Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Этнический фактор в истории Балкан

Версия для печати

Специально для сайта «Перспективы»

Петр Искендеров

Этнический фактор в истории Балкан


Искендеров Петр Ахмедович – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.


Этнический фактор в истории Балкан

Этнические проблемы являются важнейшим фактором трех ключевых балканских конфликтов – боснийского, косовского и македонского. Их корни уходят во времена господства на Балканском полуострове Османской империи. В начале XX века нерешенные межгосударственные и межэтнические противоречия в регионе полыхнули двумя Балканскими войнами. Сегодня у Балкан, по мнению кандидата исторических наук Петра Искендерова, есть шанс стать уникальным полигоном для выработки моделей, способных перевести непростое историческое наследие из фактора нестабильности в фактор интеграции.

Ни один европейский регион не сравнится с Балканами по этнической и конфессиональной пестроте и «чересполосице». Многочисленные волны миграций и переселений, сменявшие друг друга иноземные правители, активные ассимиляционные процессы, наконец, изначальная близость народов славянского корня – все это создало ту этнографическую мозаику, примерные аналоги которой можно найти разве что на Кавказе. Однако даже в кавказском регионе отсутствует столь сложное переплетение исторических мифов, взаимных территориальных претензий и великодержавных проектов, а происхождение и само существование целых наций и этнических групп не оспариваются с таким кровавым ожесточением, как на Балканах.

Именно этнические проблемы являются важнейшим фактором трех ключевых балканских конфликтов – боснийского, косовского и македонского. Речь идет не только об острых межнациональных и межконфессиональных противоречиях между вовлеченными в них этническими группами, но и о сложной и неоднозначной истории самих этих групп. Боснийские мусульмане, косовские албанцы и македонцы, претендующие на то, чтобы стать государствообразующими народами либо уже являющиеся таковыми, по меркам исторического процесса являются «новорожденными» и сомнительными с точки зрения своих атрибутов. Во всяком случае, не только в публицистической, но и в серьезной исторической литературе приводятся аргументы, отрицающие за ними национальную идентичность. Считается, что боснийские мусульмане и косовские албанцы являются потомками исламизированных сербов. Что касается македонцев, процесс их этногенеза носил еще более сложный характер, и потому соседние народы – сербы болгары и греки - записывают македонский этнос в собственных «иванов, не помнящих родства». Во всех трех случаях корни проблем уходят во времена господства на Балканском полуострове Османской империи, а это делает исторические, религиозные и геополитические коллизии особенно выпуклыми и обращает их не только в прошлое, но и – что самое опасное – в будущее.

В начале XX века нерешенные межгосударственные и межэтнические противоречия в регионе полыхнули двумя Балканскими войнами 1912–1913 годов. Если первая из них носила освободительный характер и была направлена против многовекового османского ига, то вторая – Межсоюзническая – стала полномасштабным многосторонним вооруженным конфликтом молодых славянских государств за передел турецкого наследства.

Увенчавший первую Балканскую войну и подготовленный Лондонским совещанием великих держав мирный договор не распутал – да и не мог распутать – сложный и запутанный клубок внутри- и околобалканских проблем, зачастую имевших глубокие исторические корни. Исчезновение с балканской сцены кровного неприятеля в лице Османской империи, служившего объединяющим началом, стало катализатором новых межэтнических конфликтов. Высшие политические и особенно военные круги Сербии и Болгарии находились под впечатлением одержанных побед над вековым неприятелем и количеством «освобожденно-присоединенных» областей и отнюдь не собирались выполнять «территориальные» положения двустороннего межгосударственного договора 1912 года. Да и Греция была увлечена вроде бы широко открывшимися перспективами реализации собственных великодержавных программ. Как сообщал накануне первой мировой войны российский консул в городе Смирна (ныне Измир – П.И.) А. Калмыков, «все местное греческое население в душе ждет этой войны и громко говорит, что Малая Азия скоро вся будет принадлежать Греции». [1]

Главной причиной неоднократно обострявшихся в XX веке и неурегулированных до настоящего времени конфликтов стало то, что ни одно из государств балканского региона, укрепившихся политически и расширившихся территориально, «не охватывает всей территории, на которой проживает соответствующая нация». [2] Этническая чересполосица объективно делала невозможным «справедливый» раздел освобожденных земель – особенно в Македонии и в районе сербо-албанской границы. Не случайно на Лондонском совещании послов великих держав жаркие дебаты развернулись именно по поводу применимости к Балканам этнографического подхода.

Сербия представила свою карту. Белград настаивал на проведении пограничной линии по водоразделу к западу от Охридского озера и Черного Дрина, иными словами – между Дрином и Белым Дрином. Это означало включение в расширившиеся границы Сербского государства Дечан, Джяковицы, Призрена, Дебара и Охрида. Черногория, претендовавшая на Шкодер (Скадар), Сан-Джиованни ди Медуа и Леш, хотела провести черногоро-албанскую границу по реке Мат и водоразделу Дрина и Фани. Если учесть, что Греция, южная соседка Албании, настаивала на включении в свои пределы всего «северного Эпира» (Южной Албании), то в случае удовлетворения территориальных претензий членов победоносного Балканского союза на долю Албании пришелся бы район Тираны, Дурреса, Эльбасана и Берата с населением в 400 тысяч человек, располагающий бедным хозяйственным потенциалом и лишенный стратегической защиты.

В противовес требованиям Белграда, Цетинье и Афин главный апологет внушительной автономной Албании – монархия Габсбургов – выдвинула в пользу своих планов «этнографический элемент», иными словами – включение в албанские пределы всех территорий с преобладающим албанским населением. Это означало передачу Албании не только Джяковицы, Дебара, Корчи и греческой Янины, но и македонских Струги с Охридом. Кроме того, первоначальный австро-венгерский проект сербо-албанского разграничения настаивал на включении в состав Албании Печа и Призрена в качестве так называемых «компенсационных объектов». Что же касается Шкодера, то Вена отказывалась даже обсуждать возможность его присоединения к Черногории.

Италия занимала более мягкую позицию и, в частности, допускала возможность передачи черногорцам Шкодера. Главной задачей итальянской дипломатии в Лондоне было противодействие попыткам Греции включить в свои пределы Южную Албанию, так как этот район являлся предметом политико-хозяйственных вожделений самой Италии.

Россия и Франция предлагали компромиссный вариант сербо-албанского и греко-албанского разграничения: граница должна была пройти по рекам Дрин до Охрида. Что же касается Южной Албании, то, по мнению Санкт-Петербурга и Парижа, Корча должна была перейти к Греции, а Гирокастра остаться в Албании.

Албанская делегация, также прибывшая в Лондон, но не принимавшая участия в официальных дебатах, представила меморандум с требованием создать «этническую» Албанию, включающую в свои пределы Печ, Митровицу, Приштину, Скопье и Битоли с прилегающими районами, а на юге – весь Эпир (Чамерию).

Теоретическая аргументация Сербии относительно этно-территориального разграничения на Балканах была сформулирована в меморандуме, представленном великим державам 8 января 1913 года. В нем подчеркивалась преемственность борьбы сербского народа за независимое национальное существование, начиная со времен османского нашествия. Основными вехами в этой борьбе были названы начало Первого сербского восстания 1804 года, начало сербо-турецкой войны в 1876 году и, наконец, первая Балканская война. Сербы, отмечалось в меморандуме, в принципе не могут иметь ничего против образования Албании как автономной страны; наоборот, их победа создала условия и возможность для формирования албанского государства. В документе подчеркивалось, что Сербия не ссылается на право завоевания, на основании которого турки держали все сербские территории, а отдает преимущество историческим, этнографическим, культурным и моральным правам. Сербы проживают по обе стороны Дрина, но и большое число албанцев в этом районе сербского происхождения. Авторы меморандума также ссылались на наличие сербских памятников государства и культуры и подчеркивали, что территория, на которой расположены Печ, Дечаны и Джяковица, всегда являлась и является Святой землей для всех сербов, и потому не существует такого черногорского или сербского правительства, которое бы хотело или могло уступить албанцам или кому-то еще эту Святую землю сербского народа. «В этом вопросе сербский народ не желает и не может пойти на какие-либо уступки, сделки или компромиссы, и ни одно сербское правительство не пожелало бы это сделать».

В меморандуме, представленном сербским правительством Лондонскому совещанию, также содержались сведения о демографической ситуации на указанных территориях. Документ признавал численное преобладание албанцев, однако это объяснялось относительно поздним пришествием, или, точнее, вторжением албанцев, имевшим место в основном начиная со второй половины XVII века; иными словами, сербы превратились в меньшинство на своей собственной земле не по итогам «легитимной войны», а исключительно в результате творившихся албанцами «жестокостей, дикостей и насилия». Сербская сторона напоминала дипломатам великих держав о «великом переселении» сербов и турецком плане содействия расселению албанцев на сербских землях в целях систематического изгнания сербского населения. Турция поощряет албанское насилие, а сербы ведут повстанческую войну; при этом изгнанные бегут в другие страны или принимают ислам и становятся частью албанской народности, утверждали авторы сербского меморандума.

В меморандуме предлагалось провести сербо-албанское разграничение по водоразделу между Адриатическим морем и македонскими озерами, Черным Дрином и Белым Дрином на севере. В заключение авторы патетически взывали к совести Европы и всего цивилизованного мира: «Может ли Европа сегодня, после побед христианского оружия в легитимной и соответствующей всем законам ведения войны военной кампании, дать свою санкцию подобным жестокостям, требуя от нас уступить Албании территории, которые албанцы отняли у нас путем насилия и узурпации в сравнительно недавнем прошлом, и которые мы сейчас отняли у турок и албанцев нашим победоносным оружием? Если бы Европа и могла совершить подобное, сербский народ не может и не станет санкционировать такое насилие и узурпацию. Поэтому все территории, которые находятся за пределами границ Автономной Албании, которые мы обозначили на содержащейся в приложении карте, должны принадлежать сербскому народу вне зависимости от того, составляют ли албанцы меньшинство или большинство населения». [3]

15 марта 1913 года сербский премьер Никола Пашич вновь возвращается к моральным аргументам, указывая, что усилиями держав Тройственного союза у Сербии «отнимаются земли и святыни Старой Сербии (название Косово в соответствии с сербской историко-публицистической традицией – П.И.) и передаются тем, кто их до сих пор опустошал». [4]

Важное место в системе аргументации Белграда занимала идея сербского происхождения значительной части албанского этноса. С точки зрения Пашича, в вопросе сербо-албанского разграничения речь шла не о столкновении принципов «исторического права» и «права народностей», а о территориях, статус которых не может быть решен на основе энтографического подхода «по причине албанизации сербских племен» – в то время как австрийская дипломатия при определении разграничительной линии исходила как раз из «искусственно подогнанного этнографического принципа». [5] Впрочем, на относительную ценность этнографического принципа применительно к историческим реалиям Старой Сербии неоднократно указывал и один из ведущих сербских историков и этнографов того времени Йован Цвийич. [6]

Сербские представители в ходе работы Лондонского совещания послов великих держав 1912–1913 годов прилагали энергичные усилия для того, чтобы убедить «сильных мира сего» в правильности своего подхода к сербо-албанскому разграничению, подчеркивая, что создание Албании в широких пределах породит новый повод для сведения счетов между балканскими народами, и Сербия рано или поздно вновь окажется вынужденной воевать, чтобы вернуться в «исторические границы старого сербского государства». [7] «Никогда Сербия без боя не допустит, чтобы Дебар и Джяковица отошли Албании. Если же Сербия погибнет на поле боя, она, по крайней мере, не будет презираема в мире», – написал Пашич на донесении дипломатического представителя своей страны в России от 9 февраля 1913 года. [8] Во время самых ожесточенных споров в британской столице Сербия настойчиво доказывала, что не оставит ни Дебарскую долину, ни Джяковицу и Печ с долиной Белого Дрина, «какое бы решение ни приняли великие державы», и что «с этих территорий сербскую армию может изгнать лишь превосходящая военная сила». Опираясь на исторические, этнографические и моральные основания, Пашич настаивал на том, что «мы принесли большие жертвы ради сохранения мира и создания Албании, больше мы не можем и не будем их приносить, пусть даже из-за этого и вспыхнет самая кровавая война». [9]

Достигнутый на Лондонском совещании послов великих держав компромисс по албанским границам предусматривал, с одной стороны, сохранение за Албанией Шкодера, на который претендовало черногорское руководство, а с другой – передачу Сербии обширных территорий с преобладающим албанским населением, в том числе Старой Сербии (Косово) и плато Дукаджин (Метохия) с городами Призрен, Дебар, Печ и Джякови­ца. Города Плав и Гусинье передавались Черногории. Ориентировочная численность населения Албании предполагалась в 800 тысяч человек. Более точные цифры должны были появиться после окончательного определения границ Албании двумя международными разграничительными комиссиями. [10] Однако работа одной из них, занимавшейся северной и северо-восточной границами, так и не была завершена в 1913 году из-за ожесточенных споров входивших в нее делегатов и тяжелых климатических условий в горных районах Албании. В целом, по примерным оценкам, в 1913 г. в состав Албании вошла в лучшем случае лишь половина собственно албанских земель. [11] Сербская сторона, в свою очередь, указывала, что великие державы произвольно передали Албании важнейшие горные стратегические точки, позволявшие албанским отрядам совершать вторжения в сербские пределы. То и другое обстоятельства практически сразу же привели к новому обострению обстановки на Балканах, а учитывая, что «лондонские» границы Албании и Косово в основном сохранились до наших дней, можно утверждать, что и сегодня регион живет и конфликтует по «лондонским лекалам» 1913 года.

Что касается албано-греческой границы, то она после долгих дискуссий между странами Тройственного согласия и примкнувшей к ним Германией, с одной стороны, и Австро-Венгрией и Италией, с другой (Рим выступал против чрезмерного расширения территории Греции в северном направлении, которое могло привести к установлению контроля Афин над проливом Корфу), была зафиксирована во Флорентийском протоколе от 17 декабря 1913 года. Согласно данному документу, за Албанией сохранялись Корча и Гирокастра, однако Янина и большая часть области Чамерия с преобладающим албанским населением закреплялись за Грецией. [12]

Бухарестский мирный договор, завершивший вторую Балканскую войну 1913 года, вспыхнувшую вследствие ожесточенных сербо-болгарских территориальных споров вокруг македонских земель, подтвердил лондонские положения. А потому он не столько стабилизировал ситуацию, сколько послужил прологом для новых межгосударственных конфликтов в регионе – на сей раз уже в рамках общеевропейской войны. Не случайно многоопытный российский министр иностранных дел С.Д. Сазонов уподобил Бухарестский мир «пластырю, налепленному на незалеченные балканские язвы». [13] Помимо остававшегося на повестке дня албанского вопроса, в балканском регионе «завязались узлы острейших противоречий: болгаро-румынских из-за Южной Добруджи, болгаро-греческих и сербских из-за разграничения в Македонии. Турция не желала мириться с потерей некоторых островов Эгейского моря в пользу Греции». [14]

Еще более жесткие оценки давали оппозиционные силы в балканских странах – в первую очередь социалисты и социал-демократы. Болгарский социалист Христо Кабакчиев подчеркивал, что «правители Болгарии, Сербии и Греции разожгли межсоюзническую войну под лозунгом «национального освобождения». [15] Он объяснял военный конфликт «шовинистическим сумасшествием» правящих кругов балканских государств. [16]

Националистические устремления Болгарии и Сербии полностью отвечали интересам ряда великих держав, в том числе Германии. Германский канцлер Т. Бетман-Гольвег написал 3 июля в разгар второй Балканской войны: «Для двуединой монархии (Австро-Венгрии – П.И.) будет выгодно, если в результате войны Болгария и Сербия ослабнут и будут враждебно настроены друг против друга». [17]

По образному выражению российского историка В.Н. Виноградова, «обстановка напоминала не послевоенное успокоение, а предвоенное нагнетание напряженности. На традиционное соперничество в регионе великих держав наложились межбалканские противоречия, и Балканы превратились в политический и пороховой погреб». [18]

Одним из самых взрывоопасных «отсеков» данного погреба выступала проблема Косово, отягощенная непростой исторической наследственностью. Пятисотлетнее османское иго привело к серьезным изменениям в хозяйственной жизни Косовского вилайета, структуре его населения, межнациональных и межконфессиональных отношениях. Господствовавшая в Османской империи вплоть до XIX века военно-ленная система способствовала выдвижению на ключевые посты в турецкой иерархии крупных землевладельцев, среди которых было немало албанцев, а также сербов, принявших ислам и благодаря этому утвердивших свои социально-экономические позиции. Именно исламизированные в период османского господства сербы составили ядро того будущего косовско-албанского этноса, который стал играть важную роль в албанском национальном движении в конце XIX века.

На протяжении XVIII века сербский исход из Косово не прекращался, что привело к кардинальному изменению этнической и религиозной среды на данной территории. Этому способствовало и закрытие турецкими властями в 1766 году Печской патриархии как одного из очагов сербского культурно-национального возрождения.

Помимо переселенческого движения сербов из Косово в другие районы Балкан, на демографическую ситуацию в Косово все большее влияние оказывали миграционные потоки албанцев из горных районов собственно Албании. Первоначально албанское население Косово концентрировалось в его западных областях (Метохия, или Дукаджин), однако затем расселилось по всей территории Косовского вилайета. А уже с весны 1878 года благодаря активной деятельности Албанской (Призренской) лиги все большее распространение среди албанцев стала приобретать идея объединения всех албанских земель. [19]

В результате к началу первой мировой войны на Балканах впервые столкнулись два процесса, которые и сегодня определяют динамику развития косовской проблемы. Это, с одной стороны, стремление руководства Сербии, опираясь на исторические, этнические, религиозные и социокультурные факторы, восстановить и укрепить свой контроль над обширными территориями со смешанным сербо-албанским населением, а с другой – рост албанского национального самосознания и связанное с этим стремление албанских лидеров расширить жизненное пространство и перекроить международно-признанные балканские границы.

В горячие предвоенные месяцы в российский МИД потоком шли депеши, содержавшие факты жестокости на этнической почве, к которой прибегали все действующие лица балканской драмы.

«Сегодня ко мне явилась делегация албанцев из Охрида, Дибры, Струги (все три города находятся на территории современной Македонии – П.И.) и Приштины и умоляли о заступничестве России против жестокостей сербов в занятых ими местностях. По их словам, экзекуции производятся массами без разбора пола и возраста. Депутаты выразили уверенность, что только воздействие России на Сербию может остановить эти ужасы», – сообщал 21 октября 1913 года российский комиссар в Албании А.М. Петряев. [20] А из Санкт-Петербурга он получал информацию об одновременном антисербском произволе со стороны албанцев, в которой, в частности, говорилось, что «албанец Камиль Даца с вооруженной толпою двигается впереди северной разграничительной комиссии, силой заставляя местное население просить о включении его в Албанию»… [21]

Специфика косовского межэтнического узла формировалась на протяжении столетий и даже тысячелетий, и, пожалуй, единственное, с чем согласны и сербы и албанцы, – это что Косовский край имеет историю, по своей сложности и глубине уникальную даже для Балкан. Однако о характере ее идут все более ожесточенные споры. Албанцы ссылаются на свои иллирийские корни для доказательства автохтонности на Балканах. Сербы настаивают, что албанцы освоили плодородные косовские котловины лишь с приходом на Балканы в XIV веке турок-османов, а до этого жили в горах на территории современной Албании. Не менее жаркие дискуссии продолжаются по поводу других ключевых моментов косовской истории, неразрывно связанной с процессом национального возрождения и освобождения как сербов, так и албанцев. Главный отправной пункт – историко-этнические корни современного населения Косово. Причем если албанская сторона особо не оспаривает засвидетельствованный еще византийскими источниками факт переселения славян на земли Балканского полуострова в VI веке новой эры, то роль иллирийских корней албанского этноса и использование их для обоснования автохтонности косовских албанцев порождают серьезные споры.

Сербский историк Славенко Терзич следующим образом характеризует главные причины неудачи попыток властей Сербии и лидеров албанских антитурецких восстаний договориться накануне первой Балканской войны о создании единого фронта против Константинополя:

«Албанское национальное возрождение запаздывало по сравнению с другими балканскими народами, а его главными носителями были албанцы — православные и католики, занимавшие более высокую ступеньку социального и культурного развития. Албанцы-мусульмане, составлявшие большинство албанского населения, во время восточного кризиса были полностью на стороне Османского царства и самыми горячими защитниками теократического характера османского общества, сопротивляясь какой бы то ни было европеизации общества, не отделяя интересы албанцев от интересов всего Османского царства. Безусловно, ситуация менялась в конце XIX — начале XX веков, когда на политическое поведение албанцев вместо Турции стала влиять Австро-Венгрия, видевшая в албанском национальном движении удобное средство для осуществления своих имперских политических амбиций на Балканах. На главном направлении австрийских политических стремлений на Балканах, а в этих рамках и в отношении Старой Сербии, находилась и поддержка Монархией албанского экспансионизма в Старой Сербии. В Вене считали, что вытеснение сербов из этой области — в интересах австро-венгерской балканской политики. Такая политика делала невозможными попытки политического договора между сербами и албанцами для совместной борьбы против Турции. Накануне освобождения Старой Сербии в 1912 году политические лидеры Королевства Сербии стремились установить связи с представителями местных албанцев для совместной борьбы против Османского царства. Сербское правительство обратилось с прокламацией к албанцам, в которой наряду с другим говорилось, что сербская армия идет против Турции, чтобы освободить сербов и албанцев, что албанцам будет обеспечена мирная жизнь и защищено имущество, сохранены старые обычаи, что им будет гарантировано самим управлять своими школами и церквами. Однако религиозная идентификация с оттоманской властью, а также сильное влияние Австро-Венгрии на политическое руководство албанцев были намного сильнее идеи балканской солидарности».

Именно в конце XIX – начале XX веков косовская проблема, говоря словами Терзича, начинает рассматриваться широкой общественностью как «составляющая «албанского вопроса», а не как культурная и духовная основа сербской истории и сербского вопроса на Балканах». [22]

Другой сербский историк – специалист в области сербо-албанских отношений Душан Батакович – формулирует главные причины сложных взаимоотношений сербов и албанцев в начале XX века более кратко. По его мнению, основную роль играла «многовековая приверженность большинства албанцев в Оттоманской империи исламской структуре общества (в которой мусульманин имел привилегированный статус, которому христианин обязан был подчиняться)», вследствие чего сербам и албанцам даже при наличии общего неприятеля в лице Константинополя не удавалось «создать более постоянное политическое сотрудничество и достичь национальной и религиозной терпимости». [23]

Все вышеперечисленные этно-религиозные аспекты продолжают действовать на Балканах и сегодня, так же как и активное стремление многих мировых держав и институтов использовать государства и народы региона в собственных геополитических целях. В этом смысле справедливой представляется оценка С. Терзича, подчеркивающего, что «отношение к сербской драме в Косово и Метохии и почти полному уничтожению сербского культурного наследия говорит о том, что Европа продолжает смотреть на сербскую традицию со всеми предрассудками и стереотипами, которые веками культивировались в отношении византийско-славянской цивилизации». [24]

Если в Косово линия противостояния выстроена однозначно: пользующиеся поддержкой западных стран албанцы и поддерживаемые Россией сербы, то в соседней многонациональной Македонии расстановка сил более сложная. В конце XIX века, параллельно с подъемом в этой провинции Османской империи национально-освободительного движения, македонские земли стали ареной ожесточенной борьбы соседних балканских государств – Болгарии, Сербии и Греции, активно использовавших разнообразный арсенал методов: от агрессивной культурно-национальной пропаганды, имевшей целью представить македонцев, соответственно, болгарами, сербами или греками, до засылки вооруженных отрядов. Кульминацией этой борьбы стали Балканские войны 1912–1913 годов, когда, говоря словами македонского исследователя Петара Стоянова, «союзнические балканские государства – Сербия, Болгария, Греция и Черногория – военным образом разгромили турецкую державу на Балканах и ее территории – части Южной Сербии, Черногории, Южной Болгарии, Северной Греции и Фракии и целой Македонии – присвоили и разделили между собой». [25] При этом македонская историография подчеркивает, что к моменту обострения проблемы македонская нация не только существовала, но и имела такие же государственные и культурно-национальные права, как и ее соседи. «Принимая во внимание все проявления македонского национального самосознания и концепции македонской освободительной идеи в период, предшествовавший Балканским войнам, мы можем заключить, что славянское население Македонии не было ни «этнически гетерогенным», ни «аморфной массой», которую можно лепить согласно желаниям завоевателей, – указывает, в частности, академик Блаже Ристовски. – Оно было народом с уже сформировавшейся индивидуальностью, осознающим собственную историю и культуру и преисполненным решимости бороться за свое будущее». [26] По образному выражению другого исследователя из Македонии, Данчо Зографски, македонский вопрос «заключал в себе комплексные проблемы экономической эксплуатации, национальных гонений, культурных и религиозных барьеров и ограничений, дискриминации отдельных народов по политическим функциям и т д.» [27]

В российском же МИДе все более прислушивались к словам посланника в Белграде Н. Чарыкова, считавшего, «что разрешение македонского вопроса находится в тесной связи с разрешением более общего вопроса о будущем Оттоманской империи». По его мнению, были «основания полагать, что державы более и более склоняются к разрешению этого последнего вопроса в том направлении, которое вместе с тем является… и наиболее соответствующим интересам России, а именно – к разделу Европейской Турции между балканскими государствами, при условии поддержания между ними возможного политического равновесия». [28]

Распределение территорий Европейской Турции между балканскими государствами, по cловам Чарыкова, возможно было на нижеследующих основаниях: «Сербы могли бы получить давно желаемый ими выход к морю по линии Белград – Ниш – Ристовац – Ускюб – Салоники, заняв расположенные по указанной линии части турецкой территории. К Болгарии отошли бы вся нынешняя турецкая территория к югу и востоку от границы Княжества, как она имелась в виду Сан-Стефанским договором, а также и Халкидонский полуостров, причем Афонский монастырь был бы подчинен непосредственно Константинопольской администрации. Греция получила бы южную часть Македонии между вновь установленной болгарской границей и Янинским вилайетом. Из последнего вместе со Скутарийским вилайетом могло бы быть образовано отдельное Албанское государство, о создании которого упоминается в недавнем Австро-итальянском соглашении. С распределением таким образом между балканскими государствами территорий Европейской Турции могло бы окончательно состояться присоединение к Австро-Венгрии Боснии и Герцеговины. Таковой исход вряд ли встретил бы возражения со стороны Сербии в случае получения ею вышеуказанных земельных приращений и выхода к морю». [29]

Однако чрезвычайно пестрая этно-религиозная картина населения Македонии создавала – и продолжает создавать – почти непреодолимые сложности для урегулирования ситуации в этом беспокойном уголке Балкан. Пожалуй, лучше всех об этой стороне македонской проблемы сказал еще в начале XX века известный французский политолог, специалист в области межнациональных и межгосударственных отношений Г. Луи-Жарэ, неоднократно совершавший поездки по региону. По его словам, Скопье представлял собой «настоящий перекресток народов, расположенный в слиянии направлений сербской, болгарской и албанской экспансий. Представляется несомненным, что в настоящее время в данном смысле берет верх последняя. Согласно наблюдениям хорошо осведомленных местных экспертов Ускюб (Скопье – П.И.) насчитывает около 45 000 душ; среди этого числа мусульман – почти все из которых албанцы – можно оценить в 25 000, болгар – в 10 000 или 15 000, сербов – 3 000, евреев – 2 000 и, если не забывать все разнообразие вариантов, которые можно там встретить, необходимо еще указать цыган, греков, итальянцев... В его окрестностях же смешение национальностей еще большее: если посетить деревни в долине Ускюба и порасспрашивать местных жителей, обнаружится еще большее разнообразие, способное опровергнуть все существующие теории: вот христианская деревня; в ней говорят на албанском диалекте; ее поп – православный и подчиняется экзарху; если спросить у жителей этой деревни о том, кем они являются, они отвечают, что они болгары. Вот другая деревня: крестьяне являются мусульманами; их язык – славяно-болгарский; их физический тип – албанский, и они называют себя албанцами; рядом другие земледельцы также называют себя албанцами, но они, в свою очередь, православные, зависят от экзархата и говорят по-болгарски». [30]

Подобное переплетение этнических групп, религий и исторических судеб целых народов и государств закономерно порождает многочисленные конфликты. Но оно же предоставляет Балканам шанс стать уникальным полигоном для выработки моделей урегулирования межэтнических противоречий, способных перевести непростое историческое наследие из фактора нестабильности в фактор интеграции.

Примечания:

[1] Цит.по: В «пороховом погребе Европы». 1878-1914 гг. М., 2003. С.472.

[2] Манчев К. Великите сили и националният въпрос на Балканите между двете световни войни // Великите сили и Балканите в ново и най-ново време. София, 1985. С.190.

[3] Документи о спољноj политици Краљевине Србиjе. 1903-1914. VI, 1. C.136-142; Ђорђевић В. Арнаути и велике силе, Београд, 1913. С.171-178.

[4] Документи… C.379-380.

[5] Документи… С.264.

[6] Цвиjиħ J. Географски и културни положај Србије // Гласник Српскога географскога друштва, 3. 1914. Свеска 3-4. С.12-13; Ibid. Границе и склоп наше земље // Цвијићева књига. Београд, 1927. С.8.

[7] Документи... С.115-116.

[8] Документи… С.220.

[9] Документи… C.260.

[10] Подробнее см.: Zickel R., Iwaskiw W. Albania. A Country Study. Washington, 1994.

[11] Castellan G. L'Albanie. Paris, 1980. P.23; An Outline of the PSR of Albania. Tirana, 1978. P.31; Reuter J. Die Albaner in Jugoslawien. München, 1982. S.26.

[12] Constantopoulos D.S. Zur Nationalitatenfrage Sudosteuropas. Aumuhle, 1940. S.12.

[13] Сазонов С.Д. Воспоминания. М., 1991. С.120.

[14] В «пороховом погребе Европы»... С.8.

[15] Кабакчиев Хр. Спомени. София, 1955. С.115.

[16] Работнически вестник. 1913. 6 апр.

[17] Цит.по: Писарев Ю.А. Великие державы и Балканы накануне первой мировой войны. М., 1985. С. 166.

[18] В «пороховом погребе Европы»... С.9.

[19] Искендеров П.А. История Косово в прицеле дискуссий // Вопросы истории. 2010. № 3. С.42.

[20] Архив внешней политики Российской Империи (далее – АВПРИ). Фонд Канцелярия. Опись 470. Дело 19. Л.398.

[21] Цит.по: Албанский фактор в развитии кризиса на территории бывшей Югославии. Документы. Том первый (1878-1997 гг.). М., 2006. С.61.

[22] Терзич С. Сербское наследие в Косово и Метохии глазами европейских исследователей (XVIII-XIX вв.) // В «интерьере» Балкан. М., 2010. C.141.

[23] Подробнее см.: Batakovic D. The Kosovo Сhronicles. Beograd, 1992.

[24] Терзич С. Сербское наследие... C.142.

[25] Стоjанов П. Македониjа во политиката на големите сили во времето на балканските воjни 1912-1913. Скопjе, 1979. С.194.

[26] Ristovski B. Macedonia and the Macedonian People. Vienna – Skopje, 1999. P.219.

[27] Zografski D. The Macedonian People’s Struggle for National and Social Freedom // Macedonian Review. 1974. № 2. P.116.

[28] АВПРИ. Фонд Политархив. Опись 482. Дело 2633. Лист 37.

[29] Там же.

[30] Louis-Jaray G. L'Albanie inconnue. Paris, 1913. P.9-10.

Читайте также на нашем сайте:

«Горькие уроки Балкан» Павел Иванов

«Балканы: прошлое, настоящее и будущее» Петр Искендеров

«Косовский фитиль для Балкан и Европы» Петр Искендеров

«Зримый призрак «Великой Албании» Петр Искендеров

«Россия и Балканы: возвращение к истокам» Петр Искендеров

«Раздел Косова: за и против» Петр Ильченков

«Особенности общественно-политического развития «албанского мира» Косова» Артем Улунян

«Босния и Герцеговина: исторические уроки и современные угрозы» Петр Искендеров

«Независимость Косово – только начало» Петр Искендеров

«Косово: исторические аналогии и сегодняшние вызовы» Петр Искендеров

«Косово или Евросоюз: решающие выборы в Сербии» Петр Искендеров

«Россия вновь на Балканах» Круглый стол Фонда исторической перспективы


Опубликовано на портале 24/06/2010



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика