По разным причинам, но обе эпохи – и 90-е, и 2000-е – имели к демократическому режиму малое отношение. Два главных слова двух десятилетий – «свобода» 90-х и «порядок» 2000-х – так и не соединились в политическом процессе общего времени, словно оппонируя политической теории, которая сегодня рассматривает демократию в качестве режима, соединяющего реализацию свобод с поддержанием работоспособности институтов.
На восприятие россиянами концепта демократии не меньше внутренней политики повлияла мировая. Агрессивная внешняя политика США в отдельных регионах, дискурсивно связываемая с демократизацией, вызывала либо раздражение, либо откровенную иронию в стиле «нам бы не хотелось иметь такую демократию, как в Ираке». Само слово «демократия» перестало обозначать лишь систему взаимодействующих институтов и стало относиться ещё и к идеологии. Для российского обывателя содержание понятия оказалось излишне идеологизированным и замыленным.
«Полиархия» на смену «демократии»
Политическая наука ещё в 70-х годах XX в. определила современное понимание демократического режима. Выдающийся американский политолог Роберт Даль предложил термин «полиархия». Он описал семь институтов, при полноценном функционировании которых режим является демократическим: решения правительства контролируются избранными лицами; выборы проходят периодически, честно, исключая всякое принуждение; всё взрослое население имеет право избирать и быть избранным; свобода слова и альтернативные источники информации защищены законом, преследование по политическим мотивам им же запрещено; законодательством и политической практикой подтверждено право на создание независимых ассоциаций, включая политические партии. Позднее, когда в результате анализа постсоветских транзитов в рамках четвёртой «волны демократизации» стало понятно, что внедрение демократических институтов и процедур совершенно не предопределяет демократическое качество режима, американские политологи Терри Карл и Филипп Шмиттер добавили ещё две институциональные гарантии. Во-первых, избранные при осуществлении полномочий не должны подвергаться противодействию (даже неформальному) со стороны неизбранных. Во-вторых, государство должно быть суверенным и действовать независимо от политических систем более высокого уровня. Две последних характеристики отражали очевидное противоречие постсоветских транзитов: слабые государства с низким качеством институтов, не способные поддерживать «правила игры», не могли длительное время осуществлять демократическое правление, как бы ни были ориентированы на него элиты и массы. Современная Украина – ярчайший пример этого.
В мире существует большое количество рейтингов демократии. Однако не каждый из подобных аналитических продуктов описывает государства с точки зрения полиархии. Многие исследуют отдельные аспекты: политические свободы и гражданские права, электоральные процедуры, подотчётность территории правительству, политическое участие и т.д. Обыватель, видящий подобные продукты, полагает, что смотрит на исследование уровня демократии. Однако на практике (и прежде всего в постсоветских режимах) свобода масс-медиа вовсе не обязательно соседствует с верховенством закона, а чередование власти и оппозиции путём конкурентных выборов не детерминирует усиление институтов государства. Поэтому при анализе каждого из всемирно известных «рейтингов демократии» следует смотреть прежде всего на то, что он измеряет: не исключено, что речь идёт об одном или нескольких демократических институтах или процедурах, но не о режиме в целом.
Как ранжировать рейтинги?
На первый взгляд индексы и рейтинги демократии являются утопическими измышлениями – как можно измерить институты, процедуры, ценности? Но одна из задач сравнительной политологии и состоит в том, чтобы неочевидное для измерения сначала операционализировать, то есть, дав определение исследуемому феномену, выявить набор конкретных переменных и индикаторов, по которым он будет исследоваться. А потом посчитать показатели построенной аналитической модели. Все серьезнее рейтинги демократии уделяют значительное внимание методологии своих исследований, хотя, ориентируясь на массового потребителя своей продукции, которому она неинтересна, не выставляют её на всеобщее обозрение. Чтобы выявить методологию, как правило, следует подробно изучить содержание сайта того или иного аналитического проекта. Кроме методологии мы будем оценивать качество визуализации каждого рейтинга, поскольку удобство пользования аналитическим инструментом не в последнюю очередь влияет на его популярность и распространённость.
Сравнительные исследования уровня демократического развития носят глобальный характер. Классифицировать их на основании включаемых в анализ казусов представляется нам бессмысленным. Традиционно количество участников исследования превышает сотню государств. Разница между всеобъемлющими (все 193 члена ООН) и прочими продуктами (167 государств в Индексе «The Economist», 115 – в рейтинге «Democracy Ranking Association» и т.д.) объясняется либо новизной проекта, либо непроработанностью методологии и баз данных по некоторым «закрытым» регионам, сбор информации в которых затруднён. Очевидно, что адекватность создателей любых подобных работ толкает их к максимизации участников, то есть к охвату всех политий в мире – даже тех, по отношению к которым применение слова «демократия» вызывает нервную улыбку. То, что единицей анализа в абсолютном большинстве случаев является государство (хотя, например, «Freedom House» анализирует и несуверенные территории – число исследуемых ими казусов доходит до 197), означает наибольшее удобство использования мировой координатной сетки взаимных признаний для сравнительных сопоставлений.
Если единицы анализа и их количество объективно не могут стать основанием для типологии рейтингов, то их вполне можно анализировать с точки зрения ангажированности на условных шкалах «объективность – необъективность», «научность – ненаучность». Очевидно, что далеко не все аналитические продукты, коих в современном научном и околонаучном мире существует великое множество, имеют целью объективно описать реальность. Некоторые из них пытаются её формировать.
Ангажированные проекты
Открывающийся сайт международной НПО «Репортёры без границ» («Reporters without Borders») поверх всех блоков «вешает» окно, нарушающее принцип Олимпийской хартии «вне политики»: «Сочи-2014. Аресты, угрозы, безнаказанность». Если закрыть это всплывающее окно, можно увидеть сочный заголовок «Хищники» («Predators»), где компанию Александру Лукашенко, Исламу Каримову, Башару Асаду, Си Цзиньпиню, Ким Чен Ыну, Нурсултану Назарбаеву и прочим составляют Владимир Путин и Рамзан Кадыров. Степень объективности и ангажированности «Репортёров…» читатель определит сам.
Организация по типу финансирования действительно по большей части (почти на 90 %) является неправительственной и существует в том числе за счёт частных пожертвований (далее мы увидим «НПО-оксюмороны», то есть неправительственные организации, финансируемые правительством). Правительственную часть обеспечивает преимущественно Франция (штаб-квартира организации – в Париже). Основной продукт – Индекс свободы прессы в мире («World Press Freedom Index»), в 2014 г. рассчитанный для 180 стран [1]. Кроме того, «Репортёры…» предлагают «Барометр свободы прессы», основанный на данных об убийствах и заключениях под стражу журналистов и представителей сетевого сообщества (netizens).
Минус рассматриваемого аналитического продукта – в скрытости методологии: исследуя сайт, найти её крайне сложно. Доступная по внешней ссылке анкета [2] визуализирует качественный тип исследования – экспертный опрос. В опросе участвуют «более 150 партнёров проекта – корреспонденты на пяти континентах и в десяти иностранных бюро организации». Репрезентативность опроса, безусловно, редуцируется цеховой клановостью экспертов. Именно поэтому данный продукт нельзя отнести к научным. Конечно, он даёт определённое представление о свободе прессы в мире (и в этой части об одной из важнейших составляющих полиархии – свободе слова и медиа), но это, скорее, мнение журналистов о свободе журналистов, а не объективная реальность.
Некоторые продукты «Репортёров…» сложны для понимания и являются, скорее, ярким крючом для привлечения внимания, нежели серьёзным аналитическим продуктом. Раздел «Враги Интернета» («Internet Enemies») по методологии, как и «Хищники», представляет собой плохо сделанный case-study, в котором выбор исследовательских казусов не объясняется. Если в подразделе «Враги» как-то можно объяснить наличие одновременно Белоруссии, Китая, Северной Кореи и Туркменистана, то подраздел «Надзор» непонятно почему включает в общее пространство Австралию, Египет, Францию, Россию и ОАЭ.
Большим плюсом «World Press Freedom Index» является визуализация: информация представлена сразу в нескольких форматах, включающих PDF-версию доклада за 2013 г., таблицу, в которой страны ранжированы от Финляндии до Эритреи, и виртуальную карту мира, построенную на основании свободы прессы. Кроме того, приводятся визуализированные списки (страны, годы, регионы) для кросс-национальных и кросс-темпоральных сравнений.
Американская НПО «Дом свободы» гораздо лучше известна в России под оригинальным названием «Freedom House». Организация была основана в 1941 г. для противодействия идеологии национал-социализма. После начала холодной войны «Freedom House» работала против распространения коммунизма. Со временем она постепенно стала заниматься не только исследовательской деятельностью, но и практической политикой. В нашей стране у консерваторов и профессиональных патриотов «Freedom House» вызывает раздражение своим активным участием в «оранжевой революции» 2004 г., когда он финансировал украинскую молодёжную организацию «Пора» [3], готовил наблюдателей за электоральным процессом [4], позднее заявивших о фальсификациях в пользу власти, что послужило поводом для начала многодневного мирного протеста с требованием «переголосования третьего тура президентских выборов» [5].
Неправительственная организация «Freedom House» финансируется преимущественно правительством США, однако, подчёркивается, что речь идёт не о контрактах, а о грантах. Согласно финансовому отчёту за 2013 г., из почти 37 млн долл. доходов и пожертвований 32 млн составляют федеральные гранты [6]. «Freedom House» ведёт исследовательскую деятельность по целому ряду направлений, которые могут быть отнесены к демократическому развитию: демократическое правление, выборы, гражданское общество, защита прав человека, права женщин и ЛГБТ-сообществ, свобода ассоциаций, свобода ассоциаций, медиа и Интернета, верховенство закона [7]. Ключевых проектов – четыре, статус ещё двух не ясен [8].
1) «Свобода в мире» («Freedom in the World») – основное исследование. Публикуется ежегодно с 1972 г. «для 195 стран и 14 спорных территорий». Позиционируется как исследование, «позволяющее наблюдать тренды в отношении демократии». Рассчитывается по двум переменным: рейтинг политических прав и гражданских свобод. Ранг: от 1 (наивысший балл) до 7. Политии помещаются в три кластера: свободные (зелёный цвет на карте), частично свободные (жёлтый) и несвободные государства (фиолетовый).
2) «Свобода в сети» («Freedom on the Net») – новейший аналитический продукт, рассчитываемый с 2009 г. В 2013 г. в рейтинг вошло 60 государств, расположенных в тех же кластерах, что и в первом проекте. Переменные: препятствия для доступа в сеть, включая инфраструктурные, экономические и юридические; ограничения контента; подавление прав пользователей.
3) «Свобода в прессе» («Freedom of the Press») – мониторинг угроз для независимости медиа с 1980 г. по 197 территориям. Переменные отображают три сферы, в которой функционируют СМИ: экономическая, политическая и юридическая.
4) «Транзитные страны» («Nations in Transit»). Рейтинг является обзором посткоммунистических государств. В литературе название часто переводится как «переходные страны», что не совсем верно, поскольку заставляет рассматривать транзит в качестве перехода только к демократии. Очевидно, что далеко не все 29 исследуемых государств завершили транзит консолидацией демократии. Поэтому рассматриваемый процесс всё же следует считать транзитом, а не переходом. Рейтинг построен на измерении переменных: электоральный процесс, гражданское общество, независимость медиа, демократическая форма правления на национальном и местном уровнях, независимость суда, уровень коррупции. Ранжируется от 7 баллов (наименьшая степень демократичности) к 1 (наибольшая). Казусы распределяются по четырем кластерам: консолидированные и частично консолидированные демократии, транзитные государства/государства с гибридными режимами, авторитарные консолидированные режимы.
5) «Страны на перепутье» («Countries at the Crossroads») – публиковался с 2004 по 2012 г., ранжируя 70 переходных экономик. Переменные отображали взаимосвязь типа правления и уровня экономического развития: подотчётность правительства, гражданские свободы, антикоррупционная деятельность, условия по созданию прозрачной экономики, верховенство закона.
6) «Права женщин на Ближнем Востоке и в Северной Африке» («Women's Rights in the Middle East and North Africa») – рассчитывался только в 2005 и 2010 гг. от 1 балла (бесправие) до 5 (полноправие) по следующим переменным: отсутствие дискриминации и доступ к правосудию, автономность, безопасность и свобода личности, экономические права и равенство возможностей, политические права и гражданская активность, социальные и культурные права.
Общий методологический недостаток продуктов «Freedom House» состоит в разности их шкал, заставляющей пользователя каждый раз подстраиваться под них заново. Несмотря на очевидное удобство создания общей шкалы для всех видов «свобод» и «транзитных стран», «свобода в мире» считается от 7 до 1, «свобода прессы» – от 40 до 1, «права женщин…» от 1 до 5. Часть шкал «прямые», где больший балл обозначает максимальный показатель, часть «обратные» (больший балл – минимальный показатель).
«Свобода в мире» измеряет, конечно, не демократичность режима, а только одну из его характеристик – состояние политических прав и гражданских свобод. Даже если исходить из классической минималистской традиции понимания демократии, предложенной Йозефом Шумпетером, становится понятно, что в теоретическую модель американской НПО как минимум следует добавить измерение электорального процесса в исследуемых странах. Помимо методологических неточностей «Свобода в мире» несколько идеологизирована. Наряду с частично признанными Абхазией и Южной Осетией в рейтинге фигурирует субъект РФ Чеченская республика. В 1999 г. в рамках этой НПО был создан так называемый Американский комитет за мир в Чечне. На наш взгляд, и то, и другое не соответствует образу исследовательского think-tank [9]. Как справедливо пишут российские учёные в обзоре, посвящённом аналитическим продуктам «Freedom House», «незаконные вооруженные группировки, ставящие своей целью разрушение целостности государства и свержение конституционного строя, порой квалифицируются как «борцы за свободу» [10].
Большой плюс «Транзитных стран» и всех трёх «Свобод…» заключается в следующем: рейтинги носят глобальный характер и составляются ежегодно, что позволяет регулярно и четко отслеживать политические изменения. Кроме того, четыре основных продукта «Freedom House» наглядны и представлены в виде интерактивных карт мира или посткоммунистического пространства. Их недостаток состоит в невозможности сравнить данные по годам.
Объективные проекты
Неправительственная организация «Democracy Ranking Association» [11] (DRA) со штаб-квартирой в Вене пока не имеет такой международной известности и такого признания, как «Репортёры без границ» и «Freedom House». После вышедшего в 2000 г. пилотного исследования, DRA, начиная с 2008 г., ежегодно ранжирует 115 государств, оценивая качество демократии. Используя данные «Freedom House», Всемирного банка и Программы развития ООН (преимущественно индекс развития человеческого потенциала), DRA изучает государства по шести переменным, имеющим в общем рейтинге следующий вес: 50% – политическая система и по 10% – гендерное равенство, экономическая система, образование, здравоохранение и окружающая среда. Таким образом, в данном проекте демократия рассматривается не только как концепт исключительно политической сферы, но и исследуется в контексте интеллектуального развития человека, его социального статуса, подушевого дохода и т.д. DRA не пишет об этом в методологии, но такой подход опирается на теоретические разработки Сеймура Липсета, Ларри Даймонда, Тату Ванханена и некоторых других, пытавшихся найти прямую зависимость демократического развития политии от высоких социально-экономических показателей.
В смысле визуализации проект довольно сырой. Имеющейся глобальной картой пользоваться неудобно, поскольку при наведении курсора или после клика не отображаются результаты по конкретному государству (в отличие, например, от проектов «Freedom House», фонда Бертельсмана, «Политического атласа современности» и др.). Безусловное достоинство продукта DRA состоит в возможности проводить как case-study, когда изменения графика для одной политии чётко обозначают экстремумы, не будучи сравниваемыми с другими, так и выборочные кросс-национальные сравнения (на рисунке графики Норвегии, Ямайки и Киргизии 2008–2013 гг.). В качестве оснований для сравнения можно использовать и общее «качество демократии», и шесть отдельных весовых показателей.
Однако и здесь есть недоработки в виде возможных разрывов графиков (см. пример Киргизии), связанных с неполнотой данных. Ещё один весомый минус проекта DRA – неглобальный характер. Понятно, что по меркам анализа международных отношений проект стартовал недавно. Это не отменяет вопроса, стоило ли начинать, если количество исследуемых казусов составляет лишь 60% от общего числа. Из поля зрения экспертов DRA выпадают то целые регионы, то отдельные государства: данные по России есть, по Белоруссии нет. То же – в отношении Киргизии (есть) и Казахстана (нет), Великобритании и Исландии, Туниса и Алжира, Египта и Судана (Южного Судана на карте DRA нет вообще). Поэтому и получается, что последнее место с самым низким уровнем демократии занимает Йемен, а «безгосударственное» Сомали, авторитарная Куба и абсолютно тоталитарная КНДР спокойно окрашиваются в серый цвет, обозначающий недоступность данных.
Вероятно, низкий уровень распространённости данного исследовательского продукта связан с тем, что DRA не вводит оригинальных индикаторов, а оперирует вторичной информацией, собираемой в рамках собственной аналитической модели. На первый взгляд это является минусом рейтинга, не предлагающего собственных индикаторов и совершенно особым образом трактующего концепт демократии. Но, используя преимущественно количественные показатели (за вычетом данных «Freedom House»), DRA по большей части исключает экспертные оценки, которые независимо от числа экспертов и их квалификации несколько субъективны. В той же логике сведения к нулю значения экспертных мнений двигались создатели одного из самых масштабных научных проектов сравнительной политологии.
«Политический атлас современности» (ПАС) [12] был создан в 2008 г. совместно учёными-политологами из МГИМО, экспертами ИНОПа и журналистами медиа-холдинга «Эксперт». Российские политологи под руководством профессора Андрея Мельвиля в далевской традиции полиархии рассматривали качество институциональных гарантий демократии. В рамках ПАС рассчитывалось пять многомерных индексов, призванных сравнить все суверенные политии мира (на тот момент – 192 государства – члена ООН). Одним из них был индекс институциональных основ демократии (ИИОД) [13]. Он является одним из самых глубоких по охвату показателей: возраст непрерывной минимальной электоральной традиции, специфика парламентской конкуренции и конкуренции при формировании исполнительной власти, доля женщин в нижней палате парламента [14].
Концептуальным плюсом ПАС, безусловно, можно считать выбор единицы анализа – государства, являющегося членом ООН. Российский подход к пониманию государственности [15], сформированный политологами университета МГИМО и НИУ ВШЭ, предельно доходчиво объяснил профессор Михаил Ильин: «Есть один простой признак, который присущ всем государствам, – это их формальное «равенство» относительно друг друга, а точнее – принадлежность к сообществу государств. Это единственная общая характеристика государств. Все остальные их разделяют» [16]. Подобная чёткость позволила точно определить рассматриваемый феномен, не задаваясь лишними вопросами относительно выбора объектов исследования, которые возникают, например, в отношении продуктов «Freedom House». Что является государством? Почему кроме суверенных государств в рейтинг включаются и частично признанные, и непризнанные государства, и так называемые серые зоны государственности и совсем не рассматриваются регионы, в которых реализовывались сецессии? Почему в рейтинг попадают Приднестровская Молдавская Республика, Абхазия и Южная Осетия, и не попадают Аджария и Автономная Республика Крым? Если уж аналитики американской НПО включают в число объектов анализа Чечню, то почему не рассматривают среди них гораздо менее управляемый Дагестан? «Атлас…» позволяет исследователю не отвлекаться на теоретические размышления о природе государства.
Объективным недостатком проекта ПАС является отсутствие данных в динамике для выявления тенденций, что обусловлено гигантскими объёмами обрабатываемой информации по всем государствам мира. ПАС, несмотря на свой статус единственного в российской политологии действительно глобального научного проекта, является одномоментным срезом действительности, фотографией вместо киноплёнки, не позволяющей выделять тенденции. Это объективно ведёт к утрате «Атласом…» своей актуальности. Карта политий мира, созданная в октябре 2008 г., по состоянию институциональных основ демократии ранжирует Украину выше Латвии и Эстонии, Белоруссию выше Киргизии, Грузию ниже Узбекистана. Совершенно очевидно, что сейчас эти сравнения, как минимум, несостоятельны.
ПАС отлично визуализирован. Представленная карта позволяет при наведении курсора получить данные сразу по всем пяти замеряемым показателям состояния государств. Цветовая дифференциация дает возможность выбрать основание для сравнения: каждый показатель имеет собственную цветовую шкалу, что облегчает восприятие. Незначительный недостаток – отсутствие интерактивной возможности проводить кросс-национальные сравнения, фиксируя результаты в отдельном окне. В этом смысле ПАС проигрывает по сравнению с продуктом DRA.
Ещё одним академическим и глобальным аналитическим продуктом является Индекс демократии Тату Ванханена (Vanhanen's index of democracy), иногда называемый также «Измерения демократии» («Measures of Democracy») [17]. Новация финского политолога состоит в полном отказе от экспертных оценок, равно как и в ПАС, что положительно влияет на валидность результатов. Индекс Ванханена считается с 1810 г. для нынешних 190 государств всего лишь по двум числовым параметрам: политической конкуренции и политическому участию [18], исключая прочие факторы демократизации (исторические, цивилизационные и пр.). Единственным фактором, объясняющим демократизацию, Ванханен считает распределение ресурсов власти, будучи убеждённым в возможности найти универсальное понимание демократизации, – независимо от исторических и культурных условий. Узость рассматриваемых переменных не позволяет объяснять различия между демократизациями, ограничиваясь констатацией фактов (впрочем, Ванханен сам признаёт, что объяснение разницы демократизаций, например, Финляндии и Японии, кроме как в свете политического участия и политической конкуренции – не его цель [19]). Исчисление полиархии лишь по двум институциональным показателям препятствует включению в исследование целых регионов, например, постсоветских стран. Именно их транзиты показали, что внедрение демократических институтов, неоднократные смены власти-оппозиции путём демократических выборов (в русле хантингтовского «теста двумя передачами власти») вовсе не детерминируют функционирование полиархии. Впрочем, как мы уже видели в предыдущих проектах, в связи с глобальным уровнем исследования приходится выбирать: либо использовать незначительный набор казусов, пытаясь объяснить получаемую в итоге их иерархию, либо исследовать политии всего мира, но с учётом ограниченности ресурсов, не надеясь объяснить каждый из почти 200 рангов и различия между ними.
Значительные недостатки проекта Ванханена, вытекающие из академической принадлежности исследователя, – очень плохая визуализация и нежелание адекватно представить значительные научные результаты широкому кругу пользователей. Полагаясь на свои способности пользования поисковыми машинами в Интернете, можем утверждать, что отдельного сайта у проекта нет. Базу данных найти крайне сложно – в сети представлены разрозненные данные за два года (1999–2000, 2003–2004) и т.д. Сама база представляет собой нечитабельный документ в формате MS Excel.
Всё это неудивительно. К сожалению, настоящие учёные старой закалки (Ванханену 84 года) обращают незначительное внимание на необходимость представить общественности результаты своих исследований. Из собственного опыта общения с авторами настоящих, больших академических проектов, могу утверждать, что это представляется им сугубо вторичным делом. Очевидно, что из-за подобной позиции отличные научные продукты стратегически проигрывают на фоне агрессивно продвигаемых проектов с куда меньшей степенью валидности результатов.
В этом смысле на индекс Тату Ванханена похож ещё один академический продукт. Одним из самых популярных в научных кругах является проект корпорации «Societal-Systems Research» и Университета Мэриленда «Полития 4» («Polity IV») [20]. На основании этого проекта некоторые другие индексы строят свои результаты. Он считается от низшего бала – минус 10 (-10) к высшему – 10 по переменным: механизмы, уровень конкуренции и степень открытости процесса рекрутирования чиновников исполнительной власти, ограничения в отношении исполнительной власти, механизмы регулирования и соревновательность политического участия. Образуемые кластеры: полноценные демократии, демократии, открытые автократии, закрытые автократии, автократии.
Индекс «Polity IV» ранжирует страны по их показателям с 1800 г. Измеряемый каждые два года, он хорош тем, что показывает долгосрочные тенденции в рамках десятков лет, но изменения внутри десятилетия в этом рейтинге практически не видны. Типичная визуализация «Polity IV» для двух Германий – долгосрочные прямые линии. Если график «Polity IV» показывает изменения в промежутке, меньшем, чем десять лет, это означает, что в государстве действительно имели место масштабные эволюционные процессы. Примеры замечаемых «Polity IV» изменений – Киргизия и Украина.
Визуализация базы данных «Polity IV» не очень удобна, поскольку не даёт возможности проводить наглядные сравнения: для того, чтобы посмотреть траектории режимных трансформаций (либо на карте, либо в таблице), необходимо открывать отдельный файл для каждого государства.
Индекс демократии «The Economist» (Democracy Index) [21] как и Индекс трансформации фонда Бертельсмана («Bertelsmann Transformation Index» – BTI) считается с 2006 г. по 10-балльной шкале с шагом в два года. Первый рассчитывается от 1 до 10 баллов аналитическим подразделением журнала «Economist» «Intelligence Unit» по 60 показателям, сгруппированным в пять переменных: свободные и честные соревновательные выборы, гражданские свободы, качество функционирования правительства (имеется в виду устойчивость институтов), политическая культура населения и политическое участие. В индексе рассматривается 167 государств, ранжируемых по кластерам: полноценная демократия, несовершенная демократия, гибридные режимы, авторитарные режимы. В BTI кластеры не формируются, сам он складывается из индекса статуса государства («Status Index») и индекса управления («Management Index»). В свою очередь, «Status Index» состоит из индексов рыночной экономики и демократии («Democracy Status»).
Фонд Бертельсмана не рассматривает устоявшиеся государства и консолидированные режимы. Предмет его интереса – политии, находящиеся в стадии трансформации. Западная Европа, Северная Америка, Австралия, Япония и некоторые другие политии не участвуют в рейтингах, составляющих BTI. На наш взгляд, обоснование выбора казусов для исследования – самое уязвимое место данного индекса. Не очень понятно, почему, к примеру, Мексика, Бразилия, Южная Корея, Венгрия, Польша, Чехия и Словения считаются трансформирующимися странами, ведь демократический транзит в них давно и успешно завершился?
«Democracy Status» в виде ранжирования 129 государств от 1 до 10 баллов измеряется по переменным: государственная состоятельность (способность государства производить общественные блага), политическое участие, верховенство закона, стабильность демократических институтов, политическая и социальная интеграция. Этот индекс – наиболее насыщенный аналитически. Специалисты фонда в наибольшей степени позаботились об удобстве пользования результатами своих исследований, создав интерактивный проект «Атлас трансформации». Он позволяет чётко и быстро получить информацию по каждому из 129 государств и увидеть её сразу в сравнении с соседями по рангу. Несмотря на высокую степень схожести с индексом «The Economist» (общие годы подсчёта, одинаковые шкалы, похожие переменные), продукт «Bertelsmann Stiftung» солиднее в аналитическом смысле и более удобен для читателей. Индекс «The Economist» – это цифры, набранные мелким шрифтом, – 167 позиций сверху вниз (к тому же не представленные ни отдельным сайтом, ни даже отдельным окном).
Напротив, «Bertelsmann Stiftung» предлагает удобный ползунок для кросс-темпоральных сравнений и основное интерактивное пространство – для кросс-национальных. В «Атласе…» доступны различные аналитические инструменты: case-study, временные ряды, глобальный и региональный уровень сравнения, корреляционный анализ. Безусловно, продукт «Bertelsmann Stiftung» более наглядный (пользователям доступны и картографическая, и схематическая проекции).
Недостаток «Bertelsmann Stiftung» заключается в отсутствии возможности открыть «Атлас трансформации» в отдельном окне (соответственно, получить и использовать ссылку на электронную страницу). Интерактивная карта открывается только поверх остальных окон, и человеку, который пришёл на сайт проекта по внешней ссылке, трудно найти «Атлас…».
Рейтинг рейтингов. Последствия ошибок в методологии
Создание графиков, индексов, рейтингов, ранжирующих социальные феномены, вообще любой перевод в математический вид того, что крайне сложно измерить, – занятие весьма соблазнительное. Цифры, применяемые к общественным явлениям, становятся словно магическими, автоматически превращая представленные изыскания в глазах обывателя в независимые экспертные оценки, якобы избавляя их от субъективности. Отсюда – всемирно известные рейтинги «Forbes» или «Foreign Policy», посвящённые богатству бизнесменов и влиятельности политиков, всяческие «топ-100» женщин, лоббистов, губернаторов. Методология составления этих продуктов, как правило, не вызывает широкого интереса, хотя детерминирует их репрезентативность.
Анализируя рейтинги, мы не могли удержаться от соблазна составить рейтинг рейтингов, выстроив их по нескольким основаниям. Важность применения адекватной методологии для валидности результатов стала очевидной. Но как только мы начали составлять рейтинг рейтингов, наука закончилась, и началась субъективная публицистика. Для создания надёжного аналитического продукта, безусловно, было необходимо высчитывать «веса» каждой переменной в общем рейтинге. Очевидно, что наиболее важные показатели – «качество методологии» и обусловленная ими напрямую «объективность/репрезентативность» – должны были влиять на общую позицию гораздо сильнее, чем «качество визуализации и удобство пользования» – критерии, которые часто вообще не волнует учёных. Кроме того, в хорошем аналитическом продукте для измерения позиций, не основанных на фактах, мы были бы обязаны проводить операционализацию понятий, предлагая индикаторы для измерения объективности, качества методологии и визуализации, объясняя, что конкретно мы понимаем под «качественностью» и «некачественностью». В нынешнем же «рейтинге» первые три показателя – фактические, последние три – оценочные (по субъективному мнению автора).
Мы должны были предложить шкалу для измерения переменных, не только чтобы видеть ранг каждого анализируемого объекта, но и чтобы понимать, насколько близко они стоят к полюсам шкалы, насколько близко друг к другу. Использование нами одних рангов не позволяет увидеть объективную разницу в качестве методологий между научным проектом «Polity IV» и идеологически ангажированным «World Press Freedom Index». Наш подход не отображает абсолютное лидерство «Democracy Status» в смысле визуализации и заботы об удобстве пользователя в сравнении с прочими. Невозможно также адекватно показать гигантское преимущество «Poliry IV» и «Измерений демократии» Ванханена, считаемых с начала XIX в., над остальными – разница между 1800 г. («Полития») и 1972 г. («Freedom in the World») из почти двухсот лет превращается в два пункта в ранге (от первого места до третьего). Напротив, необходимость выставления призовых мест каждому рейтингу вынуждает ранжировать похожие по глобальности охвата «Freedom in the World», ИИОД ПАС, ИД Ванханена и «Freedom in the Press». По сути, после отметки в 180–190 исследуемых государств уже не важно, сколько их включено в индекс, – 193 или 197. Индекс в любом случае приобретает глобальный характер. Места, занимаемые исследуемыми рейтингами, влияют на итоговую позицию в той же степени, что и «качество методологии» и «объективность». Получается нерепрезентативная картина, когда в незначительной степени ангажированный «Freedom in the World» в итоге опережает научный проект Ванханена.
* Показатели глобальности охвата не включались в итоговый рейтинг для «Nations in Transit» и «Democracy Status», так как в этих проектах изначально не планировалось исследовать государства всего мира, ограничиваясь посткоммунистическими и трансформирующимися государствами соответственно.
** Показатели «историчности» и точности шага не включались в итоговый рейтинг для ИИОД ПАС, поскольку проект изначально планировался как одномоментный «срез».
Если бы мы задались целью сформулировать адекватную методологию, на самом деле рейтинг рейтингов должен был бы выглядеть так. Группа уважаемых научных проектов, из которых первый, благодаря заботе об удобстве восприятия пользователя, является «Democracy Status» (а также ИИОД ПАС, «Polity IV», ИД Ванханена). Группа индексов неангажированных think-tank («Democracy Index» и DRA), в которых количественные данные превалируют над экспертными оценками. Группа проектов «Freedom House» с точки зрения методологий похожих своей идеологизацией и неудобством шкал. Отдельно выделим стоящий вне групп «World Press Freedom Index» как наиболее непроработанный аналитически и самый ангажированный. Разница между первой и второй группами была бы наибольшей, между второй и третьей – наименьшей.
***
Мир рейтингов демократии, в частности, и политического развития вообще не исчерпывается представленными выше примерами [22]. Существуют аналитические продукты, содержащие более тысячи переменных. Но описанные в данном обзоре рейтинги и индексы являются наиболее популярными. Мы не ставили своей целью рассказать обо всех или подробно о каждом, анализируя способы формулировки переменных и расчёта индикаторов. Скорее, мы хотели заинтересовать читателя самостоятельной работой: по приведенным в статье ссылкам можно найти подробную информацию о каждом из продуктов. Часть критериев, на основании которых мы сравнивали рейтинги, являются спорными. Человек, занимающийся рассматриваемой проблематикой подробно, будет пользоваться и неудобной «Политией», и найдёт спрятанный где-то в глубинах финских институтов Индекс Ванханена. «Freedom in the World» слегка насторожит его, но ведь других продуктов, с той же степенью охвата и ясности критериев отбора, нет. Наконец, «World Press Fredoom Index» порадует яркой обложкой, но не более того. Данная статья – для тех, кто начинает знакомиться с пространством аналитических продуктов, в котором как научные, так и ангажированные испещрены цифрами и экспертными мнениями, создающими иллюзию объективной реальности.
Примечания:
[1] World Press Freedom Index // http://rsf.org/index2014/en-index2014.php
[2] Анкета для экспертного опроса World Press Freedom Index // http://rsf.org/index/qEN.html
[3] Кара-Мурза С.Г. На пороге оранжевой революции // http://librioom.net/na-poroge-oranzhevoj-revolyucii/
[4] Канадский политолог украинского происхождения Тарас Кузио приводит данные о 1023 инструкторах, подготовленных «Freedom House». См.: Kuzio T. Civil Society, Youth and Societal Mobilization in Democratic Revolutions // Communist and Post-Communist Studies. 2006. № 39. Р. 365-386.
[5] При этом не стоит преувеличивать значение политических технологий в рамках «цветных революций». В Грузии их активно использовал Запад, на Украине – и Запад, и Россия, но они не были определяющими и превалирующими над внутренними причинами. Люкан Уэй прав: «Иностранное финансирование «Поры» - 2 %. К тому же США оказывают финансовую помощь целому ряду оппозиционных движений и общественных групп в других странах постсоветского пространства, особенно в России, однако это не предопределяет их успех». Подробнее см.: Way L.A. The Real Causes of the Color Revolutions // Journal of Democracy. 2008. Vol. 19. № 3. Р. 62.
[6] Финансовый отчёт «Freedom House» за 2013 г. // http://www.freedomhouse.org/sites/default/files/FY13%20Statement%20of%20Activities.pdf
[7] Направления исследований «Freedom House» // http://www.freedomhouse.org/issues#.UwcKhmJ_vdB
[8] Основные исследовательские доклады «Freedom House» по годам // http://www.freedomhouse.org/reports#.UwcLXmJ_vdA
[9] Справедливости ради следует отметить, что помимо Чечни, сепаратизм которой не обсуждается всерьёз в России, «Freedom House» включает в рейтинг Сектор Газа, Гонконг, индийский штат Кашмир, Косово, Курдистан, Макао, Нагорный Карабах, Сомалиленд, ПМР, Западную Сахару и некоторые другие несуверенные территории. Вместе с тем следует всё же различать частично признанные государства, государства, в которых прошли референдумы, подтвердившие курс правительств на суверенизацию, и региональные субъекты государств, находящиеся под суверенным легитимным и легальным управлением центральных правительств.
[10] Мельвиль А.Ю. и др. «Большие проекты» / Политический атлас современности // http://worldpolities.org/index.php?option=com_content&task=view&id=25&Itemid=241
[11] http://democracyranking.org/wordpress/?page_id=14
[12] Политический атлас современности // http://www.mgimo.ru/files2/y04_2011/186294/politatlas.pdf
[13] http://worldpolities.org/index.php?option=com_content&task=blogcategory&id=26&Itemid=371
[14] Подробнее о методологии см.: http://worldpolities.org/index.php?option=com_content&task=view&id=84&Itemid=368
[15] Безусловно, и у этого подхода есть проблемные аспекты: являются ли признанные члены ООН Сомали, Афганистан, Грузия, Ирак государствами в большей степени, нежели не признанное ни одним членом ООН Приднестровье, контролирующее свои границы, не имеющее серых зон государственности и иностранных воинских контингентов на своей территории, не борющееся с попытками сецессий со стороны региональных центров?
[16] Ильин М.В. Формула государственности // Полития. 2008. № 3. С. 69.
[17] Measures of Democracy // http://www.fsd.uta.fi/en/data/catalogue/FSD1289/meF1289e.html
[18] Подробнее о расчетах переменных см.: http://www.hse.ru/jesda/mathbase/databases/db_23
[19] Ванханен Т. Демократизация в сравнении // http://www.inop.ru/reading/vanhanen/
[20] Polity IV // http://www.systemicpeace.org/polity/polity06.htm
[21] Информация доступна по вторичным источникам. Для получения оригинального текста доклада необходима регистрация. См.: https://www.eiu.com/public/topical_report.aspx?campaignid=DemocracyIndex12
[22] Список некоторых баз данных см.: http://www.hse.ru/jesda/mathbase/databases/. Подробнее о различных видах рейтингов см.: Мельвиль А.Ю. Как измерять и сравнивать уровни демократического развития в разных странах? (По материалам исследовательского проекта «Политический атлас современности») / А.Ю. Мельвиль, М.В. Ильин, Е.Ю. Мелешкина и др.; Научно-координационный совет по международным исследованиям МГИМО (У) МИД России. М.: МГИМО-Университет. 2008.
Читайте также на нашем портале:
«Демократия как символический порядок cовременности: версия Клода Лефора» Тимофей Дмитриев
«Проблематика «мягкой силы» во внешней политике России» Павел Паршин
«Политическое самоутверждение России» Михаил Ильин
«Оспаривая либеральную демократию: Ян-Вернер Мюллер о политическом опыте Европы XX века» Тимофей Дмитриев
«Образ современной России: западные стереотипы и российские реальности» Сергей Бирюков
«Демократия присвоения» Пьер Розанвалон
«Чтобы в России заработала демократия, надо научиться управлять сложностью» Владимир Лепский
«Хотят ли россияне демократию, и, если хотят, то какую?» Владимир Петухов, Раиса Бараш
«Контрдемократия: политика в эпоху недоверия» Пьер Розанваллон
«Почему демократия перестает работать» Борис Капустин
«Ценностная палитра современного российского общества: «идеологическая каша» или поиск новых смыслов?» Владимир Петухов
«Причины и следствия изменения массовых ценностей» Максим Руднев