Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Советская разведка и проблема внезапного нападения

Версия для печати

Избранное в Рунете

Михаил Мельтюхов

Советская разведка и проблема внезапного нападения


Мельтюхов Михаил Иванович - доктор исторических наук, старший научный сотрудник Всероссийского НИИ документоведения и архивного дела.


Советская разведка и проблема внезапного нападения

Факт внезапного нападения Германии на Советский союз в июне 1941 года в последние десятилетия часто подвергался сомнению. Советское руководство получало много развединформации и, по мнению некоторых авторов, располагало всеми данными о подготовке Германией нападения вплоть до дня, часа и направлений ударов врага. Научный анализ документов разведки позволяет внести ясность в этот дискуссионный вопрос.

Деятельность разведывательных органов СССР всегда была окружена завесой секретности, и их история тоже остается тайной. Накануне войны, как утверждает отечественная историография, несмотря на ослабление репрессиями, советская разведка располагала многими ценными сведениями о намерениях Германии и о подготовке нападения на СССР. Однако И.В. Сталин не верил этой информации, поскольку верил Гитлеру и в силу договора о ненападении, стремился оттянуть войну, которой боялся, не давая Германии повода для нападения. В результате советское руководство не смогло правильно определить сроки возможного нападения, что и привело к трагедии 1941 г. [1] Исследователи дружно осуждают Сталина, пренебрегшего важной развединформацией, однако только В.М. Кулиш поставил вопрос, почему же Сталин ошибался, если ему все это было известно [2]. Ответ на него, как правило, давался, исходя из политической конъюнктуры. Для «хрущевского» периода характерно возложение вины за это на Сталина, а для «брежневского» — на наличие противоречивых разведданных, которые дезориентировали Сталина. До сих пор доступные исследования, как правило, посвящены судьбам отдельных разведчиков или эпизодам разведывательной работы. Любые общие вопросы истории советской разведки все еще остаются в тени.

Ныне стало известно, что в СССР разведывательной деятельностью занимались минимум 5 ведомств — наркомат обороны (НКО), наркомат военно-морского флота (НК ВМФ), наркомат внутренних дел (НКВД) (с февраля 1941 г. наркомат государственной безопасности (НКГБ)), наркомат иностранных дел (НКИД) и Коминтерн. В их деятельности имелась своя специфика, а история их разведок известна лишь в самых общих чертах. Военная разведка, созданная в 1918 г., после череды организационных изменений с 1939г. называлась 5-м управлением НКО, начальником которого с апреля стал комдив И.И. Проскуров. Судьба этого человека известна недостаточно, даже по вопросу о времени его отставки с поста начальника военной разведки в литературе имеются разногласия. Так, Л.А. Безыменский и А.Г. Павлов пишут, что это произошло в июле, а И.В. Успенский — что в мае 1940 г. 26 июля 1940 г. 5-е управление НКО в качестве Разведуправления было включено в состав Генерального штаба и его начальником назначен генерал-лейтенант Ф.И. Голиков, ставший одновременно заместителем начальника Генерального штаба. Разведка НКВД, созданная в 1920г., также претерпела ряд организационных изменений и с июля 1939 г. называлась 5-м отделом Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД, а с февраля 1941 г. была преобразована в 1-е управление только что созданного НКГБ. Руководителем этой разведслужбы с мая 1939г. был П.М. Фитин. Военно-морской разведкой занималось 1-е управление НК ВМФ, которое накануне войны было включено в структуру Главного Морского штаба. Его начальником был контрадмирал Н.И. Зуйков [3].

Довольно распространенной в историографии является версия о кризисе разведки в период репрессий 1937—1938 гг., но, к сожалению, этот вопрос все еще не достаточно исследован. П.А, Судоплатов отмечает, что хотя разведке был нанесен ущерб в связи с устранением многих опытных работников, контакты с агентами в основном были сохранены и в 1940 -1941 гг. еще больше расширились. Созданные в 30-е гг. разведгруппы и каналы получения информации продолжали исправно функционировать. Правда, с ноября 1938 по март 1939 г. поступление развединформации резко сократилось, потом же положение вновь стабилизировалось [4], но неясно, на каком уровне. Видимо, в большей степени репрессии сказались на судьбах советских нелегальных агентов за границей, многие из которых были отозваны в Москву и репрессированы. Оценить же состояние центрального аппарата разведорганов из-за отсутствия необходимых материалов не представляется возможным.

Советская разведка добывала сведения не только через агентов и информаторов, но и посредством радиоразведывательной деятельности, которая, по оценке К. Эндрю и О. Гордиевского, осуществлялась на очень высоком уровне. Существовавшее в 30-е гг. совместное подразделение радиоразведки НКВД и НКО осенью 1938 г. было расформировано. Специалисты по радиоразведке НКВД занялись перехватом и дешифровкой дипломатической документации иностранных посольств в Москве. В феврале 1941 г. группа дешифровки вошла в состав 5-го (шифровального) управления НКГБ, ее серьезным успехом стала дешифровка японских дипломатических кодов [5].

Деятельность аналогичного подразделения военной разведки не отражена в доступной литературе. К. Эндрю и О. Гордиевский, ссылаясь нa официальный источник, пишут, что подразделения войсковой радиоразведки — радиобатальоны-СПЕЦНАЗ — были созданы в конце 1942 г. Однако радиодивизионы особого назначения (ОСНАЗ) существовали еще до войны. Например, в октябре 1939 г. в составе Украинского фронта имелось 4 радиодивизиона ОСНАЗ (368-й, 370-й, 372-й, 592-й), которые были развернуты в приграничной полосе от Любомля до Карпат и занимались радиоперехватом на территории Южной Польши. В советском гарнизоне в Приенай (Литва) в ноябре 1939 г. был развернут разведпункт 363-го радиодивизиона ОСНАЗ, входящего в состав Белорусского фронта и осуществлявшего разведку на территории Восточной Пруссии и северо-восточное Варшавы. Такие же радиодивизионы имелись и в других приграничных округах. К началу Великой Отечественной войны существовало 16 радиодивизионов ОСНАЗ. Кроме того, имелась радиобригада Главного Командования в составе 6 радиодивизионов и радиополка, которая вела радиоразведку в более чем 1000-км полосе [6]. К сожалению, материалы о результатах деятельности этих частей не публиковались. Из доступных документов следует, что они занимались радиоперехватом, пеленгацией штабов войск противника, прослушиванием телефонных разговоров и постановкой радиопомех в приграничной полосе; их деятельностью руководило Разведуправление через разведывательные отделы военных округов.

Имеющиеся в отечественной историографии данные о состоянии советской разведки накануне войны слишком фрагментарны. Несколько больше известно о результатах деятельности разведорганов. Правда, анализ документальных публикаций последних лет свидетельствует об их определенной тенденциозности. Как правило, подбираются те документы, которые содержат сведения, подтвержденные последующими событиями и послевоенными исследованиями. Опубликованные разведдонесения служат иллюстрацией тезиса о том, что разведка честно делала свое дело. Эти материалы в свое время появились для подтверждения версии о вине Сталина, не реагировавшего на тревожные донесения, и до сих пор используются для этой цели. Однако в момент получения этих данных все было не столь однозначно. Трудно не согласиться с П.А. Судоплатовым, который пишет, что «руководство страны не смогло правильно оценить полученную по разведывательным каналам информацию, но надо сначала разобраться с вопросом, что представляла собою эта информация» [7]. В историографии отсутствуют исследования самих разведданных с точки зрения их достоверности и объективности, а выборочная публикация искажает картину предвоенных разведывательных материалов, так как менее достоверные сведения остаются неизвестными. Кроме того, и опубликованные материалы далеко не всегда соответствовали действительности и содержали взаимоисключающую информацию. Поэтому прежде всего следует оценить имеющиеся в нашем распоряжении разведданные с точки зрения их достоверности.

В литературе можно встретить утверждения, что «материал об основных положениях плана «Барбаросса», утвержденного Гитлером 18 декабря 1940г., уже через неделю был передан военной разведкой в Москву» [8]. К сожалению, это не соответствует действительности. 29 декабря 1940г. советский военный атташе в Берлине генерал-майор В.И.Тупиков доложил в Москву о том, что «Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР. Война будет объявлена в марте 1941 года. Дано задание о проверке и уточнении этих сведений». Естественно, что, получив это донесение, Москва потребовала «более внятного освещения вопроса». 4 января 1941 г. из Берлина пришло подтверждение достоверности этой информации, основанной «не на слухах, а на специальном приказе Гитлера, который является сугубо секретным и о котором известно очень немногим лицам». Однако источник сам не видел этого документа, и в его сообщении содержались следующие сведения: «Подготовка наступления против СССР началась много раньше, но одно время была несколько приостановлена, так как немцы просчитались с сопротивлением Англии. Немцы рассчитывают весной Англию поставить на колени и освободить себе руки на востоке». К тому же в повторном сообщении речь шла уже не о марте, а о весне 1941 г. [9]

Сам по себе этот факт является крупной удачей советской разведки, но следует отметить, что эта информация была неточна. 18 декабря Гитлер не отдавал приказа о подготовке войны с СССР (он сделал это еще в июне — июле 1940 г.), а подписал стратегический план войны с СССР— основной документ дальнейшего военного планирования. Сведения о возможном начале войны в марте 1941 г. после вывода из войны Англии были безусловной дезинформацией, так как в директиве № 21 «Барбаросса» был указан примерный срок завершения военных приготовлений — 15 мая 1941 г. и подчеркивалось, что СССР должен быть разгромлен «еще до того, как будет закончена война против Англии» [10]. Таким образом, советской разведке удалось получить сведения о том, что Гитлер принял какое-то решение, связанное с советско-германскими отношениями, но его точное содержание осталось неизвестным, как и кодовое слово «Барбаросса». Поэтому более правы авторы, просто пересказывающие донесение советского военного атташе.

Имеющиеся материалы не подтверждают версию о том, что советской разведке «удалось раскрыть замысел германского командования» и «своевременно вскрыть политические и стратегические замыслы Германии» [11]. Как правило, для обоснования этой версии цитируют те положения доклада начальника Разведуправления от 20 марта 1941 г. «Высказывания, оргмероприятия и варианты боевых действий германской армии против СССР», где сказано, что «из наиболее вероятных военных действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания следующие: Вариант № 3, по данным... на февраль 1941 года «...для наступления на СССР, написано в сообщении, создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта — в направлении Москвы и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба — в направлении Киева. Начало наступления на СССР — ориентировочно 20 мая»«. Далее со ссылкой на донесение военного атташе указывалось, что «начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года».

Правда, при этом забывают о выводах, которые сделаны в этом докладе: «1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира. 2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки». Как правило, исследователи вслед за Г.К. Жуковым осуждают Голикова, лишь В. Сахаров отмечает, что вывод о том, что весной войны не будет, оказался совершенно правильным [12]. Ныне, когда этот доклад опубликован, стало ясно, что он представляет собой подборку имевшихся разведданных. При этом составители документа отмечали, что «большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 года, исходит из англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несомненно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией», хотя и признавали необходимость учета некоторых сведений.

Приведенные в докладе материалы давали слишком мозаичную и противоречивую картину, а сведения об англо-германских переговорах, казалось бы, подтверждали вышеприведенный вывод Голикова [13]. Зная дальнейшее развитие событий, современные исследователи могут точно указать, какие сведения соответствовали действительности, а какие — нет, но в момент составления этого документа советская разведка не обладала такими знаниями и в меру своих возможностей старалась из всего потока информации выявить достоверную.

До 1998 г. исследователи были вынуждены пользоваться цитатами из мемуаров Жукова, который почему-то забыл упомянуть, что, когда в 1965 г. этот документ ему показал В.А. Анфилов, маршал заявил, что впервые его видит, поскольку Голиков «не подчинялся мне» и «докладывал непосредственно Сталину, а иногда и Тимошенко. Но об этом документе он, по-видимому, наркома не информировал, потому что тот делился со мной основными сведениями разведки, полученными от Голикова» [14]. Довольно странное заявление, если учесть, что Голиков был заместителем начальника Генерального штаба и в силу своего служебного положения был вполне подотчетен Жукову. Кроме того, как отмечает П.И. Ивашутин, «тексты почти всех документов и [300] радиограмм, касающихся военных приготовлений Германии и сроков нападения, докладывались регулярно по следующему списку: Сталину (2 экземпляра), Молотову, Берии, Ворошилову, наркому обороны и начальнику Генерального штаба» [15]. Доклад от 20 марта 1941 г. также был направлен Сталину, Молотову и Тимошенко [16]. Помимо этого, будучи структурным подразделением Генерального штаба, Разведуправление регулярно доводило до сведения начальников других подразделений наиболее важную информацию о потенциальных противниках.

Возвращаясь к приведенной цитате из доклада Голикова, следует отметить, что эта информация отразилась в телеграмме английского посла в Москве С. Криппса в Лондон от 24 марта 1941 г. Среди прочего в ней отмечалось, что «вторжение будет осуществлено тремя большими армиями: первой, базирующейся в Варшаве под командованием Бека (? — М.М.), второй, базирующейся в Кенигсберге, третьей, базирующейся в Кракове под командованием Листа». В Лондоне эту информацию расценили как часть «войны нервов» против России, чтобы заставить ее еще теснее объединиться с Германией, «а соответственно, данная информация распространяется с целью заставить советское правительство с помощью угроз заключить с Германией союз» [17]. Как видим, оценки в Москве и Лондоне совпали.

В литературе часто цитируется докладная записка наркома ВМФ адмирала Н.Г. Кузнецова от 6 мая с сообщением военно-морского атташе в Берлине со слов немецкого офицера, что «немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах». «Полагаю, — делал вывод Кузнецов, — что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы дошли до нашего Правительства и проверить, как на это будет реагировать СССР». Авторы, считающие, что эти сведения «имели исключительную ценность», а выводы наркома их дезавуировали, не желают признать, что это сообщение, как справедливо показал В. Сахаров, было дезинформацией, и вывод адмирала был совершенно правилен. Ныне, когда этот документ опубликован полностью, выяснилось, что сведения были получены от советского подданного Бозера, которому они стали известны со слов германского офицера, причем «попытка выяснить первоисточник сведений и расширить эту информацию пока результатов не дала, т.к. Бозер от этого уклонился. Работа с ним и проверка сведений продолжаются». Следовательно, вывод адмирала был вполне обоснован [18].

В итоге советской разведке не удалось раскрыть стратегический замысел германского, командования. Сведения о направлениях наступления вермахта были слишком противоречивы и далеко не всегда соответствовали действительности. Готовясь к использованию основных сил в Белоруссии, германское командование было заинтересовано в ослаблении противостоящей группировки Красной Армии. Для этого распространялись слухи о возможном ударе по Украине или Прибалтике. Более того, советская разведка не имела точных сведений о возможном характере боевых действий против СССР. Как отмечает П.А. Судоплатов, все предвоенные оценки исходили из идеи затяжной войны, тогда как Германия делала ставку на «блицкриг» [19]. Причем эта уверенность Москвы поддерживалась поступающей развединформацией.

Одной из целей советской разведки накануне войны было выявление военных приготовлений Германии, сосредоточения войск на границах СССР и определение их количества. Опубликованные в последние годы материалы позволяют в целом проследить результаты этой работы.

В работе советской разведки большую роль играли оценочные данные о германском военном потенциале. К сожалению, они, как правило, были значительно завышены. Так, в конце 1938 г., по оценке Разведуправления, вермахт располагал 7 300 танками и 5 160 самолетами. В действительности на 1 сентября 1939 г., т.е. спустя 8 месяцев, германские вооруженные силы насчитывали 3 474 танка и 4 288 самолета. Ставшие основой дальнейших расчетов, эти завышенные оценки постоянно возрастали. Так, по последующим оценкам, самолетный парк германских ВВС достиг к октябрю 1939 г. 5 500—6 000 самолетов, хотя в реальности на 1 октября люфтваффе насчитывали всего 4 756 самолетов. Производственные же мощности германской авиапромышленности, наоборот, занижались. Например, среднемесячная производительность в 1939 г. по этим оценкам составляла 330— 350 самолетов, вместо действительных 690 самолетов [20].

В марте 1940 г. появились новые оценки германских ВВС, которые исходили из расчета, что на 1 сентября 1939 г. германский самолетный парк составлял 13 900 самолетов и оставался таковым до лета 1940 г., поскольку ежемесячное производство 600—700 самолетов восполняло потери. В реальности в ВВС Германии на 1 мая 1940 г. насчитывалось 5 895 самолетов, а среднемесячное производство в 1940 г. составляло 902 самолета [21]. Оценивая развитие вооруженных сил Германии, Разведуправление в докладе от 11 марта 1941 г. отмечало, что она способна ежегодно производить 25— 30 тыс. самолетов и 18—20 тыс. танков. На самом деле эти показатели были достигнуты по самолетам в 1943 г. (произведено 24,8 тыс.), а по танкам в 1944г. (произведено 18,3 тыс.) [22].

Столь же завышенными были и оценки германских вооруженных сил, причем активные боевые действия Германии в Скандинавии и Западной Европе способствовали еще большему их увеличению. Результаты деятельности советской разведки по установлению численности германских вооруженных сил представлены в таблице 22 (цифры в скобках — реальное положение).

Согласно общей оценке на 1 марта 1941 г., в вермахте насчитывалось 8 млн. человек, 260—270 дивизий (221 пехотная, 22 танковые, 20 моторизованных), 11—12 тыс. танков, свыше 52 тыс. орудий, ВВС были объединены в 5 воздушных флотов и имели на вооружении 20 700 самолетов. В действительности вермахт насчитывал б 954 тыс. человек (на 15 марта) и располагал на 1 марта 175 дивизиями, 5 008 танками, 33 189 орудиями (на 1 апреля), а ВВС насчитывали 5 259 самолетов (на 22 февраля) [23].

Таблица 22. Оценка боевого состава и численности вермахта [24]

Дата

Дивизии

Численность (тыс. чел.)

1 марта 1940 г.

190 (116)

15 апреля 1940 г.

200 (123)

7000 (5367)

15 июня 1940 г.

235 (157)

8000 (5765)

1 октября 1940 г.

255 (156)

15 марта 1941 г.

265 (191)

8000 (6954)

31 мая 1941 г.

290 (206)

С октября 1939 г. советская разведка занялась выявлением германской военной группировки у советских границ. Было установлено, что с окончанием активных боев в Польше германское командование начало переброску войск на Западный фронт. К сожалению, сведений о разведданных, отражающих численность германских войск на Востоке осенью 1939 г. — зимой 1940 г., не публиковалось, поэтому эффективность разведработы неясна. Германские силы в Польше и Восточной Пруссии оценивались в марте 1940 г. в 32 дивизии, тогда как в реальности их имелось всего 10, а на конец мая 1940 г. в 20 пехотных и 2 танковые дивизии, хотя в действительности там находилось всего 7 пехотных дивизий [25]. Советская разведка верно указывала на переброску войск с Востока на Запад, но завышала количество дивизий. По оценке Разведуправления, из действовавших на Западе 170—180 дивизий в период с 25 июня по 1 августа 1940 г. 70—80 из них были рассредоточены по Центральной Европе. На Восток было переброшено 30—40 дивизий, а дислокация войск в Германии была неизвестна. В действительности на Восток было переброшено лишь 15 дивизий [26]. Таким образом, советская разведка правильно определила переброску войск на Восток после окончания боев на Западном фронте, но преувеличивала их численность.

Каких-либо опасений в связи с этими перебросками в имеющихся документах не просматривается. Тем более что 9 июля 1940 г. германский военный атташе в Москве уведомил заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии о предстоящей передислокации и организационных мероприятиях в вермахте [27]. Например, в разведсводке разведотдела штаба Киевского Особого военного округа (КОВО) № 20 (20—31 июля 1940 г.) делался следующий вывод: «Прибытие германских войск в пределы генерал-губернаторства объясняется, с одной стороны, стремлением Германии усилить свою восточную границу, поскольку она была значительно ослаблена в период решительных операций на Западе, с другой — необходимостью размещения войск, освободившихся после заключения перемирия с Францией, на территориях, более богатых продовольственными ресурсами. Переброска германских войск на территорию бывшей Польши, начиная с 20 июля, значительно сократилась по сравнению с первой половиной июля. Вместе с прибывшими войсками численность германских войск на территории генерал-губернаторства составляет 35 дивизий» [28].

В имеющихся материалах наблюдается определенное расхождение в оценке германских войск на Востоке. Так, по сведениям НКВД, на 16 июля 1940 г. имелось 40 пехотных и 2 танковые дивизии, а по данным Разведотдела штаба Западного Особого военного округа (ЗапОВО) — 28 пехотных. На 23 июля Разведотдел штаба КСУВО оценивал германскую группировку в 50 пехотных дивизий, 2 танковые бригады и 2 танковых полка, разведка НКВД — в 50 пехотных и 4 танковые дивизии, а Разведотдел штаба ЗапОВО — в 40 пехотных дивизии и 5 танковых бригад. По одним сведениям на 1 августа 1940 г. на территории Польши и Восточной Пруссии было 41 пехотная, 1 танковая и 1 кавалерийская дивизии, а по другим — на 8 августа там находилось 54 пехотные, 6 танковых и 2 кавалерийские дивизии [29]. Почему возникли эти разночтения и каким образом они повлияли на оценку германской группировки на Востоке, к сожалению, остается неизвестным.

Германские войска пока имели на Востоке оборонительные задачи и занимались инженерным оборудованием будущего театра военных действий [30]. Советская разведка внимательно следила за этими работами, причем они не вызывали никаких опасений. По ее сведениям, фортификационные сооружения на территории восточнее Вислы устарели, а частично были разрушены в 1914—1918 и 1939гг. «Все эти старые укрепления не могут являться серьезным препятствием для наступающих с востока войск без значительной модернизации», поэтому немцы и начали строить оборонительные сооружения в приграничной полосе. В начале сентября 1940г. Разведотдел штаба КОВО сделал заключение, что «возводимые укрепления по р. Висла показывают, что р. Висла, вероятно, будет вторым оборонительным рубежом на территории генерал-губернаторства» [31].

Сопоставление разведданных о численности германских войск, развернутых у советских границ, с действительными данными (см. таблицы 23—24, цифры в скобках — реальное положение) показывает, что, правильно вскрыв факт переброски германских войск к границе СССР, советская разведка не располагала точными сведениями о количестве сосредоточенных войск и в своих оценках исходила из завышенных сведений об общей численности вермахта [32].

Таблица 23. Оценка численности германских войск на границе с СССР

Дивизии

23.07.40

1.10.40

1.11.40

4.04.41

15.05.41

1.06.41

Пехотные

50(22)

70(25)

78(25)

70(43)

93 (66)

94(79)

Танковые

1(0)

8(3)

5(6)

7(3)

13(3)

14(3)

Моторизованные

0(0)

5(1)

5(0)

6(0)

12(1)

13(1)

Кавалерийские

0(0)

6(1)

0(1)

0(1)

1(1)

1(1)

Всего

51 (22)

89(30)

88(32)

84(47)

119(71)

122(84)


Таблица 24. Оценка численности германских войск по направлениям

Дата

Дивизии

Пехотные

Танковые

Моторизованные

Кавалерийские

Всего

Группа армий «Север»

1.10.40

17(6)

3(2)

2(0)

2(0)

24(8)

1.11.40

16(6)

0(2)

0(0)

0(0)

16(8)

15.05.41

19(15)

2(2)

3(0)

0(0)

24(17)

1.06.41

19(19)

2(2)

3(0)

0(0)

24(21)

Группа армий 'Центр»*

1.10.40

23(9)

2(2)

1(1)

2(1)

28(13)

1.11.40

34(8)

2(0)

1 (0)

0(1)

37 (9)

15.05.41

24 (27)

4(1)

1 (1)

1 (1)

30 (30)

1.06.41

24 (32)

4(1)

1(1)

1 (1)

30 (35)

Группа армий «Юг»

1.10.40

24(10)

3(1)

2(1)

1(0)

30(12)

1.11.40

28(11)

3(2)

4(0)

0(0)

35(13)

15.05.41

35 (22)

7(0)

8(0)

0(0)

50 (22)

1.06.41

36 (28)

8(0)

9(0)

0(0)

53 (28)

«С первой половины октября начинается постепенное ослабление сосредоточения германских войск на наших границах за счет перебросок их на Балканы (Румыния), а также в Венгрию и Словакию...»— сообщал 5-й отдел ГУГБ НКВД 6 ноября 1940г. Схожий вывод сделал и Разведотдел штаба КОВО, отметив, что усиленная переброска войск в Польшу в сентябре сменилась в ноябре их переброской в Румынию [33]. Это привело к сокращению количества германских войск на границах СССР. К сожалению, разведданных с оценками германской группировки на Востоке в ноябре 1940— марте 1941 г. не публиковалось, поэтому невозможно их сопоставить с действительным положением. Доступные документы относятся к периоду с апреля 1941 г. до начала войны. К ним и обратимся.

Но сначала следует сказать о воспоминаниях В.А. Новобранца о его работе в Разведуправлении в 1940—1941 гг., которые довольно широко используются в новейшей отечественной историографии для подтверждения тезиса о честных разведчиках и руководителях-конъюнктурщиках. Особенно часто встречаются ссылки на утверждения мемуариста, что разведсводка по Западу № 8 от декабря 1940 г. содержала сведения о 110 германских дивизиях (из них 11 танковых), развернутых у наших границ. При этом никто не обратил внимания на то, что ранее автор пишет, что в этой группировке на рубеже 1940—1941 гг. было 70 дивизий. Из текста следует, что в декабре 1940 г. Новобранец не был исполняющим обязанности начальника Информационного отдела и не мог готовить эту сводку по Западу, поскольку являлся заместителем начальника отдела по Востоку и занимался оценкой вероятных противников в Азии. Кроме того, разведсводка № 8 содержала сведения о группировке германских войск на 15 ноября 1940 г. и вряд ли серьезно отличалась от приведенной оценки на 1 ноября [34]. Вероятно, в Разведуправлении были расхождения в оценке численности германской группировки на Востоке, и Новобранец, если он вообще занимал указанную должность, мог придерживаться отличных от мнения руководства взглядов, за что, видимо, и был снят с должности, но не в начале мая, как он уверяет, а в начале апреля 1941 г., что подтверждается документами. Эти разногласия могли иметь место в марте 1941 г., на что косвенно указывают сам мемуарист и приводимая А. Г. Хорьковым оценка германской группировки у границ СССР на 25 марта 1941 г. в 120 дивизий, которая была пересмотрена уже через 10 дней [35].

Советская разведка смогла обнаружить в феврале-марте 1941 г. новую переброску германских войск на Восток, куда, по ее данным, прибыло б пехотных и 3 танковые дивизии. В действительности с 20 февраля по 15 марта 1941 г. на Восток было передислоцировано 7 пехотных дивизий, и их количество увеличилось с 26 в феврале до 33 на 15 марта. 16 апреля Разведуправление докладывало о перебросках 3 пехотных и 2 моторизованных германских дивизий в первой половине апреля, что привело к увеличению группировки в Восточной Пруссии и Польше до 78 дивизий. Вновь правильно отметив факт переброски войск, Разведуправление сообщало неверные данные. В действительности с 16 марта по 10 апреля на Восток были передислоцированы 18 пехотных и 1 танковая дивизии, что увеличило общее число германских войск до 52 дивизий. От внимания советской разведки не ускользнуло сосредоточение в январе — первой половине апреля 1941 г. 6 995 вагонов боеприпасов и 993 вагонов горючего на Востоке.

Разведуправление вновь верно отмечало перегруппировку германских войск в конце апреля — начале мая 1941 г., что вело к усилению группировок у границ СССР, а также в Африке, на Ближнем Востоке и в Норвегии. Как отмечалось в спецсообщении Разведуправления от 5 мая, «сущность перегруппировок немецких войск, производившихся во второй половине апреля, после успешного завершения балканской кампании и до настоящего времени сводится: 1. К усилению группировки против СССР на протяжении всей западной и юго-западной границы, включая Румынию, а также в Финляндии. 2. К дальнейшему развитию операций против Англии через Ближний Восток (Турция и Ирак), Испанию и Северную Африку. 3. К усилению немецких войск в Скандинавии, где они могут быть использованы с территории Норвегии против Англии, Швеции и СССР...»

На 25 апреля Разведуправление оценивало группировку вермахта на Востоке в 95-100 дивизий, на 5 мая — в 103-107. По имевшимся данным, войска из Югославии возвращались в Протекторат, где воссоздавалась группировка из 10 дивизий. Докладывая эту информацию, Разведуправление делало следующий вывод: «1. За два месяца количество немецких дивизий в приграничной зоне против СССР увеличилось на 37 дивизий (с 70 до 107). Из них число танковых дивизий возросло с б до 12 дивизий. С румынской и венгерской армиями это составит около 130 дивизий. 2. Необходимо считаться с дальнейшим усилением немецкого сосредоточения против СССР за счет освободившихся войск в Югославии с их группировкой в районе Протектората и на территории Румынии. 3. Вероятно дальнейшее усиление немецких войск на территории Норвегии, северо-норвежская группировка которых в перспективе может быть использована против СССР через Финляндию и морем. 4. Наличные силы немецких войск для действий на Ближнем Востоке к данному времени выражаются в 40 дивизиях, из которых 25 в Греции и 15 в Болгарии. В этих же целях сосредоточено до двух парашютных дивизий с вероятным их использованием в Ираке» [36]. Как видим, констатация факта сосредоточения германских войск на Востоке сопровождается ожиданием действий Германии на Ближнем Востоке, а не нападением на СССР.

По данным Разведуправления, в германских ВВС имелось 8-10 парашютно-десантных дивизий, из которых 1-2 находились в Греции, 5-6 — на севере Франции и в Бельгии, 2 — в Германии. К сожалению, это была германская дезинформация, распространяемая в соответствии с директивой от 15 февраля 1941 г., в которой указывалось, что «особо важное значение имеет распространение дезинформационных сведений об авиационном корпусе, которые бы свидетельствовали о намерении использовать его против Англии». В действительности в ВВС имелась лишь 7-я воздушно-десантная дивизия, а 22-я пехотная дивизия сухопутных войск считалась авиапосадочной. Докладывая эти данные, Разведуправление делало вывод, что «увеличение германских войск на границе с СССР продолжается. Основными районами сосредоточения является: южная часть генерал-губернаторства, Словакия и северная часть Молдавии» [37].

31 мая 1941 г. Разведуправление представило очередной доклад о группировке вермахта на 1 июня, в котором отмечалось, что переброски войск после Балканской кампании на другие ТВД в основном завершены. Считалось, что против СССР было развернуто 120-122 германские дивизии, 44-48 находились в резерве на территории Германии, а 122—126 было развернуто против Англии. Эти данные завершались констатацией: «Что касается фронта против Англии, то немецкое командование, имея уже в данное время необходимые силы для развития действий на Ближнем Востоке и против Египта (29 дивизий, считая Грецию с островом Крит, Италию и Африку), в то же время довольно быстро восстанавливает свою группировку на Западе, продолжая одновременно переброску в Норвегию (из порта Штеттин), имея в перспективе осуществление главной операции против английских островов» [38]. Советская разведка предполагала наличие у границ СССР штабов двух групп армий и шести армий, хотя в действительности к 1 июня там находились штабы трех групп армий, семи армий и трех танковых групп вермахта. Эти данные вошли в очередную разведсводку по Западу № 5, которая 4 июня была сдана в производство, а 23 июня подписана в печать [39]. Только к вечеру 21 июня состав германской группировки у границ СССР приблизительно совпал с оценками Разведуправления. Германия развернула для вторжения три группы армий, 7 армий и 4 танковые группы, в которых насчитывалось 123 дивизии, 2 бригады и 1 пехотный полк, еще 4 дивизии находились в Северной Норвегии [40].

Кроме того, следует обратить внимание на ставшие доступными документы советского военного планирования, в которых оценивалась вероятная численность германских войск для войны с СССР. Так, в документах от июля и 18 сентября 1940 г. отмечалось, что Германия развернет для войны с СССР до 173 дивизий (140 пехотных, 15-17 танковых, 8 моторизованных, 5 легких и 3 авиадесантные). В документе от 11 марта 1941 г. эта оценка возросла до 200 дивизий (165 пехотных, 20 танковых и 15 моторизованных), а согласно документу от 15 мая ожидалось развертывание 180 дивизий (137 пехотных, 19 танковых, 15 моторизованных, 4 кавалерийские и 5 авиадесантных) [41]. Эти расчеты были чрезмерно завышены, а их сопоставление с оценкой германской группировки у советских границ показывало, что процесс сосредоточения вермахта для войны с СССР еще далек от завершения. Как уже отмечалось, по сведениям Разведуправления, на 1 июня на Востоке было сосредоточено всего 41,6% германских дивизий, а против Англии — 42,6%. Исходя из этих показателей, никто в Москве не стал бы делать вывод о завершении подготовки удара по СССР. На самом деле к 21 июня против СССР было развернуто 62% дивизий вермахта.

Таким образом, советской разведке не удалось достоверно установить состав вооруженных сил Германии и их группировку на Востоке, что затрудняло оценку угрозы Советскому Союзу.

Состояние войсковой разведки западных приграничных округов накануне войны показано в работе А. Прановича. Агентурная разведка была слабо укомплектована подготовленными кадрами, агентов вербовали из местных жителей, большинство из которых не имело доступа к важным сведениям, а их донесения доставлялись курьерами, что вело к потере времени. Агенты не готовились к работе в условиях войны или к диверсиям, поскольку считалось, что война будет вестись на территории противника. Германской контрразведке удалось ограничить утечку информации, ужесточив контроль на границе. Воздушную разведку осуществляли 10 разведывательных авиаполков, имевших всего 157 самолетов, и из-за нехватки фототехники и подготовленных специалистов ее эффективность была невысока. Только в мае 1941 г. было решено к 1 июля укомплектовать авиаполки квалифицированным летным составом и на 50% самолетами СБ. Войсковая и радиоразведка, будучи не укомплектованными опытными кадрами и техникой, действовали неэффективно. Агентурная разведка пограничных войск лишь с 24 мая 1941 г. была ориентирована на выявление подготовки Германии к войне против СССР. Разведорганы округов не привлекались для подготовки планов прикрытия, взаимодействие всех видов разведки было налажено слабо, как и обмен информацией между разными ведомствами. Отсутствие агентов в штабах противника не позволяло добывать документы о планах Германии, этого не произошло даже тогда, когда 18 июня германское командование уведомило о предстоящем вторжении командный состав, до роты включительно. Низкая эффективность разведки приграничных военных округов не позволяла командованию видеть четкую картину ситуации и делать соответствующие выводы. Зачастую штабы округов ничего не знали о противостоящих группировках противника, что, естественно, сказалось на ходе боевых действий Красной Армии в условиях стратегически внезапного нападения [42].

К сожалению, этот вывод подтверждают доступные документы разведотделов штабов приграничных округов, опровергающие версию о том, что на местах четко представляли складывавшуюся ситуацию. Так, Разведотдел штаба Прибалтийского Особого военного округа (ПрибОВО) в сводке № 02 от 21 июня 1941 г., в которой отмечалось дальнейшее выдвижение германских войск к границе, делал следующие выводы: «1. Продолжается сосредоточение немецких войск к госгранице и из глубины в районы Восточной Пруссии. 2. Общая группировка войск продолжает оставаться в прежних районах. 3. Требуется установить достоверность дислокации в г. Кенигсберг штаба 3-го ак, штаба 1-й армии (нашими данными в течение продолжительного времени отмечался штаб 18-й армии. Данных о его убытии не поступало). Продолжают ли оставаться части, не указанные в этой сводке, ранее нами отмечаемые?»(так в тексте. — М.M.) [43].

Разведотдел штаба ЗапОВО в разведсводке от 21 июня 1941 г., в которой противостоящая германская группировка определялась в 45—46 дивизий, сделал заключение: «1. По имеющимся данным основная часть немецкой армии в полосе против Западного ОВО заняла исходное положение. 2. На всех направлениях отмечается подтягивание частей и средств усиления к границе. 3. Всеми средствами разведки проверяется расположение войск у границы и в глубине» [44].

Разведотдел штаба КО ВО в сводке № 3 от 20 июня 1941 г. констатировал: «1. Движение немецких войск к нашим границам подтверждается различными источниками, главная масса прибывающих войск концентрируется на томашов-сандомирском направлении севернее Таневских лесов. [...] 3. Данные о нумерации армий требуют проверки и уточнения, но наличие двух штабов армий на люблинском и томашов-сандомирском направлениях вполне возможны. 4. Замена ранее находившихся частей на краковском направлении заслуживает внимания, тем более что вновь прибывшие части относятся к менее устойчивым частям германской армии. 5. Крупное движение всех родов войск и транспорта южнее Томашов преследует какую-то демонстративную цель или связано с проводимыми учениями» [45].

К чему привело заблуждение в оценках, видно на примере боевых действий Юго-Западного и Южного фронтов, силы которых превосходили войска противника. В работе А.А. Гурова о действиях Юго-Западного фронта в начале войны отмечается, что «штаб КОВО в целом выявил сосредоточение войск противника. Однако разведка не сумела определить его главную группировку», что «в дальнейшем отрицательно повлияло на ход боевых действий». К тому же, как видно из приводимого автором материала, разведка КОВО не точно определила и общую численность войск противника, что не позволяло верно оценить грозящую опасность [46]. Еще более неблагоприятно разведывательные оценки повлияли на действия войск Южного фронта. На 2 июля 1941 г. численность группировки противника в районе Стефанешты была определена в 9—10 дивизий, (в том числе 5-6 танковых и моторизованных), хотя в действительности там находилось всего 5 пехотных дивизий и 5 бригад (в том числе танковая). Разведка предполагала наличие в этом районе 900—960 танков вместо имевшихся там 60. Эти сведения повлекли неправильное предположение о направления возможного удара противника, а неправильная общая оценка его сил перед Южным фронтом в 40 пехотных и 13 танковых и моторизованных дивизий вызвала решение на отвод советских войск к Днестру. Авторы справедливо указывают, что невысокая эффективность действий войск Южного фронта вызвана ошибками разведки, которая не проясняла, а искажала реальную обстановку [47].

В литературе утверждается, что большую ценность представляли сообщения из Берлина источников «Старшина» и «Корсиканец», передавших советской разведке обширную и достоверную информацию о военных приготовлениях Германии [48].

Действительно, в опубликованных донесениях содержится немало любопытных и важных сведений, но эти люди не имели доступа к секретным документам, и поэтому их сведения о наиболее важном вопросе — сроке нападения на СССР— были противоречивыми, что значительно снижало ценность и прочей информации. Особенно нагляден в этом отношении «Календарь сообщений «Корсиканца» и «Старшины» о подготовке Германии к войне с СССР за период с 6 сентября 1940 г. по 16 июня 1941 г.» [49]

Сообщая 20 марта 1941 г. о подготовке к войне с СССР, «Старшина» отметил, что «имеется лишь 50% шансов за то, что это выступление произойдет, все это вообще может оказаться блефом». 14 апреля 1941 г., по их данным, перед началом войны, которая может начаться после поражения Югославии и Греции, следует ожидать германского ультиматума. 24 апреля они сообщили, что акция против СССР уступила место удару на Ближнем Востоке, а 30 апреля, что окончательно решено начать войну с СССР. 1 мая поступила информация о готовящемся германском ультиматуме с целью прояснить отношения с СССР до решительных операций на Ближнем Востоке, а 14 мая последовало сообщение, что нападение на СССР отложено. 11 мая они передали, что предъявлению ультиматума будет предшествовать «война нервов» для деморализации СССР. 9 июня источники вновь сообщили об ожидаемом германском ультиматуме и о том, что решение о нападении на СССР отложено до середины июня, 11 июня поступило сообщение, что решение принято, а 16 июня — что все готово к нападению. Последовательность донесений позволяет понять раздражение Сталина, отразившееся в его очень грубой резолюции на имя наркома госбезопасности на последнем из них: «Т-щу Меркулову. Можете послать ваш «источник» из штаба герм. авиации к еб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор» [50]. Конечно, теперь-то мы знаем, что их сообщения от 11 и 16 июня содержали наиболее важную информацию о нападении на СССР, но это противоречило их же недавним донесениям, что, естественно, затрудняло оценку ситуации в июне 1941 г.

Вплоть до германского нападения в сводках разведки НКГБ не было сделано вывода о непосредственной угрозе войны. Так, в сводке № 1510 от 20 июня 1941 г. отмечалось, что «продолжаются переброски войск из Франции и Греции в направлении на Люблин, Брест и Восточную Пруссию. Отмечены санитарные и бензозаправочные автоколонны», а в приграничной полосе было «официально объявлено о том, что на днях будут проводиться большие маневры германской армии, в связи с чем население призывается к соблюдению спокойствия» [51]. Также как и военная разведка, разведка НКГБ верно установила факт сосредоточения германских войск, но не смогла определить его цели.

Как справедливо отмечает ряд авторов, это было результатом стремления германского командования скрыть свои военные приготовления на Востоке [52]. Для этого велась систематическая и целенаправленная дезинформация по всем возможным каналам. Так, в Указаниях ОКВ от 6 сентября 1940 г. по контрразведке и разведке указывалось, что «Россия должна понять, что в генерал-губернаторстве, в восточных провинциях и в Протекторате находятся сильные и боеспособные немецкие войска». Следовало «1. Маскировать общую численность немецких войск на Востоке, по возможности, распространением слухов и известий о якобы интенсивной замене войсковых соединений, происходящей в этом районе. [...] 2. Создавать впечатление, что основное направление в наших перемещениях сдвинуто в южные районы генерал-губернаторства, в Протекторат и Австрию и что концентрация войск на Севере сравнительно невелика. 3. Преувеличивать состояние и уровень соединений, особенно танковых дивизий» [53].

В директиве ОКВ от 15 февраля 1941 г. приказывалось примерно до апреля «поддерживать в общественном мнении неопределенность относительно наших намерений». В качестве средства дезинформации предлагались «акцентирование предстоящего вторжения в Англию; широкая информация о новых средствах нападения на транспорты; преувеличение значения вспомогательных операций «Марита», «Зонненблюме», действий 10-го авиационного корпуса и количества сил, предназначенных для проведения этих операций». Развертывание сил для операции «Барбаросса» следовало «проводить под видом обмена сил между Западом, Германией и Востоком, подтягивания тыловых эшелонов для операции «Марита» или, в конце концов, под видом обеспечения тылового прикрытия со стороны России на случай перехода к обороне». На следующем этапе «стратегическое развертывание сил на Востоке должно быть представлено в свете величайшего в истории войн дезинформационного маневра с целью отвлечения внимания от последних приготовлений к вторжению в Англию» [54].

12 мая 1941 г. штаб ОКВ распорядился начать вторую фазу дезинформации одновременно с введением 22 мая максимально уплотненного графика движения эшелонов. Основная идея маскировки осталась прежней — это маневр для прикрытия удара по Англии. Особо подчеркивалось недопущение распространения сведений о действительных намерениях в войсках. Следовало отдать войскам, развернутым на Востоке, приказы о переброске на Запад, чтобы породить волну соответствующих слухов [55]. Как отмечает В.А. Анфилов, «оккупация немцами Балкан, захват Крита, наступление корпуса Роммеля в Ливии, усиление действий германских агентов в Ираке, Сирии и Иране — все это давало серьезные основания сделать вывод, что следующим объектом агрессивных устремлений Германии становится Ближний Восток. На Западе это мнение было господствующим. У англичан на этот счет не было никаких сомнений. Они лишь гадали, как скоро и откуда на их войска, находившиеся в этом районе, обрушится удар: то ли с севера через Турцию и Сирию, то ли с запада через Египет», «руководители западных держав также полагали, что германская армия летом 1941 года не нападет на Советский Союз».

Развернувшаяся после оккупации Балкан кампания в западной прессе о подготовке наступления Германии на Ближнем Востоке позволяла Берлину представить сосредоточение войск на Востоке одним из его этапов [56]. По свидетельству Г.К. Жукова, 11 июня 1941 г. в ответ на просьбу военных разрешить привести войска западных приграничных округов в полную боевую готовность Сталин заявил, что «для ведения большой войны с нами немцам, во-первых, нужна нефть и они должны сначала завоевать ее, а во-вторых, им необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англии или заключить с ней мир». Для большей убедительности Сталин подошел к карте и, показав на Ближний Восток, заявил; «Вот куда они (немцы) пойдут» [57]. Одновременно появились слухи об ответном характере германского сосредоточения в условиях аналогичных действий Красной Армии и неясных перспектив советской политики. 15 июня по дипломатическим каналам была распространена версия, что к началу июля Германия внесет ясность в отношения с СССР, предъявив определенные требования. В дезинформационной кампании принял участие даже германский министр пропаганды И. Геббельс, который с согласия Гитлера в полной тайне от всех с использованием материалов ОКВ подготовил статью «Крит как пример», содержавшую намек на то, что воздушно-десантная операция на Крите была своеобразной репетицией вторжения на Британские острова. Статья получила одобрение Гитлера и была помещена в газете НСДАП «Фёлькишер беобахтер» от 13 июня 1941 г. Однако рано утром большая часть тиража была изъята из продажи, но иностранные посольства в Берлине успели получить ее. «Внутри страны и за границей одновременно поднимается шумиха,— записал в своем дневнике Геббельс 14 июня. — Все удается безупречно... Огромная сенсация — налицо. Английские радиостанции уже заявляют, что сосредоточение наших войск против России — блеф, которым мы прикрываем свои приготовления к высадке в Англии. Такова и была задумка!» Одновременно в Берлине распространялись слухи о стычке, якобы произошедшей между Гитлером и Геббельсом, который впал в немилость, и о подготовке визита Сталина в Германию, для чего-де изготавливаются красные знамена [58]. В результате «к огромному сожалению, политическое руководство нашей страны вплоть до самого начала войны находилось в плену дезинформационной деятельности немецкой разведки».

Кроме того, Германия всеми способами распространяла версию, что война с СССР является для нее крайним средством по сравнению с переговорами, в ходе которых возможно выдвижение ультимативных требований. Не случайно с апреля 1941 г. сведения о возможном германском ультиматуме становятся непременным содержанием развединформации, поступавшей из разных источников и стран, что как бы повышало ее достоверность [59]. Английский посол в Москве Криппс также был уверен в том, что Германия предъявит СССР ультиматум, о чем и сообщил в Лондон в конце апреля 1941 г. Сведения об ультиматуме поступали и от «Лицеиста». Под этим псевдонимом действовал О. Берлинкс, работавший и на германские спецслужбы. В своих воспоминаниях П.А. Судоплатов пишет, что в Москве знали: это двойной агент. По материалам В. Пещерского, оценка этого агента была довольно осторожной; с одной стороны, от него поступала ценная информация, но с другой — в ней содержалось много слухов и домыслов, почерпнутых из журналистских и дипломатических кругов. Любопытно отметить, что резидент НКГБ в Берлине А. Кобулов, на связи у которого находился «Лицеист», вел с ним беседы, содержание которых докладывалось Гитлеру. В июне 1941 г. Кобулов уверял «Лицеиста», что Москва хочет мира с Германией. Доложенная Гитлеру, эта информация вызвала его негативную реакцию. Скорее всего, «Лицеиста» обе стороны использовали для дезинформации друг друга [60].

Соответственно Берлин усиленно распространял слухи о готовящихся или уже ведущихся переговорах с СССР. Так, 26 мая советская разведка в Англии добыла документ из отдела политической разведки английского МИДа, в котором речь шла о советско-германских переговорах, которые, возможно, уже идут. 31 мая президент Финляндии Р. Рюти на заседании правительства заявил, что Германия и СССР ведут секретные переговоры, о чем было доложено в Москву. В мае-июне 1941 г. начальник рейхсканцелярии и статс-секретарь Гитлера О. Мейснер уверял советского посла в Берлине В.Г. Деканозова, что Гитлер готовится сделать важный шаг, направленный на укрепление отношений с СССР, и намекал на его желание встретиться со Сталиным, ставшим председателем СНК СССР [61]. Контакты Деканозова и Ф. Шуленбурга в Москве 5, 9 и 12 мая 1941 г. также были связаны с вопросом о возможных советско-германских переговорах, а не были «предупреждениями» германского посла, как считают некоторые авторы [62]. В результате Москва не только ожидала начала переговоров, но и пыталась во второй половине июня инициировать их.

В итоге, как отмечает ряд авторов, советское руководство знало о неизбежности войны с Германией, но связывало момент ее начала с исходом будущих советско-германских переговоров и с возможным урегулированием вопроса о прекращении англо-германской войны [63]. В поступавших донесениях неоднократно указывалось, что нападение Германии на СССР возможно лишь после разгрома Англии или достижения с ней мира. Советские агенты в Англии и США сообщали, что «вопрос о нападении на СССР зависит от тайной договоренности с британским правительством, поскольку вести войну на два фронта было бы чересчур опасным делом» [64]. Как указывает ряд авторов, Сталин не верил в то, что Германия решится на ведение войны на два фронта, тем более что она не располагала ресурсами для затяжной войны. Как уже отмечалось, экономические контакты с Германией позволили СССР достаточно полно изучить ее экономический потенциал, и в Москве хорошо знали, что затяжная война является для Берлина непозволительной роскошью. По свидетельству Г.К. Жукова, Сталин считал, что «Германия по уши увязла в войне на Западе, и я верю в то, что Гитлер не рискнет создать для себя второй фронт, напав на Советский Союз. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз — это не Польша, это не Франция и что это даже не Англия и все они вместе взятые» [65]. Видимо, советское руководство вполне допускало, что Гитлер может предпринять определенные шаги для запугивания СССР своей военной мощью, но дальше этих достаточно аморфных угроз дело не пойдет, поскольку нападение на СССР сразу же поставило бы Германию в чрезвычайно невыгодное положение. Вряд ли Гитлер захочет отказаться от экономических и политических выгод сохранения мира с СССР и бросит Германию в кольцо войны на два фронта.

В этих условиях советская разведка уделяла большое внимание выявлению возможных контактов между Германией, Англией и США. Не случайно полет Р. Гесса в Англию в мае 1941 г. привлек пристальное внимание Москвы. Некоторые обстоятельства ситуации конца апреля — начала мая 1941 г. затронуты в работе Л.А. Безыменского. 18 апреля английский посол С. Криппс в Москве передал советскому руководству заявление, в котором указывал, что «не исключено на случай растяжения войны на продолжительный период, что Великобритании (особенно определенным кругам в Великобритании) могла бы улыбнуться мысль о заключении сделки на предмет окончания войны на той основе, вновь предложенной в некоторых германских кругах, при которой в Западной Европе было бы восстановлено прежнее положение, Германии же не творилось бы препятствий в расширении ее «жизненного пространства» в восточном направлении». Далее британский посол писал, что «в данное время совершенно исключена возможность такого соглашения о мире», и предлагал Москве начать сближение с Лондоном [66]. Этот документ, переданный официальным представителем Англии, был расценен Сталиным как серьезное предупреждение о возможном англо-германском сговоре. Тем более что вскоре пришло сообщение о полете Гесса, который, по сведениям советской агентуры, был попыткой этого сговора перед войной с СССР. Автор справедливо указывает, что английское правительство, сохраняя в секрете все, связанное с миссией Гесса, старалось тем самым оказать давление на СССР с целью втянуть его в войну с Германией.

В 20-х числах мая в Москву сообщили, что переговоры с Гессом будут продолжены. Правда, Г.Л. Розанов отмечает, что от «английской» резидентуры Сталин получил сведения о провале новой попытки англо-германского сговора [67]. Тем не менее в июне советские дипломаты выясняли в Берлине перспективы англогерманских и американо-германских отношений, со своей стороны имитируя сближение с Англией и США [68]. Поскольку никаких изменений не происходило, Сталин, будучи уверенным, что Германия не нападет на СССР, не ликвидировав угрозу со стороны Англии, вероятно, окончательно перестал воспринимать «предупреждения». Вместе с тем до сих пор окончательно не прояснен вопрос, что же все-таки знали в Москве о миссии Гесса? По свидетельству В.М. Молотова, полет Гесса привел к торможению советских военных наступательных приготовлений из-за угрозы англо-германского союза [69].

Введение в научный оборот О.В. Вишлевым [70] материалов германских архивов поставило перед исследователями новую интересную проблему, связанную с деятельностью советской разведки по дезинформации Германии. Прежде всего речь идет о целенаправленной демонстрации советским руководством миролюбия и готовности к дальнейшим взаимовыгодным экономическим отношениям с Германией. Сюда можно отнести усиленные поставки в Германию в марте-апреле 1941 г., экономические соглашения с Германией и оккупированными ею странами, дружественный жест Сталина в адрес Германии во время проводов из Москвы 13 апреля 1941 г. министра иностранных дел Японии, закрытие дипломатических представительств оккупированных Германией европейских стран, установление дипломатических отношений с антианглийским правительством Ирака, предложения о новых экономических соглашениях. В середине мая Германию уведомили о стремлении Сталина прибыть в Берлин для переговоров о присоединении к Тройственному пакту. В мае 1941 г. проходили советско-германские консультации по Ближнему Востоку.

Чтобы объяснить советские военные приготовления, до сведения Берлина была доведена версия о расколе между политическим и военным руководством СССР по вопросу об отношениях с Германией. Военные якобы настаивали на ужесточении советской политики, и под их нажимом Сталин был вынужден проводить некоторые военные мероприятия. Чтобы оттянуть часть германской группировки из южных районов Польши, Берлину внушалась мысль о сосредоточении основных сил Красной Армии против Восточной Пруссии, где в случае войны и развернутся главные события. Тем самым Москва, как и Берлин, использовала для дезинформации противника устаревшие военные планы. Германии намекали, что её военные приготовления в Восточной Европе укрепляют в советском руководстве антигерманские настроения, тогда как Сталин является гарантом прогерманского курса Кремля. В середине мая Германию уведомили о стремлении Сталина прибыть в Берлин для переговоров о присоединении к Тройственному пакту. Вместе с тем по разным каналам советская сторона доводила до Берлина свое непоколебимое намерение защищать собственные интересы. В апреле 1941 г. германской авиационной делегации для демонстрации силы были показаны советские авиапредприятия. В мае-июне были инициированы слухи о подготовке советских ВВС в случае нападения Германии к нанесению ударов по Берлину, о возможном применении химического и бактериологического оружия. Демонстрируя Германии опасность войны с СССР и на два фронта, Москва пыталась усадить ее за стол переговоров.

Однако Гитлеру докладывались в основном те материалы, которые не противоречили его мнению о том, что СССР — «колосс на глиняных ногах». В результате германское руководство не представляло себе всей сложности будущего похода на Восток, ожидая быстрых побед. Германская разведка также не сумела установить численность советских войск. На 15 января 1941 г. германское командование считало, что Красная Армия располагает 20 армиями, 30 стрелковыми, 9 кавалерийскими и 6 механизированными корпусами, тогда как в действительности в декабре 1940 г. в Красной Армии имелось 16 армий, 47 стрелковых, 4 кавалерийских, 9 механизированных корпусов. 11 июня 1941 г. германское командование исходило из наличия у будущего противника 20 армий, 40 стрелковых, 9 кавалерийских и 3 механизированных корпусов, реально же. Красная Армия располагала 27 армиями, 62 стрелковыми, 4 кавалерийскими, 29 механизированными и 5 воздушно-десантными корпусами. Германские разведданные о количестве дивизий в Красной Армии на 15 января и 11 июня и дислокации советских войск по направлениям на 15 января и 21 июня 1941 г. представлены в таблице 25—26 (цифры в скобках — действительное положение) [71].

Таблица 25. Оценка численности Красной Армии

Дивизии

15 января 1941 г.

11 июня 1941 г.

Всего

Западная часть

Всего

Западная часть

Стрелковые

150(179)

100(127)

175(198)

150(113)

Танковые

0(20)

0(16)

7(61)

7(44)

Моторизованные

0(9)

0(8)

0(31)

0(22)

Кавалерийские

32 (20)

25(10)

33,5(13)

25.5 (7)

Всего

182(228)

125(161)

215,5(303)

182,5(186)

Танковые бригады

46 (48)

30 (32)

43(0)

38(0)


Таблица 26. Оценка дислокации советских войск по направлениям

Дивизии

ПрибОВО

ЗапОВО

КОВО и ОдВО

15.01.41

21.06.41

15.01:41

21.06.41

15.01.41

21.06.41

Стрелковые

14(20)

29(19)

20 (24)

33 (24)

37 (34)

56 (45)

Танковые

0(2)

2(4)

0(2)

1 (12)

0(8)

5(20)

Моторизованные

0(1)

0(2)

0(1)

0(6)

0(4)

0(10)

Кавалерийские

2(0)

0(0)

5 (3)

8(2)

11 (5)

11 (5)

Всего

16(23)

31(25)

25(30)

42 (44)

48(51)

72(80)

Танковые бригады

6(6)

7(0)

7(8)

10(0)

13(11)

15(0)

Советские спецслужбы занимались не только дезинформацией вероятного противника, но и готовились к действиям в условиях будущей войны. 18 апреля 1941 г. была подписана директива, согласно которой всем советским «резидентурам в Европе предписывалось всемерно активизировать работу агентурной сети и линий связи, приведя их в соответствие с условиями военного времени. Аналогичную директиву по своей линии направила и военная разведка». Планировалось усилить опытными работниками резидентуры в Германии и Польше и снабдить агентов радиотехникой. В мае-июне 1941 г. в ходе переговоров с эмигрантским чехословацким правительством была достигнута договоренность о координации разведработы и создании чехословацких частей в СССР для диверсионной деятельности на территории Чехословакии. Из Берлина были вывезены дети советских дип-сотрудников. 16 июня 1941 г., в тот самый день, когда Сталин отказался верить в угрозу германского нападения, был отдан приказ об организации при наркоме внутренних дел особой группы для разведывательно-диверсионных операций в тылу противника в случае войны. Особая группа должна была быть готова к действиям к 1 июля 1941 г., на нее возлагалось уничтожение складов с горючим, снабжавших немецкие танковые части, сосредоточивавшиеся у советских границ [72].

В Москву поступали сведения о действиях английской разведки, направленных на провоцирование столкновения Германии с СССР. Стремясь отвести от Англии угрозу вторжения, ее разведка распространяла слухи о том, что «Советский Союз намерен немедленно предпринять дальнейшие агрессивные военные действия, как только Германия будет втянута в крупные операции». По сообщениям К. Филби, английское руководство всеми средствами стремилось нагнетать среди германского руководства страх перед советскими военными приготовлениями, чтобы стимулировать напряженность и конфликты в советско-германских отношениях. По мнению Ю. Бокарева, Англии удалось спровоцировать советско-германскую войну. В США английские агенты распространяли слухи о неизбежности советско-германской войны по инициативе Советского Союза, который нанесет удар по Южной Польше [73]. В данном случае эти сведения соответствовали реальному советскому военному планированию, в котором действительно указывалось именно это направление главного удара Красной Армии.

В эту деятельность хорошо вписываются сведения о «предупреждениях» Черчилля Сталину. В отечественной историографии эта версия распространена чрезвычайно широко. Что же писал английский премьер-министр в Москву? «Я получил от заслуживающего доверия агента достоверную информацию о том, что немцы после того, как они решили, что Югославия находится в их сетях, то есть после 20 марта, начали переброску в южную часть Польши трех из находящихся в Румынии пяти бронетанковых дивизий. В тот момент, когда они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше Превосходительство легко оценит значение этих фактов» [74]. Это письмо, написанное 3 апреля, было передано Сталину 21 апреля и, как убедительно доказал В. Суворов, являлось не «предупреждением» Черчилля, а его попыткой получить помощь со стороны СССР в период боев на Балканах. Любопытно, что этот вывод полностью разделяет давнишний оппонент В. Суворова Г. Городецкий, который, опираясь на английские документы, показал, что вплоть до начала июня 1941 г. английская разведка отрицала возможность нападения Германии на СССР. Таким образом, «предупреждения» Черчилля в апреле-мае 1941 г. были всего лишь еще одной попыткой втянуть СССР в войну с Германией для облегчения положения Англии. К. Эндрю и О. Гордиевский пишут, что советские агенты в Англии докладывали: английское правительство иначе оценивает военную ситуацию в Европе, нежели Черчилль в своих посланиях в Москву. Даже когда в начале июня 1941 г. английское правительство пришло к выводу, что Германия готовится к войне с СССР, оно вплоть до 22 июня считало, что Берлин предъявит Москве ультиматум, подкрепленный угрозой применения силы, а не начнет внезапное вторжение [75].

16 июня 1941 г. английское руководство передало советскому послу в Лондоне И.М. Майскому карту со схемой германской группировки у советских границ. Согласно этим данным, в Польше находилось 76 дивизий (из них 2 танковые и 2 моторизованные), в Румынии, Венгрии и Словакии — 29 дивизий (из них 4 танковые и 2 моторизованные), еще предполагалась переброска 2 дивизий по Балтике и 2 дивизий из Скандинавии в Северную Финляндию. На схеме всего показано 109 германских дивизий, что, по мнению В.Я. Сиполса, представляло собой заниженные данные. В действительности к этому времени было развернуто 104 дивизии (75 пехотных, 1 горнопехотная, 3 легкопехотных, 1 кавалерийская, 3 охранные, 10 танковых и 11 моторизованных), из которых в Румынии находилось всего 7 пехотных дивизий. С учетом 4 дивизий в Финляндии их общее количество достигало 108 [76]. Нельзя не признать высокой точности данных британской разведки об обшей численности германских войск на Востоке, но их сведения о количестве танковых и моторизованных дивизий были значительно заниженными. Кроме того, советская разведка считала, что на границах СССР сосредоточена большая группировка, поэтому вряд ли эту информацию в Москве восприняли иначе, нежели очередную английскую дезинформацию.

Одним из постоянных сюжетов отечественной историографии является версия о ценнейших материалах Р. Зорге, которые не были приняты во внимание Сталиным. Однако даже выборочно опубликованные донесения Зорге показывают, что в них много неточных и противоречивых сведений о намерениях Германии. Получая информацию в германском посольстве в Японии, Зорге невольно стал каналом распространения германской дезинформации. К наблюдениям и выводам В. Сахарова и В. Суворова по этому вопросу следует добавить еще несколько штрихов. Так, 6 мая 1941 г. Зорге сообщил в Москву, что Гитлер примет решение о войне с СССР «либо уже в мае, либо после войны с Англией». Естественно, из такой информации никаких точных выводов сделать невозможно. Кроме того, следует учитывать, что, как указывает П.А. Судоплатов, Зорге, получивший санкцию Москвы на сотрудничество с германской разведкой в Японии, с 1937 г. не пользовался полным доверием. Кроме него на Дальнем Востоке имелись и другие агенты, например, германский консул в Шанхае или начальник службы жандармерии Квантунской армии, чьи донесения не публиковались. Наверняка в Москву поступала информация об оценке ситуации в Европе японским руководством, которое полагало, что военные приготовления Германии на Востоке являются дезинформацией для прикрытия вторжения в Англию [77]. Таким образом, сведения, поступавшие от Зорге, по ряду причин не могут считаться наиболее ценными. Хотя, с высоты сегодняшнего дня, понятно желание многих авторов цитировать некоторые сведения из его донесений для подтверждения устоявшейся версии.

В последние годы было издано несколько работ по истории разведки, которые позволяют более подробно рассмотреть вопрос о механизме оценки в центральном аппарате спецслужб поступавшей информации. П.А. Судоплатов утверждает, что до начала Великой Отечественной войны ни разведка НКВД, ни Разведуправление Генерального штаба не имели отделов обработки и анализа поступающей информации, которые были созданы уже в ходе войны. Однако Информационно-аналитическое отделение 5-го отдела ГУГБ как раз и занималось обработкой и анализом развединформации, в его состав входила аналитическая группа, которой руководил М.А. Алахвердов. В Разведуправлении функционировал информационный отдел, докладные записки которого утверждались начальником Разведуправления и направлялись руководству страны и армии. Другое дело, что качество работы этих подразделений было невысоким, и, как отмечает Л.А. Безыменский, разведка зачастую сама дискредитировала поступавшие сведения, передававшиеся Сталину без какого-либо анализа. По мнению А. Г Павлова, выводы военной разведки были своеобразной данью существовавшей деспотичной атмосфере и своего рода пропуском для доклада Сталину, который мог сам делать выводы из докладывавшихся сведений, а на выводы Разведуправления не обращать внимания [78].

Составители сборника документов «Секреты Гитлера на столе у Сталина» также полагают, что поступавшая информация «в своей совокупности позволяла сделать вывод, что Германия интенсивно и всесторонне осуществляла подготовку к нападению на Советский Союз». Но далее они признают, что спецслужбы «не оценили совокупность добытых сведений, не проанализировали .поступившей информации, не сделали необходимого вывода», а отсутствие обобщающих докладов было минусом в их работе. В результате, «будучи доложенной руководству страны в разобщенном виде, информация о военных приготовлениях не создавала убедительной целостной картины происходящих событий, не отвечала на главный вопрос: с какой целью эти приготовления осуществляются, принято ли правителями Германии политическое решение о нападении, когда следует ожидать агрессии, каковы будут стратегические и тактические цели ведения противником военных действий» [79]. Кроме того, неясно, оценивал ли кто-либо в Москве поступавшие донесения как нарастание угрозы германского нападения. К сожалению, документы, подтверждающие это, до сих пор неизвестны, поэтому вряд ли правомерно возлагать ответственность за отсутствие подобных выводов только на Сталина.

По мнению Г. К. Жукова, Сталин «даже из того, что докладывалось ему по линии военной разведки, мог видеть безусловное нарастание угрозы войны, но этого им сделано не было», так как он поверил исходившей от Гитлера дезинформации и с помощью осторожной политики стремился оттянуть или избежать войны. «Так думало и все сталинское руководство страны», пишет Жуков, намекая, что военное руководство придерживалось другого мнения. Правда, далее читаем следующее: «Могло ли руководство наркомата обороны своевременно вскрыть выход вражеских войск на границу СССР — непосредственно в исходные районы, откуда началось их вторжение 22 июня? В тех условиях, в которые было поставлено военное руководство, сделать это было затруднительно. Нам категорически запрещалось ведение воздушной разведки, а агентурные данные запаздывали» [80]. То есть, военное руководство тоже не смогло определить момент завершения подготовки германского нападения, что несколько обесценивает обвинения в адрес Сталина.

Приведенные цитаты интересно сравнить с рукописью маршала, в которой вместо этого сказано следующее: «Я не знаю, что давала Сталину разведка, находившаяся не в руках Генштаба, но разведка, которую возглавлял перед войной генерал Голиков Ф.И., не смогла вскрыть мероприятий, которые в глубокой тайне отрабатывались в штабах немецких войск по плану войны. Разведка не сумела проникнуть в тайники, где планировались цели и задачи немецких войск в войне с Советским Союзом. Обо всем этом мы узнали только после войны, читая трофейные документы'' [81]. Далее Жуков высказался еще более категорично: «Сейчас бытуют разные версии о том, что мы знали о выдвижении войск противника на исходные рубежи и даже конкретно о дне нападения немцев. Эти версии лишены основания и не могут быть подтверждены официально. Военному руководству были известны лишь общие предположительные сведения, которые были известны многим». Более того, Г.К. Жуков и А.М. Василевский свидетельствуют, что в Москве не знали не только о сроках германского нападения, но и о том, будет ли это нападение вообще [82]. Понятно, что подобные свидетельства оседали в архивах.

Нельзя забывать, что советской разведке не удалось добыть ни одного документа о намерениях Германии на Востоке. Как справедливо отмечает Л.А. Судоплатов, разведка имела источники в окружении военно-политического руководства Германии, но не имела доступа к документам германского командования. Поэтому получаемая информация во многом строилась на слухах и отражала колебания в германском руководстве по вопросу об отношениях с СССР [83]. Все это также затрудняло Москве правильную оценку обстановки. Заметим, что не только советское руководство, но и руководство других стран не имело точной информации о намерениях Германии в июне 1941 г. Ближе всех к правильной оценке действий Германии оказалась английская разведка, располагавшая системой дешифровки некоторых германских военных шифров, но и ее выводы не полностью отражали действительные планы Берлина. Подобная ситуация, безусловно, является результатом успешных действий германской контрразведки и мер по сохранению секретности и дезинформации противника. Это следует помнить исследователям, которые, как правило, исходят в своих оценках из антисталинской конъюнктуры «хрущевского» периода.

В работе А. Горянина предложен еще один вариант ответа на вопрос, почему Сталин не опасался германского нападения в июне 1941 г. Версия о том, что в конце июня Германия предъявит СССР политико-экономические требования, подкрепленные войсками на границе, — требования почти невыполнимые, но могущие стать предметом переговоров, — была воспринята в Москве. Предстоящие переговоры позволяли СССР завершить военные приготовления и опередить Германию, напав на нее. Расценивая германские мероприятия на границе как блеф («большую игру»), советская сторона продолжала подготовку к нападению, а не к обороне. Общая обстановка в мире была неблагоприятной для Германии, которая не могла вести войну на всех фронтах, а стремилась утвердить свою гегемонию в Европе в несколько этапов. Первым этапом стал разгром Германией своих континентальных противников. Второй этап — вывод Англии из войны — был в самом разгаре. В этих условиях воевать еще и с СССР было бы слишком рискованно. Прежде следовало обезопасить Средиземноморье, усилить эффективность блокады Англии, создать прочный дипломатический блок из союзников и нейтральных стран.

Но устранить англичан из Средиземноморья не удалось, несмотря на захват Балкан и Крита, бои мая-июня 1941 г. в Сирии и Ираке закончились неудачно для Германии, Италия потеряла свои владения в Восточной Африке. Потери на море германских и итальянских ВМС делали надежды этих стран на успех все более проблематичными. Не удалось создать континентальный прогерманский блок и использовать в своих интересах французский флот. Зато Англия пользовалась все большей поддержкой США, которые усиливали контроль над Атлантикой, создавали базы в Гренландии и Исландии и всячески провоцировали Германию и Италию. В этих условиях победа Германии была невозможна, и ее положение будет только ухудшаться. Поэтому Сталин не верил, что Германия решится создать для себя еще один фронт. Но он просчитался, потому что в Берлине были уверены в слабости СССР, поскольку германская разведка не располагала надежными сведениями. Гитлер был убежден, что со стороны СССР ему ничего не грозит, и не воспринимал Москву как серьезную силу. Сталин надеялся на то, что Германия станет искать его союза. По мнению А. Горянина, неправильная оценка Сталиным ситуации дала Германии шанс на успех в советско-германской войне потому, что ничего не было сделано для обороны [84].

Традиционно в отечественной историографии проблема внезапности практически не поднималась, поскольку и так было ясно, что Германия совершила внезапное, вероломное и неспровоцированное нападение на Советский Союз. Однако в последнее десятилетие этот вопрос стал предметом оживленной дискуссии. Под влиянием некритически воспринятой концепции разведорганов о их деятельности накануне войны некоторые авторы утверждали, что поскольку советское руководство получало много развединформации и располагало всеми данными о подготовке Германией нападения вплоть до дня, часа и направлений ударов врага, то и говорить о внезапности германского нападения затруднительно. Тем не менее исследователи признают, что Сталин не верил в достоверность этих сведений и начало войны оказалось внезапным для войск приграничных округов. Более явственно эта концепция формулируется в работах представителей разведорганов, отстаивающих «честь мундира». Так, П.И. Ивашутин, изложив успехи разведки, делает вывод, что «нападение фашистской Германии на Советский Союз ни в стратегическом, ни в тактическом плане не было внезапным. Другое дело, что вторжение фашистских войск на нашу территорию застало советские войска врасплох, так как они не были заблаговременно приведены в полную боевую готовность». Схожую позицию занимает и А.Байдаков, отмечающий, что разведка не смогла убедить Сталина в скором нападении Германии, хотя при этом автор возлагает вину за ошибку на политическое руководство [85].

В работе А.Г. Павлова утверждается, что «военная разведка свою задачу выполнила. В этих условиях не представляется правомерным утверждать, что нападение Германии на СССР было неожиданным». Но через две страницы он пишет следующее: «Некоторые авторы выражают мнение, что скоординированной дезинформацией немецкие агрессоры сумели обеспечить внезапность нападения на СССР. Но им этого удалось достигнуть также вследствие просчетов, допущенных политическим и военным руководством СССР. Трудно не согласиться с этим выводом» [86]. По мнению В.А. Кирпиченко, «разведка в предвоенный период свой долг выполнила. Она использовала все имевшиеся сведения о приготовлениях Германии к войне. Была масса неопровержимых материалов из очень солидных источников. То, что им не было придано должного значения, — это уже от разведки не зависело». Хотя он признает, что от разведки «проскальзывала и дезинформация», тем не менее, по его мнению, приведенная позиция является окончательным словом разведки и «пересмотра нашей концепции не будет» [87]. Вместе с тем многие авторы продолжают признавать внезапный характер германского вторжения, как правило, объясняя это ошибками Сталина в оценке обстановки [88].

Ныне страсти вокруг вопроса о внезапности германского нападения несколько поостыли. Тем более что противникам ее наличия так и не удалось доказать свою правоту, поскольку ясно, что если даже в распоряжении руководства и имелись важные разведданные, но им не верили, то об отсутствии внезапности нападения говорить затруднительно. На сегодня ясно, что противоречивые данные советской разведки и характерное для Кремля собственное видение международной ситуации, в том числе и уверенность, что Гитлер не решится пойти на авантюру затяжной войны на Востоке, не позволили объективно оценить обстановку в мае-июне 1941 г., и советское руководство допустило роковую ошибку. Однако причины, по которым она была допущена, все еще остаются дискуссионными. Лишь решение этого вопроса позволит приблизиться к пониманию ситуации кануна войны. Наличие нескольких каналов получения развединформации, казалось, должно было способствовать высокому уровню осведомленности советского руководства. Однако, к сожалению, этого не произошло. Скорее всего, это было результатом отсутствия координации работы спецслужб и централизованной оценки поступавших разведданных. Взаимодействие разведок, которое и так было невелико, подрывалось соперничеством между ними. При этом следует отметить, что взаимоотношения советских разведслужб все еще не стали объектом исследований.

Анализ доступных материалов по истории советской разведки накануне войны показывает, что, несмотря на наличие довольно развитой разведсети, она не смогла добыть и представить руководству материалы, которые давали бы однозначный ответ на вопрос о намерениях Германии летом 1941 г. В такой же ситуации оказались и разведки других великих держав, поэтому вряд ли стоит, как это делает Ю.А. Горьков, утверждать, что советская разведка работала плохо как до войны, так и в ее начале. Скорее, ближе к истине мнение В. Сахарова, который считает, что агенты добыли максимально возможный объем информации. Но в условиях целенаправленной дезинформации и высокоэффективных мер по сохранению секретности, проводимых германскими спецслужбами, эта информация оказалась слишком противоречивой [89]. Слабость аналитического аппарата спецслужб в Москве не позволила сузить поступление германской дезинформации в Кремль, что в итоге дезориентировало советское руководство. Гораздо больших результатов советской разведке удалось добиться в Англии, США и Японии, где существовали возможности доступа агентов к правительственным документам. Вместе с тем советским спецслужбам удалось эффективно скрыть от Германии не только наличные силы Красной Армии, но и проведение большей части военных мероприятий в мае-июне 1941 г. Не менее всеохватывающей, чем германская, была и дезинформационная деятельность советской разведки, хотя, к сожалению, ее результаты не повлияли на действия Берлина. Думается, что германским и советским спецслужбам лучше удалось скрывать свои секреты, нежели раскрывать чужие.

Примечания:

[1] Анфилов В.А. Крушение похода Гитлера на Москву. 1941 год. М.,1989. С.88—94; Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: Политический портрет И.В.Сталина. В 2-х кн. М.,1989. Кн.2. 4.1. С.137—148; Исаев С.И., Раманичев Н.М., Чевела П.П. Советский Союз накануне Великой Отечественной войны. М.,1990. С.53—55; Канун и начало войны: Документы и материалы/Сост. Л.А.Киршнер. Л.,1991. С.21—22; Киршин Ю.Я.. Раманичев Н.М. Накануне 22 июня 1941 г//Новая и новейшая история. 1991. № 3. С.15—17; Хорьков А.Г. Грозовой июнь: Трагедия и подвиг войск приграничных военных округов в начальном периоде Великой Отечественной войны. М.,1991. С.131—152; Язов Д.Т. Впереди была война//Военно-исторический журнал. 1991. № 5. С.4—14; Киселев В.Н. Упрямые факты начала войны//Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С. 15—16; Павленко Н.Г. Была война... Размышления военного историка. М.,1994. С.227—235; Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны. (Очерки о проблемных вопросах Великой Отечественной войны). М.,1995. С.129—136; Анфилов В.А. Грозное лето 41 года. М.,1995. С.78—91; НекричА.М. 1941, 22 июня. 2-е изд.. доп. и перераб. М.,1995. С.154—172; Великая Отечественная война 1941—1945 гг. Военно-исторические очерки. В 4-х кн. Кн.1. Суровые испытания. М.,1995. С.89—91.

[2] Кулиш В.М. О некоторых актуальных проблемах историографии Великой Отечественной войны//История и сталинизм. М.,1991. С.324—328.

[3] Командный, начальствующий и политический состав соединений и частей Военно-Морского Флота Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг. (Краткий справочник). М.,1971. С.7; Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С.21. прим.1; Павлов А.Г. Советская военная разведка накануне Великой Отечественной войны//Новая и новейшая история. 1995, № 1. С.51; Безыменский Л.А. Советская разведка перед войной//Вопросы истории. 1996. № 9. С.79, 81.

[4] Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М.,1996. С.163.

[5] Эндрю К,, Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М.,1992. С.254. 288; Судоплатов П.А. Указ соч. С.167.

[6] Эндрю К., Гордиевский О. Указ. соч. С.321; 1941 год — уроки и выводы. М.,1992. С.43; Пранович А. Состояние боевой готовности оперативной и тактической разведки Красной Армии накануне нападения фашистской Германии на СССР в июне 1941 года (критический анализа/Военный вестник АПН. 1992. № 2—3 С.7—8; РГВА. Ф.35084. Оп.1. Д.11. Л.248; Ф.35086. Оп.1. Д.359. Л.367.

[7] Судоплатов П.А. Указ. соч. С. 134.

[8] Розанов Г.Л. Сталин—Гитлер: Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939—1941 гг. М.,1991. С.187; А.Г. Павлов пишет об ознакомлении с содержанием директивы № 21 (Указ. соч. С.54), а П.И. Ивашутин считает, что «основное содержание плана «Барбаросса» было известно через 11 дней после утверждения его Гитлером» (Военно-исторический журнал. 1991, № 6. С. 10).

[9] Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.219; Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С.36; Городецкий Г. Миф «Ледокола»: Накануне войны. Пер. с англ. М.,1995. С.135—136; 1941 год. Документы. Кн.1, С.466, 508.

[10] 1941 год. Документы. Кн.1. С.452

[11] Ивашутин П.И. Докладывала точно//Военно-исторический журнал. 1990. № 5, С.56; Великая Отечественная война 1941—1945гг. Кн.1. С.89.

[12] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. T.I. М.,1990. С.363—364; Сахаров В. Крушение мифа. (Если бы Сталин поверил Зорге...)//Молодая гвардия. 1991. № 10. С.232—238; 1941 год. Документы. Кн.1. С.683.

[13] 1941 год. Документы. Кн.1. С.776—780.

[14] «...Разговор закончился угрозой Сталина.» Десять неизвестных бесед с маршалом Г.К. Жуковым в мае-июне 1965 года//Военно-исторический журнал. 1995. № 3. С.40.

[15] Ивашутин П.И, Указ. соч. С.57; Новобранец В.А, Накануне войны//Знамя, 1990. № 6. С.174—175.

[16] 1941 год. Документы. Кн.1. С.776.

[17] Городецкий Г. Указ. соч. С.155—156.

[18] Жуков Г.К. Указ. соч. T.I. С.364—365; Сахаров В. Указ. соч. С.236; Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С.39—40.

[19] Судоплатов П.А. Указ. соч. С.149; Сахаров В. Указ. соч. С.232—243; Сиполс В.Я. Тайны дипломатические. М.,1997. С.394—397.

[20] РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.68. Л.2—3, 5; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart. 1979—1988. Bd.2. S.268; Bd.5/1. S.554—555, 718—719; Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933—1945 гг. Т.2. М.,1958. С.144; Groehler О. Geschichte des Luftkrieges. Berlin.1981. S.494.

[21] РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.бб. Л.9—10; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.5yi. S.554—555; Groehler О. Ор. cit. S.494.

[22] Городецкий Г. Указ. соч. С.142; 1941 год. Документы. Кн.1. С.751, 753; История второй мировой войны 1939—1945 гг. Т.9. М.,1978. С.449; Groehler О. Ор. cit. S.494.

[23] Павлов A.Г. Указ. соч. С.55; 1941 год. Документы. Кн.1. С.746—747; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.5Vl. S.641, 826, 959, 963; Bd.4. S.184; Senger und Etterlin M.. von. Deutsche Panzer 1926—1945. Munchen. 1966, S.346.

[24] Составлена по: Советские архивы. 1990. № 2. С.5; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.5/1. S.826, 959; РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.66. Л.1—5; Д.70. Л.23; Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.203; Павлов А.Г. Указ. соч. С.55; Наука и жизнь. 1995. № 3. С.10—11.

[25] РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.70. Л.31; Советские архивы. 1990. № 2. С.5; Kriegstagebuch des Oberkommandos der Wehrmacht (далее — KTB OKW). Frankfurt am Main. 1965. Bd.l. S.97E; Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.5/1. S.826, 959.

[26] РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.66. Л.1—5; Мюллер-Гиллебранд Б. Т.2. Указ. соч. С.83.

[27] Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С.36.

[28] РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.70. Л.54об.

[29] Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.203; РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.68. Л.16; Д.66. Л.1—5; Ф.25874. Оп.2. Д.526. Л.3—4.

[30] Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т.2. М.,1973. С.75.

[31] РГВА. Ф.37077. Оп.1. Д.66. Л.П—16; Д.70. Л.69об.

[32] Таблицы 23—24 составлены по: Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart. 1983. Bd.4. S.208, 218: Мюллер-Гиллебранд Б. Указ. соч. Т.2. С.82, 103—104, 207—208; Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.203; РГВА. Ф.25874. Оп.2. Д.526. Л. 10—12; Наука и жизнь. 1995. № 3. С.6—7, 9—11; КТВ OKW. Bd.l. S.97E, 1131—1134; Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. Вып. 18. М.,1960. С.66—68, 79—85.

[33] Известия ЦК КПСС. 1990, № 4. С.203—204; РГВА. Ф.35077. Оп.1. Д.70. Л.78—97.

[34] Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С.39; Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.219—220; 1941 год. Документы. Кн.2. С.171--173.

[35] Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С.39; Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.219—220; 1941 год. Документы. Кн.2. С.171--173.

[36] Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С.39; Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.219—220; 1941 год. Документы. Кн.2. С.171--173.

[37] Дашичев В.И. Указ. соч. Т.2. С.109; Наука и жизнь. 1995. № 3. С.9—10; Гове А. Внимание, парашютисты! Пер. с нем. М.,1957. С.48—49; 1941 год. Документы. Кн.2. С.213—215.

[38] Наука и жизнь. 1995. № 3. С. 10—11; Коммунист вооруженных сил. 1991. № 8. С.17; 1941 год. Документы. Кн.2. С.289—290.

[39] Наука и жизнь. 1995. № 3. С.7, 10—11; Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. Вып. 18. С.66—68, 79—85.

[40] Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.4. Beilage 2.

[41] Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С.17—18; 1992. Xs I. C.24; 1992. № 2. C.I 8—19; Новая и новейшая история. 1993. № 3. С.40; 1941 год. Документы. Кн.1. С.181—182, 237—238, 742; Кн.2. С.215.

[42] Пранович А. Указ. соч. C.I—15.

[43] Военно-исторический журнал. 1989. № 5. С.49—50.

[44] Центральный архив министерства обороны. Ф.208. Оп.2513. Д.71. Л.70— 73.

[45] Лето 1941. Украина: Документы и материалы. Хроника событий. Киев. 1991. С.94-95.

[46] Гуров А.А. Боевые действия советских войск на Юго-Западном направлении в начальном периоде войны//Военно-исторический журнал. 1988. № 7. С.36.

[47] Киселев В.Н., Раманичев Н.М. Последствия оценок//Военно-исторический журнал. 1989. № 7. С.19.

[48] Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.202.

[49] Органы Государственной безопасности в период Великой Отечественной войны. T.I. Кн.2. С.286—296; на неоднозначность этого источника указал В.Я.Сиполс (Указ. соч. С.393—394).

[50] Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.221; 1941 год. Документы. Кн.2. С.382—383.

[51] Великая Отечественная война. 50 лет. Вып.1. М.,1991. С.28—29.

[52] Сахаров В. Указ. соч. С.229—243; Наука и жизнь. 1995. № 3. С.4—5.

[53] Дашичев В.И. Указ. соч. С.74.

[54] Там же. С.107—109.

[55] Там же. С. 120—121.

[56] Анфилов В.А. Незабываемый сорок первый. М..1989. С.77—78, 84—85, 95—96.

[57] Военно-исторический журнал. 1995, № 3. С.41.

[58] Вишлев О.В., Почему медлил И.В. Сталин в 1941 году?//Новая и новейшая история. 1992. № 2. С.77, 82—85; Якушевский А.С. Фактор внезапности в нападении Германии на СССР//История СССР. 1991. № 3. С.7—10; Новая и новейшая история. 1995. № 3. С.217—218.

[59] Секреты Гитлера на столе у Сталина. С. 15.

[60] Новая и новейшая история. 1992. № 1. С.74; Пещерский В. «Большая игра», которую проиграл Сталин//Новое время. 1995. № 18. С.22—24; Судоплатов П.А. Указ. соч. С. 148.

[61] Новая и новейшая история. 1992. № 2. С.74; Пещерский В. Указ. соч. С.22—24; Коммунист вооруженных сил. 1991. № 8. С.5.

[62] Дипломатический ход во имя мира//Вестник Министерства иностранных дел СССР. 1990. № 20. С.57—63; Дипломатия накануне нападения Германии на СССР (Советско-германские контакты в мае 1941 г.)//Дипломатический вестник МИД Российской Федерации. 1993. № 11— 12. С.74—78; Павленко Н.Г. Указ. соч. С.230—231; Якушевский А.С. Указ. соч. С. 12; 1941 год. Документы. Кн.2. С. 167—169, 181—184, 193—195.

[63] Анфилов В.А. Крушение похода Гитлера на Москву, 1941 год. С.89.

[64] Судоплатов П.А. Указ. соч. С.135—136; Сиполс. В.Я. Указ. соч. С.394.

[65] Жуков Г.К. Указ. Соч. T.I. С.366—367.

[66] Документы внешней политики (далее — ДВП). М ,1998 Т 23 Кн 2 С.826—829.

[67] Безыменский Л. Как сэр Стаффорд Криппс, Ким Филби и Рудольф Гесс Иосифа Сталина напугали//Новое время. 1992. № 23. С.42—44; Розанов Г.Л. Указ. соч. С.202, 206.

[68] Новая и новейшая история. 1992. № 2. С.72, 76.

[69] Стаднюк И. Нечто о сталинизме//О них ходили легенды. М..1994 С.423—424.

[70] Вишлев О.В. Почему медлил И.В.Сталин в 1941 году?//Новая и новейшая история. 1992. № 1. С.86—100; № 2. С.70—96; Вишлев О.В. Была ли в СССР оппозиция «германской политике» Сталина накануне 22 июня 1941 г.//Новая и новейшая история. 1994. № 4—5. С.242—253; Вишлев О.В. «...Может быть, вопрос еще уладится мирным путем//Вторая мировая война: Актуальные проблемы. М.,1995. С. 39—53.

[71] Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. С.86—87, 134; РГВА. Ф.7. Оп.15. Д.152. Л.170—172, 177; Ф.40442. Оп.1. Д.169. Л.278. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd.4. S.275—276; Боевой состав Советской Армии. 4.1 (июнь—декабрь 1941 г.). М.,1964. С.7—12, табл.1; Боевой и численный состав Вооруженных Сил СССР в период Великой Отечественной войны (1941—1945 гг.). Статистический сборник № 1 (22 июня 1941 г.). М..1994. С.19—20, 21— 22.

[72] Судоплапюв П.А. Указ. соч. С. 137, 142—144; Гебгарт Я. Чехословацкое движение Сопротивления и советская разведка перед 22 июнем 1941 г.//Россия в XX веке. Историки мира спорят. М.,1994. С.437—440.

[73] ДВП. Т.23. Кн.2. С.829.

[74] Суворов В. Ледокол: Кто начал Вторую мировую войну? М.,1992. С.292-303; Городецкий Г, Указ. соч. С. 15 7—175.

[75] Эндрю К., Гордиевский О. Указ. соч. С.283; Городецкий Г. Указ. соч. С.259-260; Сиполс В.Я. Указ. соч. С.370—381.

[76] Городецкий Г. Указ. соч. С.329; Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. С.66—68, 79— 85; Сиполс В.Я. Указ. соч. С.381—382.

[77] Раманичев Н.М, Сталин не верил разведке?//Коммунист вооруженных сил. 1991. № 8. С.16; Судоплапюв П.А. Указ. соч. С.167; Эндрю К.. Гордиевский О. Указ. соч. С.284; Сиполс В.Я. Указ. соч. С.397—398; Исраэлян В.Л., Кутаков Л.Н. Дипломатия агрессоров. М.,1967. С.175— 180; Хаттори Т. Япония в войне 1941—1945. Сокр. пер. с яп. М.,1973. С.43—44.

[78] Судоплапюв П.А. Указ. соч. С.149; Новое время. 1995. № 18. С.23; Вопросы истории. 1996. № 9. С.84—85; Новая и новейшая история. 1995. № 1. С.57.

[79] Секреты Гитлера на столе у Сталина. С. 10—12.

[80] Жуков Г.К. Указ. соч. T.I. C.341, 343, 363.

[81] РГВА. Ф.41107. Оп.1. Д.9. Л.35.

[82] РГВА. Ф.41107. Оп.1. Д.12. Л.48; Василевский AM. Накануне войны//Новая и новейшая история. 1992. № 6. С.7.

[83] Судоплатов П.А. Указ. соч. С.145.

[84] Горянин А. Почему Сталин считал угрозу германского удара блефом?//Русская мысль. 1997. 19—25 июня; об антигерманских действиях США см.: Дашичев В.И. Указ. соч. С.59—61; Ран В. Атлантика в стратегических калькуляциях Гитлера и Рузвельта в 1941 г.//Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. Пер. с нем. М.,1996. С,526—539.

[85] Ивашутин П.И. Указ. соч. С.55—59; Байдаков А. По данным разведки//Правда. 8 мая 1989 г.

[86] Павлов А. Г. Указ. соч. С.58, 60.

[87] Новая и новейшая история. 1997. № 4. С.87—88.

[88] Самсонов А. М. Вторая мировая война. 1939—1945. М.,1990. С.118; Петров Б. Н. О стратегическом развертывании Красной Армии накануне войны//Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С.14—17; Хорьков А.Г. Указ. соч. С.227—228; Павленко Н.Г. Указ. соч. С.227—235; Як)1кевский А.С. Указ. соч. С.З—16; Ржешевский О.А. Начало//Партийная жизнь. 1991. № 12. С.28—31; Мерцалов А.Н., Мерцалова Л.А. Сталинизм и война: Из непрочитанных страниц истории (1930—1990-е). М..1994. С.232—255.

[89] Горькое Ю.А. Кремль, Ставка, Генштаб. Тверь. 1995. С. 180; Сахаров В. Указ. соч. С.241—243.

«Отечественная история», 1998, № 3

Читайте также на нашем сайте:

«Особая тема: Великая Победа - 65 лет»

«На пути к пакту 1939 года: сложности и противоречия советско-германского сближения» Александр Шубин

«Концерт великих держав» накануне решающих событий» Наталия Нарочницкая

«Советско-германский Договор о ненападении 1939 г. в контексте политики и военной стратегии противостоящих сторон во Второй мировой войне» Леннор Ольштынский

«Особая тема: Великая Победа»


Опубликовано на портале 22/04/2010



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика