Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Украинское национальное движение и проблема Переяславской Рады: взгляды и оценки (XIX – XX вв.)

Версия для печати

Избранное в Рунете

Андрей Марчуков

Украинское национальное движение и проблема Переяславской Рады: взгляды и оценки (XIX – XX вв.)


Марчуков Андрей Владиславович - кандидат исторических наук, научный сотрудник Института российской истории РАН.


Украинское национальное движение и проблема Переяславской Рады: взгляды и оценки (XIX – XX вв.)

Радикальный пересмотр истории, которым занялось независимое украинское государство, вызывает шок и в российском обществе, и у многих жителей самой Украины. Но «новые» трактовки русско-украинской темы возникли не из развития исторического знания, не из профессионального поиска истины, не из обобщения исторического опыта во всей его сложности и протяженности. Они имеют идеологическую природу и повторяют известные с ХIХ века постулаты идеологов украинского национализма, призванные обосновать их политическую программу. Об этом – исследование оценок Переяславской Рады, предпринятое научным сотрудником Института российской истории РАН А.В.Марчуковым.

В  начале  2004 года  исполнилось  350 лет  со  дня  Переяславской  Рады.  Сейчас  это  историческое  событие  отмечается  далеко  не  так  пышно  и  торжественно,  как  его  предыдущий  круглый  юбилей.  За  истекшие  со  времени  распада  Советского  Союза  годы  оценка  Рады,  её  роли  в  истории  России  и  Украины,  как  и  самих  русско-украинских  отношений,  претерпели  значительные  метаморфозы,  и  прежде  всего  на  Украине.  С  начала  1990-х  годов  в  средствах  массовой  информации,  системе  среднего  и  высшего  образования  Украины,  среди  широких  слоёв  гуманитарной  интеллигенции  и  известных  кругов  политического  спектра  возобладал  взгляд  на  Переяславскую  Раду  и  на  последовавшее  за  этим  вхождение  земель  Левобережной  Украины  в  состав  Российского  государства  как  на  глубоко  ошибочный,  стратегически  неверный  шаг  «украинской  державы»,  приведший  украинский  народ  к  утрате  своей  государственной  и  национальной  независимости.

Конечно,  имеются  и  более  умеренные  и  объективные  подходы  к  восприятию  Рады  и  её  роли  в  судьбе  Украины,  свободные  от  резко  негативных  оценок.  Но  Рада  уже  не  рассматривается  как  некий  символический  рубеж,  как  поворотный  пункт  в  истории  Украины.  Она  изображается  рядовым  моментом  восстания  Б. Хмельницкого  (которое  всё  чаще  именуется  «национальной  революцией»),  внешнеполитической  акцией  уже  существовавшего  в  то  время  украинского  государства,  системой  договорных  отношений  между  равнозначными  партнёрами – Украиной  и  Россией,  и  даже  крупным  дипломатическим  успехом  этого  государства,  получившего  признание  от  иностранной  державы  (России).
Современное  государственное  бытие  Украины  определяет  и  тенденцию  к  соответствующему  изображению  прошлого,  призванному  подвести  исторический  фундамент  под  независимость,  продемонстрировать  глубокие  национальные  и  государственные  традиции  Украины  и  украинской  нации  и  доказать  законность  и  правомерность  её  существования  как  субъекта  международных  отношений.

Конечно,  трактовка  Переяславской  Рады  советской  историографией  также  не  была  свободна  от  политической  конъюнктуры  и  тоже  претерпевала  изменения,  в  том  числе  не  только  из-за  государственных  интересов,  но  и  субъективной  воли  конкретных  лидеров  СССР.  Тем  не  менее,  при  всех  нюансах,  общая  направленность  трактовки  Переяславской  Рады  и  вхождения  украинских  земель в  состав  России  и  в  дореволюционной,  и  в  советской  исторической  науке  оставалась  примерно  одинаковой  (за  исключением  разве  что  периода  1920-х  годов). 

Вот  почему  резкое  (на  первый  взгляд)  изменение  смысловых  акцентов  на  прямо  противоположные,  новая  и  порой  неоднозначная  трактовка  этих  событий  украинской  стороной,  вызвала  шок  и  непонимание  российской  (да  и  не  одной  только  российской)  общественности.  Но  последнее  обстоятельство  во  многом  объяснимо  незнанием  российской  общественностью  украинской  проблемы,  незнакомством  с  идеологией  украинского  национализма  и  невниманием  к  глубинным  внутринациональным  проблемам  России  вообще.  Между  тем  споры  вокруг  обстоятельств  перехода  украинских  земель  под  руку  российских  царей  и  их  политики  в  отношении  Гетманщины  ведутся  уже  с  середины  XIX века,  и  порождены  они  отнюдь  не  только  сугубо  историческим  интересом.  И  последние  годы  ничего  нового  в  толкование  Переяславской  Рады  украинской  стороной  не  привнесли.  Всему  уже  была  дана  оценка  раньше. 

В  становлении  украинской  национальной  общности  и  государственности  ХХ век  был,  несомненно,  важным  и  даже  решающим.  Однако  основы  национальной  идеологии,  главные  мировоззренческие  постулаты  национального  движения  были  заложены  раньше - в  XIX веке – тогда,  когда  зародилось  само  движение  и  возник  украинский  национализм  как  идейное  и  политическое  течение.  Тогда  же  были  сформулированы  основные  оценки  и  принципы  восприятия  Рады  и  её  значения  в  истории  украинского  народа.  … Естественно,  оценки  давались  с  точки  зрения  тех  идеалов,  которых  придерживались  сторонники  движения.  Поэтому  представляется  небезынтересным  посмотреть,  как  же  оценивали  Переяславскую  Раду  адепты  украинского  национального  движения  раньше?

Одним  из  основателей  этого  движения,  его  духовным  отцом  был  Т. Шевченко.  Его  вклад  в  разработку  образа  «Украины»  и  придание  ему  романтического  ореола  трудно  переоценить.  Во  многом  благодаря  поэзии  Шевченко  украинская  тематика  не  только  нашла  своё  выражение,  но  и  со  временем  стала  достоянием  широкой  общественности.  Шевченко  не  был  идеологом  в  чистом  смысле  этого  слова.  Он  формулировал  национальные  идеалы  не  в  чётком  политическом  виде,  а  в  литературных  образах.  Однако  он  дал  тот  эмоциональный  толчок,  тот  иррациональный  импульс  к  развитию,  в  котором  нуждается  и  с  которого  начинается  всякое  национальное  движение. ..

Шевченко  не  жалел  чёрных  красок  и  нелицеприятных  эпитетов  в  отношении  тех,  кто,  по  его  мнению,  «запродал»  Украину.  У  него  прозвучал  мотив,  который  в  дальнейшем  будет  повторяться  постоянно:  о  союзе  Украины  с  Россией  как  равного  с  равным  и  «обманувшей»  Украину  Москве.  В  стихотворении  «Великий  льох»  Хмельницкий  молится,  «Щоб  москаль  добром  i  лiхом  З  козаком  дiлився».  Однако,  говорится  далее,  «Не  так  воно  стало»:  «Отак-то,  Богдане!  Занапастив  еси  вбогу  Сироту  Украйну!» [1].

В  другом  стихотворении - «Розрита  могила» - Шевченко  уже  прямо  обвиняет  Хмельницкого  за  его  предательство  Украины,  за  то,  что  отдал  её  на  поругание  москалям  и  своим  «перевёртышам»,  снимающим  с  неё  последнюю  «полатанную  сорочку»  и  «разрывающим  её  могилы».  Стихотворный  образ - «Мать – Украина»  называет  Хмельницкого  «неразумным  сыном»  и  горько  жалеет  о  том,  что  он  появился  на  свет.  Если  бы  «Мать – Украина»  знала,  что  он  с  ней  сотворит,  то  пошла  бы  на  детоубийство:

«Ой,  Богдане,  Богданочку!

Якби  була  знала,

У  колисцi  б  задушила,

Пiд  серцем  приспала» [2].

…Дальнейшая  судьба  Украины,  по  мнению  Кобзаря,  была  определена  выбором  «неразумного»  гетмана:  Пётр I  «розпинав  нашу  Україну»,  а  Екатерина II  «доконала  Вдову  сиротину» [4].

Выход,  как  считал  Шевченко,  настанет  лишь  тогда,  когда  будет  отброшено  наследие  Хмельницкого. ..

О  том,  насколько  влияние  Шевченко  было  сильным  на  мировоззрение  последующих  поколений  адептов  украинского  движения,  свидетельствуют  материалы  ГПУ  УССР, а  именно  сводки  о  настроениях  населения  республики.  Из  них  видно,  что  многие  националистически  настроенные  лица,  говоря  о  Раде  и  исторической  доле  Украины,  невольно  цитировали  строки  из  стихотворений  Кобзаря,  даже  не  отдавая  себе  в  этом  отчёта.

Тем  не  менее  только  сила  художественного  слова  не  могла  заменить  разработки  политической  трактовки  сути  отношений  Украины  и  России  и  методов  их  объединения.  Поэтому  параллельно  с  эмоционально-поэтической  сторонниками  украинской  национальной  идентичности  начала  создаваться  и  политическая  концепция.  Это  было  сделано  членами  Кирилло-Мефодиевского  Общества  (КМО, 1845 – 1847 гг.) – тайной  организации,  которая  стала  отправной  точкой  в  деятельности  украинского  национального  движения  и  формирования  украинской  национальной  идеологии [6].  КМО  впервые  внесло  политические  мотивы  в  доселе  чисто  культурную  и  сугубо  регионально-патриотическую  деятельность  представителей  малороссийской  общественности.  Члены  Общества  (Н. Костомаров,  П. Кулиш,  Т. Шевченко  и  др.)  поставили  своей  целью  добиваться  создания  независимой  Украины,  причём  именно  как  национально-государственного  целого,  а  не  восстановления  прежней  гетманской  автономии,  о  которой  некоторые  представители  малороссийской  общественности  вспоминали  и  раньше,  не  подвергая,  однако,  сомнению  целесообразность  нахождения  Малороссии  в  составе  России.

Н. Костомаровым,  впоследствии  видным  историком  и  деятелем  украинского  движения,  была  написана  «Книга  бытия  украинского  народа».  По  словам  другого  видного  историка  и деятеля  движения  М.С. Грушевского,  деятельность  КМО  и  «Книга»,  стали  «первой  серьёзной  и  сознательной  программой  возрождения  Украины» [7].  В  ней  целенаправленно  даётся  идеальный,  заведомо  утопический  и  несоответствующий  исторической  действительности  взгляд  на  историю  Украины,  которая  предстаёт  как  самостоятельный  субъект,  ведущий  самостоятельную  политику.  Так,  она  добровольно  объединилась  с  Польшей  как  «сестра  с  сестрою»  (очевидно,  на  условиях  равноправия).  Затем,  когда  та  не  захотела  жить  в  мире  и  согласии,  Украина  «присоединилась»  к  Москве  «как  единый  люд  славянский  со  славянским  неразделимо  и  несмешанно» – то  есть,  опять  же,  как  вполне  самостоятельный  и  равный  России  организм.  Москва  же  терпеть  этого  не  пожелала  и  нарушила  это  идеальное  состояние.  Украина  «попалась  в  неволю»,  а  царь  стал  для  неё  «всё  равно… что  идол  и  мучитель».  «И  пропала  Украина»,  следовал  вывод [8].

Всё  дальнейшее  идейное  и  политическое  развитие  украинского  национального  движения  проходило  сообразуясь  с  приведёнными  выше  оценками  и  принципами.  В  последующем  они  могли  развиваться,  дополняться,  но  уже  в  установленном  раз  и  навсегда  русле.  Общее  негативное  восприятие  Рады  и  вхождения  Украины  в  состав  России  лишь  укреплялось  по  мере  развития  движения  и  встававших  перед  ним  трудностей  в  реализации  своих  национальных  идеалов. 

Достаточно  сказать,  что  в  строках  песни  известного  украинофила  П. Чубинского  «Ще  не  вмерла  Украина»,  даётся  следующая  оценка  Хмельницкого  и  его  поступка:

«Ой,  Богдане, 

Богдане,  славний  наш  гетмане!

Нащо  отдав  Україну  ворогам  поганим?

Щоб  вернути  її  честь  ляжем  головами,

Наречемся  України  славними  синами!»

С  этой  строфой  текст  песни  издавался  не  только  в  австро-венгерской  Галиции,  но  и  на  российской  Украине [9].  Весьма  показательна  дальнейшая  судьба  стихотворения.  Написано  оно  было  в  годы  польского  восстания  1863 года  и  призывало  украинцев  последовать  примеру  поляков.  Затем  оно   было  положено  на  музыку  М. Вербицкого  и  стало  настоящим  национальным  украинским  гимном [10].

Такая  оценка  стала  одним  из  краеугольных  камней  в  основании  украинской  национальной  идеологии.  Она  отнюдь  не  оставалась  внутри  узкого  круга  адептов  движения - представителей  интеллигенции,  а  активно  пропагандировалась  деятелями  движения  и  внедрялась  в  сознание  народных  масс.

Примеров  прозаической  интерпретации  событий  середины  XVII  века  можно  привести  множество.  Для  пропаганды  (в  том  числе  подспудной)  тех  или  иных  идей  в  те  годы  из  печатной  продукции  лучше  всего  подходили  книги  для  народа,  например,  календари.  Так,  содержание  украинскоязычного  отрывного  «Календаря  на  1910 рiк»  стало  предметом  обсуждения  на  специальном  заседании  Киевского  Временного  комитета  по  делам  печати  4 ноября  1909 года.  Члены  Комитета  усмотрели  «целый  ряд  упущений»,  а  также  неверных  «суждений  и  заметок».  Опуская  многие  конкретные  моменты  отметим,  что  неприятие  у  них  вызвало  «всё  содержание  рассматриваемого  отрывного  календаря»,  а  именно  «яркое  выражение  той,  несогласной  с  исторической  истиной  и  интересами  государства,  идеи  племенной  и  культурной  обособленности  и  самостоятельности  малорусской  ветви  русского  народа» [11].

Во  многом  это  достигалось  при  помощи  замалчивания  тех  «важных  событий  в  истории  Малороссии»,  которые  «повлекли  соединение  всех  частей  Руси  в  одно  целое,  как  Переяславская  Рада  или  Полтавская  победа».  Зато  в  календарь  были  «внесены  такие,  в  которых  выступает  факт  измены  единству  России»  (например,  упоминание  о  том,  как  гетман  И. Выговский  разбил  «московское»  войско) [12].

Впрочем,  таких  календарей,  как  и  прочей  книжной  продукции,  деятели  украинского  движения  выпускали  много,  и  она  доходила  до  тех,  кому  отводилась  роль  стать  её  читателем,  воздействовуя  соответствующим  образом  на  их  мировоззрение.  В  «Журнале  протоколов  заседаний»  упомянутого  выше  комитета  от  23 января  1910 года  был  раскритикован  другой  «Народний  календар  на  1910 рiк».  Его  авторы  также  «объявляли  «украинцев»  особым,  не  русским,  народом,  «внушали  читателям – крестьянам  и  рабочим,  что  русский  литературный  язык  для  них… чужой».  А  «факт  соединения  Руси  с  Московским  царством  в  XVII  веке»  вообще  трактовался  «как  жестокое  и  несправедливое  насилие  над  украинским  народом» [13].

Рубеж  XIX - ХХ  веков  принёс  резкую  радикализацию  движения,  политизацию  его  требований,  разрыв  с  прежним  украинофильством,  которое  ещё  подразумевало  сохранение  двойной  идентичности:  хоть  уже  и  не  малорусской,  а  новой,  украинской,  но  всё  же  наряду  с  общероссийской.  Новое  поколение  окончательно  сформулировало  свою  украинскую  идентичность,  превратило  украинство  из  культурной  и  культурно- этнической  категории  в  категорию  национальную.  Оно  устанавливало  связь  между  нацией  и  отдельным  «украинцем» – членом  нации.  Те,  кто  был  украинцем  не  просто  по  происхождению  и  по  языку,  а  по  убеждению,  стали  именоваться  «национально  сознательными».  Так,  члены  возникшего  в  1891 году  тайного  «Братства  тарасовцев»  в  основу  своего  мировоззрения  клали  постулат,  что  «Украина  была,  есть  и  всегда  будет  отдельной  нацией  и  как  каждая  нация  потребует  своей  национальной  воли  для  своей  работы  и  прогресса» [14].

Политизация  требований  и  разрыв  с  двойной  идентичностью  подразумевали  более  решительный  пересмотр  исторического  прошлого  Украины,  а  значит,  и  таких  поворотных  моментов,  как  Переяславская  Рада.  В  феврале  1900 года  в  Харькове  была  образована  Революционная  Украинская  Партия  (РУП).  Она  стала  первой  политической  украинской  партией  в  Российской  империи.  РУП  стала  тем  корнем,  из  которого  в  дальнейшем  выросли  многие  украинские  партии,  в  том  числе  Украинская  Коммунистическая  Партия  (УКП),  действовавшая  на  Советской  Украине  до  1925 года.  Идейной  платформой  РУП  стала  брошюра  «Самостийная  Украина»,  которую  по  просьбе  организаторов  партии  написал  адвокат  Н. Михновский,  названный  впоследствии  «отцом  украинского  национализма».  Собственно,  она  не  являлась  партийной  программой  в  полном  смысле  этого  слова,  а  была  скорее  декларацией  всего  украинского  движения,  обоснованием  его  стратегии  и  «законности»  борьбы  за  «самостийную  Украину»  и  особую  украинскую  нацию.

Центральное  место  в  рассуждениях  Михновского  занимала  Переяславская  Рада.  Он  утверждал,  что  с  1654  года  для  украинской  нации  наступил  «антракт»  и  она  попала  в  рабство.  Нарисовав  страшную  картину  угнетения,  запустения  и  русификации  («смерть  политическая,  смерть  национальная,  смерть  культурная  для  украинской  нации»),  Михновский  выстроил  систему  «доказательств»  того,  что  Россия  владеет  Украиной  незаконно.  Как  и  его  предшественники,  он  указывал,  что  соединение  Украины  и  России  имело  характер  «равного  с  равным»  и  «вольного  с  вольным».  «Два  отдельных  государства,  целиком  независимых  одно  от  другого  в  своём  внутреннем  устройстве,  захотели  объединиться  для  достижения  определённых  международных  целей», - так  Михновский  охарактеризовал  суть  Переяславских  соглашений.  Акт  принятия  казаками  и  народом  украинских  земель  присяги  на  верность  царю  он,  по  понятным  причинам,  не  упоминал  вовсе,  сосредотачивая  внимание  лишь  на  «мартовских  статьях»  1654  года – своеобразном  «разграничении  полномочий»  между  российским  правительством  и  гетманской  властью.  Он  вводит  термин,  который,  по  его  мнению,  отражал  это  разграничение  наилучшим  образом – «Переяславская  конституция».

Весьма  вольно  пересказывая  содержание  этих  статей,  он  делал  заключение,  что  результатом  «конституции»  стало  не  создание  нового,  единого  государства,  а  «союз  государств»,  в  котором  оба  независимых  субъекта  сохранили  собственные,  непохожие,  формы  устройства  и  права,  в  том  числе  вести  внешнюю  политику.  Выплаты  с  Украины  шли  не  государству,  а  лично  царю – «протектору».  Украина  не  была  ни  завоёвана  Россией,  ни  присоединена  к  ней  дипломатическим  путём.  Более  того,  её  статус  был  подтверждён  «народом  украинским»  и  царём  «московским» [15].

Придя  к  такому  заключению,  харьковский  адвокат  делал  вывод,  что  в  результате  этого  договора  Украина  не  утеряла  никаких  прав,  а  осталась  суверенным  государством.  Последующее  же  развитие  событий – постепенная  инкорпорация  земель  в  состав  России – им  однозначно  оценивалась  как  одностороннее  вероломное  нарушение  международного  договора,  торжество  силы  над  правом.  А  это  означает,  что  «Переяславская  конституция»  становится  недействительной  и  Украина  имеет  все  основания  считать  себя  не  связанной  узами  этого  временного  внешнеполитического  договора.  Посему,  подводил  итоги  Михновский,  лозунг  «единая  неделимая  Россия  для  нас  не  существует»,  цели  и  деятельность  украинского  движения  вполне  оправданы  не  только  с  моральной,  но  и  с  юридической  точки  зрения.  Оно  просто  обязано  «разбить  путы  рабства»  и  возродить  «одну,  единую,  нераздельную,  вольную,  самостийную  Украину  от  Карпат  и  до  Кавказа» [16].

…Радикализм  политической  позиции  «отца  украинского  национализма»  и  его  неприкрытую  враждебность  российской  государственности  разделяли  далеко  не  все  активисты  украинского  движения.  Некоторые  его  деятели,  вполне  соглашаясь  с  главной  мыслью  автора  брошюры  о  необходимости  создания  автономной  или  даже  самостийной  Украины  от  Карпат  до  Кавказа,  были  недовольны  экстремизмом  идей  Михновского  и  их  прямолинейностью,  сконцентрированностью  лишь  на  национальной  борьбе.  Движение  не  было  чем-то  монолитным.  Его  адепты  по-разному  относились  к  социальным  проблемам,  по-разному  оценивали  остроту  национального  вопроса  на  Украине  и  способы  его  решения,  имели  разное  видение  будущего  украинско–российских  связей.  Всё  это  привело  к  тому,  что   РУП  раскололась  на  ряд  партий  и  групп.

Однако  это  никак  не  повлияло  на  их  оценки  ключевых  моментов  истории  Украины. Отношение  к  Раде  как  к  договору  «равного  с  равным»,  убеждение  в  наличии  накануне  1654  года  независимого  украинского  государства  и  несправедливости  его  подчинения  Москве,  а  также  следующее  из  этих  положений  «моральное  право»  на  свободу  действий  стали  для  сторонников  движения  аксиомой  и  не  зависели  от  их  взглядов  на  социальные  вопросы  и  отношения  к  будущим  формам  государственной  организации  Украины  и  её  связей  с  Россией.  Они  стали  той  базой,  на  которой  вели  свою  работу  и  автономистски,  и  федералистски,  и  сепаратистски  ориентированные  деятели  национального  движения.

Это  вполне  подтверждается  позицией  менее  радикальных  соратников  Михновского.  Например,  члены  созданного  в  1908 году  Общества  (Товариства)  Украинских  Прогрессистов  (ТУП),  объединившего  широкие  круги  украинских  общественных  деятелей  разных  политических  течений,  толковали  Переяславскую  Раду  как  «акт  добровольного  присоединения»,  «создавший  отношения  личной  унии»  между  Россией  и  Украиной  «в  одних  сторонах  политической  жизни»  и  «отношения  федеративные  в  других».  «Статьи  Богдана  Хмельницкого» – эта,  по  их  словам,  «конституционная  хартия  Украины» - была  «насильственно  отменена»  Москвой  «вопреки  ясно  выраженным  чаяниям  и  протестам  украинского  народа» [17].

Таким  образом,  к  началу  ХХ века  уже  вполне  оформились  основные  принципы  отношения  сторонников  национального  движения  к  Переяславской  Раде  и  вхождению  украинских  земель  в  состав  российского  государства.  Ими  стали:

1) теория  «договорных»  отношений  двух  равных  и  равноправных  субъектов,  заключивших  временный  договор  о  военной  поддержке;

2) изображение  Переяславской  Рады  как  договора  об  установлении  непрочной  конфедерации  или  личной  унии;

3) замалчивание  факта  принятия  казаками  и  населением  украинских  земель  присяги  российскому  царю  и  нарочитое  подчёркивание  мартовских  соглашений.

К  этому  надо  добавить  одно  важнейшее  следствие,  вытекающее  из  указанных  выше  принципов.  Оно  стало,  пожалуй,  главным  при  оценке  Рады  и  последующей  истории.  Речь  идёт  об  эмоционально–морализаторской  подаче  излагаемых  событий,  при  которой  одна  из  сторон  предстаёт  праведником,  а  другая – коварным  и  вероломным  нарушителем  слова  и  отступником,  одна – «агнцем»,  а  другая – «львом  рыкающим».  Неотъемлемым  атрибутом  данного  взгляда  на  события  середины  XVII  века  стал  неисторизм.  Действия  исторических  лиц  и  сил  рассматривались  не  с  точки  зрения  исторического  контекста,  не  с  точки  зрения  состояния  общества  того  времени,  принятых  в  нём  норм,  его  сознания,  мировоззрения,  а  с  позиций  их  моральных  обязательств  и  моральной  же  ответственности  перед  Украиной  и  украинской  нацией – конструкциями  гораздо  более  поздними - XIX – ХХ веков.

Оценка  дел  250-летней  давности  велась  с  точки  зрения  настоящего  момента  и  интересов  национального  движения – то  есть  интересов  формирующейся  украинской  национальной  общности.  Между  тем,  история  украинского  национального  движения  и  сложения  данной  общности  и  история  Украины  как  исторической  области  и  народа  вовсе  не  является  одним  и  тем  же.  Это  положение  очевидно  для  любого  серьёзного  и  уважающего  себя  историка–профессионала,  даже  если  сам  он  разделяет  идеологию  национального  движения.  Например,  виднейший  эмигрантский  украинский  историк  И. Лысяк-Рудницкий  отмечал,  что   «под  “украинской  историей  19 столетия”  (да  и  ХХ тоже,  добавим  от  себя – А.М.)  можно  понимать  две  различные  вещи:  с  одной  стороны,  историю  украинского  национального  движения,  с  другой – историю  страны  и  народа» [18].  Данная  вольная  или  невольная  подмена  предмета  исследования  является  одной  из  главных  причин  чрезмерной  политизированности  истории  Украины,  однобокого  и  потому  неглубокого  её  изучения  известной  частью  исследователей.

Этот  ставший  уже  подсознательным подход  господствует  при  оценке  этих  событий  и  поныне.  Между  тем  стремление  морализировать  исторический  процесс,  к  тому  же  с  точки  зрения  лишь  одной  из  действующих  сторон,  мифологизирует  историю.  Оно  создаёт  некую  виртуальную  реальность,  которая  лишает  историка  возможности  непредвзято  рассмотреть  исторический  процесс,  разобраться  в  его  движущих  силах  и  механизмах  и,  в  конечном  счёте,  ответить  на  главный  вопрос,  встающий  перед  исследователем:  почему  произошло  именно  так,  а  не  иначе.  И  кроме  того,  логика  исторического  процесса,  логика  политики,  что  в  XVII,  что  в  ХХI  веках,  весьма  далеки  от  моральных  установок, тем  более  моральных  оценок  последующих  поколений.

Утверждению  указанных  выше  принципов  в  украинской  национальной  идеологии  в  немалой  степени  способствовало  то  обстоятельство,  что  они  (хоть  и  не  в  такой  резкой  и  категоричной  форме)  легли  в  основу  национальной  концепции  истории  Украины.  Эта  концепция  была  создана  на  рубеже  XIX – ХХ  веков  усилиями  известного  историка  и  деятеля  национального  движения  М.С. Грушевского.  Указанные  принципы – телеологичность,  изображение  истории  Украины  с  позиций  интересов  формирования  национальной  общности - характерны  и  для  его  трудов.  В  то  же  время  М. Грушевский  был  не  только  виднейшим  деятелем  украинского  движения,  но  и  солидным  историком  и  не  мог  так же  легко  жонглировать  фактами  или  интерпретировать  их  в  угоду  национальной  борьбе,  как  это  делал  Н.Михновский  и  многие  другие.  Всё  это  обусловило  известную  двойственность  его  оценок  сути  и  значения  Переяславской  Рады.

Так,  он  употреблял  термины  «Украина»,  «украинцы»  применительно  уже  к  Древней  Руси,  писал  о  том,  что  после  1654 года  «Украина  находилась  под  московской  протекцией» [19]  и  пользовалась  правами  «вполне  самостоятельного»  государства,  жившего  «вполне  самостоятельной  жизнью»  и  осуществлявшего  связь  с  Россией  лишь  через  царя [20].  Присоединение,  считал  Грушевский,  было  вызвано  военной  необходимостью,  а  сам  союз  являлся  «одной  из  карт  широкой  политической  игры»  и  расценивался  Хмельницким  как  временный,  преследующий  сиюминутные  цели [21].

Но  одновременно  с  этим  он  признавал,  что  сознание  общества,  в  том  числе  казачьей  верхушки,  сильно  отставало  от  развития  событий.  Мартовские  статьи  (эта  «Переяславская  конституция»  или  «конституционная  хартия»,  как  её  называли  многие  адепты  движения)  не  содержали  «никакой  продуманной  программы»  (а  это  было  бы  вполне  характерно  для  настоящего  договора  вполне  состоявшегося  субъекта).  Многое  в  «Статьях»  было  заимствовано  из  предыдущих  договоров  с  Польшей,  а  в  центре  внимания  находились  сугубо  сословные  казачьи  привилегии.  Об  автономии  и  независимости  местной  власти  речи  велось  мало [22].  «Мы  составили  бы  очень  невыгодное  понятие  об  уровне  политического  развития  казацких  правящих  кругов,  если  бы  хотели  искать  в  этих  петициях  полного  образа  их  политических  стремлений»,  - подчёркивал  Грушевский.  Впрочем,  возможно  казаки  чего-то  недоговаривали,  боясь  оттолкнуть  Москву  и  сорвать  переговоры?  Но  Грушевский  тут  же  это  опровергал.  Ведь  даже  «у  самого  украинского  общества», - писал  он, - «мысли  о  последовательном  проведении  принципа  автономии  только  лишь  нарастали  и  определялись» [23].

Данное  утверждение  «отца-основателя»  украинской  исторической  науки  никак  не  может  служить  подтверждением  трактовки  Переяславской  Рады  как  договора  равноправных  сторон,  да  ещё  и  государств.  Указывая,  что  по  мере  углубления  восстания  Хмельницкий  и  его  окружение  постепенно  начинали  отказываться  от  «чисто  казацких  воззрений  и  интересов»  и  приходили  к  осознанию  необходимости  отстаивать  «политические  интересы  всего  народа»  и  «эмансипацию  всей  Украины»,  Грушевский  признаёт,  что  «нужно  было  время»,  чтобы  эти  «мысли  сложились,  уяснились  и  проникли  в  сознание» [24].  В  связи  с  вышесказанным  по-другому  звучат  его  слова  о  том,  что  «Москва… смотрела  на  Украину  как  на  новое  приобретение»  и  стремилась  поглотить  её,  отменить  особое  внутреннее  устройство  Украины  и  её  самоуправление [25].

Желая  или  не  желая  того,  Грушевский  ставил  под  сомнение  ключевой  момент  в  теории  договора,  а  именно  наличие  полноценной  украинской  государственности  в  канун  Переяславской  Рады,  которую  он  считал  только  зарождающейся.  Глубокий  анализ  фактов  дал  историку  основание  утверждать,  что  рождённый  мятежом  и  непрерывной  войной  новый  строй  на  самом  деле  «не  был  продуман  до  конца  и  не  организован  планомерно» [26].  «Мы  должны  помнить», - замечал  он, - «что  имеем  дело  с  отношениями  (внутри  казацкой  державы – А.М.)  ещё  не  определившимися  вполне,  формами,  ещё  не  отвердевшими  во  многом  и  позже,  недоразвившимися  до  полной  определённости  вследствие  неблагоприятных  обстоятельств»  (то  есть  непрекращающейся  войны  и  восстаний) [27].

Но  тем  не  менее,  несмотря  на  отдельную  противоречивость  в  конкретных  вопросах,  вся  созданная  М. Грушевским  концепция  вполне  позволяла  не  обращать  внимания  на  зачаточность  и  неустойчивость  форм  казацкой  государственности.  Неувязки  между  желаемым  и  действительным  легко  отступали  перед  интересами,  далёкими  от  истории.  Адепты  движения  могли  в  ней  увидеть  (и  видели)  то,  что  хотели:  наличие  украинского  государства  и  его  борьбу  за  национальную  независимость.  К  тому  же  в  интересах  политической  целесообразности  Грушевский–учёный  всегда  уступал  Грушевскому–общественному  деятелю,  если  они  вступали  друг  с  другом  в  противоречие.  Поэтому  трактовка  Переяславской  Рады  и  пребывания  Украины  в  составе  России,  которую  следовало  знать  массам,  больше  соответствовала  не  его  научным  трудам,  а  взглядам  Михновского.

В  разгар  революции,  в  мае  1917  года,  Грушевский,  к  тому  времени  уже  председатель  украинской  Центральной  Рады,  издаёт  популярную,  рассчитанную  на  рядовые  массы,  брошюру  «Кто  такие  Украинцы  и  что  они  хотят».  В  ней  в  доходчивой  форме  излагались  цели  украинского  движения,  объяснялась  необходимость  создания  украинской  нации  и  государства,  пропагандировалась  украинская  идентичность  и  указывались  те  силы,  которые  этому  мешали.  В  близких  духу  времени  словах  Грушевский  утверждал,  что  в  XVII веке  украинский  народ  «великим  восстанием  добыл  себе  свободу»,  но,  ища  помощи  против  Польши,  «неосмотрительно  связался  с  Московским  царством»,  которое  «потихоньку  поработило  его».  А  именно:  помогло  панам  закрепостить  народ,  лишило  «политической  свободы»,  самоуправления,  земли,  доходов  и  прибыли  все  сословия  Украины,  заполонило  Украину  русскими  чиновниками  и  «своими»  перевёртышами,  организовавшими  жестокий  национальный  гнёт.  Они  запрещали  украинский  язык,  изгоняли  его  из  школ,  прессы,  органов  власти,  запрещали  «свободно  описывать  прошлое».  И  даже  «старались  не  дать  употреблять»  само  слово  «Украина»,  чтобы  украинцы  не  знали,  кто  они  такие  и  как  дошли  до  такой  неволи [28].

Именно  такое  простое  и  незамысловатое  изображение  прошлого  полностью  соответствовало  не  только  идеологии  движения,  но  и  должно  было  объяснить  широким  массам  причины  и  цели  борьбы  и  служить  мотивацией  в  этой  борьбе  против  многочисленных  врагов,  главным  из  которых  была  Россия,  неважно,  прежняя  белая  или  новая  красная.  И  надо  сказать,  что  подобные  штампы  прочно  закрепились  в  сознании  тех,  кто  в  годы  Гражданской  войны  воевал  на  стороне  украинских  националистических  правительств.

После  её  окончания  оценки  Рады  не  претерпели  существенных  изменений  ни  в  украинской  эмиграции,  ни  среди  тех  их  коллег,  которые  остались  на  Советской  Украине.  Впрочем,  о  самой  Раде  говорили  редко:  недавние  события  заслонили  дела  давно  минувших  дней.  В  частных  разговорах  имя  Петлюры  звучало  гораздо  чаще,  чем  Хмельницкого  или  Мазепы.

Примером  может  служить  дневник  виднейшего  деятеля  украинского  движения,  литературоведа  и  вице-президента  Всеукраинской  Академии  Наук  С. Ефремова,  а  в  прошлом  заместителя  председателя  Центральной  Рады.  На  745 страницах  своего  дневника  он  не  скрывал  негативного  отношения  к  большевикам  и  «современному  режиму»,  а  также  ко  всему,  что,  по  его  мнению,  определило  тяжёлую  долю  «несчастного  народа»  и  оставило  его  на  обочине  истории.  И  хотя  о  Переяславской  Раде  и  выборе  Хмельницкого он  не  говорит  ни  слова,  подспудное  отношение  к  этому  событию  у  него  всё-таки  непроизвольно  прорывается.  Летом  1928 года  Ефремов  путешествовал  по  Днепру.  Проплывая  мимо  Переволочны,  где  в  1709 году  войска  А.Д. Меньшикова  добили  остатки  армии  Карла  XII,  он  обратил  внимание,  что  вода  вот-вот  подмоет  стоящий  на  берегу  памятник.  «А… может,  туда  ему  и  дорога,  этому  памятнику,  поставленному  победившей  Россией  на  порабощение  Украины», - записал  в  дневнике  Ефремов,  тем  самым  показывая  своё  отношение  и  отношение  тех  кругов  украинской  интеллигенции,  к  которым  он  принадлежал,  и  к  Полтаве,  и  к  тому,  что  ей  предшествовало  полвека  ранее [29].

Зафиксированные  сотрудниками  ГПУ  случаи  националистических  настроений  среди  населения  УССР  (имевших  место  главным  образом  среди  представителей  украинской  интеллигенции  и,  реже,  крестьянства)  свидетельствуют,  что  они  в  основном  сводились  к  утверждению,  что  Россия  захватила  (угнетает,  эксплуатирует  и  т.п.)  Украину.  При  этом  говорившие  не  поясняли,  что  стало  отправной  точкой –  1654  или  1920-й  год,  хотя  общий  настрой  этих  людей  не  оставлял  сомнений  в  их  оценке  и  того,  и  другого [30].

Впрочем,  хотя  в  1920-е  годы  украинские  националисты  и  старались  реже  высказывать  своё  отношение  к  присоединению  Украины  к  России,  они  могли  бы  не  делать  этого  вовсе.  За  них  это  делала  официальная  советская  историография  в  лице  школы  М. Покровского.  Следуя  в  установившемся  после  революции  русле  национального  нигилизма  по  отношению  к  России  и  её  прошлому,  она  характеризовала  Переяславскую  Раду  как  превращение  Украины  в  колонию  России,  приведшее  к  её  экономическому  и  национальному  угнетению.  Действия  же,  направленные  против  России,  например,  измена  гетмана  И. Мазепы,  толковались  как  попытки  отстоять  украинскую  независимость [31].  Нетрудно  убедиться,  что  данный  подход  вполне  соответствовал  взглядам  адептов  национального  движения.

Не  изменились  взгляды  последних  и  тогда,  когда  официальная  точка  зрения  руководства  СССР  на  историю  дореволюционной  России,  в  том  числе  на  присоединение  украинских  земель,  была  в  1930-е  годы  пересмотрена.  Разве  что  их  бытование  ограничилось  узким  кругом  определённым  образом  настроенных  представителей  интеллигенции.  Украинское  диссидентское  движение  относилось  к  вопросу  о  Переяславской  Раде  и  условиях  вхождения  Украины  в  состав  российского  государства  с  большим  вниманием.  Так,  в  1965 году  в  самиздате  вышла  рукопись  И. Дзюбы  «Интернационализм  или  русификация?».  В  ней  утверждалось,  что  украинская  нация  находится  в  состоянии  кризиса  из-за  великодержавной  и  русификаторской  политики  коммунистической  партии,  а  сами  украинцы - в  неравноправном  положении.  Дзюба  повторял,  что  Украина  не  «воссоединилась»  с  Россией,  а  «вступила  в  договорной  союз,  который  потом  был  вероломно  сломан  царизмом» [32].  Характерно,  что  данная  работа  пользовалась  в  «полуподполье»  популярностью  и  стала  своеобразным  срезом  умонастроений  большей  части  диссидентствующей  украинской  интеллигенции [33].

Кстати,  особые  нарекания  и  неприятие  со  стороны  «национально  сознательных»  («свiдомих»)  представителей  украинской  общественности  вызвали  и  сам  термин  и  концепция  «воссоединения»,  введённые  в  1954 году  Н. Хрущёвым.  Так,  украинский  историк  М. Брайчевский,  сотрудник  Института  истории  АН  УССР,  в  1966 году  написал  статью  «Присоединение  или  воссоединение?».  В  ней  он  отвергал  новую  концепцию и  критиковал  её  как  великодержавную,  централизаторскую  и  шовинистическую.  Статью  он  намеревался  опубликовать  вполне  легально,  но  она  непонятным  образом  появилась  не  на  страницах  исторического  журнала,  а  в  самиздате,  а  затем,  тоже  по  вполне  понятным  причинам,  и  в  «тамиздате» – за  границей,  роковым  образом  повлияв  на  судьбу  её  автора [34].  Как  и  книга  И. Дзюбы,  статья  М. Брайчевского  вызвала  большой  интерес.

Хотя  если  бы  представители  украинской  диссидентской  общественности  вгляделись  в  эту  концепцию  повнимательнее,  то  за  «воссоединением  двух  братских  народов»  и  «сознательным  выбором  украинского  народа»  в  пользу  единства  с  Россией,  они  могли  бы  обнаружить  то,  что  предыдущие  поколения  украинских  националистов  и  они  сами  так  долго  хотели  доказать.  А  именно  положение  о  равенстве  субъектов – участников  Рады,  ибо  лишь  в  этом  случае  Украина  могла  «воссоединиться»,  а  не  быть  присоединена,  пусть  даже  на  условиях  жалованных  царём  мартовских  статей.  Но  эмоциональное  восприятие  приставки  «вос-»  как  некоего  символа  предопределённого  историей  выбора  перевесило  разумный  анализ  очередного  хрущёвского  «подарка».

В  годы  перестройки  и  обретения  Украиной  независимости  все  прежние  полуторавековые  установки  и  оценки  прошлого  Украины  и,  естественно,  Переяславской  Рады,  всплыли  вновь  и  не  только  получили  признание,  но  и  приобрели  характер  официальных  и  «охраняющих  отечество».  О  том,  что  именно  эти  оценки  и  принципы  стали  таковыми,  ярче  всего свидетельствуют  соответствующие  разделы  издаваемых  на  Украине  учебников  истории [35].  Повторяются  они  и  в  книге  президента  Украины  Л.Д. Кучмы  с  характерным  названием  «Украина  не  Россия».  По  сути  эта  книга  является  квинтэссенцией  современных  политико-идеологических  концепций  (в  том  числе  оценок  исторического  прошлого),  принятых  на  Украине.

Итак,  можно  сделать  вывод,  что  негативная  оценка  Переяславской  Рады  и  вхождения  украинских  земель  в  состав  России,  концепция  о  договорном  союзе  двух  равноправных  сторон – государств  появилась  одновременно  с  возникновением  украинского  национального  движения.  Она  стала  не  результатом  исторического  поиска,  непредвзятой  оценки  фактов  и  учёта  исторического  контекста  события,  а  явилась  важнейшей  составляющей  идеологии  движения,  положением,  призванным  обосновать  законность  и  правоту  его  деятельности  по  строительству  особой  украинской  нации  и  создания  украинской  государственности…



 


Примечания


[1] Шевченко  Т.  Кобзар.  Київ, 1956.  С. 238.  Стихотворение  «Великий  льох».

[2] Там  же.  С. 169 – 170.  Стихотворение  «Розрита  могила».

[3] Там  же.

[4] Там  же.  С. 189.  Стихотворение  «Сон».

[5] Там  же.  С. 239.

[6] Миллер  А.И.  «Украинский  вопрос»  в  политике  властей  и  русском  общественном  мнении  (вторая  половина  XIX ст.).  СПб., 2000.   С. 55 – 58.

[7] Грушевський  М.  250 лiт // Нацiональнi  процеси  в  Українi.  Iсторiя  i  сучаснiсть.  Київ, 1997.  Т. 1. С. 191.

[8] Костомаров  М.  Книга  буття  українського  народу // Там  же.  С. 249 – 251.

[9] Впервые  текст  был  опубликован  в  № 4  львовского  журнала  «Мета»  (декабрь  1863 г.).  С. 271 – 272.  Причём  первоначальный  вариант  был  ещё  откровеннее:  «Нащо  вiддав  Украiну  Москалям  поганимъ?!».  Из  российских  изданий  см.,  например:  антология  «Українська  Муза».  Київ, 1906.

[10] Также  символично,  что  именно  он,  только  в  сильно  сокращённом  виде  и  без  упоминания  Хмельницкого,  лёг  в  основу  государственного  гимна  Украины, (хотя  официально  текст  гимна  пока  не  утверждён).  Это  следует  из  статьи  20  Конституции  Украины:  «Государственный  Гимн  Украины – национальный  гимн  на  музыку  М. Вербицкого  со  словами  (? – А.М.),  утверждённый  законом».  Как  видно,  в  тексте  Основного  Закона  не  указано,  какие  это  слова.  См.:  Конституция  Украины.  Симферополь, 1998.  С. 7.

[11] Цит.  по:  Тимошик  М.  Про  українське  питання – з  болем  i  надiєю // Українське  питання.  Київ, 1997.  С. 24 – 25.

[12] Там  же.  С. 25.

[13] Там  же. С. 27.

[14] Цит.  по:  Гунчак  Т.  Україна.  Перша  половина  ХХ столiття.  Київ, 1993.  С. 14.

[15] Михновський  М.  Самостiйна  Україна // Нацiональнi  процеси  в  Українi. Т. 1. С. 313, 314, 321.

[16] Там  же.  С. 315 – 317.

[17] Полiтико-нацiональна  декларацiя  ТУП // Нацiональнi  процеси  в  Українi.  Т. 1.  С. 365.

[18] Лисяк-Рудницький  I.  Iсторични  есе.  Т. 1.  Київ, 1994.  С. 146.

[19] Грушевский  М.С. Очерк  истории  украинского  народа.  Киев, 1990.  С. 187 – 189.

[20] Он  же  Иллюстрированная  история  Украины.  М., 2001.  С. 312.

[21] Он  же.  250 лiт. // Нацiональнi  процеси  в  Українi.  С. 189.

[22] Он  же. Очерк  истории  украинского  народа. С. 189.

[23] Он  же.  Иллюстрированная  история  Украины.  С. 312.

[24] Там  же.  С. 306, 322.

[25] Он  же.  Иллюстрированная  история… С. 312, 319;  Он  же.  Очерк  истории... С. 194. 

[26] Он  же.  Иллюстрированная  история… С. 319.

[27] Он  же.  Очерк  истории... С.196 – 197.

[28] Он  же.  Хто  такi  Українцi  i  чого  вони  хочуть.  Київ, 1917.  С. 7 –8.

[29] Ефремов  С.  Щоденники.  1923 – 1929. Київ, 1997.  С. 538, 642.

[30] Марчуков  А.В.  Украинское  национальное  движение  в  УССР  в  1920 – 1930-е  годы.  Дисс.  на  соиск.  уч.  ст.  к.и.н.  М., 2003.  С. 123 – 159.

[31] См.,  например:  Книга  для  чтения  по  истории  народов  СССР.  Под  ред.  М. Покровского.  Т. 1.,  М., 1930.  С. 89, 93, 95.

[32] Дзюба  I.  Iнтернацiоналiзм  чи  русiфiкацiя?  Київ, 1998.  С. 80.

[33] Касьянов  Г.  Незгоднi:  українська  iнтелiгенцiя  в  русi  опору  1960 – 1980-х  рокiв.  Київ, 1995.  С. 96.

[34]  Там  же.  С. 115 – 116.

[35] Не  нужно  лишний  раз  напоминать,  что  основная  масса  населения  знает  ту  историю,  которую  ей  предложат  в  школе.  А  от  того,  какой  багаж  исторических  знаний  получит  ребёнок,  в  значительной  степени  будут  зависеть  его  мировоззрение,  отношение  к  окружающему  миру,  к  прошлому,  то,  каким  он  будет  стремиться  видеть  своё  будущее  и  будущее  своей  страны



Надо  отметить,  что  в  учебной  и  методической  литературе,  изданной  на  Украине  после  1991 года,  имеются  разные  подходы  к  тому,  что  представляла  собой  Рада, и  к  тому  историческому  наследию,  которое  стало  её  следствием.  Есть  крайне  политизированные  (главным  образом  переиздания  бывших  эмигрантских  изданий),  в  которых  это  событие  даже  не  выделяется  в  отдельный  раздел  (например,  Лотоцький  А.  Iсторiя  України  для  дiтей  шкiльного  вiку.  Ивано-Франкiвськ, 1991.  Переиздание:  Iсторiя  України  для  дiтей  шкiльного  вiку.  Вiннiпег, 1972.  И  др.),  есть  и  вполне  взвешенные  и  исторически  корректные.  Однако  не  остаётся  незамеченной  тенденция  толковать  Раду  в  том  идейном  русле,  которое  было  определено  ещё  в  XIX – начале  XX  веков.  И  эта  тенденция  с  течением  времени  лишь  нарастала.  Например,  учебник  А. Кучерука  для  5  класса,  хотя  и  характеризует  соглашения  как  «временный  государственный  союз  с  московским  царём»  и  вполне  в  духе  установившейся  традиции  утверждает,  что  этот  царь  «хотел  поработить  Украину»,  всё  же  не  говорит  о  Переяславской  Раде  как  о  равноправном  союзе  двух  государств.  Украина  с  согласия  Рады  принимает  верховную  власть  царя,  входит  «в  состав  Русского  государства»  (Кучерук  О.  Оповiдання  з  iсторiї  України.  Посiбник  для  5  класу.  П. р.  С.В. Кульчицького.  Вид. 2.  Київ, 1993.  С. 79 – 80).  В  ряде  местных  изданий  ещё  говорится,  что  казачья  Рада  постановила  «отдаться  в  подданство» (Коваленко  Г. Оповiдання  з  iсторiї  України.  Полтава, 1992.  С. 87, 88).

Многие  учебные  пособия  опровергают  культивируемое  представление о  том,  что  Рада  была  чем-то  гибельным  для  Украины  и  украинского  народа  и  даже  подчёркивают  её  позитивное  значение:  например,  выход  Украины  из  дипломатической  изоляции  и  большой  дипломатический  успех,  юридически  закрепивший  её  независимость  от  Речи  Посполитой.  (Гайдуков  Л.Ф.,  Крушинський  В.Ю.  Iсторiя  України.  Посiбник  для  старшокласникiв  та  абiтурiентiв. Київ, 1999.  С. 59 – 60).

Однако  нетрудно  заметить,  что  эти  издания  рассчитаны  на  более  профессионально  подготовленную  и  более  узкую  аудиторию.  Школьные  же  учебники,  притом  самые  новые,  рекомендованные  для  обучающего  процесса,  почти  полностью  соответствуют  основным  принципам  освещения  Переяславской  Рады,  которые  были  присущи  украинскому  национальному  движению.  Так,  в  учебнике  для  5  класса  В. Власова  и  О. Данилевской  о  Раде  говорится  как  о  равноправных соглашениях  двух  независимых  субъектов  и  подаётся  она  с  точки  зрения  «моральной  оценки»,  призванной  воздействовать  на  маленьких  читателей:  «царь  не  собирался  выполнять  договорные  отношения  и  очень  скоро  нарушил  их».  (Власов  В.,  Данилевська  О.  Вступ  до  iсторiї  України.  Пiдручник  для  5 класу  середньої  школи.  Київ, 2001.  С. 152)..

Но  ярче  всего  прежний  идейный  багаж  национального  движения  нашёл  отражение  в  учебнике  для  8  класса,  написанном  тем  же  В. Власовым.  Украина  в  нём  предстаёт  как  независимое  государство.  Переяславская  Рада – это  «украинско-московские  государственные  соглашения».  К  тому  же,  сам  её  ход  (например,  факт  присяги)  всячески  ретушируется.  Так,  говорится,  что  о  ней  известно  лишь  со  слов  российского  посла  В. Бутурлина  (а  он – заинтересованная  сторона),  что  присягало  не  всё  население  Украины  и  т.д.  Весьма  показательно,  кого  автор  включил  в  список  «неприсягавших»  (напомню,  речь  идёт  не  о  ХХ,  а  о  XVII  веке):  это крестьяне и  женщины(!). По  видимому,  это  должно  являться  «доказательством»  непопулярности  среди  украинцев  идеи  Рады  как  и  её  сомнительной  весомости.  После  таких  аргументов  даже  не  должно  возникнуть  сомнений  в  том,  что  Переяславская  Рада – это  «межгосударственные  отношения»,  а  их  итог – «своеобразная  конфедерация»,  равноправный  союз  самостоятельных  государств.  (Власов  В. Iсторiя  України. Пiдручник для  8 кл.  П.р. Ю.А. Мицика.  Київ, 2000. С.130 – 132).

Сейчас  ещё  рано  судить  о  том,  чем  обернётся  такая  трактовка  истории  Украины.  Однозначно  можно  сказать  одно:  русско-украинские  и  российско-украинские  отношения  в  недалёком  будущем  претерпят  весьма  существенные  изменения.

 
 




Читайте также на нашем сайте:
 
 
 
 



Опубликовано на портале 08/04/2008



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика