Специально для сайта «Перспективы»

Валентина Федотова

Западные либералы против российских западников


Федотова Валентина Гавриловна - доктор философских наук, профессор, заведующая Сектором социальной философии Института философии РАН.


Западные либералы против российских западников

Современные российские западники убеждены в том, что они представляют ценности западного либерализма. Реализуя свой революционный проект перемалывания России, они провозгласили саму природу человека «экономической», а общественное благо - совокупностью индивидуальных благ. Но этот неолиберальный «рыночный большевизм» имеет мало общего с идеями великих либералов Запада…


 
Современные российские западники убеждены в том, что они являются носителями идей западного либерализма. На самом деле либеральная идеология в посткоммунистической России получила звучание в особой, неолиберальной форме. Именно современные неолиберальные теории провозгласили саму природу человека «экономической», а общественное благо  -  совокупностью индивидуальных благ. И это цинично подкреплялось отсылками к классике либеральной мысли  - теории Адама Смита, хотя подобная трактовка в корне искажает его учение.
Глубоко верующий человек и представитель своего времени, А.Смит не мог поставить индивида выше общества, а общество — выше универсума. В его учении «мудрый и виртуозный человек», стремясь к удовлетворению своих частных интересов, создает порядок в себе и социальный порядок — общество. В «Теории нравственных чувств», вышедшей задолго до более знаменитого «Исследования о природе и причинах богатства народов», Смит описал альтруистические свойства человека, его склонность к симпатии, сочувствию, способность поставить себя на место другого. Во второй работе его действительно интересуют именно эгоистические чувства, алчность, жадность и т.п., но он показывает, как обладатели этих черт могут служить обществу, если направят свои устремления в экономическое русло. Так, например, рассуждает Смит, пивовар ценен для нас не тем, что он добр, а тем, что варит хорошее пиво. Это занятие делает его полезным членом общества, где совокупность воль, интересов и качеств людей взаимно уравновешивается. Но и в роли ценного с экономической точки зрения субъекта пивовар, тем не менее, контролируется обществом и моралью, чтобы его стремление к наживе не вышло за допустимые границы и не вывело его деятельность из-под общественного контроля.
При целостном восприятии произведений Смита очевидна безусловная первичность для него блага целого, блага общества, которое существует для умножения счастья людей, но не может сделать счастливыми всех индивидов.Общество для Смита — это порядок, государство — суверенитет, индивид — носитель собственности, осуществляющий воспроизводство социального порядка [1].
Иногда утверждают, что Адам Смит не употреблял понятия «экономический человек», но по существу ввел его в неявном виде [2]. С этой трактовкой трудно согласиться. Если Смит и писал о «невидимой руке» рынка (а, например, основоположник кейнсианства Дж.М.Кейнс считал, что это не так), это не значит, что он отрицал «невидимые руки» общества, морали, культуры, способность людей социализироваться не только в ближайших средах соседства, родства, а в обществе в целом, в морали как социальном институте, в культуре как программе человеческой деятельности. По мнению некоторых социологов, Смит имел в виду не невидимую руку рынка, а невидимую руку Провидения. Для него основополагающей была сила Бога, которая приводит божественное создание — общество — в состояние равновесия качеств людей, живущих в нем, не через государственное вмешательство, а в результате его собственной деятельности [3]. Но из этого вовсе не следует, что уход государства из экономики обеспечивает самоорганизацию общества. Скорее, наоборот: государство может уйти из экономики только там, где общество способно к самоорганизации.
Экономика как отдельная особая сфера и человек в экономике как эгоистический человек были для А.Смита теоретической и методологической абстракцией. Ее вычленение из общественной целостности и божественной природы человека давалось ему нелегко. И он боролся с «экономическим человеком», но не посредством моральной проповеди, а путем нахождения для него полезного места в обществе. Причем эта методологическая абстракция справедлива только в отношении основного актора капиталистического производства — капиталиста-предпринимателя - и в меньшей мере в отношении нанятых работников и остальных членов общества. Кроме того, построения Смита – это абстракции эмпирического уровня, относящиеся к Англии. Неслучайно Д. Юм в письме к нему выражал надежду на то, что и Франция, и Германия когда-нибудь смогут стать похожими на их страну [4].
Когда же произошла онтологизация «экономического человека» — то есть превращение этого концепта из методологического средства в реальный универсальный результат человеческого развития?
«Экономический человек» появляется не у Смита и даже не у Д. Рикардо, а в современных неолиберальных теориях, где сама человеческая природа мыслится как направленная на максимальное удовлетворение при минимальных издержках. Универсализация и онтологизация этой модели человека особенно характерна для Дж. Бьюкенена, М. Фридмана и других представителей чикагской школы. Во-первых, именно у них отмеченная природа человека предстает всеобщей; во-вторых, исключения воспринимаются как особенности традиционных докапиталистических обществ или нехватка персональной модернизации в капиталистических обществах; и в-третьих, по мнению неолибералов, эта природа присуща всем людям, а не только непосредственным акторам капиталистического производства. Заметим, что при этом М. Фридман в своей статье «Четыре шага к свободе» [5] писал о невозможности применения идей неолиберализма в России.
Если дискуссии об интерпретации учения Адама Смита могут показаться далекими от российских проблем, то другой классик западной либеральной мысли, Макс Вебер, непосредственно анализировал перспективы капитализма в России в начале ХХ века.  
Как известно, изучение иудаизма, буддизма, индуизма, конфуцианства и ислама привело М. Вебера к выводу, что ни одна из этих религий не обеспечила и принципиально не могла обеспечить основ капитализма западного типа. Православие не было предметом его анализа, но из переписки с русским теологом и экономистом Сергеем Булгаковым Вебер получил свидетельство, что и эта религия не направлена на культивирование в людях мотивов, необходимых для капитализма западного типа (трудовой, а не мирской аскезы), которые проявились на протестантском Западе [6]. Получая информацию о выходивших в России книгах и статьях, программах разных партий и движениях, выучив русский язык, Вебер детально описал и представил немецкому читателю политическое состояние России в 1906 году, сразу после событий первой русской революции. Его анализ включал оценку позиций социал-демократов и кадетов — выразителей двух характерных типов революционного сознания России того времени. Исследование Вебера тогда же было опубликовано и на русском языке, а когда в 1998 г. этот труд оказался переиздан, создалось ощущение, что время остановилось [7].
В современной России, как и прежде, демократию предпочли рассматривать как продукт экономического развития, а во главу угла преобразований поставить экономику, сведенную к рынку. М. Вебер не был согласен с подобным представлением, полагая, что экономические успехи «ведут к возрастанию “несвободы”». Он сомневался в том, что американский капитализм и импортированный российский капитализм совместимы с демократией. Как видим, немецкий философ и историк во многом ошибся относительно Америки, но в отношении тогдашней и отчасти сегодняшней России оказался прав. Он показал, как бюрократия осваивает, переваривает любые идеи, в том числе оппозиционные, и присваивает все плоды революции для возвращения своего господства [8]. Вебера удивляло то, как мало русские либералы, в частности кадеты, учитывают фактор национальной среды — не упоминают ни о школах, ни о церкви, т. е. не анализируют социальной среды и культурных особенностей общества, революционное преобразование которого собираются произвести.
Причина неудач первой русской революции, по мнению Вебера, состояла не только в способности власти пронести себя сквозь все потрясения, но и в соперничестве демократических движений, а также в ином, нежели на Западе духовно-ценностном строе. На Западе «в конкретных и своеобразных исторических обстоятельствах возникло особое религиозное настроение, породившее идеальные ценностные представления, которые в комбинации с бесчисленными и тоже своеобразными политическими обстоятельствами, а также материальными предпосылками определили «этическое своеобразие» и «культурные ценности» современного человека. Сможет ли какое-либо материальное, а тем более нынешнее «позднекапиталистическое» развитие сохранить эту своеобразную историческую атмосферу или создать ее заново?... Нет и ни тени намека… Есть ли признаки чего-либо подобного в идеологии и практике тех, кого, как им самим представляется, «материальные» тенденции ведут к победе?» [9]. Без правового государства, автономного индивида, «духовной революции», осознания ценности свободы Россия, по мнению Вебера, не могла преуспеть в формировании капитализма, похожего на западный. Все эти замечания, высказанные в 1906 году, вполне применимы к революции 90-х и ко всему этапу посткоммунистических российских трансформаций вплоть до наших дней.
Не выдерживает критики и апелляция сегодняшних российских западников к патриарху либеральной мысли ХХ века, австрийскому экономисту и философу Фридриху Хайеку. Сравнивая рынок и науку, поскольку обе системы являются системами переработки информации и связаны с получением непредвиденного результата, Хайек показывает, что защита конкуренции часто неправильно понимается и неверно проводится. Тенденция к усилению государственного контроля, пишет он, более всего «объясняется отсутствием реальной программы или… последовательной философии у противостоящих этому групп… многие из тех, кто претендуют быть защитниками «свободного предпринимательства», на самом деле являются скорее защитниками привилегий и сторонниками государственных мер в их пользу, чем противниками любых привилегий» [10]. рейтинг эвакуаторов Москвы
Восстанавливая подлинный смысл идей Адама Смита, Ф. Хайек проводит грань между истинным индивидуализмом, о котором писал Смит, и индивидуализмом ложным. Истинный индивидуализм опирается на спонтанный социальный порядок, при котором созданы социально-культурные условия для того, чтобы индивид мог преследовать свои интересы с пользой для других. Ложный индивидуализм требует исправления людей, изменения их морали или политических убеждений. Как правило, это дорога к рабству. Особенностью либерализма в его классических образцах, отмечает Хайек, является признание спонтанности общественного порядка, складывающегося из действий индивидов, признание того, что этот порядок не есть результат проекта или действий «совершенных» людей. При этом даже негативные качества людей, такие, как эгоизм или жадность, находят применение в интересах общего блага. «Не может быть большей противоположности этому, чем ложный индивидуализм, который хочет растереть все эти небольшие группы (коллективы внутри общества, семья, другие структуры. — В.Ф.) до атомов, ничем между собой не скрепленных, кроме навязанных государством принудительных правил» [11], — пишет Хайек.
Но именно такой, и не менее революционный, чем у большевиков, образ приняли формулы российского западничества 90-х, получившего на Западе название «рыночного большевизма», по меткому выражению Д. Глинского и П. Реддавея.
Как ни парадоксально, наши отечественные западники мыслят прямо противоположно «западникам» Запада, т. е. либералам. В России западники полагаются на роль интеллигенции, на проектную силу ее идей. А на спонтанный социальный порядок, на стихию народной жизни ориентировались, как ни странно, скорее старые славянофилы, хотя славянофилы не были индивидуалистами, а полагались на такой атом российской жизни, каким в ту пору являлась община. Разумеется, этот атом давно исчез или разрушен, но условия для возникновения нового автономного ответственного индивида не возникли. Появился негативный индивид массового общества.
Пересмотр идей неолиберализма в России назрел и уже происходит.  Он должен сместить воспетого российскими неолибералами эгоистического и алчного человека с пьедестала, на котором он сегодня не по праву оказался, вернуть разделению труда статус цивилизационного достижения (профессор не будет получать меньше уборщицы), внести иное представление об успехе профессиональной деятельности, не измеряемом прибылью, лишить рынок вездесущности, отведя ему его законное место, и способствовать цивилизационному преобразованию российского капитализма.
 
 
Примечания:
 
[1] Denis A. Was Adam Smith an Individualist? // History of the Human Science. 1999. Vol. 12. N 1
 
[2] Автономов В.С. Человек в зеркале экономической теории (Очерк истории западной экономической жизни). – М., 1993.
 
[3] См.: Федотова В. Г. Хорошее общество. М., 2005. С. 46, 54, 58, 239; Колпаков В. А. Будущее капитализма в исторической ретроспективе. От общества для рынка к рынку для общества//Политический класс. 2006, № 8. С. 75 — 83; Федотова В. Г. Будущее капитализма в исторической перспективе. Начало эпохи нового капитализма// Там же. С. 85 — 93.
 
[4] Landress H, Colander D. History of Economic Thought. Boston, Toronto. 2002. P. 76.
 
[5] Фридман М. Четыре шага к свободе//Общественные науки и современность. 1993. № 3.
 
[6] Давыдов Ю. Н. Вебер и Булгаков (христианская аскеза и трудовая этика)//Вопросы философии. 1994, № 2.
 
[7] Weber M. Zur Lage der burgerlichen democratie in Russland// Archiv Sozialwissenschaft und Sozial Politik. Bd.12. 1906; Вебер М. Историчеcкий очерк освободительного движения в России и буржуазной демократии. Киев. 1906; Вебер М. К состоянию буржуазной демократии в России// Русский исторический журнал. Зима 1998. Т. I, № 1. С. 211 — 266. Весна 1998. Т. I. № 2. С. 261— 315.
 
[8] Вебер М. К состоянию буржуазной демократии в России // Русский исторический журнал. 1998. Т. I. № 2. С. 296 — 300.
 
[9] Там же. С. 297.
 
[10] Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. М., 2001. С. 115.
 
[11] Там же. С. 42
 
 


Читайте также на нашем сайте:
 

«Выйти из тупика истории» Вячеслав Морозов

«Легитимное насилие и национальный интерес» Татьяна Вязовик.

«После Мюнхена: о суверенной демократии, о мире русских и России в мире» Наталия Нарочницкая.

«Пространство власти при Владимире Путине. Преодоление заклятья «недовыбора» Дмитрий Андреев, Геннадий Бордюгов.

«Многополюсная политическая Россия. Внутриполитическая архитектура страны по-прежнему носит клановый характер» Павел Салин.

«Какая элита нужна России?» Круглый стол Фонда исторической перспективы.

«Российский федерализм сквозь призму русского вопроса» Эдуард Попов.

«Национал-консерватизм и либерал-демократия. Единство и борьба противоположностей в российской политике» Филипп Казин.

«Власть и общество в современной России» Андрей Андреев.

«Власть, элита и масса: параметры взаимоотношений в российских кризисах» Юрий Левада.

Опубликовано на сайте 29/12/2007