Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Как укрепляются растущие державы?

Версия для печати

Избранное в Рунете

Эндрю Харт, Брюс Джонс

Как укрепляются растущие державы?


Эндрю Харт (Hart, Andrew F.) - исследователь Центра международного сотрудничества Нью-Йоркского университета.
Джонс Брюс (Jones, Bruce D.) - директор и старший научный сотрудник Центра международного сотрудничества Нью-Йоркского университета, старший научный сотрудник и директор Инициативы по управлению глобальной небезопасностью Брукингского института (г. Вашингтон).


Как укрепляются растущие державы?

Что является критериями международной мощи государства? Каковы перспективы укрепления так называемых «восходящих», или растущих, держав начала ХХI века – членов группы БРИК и не только? Предлагаемая статья интересна не только тем, что в ней анализируются эти дискуссионные вопросы, на которые нет простых и ясных ответов. В первую очередь это репрезентативное изложение логики одного из типичных подходов политической и академической элиты США к происходящему перераспределению силы на мировой арене.

В мировой политике существуют моменты, ког­да изменения в балансе сил кажутся особенно острыми. Одно такое изменение произошло в 1990 г., когда неожиданно прекратил суще­ствование Советский Союз. Другое, возмож­но, происходит на наших глазах. Оно вызвано перенапряжением сил США и «ростом осталь­ных», которые вместе изменили мировой ба­ланс влияния. Некоторые аналитики предвидят «постамериканский мир» [37] или используют термин «неполярность» [14, P. 44-56] для опи­сания мира, в котором период однополярности и отсутствия альтернативных центров силы за­вершен. Другие обращают внимание на появле­ние отдельных держав или регионов, особенно Китай и Индию [20]. Частично этот рост явля­ется структурным, и, как это ни парадоксаль­но, он поддержан американской приверженно­стью либеральному экономическому порядку, который был чрезвычайно выгоден растущим державам. Частично он, без сомнения, пре­увеличен: несмотря на все разговоры о «Груп­пе двух», состоящей из Вашингтона и Пекина, американская экономика все еще примерно втрое больше китайской. Но, тем не менее, что-то изменилось в природе американской роли в мировом порядке.

Адаптация США к этому изменению была до сих пор быстрой и мирной. Глобальный фи­нансовый кризис привел к тому, что сначала президент Дж. Буш, а затем президент Б. Оба-ма вовлекли лидеров «Группы двадцати» в при­нятие скоординированных ответных действий. В скором времени «Группа восьми» была заме­нена «Группой двадцати» в качестве главного мирового финансового института, что четко продемонстрировало признание Западом гло­бальной роли растущих держав. Кризис, одна­ко, также ужесточил позиции растущих держав по отношению к лидерству США. Климатиче­ские переговоры в Копенгагене показали, что растущие державы не будут молча принимать соглашения, предложенные США. Бразильско-турецкий гамбит для блокирования настойчи­вых попыток США ввести санкции против Ирана продемонстрировал потенциальные послед­ствия уверенности в себе этих акторов. Окно возможностей, сопровождавшее финансовый кризис и приветствовавшее Б. Обаму, веро­ятно, уже начало закрываться. Независимо от этого, двух приведенных выше примеров до­статочно для того, чтобы подтвердить, что от­ношения между американской (и до некоторой степени европейской) стратегией и растущими державами будут формировать глобальный по­рядок в эру, в которую нам предстоит войти.

Приведет ли рост остальных к появле­нию сбалансированного мирового порядка, к которому так стремятся растущие державы? Он может, без сомнения, привести к появле­нию большего количества возможностей для решения общих глобальных проблем и сдер­живания региональных и транснациональных угроз. Создаст ли это сложный, но в целом координируемый порядок, в котором государ­ства сотрудничают там, где могут, и сдержи­вают свои различия там, где не могут сотруд­ничать? Или конкуренция за ресурсы будет препятствовать сотрудничеству в финансовой сфере и, возможно, в сфере безопасности? Создадут ли просчеты, неопределенность и не­доверие новую эру беспорядка и конфликтов? Будут ли растущие державы поддерживать, использовать или подрывать усилия США по сохранению стабильного мирового порядка? И продолжит ли Америка, особенно конгресс, гарантировать этот меняющийся порядок? От­веты на эти вопросы требуют более глубокого понимания природы влияния растущих держав в глобальных системах и последствий того, как они реагируют на ряд лидерских функций США. До сих пор комплексные стратегии ведения переговоров и балансирования доминировали над созданием альтернативных полюсов и бло­кированием усилий США. Хотя это лучше, чем возможные альтернативы, существует риск просчетов и непредусмотренных последствий для мирового порядка.

Профиль растущей державы

То, что Китай и Индия занимают более сильные позиции в глобальных политических дискуссиях, чем в прошлом, является очевидным. Равно как и то, что Бразилия, Россия, страны Персидско­го залива и Южная Африка имеют определен­ное влияние в региональном масштабе и также могут иногда влиять на политику в глобальном масштабе. Но основы этой силы вне экономи­ческой сферы не очень хорошо понятны.

Концепция растущих держав предполага­ет наличие общих характерных черт. Но что это за черты? На данный момент не существует об­щепринятого определения развивающейся или растущей державы [1]. Это затрудняет формиро­вание общего понимания, вызывая сомнения в полезности отношения к этим странам как к единому блоку [29].

Единственная более или менее общая чер­та - это растущая экономическая мощь. Тер­мин «БРИК» (Бразилия, Россия, Индия и Китай) был введен в докладе банка «Голдман Сакс» в 2003 г. [33] Считалось (и до сих пор счита­ется), что растущая мощь этих стран в миро­вой экономике способна изменить глобальный экономический и политический пейзаж XXI в. [40]Со времени первого упоминания группа БРИК пережила несколько изменений. Иногда ее на­зывают БРИКС, относя к ней также Южную Африку, или БРИКСАМ, включая и Южную Аф­рику, и Мексику. Аналогично форум ИБСА (Ин­дия, Бразилия, Южная Африка) возник в каче­стве отдельной группы, которая все в большей степени занимается угрозами безопасности. На климатических переговорах в Копенгагене мы наблюдали возникновение группы БАСИК (Бразилия, Южная Африка, Индия, Китай), в рамках которой объединились растущие дер­жавы, за исключением России. Но хотя потен­циал высокого уровня экономического роста является фактором, позволяющим этим стра­нам укрепляться, является ли он сам по себе достаточным для того, чтобы служить осно­ванием для их объединения? Не отличается ли существенно рост Китая от индийского или бразильского, чтобы служить основанием для того, чтобы относиться к ним по-разному?

Э. Харрел в статье 2006 г. в журнале «International Affairs» привел четыре допол­нительных основания для того, чтобы рас­сматривать эти страны через общую призму [15, P. 1-19]. Во-первых, в дополнение к ра­стущей экономической мощи все они облада­ют относительно высоким уровнем по крайней мере потенциальных военных ресурсов и по­литической власти, приемлемой степенью вну­треннего единства и некоторой возможностью влиять на пересмотр международного поряд­ка. Во-вторых, каждая из них стремится к бо­лее важной роли в мировых делах. Роль Бра­зилии в регионе существенно усилилась, что наиболее заметно на Гаити. Индия в течение долгого времени предоставляла больше всего ресурсов для миротворческих операций ООН и недавно сыграла важную роль в поддерж­ке восстановления и реконструкции в неста­бильных и страдающих от гражданских войн государствах вдоль ее северной границы, осо­бенно в Непале. Более сильный Китай также часто рассматривается как страна, способная участвовать в решении глобальных проблем [36]. Хотя его вклад до сих пор был спорадиче­ским, Пекин все в больше степени включает­ся в миротворческие операции ООН и сыграл лидирующую роль в сфере изменения климата. После осознания недостатка своих возможно­стей Китай также занял более своевременную и активную позицию по предотвращению пан­демий [8, P. 306-328]. Растущие державы так­же стали более активными и убедительными в вопросах, рассматривающихся в междуна­родных институтах, таких как Всемирная тор­говая организация (ВТО) или Международный валютный фонд (МВФ), и усиливают влияние в региональных организациях, таких как Ассоци­ация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) и Организация американских государств (ОАГ). В некоторых случаях они были способны орга­низовать создание новых региональных меха­низмов, например, Союза южноамериканских наций (UNASUR) в Латинской Америке, или существенно переориентировать и активизи­ровать существующие, такие как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС).

Растущие державы также все в большей степени используют влияние для того, чтобы оспорить легитимность послевоенного по­рядка, призывая к более плюралистическим и многополярным концепциям. Китай, например, давно является «ястребом» в вопросах сувере­нитета, в большинстве случаев возражая про­тив легитимности понятия гуманитарной интер­венции. Его модель авторитарного капитализма все в большей степени становится продуктом идеологического экспорта, бросая вызов ли­беральной модели США. Индия, несмотря на союз с Вашингтоном во многих областях (в по­следнее время по вопросам ядерных технологий) и существенное укрепление двусторонних экономических связей с Соединенными Штата­ми, иногда выступает с оппозиционными взгля­дами. Она часто критикует экономическую систему, которую рассматривает как игнори­рующую вопросы развития, выступила против повестки дня гуманитарных интервенций [24, P. 64], открыто призвав к возвращению к более объективному и справедливому политическому порядку [11, P. 55-7]. Южная Африка использо­вала свое влияние в группе стран Африки для усиления дипломатических позиций в много­сторонних институтах, таких как ООН, играя важную роль на переговорах в Генеральной Ассамблее (во время подготовки к Всемирно­му саммиту 2005 г.) и заняв блокирующую по­зицию в Совете Безопасности ООН. Бразилия была способна заявить о себе прежде всего в сферах торговли и энергетики, но ее многосто­ронняя дипломатия в рамках ООН и других ме­ханизмах в сфере безопасности значительно отстает от других растущих держав.

Отношения между растущими державами углубились как в двустороннем формате, так и в рамках региональных и международных ин­ститутов. Уровень экономических отношений Китая с Индией, Южной Африкой и Бразилией существенно вырос. Количество военных уче­ний между растущими державами увеличилось. Несмотря на иногда случающиеся разногла­сия, они стремятся сглаживать противоречия, чтобы избежать возникновения крупных конфликтов [41]. Недавние события в региональных институтах включают российско-китайское взаимодействие в ШОС, возникновение коали­ции «Группа двадцати в рамках ВТО» [42] и более глубокое, хотя и осторожное взаимодействие в сфере безопасности в структурах АСЕАН и других региональных форумах. Несмотря на это, заметно отсутствие широкой дискуссии между самими растущими державами об их роли и функциях в международной системе.

Наконец, можно провести различие меж­ду большинством растущих держав и другими «средними державами» Запада. В отличие от Канады, Японии и многих европейских стран, растущие державы никогда не были в полной мере интегрированы в послевоенный мировой порядок. То, что они находились вне системы, наблюдая за ней, в значительной степени по­влияло на их стратегические интересы и фор­мирование национальных целей [15].

Тем не менее существуют основания для сомнений в том, что каждое из этих государств может с полным основанием иметь статус ра­стущей державы. Например, Россия очевидно «выпадает» из группы БРИК. Несмотря на то что иногда она рассматривается как растущая держава (в основном из-за ее энергетических ресурсов), период после распада СССР стал для России периодом упадка [22, P. 41-57]. Ряд показателей указывают не на рост ее влияния в мире, а наоборот, на понижение. Более двух лет прошло со времени российского военного вторжения в Грузию. Многие наблюдатели рас­сматривают его как «золотую осень» россий­ской силы, а не как возвращение агрессивной России, способной воссоздать сеть уважающих ее восточноевропейских сателлитов. Населе­ние России сокращается на 4% в год, и, если эта тенденция сохранится, к 2050 г. население страны может сократиться до 120 млн [35]. Рос­сийская экономика, хотя и прогнозируется ее рост в средне- и долгосрочной перспективе, сильно пострадала от недавнего глобально­го экономического спада; финансовый сектор был подорван реакцией международного биз­неса на ее авантюризм в Грузии. Она все еще слишком зависит от экспорта газа, и перспек­тива диверсификации кажется слабой. Также и история российской экономики с начала 1990-х годов не дает возможности считать, что Россия способна справляться с рисками глобализации. Российская политическая система остается склеротичной и невосприимчивой к обществен­ным запросам. Хотя военный потенциал России в сфере обычных вооружений, скорее всего, сохранится, он будет ослаблен вследствие со­кращения численности населения. Кроме того, Россия не сумела подавить экстремизм на сво­их границах, и недавно возобновившийся тер­роризм начал проникать вглубь страны.

Основания силы

Пример России, тем не менее, показывает, что группирование этих наций в качестве растущих держав вызывает достаточное количество вопросов, возникающих при более глубоком ис­следовании орбиты их влияния.

Как измерить влияние растущей державы? Сила государства рассматривается по трем составляющим: во-первых, материальные ре­сурсы; во-вторых, способность страны через национальные процессы отвлекать эти ресур­сы от собственного общества для достижения определенных политических целей; в-третьих, влияние на результаты [28]. Третий аспект яв­ляется наиболее сложным в отношении расту­щих держав, так как зависит от специфических контекстуальных факторов. Полезность силы зависит от ее назначения, цели, на которую она направлена [28].

Большинство рейтингов силы включают измерение основных экономических, воен­ных, географических и научных индикаторов. В таблицах 1-3 показано, например, что небольшая группа стран очевидно доминирует над осталь­ными по военным расходам, экономической мощи и показателям научных и технологиче­ских способностей. Это означает, что для того чтобы быть растущей державой, государство должно демонстрировать повышательную тра­екторию в этих областях. Без растущей эконо­мики и потенциала для создания военной силы государство не сможет конкурировать в сфере геополитики и военного дела с сильнейшими государствами в международной системе.



И все же, существует ли подходящий ин­струмент для понимания современной держа­вы? Во-первых, большинство рейтингов как минимум подразумевают, что основным пред­назначением государственной мощи является защита собственных интересов посредством войны. В то время как возможность вести вой­ну порой является основным испытанием госу­дарственной силы, угрожающая окружающая среда, наполненная транснациональными вы­зовами безопасности, создала динамику, ко­торая позволила растущим державам действо­вать выше пределов своей силы.

Во-вторых, эти измерения не только мало дают для понимания влияния государства на широкий круг вопросов, но и могут привести к ложным прогнозам относительно того, какие страны будут доминировать на переговорах по важным вопросам. Давно признано, что при­чинная связь между материальными возмож­ностями и влиянием на конкретные результаты редко является стопроцентной. Это явление было названо «парадоксом нереализованной силы» [3, P. 161-194]. Неспособность превра­тить ресурсы в результаты иногда объясняется неправильным применением силы или недо­статком опыта ведения переговоров, или воли, но лучшим объяснением может быть признание того, что многие аспекты силы не равноценны во всех или в большинстве политических условий. США до сих пор с большим отрывом лидируют по размерам ВВП, военным возможностям и инновациям. Уделяя слишком много внимания этим факторам, можно ожидать, что сформи­ровавшиеся державы будут по-прежнему спо­собны доминировать над растущими держава­ми на переговорах в большинстве сфер. Тем не менее это сомнительно с эмпирической точки зрения. Парадокс нереализованной силы, та­ким образом, является результатом предполо­жения, что большинство форм силы могут быть переданы в рамках большинства сфер деятель­ности, что часто совсем не так [3, P. 161-194].

Тот факт, что растущие державы могут сейчас оказывать значительное влияние, не­смотря на существующие различия в экономи­ческой мощи, военной силе и инновациях, вы­зывает недоумение. Базовые показатели силы свидетельствуют о том, что считать многопо­лярность реальностью преждевременно. Но если многополярного мира еще нет, как смогли растущие державы усилить позиции в отноше­нии сформировавшихся держав в более силь­ной степени, чем предсказывали показатели? Как они смогли усилить свое влияние в сферах, в которых у сформировавшихся сильных дер­жав есть интересы?

В первую очередь растущие державы ста­ли добиваться успехов в сфере экономики, и их способность оказывать влияние в области мировой экономики и финансов достаточно хорошо понятна. Но, тем не менее, это не так по отношению к их влиянию в более традици­онных сферах внешней политики. Хотя эконо­мическая сила может преобразовываться в политическую и тесно связана с военной мощью, это не одно и то же. Недостаток в обычных воо­ружениях у растущих держав может сделать их менее значимыми во внешней политике. Но это утверждение можно опровергнуть: экономи­ческий, политический и военный вес растущих держав на региональном уровне часто позво­ляет им блокировать решения великих держав по важнейшим геополитическим вопросам; они уже имеют значительное многостороннее вли­яние.

Иерархия влияния растущих держав наи­более сильна в вопросах изменения климата. Тот факт, что Китай превзошел США по выбро­сам углекислого газа и что по этому показате­лю США и Китай более чем вдвое превосходят любую другую страну и примерно на 60% ЕС (таблица 4), означает, что успех копенгагенско­го климатического саммита в конечном счете свелся к готовности американских и китай­ских переговорщиков прийти к согласию. Без одобрения со стороны обеих стран ни одно соглашение по климату не создало бы крити­ческой массы, необходимой для достижения устойчивых результатов. Это прямо указывает на способность Китая противодействовать или блокировать усилия Запада по этому вопросу. Так как предпочтения Китая в течение долго­го времени складывались вокруг поддержания экономического роста и социальной стабиль­ности, США были неспособны ни уговорить, ни заставить, ни подкупить Китай, чтобы тот по­шел на обязывающее соглашение.



Другая сфера, в которой растущие держа­вы оказывают усиливающееся влияние, - фи­нансы, что наиболее ясно демонстрирует рост суверенных фондов благосостояния в Восточ­ной Азии и странах Персидского залива и нако­пление Китаем валютных резервов в долларах США (таблицы 5 и 6). Но азиатские кредиторы при­обрели небольшое политическое влияние на заемщиков. Если рассуждать в терминах сдер­живания и принуждения, то финансовая мощь может обеспечить первое в большей степени, чем второе [12, P. 7-45]. После начала финан­сового кризиса Китай не имел значительных успехов в давлении на США для защиты своих активов, выраженных в долларах, и обеспече­ния доступа на американский рынок. Тем не ме­нее Китай был способен продолжать позволять юаню девальвироваться, несмотря на протесты США, и предотвратить любую внятную дискус­сию в МВФ относительно ценности китайской валюты [12, P. 7-45]. Несмотря на то что Китай с тех пор предпринял некоторые меры, чтобы позволить курсу юаня повыситься, не вполне ясно, было ли это решение вызвано в первую очередь коллективным недовольством ведущих государств «Группы двадцати» или внутренни­ми соображениями. Хотя этот пример указыва­ет на способность Китая играть блокирующую роль в финансовых делах, он также подчерки­вает взаимную уязвимость, которая до сих пор не давала Китаю возможности пойти на край­ние меры - продать свои долларовые резервы в попытке принуждения лиц, принимающих ре­шения, в США.



Тем не менее финансовая мощь Китая, использованная против более слабых стран, принесла плоды более важные, чем просто обеспечение доступа к природным ресурсам. Из-за значительных капитальных и прямых ин­вестиций во многих регионах развивающегося мира, особенно в Африке, Тихоокеанском бас­сейне и Латинской Америке, страны склонялись к поддержке Китая по политическим вопросам, когда их заставляли это делать. Например, в преддверии Всемирного саммита 2005 г. Китай использовал свое финансовое влияние, чтобы заставить многие африканские страны высту­пить против стремления Индии стать членом Совета Безопасности ООН.

Если говорить о более общих экономиче­ских вопросах, превращение Китая во вторую по величине экономики страну не отменяет тот факт, что разрыв между первой и второй стра­нами остается большим. Тем не менее, когда растущие державы действуют как один блок, их 16%-я доля в мировом ВВП позволяют им быть на третьем месте после ЕС и США. Но это все еще не позволяет до конца оценить влияние растущих держав, учитывая, что Китай, Индия и в меньшей степени Бразилия способны ока­зывать существенное влияние на другие разви­вающиеся государства через «Группу семиде­сяти семи», «Группу двадцати в рамках ВТО» и иные группы. Институционально это добавляет голосов к их позициям. Доля БРИК в мировой экономике, таким образом, недостаточна для создания блокирующего меньшинства, но все же существенна и не может быть проигнори­рована.

Три дополнительных фактора в сфере внешней политики помогают объяснить влия­ние растущих держав. Во-первых, глубокие двусторонние экономические и политические связи, которые эти страны имеют с определен­ными «уязвимыми» странными или странами-изгоями. Данные о торговле показывают, что растущие державы часто находятся в поло­жении, которое позволяет им оказывать более сильное экономическое влияние на слабые и уязвимые государства, чем западным держа­вам (таблица 7). Рассмотрим пример Зимбабве, против которой многие на Западе пытались ввести санкции из-за нарушения прав челове­ка со стороны режима Мугабе и его нежелания поделиться властью с растущей и активной оппозицией. Этому усилию во многом мешало нежелание Южной Африки занять жесткую по­зицию. Статус ведущего торгового партнера Зимбабве, которым обладает ЮАР, является источником потенциального влияния, которым акторы, выступающие за санкции, не обладали. Без согласия Южной Африки было мало шан­сов на то, что западные голоса могли оказать давление на Хараре. Схожая динамика наблю­далась и в случае с Мьянмой. Хотя многие на Западе хотели бы расширить санкции против военной хунты за ее репрессии против оппози­ции, немногое может быть сделано без взаимо­действия с Китаем и Индией - двумя основны­ми торговыми партнерами Мьянмы.



Во-вторых, влияние растущих держав уси­ливается отсутствием единства на Западе. ЕС еще предстоит выработать полностью согла­сованный механизм для развития и реализации внешней политики. Политические расхождения внутри Европы иногда ограничивали европей­ское влияние. Случающиеся время от времени расхождения между ЕС и США также ослож­няли совместные усилия. Недостаток единства в предпочтениях обычно был обусловлен раз­личным пониманием того, что представляет со­бой легитимное использование силы, подходов к многосторонности и меняющимися ограни­чениями со стороны общественного мнения. Последние примеры различий в политике по отношению к Ближнему Востоку являются как раз таким случаем. Расхождения по пово­ду второй иракской войны хорошо известны. По Афганистану, хотя до 2008 г. европейская общественность считала, что затрачиваемые там усилия имеют смысл, мнение изменилось. Это помешало европейским лидерам внести еще больший военный вклад в восстановление Афганистана (хотя страны Европы продолжили вносить свой вклад другими средствами). США и ЕС также придерживались разных стратегий по отношению к санкциям против Ирана [43]. Хотя иногда это воспринималось как просчитанная стратегия «хороший полицейский - плохой полицейский», лучшая координация между сторо­нами на раннем этапе могла бы принести более существенные результаты [17]. Таким образом, на большинстве многосторонних переговоров растущие державы больше не выступают про­тив объединенного дисциплинированного за­падного блока, контролирующего около двух третей мировой экономики, а против намного более недисциплинированного и разобщенного блока западных акторов с несколько различ­ными целями.

Наконец, внутри многосторонних институ­тов страны БРИК могут часто оказывать влия­ние, непропорциональное их индивидуальным экономическим размерам или формально­му праву голоса. Это происходит потому, что определенные черты институтов приводят к усилению влияния растущих держав. В неко­торых многосторонних институтах это зависит от правил принятия решений, которые требуют полного или почти полного консенсуса. В ООН растущие державы оказывают существенное влияние на решения посредством своей роли в мобилизации региональных блоков (Китай и Россия, конечно, являются постоянными чле­нами Совета Безопасности и поэтому обладают правом вето в этом форуме). Растущие держа­вы часто вносят большой вклад по вопросам, ключевым для мандата ООН, таким как поддер­жание мира. Индия, например, предоставляет более 8 тыс. войск из всего менее чем 100-тысячного Миротворческих контингента ООН [2]. Готовность Нью-Дели использовать индий­ские войска для этих целей позволяет ему вли­ять на планы и успех миссии. Блоковое голо­сование также позволяет растущим державам усилить свой голос. В области прав человека, например, недавнее исследование Европей­ского совета по международным отношениям показало, что существуют реальные ограниче­ния влияния Запада в Совете по правам чело­века, где растущие державы имели значитель­ный успех в блокировании западных инициатив [13].

Аналогично блоковое голосование в ВТО позволило Индии, Бразилии и Китаю блокиро­вать поддержанные США и ЕС предложения. Хотя технически ВТО голосует путем достиже­ния консенсуса, в прошлом было практически невозможно для любой незападной страны остановить инициативы, которые она рассма­тривает как вредные для своих интересов. Это связано с тем, что государства Запада часто использовали тактику «невидимого взвешива­ния», основанную на тайных договоренностях, для разрушения коалиций развивающихся стран [27, P. 339-374]. Но в 2003 г. в Канкуне и в 2008 г. в Женеве «Группа двадцати в рам­ках ВТО» продемонстрировала сплоченность и «заморозила» переговоры после того, как воз­никло несогласие по «сингапурским вопросам» (включающим усилия по либерализации в сфе­рах государственных закупок, содействию тор­говле, инвестициям и конкуренции) и по раз­мерам специального механизма для защиты от резкого роста сельскохозяйственного импор­та. В обоих случаях «двадцатка» была способ­на сохранить единство, несмотря на несовпа­дающие интересы (некоторые члены «Группы двадцати в рамках ВТО», например Бразилия, имели более сильные предпочтения по отноше­нию к либерализации, чем другие, в частности Индия) и стремление Запада «разделять и вла­ствовать» [6].

Существует также нечто похожее на эф­фект «тени будущего», который позволяет объ­яснить, почему, несмотря на различия в матери­альной силе, многие из стран БРИК, особенно Китай, уже рассматриваются как великие дер­жавы. Так как траектория роста этих стран прослеживается в течение некоторого време­ни, во многих мировых столицах принимается за данность то, что они скоро будут великими державами, несмотря на имеющиеся вопросы по поводу устойчивости этого подъема.

Рассмотрим вопрос реформы управления крупнейших международных финансовых ин­ститутов. Члены Всемирного банка, например, недавно согласились изменить структуру вла­сти внутри института. В 2008 г. они одобрили небольшое перераспределение прав голоса (1,46%) в пользу развивающихся стран. Весной 2010 г. они расширили влияние развивающих­ся стран еще на 3,13%, таким образом, теперь на эти страны приходится 47,19% прав голоса. В совокупности эти изменения позволили Ки­таю стать третьим по размеру акционером ВБ [10, P. B3].

Процесс пересмотра квот в МВФ, хотя он и не будет завершен до 2011 г., представля­ет собой, возможно, наиболее показательный пример вышеупомянутого эффекта в действии. Пересмотр реорганизует систему квот МВФ и даст существенные рекомендации по реформе размера и состава Исполнительного совета. Даже до того, как Китай опередил Японию в ка­честве второй по величине экономики страны в августе 2010 г., было множество спекуляций, что по доле квот или представительству в Со­вете, или и в том, и в другом, Китай превзойдет Японию.

Созидание, блокирование, переговоры или балансирование?

Мировой порядок не регулирует себя сам, и механизмы управления не функционируют сами по себе. Они требуют, чтобы ими управ­ляли, руководили, их гарантировали и защи­щали; и больше всего им необходим актор, готовый нести убытки в случае неудачи. В ли­беральной международной системе, созданной в Бреттон-Вудсе и расширившейся после па­дения Берлинской стены, США взяли на себя эту функцию. Конечно, союзники иногда по­могали в осуществлении этих функций через распределение затрат, совместные действия и политическую поддержку, но, как правило, они предпочитали полагаться на гегемонию США, особенно в сфере безопасности, или противо­стоять американским усилиям, если они вос­принимались как направленные на реализацию интересов исключительно США, а не общих ин­тересов.

В мире, в котором единственная сфера полного доминирования США - военная- име­ет ограниченную полезность, а практически во всех других сферах существуют сильные игроки, не являющиеся традиционными союз­никами США, возникает вопрос: могут ли США исполнять основные функции лидерства без поддержки новых акторов, а именно растущих держав? И будут ли эти акторы поддерживать, использовать или подрывать американские усилия? Или, другими словами, какую роль -конструктивную либо блокирующую - будут играть растущие державы в процессе станов­ления мирового порядка? Возможно, их роли до некоторых пор будут ограничены в большей степени посредническими функциями - пере­говоры для обеспечения пространства и их собственных интересов и балансирование ра­стущей роли друг друга.

Существует общее согласие насчет спец­ифических функций гегемонии, которые вели­кие державы в разной степени исполняют. Во-первых, финансовая. Сегодня не существует четко определенной, подчиняющейся прави­лам валютной системы, управляющей миро­вой экономикой, и, в отличие от предыдущих периодов, национальные правительства могут устанавливать цену своей валюты. Это создает необходимость стабильной национальной ва­люты, служащей средством расчетов и сбере­жения. Доллар США неофициально играет эту роль после крушения Бреттон-Вудской систе­мы в начале 1970-х годов. Тем не менее после появления евро в 1999 г. и с постепенным, но реальным снижением влияния Нью-Йорка и Лондона в качестве двух лидирующих глобаль­ных финансовых центров возникли сомнения, что доллар может и будет продолжать играть эту роль в будущем.

Два фактора являются причиной сниже­ния уверенности в позиции США. Во-первых, крупные дисбалансы на макроуровне и спад в экономике США вызвали беспокойство по поводу того, не становятся ли долларовые ак­тивы более рискованными. Но, хотя эти опа­сения усиливаются и становятся все более распространенными, и многие предвидят, что евро или даже юань станут основной резерв­ной валютой, для сокращения зависимости от доллара было предпринято немного реальных шагов. Это, конечно, может измениться, и вне­запно, но пока этого не произошло. Во-вторых, полное доминирование США в МВФ - органи­зации, посредством которой Вашингтон ранее формировал пакеты помощи, - становится вче­рашним днем. На саммите «Группы двадцати» в Питтсбурге осенью 2009 г. крупнейшие по раз­мерам экономики страны одобрили 5%-е пере­распределение квот в пользу развивающихся стран за счет развитых [44]. Это не обязательно означает, что Соединенные Штаты потеряют даже большую часть своей способности влиять на ключевые элементы займов и других меха­низмов обеспечения стабильности. Тем не ме­нее в этой сфере будет больше взаимодействия и консультаций между растущими державами, так как их влияние в мировой экономике про­должает возрастать [5].

Мировой финансовый кризис предоста­вил различные данные об экономических стра­тегиях растущих держав. С одной стороны, приток мирового капитала обратно на рынок США вскоре после начала кризиса подчерки­вает, что в данный момент ни одна валюта не может конкурировать со статусом доллара как резервной валюты. Более того, вклад расту­щих держав в совместные усилия по стимули­рованию был существенным, показывая, что они, когда их интересы находятся под угрозой, более чем намерены сотрудничать с Соединен­ными Штатами и Западом в создании (или по крайней мере защите) стабильной мировой фи­нансовой системы. С другой стороны, в начале кризиса китайские власти стали публично об­суждать альтернативы доллару в качестве резервной валюты. Управляющий Центральным банком Китая, например, недавно предложил создать «суперсуверенную резервную валюту» в качестве пути диверсификации для отхода от доллара [45]. Переговорный сигнал от Пекина за­ключается в том, что пока Китай намерен брать на себя большее бремя в мировой финансовой системе, он хочет большего влияния в установ­лении условий игры. Пока этот гамбит не при­вел никуда: предложение Китая в Нью-Дели было встречено недовольством и насмешками. Даже более ограниченный вопрос использова­ния не доллара, а другой валюты для торговли внутри БРИК поднимает неприятный вопрос о том, какая страна БРИК, если вообще какая-нибудь, примет валюту другой в качестве альтернативы [46].

Схожая динамика сопровождает другой набор функций, необходимых для защиты ли­беральной экономической системы: обеспече­ние безопасности воздушных и морских путей и космоса. После окончания Второй мировой войны США доминировали в глобальных обще­ственных благах. Это доминирование помогло США занять лидирующую позицию в военной сфере и гарантировало собственное экономи­ческое влияние США, а также влияние ее союз­ников, и содействовало Вашингтону в умень­шении влияния его противников [26, P. 5-46]. Это, конечно, также способствовало режиму свободной торговли, от которого растущие державы получили так много выгоды. Один из ключевых вопросов, с которым начинают стал­киваться Соединенные Штаты, - будет ли их доминирование в глобальных общественных благах ослабляться.

Данные опять свидетельствуют о двух на­правлениях. С одной стороны, из-за пока еще значительных различий в экономической, тех­нологической и военной силе Соединенные Штаты могут все еще рассматриваться как неоспоримый лидер в этих сферах. Ни одна ра­стущая держава до сих пор не создала ничего похожего на военно-морской флот, способный действовать глобально, и Соединенные Штаты все еще могут перемещать его по всему миру с огромной скоростью и относительно неболь­шими препятствиями. Они остаются домини­рующей силой в воздушном пространстве, и, хотя их превосходство в космосе в последние годы оспаривается и Россией, и Китаем, эти вызовы не были достаточно серьезными, что­бы привести к чему-нибудь похожему на гонку вооружений, или даже заставить Вашингтон делать существенные вложения в свою кос­мическую программу. Военно-морской флот США продолжает быть наиболее сильным ис­точником стабильности для мировой торговли, патрулируя ключевые сектора торговых путей, такие как Малаккский пролив. Он также про­должает принимать на себя ответственность за поддержание свободного потока нефти для всего мира. Американские военно-морские силы охраняют крупнейшие морские пути, где существует риск прерывания этого потока, и США имеют давние политические и военные связи с основными странами - производителя­ми нефти.

Более того, как показывает пример сома­лийских пиратов, укрепление растущих держав может приводить к партнерствам в сферах, где имеются транснациональные угрозы, а не к вызовам американскому руководству. Китай начал свое собственное патрулирование Аден­ского залива, и хотя пока миссии, возглавляе­мые Китаем, были в основном направлены на защиту китайских судов, они также обеспе­чивали безопасность кораблям из Тайваня и международным гуманитарным организациям, таким как Всемирная продовольственная про­грамма ООН. Недавно Китай призвал к более скоординированному многостороннему реше­нию проблемы пиратства, указывая на необ­ходимость для международного сообщества определить сферы ответственности. Хотя этот призыв можно рассматривать как попытку добиться собственного национального про­странства, это все же указывает на признание Пекином необходимости по крайней мере не­которого общего понимания [47].

С другой стороны, существует мнение, что в ближайшем будущем США утратят домини­рующие позиции над глобальными обществен­ными благами и даже, возможно, столкнуться с открытыми вызовами. В определенных спор­ных зонах США видят, что их превосходство может быть оспорено, если не до поражения, то по крайней мере до ограничения: вызовы были способны существенно повысить цену американских действий [26, P. 5-46]. В допол­нение к усилиям по созданию более сильного военно-морского флота, включая авианосный, Китай сейчас накапливает относительно недорогие технологии времен «холодной во­йны» - зенитную артиллерию, ракеты класса «земля-воздух» и подводные мины. Хотя соз­дание значимой наступательной военной мощи может занять годы, существенно усиленный китайский военный потенциал может сделать американское влияние менее результативным и эффективным [26, P. 5-46]. Схожим образом (хотя и менее заметно на Западе) Индия, имею­щая на данный момент третий в мире по силе военно-морской флот, также наращивает свою военную мощь. Укрепление Индии в этой сфе­ре стало результатом ее экономического раз­вития и растущей необходимости обеспечивать безопасность торговых путей, особенно для поставок энергоносителей через Ормузский пролив. В то же время ее стратегический от­вет на военное укрепление Китая является еще одним индикатором того, что мировая торгов­ля, отсутствие безопасности в сфере энергети­ки и традиционная межстрановая конкуренция сильно взаимосвязаны. Хотя сохраняется мно­жество вопросов относительно устойчивости и конкурентоспособности растущих вооружен­ных сил Китая и Индии и того, что это может в конечном счете означать для позиции Амери­ки, эти изменения затруднят возможности Ва­шингтона проецировать силу в сфере глобаль­ных общественных благ для защиты торговли и обеспечения стабильности на море.

Тем не менее, как и в случае с резервной валютой, военно-морское развитие Индии и Китая, возможно, защищает функцию лидер­ства Америки. На фоне агрессивной и уверен­ной внешней политики Китая после финансово­го кризиса китайские власти начали выражать «готовность» «разделить бремя» обеспечения безопасности в Малаккском проливе. Это предложение было встречено в регионе мол­чанием. Несмотря на растущие противоречия между США и Китаем и различия в интересах Индии и США, пока еще можно утверждать, что ни одна азиатская держава не имеет доста­точно доверия по отношению к своим соседям, чтобы согласиться с передачей США своей военно-морской роли любой из них. Опять же, противоречия между растущими державами ограничивают их пространство для маневра относительно.

Наконец, Соединенные Штаты часто вы­ступали в качестве стабилизатора баланса сил в регионах стратегической важности. Так же как Великобритания делала это на европейском континенте, США стремились к тому, чтобы ни одно государство не могло бы доминировать в своем регионе. Традиционно США вмеши­вались в ситуацию, используя военную мощь, или вступали в войну в случае, если считали, что соответствующие региональные акторы не способны поддерживать баланс, таким обра­зом давая возможность потенциально домини­рующему государству стремиться к гегемонии. В Европе США для этих целей опирались на многосторонние институты, руководствуясь ча­сто цитируемой логикой существования НАТО: «держать Америку в Европе, Россию вне Евро­пы, а Германию под контролем». Между тем на Ближнем Востоке и в Азии США предпочита­ют использовать двусторонние отношения для обеспечения территориальных границ и режи­ма безопасности, создавая систему «центр и спицы» с Америкой в центре [48]. И хотя методы, используемые в разных регионах, различны, конечная цель всегда остается неизменной.

В краткосрочной перспективе военная и экономическая мощь США, скорее всего, будет все еще гарантировать региональный баланс с небольшими дополнительными издержками. Тем не менее в долгосрочной перспективе воз­никает вопрос, сохранит ли Вашингтон эту спо­собность. Многое будет зависеть от способно­сти растущих держав, особенно Китая и Индии, продолжать расти в экономической и военной сфере и от того, как они распорядятся своей силой.

В то время как концепция имперского пе­ренапряжения оказывает большое влияние и так как растущие державы становятся сильнее в экономической, военной и технологической сферах, они будут более способны нарушать локальные балансы сил. Сильный Китай может начать бросать вызовы системе безопасности США в Восточной Азии, заставив менее круп­ные государства выбрать Пекин в качестве основного союзника, возможно, осознавая, что государства, которые географически близки к великой державе, с большей вероятностью примкнут к ней [31, P. 17-21; 27-32]. В Запад­ной Азии Китай был способен обеспечивать безопасность долгосрочным контрактам на поставки газа и нефти, в то время как США потратили к изумлению китайских властей и стратегов более 1 трлн долл. на две войны в этом регионе. Также правдоподобным выгля­дит сценарий, согласно которому Китай пред­примет попытку возвратить Тайвань, что, по всей вероятности, приведет к военному ответу со стороны США; М. О'Ханлон и Р. Буш показа­ли, почему этот сценарий более вероятен, чем думают многие эксперты [7]. Наконец, военные действия Северной Кореи против Южной Ко­реи скорее всего заставят войска США и Китая вмешаться в конфликт на Корейском полуо­строве. Хотя ни Китай, ни Соединенные Шта­ты не считают, что это в их интересах, и могут даже взаимодействовать для разрешения кри­зиса, риски подобного конфликта, в результа­те которого разногласия между США и Китаем усилятся, высоки. Политические разногласия будут возникать вследствие разных взглядов на будущее полуострова: Соединенные Штаты поддерживают объединение, а Китай заинте­ресован в стабильной, но также и в слабой и разделенной Корее. Это может создать сопер­ничество по поводу того, каким должен быть региональный порядок с точки зрения безопас­ности. И хотя Индия и Бразилия имеют менее экспансивный военный потенциал, чем Китай, их растущее дипломатическое влияние в своих субрегионах меняет возможности США. Даже Южная Африка, как мы видели, была способ­на противодействовать западной дипломатии в своем субрегионе.

На Ближнем Востоке перспективы менее ясны, прежде всего из-за вакуума, созданного вторжением в Ирак. Постоянно предпринима­ются попытки добиться баланса сил в регио­не, но никакого регионального порядка даже в начальной стадии не появилось, несмотря на то что Иран позиционирует себя в качестве регионального политического брокера, каким уже является, но в меньшей степени, Турция [49]. Мощь США в регионе, вероятно, снижается, хотя ни одна из растущих держав не является достаточно сильной, чтобы играть роль гегемо­на. Межстрановое соперничество на Ближнем Востоке остается нормой, и регион представ­ляет собой оранжерею транснациональных угроз. Более того, многосторонние институты, которые реагировали на вызовы в регионе, хотя часто надежно выполняют свою роль в сферах посредничества, поддержания мира, ядерного нераспространения и гуманитарной помощи, проявляли недостатки, особенно в сферах го­сударственного строительства и борьбы с тер­роризмом [16, P. 284-288].

Вероятно, наибольшее беспокойство вы­зывает превращение региона в зону конку­ренции ведущих держав за природные ресурсы. Возможно, за исключением Центральной Азии, ни один другой регион не становился в такой степени ареной противостояния за энер­гоносители, как Ближний Восток. Нефть из-за ее важности для мировой экономики, а также страха истощения ее запасов, выделяется из всех других видов природных ресурсов своей способностью усиливать разногласия великих держав. М.Т. Клэр рассматривает динамиче­скую модель, в которой страны, испытывающие недостаток в энергоносителях, могут создавать стратегические партнерства с дружествен­ными странами, богатыми энергоносителями, часто укрепляя эти договоренности передачей крупных партий вооружений, новыми или воз­рожденными военными альянсами и отправкой войск в нестабильные энергодобывающие ре­гионы [18, P. 7].

Действительно, в то время как политиче­ское влияние США на Ближнем Востоке умень­шается, оставленное пространство начинает заполняться растущими державами. Китай на­чал «дипломатическую атаку» на страны Пер­сидского залива [1]. Пекин давно признал ра­стущие потребности Китая в энергоносителях, и китайские чиновники расширяют присутствие в столицах Саудовской Аравии и Ирана для обе­спечения импорта из этого региона. Сейчас Ки­тай импортирует около 1,8 млн баррелей нефти из Персидского залива в день - в 3 раза боль­ше, чем в 1997 г. [50] Действительно, усилия Китая сконцентрированы не только на обеспечении двусторонних соглашений, но и на приобрете­нии прав на разведку и добычу в странах, кото­рые в течение долгого времени считались союз­никами США (или их противниками) [18, P. 195]. Эти соглашения, вне зависимости от того, что они создают, противоречат общему рыночному подходу, который использовался крупнейшими потребителями энергии в течение последних двадцати лет. Китай пытается сделать это не­заметно, стараясь избегать действий, которые могут быть восприняты как угрожающие по­зициям США. Тем не менее иногда Запад от­крыто критикует действия Китая. Как отмеча­ют эксперты в области энергетики Д. Виктор и Л. Уайх, это усилило в Китае страх, что постав­ки энергоносителей будет сложно получить, поэтому, скорее всего, напряженность в отно­шениях США и Китая усилится [30, P. 61-73]. Индия, вследствие близости к этому региону, в течение долгого времени получала большую часть своей нефти от стран Персидского зали­ва, и также интенсифицировала двустороннюю дипломатию в последние годы. Отношения и с Ираном, и с Саудовской Аравией углублялись, и одним из наиболее явных событий стало согла­шение 2004 г. между государственной компани­ей Indian Oil и иранским Petropars о разработке части прибрежного газового месторождения и создании завода по сжижению для экспорта в Индию [18, P. 203-4; 51]. Необходимо разобрать­ся, означают ли такие соглашения, выдвигаю­щие на первый план соперничество за ресур­сы, что ведущие державы не смогут избежать углубляющихся противоречий вокруг нефтяных ресурсов либо, напротив, сумеют прийти к со­глашениям, которые способствуют региональ­ной стабильности.

Удивительно, что пока Бразилия (совмест­но с Турцией) бросила самый сильный вызов стратегии США на Ближнем Востоке. В со­вместной попытке блокировать действия США по введению санкций против Ирана, Бразилия и Турция напрягли недавно обретенные муску­лы и заявили о своей независимости от поряд­ка в регионе, возглавляемого США. Будучи из­бранными членами Совета Безопасности ООН и начав с попытки применения переговорной стратегии, эти страны затем перешли к страте­гии чистого блокирования. Еще слишком рано говорить, подорвет ли их гамбит на перего­ворах по Ирану усилия по введению санкций, но голосование Турции против Соединенных Штатов (несмотря на давление со стороны лично президента Б. Обамы) оставляет режим санкций без важной составляющей в виде уча­стия в нем крупнейшего соседа страны, против которой он направлен, что обычно является признаком неуспеха. Конечно, возможно, что американская дипломатия убедит этих акторов вернуться к переговорной позиции, особенно после того, как бразильско-турецкая позиция была ослаблена стремительностью, с которой Китай и Россия согласились с решением США продвигаться в сторону санкций, несмотря на объявление о предварительном соглашении между Ираном, Турцией и Бразилией, достиг­нутом буквально за несколько часов до голо­сования в Совете Безопасности.

В своих регионах растущие державы явно стремятся к превосходству. В финансовой сфе­ре они, на наш взгляд, стремятся участвовать в усилиях по созданию более эффективного на­бора соглашений, но без основательных пере­говоров о природе правил и их статусе внутри них. Аналогично в сфере безопасности они ча­сто согласны сотрудничать, особенно в ответ на транснациональные угрозы, но остаются не­преклонными относительно их большей роли в принятии решений. Иногда они стремятся пре­пятствовать инициативам ведущих держав. Тем не менее во всех случаях их усилия осложнены растущей озабоченностью по поводу развития их собственных партнеров по БРИК. Несмотря на всю торжественность саммитов БРИК, раз­ногласия внутри этой группы превосходят раз­ногласия между любым из ее членов и США. По крайней мере в краткосрочной перспек­тиве, подходы растущих держав к вопросам мирового порядка кажутся более сконцентри­рованными на защите индивидуальных интере­сов каждой из них и балансировке других, чем на облегчении пересмотренного порядка или стремлении блокировать движение вперед.

Растущие державы играют в сложную игру, так как маневрируют, чтобы продвигать собственные интересы, мешать друг другу и все же убеждать Соединенные Штаты при­сматривать за системой. Одной из причин для беспокойства является возможность просчета; даже если ни одна растущая держава в оди­ночку не сможет слишком сильно надавить на США, их совместные действия могут привести к тому, что Вашингтон станет менее склонен играть лидерскую роль. В то же время каждая из них может вызвать неудачу крупных ини­циатив, просто отказываясь в них участвовать. Индивидуальные жесткие переговоры могут, таким образом, непреднамеренно превратить­ся в коллективное блокирование. Вряд ли это худший из возможных результатов, но все же это результат, таящий опасность для междуна­родной системы.

Перевод с английского М.Рахмангулова

Оригинал статьи: Andrew Hart, Bruce Jones. How do the Rising Powers Rise? Survival, vol. 52, no. 6, December 2010 - January 2011.

Примечания:

[1] Andrews-Speed C.P., Liao X., Dannreuther R. The Strategic Implications of China's Energy Needs // Adel-phi Paper 346. Oxford: Oxford University Press for the International Institute for Strategic Studies, 2002.

[2] Annual Review of Global Peace Operations 2009 // Center on International Cooperation. Boulder, CO: Lynne Rienner, 2009.

[3] Baldwin D. Power Analysis and World Politics: New Trends Versus Old Tendencies // World Politics. 1979. Vol. 31. No. 2.

[4] Barkey H. Turkey's Moment of Inflection // Survival. 2010. Vol. 52. No. 3.

[5] Baru S. India's Stake in the Dollar's Future // Busi­ness Standard. 7.10.2009. URL: http://www.business-standard.com/india/news/sanjaya-baru-indias-stake-indollars-future/372461/ (date of access: 11.03.2011).

[6] Blustein P. Misadventures of the Most Favored Na­tions: Clashing Egos, Inlated Ambitions, and the Great Shambles of the World Trading System. N. Y.: Perse­us, 2009.

[7] Bush R., O'Hanlon M. A War Like No Other: The Truth About China's Challenge to America. Hoboken, N.J.: John Wiley & Sons, 2007.

[8] Caballero-Anthony M. Nontraditional Security and Multilateralism in Asia // Asia's New Multilateralism: Cooperation, Competition, and the Search for Com­munity / M. Green, B. Gill (eds). N. Y.: Columbia Uni­versity Press, 2009.

[9] Cha V. Powerplay Origins of the U.S. Security Sys­tem in Asia. International Security. 2009-2010. Vol. 34. No. 3.

[10] Chan S. Poorer Nations Get Larger Role in the World Bank // New York Times. 25.04.2010.

[11] Cohen S. India: Emerging Power. Washington D.C.: Brookings Institution Press, 2001.

[12] Drezner D. Bad Debts: Assessing China's Finan­cial Influence in Great Power Politics // International Security. 2009. Vol. 34. No. 2.

[13] Gowan R., Brantner F. A Global Force for Human Rights: An Audit of European Power at the UN, Eu­ropean Council on Foreign Relations Policy Paper. L.: European Council on Foreign Relations, 2008.

[14] Haass R. The Age of Nonpolarity: What Will Fol­low U.S. Dominance? // Foreign Affairs. 2008. Vol. 87. No. 3.

[15] Hurrell A. Hegemony, Liberalism and Global Or­der: What Space for Would-be Great Powers? // Inter­national Affairs. 2006. Vol. 82. No. 1.

[16] Jones B., Pascual C., Stedman S. Power and Re­sponsibility: Building International Order in an Era of Transnational Threat. Washington D.C.: Brookings In­stitution, 2009.

[17] Kagan R. Of Paradise and Power: America and Europe in the New World Order. N. Y.: Vintage, 2004.

[18] Klare M. Rising Powers, Shrinking Planet: The New Geopolitics of Energy N. Y.: Henry Holt, 2009.

[19] Larkin J. Iran, India Reach Accord to Work on Gas Deposits // Wall Street Journal. 3.11.2004.

[20] Mahbubani K. The New Asian Hemisphere: The Ir­resistible Shift of Global Power to the East. N. Y.: Pub­lic Affairs, 2008.

[21] Mauldin W. Russia Backs Stronger Rivals to Dollar // Wall Street Journal. 19.06.2010.

[22] McFarlane N. The "R" in "BRICs" // International Afairs. 2006. Vol. 82. No. 1.

[23] Mearsheimer J. The Tragedy of Great Power Poli­tics. N. Y.: Norton, 2001.

[24] Mohan R. Crossing the Rubicon: The Shaping of India's New Foreign Policy N. Y.: Palgrave Macmillan, 2003.

[25] Parsi T. Treacherous Alliance: The Secret Dealings of Israel, Iran, and the U.S. New Haven, C.T.: Yale Uni­versity Press, 2007.

[26] Posen B. Command of the Commons: The Military Foundations of U.S. Hegemony // International Secu­rity. 2003. Vol. 28. No. 1.

[27] Steinberg R. In the Shadow of Law or Power? Consensus- Based Bargaining and Outcomes in the WTO/GATT // International Organization. 2002. Vol. 56. No. 2. P. 339-74.

[28] Tellis A. et al. Measuring National Power in the Postindustrial Age. RAND, 2000.

[29] The BRICS: The Trillion-Dollar Club // Econo­mist. 15.04.2010. URL: http://www.economist.com/ node/15912964?story_id=15912964 (date of access: 11.03.2011).

[30] Victor D., Yueh L. The New Energy Order // For­eign Affairs. 2010. Vol. 89.

[31] Walt S. Origins of Alliances. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press, 1990.

[32] Wight M. Power Politics. Harmondsworth: Pen­guin, 1944.

[34] Wilson D., Purushothaman R. Dreaming With BRICs: The Path to 2050 // Goldman Sachs Global Economics Paper. 2003. No. 99.

[35] World Energy Outlook 2009 // International Energy Agency. Paris: OECD/IEA, 2009.

[36] World Population Prospects: The 2008 Revision // United Nations Department of Economic and So­cial Afairs, Population Division. N. Y.: United Nations, 2009.

[37] Yunling Z., Shiping T. A More Self-Confident China Will Be a Responsible Power // Straits Times. 2.10.2002.

[38] Zakaria F. The Post-American World. N. Y.: Nor­ton, 2008.

[39] Это, конечно, осложнено тем фактом, что также не существует общепринятого определения «великой державы». Как заметил М. Уайт: «Всегда легче отве­чать с точки зрения истории..., чем давать определе­ние, так как всегда существует согласие о существую­щих великих державах» [32, P. 41]. Большинство школ международных отношений используют следующее определение: великая держава - это государство, об­ладающее достаточными военными ресурсами для участия в тотальной войне с применением обычных вооружений против наиболее сильного государства в мире [23, P. 5].

[40] Россия в этом отношении несколько отличается. Ее экономическая мощь основывается на значитель­ных энергетических ресурсах в большей степени, чем у партнеров по БРИК. Последние данные показывают, что почти 30% российского ВВП зависят от энергети­ческого сектора. При условии, что Россия не сможет преуспеть в диверсификации своей экономики, ее воз­можности проекции силы будут зависеть от способно­сти извлечь выгоду из экспорта энергоресурсов [34].

[41] Китай и Индия, например, не дали своим долгим пограничным спорам перерасти в нечто большее, чем сдержанные столкновения в последние годы.

[42] Важно не путать «Группу двадцати» и «Группу двадцати в рамках ВТО». Первая была создана в 1999 г. как форум министров финансов крупнейших развитых и развивающихся стран для стабилизации глобальных финансовых рынков после Азиатского кризиса 1997 г. Ко времени питтсбургского саммита 2009 г. она фак­тически заменила «Группу семи» в качестве главного органа для решения экстренных глобальных экономи­ческих и финансовых вопросов. Последняя, наоборот, существует как коалиция развивающихся стран внутри ВТО. Она была создана после министерской встречи 2003 г. в Канкуне, чтобы ответить (и во многих случаях блокировать) на ряд западных предложений.

[43] Это отражение аргумента Р. Кагана, представ­ленного в [17].

[44] The Pittsburgh Summit: Key Accomplishments // The Pittsburgh Summit 2009. URL: http://www.pit.ts-burghsummit.gov/resources/129665.htm (date of access: 11.03.2011).

[45] Zhou Xiaochuang: Reform the International Mon­etary System // Xinhua News Agency. 26.03.2009. URL: http://news.xinhuanet.com/english/2009-03/26/con-tent_11074507.htm (date of access: 11.03.2011).

[46] Президент России Д.А. Медведев недавно под­держал превращение юаня в конвертируемую резерв­ную валюту. См. [21, P. A7].

[47] Примечательно, что эти призывы исключали или серьезно преуменьшали роль Индии.

[48] Подробнее о том, почему США предпочитают двусторонние отношения в Азии, но многосторонние в Европе, см. в: [9, P. 158-96].

[49] Описание попыток Ирана (и Израиля) опреде­лить региональный порядок на Ближнем Востоке см. в [25]. О попытках Турции см. [4, No. 3, P. 39-50].

[50] Данные US Energy Information Administration. URL: http://www.eia.doe.gov/emeu/cabs/China/Oil.html (date of access: 11.03.2011).

[51] См. также [19].

«Вестник международных организаций», №2 (33), 2011.

Читайте также на нашем портале:

«Эмманюэль Тодд. После Империи. Pax Americana — начало конца» Кирилл Коваль

««Постамериканский мир»: версия Фарида Закария» Андрей Володин

«Великие империи, малые нации. Неясное будущее суверенного государства.» Ирина Бусыгина

«Новый амбициозный план Проекции и чертежи новой сборки мира» Александр Неклесса

«Страны БРИК: на пути к новой экономической модели» Михаэль Либиг

«Многополярная гегемония» Александр Ломанов

«После американской гегемонии» Анатолий Уткин

«США: перспективы глобальной империи» Эдуард Соловьев

«Эпоха бесполярного мира» Ричард Хаас

«Многополярность и многообразие» Тьерри де Монбриаль

«Глобализация и новое геоэкономическое мироустройство» Александр Неклесса

«Национальный фактор в эпоху глобализации. Часть 2. Государство и глобализация» Екатерина Нарочницкая

«Национальный фактор в эпоху глобализации. Часть 4. Политические функции национальных делений и глобализирующийся «миропорядок»» Екатерина Нарочницкая

«XXI век – эпоха новых гигантов? (Рецензия на книгу: «Бразилия – экономическая сверхдержава?»)» Анна Проценко


Опубликовано на портале 28/09/2011



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика