Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Китай: новая фаза развития

Версия для печати

Специально для портала «Перспективы»

Чжао Синь, Максим Потапов, Александр Салицкий

Китай: новая фаза развития


Чжао Синь ‒ кандидат экономических наук, старший преподаватель Института русского языка Пекинского университета иностранных языков, постдокторант Института мировой экономики и политики Академии общественных наук Китая;
Потапов Максим Александрович ‒ доктор экономических наук, главный научный сотрудник Центра азиатско-тихоокеанских исследований ИМЭМО РАН;
Салицкий Александр Игоревич ‒ доктор экономических наук, г.н.с. Центра проблем развития и модернизации ИМЭМО РАН.


Китай: новая фаза развития

Один из парадоксов современного социально-экономического развития заключается в том, что опыт стран Востока анализируют с помощью инструментов, родившихся при изучении эволюции западных обществ и их относительно устоявшейся структуры. В то же время центр мировой социально-экономической энергетики все более сдвигается на Восток, где исполинский и динамичный Китай начинает формировать и формулировать тренды и законы глобального развития. КНР пора рассматривать как страну, завершившую модернизацию, а значит и носителя ее новых стандартов.

В сентябре 2015 г., когда Си Цзиньпин находился в Сиэтле и встречался там с видными американскими промышленниками, учеными и международниками, известный предприниматель и филантроп Билл Гейтс в интервью «Жэньминь жибао» охарактеризовал Китай как «лидера мирового развития» [Bill Gates…]. Заметим, что именно встречи в Сиэтле китайские СМИ охарактеризовали как «исторические», разделив эту часть программы и переговоры в Вашингтоне в ходе визита Си Цзиньпина в США.

Оценка Б. Гейтса, на наш взгляд, фиксирует новое качество китайской экономики и общества: с небольшими оговорками можно говорить о завершении модернизации в этой стране. Под модернизацией мы понимаем направляемое движение (нередко форсируемое, мобилизующее) с четкими целями, сферами и параметрами («четыре модернизации» Китая в разных редакциях), а также преимущественной опорой на промышленность. Первая программа «четырех модернизаций» (промышленность, сельское хозяйство, транспорт и оборона) была озвучена на 1-й сессии ВСНП первого созыва в 1954 г. В 1957 г. в программу вошли наука и техника [Виноградов, с. 93, 258].

Завершенность модернизации в Китае видится нам в том, что механизмы заимствования передового зарубежного опыта и технологий освоены, внутренние факторы и вызовы доминируют в национальном сознании, страна утвердилась в мировой экономике и политике, ощущая себя современным государством, способным помочь другим.

Минувший год стал последним годом 12-й пятилетки (2011‒2015). Краткий обзор ее итогов и некоторые сравнения позволяют лучше понять суть происходящих перемен и некоторые важные следствия завершения модернизации в КНР.

 

Промышленность и агросфера

Среди нынешнего обилия показателей, составленных из нескольких компонентов, есть и индекс модернизации. Его разрабатывали и использовали для сравнений наши коллеги Хэ Чуаньци и Н.И. Лапин [Обзорный доклад...]. Они предложили в качестве основных критериев модернизации структурные сдвиги в хозяйстве: сокращение доли сельского хозяйства в ВВП и занятости, а также рост удельного веса сферы услуг, придавая особое значение информационным, образовательным и медицинским услугам. Набор из дюжины статистических показателей имеет пороговые значения, что дает возможность определить зрелость той или иной страны (региона). Выделяются две стадии модернизации – первичная и вторичная.

Воспользовавшись этой схемой для оценки итогов 12-й пятилетки в КНР, мы отметили значительное увеличение доли услуг – причем в нарастающем темпе. В 2015 г. данный показатель превысил 50% ВВП (в 2010 г. ‒ 44%). Доля сельского хозяйства в ВВП сократилась до 9%, а в занятости опустилась ниже 29% [Данные ГСУ Китая…].

Добавим, что среднедушевой доход в Китае достиг в 2015 г. примерно 8 тыс. долл. США (по валютному курсу), что выше верхнего порога первичной модернизации и примерно равняется показателям России и Бразилии. Превзошли пороговые значения и такие показатели, как доля услуг в ВВП, численность занятых в сельском хозяйстве, доля студентов вузов в возрастном сегменте 18 ‒ 22 года. В результате по всем параметрам, предложенным Хэ Чуаньци и Н.И. Лапиным, Китай завершил первичную модернизацию.

Среди критериев вторичной модернизации разработчики ее индекса придают большое значение дальнейшему снижению доли материального производства в ВВП. В частности, она увязывается со снижением доли сельского хозяйства до 5% (в занятости – до 10%), а материального производства в целом – до 40% (в занятости ‒ до 20%). Среди прочих критериев ‒ расходы на НИОКР, число медработников, охват населения компьютерами и др.

В качестве референтной группы берутся развитые страны и их структурные характеристики. Однако в них сервисная структура (как представляется, сильно гипертрофированная) исторически не могла бы сложиться без высокого уровня производительности труда в промышленности и агросфере, умения западных ТНК использовать ресурсы других государств, выносить на их территорию нерентабельные или грязные звенья промышленного производства, а также раздутости того, что теперь называют неуклюжим словом «финансомика».

Кроме того, аграрное перенаселение стран Востока, дефицит земли и дробность землепользования затрудняли и затрудняют механизацию сельского хозяйства. Вытеснение труда капиталом (машинами) здесь происходило сравнительно медленно: трудоемкие и одновременно высокотехнологичные процессы оставались основой производства. При этом субсидирование сельского хозяйства в тех масштабах, что сложились на Западе, было долгое время затруднено. В КНР оно набрало силу лишь в последние десять лет.

Сокращение доли сельского хозяйства в ВВП в странах Восточной Азии до уровня ниже 5% произошло лишь в Гонконге, Сингапуре, Брунее и Республике Корея, получивших возможность решать проблемы обеспечения продовольствием за счет развитой внешней торговли. В то же время в государствах, сопоставимых с КНР по уровню дохода (6-10 тыс. долл. на душу населения) – Малайзии и Таиланде, ‒ этот показатель даже несколько увеличился в 2000‒2014 гг.: с 8,3 до 9,0% и 8,5 до 10,5%, соответственно [Key Indicators for Asia, р. 233].

Не следует, по-видимому, придавать и слишком большое значение уровню урбанизации. В КНР искусственное сдерживание этого процесса в течение продолжительного времени сыграло, на наш взгляд, положительную роль для городского планирования, предотвращения образования трущоб и т.п. Поэтому бурная урбанизация в последнее десятилетие (в 2015 г. постоянное население городов увеличилось на 22 млн человек и превысило 56% населения) проходит менее болезненно, а благоустройство села (в 2015 г. инвестиции в эту сферу выросли на рекордные 32% против 10% по экономике в целом) потенциально означает возможность ослабления притока населения в города. Заметим, что и в Европе есть немало стран, имеющих сопоставимый с КНР уровень урбанизации. Так, доля городского населения в Словении составляет 50%, в Румынии и Словакии ‒ 53‒55%, в Сербии и Хорватии ‒ 56‒59% [Human Development Report, p. 234-235].

Не согласимся и с сокращением доли промышленности в ВВП в качестве критерия вторичной модернизации. Все-таки эта отрасль остается самым производительным подразделением хозяйства. Здесь важно различать старые и новые отрасли индустрии, находить и учитывать в оценках сегменты, способные к глобальной конкуренции, принимать в расчет зарубежные аналоги. Например, в Республике Корея и Малайзии доля промышленности в ВВП за четверть века (1990‒2014 гг.) практически не изменилась, составляя 38‒42%, то есть примерно столько же, сколько и в современном Китае.

В годы 12-й пятилетки в китайской промышленности происходила структурная перестройка, причем в нарастающем темпе. В 2011‒2014 гг. машиностроение и высокотехнологичные отрасли росли в реальном выражении в среднем на 13,2 и 11,7% в год – на 2,7 и 1,2 процентных пункта быстрее, чем индустрия в целом. В 2014 г. их доля в продукции сверхлимитных предприятий (годовые продажи свыше 20 млн. юаней) составила 30,4 и 10,6%. В 2015 г. прирост производства высокотехнологичных отраслей составил 10,2% (по сверхлимитным предприятиям в целом ‒ 6,1%). Доля этих отраслей выросла до 11,8%. В аэрокосмической отрасли прирост достиг 26,2%, коммуникационном оборудовании ‒ 12,7%, фармацевтике ‒ 9.9% [National bureau of statistics…]. Возможно, какие-то из перечисленных показателей разумно включить в индекс, но не модернизации, а развития.

Такого рода индекс можно было бы построить, например, и на основе мониторинга программ развития. В перспективных планах Китая ‒ в частности, принятой в мае 2015 г. программе «Сделано Китаем-2025» ‒ выделено 10 ключевых отраслей: ИТ-индустрия нового поколения, станки с цифровым управлением и роботы высокого класса, аэрокосмическое оборудование, морское инженерное оборудование и высокотехнологичные суда и т.п.

Оценивать прогресс в промышленности можно, по-видимому, и от обратного – по сокращению, относительному или абсолютному, добывающих и энергоемких отраслей, что особенно актуально в условиях экологической революции, развернувшейся в современном Китае. Второй год подряд в стране сокращается добыча и импорт угля, производство стали, цемента и т.п. В минувшем году впервые за десятилетия сократилась, пускай и незначительно, выработка электроэнергии. И хотя структура промышленности остается еще несколько «утяжеленной», очень впечатляет динамика снижения энергоемкости ВВП. За первые четыре года 12-й пятилетки индикатор сократился на 13,4%, в 2015 г. – еще на 5,6%. Именно динамика этого показателя представляется нам важным индикатором развития, как и ход внедрения чистых и возобновляемых источников энергии.

Подчеркнем, что достижения 12-й пятилетки вывели Китай в число модернизированных стран, изменив сам тип развития: оно теперь носит более свободный и спокойный характер, а его параметры уже могут служить эталоном для многих других развивающихся и переходных стран.

 

Услуги и социальные достижения

В силу разнородности сферы услуг, сочетающей очень разные по доходу и престижу профессии, рост ее доли в экономике может носить вынужденный характер. К примеру, в современном Китае показатель доли услуг в ВВП много уступает индикаторам стран Южной Азии (заметно отставшим в промышленном развитии и по показателям дохода) и одновременно примерно равен аналогу в Малайзии, несколько опережающей КНР по средним доходам.

К тому же бурное развитие информационных и коммуникационных технологий (ИТ, ИКТ) ставит под угрозу многие виды занятости в сфере услуг. Все более четкие очертания приобретают грядущие прямые связи между умным производством и потребителем, начинают умирать традиционно казавшиеся надежными профессии в розничной торговле, банковском деле, страховании и т. п.

Как и в случае с промышленностью, большое значение имеют качество услуг, обеспеченность этой сферы современным оборудованием, средствами коммуникаций и т. п. Здесь успехи Китая очевидны. Например, западные районы страны уже почти не уступают зажиточным прибрежным провинциям по доступу к интернету и мобильной связи при тарифах, вполне приемлемых для скромного по достатку населения [Пиковер, с. 647]. Распространение на селе цифровой революции – регулярная тема СМИ в Китае. Типична картинка освоения приложений к мобильникам, позволяющих крестьянам быстро находить сбыт выращенной продукции.

Расширение сферы услуг имеет важное общественное значение: данный тренд косвенным образом иллюстрирует выросшие возможности и эффективность материального производства. Кроме того, услуги традиционно привлекательны в социальном плане. В известном смысле расширение данной сферы – явный признак завершения модернизации с ее экономическим детерминизмом и переход в постмодерн, ярко заявивший о себе в современной китайской культуре.

Завершив модернизацию, государство сосредоточилось на принципиально новых направлениях. Помимо экологической и технологической революции, в центре внимания теперь социальная сфера.

Неравномерность распределения доходов в КНР остается высокой, что отчасти связано с масштабами страны. На фоне роста располагаемых доходов населения Китая (на 7,4% в реальном выражении в 2015 г.) продолжает медленно сокращаться относительный разрыв в доходах между городом и селом, составлявший в 2015 г. 2,73 раза (в 2008 г. он составлял 3,3 раза). Важно, что в более зажиточных провинциях этот разрыв меньше, чем в относительно бедных.

В то же время доходы верхних и нижних 20% населения (54,5 и 5,2 тыс. юаней в год) разнятся более чем в 10 раз, относительно высоким остается и коэффициент Джини (0,462). Эти показатели близки к средним показателям Малайзии, Израиля и Аргентины за 2005‒2013 гг., но существенно лучше, чем индикаторы Бразилии, Мексики и Чили [Human Development Report, р. 216-217].

Заметим, что в годы 12-й пятилетки равномерности распределения дохода в китайской политике уделялось самое серьезное внимание. Одно из важных направлений – улучшение положения нунминьгун (трудовых мигрантов из сельской местности). Их среднемесячный заработок в 2015 г. достиг 3 тыс. юаней.

Государство продолжает усиливать свою роль в перераспределении доходов. В мае 2014 г. создан межведомственный механизм для подготовки и проведения реформ в этой области. Бюджетные расходы приблизились к четверти ВВП. Опережающими темпами в минувшей пятилетке росли такие статьи, как здравоохранение (20,4%), транспорт (17,2%), образование (16,2%), социальное страхование (14,9%). При этом расширяется кредитование и сохраняется стабильность цен (табл. 1).

 

Таблица 1.

Движение денежной массы, госрасходов и цен в Китае в 2011‒2015 гг.

 

2011

2012

2013

2014

2015

Темпы прироста денежной массы М2

17,3

14,4

13,6

11,0

13,3

Прирост госрасходов

21,6

15,3

11,3

8,3

15,8

Индекс потребительских цен

5,4

2,6

2,6

2,0

1,4

Индекс цен производителей

6,0

-1,7

-1,9

-1,9

-5,2

Индекс продовольственных цен

4,3

-6,2

-0,2

-1,5

2,3

Составлено по данным ГСУ КНР

 

Последовательно и решительно ведется борьба с нищетой. Планка бедности с дохода в 2,3 тыс. юаней в год на человека в 2010 г. была повышен до 2,8 тыс. юаней в 2014 г. Число бедняков за этот период удалось снизить со 165,7 млн до 70,2 млн человек. Всего же за годы реформ Китай вытянул из нищеты 700 млн человек.

В Китае показатели продолжительности жизни населения находятся примерно на уровне восточноевропейских стран (при относительно невысокой доле врачей). При сравнении с Россией, где доля врачей в населении втрое выше, а продолжительность жизни мужчин короче на 8 лет, остается лишь вздохнуть. Качество обучения в средних школах Шанхая (по методике PISA в 2012 г. опрашивались 15-летние) оказалось выше, чем в какой-либо другой стране (!).

К этому стоит добавить социально-психологическое измерение: удовлетворенность уровнем жизни и безопасностью в Китае существенно выше, чем в восточноевропейских странах. Убийств в Китае совершается в девять раз меньше, чем в России (в КНР этот показатель близок к лучшим европейским стандартам), а самоубийств – почти втрое меньше [Human Development Report, рр. 243-244, 264-265].

Сопоставив долю расходов на науку и технику с положением страны в мировой иерархии по доходу на душу населения (по валютному курсу), мы выясним, что Китай значительно опережает в затратах на исследования куда более зажиточных соседей по планете, не говоря уже о подавляющем большинстве развивающихся и переходных государств. Девятнадцатая позиция Китая в мире по доле расходов на НИОКР в ВВП оказывается еще более высоким, тринадцатым местом в мировом рейтинге, если этот показатель пересчитать для предприятий. А сравнив количество заявок на изобретения с абсолютным объемом ВВП, эксперты ВОИС обнаружили, что Китай находится на третьем месте в мире (после Республики Корея и Японии). И даже по числу патентов на душу населения КНР занимает девятое место [World Intellectual Property, p. 17, 36].

При мысли, что Китай станет мировым лидером еще и по числу объектов интеллектуальной собственности в расчете на душу населения (что предлагается в качестве критерия модернизации Н.И. Лапиным и Хэ Чуаньци), становится немного не по себе, но это – вполне обозримая перспектива. Вопрос лишь в том, по отношению к кому будет тогда модернизироваться Китай?

 

Экспорт модернизации?

Завершив модернизацию, Китай располагает уникальным опытом, особенно ценным, если иметь в виду не самые благоприятные мирохозяйственные условия середины второго десятилетия XXI в. Умение этой страны превращать финансовые ресурсы в общественный капитал ‒ инфраструктурные объекты, программы борьбы с бедностью, технологии и компетенции – особенно актуально, когда денежные потоки в 2015 г. вновь устремились в США, подхватив и часть денег китайских инвесторов.

 

Таблица 2.

Курсы национальных валют в долларах США (на конец указанного года)

 

2010

2014

2015

Снижение курса за 2015 г., %

КНР

0,150

0,163

0,154

5,5

Австралия

1,004

0,820

0,728

11,2

Канада

0,993

0,862

0,720

16,5

Германия (евро)

1,314

1,218

1,092

10,3

Япония

0,012

0,008

0,008

0,0

Великобритания

1,546

1,560

1,480

5,1

Индия

0,022

0,016

0,015

6,2

Бразилия

0,592

0,376

0,252

33,0

ЮАР

0,150

0,086

0,064

25,6

Россия

0,033

0,018

0,014

22,2

Ю. Корея (за 1 тыс. вон)

0,870

0,912

0,850

6,8

Малайзия

0,324

0,288

0,243

15,6

Таиланд

0,033

0,031

0,028

9,7

Индонезия (за 1 тыс. рупий)

0,111

0,080

0,073

8,7

Источник: usforex.com/forex-tools/historical-rate-tools/historical-exchange-rates

 

Последнее обстоятельство вызвало немалый резонанс. Комментируя снижение показателей фондовой биржи и курса юаня летом 2015 г., В.Л. Иноземцев заметил, что Китай «надорвался» [Зубов В., Иноземцев В.]. Прозванный китайской прессой «финансовым крокодилом» Дж. Сорос в начале 2016 г. предсказал обвал юаня [Mei Xinyu…]. О «пузырях» в экономике Китая также было написано немало [Дмитриев, с. 6-7].

Нам все же представляется, что КНР не надорвалась, а вправе расслабиться: состоявшаяся модернизация страны создала прочный фундамент стабильного развития, выправления накопленных диспропорций и противоречий.

В действительности снижение курса в 2015 г. было сравнительно небольшим, а обернувшись на пять лет назад, мы увидим, что юань – единственная валюта в мире, подорожавшая с тех пор по отношению к доллару США (табл. 2).

Заметим также, что падение рынка недвижимости в КНР, достигнув дна в марте 2015 г., сменилось подъемом, и по итогам минувшего года продажи жилья выросли на 6,9% в натуральном выражении и на 16,6% – в стоимостном.

В индексе развития должен найти отражение какой-то показатель (или комбинация показателей), характеризующий валютно-финансовую стабильность страны. В качестве важного индикатора нам представляется уровень процентной ставки по кредитам реальному сектору или ипотеке. Немалое значение имеет и стабильность валютного курса, измерить которую несложно.

Стоит вспомнить, что в середине 80-х годов ХХ в. известный китайский экономист Ма Хун отмечал, что страна не может считаться индустриализованной, если доля электротехники и электроники в ее экспорте меньше 25% (в ту пору половину китайского экспорта составляли нефть и прочее сырье). Для самого Китая этот индикатор давно не актуален, а другим может пригодиться.

Минувший год был тяжелым для многих узкоспециализированных монокультурных участников мировой экономики. Из-за оседания сырьевых цен значительно сократился стоимостной объем международной торговли в целом, хотя слово «кризис» по отношению к ней стараются не употреблять. Спад мировой торговли затронул и Китай – но в куда меньшей степени, чем большинство других стран. В результате страна упрочила положение ведущего мирового экспортера (табл. 3).

 

Таблица 3.

Доля отдельных стран и групп стран в мировом экспорте товаров в 1993‒2015 гг., %

 

1993

2003

2014

2015*

КНР

2,5

5,9

12,3

13,2

Шестерка**

9,7

9,6

9,6

10,1

США

12,6

9,8

8,5

8,8

Германия

10,3

10,2

7,9

7,8

Япония

9,9

6,4

3,6

3,7

Великобритания

4,9

4,1

2,7

2,6

БСВ***

3,5

4,1

7,0

5,3

Индия

0,6

0,8

1,7

1,6

Бразилия

1,0

1,0

1,2

1,1

ЮАР

0,7

0,5

0,5

0,6

Россия

1,2

2,0

2,6

2,0

БРИКС

6,0

10,2

18,3

18,6

БРИКС без КНР

3,5

4,3

6,0

5,3

* Оценка.

** Сингапур, Малайзия, Тайвань, Гонконг, Таиланд, Республика Корея.

***Ближний и Средний Восток (Бахрейн, Израиль, Иордания, Ирак, Иран, Йемен, Катар, Кувейт, Ливан, ОАЭ, Оман, Саудовская Аравия и Сирия).

Источник: wto.org/english/res_e/statis_e/its2015_e/its15_world_trade_dev_e.pdf

 

В Пекине с утверждением «новой нормы» [Борох, с. 68-80], похоже, больше не видят потребности в форсировании темпов роста, подчеркивают статус второй экономики мира, предпочитают скромно подсчитывать ВВП по курсу валюты. Хотя, если считать по паритету покупательной способности, уже в 2014 г. КНР выполнила наказ своего основателя Мао Цзэдуна, данный в 1955 г., «догнать США за 50‒70 лет».

Мы, конечно, не считаем, что у Китая есть универсальное средство от кризисов. Мы также не склонны утверждать, что постепенное преобразование сберегательно-инвестиционной модели в китайском хозяйстве пойдет гладко и ее в одночасье сменит общество потребления. Тем более что инвестиционная модель остро необходима для продолжения экологической революции, с масштабом развернутой в Китае, а также его грандиозных международных проектов. Не сразу канет в прошлое и бережливость китайцев [Почагина, с. 103-111].

Ключевое слово в китайском опыте развития в нынешнем веке – инфраструктура (жесткая и мягкая), и именно вокруг этого понятия выстроен выдвинутый в 2013 г. проект Шелкового пояса и пути. В 2015 г. сделаны важные шаги в его дальнейшем развитии и финансовом обеспечении. Не будем здесь подробно на этом останавливаться. Заметим лишь, что объединенный современной инфраструктурой внутренний рынок Китая продолжает приносить приятные сюрпризы в виде очагов экономического ускорения во внутренних районах. Так, в 2015 г. темпы роста хозяйства в Чанша и Чжэнчжоу (административные центры провинций Хунань и Хэнань) были выше 9%. Постепенно теряют былую безусловную социальную привлекательность развитые экспортные центры [Портяков, с. 102-108]. Необходимость придания новых импульсов экономическому развитию за счет инфраструктурного толчка становится популярной даже в Западной Европе и, например, вошла в программу нынешнего лидера британских лейбористов Дж. Корбина. Не исключено, что, пережив финансовые и геополитические штормы, в недалеком будущем мы станем свидетелями крупного сдвига экономической активности вглубь континентальных просторов Евразии как совместного проекта Востока и Запада.

Взаимодействие Востока и Запада носит теперь – во многом благодаря Китаю – куда более симметричный характер, чем полтора десятилетия назад. Следовательно, на повестку дня выходит вопрос о совместном поиске новых двигателей развития – глобальных по масштабу и социально приемлемых.

Один из парадоксов современных измерений социально-экономического развития заключается в том, что опыт стран Востока анализируют с помощью инструментов, родившихся при изучении эволюции западных обществ и их относительно устоявшейся структуры. В то же время центр мировой социально-экономической энергетики все более сдвигается на Восток, где исполинский и динамичный Китай, похоже, начинает формировать и формулировать тренды и законы глобального развития. КНР пора рассматривать как страну, завершившую модернизацию, а значит и носителя ее новых стандартов.

Завершение модернизации в середине нынешнего десятилетия сопровождается переориентацией общества и государства в Китае на решение принципиально новых проблем. В центре внимания ‒ социальная ситуация, потребительская революция и перераспределение, научно-техническая и экологическая сферы. Валютно-финансовая и внешнеэкономическая стабильность позволяют пятому поколению китайского руководства предложить серьезное обновление стране и окружающему миру. Китай на глазах становится экспортером модернизации и способен оказать немалое воздействие на партнеров.

 

Литература:

Борох О.Н. «Новая нормальность» с китайской спецификой // Проблемы Дальнего Востока. 2015. № 3.

Виноградов А.В. Китайская модель модернизации. Поиски новой идентичности. М.: Памятники исторической мысли, 2005.

Данные ГСУ Китая // National bureau of statistics of the people’s republic of China. URL: stats.gov.cn/tjsj/zxfb/201601/t20160119_1306083.html (date of access: 22.02.2016)

Дмитриев М. Тройной пузырь // Ведомости. 23.10.2015.

Зубов В., Иноземцев В. Почему государству нужно перестать инвестировать //АТИ-медиа. 14.09.2015. URL:

ati.su/Media/Article.aspx?HeadingID=12&ID=4655 (дата обращения: 22.06.2016)

Обзорный доклад о модернизации в мире и Китае (2001–2010). / Гл. ред. Хэ Чуаньци. Пер. с англ. под ред. Н.И.Лапина. ‒ М.: «Весь мир», 2011.

Пиковер А.В. Развитие информатизации в регионах Китая // КНР: экономика регионов. Отв. ред. А.В. Островский, сост. П.Б. Каменнов. ‒ М.: ООО «Издательство МБА», 2015. 

Портяков В.Я. Шэньчжэнь: социальные процессы и проблемы // Проблемы Дальнего Востока. 2015. № 3.

Почагина О.В. Особенности структуры семейного бюджета в современном Китае // Китай на новом этапе экономической реформы. Отв. ред. А.В. Островский; сост. П.Б. Каменнов. М.: ЛЕНАНД, 2015.

Bill Gates: China is stepping up as a leader in global development //en.people.cn.URL: en.people.cn/n/2015/0923/c90000-8954127.html (date of access: 22.02.2016)

Human Development Report 2015. New York: UNDP, 2015.  

Key Indicators for Asia and the Pacific 2015. Manila: ADB, 2015.

Mei Xinyu Think twice before declaring war on Chinese currency // en.people.cn. 27.01.2016. URL: en.people.cn/n3/2016/0127/c98649-9010063.html (дата обращения: 22.06.2016)

National bureau of statistics of the people’s republic of China. URL: stats.gov.cn/tjsj/zxfb/201510/t20151013_1255154.html (date of access: 22.02.206); National bureau of statistics of the people’s republic of China.URL: stats.gov.cn/tjsj/zxfb/201601/t20160119_1306083.html (date of access: 22.02.2016).

World Intellectual Property Indicators 2014. WIPO: Geneva, 2014.

 

 

Читайте также на нашем портале:

«Евразийские интеграционные проекты России и Китая: контекст появления и концептуальное оформление» Елена Пинюгина

«Шелковое наступление Китая» Александр Салицкий, Нелли Семенова

«Диалог России со странами Востока: коммуникационные модели и социокультурные барьеры» Ирина Василенко

«Китай: мощный старт экологической революции» Александр Салицкий, Светлана Чеснокова, Алексей Шахматов

«Наука и техника Китая на мировом рынке» Александр Салицкий, Елена Салицкая

«Сценарии развития Китая до 2050 г. » Андрей Виноградов, Валентин Головачев, Артем Кобзев, Александр Ломанов, Юрий Чудодеев


Опубликовано на портале 22/02/2016



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика