), леворадикально-левый NUPES (25,66%) и Национальное объединение с аффилированными партнерами (18,68%). Именно их лидеры поделили примерно поровну львиную долю голосов и в первом туре президентской гонки. Те же силы, только в искажённых мажоритарной системой пропорциях, образовали три главных лагеря в законодательной палате – пропрезидентский и два решительно оппозиционных.

Ослабевшая и неоднородная, но всё ещё значительная фракция «Республиканцев» оказалась дополнением к основному «триптиху» – своего рода переставным элементом с фактически амбивалентным позиционированием. Рассуждая абстрактно, можно заключить, что коль скоро голоса «Республиканцев» приобрели решающее значение для хрупкого баланса сил в парламенте, их окно возможностей и влияние автоматически расширились. Однако в контексте французских реалий дело обстояло скорее иначе.

 

Дилеммы относительного большинства по-французски

Если выборы 2017 г. явились триумфом Э. Макрона, то результаты электорального цикла 2022 г. серьёзно осложнили дальнейшую реализацию его программы. Выходом для Елисейского дворца, не считая внеочередных выборов, связанных с риском ещё больших потерь, могло стать формирование устойчивого абсолютного большинства путём альянса президентской коалиции с «Республиканцами». Этот вопрос возник сразу после выборов и продолжает витать в воздухе, служа предметом закулисного торга. В стане «Республиканцев» «правительственный пакт» открыто лоббировали бывший президент Н. Саркози, а также Ж.-Ф. Копе, В. Пекресс и группа парламентариев. Праволиберальная либо узкопрагматичная партийная элита, часть мэров и глав регионов тоже склонялись к такому союзу, видя в нем залог сохранения своих постов и средство остановить наступление альтернативных сил. При условии назначения представителя «Республиканцев» премьер-министром, присоединение к большинству устроило бы в этой партии многих.

Однако осуществиться этому сценарию не дали более весомые структурные факторы. У консервативно-суверенистского крыла «Республиканцев», как и у преемников социального голлизма, имеются серьезные разногласия с правящим блоком во многих сферах. Другим препятствием являются резко оппозиционные настроения оставшегося у партии электората, более двух третей которого настроено против блокирования с макронистами. Депутаты «Республиканцев» в 2022 г. прошли в нижнюю палату на платформе резкой критики Э. Макрона, и, как показал опыт их непереизбранных предшественников, избиратель не простил бы им ренегатство.

Всё это сказалось на перестановках в партийном руководстве и линии его действий. Новый председатель Э. Сьотти, вице-председатель Ф.-Кс. Беллами, лидер фракции в НС О. Марлекс, его бессменный визави в Сенате Б. Ретайо настаивали на «неприсоединении». 19 депутатов-фрондёров во главе с О. Прадье пошли дальше и проголосовали в марте 2023 г. за вотум недоверия правительству в связи с пенсионной реформой. Вместе с тем почти по всем важным вопросам, кроме бюджета, фракция «Республиканцев» до сих пор голосовала вместе с большинством. Ещё более значимое практическое взаимодействие наладилось у правительства с контролируемым «Республиканцами» Сенатом, чья роль в этой связи действительно возросла.

Но, за исключением пенсионной реформы, президент и его сторонники не проявили готовности идти навстречу «Республиканцам», в частности в сфере иммиграции, или удовлетворять их претензии на министерские посты. В какой-то мере сказалась неразвитость культуры межпартийного диалога и компромисса, отличающая Францию с её мажоритарной системой от Германии, Италии, стран Северной Европы. Но для такого исхода были и другие объективные причины.

Балансирование между «левыми» и «правыми» в тени нарратива об их «преодолении» – а именно в этом состоит тактика макронизма – во французских условиях дело особо трудное. Помимо мажоритарной традиции Пятой республики, оно осложняется взаимными предубеждениями правой и левой среды, восходящими к Французской революции. На это накладывается специфика современной стадии идейно-политического размежевания. Охватившая Францию внутри- и межпартийная дифференциация, в сочетании с углублением ключевых противоречий, ограничивает как маневрирование власти между разными парадигмами, так и межпартийные альянсы. Простой пример: если бы «Республиканцы» имели более однозначный политический профиль, вопрос их присоединения к макроновскому блоку не встал бы или решился намного проще. На это прямо указал сам Э. Макрон: «Сложность в том, что наиболее близкие нам силы не едины!» [Macron. Je suis…].

Ещё один фактор – дилемма баланса внутри президентского лагеря, собравшего вокруг технократов-евроэнтузиастов и либералов-центристов выходцев из очень разных политических семейств от традиционных правых до экосоциалистов. Хрупкое равновесие между ними, как и сам макроновский блок, неизбежно взорвал бы альянс с крупной правой партией, каковой остаются «Республиканцы».

Эта дилемма показала зависимость Э. Макрона, ещё недавно уподобляемого Юпитеру, от выстроенной им политической конструкции. Его исторический союзник с 2016 г., лидер «МоДем» Ф. Байру в июне 2023 г. пригрозил выйти из коалиции в случае назначения премьер-министром ставленника «Республиканцев». Голос против «правого поворота» подняли и многие другие лица в президентском окружении. В итоге «технократическая» глава кабинета Э. Борн сохранила свой пост. В конце лета 2023 г. Э. Макрон подвёл черту под поисками новых партнёров: «…нет никакой возможности создать парламентскую коалицию, которая дала бы нам абсолютное большинство» [Macron. Je suis…].

Тем временем годичный опыт XVI легислатуры завершился противоречивыми итогами для президента и его блока. С одной стороны, не сбылись худшие для них сценарии: систематическая обструкция непримиримой оппозиции, смещение правительства, внеочередные выборы, потеря управляемости. Мнение, что новая конфигурация в нижней палате обрекает второй президентский срок Э. Макрона на «политическое бессилие», казалось бы, тоже не оправдалось, но только на первый взгляд.

За год работы в Национальном собрании было рассмотрено 55 законопроектов, что близко к средней «производительности» прошлых легислатур. Президентская коалиция смогла продвинуть реализацию своей программы и даже продавить пенсионную реформу, невзирая на вызванную ею социальную бурю. Конституционные механизмы Пятой республики, в сочетании с методами неформального воздействия на депутатов, обеспечили стабильность правительства. Ни одна из 17 попыток оппозиции инициировать вынесение вотума недоверия кабинету Э. Борн не увенчалась успехом.

В то же время для принятия самых важных и спорных законопроектов премьер-министру пришлось 11 раз за восемь месяцев задействовать статью 49.3 Конституции, которая позволяет принимать законы без голосования путём их увязывания с вопросом о доверии правительству. В случае с пенсионной реформой это едва не привело к отставке кабинета: 20 марта 2023 г. не хватило всего девяти голосов, чтобы вотум недоверия был принят. Но в Матиньонском дворце намерены продолжать данную практику, о чем предупредила сама Э. Борн после своего переназначения в июле.

Между тем, хотя за годы Пятой республики статья 49.3 применялась сотню раз, её систематическое использование в нынешнем политическом контексте стало игрой с огнём. А применительно к такому жгучему вопросу, как повышение пенсионного возраста, оно вызвало во Франции массовое возмущение и радикализацию настроений, побудившие высказать свое неодобрение даже европейские институты. Юридическая комиссия Совета Европы в июне 2023 г. вынесла заключение, гласящее, что статья 49.3 французской Конституции «вызывает вопросы с точки зрения принципов плюрализма, разделения властей и суверенитета законодателя» [France – Interim...].

 

В ожидании 2027 года

Силовое проталкива­ние правительственной повестки без оглядки на оппозицию и общественные настроения рискует обернуться пирровой победой. Социологические мониторинги уже полтора десятилетия демонстрируют устойчивую тенденцию к деградации социального климата во Франции [См., напр.: Foucault]. С середины 2022 г. ситуацию усугубили подорожание электроэнергии, скачок инфляции, резкий рост числа закрывающихся предприятий. Серия забастовок сопровождалась драматическими инфраструктурными сбоями (километровые очереди на бензоколонках, массовая отмена поездов и авиарейсов, завалы бытового мусора на улицах). Несколько месяцев страну сотрясала кампания сопротивления пенсионной реформе с миллионами демонстрантов. Довершением стали погромы лета 2023 г., устроенные молодёжью иммигрантского происхождения и превзошедшие по многим параметрам памятные бунты 2005 г.

Персональные рейтинги Э. Макрона подвержены колебаниям, но в целом их эрозия налицо. По словам директора Французского института общественного мнения (ФИОМ) Ф. Даби, глава государства «выглядит президентом меньшинства во всех социальных категориях» и вызывает у многих «подлинную ненависть», что делает ситуацию беспрецедентной, создавая «атмосферу конца царствования» [Dabi]. Да и сам Э. Макрон разительно изменился. Его облик резко контрастирует с молодым триумфатором образца 2017 г., звавшим к «революционной модернизации» Франции и Европы. Пять лет спустя он уже не предлагал французам ни цельной программы, ни воодушевляющей перспективы. С его переизбранием второе дыхание макронизма так и не открылось.

Елисейский дворец больше всего сосредоточен на политтехнологической стороне деятельности. Помимо коммуникации с общественностью и вариаций дискурса – коронной сферы Э. Макрона, ставка делается на новые институты, процедуры, формулы. Между тем эффективность этого политического маркетинга неумолимо падает. В 2019 г. «большие дебаты» действительно помогли справиться с кризисом «жёлтых жилетов». В 2022 г. надежды возлагались на Национальный совет по переустройству – новый совещательный орган, куда были приглашены войти представители партий, профсоюзных объединений, гражданского общества. Однако почти вся оппозиция с половиной профсоюзов проигнорировали эту структуру с претенциозным названием, и она фактически превратилась в проектную площадку для НПО.

В ответ на негодование, вызванное принятое явочным порядком пенсионной реформой, Э. Макрон объявил «100 дней умиротворения» и вновь уверял в своей «приверженности общественным дебатам». Между тем его отказ принять и выслушать профсоюзных лидеров был воспринят как выражение презрения к социальному движению. В августе 2023 г. президент выдвинул, по его словам, «крупную политическую инициативу», пригласив лидеров парламентских партий к совместным обсуждениям для формирования гибких форматов «большинства по отдельным проектам». Однако в кругах оппозиции, включая умеренную, уже не скрывали скепсиса и ожидали вынесения спорных законопроектов на референдум: левые – принятого закона о пенсионной реформе, правые – грядущего закона об иммиграции. Правительство тем временем вбросило «креативную» идею заменить референдумы «преферендумами»...

Как признал летом 2023 г. Э. Макрон, Франция «переживает не имеющий аналогов этап» [Macron E. Je suis…]. В том числе не имеет прецедентов хрупкое положение, в котором всего через год после переизбрания оказался сам «республиканский монарх» Пятой республики. По оценке председателя Комитета парламентской и политической истории при парламенте Ж. Гаррига, «президента отвергает большинство французов. И ещё хуже то, что это массовое неприятие распространяется не только на исполнительную власть, но и на все институты и, более того, на легитимность нашего демократического строения» [Jean Garrigues…]. Впрочем, полностью исключать, что Э. Макрон частично преодолеет свой кризис легитимности, нельзя. Так или иначе, политический класс Франции уже задался вопросом, что будет «после Макрона», и вовсю готовится к выборам 2027 г.

Закат «эры Макрона» ставит вопрос о перспективах макронизма как политического движения новой, постмодернистской формации. О стагнации и проблемных сторонах «Возрождения» немало сказано выше. Кроме того, репутация партии, вступившей в политику под флагом «моральной чистоты», за шесть лет была изрядно испорчена серией скандалов, связанных с крупными злоупотреблениями, конфликтами интересов и клиентелизмом. В то же время у макронистов остаются сильные козыри. За годы пребывания у власти они приобрели парламентский, управленческий, организационный опыт, умножили связи с разными группами влияния и, наконец, институционализировались, превратившись в реальную партию численностью около 30 тыс. человек. Их ядерный электорат довольно стабилен. Они по-прежнему могут в той или иной мере рассчитывать на поддержку французских и евроатлантических элит, которые в 2017 г. привели Э. Макрона в Елисейский дворец. Поэтому вряд ли «Возрождению» грозит скорое вытеснение с политической арены.

Однако шансы макронистов остаться ядром системного партийного пула заметно упали. Во-первых, политический проект, олицетворяемый Э. Макроном, находится в столь явном кризисе, что реалистически мыслящие элиты едва ли могут не понимать необходимость его перезагрузки. Во-вторых, в новой электоральной конфигурации первоочередное значение для ключевых игроков системы приобретает наличие лидера, способного одержать верх над М. Ле Пен на следующих президентских выборах. Сам Э. Макрон, по Конституции, не имеет права баллотироваться в третий раз. Несмотря на зондаж вопроса о возможных поправках в Основной закон, у него вряд ли получится реализовать этот вариант, который потребовал бы одобрения двумя третями состава обеих палат парламента. У остальных же потенциальных кандидатов на пост президента от «Возрождения» мало шансов дойти до второго тура, как и у лидера «МоДем» Ф. Байру.

Единственным, кто способен с большой вероятностью победить М. Лен Пен, считается бывший премьер-министр, мэр Гавра Э. Филипп, устойчиво лидирующий в рейтингах популярности. Еще в 2021 г. он создал правоцентристскую партию «Горизонты», которая сохраняет автономию и собственную парламентскую фракцию в рамках пропрезидентской коалиции. Линия Филиппа после отставки, его дистанцирование от Макрона, их соперничество и другие признаки указывают на возможность перегруппировки системного лагеря вокруг нового ядра в лице партии «Горизонты» и её лидера. Это означало бы коррекцию курса с определенным смещением вправо, что вполне согласуется с феноменом поправения французского общества, подавляющей части которого не импонирует повестка «новых левых».

Самой рельефной тенденцией на партийном поле после выборов 2022 г. стала дальнейшая нормализация образа Национального объединения и в особенности самой М. Ле Пен. Социологи констатируют «абсолютно удивительные» перемены в её восприятии французами: «большинство считают её компетентной», «порвавшей с идеями Фронта» и – в отличие от Ж.-Л. Меланшона и Э. Земмура – «приверженной ценностям демократии» [Dabi]. Выход лидера несистемной оппозиции во второй тур президентских выборов 2027 г. сомнений не вызывает, и уже не один социологический опрос предсказал ей перевес в финале. Сценарий победы М. Ле Пен оценивается как «достаточно вероятный».

Новое место Национального объединения в партийной системе Франции определяется качественным расширением его социальной и географической базы. Перенос акцента на социальные вопросы, роль государства в экономике и обеспечении правопорядка, прямая «полевая» работа с избирателями на местах – всё это, по словам старшего научного сотрудника исследовательского центра при «СьянсПо» Л. Рубана, сделало НО единственной на сегодня правой партией, уделяющей внимание конкретным запросам народных слоев и среднего класса [Rouban]. Социологический портрет его электората далек от специфического профиля избирателей Национального фронта 20-летней давности. Марин Ле Пен, подтверждает директор ФИОМ Ф. Даби, имеет довольно прочную и растущую поддержку во всех социальных категориях, за исключением высших кадров (за неё, тем не менее, голосовали 33% лиц интеллектуальных профессий), а диверсифицированная «структура её избирателей напоминает структуру, характерную для кандидата правительственной партии» [Dabi].

Отсюда не следует, что клеймо «токсичной и нерукопожатной» партии снято с Национального объединения [Radioscopie…] и не будет использоваться политическими конкурентами. Сам Э. Макрон в мае 2023 г. подверг было критике своего премьер-министра за аналогии между НО и петенизмом, назвав их «лексикой 90-х годов», но позже вернулся к привычному нарративу. В парламенте остальные фракции демонстративно не голосуют за вносимые партией М. Ле Пен документы даже тогда, когда согласны с ними по существу.

Перспективы Национального объединения отчасти зависят и от судьбы партии Э. Земмура, к которой примкнула вернувшаяся в политику 30-летняя Марион Марешаль (Ле Пен), имеющая вес в правоконсервативной среде. Несмотря на неудачный дебют на парламентских выборах, «Реконкиста» обогнала остальные французские партии по численности (100 тыс. членов) и, судя по опросам, имеет возможность пройти в следующий состав Европарламента. До сих пор новый конкурент приносил М. Ле Пен и её соратникам не больше потерь, чем дивидендов – Э. Земмур, наряду с Ж.-Л. Меланшоном, стал благоприятным фоном, выгодно оттеняющим их респектабельность. Однако в будущем успех «Реконкисты» может вылиться для Национального объединения в более серьёзные электоральные потери на правом фланге.

Заключение же стабильного альянса между этими двумя силами представить трудно, несмотря на принципиальную близость их подходов к национальной идентичности и международной стратегии. Разделяют их не только натянутые персональные отношения между лидерами, но сущностные различия в программах и базисах: социальные акценты и «зонтичный» характер Национального объединения плохо совместимы с либеральной экономической повесткой и консервативным элитизмом «Реконкисты». Целевым электоратом земмуровцев являются избиратели «Республиканцев», которых «Реконкиста» и стремится заменить в качестве главной партии традиционных правых.

Что касается левого партийного блока, то его политическое будущее особенно туманно. Несмотря на своё название, NUPES является не политическим союзом, а временной электорально-парламентской коалицией. В Национальном собрании у левых четыре отдельные фракции, представители которых раз в неделю встречаются для обмена мнениями в межфракционном совете. Зачатки регулярного внепарламентского взаимодействия (предусмотренный в коалиционных документах «левый парламент») остались на бумаге.

Взгляды входящих в NUPES партий сильно расходятся как по основополагающим вопросам (конституционный режим, экономическая философия, отношение к ЕС и НАТО), так и по многим актуальным темам (ядерная и «зеленая» энергетика, лаицизм и права мусульман, обязательная вакцинация и др.). При соответствующем изменении текущей повестки эти противоречия могут выйти на первый план. Предметом серьезных разногласий уже стала модель работы в парламенте: агрессивные эксцессы леворадикалов Ж.-Л. Меланшона, бессмысленное и частое инициирование ими вотумов недоверия вызвали раздражение в других левых фракциях. Стычки же по мелким поводам накаляли отношения внутри левого блока регулярно. Эпопея совместного сопротивления пенсионной реформе консолидировала левую коалицию, но с её завершением среди социалистов, коммунистов и экологистов открыто заговорили о неактуальности формата NUPES.

Интересы трёх этих «старых» партий на промежуточных выборах 2023-2026 гг. диктуют им более диверсифицированную электоральную стратегию, исходя из модуса голосования и специфики избирательных округов, но в любом случае автономно от «Непокоренной Франции», не имеющей опоры в регионах. Именно такой стратегии они следовали на сенатских выборах 2023 г., вопреки настояниям меланшоновцев. На выборы в Европарламент, проходящие по пропорциональной системе, партии NUPES собираются идти отдельными списками. Это тем более закономерно, что европейская повестка является сферой острых разногласий между евроскептической «Непокоренной Францией» и такими убежденными «проевропеистами», как социалисты и «зелёные». Что касается коммунистов, то их с «непокорёнными» разделяет вражда между Ж.-Л. Меланшоном и Ф. Русселем.

Центробежные тенденции в NUPES усугубляет проблема лидерства Ж.-Л. Меланшона и его партии. Претендуя на исключительную роль в коалиции, создатель «Непокоренной Франции» за последний год немало навредил репутации левого блока своими непродуманными заявлениями. Кроме того, существует структурный дисбаланс между главенством леворадикалов в NUPES и настроениями левого электората, стоящего в целом на более умеренных позициях. Поэтому, хотя рейтинг Меланшона как потенциального участника президентской кампании 2027 г. выше, чем у любого другого левого политика, многие не считают его оптимальным кандидатом от левого блока. Неясность с единой кандидатурой на грядущих президентских выборах предвещает этому политическому лагерю новый виток соперничества с риском возобновления полной раздробленности.

Учитывая правила мажоритарной избирательной системы и то, что совокупный левый электорат сократился во Франции до исторического минимума, раздельное выступление в парламентской кампании неизбежно повлечет резкое сокращение представительства левых в следующей легислатуре, вплоть до потери всех мандатов частью партий-участниц. Понимание реальности маргинализации и жизненной потребности в парламентской коалиции среди левых имеется. Только это и даёт основание предполагать, что та или иная форма левого объединения останется структурным элементом французского электорального ландшафта. Изменения возможны в случае введения во Франции элементов пропорционального голосования, что ещё в 2017 г. обещал Э. Макрон.

 

***

Выборы 2017 г. ознаменовались сокрушительным поражением ведущих системных партий и вывели вперёд политические силы, ставшие новыми полюсами реконфигурации партийно-электорального поля Франции. Избирательный цикл 2022 г. и последующие события закрепили эти кардинальные сдвиги, но одновременно внесли существенные поправки как в баланс сил и тенденций, так и в генеральный вектор происходящих трансформаций.

Продолжилось отступление традиционных партий, мало что сделавших для выхода из идейного кризиса. Тем не менее их полная маргинализация не предвидится хотя бы потому, что социалисты и особенно «Республиканцы» сохраняют сильные позиции в территориальных органах управления и верхней палате парламента. Принимая во внимание свойственную Франции инерцию локальных политических традиций и авторитет «баронов» старых партий в своих «вотчинах», такое положение может воспроизводиться довольно долго. Однако возвращение в первую лигу игроков, оспаривающих ключевые институты центральной власти, для «Республиканцев» проблематично, а для социалистов нереально. Да и сами они вынуждены переопределять свой идеологический профиль в новом мировом и национальном контексте. Эпоха миттерановской социал-демократии и неолиберального постголлизма ушла безвозвратно. И вместе с ней канула в прошлое прежняя двухпартийная система.

Сложнее ответить на вопрос, что идёт ей на смену. Новый каркас электоральной карты Франции, который образовали три политических блока: либерально-технократический «макроновский» (системный), левый/леворадикальный (системно-антисистемный) и национальный (умеренно антисистемный), – зримая реальность. Обозначившись ещё в 2017 г., этот каркас кристаллизовался пять лет спустя и имеет шансы сохраниться в ближайшей и среднесрочной перспективе. В пользу этого говорит неслучайный характер произошедшей метаморфозы. В её основе лежат процессы структурного расслоения социума и характерное для нашего времени обострение фундаментальных противоречий, которое привело к политической поляризации, взорвавшей относительный консенсус внутри традиционных массовых партий и их негласный пакт с доминирующими элитами. Последовали, с одной стороны, подъём реально оппозиционных, альтернативных сил, а с другой – реорганизация системных элит и их реванш, о временном либо долговременном характере которого судить пока рано.

Новая партийно-электоральная конфигурация является гибридным продуктом как усилившегося противостояния с (пост)либерально-глобалистской парадигмой по ключевым линиям (национальной, или государственно-цивилизационной, социально-экономической, культурно-ценностной), так и старых право-левых партийных стереотипов и рефлексов.

Рельефность трёх главных сегментов на политической арене порождает соблазн увидеть в них новую «трёхпартийную», точнее трехблоковую партийную систему. Однако такое заключение было бы упрощением новой реальности. Следует иметь в виду следующие обстоятельства:

1. C учетом принципиально разного расклада сил на уровне территорий и в общенациональном масштабе, новая партийная система обречена иметь неоднослойную структуру.

2. Импульсы к реорганизации партийно-политического пространства отнюдь не исчерпаны. Реальная картина идейно-политических расхождений далеко не соответствует формальным границам на партийной и электоральной картах.

3. На эти границы могут существенно повлиять внутриблоковая фрагментация и конкуренция.

4. Нынешний электоральный расклад отражает предпочтения всего лишь трех четвертей голосующих избирателей и, следовательно, оставляет за скобками подавляющую часть французских граждан. Ведь в парламентских выборах 2022 г. участвовало менее половины избирателей, при этом три лидирующих блока в совокупности набрали 70% поданных голосов. В пересчёте на процент зарегистрированных избирателей, это означает, что макроновский и левый блоки получили каждый поддержку лишь 11,9% от общего числа избирателей, а лепеновцы – 8,7%. Фактически, налицо кризис представительства.

5. Изменение масштабов абсентеизма может повлиять на баланс сил не только между тремя новыми полюсами, но и на структуру голосования и партийного поля в целом.

6. Необходимо учитывать волатильность современных избирателей, отсутствие у многих из них постоянных партийных предпочтений.

7. То же относится к роли политического лидерства, что впечатляющим образом продемонстрировал феномен Э. Макрона.

Многое, таким образом, говорит в пользу того, что при любых вариантах конфигурации партийно-политической системы Франции её внутренние границы будут менее жёсткими и более подвижными, чем это было до недавнего времени.

Кристаллизовавшийся в 2022 г. новый каркас электоральной карты Франции, который образовали три партийных блока, все более явно вступает в противоречие с мажоритарной логикой конституционного режима Пятой республики. На фоне тенденции к деградации социального климата, расслоения общества, идейно-политической поляризации и несовместимости ценностных установок основных протагонистов, такая конфигурация чревата обострением уже наметившегося кризиса законотворческого процесса и системы политического управления в целом.

Литература

Выборы во Франции 2017 г.: итоги и перспективы / [отв. ред. В.Я. Швейцер]. Доклады Института Европы. М. № 347. – URL: instituteofeurope.ru/images/uploads/doklad/347.pdf (дата обращения: 29.03.2024).

Нарочницкая Е.А. «Суверенизм» против «глобализма»: выборы 2017 г. через призму идейно-ценностного конфликта // Франция при президенте Эммануэле Макроне: в начале пути. М. 2018. С. 152-160. – URL: imemo.ru/files/File/ru/publ/2018/2018_03.pdf (дата обращения: 29.03.2024).

Нарочницкая Е.А. Выборы 2017 г. во Франции: беспрецедентная президентская кампания // Перспективы. Электронный журнал. 2017. № 3. С. 5–35. – URL: https://www.perspektivy.info/upload/iblock/772/3_2017_2_.pdf (дата обращения: 29.03.2024).

Рубинский Ю.И., Синдеев А.А. Франко-германский тандем перед лицом коронакризиса // Современная Европа. 2020. № 4. С. 16‒24.

Alain Minc: "Je vais voter Macron" // Europe 1. 22.01.2017. – URL: europe1.fr/politique/primaires-ps-alain-minc-soutien-macron-le-seul-candidat-authentiquement-europeen-2957101 (date of access: 29.03.2024).

Dabi F. On a une ambiance qui rappelle les fins de règne // Le Figaro. 10.04.2023. – URL:  lefigaro.fr/politique/frederic-dabi-on-a-une-ambiance-qui-rappelle-les-fins-de-regne-20230410 (date of access: 29.03.2024).

Dumas F. Ce que l'on ne veut pas que je vous dise – Récit au cœur du pouvoir. Massot editions. 2022.

Emmanuel Macron, le dernier Européen ? // Toute l’Europe.eu. 29.08.2023. – URL: touteleurope.eu/vie-politique-des-etats-membres/la-representation-de-la-france-au-sein-de-l-union-europeenne/ (date of access: 29.03.2024).

Endeweld M. L’Ambigu Monsieur Macron. Paris. 2015.

Finchelstein G. Portrait-robot des sympathisants de La République en marche // Fondation Jean Jaurès. 21.09.2018. – URL: jean-jaures.org/publication/portrait-robot-des-sympathisants-de-la-republique-en-marche/ (date of access: 29.03.2024).

Foucault M. Inquiétudes d’un monde qui vient. HAL. Open Science. Paris. 2022. – URL: sciencespo.hal.science/hal-03922806/document (date of access: 29.03.2024).

France – Interim opinion on the Article 49.3 of the Constitution, adopted by the Venice Commission at its 135th Plenary Session (Venice, 9-10 June 2023) // Council of Europe. – URL: coe.int/webforms/documents/?pdf=CDL-AD(2023)024-e (date of access: 29.03.2024).

Grunberg G. Le sombre avenir de la gauche // Le vote disruptif. Les élections présidentielles et législatives de 2017 / Sous la dir. de Perrineau P. Presses de Sciences Po. 2017. P. 315.

Jean Garrigues sur le conflit des retraites : “ Au-delà de la présidence jupitérienne, c’est tout notre édifice institutionnel qui est discrédité “ // Le Monde. 19.03.2023. – URL: lemonde.fr/idees/article/2023/03/19/jean-garrigues-sur-le-conflit-des-retraites-au-dela-de-la-presidence-jupiterienne-c-est-tout-notre-edifice-institutionnel-qui-est-discredite_6166155_3232.html (date of access: 29.03.2024).

Macron E. Je suis toujours insatisfait. Entretien exclusif // Le Point. 23.08.2023. – URL: lepoint.fr/politique/emmanuel-macron-je-presiderai-jusqu-au-dernier-quart-d-heure-23-08-2023-2532596_20.php#11 (date of access: 29.03.2024).

Macron E. Révolution. Paris. 2016.

Pour un nouveau projet européen: construire une union des nations européennes // Rassemblement National. 09.05.2018. – URL: rassemblementnational.fr/communiques/pour-un-nouveau-projet-europeen-construire-une-union-des-nations-europeennes/ (date of access: 29.03.2024).

Radioscopie de l’électorat du Rassemblement National – Vague 4 // iFOP. 19.06.2023. –URL:  ifop.com/publication/radioscopie-de-lelectorat-du-rassemblement-national-vague-4/ (date of access: 29.03.2024).

Reynié D. Décomposition du système politique et l’Europe comme enjeu // Genshagner Papiere. 2019. № 22.

Rouban L. La vraie victoire de RN. P. 2022.

 

Читайте также на нашем портале:

«Идейное наследие Шарля де Голля. I. Парадоксы восприятия, исторической памяти, политической философии» Екатерина Нарочницкая

«Идейное наследие Шарля де Голля. II. Национальная парадигма Часть 2. Концепт величия Франции» Екатерина Нарочницкая

««Суверенизм» против «глобализма»: выборы 2017 г. через призму идейно-ценностного конфликта» Екатерина Нарочницкая

«Идейное наследие Шарля де Голля. II. Национальная парадигма Часть 1. Понимание национальных реальностей» Екатерина Нарочницкая

«Партийно-политический ландшафт Франции после выборов 2017 г.» Екатерина Нарочницкая

«Феномен Эмманюэля Макрона» Джон Локланд

«Выборы 2017 г. во Франции: беспрецедентная президентская кампания» Екатерина Нарочницкая

«Беспрецедентная президентская кампания во Франции» Екатерина Нарочницкая