В последние несколько лет оценки событий Второй мировой войны стали причиной конфликтов в большинстве стран Восточной Европы и даже превратились в одну из самых острых международных проблем на континенте. Появились заключенные, оказавшиеся в тюрьмах за сопротивление реабилитации коллаборантов. Уже есть жертвы столкновений между сторонниками ревизионистских подходов и антинацистами. Есть протесты на уровне заявлений МИД России о неприемлемости героизации коллаборантов и ответные демарши восточноевропейских государств.
Вопрос о приравнивании нацизма и коммунизма был вынесен восточноевропейскими политиками на уровень Европарламента, который 3 апреля принял резолюцию в ревизионистском духе: в ней равно осуждаются преступления коммунизма и нацизма и предлагается даже отмечать общий день жертв двух "тоталитарных режимов". Причем в тексте уделено больше внимания осуждению коммунизма, чем нацизма. Подобной попытки пересмотра оценок Второй мировой войны в истории еще не предпринималось.
Почему проблема ревизионизма стала актуальной в Европе именно сейчас, через почти 65 лет после разгрома нацистской Германии, и чем грозит победа ревизионистов?
Прежде всего отметим: речь идет в основном о восточноевропейских странах. В «старой Европе», особенно в Германии, ревизионизм столь явно не проявляется – во всяком случае, на уровень государственной политики не выходит. Сохраняется и уголовное преследование за пропаганду нацистских взглядов.
Ревизионистская волна охватила бывшие европейские республики СССР и бывшие социалистические страны. Именно здесь национализм перешел в своем антикоммунизме некую грань и стал приравнивать коммунизм к нацизму, оправдывать и героизировать местных коллаборантов, открывая путь к переоценке самого нацизма.
Переоценки истории Второй мировой войны связаны прежде всего с укреплением позиций националистической идеологии в самой крупной стране региона – Украине. Героизация Украинской Повстанческой Армией (УПА) и ее командующего Романа Шухевича быстро переросла в Западной Украине в стихийную реабилитацию военнослужащих дивизии СС «Галичина». А это сделало возможным пересмотр на государственном уровне однозначного осуждения действий Германии во время Второй мировой войны.
Украинский ревизионизм очень болезненно воспринимается в России. Это естественно: оправдание коллаборантов и, косвенно, нацистской Германии напрямую касается здесь десятков миллионов людей. Разрыв между антинацистской традицией России и новой украинской идентичностью создает дополнительное эмоциональное напряжение внутри Украины и между Украиной и Россией.
Именно украинский ревизионизм создал «критическую массу», достаточную для превращения этой проблемы в общеевропейскую. Курс Украины на европейскую интеграцию и демократическое развитие в течение последних нескольких лет также тесно увязывается с развитием в стране ревизионистских трактовок Второй мировой войны. Поддержка Западом Украины в ее конфликтах с Россией и украинской власти в ее конфликтах внутри страны автоматически выводит ревизионистский дискурс на такой уровень в публичном пространстве всей Европы, какого не могли достичь усилия небольших по влиянию и весу Латвии или Эстонии.
Важно отметить, что одновременно с превращением ревизионизма в элемент государственной политики Киева произошло парадоксальное сближение позиций Украины и Польши. Тема Катыни удивительным образом позволила примирить новую польскую идентичность и новую государственную идеологию Украины на базе антикоммунизма и русофобии. В своих взаимоотношениях эти страны практически «сняли» проблему геноцида поляков Украинской Повстанческой Армией в годы Второй мировой войны. Совместные траурные акции на местах уничтожения бойцами УПА поляков в Украине проходят на уровне президентов двух стран. Польша не протестует против героизации УПА. Более того, некоторые польские парламентарии публично связывают уничтожение польского населения на Волыни украинскими националистами из УПА с Советским Союзом и предлагают считать именно его первопричиной зла.
Солидаризация новых польской и украинской идентичностей – очень тревожный фактор. Польская культура обладает собственной мощнейшей антинацистской традицией. В этом смысле уступка польской стороной позиций в споре о коллаборантах беспрецедентна для Европы. Эта уступка влечет за собой уже начавшееся примирение польского национализма с националистическими движениями в прибалтийских республиках. А так как в Украине, Латвии и Эстонии коллаборанты героизируются на уровне государственной власти, можно сказать, что отказ Польши от однозначного осуждения УПА и украинских коллаборантов – это наиболее серьезный шаг на пути перевода ревизионизма в разряд общеевропейских дискурсов. Не приходится сомневаться, что после такого отступления перед ревизионизмом столь важной для Восточной Европы польской культуры отступление почти всех иных восточноевропейских культур не заставит себя ждать. Наконец, если с коллаборантской традицией примирилась страна, так много потерявшая по вине нацизма, то это вполне возможно и в куда менее пострадавших от него западноевропейских странах и культурах.
Еще 2–3 года назад такое предположение выглядело бы необоснованным. Но сегодня мы имеем право ставить вопрос именно так. Тем более что уже есть пусть пока и декларативная, необязательная, но политически важная резолюция Европарламента в ревизионистском духе, приравнивающая коммунизм к нацизму.
В чем опасность нынешней восточноевропейской ревизионистской волны для Европы? Прежде всего, важен контекст европейской политики, в котором она поднимается. Впервые в послевоенной истории у ревизионизма появляется институциональная возможность превратиться в легальную общеевропейскую идеологию. Близится завершение ратификации Лиссабонского договора. Согласно этому документу ЕС превращается из нынешней рыхлой конфедерации в еще слабую, но уже федерацию. Возникает механизм принятия решений, обязательных к исполнению странами-участницами ЕС. Резолюции Европарламента приобретают в некоторых случаях обязательный характер. Этот механизм касается в основном внешней политики и безопасности, и в его появлении заинтересованы прежде всего восточноевропейские страны, которые особенно остро конфликтуют с Россией. Общая внешняя политика ЕС после ратификации Лиссабонского договора на деле будет формой привлечения ресурсов Германии, Франции, Великобритании, Италии к обеспечению интересов и безопасности как раз наиболее конфликтных стран Восточной Европы.
Эти страны и далее будут наращивать конфликтность в отношениях с Россией. К этому их подталкивают экономические интересы. Борьба за доступ к российскому сырью особенно важна для слаборазвитых стран Восточной Европы, а значит, можно ожидать продолжения мобилизации населения этих стран под антироссийскими лозунгами. И частью такой мобилизации выступает пропаганда ревизионизма.
Постлиссабонский Евросоюз всей своей громадной мощью будет вынужден защищать, помимо всего прочего, и ревизионистскую идеологию, развившуюся в восточноевропейских странах. Возникла угроза очень скорого втягивания всего ЕС в идеологический конфликт с Россией, порождаемый ревизионистской восточноевропейской реальностью, в конфликт ценностей между Востоком и Западом, который, казалось, удалось преодолеть после окончания «холодной войны». Прецеденты уже есть (хотя бы все та же резолюция от 3 апреля), и после ратификации Лиссабонского договора преодолевать их будет сложно.
Более того, постлиссабонский ЕС почти неизбежно будет втягиваться во внутриукраинский конфликт и в межэтническую напряженность в Латвии и Эстонии. Восточная Европа солидарно поддерживает нынешнее украинское руководство в его наиболее радикальных внутриполитических шагах, и она не даст Европейскому союзу остаться в стороне. А отношение к коллаборантам и в целом ко Второй мировой войне является одной из наиболее конфликтных внутриукраинских тем. Если не будут предприняты серьезные меры противодействия, Евросоюз, скорее всего, будет вынужден защищать позиции ревизионистов. Ибо ревизионисты просто-напросто стоят у власти почти во всех странах Восточной Европы и их подходы являются государственными.
Наконец, впервые в своей истории Европа получает механизм голосования по квотам, благодаря которому теоретически становится возможно принятие обязательных для всего ЕС решений, в том числе и ревизионистских трактовок истории. Конечно, на деле восточноевропейские страны вряд ли смогут переломить устойчивую антинацистскую тенденцию таких стран, как Германия, Франция, Великобритания. Но сам институциональный механизм для такой попытки появляется. А значит, впервые в послевоенной истории Европы появляется теоретическая возможность полной переоценки итогов Второй мировой войны, а то и реабилитации нацизма. Во всяком случае, вряд ли стоит ожидать ослабления споров по этому вопросу в ближайшие годы.
В 20 – 30-х годах прошлого столетия нечто подобное уже происходило. Тогда нацизм вызрел и пришел к власти, как раз пользуясь демократическими свободами и институтами. Сегодня возможность реабилитации нацизма возникла в силу все той слабости демократических институтов, их неспособности противостоять опасной системе ценностей.
Превращение ревизионизма в официальную идеологию ЕС, если таковое произойдет, имело бы грандиозные последствия для всего мира. Каковы могут быть эти последствия? Или – мягче – какие проблемы обостряет героизация коллаборантов, а вместе с ними, фактически, и нацизма?
Прежде всего, под вопрос ставятся европейские ценности, лежащие в основе успеха проекта европейской интеграции. Сам проект возник во многом как форма преодоления традиционной вражды европейских народов и государств между собой. ЕС основан на примирении Франции и Германии и вовлечении в континентальную политику на равных Великобритании. Реабилитация нацизма разрушит наднациональную идеологию ЕС.
Далее, снова открывается возможность к распространению в Европе радикального национализма. Актуализируются подзабытые противоречия и обиды. Эти обиды велики. Пространство для межнациональных конфликтов в Европе громадно. Обязательно начнется региональная консолидация малых стран вокруг традиционных лидеров. И в результате франко-германское единство, без которого ЕС не существует, может оказаться под вопросом. В этом смысле ревизионистская волна в восточной Европе направлена именно против того, что составляет сердцевину проекта европейской интеграции, – единой европейской идентичности и франко-германской оси.
Неизбежно также обострение проблемы миграции. Основу европейской интеграции составляют так называемые четыре новые свободы граждан ЕС, одной из них является свободное перемещение. Актуализировать в ЕС радикальный национализм, а тем более расизм (каковой был составной частью нацизма) – значит ставить под вопрос стабильность межэтнических отношений, прежде всего внутри развитых стран ЕС, куда уже прибыли массы трудовых мигрантов из других стран. Можно, конечно, мечтать о том, что небольшая доля здорового национального радикализма поможет дисциплинировать мигрантов, но вряд ли дело ограничится только этим.
Реабилитация нацизма обязательно приведет к ослаблению главного сдерживающего фактора в развитии современных европейских «национализмов» – категорического неприятия геноцида. Радикальный национализм в Европе вернется как минимум к идеологии допустимости массовых этнических чисток. Так что «здорового» национализма не будет, он быстро примет брутальные формы. В условиях многонационального состава населения крупных европейских стран это станет катастрофой, ударом в сердце европейской интеграции.
Перенос в развитые страны ЕС дискуссий, которые сегодня раздирают восточноевропейские страны, приведет к изменению духовной атмосферы в Западной Европе. Это, может быть, наиболее тревожное вероятное следствие реабилитации нацизма – будет вновь открыт шлагбаум для идеологических поисков в области расовых теорий.
Общества развитых европейских государств и Восточной Европы очень серьезно отличаются по своей внутренней структуре. Ревизионизм развивается у них по-разному и угрожает качественно разными последствиями.
Страны Восточной Европы после распада Советского Союза и восточного блока за редким исключением прошли через однотипные социально-экономические и культурные трансформации. Крах крупной промышленности вымыл из их обществ значительный до того слой управленцев, специалистов, социумы, сформированные вокруг крупных заводов. Незначительные остатки крупной промышленности в этих странах больше не определяют ни культурную, ни экономическую доминанты развития. Вместе с потерей крупной промышленности восточноевропейские общества словно вернулись на уровень назад, к состоянию, которое предшествовало послевоенной индустриализации, – но уже без традиционной сильной деревни и сдерживающей роли церквей.
В результате восточноевропейская идентичность утратила преемственность. Доминировать стали традиции тех культурных групп, которые были далеки от местных гигантов социалистической индустрии: эмигрантских общин в западных странах, сельского населения не до конца урбанизированной деревни, мелкого и среднего бизнеса. Декоммунизация, уход с рынка России и выполнение условий членства в ЕС – все это прервало модернизационную линию развития, актуализировало старые идеологии и типы идентичности, в основном – радикальный национализм антикоммунистического толка. А почти у всех восточноевропейских народов этот национализм был тесно связан с героизацией коллаборации времен Второй мировой войны.
Основная часть населения Восточной Европы проживает в небольших городах и деревнях. Именно на этой части больше всего отразилась культурная политика 1990-х годов. Резкое сокращение изучения русского языка не было заменено таким же по интенсивности изучением иных распространенных иностранных языков. Средняя школа во время шоковых реформ сильно деградировала, а переход от «советской» политехнической школы к школе гуманитарной, по духу весьма националистической, сделал образование провинциальной молодежи малоконкурентоспособным на мировом рынке труда. Болонская система пришла именно в это культурно деградировавшее общество и еще не переварила последствия культурной деградации 90-х годов. Тем более что сама Болонская система во многом просто изымает из восточноевропейских обществ наиболее конкурентоспособную часть молодежи и создает условия для миграции той за пределы ВЕ.
Информационные рынки в странах Восточной Европы, как правило, невелики. Общенациональные СМИ, работающие с населением, вынужденно близки к каким-то политическим структурам. Для информирования своих аудиторий они обычно пользуются дешевыми информпакетами мировых агентств или не лучшей по качеству собственной информацией. В восточноевропейской провинции население живет не просто в местечковом информационном потоке, – там изначально опущена планка возможного социального и культурного роста. «Польский сантехник в Париже» – вот реальная норма для трудовых мигрантов из этого региона. Но и такой уровень достижим далеко не для всех.
Внутри восточноевропейских обществ образовались две мощные классовые культуры, которые принципиально различаются между собой: культура мегаполисов и столиц, где есть качественное образование в школах, знание языков, разнообразные информационные источники о ситуации в мире, и культура провинции, где произошел откат к самым причудливым, иногда мракобесным формам восприятия себя и окружающего мира. Так что склонность к ревизионизму, к героизации коллаборантов – не случайность, но естественная сторона мировосприятия восточноевропейской глубинки. Эти возвратившиеся от «социализма» к довоенным традициям общества начали воспроизводить национализм, не прошедший денацификацию. Антикоммунизм дал им своего рода моральное право отстаивать в публичной сфере именно те идейные увлечения, которые сделали возможными геноциды разных народов во время Второй мировой войны.
Однако все тот же низкий уровень образования основной части населения Восточной Европы не позволяет местному национализму вырасти до расизма. Восточноевропейский национализм, как правило, и во время Второй мировой войны «поднимался» только до апологетики геноцида некоторых особо ненавистных народов, обычно – соседей. Нынешний национализм остался провинциальным, местечковым, скорее формой примитивной ксенофобии, нежели живым националистическим интеллектуальным движением. «Свой» расизм восточноевропейские народы не производили и не производят. Их интеллектуальный максимум – симпатии к национальным формам массовых фашистских движений, но не к империалистическому по духу нацизму. Наращивание ревизионизма грозит Восточной Европе не столько переходом к расовым идеологиям, сколько своего рода трайбализацией, балканизацией, царством местечкового бескультурья и мракобесия.
А вот ревизионизм в развитых странах Европы обязательно актуализирует как раз то, что было придавлено в ходе победы над нацизмом и послевоенной денацификации, – расизм. Расизм – это крайняя, но и по-своему «высшая форма» национализма. Для развития расизма нужны солидная интеллектуальная база и традиции создания собственных колониальных империй. Как политический проект он возникал только в развитых обществах: в Германии, Великобритании, Франции, США, среди близких им народов иных стран, особенно германских. Если ревизионизм в Европе разовьется и сможет подчинить себе институты ЕС, это идеологическое течение будет раскрепощено.
Расизм как идеология обществ, в распоряжении которых ныне находятся технологии глубокого вмешательства в природу человека, – это реальная опасность для европейской цивилизации. Евгеника и разного рода расовые классификации начала XX столетия не идут ни в какое сравнение по своим возможностям с современными технологиями. Если расизм вновь получит распространение, неизбежны такие его модификации, которые предложат новый политический проект жесткой социальной стратификации в зависимости от искусственно установленных различий людей.
Ревизионизм уводит Европу от универсальных ценностей к ценностям малых групп – наций, рас, может быть, классов. Он является одной из форм разрушения общественной морали в момент, когда развитые страны переходят к очень могущественным технологиям контроля над окружающей средой и людьми и общества особенно нуждаются в осознании своей глобальной ответственности за происходящие на планете процессы. Национализм довоенного типа обязательно дойдет до практики геноцида "этнических врагов", а возрожденный расизм обратится к колониальным традициям европейских стран, переосмыслит их и предложит миру проект реорганизации, далекий от нынешнего гуманистического варианта.
Конечно, вероятность успеха нового расизма невелика. Но недальновидный местечковый ограниченно-русофобский ревизионизм, снимая табу с апологии коллаборации и нацизма, несет Европе тревоги и угрозы, связанные с возможным новым подъемом расовых идеологий. Именно в этом основная опасность. И именно потому нельзя забывать, что в основе европейских ценностей и самого проекта европейской интеграции лежит не просто противостояние тоталитаризму как таковому (этот анархический посыл поверхностен), но и послевоенная денацификация и память о разгроме расового «проекта» нацистов объединенными силами христиан, либералов, социал-демократов, коммунистов… Полемика между их учениями может быть бесконечной. Но стоит убрать хотя бы одну из этих составляющих европейской культуры, и наступает разбалансировка, возникает нестабильность. В основе европейских ценностей – уважение к человеку и его свободе выбора.
Ревизионистская волна и связанные с нею угрозы – одно из следствий попытки выстроить Европу, опрометчиво забывая о том, что рядом со свободой обязательно должна быть ответственность, а рядом со свободным творчеством – трезвый взгляд на историю и геополитические основания собственного существования. Современная Европа – не просто продукт противостояния "тоталитаризму", но следствие более сложных процессов, в том числе солидарного противодействия одной из порожденных самой Европой идеологий – расизму. Забвение этого выпускает из-под контроля те болезни, которые были с таким трудом нейтрализованы в 1945 году. Разбалансировать Европу легко, и ревизионизм – только одна из проблем, возникших в ходе происходящей разбалансировки.
Увлекшись радикальными либеральными формулами, Европа не смогла понять всю сложность восточноевропейских культур, допущенных ныне до влияния на институты ЕС. Она не осознала масштаба проблем, связанных с «перевариванием» Восточной Европы, не поняла необходимости для собственной устойчивости реального диалога и сотрудничества с Россией. Запад пропустил момент, когда восточноевропейские общества стали отталкивать Россию от ЕС, провоцировать конфликты между ЕС и Россией. Европа просто нестабильна без России. Как в 1945 году нельзя было сокрушить нацизм без СССР, так и теперь невозможно обеспечить успех проекта ЕС без партнерства с Россией. Восточноевропейская ревизионистская волна это демонстрирует очень ясно.
Читайте также на нашем сайте: