Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Ослепление озарением

Версия для печати

Избранное в Рунете

Клаус Леггеви

Ослепление озарением


Леггеви Клаус (Leggewie Klaus) – директор Культурологического института в Эссене, политолог.


Ослепление озарением

Обмирщение пагубных религиозных конфликтов сыграло ключевую роль в образовании современных государств, локализации «священных войн» и укреплении международного права. Казалось, что с секуляризацией религиозное измерение исчезло из сферы международных отношений. Однако глобализация привела в действие в том числе и сферу религиозного опыта. Мы вступили в «поствестфальскую» эпоху глобального религиозного рынка. Сегодня ослабленные и неосознанные христианские традиции всё заметнее проникают в сферу внешней политики и политики сохранения европейской идентичности.

Америка, ислам, Китай: возврат религии в политику редко приносит с собой благодать. В Европе все иначе — и от этого не стоит отступаться
 
Обмирщение пагубных религиозных конфликтов сыграло ключевую роль в образовании современных государств и республик, локализации «священных войн» и укреплении международного права. Казалось, что с секуляризацией религиозное измерение исчезло из сферы международных отношений. Мы стали «реалистами», и поэтому нас интересуют споры за территорию, сырье и социальные меньшинства, но уже не религиозная составляющая, пусть даже ее было невозможно игнорировать в конфликтах вокруг Ливана и Северной Ирландии. После 1989 года Самюэл Хантингтон и другие совершили резкий поворот руля: теперь повсюду они начали наблюдать непрерывную битву культур и войну религий, на фоне которых блекли экономика и политическая стратегия, а в полирелигиозных обществах иммигрантов разгорались конфликты идентичности.
Экономическая глобализация приводит в движение в том числе и сферу религиозного опыта. Мы вступили в «поствестфальскую эпоху» глобального религиозного рынка. Мировой рынок размыл все территориальные границы, и гастарбайтеры с религиозным багажом образовали диаспоры, которые в случае ислама все чаще считают себя частью необъятной общины-уммы и не подчиняются ни какому-то конкретному государству, ни всемирной церкви. Религиозная транснационализация особенно чувствительна для Европы, где, несмотря на формальное разведение политики и религии, традиционно действовали явные и скрытые разновидности государственной церкви, оказавшиеся теперь под давлением.   Сегодняшняя религия отделилась от (национальной) культуры не только у мусульман, евангелические секты также отчетливо демонстрируют свое глобальное присутствие, игнорируя фактор этнонациональной принадлежности.
 
Сколько религии вынесет политика?
Что же происходит — секуляризация международных отношений или же, напротив, десекуляризация мировой политики? Ответ может показаться слишком неопределенным: и то, и другое имеет место. Тот, кто зацикливается на «возврате религии» и в особенности на фундаменталистских течениях, проявляет не меньшую близорукость, чем тот, кто полагает, будто бы для образованной элиты и ведущих политиков секулярные максимы являются неоспоримыми. Помимо прочего, эмпирический диагноз (что происходит?), как и нормативные выводы (сколько религии способна вынести национальная и мировая политика?) будут явно зависеть от нашей классификации религиозных явлений.
Прежде всего, следует указать характерные случаи религиозного присутствия на международной арене. Семь таких фактов сразу же приходят на ум. Так, на территории Германии действует турецкая государственная служба по делам религии (ДИТИБ), считающая своей компетенцией строительство мечетей и религиозное воспитание турецких иммигрантов, — что, правда, вполне безобидно в сравнении с интервенцией государственных и негосударственных структур из Саудовской Аравии или Пакистана. Во-вторых, действуют группировки, наподобие «ХАМАСа» и «Хезболлы», спонсируемые исламскими режимами и берущие на вооружение откровенно теократическую идеологию. Христианские и иудейские лобби по принципу зеркального отражения влияют на американскую и на израильскую внешнюю политику, стремясь установить взаимный баланс. В-третьих, уже давно отмечают активность социальных движений религиозной направленности в различных сферах, будь то сотрудничество с развивающимися странами или защита прав человека. Во всяком случае, их деятельность оказывается фактором государственной внешней политики, когда они выступают в роли неправительственных международных организаций, либо тогда, когда их членов берут в заложники в районах боевых действий (как случилось недавно в Афганистане с миссионерами из Южной Кореи).
В-четвертых, немалый вес имеет внешняя политика Ватикана, который при Иоанне Павле II вел спор как с коммунизмом, так и с капитализмом, а при Бенедикте XVI вступил в жесткую полемику с исламом, параллельно продолжая борьбу за сохранение своей гегемонии в Латинской Америке. В-пятых, миротворческие организации католической церкви, широко распространенной по всему миру, выступают посредниками в ближневосточном конфликте (община «Сант-Эгидио»). Что касается протестантов, то, в-шестых, североамериканские пятидесятники и ривайвелисты развернули масштабную миссионерскую деятельность в Западной Африке, Центральной Америке, Центральной и Восточной Европе, где произошло крушение государственности либо образовался посттоталитарный вакуум, требующий заполнения. И, наконец, в мировой политике действуют такие игроки, наподобие Организации «Исламская конференция» (ее религиозность отражается в самом названии), и религиозные идеологи, которые акцентируют свое внимание на разработке как региональных, так и глобальных правовых норм.
Широкий спектр и сила религиозных факторов международной политики не должны удивлять, учитывая транснациональный характер, издавна присущий крупнейшим религиозным объединениям. Наряду с индустриальными предприятиями они выступили первыми двигателями глобализации, но имели в сравнении с первыми преимущество большей «заземленности» в конкретном жизненном мире, хотя одновременно могли обращаться и ко всему человечеству. Данный транснациональный характер мировых религий в настоящее время вновь стал источником раздражения и потенциальных конфликтов: Вестфальский мир деполитизировал религии, но с учетом того, что сегодня глобализация в «поствестфальском» духе размывает основы национального государства, религии в процессе всеобщей «приватизации политики» снова выходят на политическую сцену — в противовес государствам, параллельно с ними и вместе с ними.
При этом возникают явные и существенные различия, вызванные тем, к чему ведет данный процесс — к разделению труда, конкуренции либо конфронтации, а также тем, насколько соблюдается принцип отделения церкви от государства и, следовательно, сохраняется примат политики в сфере государственных отношений. Политизированный фундаментализм, прежде всего исламский, радикально оспаривает этот принцип. Современный интернациональный джихадизм идет еще дальше и вообще отрицает государственные отношения. Непреодолимая, но на Западе с успехом «затемненная» чуждость миру религиозного сверхъестественного приобретает радикальный характер во внешнеполитическом поле, где не действуют сдерживающие и уравновешивающие силы политического общества и нет причин бояться чудовища-«левиафана» (государственной монополии на насилие). Здесь политику заменяет антиполитика, в то время как южные мегаполисы и северные пригороды становятся потенциальным полем битвы для монотеистической нетерпимости.
Наряду с эзотерико-спиритуалистическими течениями в настоящий момент на глобальных рынках религии более всего процветают евангельские церкви и движения харизматов-пятидесятников, которые в США опередили основной протестантизм и распространились в традиционно католическую Латинскую Америку, в Западную Африку, в постсоветскую Восточную Европу и по всей Азии. Деформализация веры — «believing without belonging» («верить, но не принадлежать» — англ.) — затронула даже самую стабильную официальную церковь мира: Ватикан столкнулся с бурным развитием всякого рода эпизодических движений, а также децентрализованных сетей и вынужден приспосабливаться к такой ситуации.
В эту картину «американизированного» религиозного ландшафта неожиданно удачно вписывается исламский неофундаментализм. Он тоже действует на транснациональном уровне, освободившись от влияния арабо-мусульманских стран и отказавшись от идентичности конкретной диаспоры. Он ориентирован на индивидуализм и не признает авторитета консервативных теологов и правоведов, а вместо ортодоксальности на первое место ставит религиозный опыт. Исламский неофундаментализм проповедует веру, основанную на индивидуальном опыте и радикальном разрыве с традицией. Это делает его привлекательным для живущих в пригоро-дах и отторгнутых от общества иммигрантов третьего поколения, которые примыкают к всемирной общине воинствующего ислама. Для тех, кто его исповедует, имеет принципиальную важность самообозначение (платок-хиджаб), символическое присутствие (мечеть), регламентированное поведение (разрешенная пища) и все более — пропаганда действия, которая может подогревать религиозную нетерпимость и фундаментализм в политике.
Оказать помощь, а именно заменить анархию мирового сообщества наднациональным регулированием, стремятся и многочисленные религиозные инициативы в миротворческой и законодательной сферах международной политики. Они признают плюрализм ее базовой структуры. Не случайно, что подобные инициативы берутся за такие вопросы, решить которые не под силу ни государственной, ни традиционной международной политике: противостояние Севера и Юга, охрана климата и окружающей среды, защита прав человека и социальных меньшинств. Также не случайно, что различные подходы, нацеленные на то, чтобы подвести под внешнюю политику ценностную основу (например, «мировой этос» Ханса Кюнга), рождаются преимущественно в религиозных и церковных кругах, и эта их отличительная особенность выдает себя даже в такой насквозь светской среде, как ООН. Подобного рода неофициальную внешнюю политику можно только приветствовать.
То, что проникновение этики в политику способно создавать определенные проблемы, доказывает влияние евангельских христиан на внешнюю политику США. Их сила заведомо переоценивается или недооценивается: одни воображают, что Америка, двинулась в крестовый поход, объявленный «теоконсерваторами»; другие сухо констатируют крушение всех основополагающих принципов правых христиан. При Рейгане в восьмидесятые годы их первые попытки повлиять на внутреннюю политику (прежде всего в вопросе пересмотра либеральной практики абортов) были безрезультатны. В конце президентского срока Буша-младшего они снова выглядят бессильными и подавленными. Между тем в сфере внешней политики евангелистам удалось закрепить свое влияние, как концептуальное — придав после 2001 года еще большую радикальность манихейской борьбе с «империями зла», так и конкретное — вводя в систему христианских стандартов и кодов помощь развивающимся странам, борьбу со СПИДом, политику по защите прав человека, охрану окружающей среды.
Не только внутренняя политика США, действуя подчас на грани конституционных нарушений, «базировалась на вере». Это в особенности касается политики на Ближнем Востоке, где христианский сионизм, вероятно, приобрел еще большее влияние, чем одиозное иудейское лобби. Этому способствовало то, что социальное движение правых христиан стало в значительной степени состоять из профессионалов и пустило глубокие корни в Республиканской партии, что оно проникло в католическую и нехристианскую среду и имеет твердую социальную опору внутри среднего и высшего класса.
Ну а как обстоит дело во внешней политике Германии? Германское общество относится к самым секуляризованным на Западе, что в первую очередь объясняется высоким уровнем благосостояния. Возвращение религии здесь чаще всего обусловлено миграцией — притоком поздних переселенцев из Восточной Европы, а также турецких и арабских мусульман. Последние сохраняют этническую и религиозную идентичность, что заставляет в ответ — в духе «битвы культур» — превозносить христианские устои Европейского союза и требовать от Турции в качестве предварительного условия вступления в ЕС гарантий религиозной свободы для христианского меньшинства, живущего на ее территории.
Широкая политизация никак не связана с этим возвращением к христианской Европе, однако ослабленные и неосознанные христианские традиции, образуя стержень этических убеждений, все заметнее проникают в сферу внешней политики и политики сохранения европейской идентичности. С учетом фундаменталистских крайностей и двойственности «основанной на вере» политики США, а также заинтересованного конфуцианства в международной политике Китая, который не признает полную свободу совести во внутренних делах, возникает серьезный повод отказаться от скромности наших религиозных притязаний, пусть даже тем самым исключительное историческое положение Европы обнаружит себя еще явственнее. Стоит напомнить, что мы, европейцы, когда-то решились навсегда избавить нашу политику от света божественных озарений.
 


Читайте также на нашем сайте: 


Опубликовано на портале 11/03/2009



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика