Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Русское политическое совещание и В.Вильсон на Парижской мирной конференции

Версия для печати

Сергей Листиков

Русское политическое совещание и В.Вильсон на Парижской мирной конференции


Листиков Сергей Викторович - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории.


Доклад на научно-практической конференции «Война, смертельно опасная для России…», проведенной 27-28 октября 2008 года Фондом исторической перспективы совместно с Библиотекой-фондом «Русское зарубежье».
 
 
До начала Парижской мирной конференции Георгий Евгеньевич Львов, возглавлявший Временное правительство, имел честь встретиться с двумя людьми - Вильсоном и Ллойд Джорджем. Вильсон представлялся ему идеалистом, под крылом которого Россия могла бы искать спасения, так как он работал не только на США, но и на весь мир, а после встречи с Ллойдом Джорджем мнение Львова о нем – «прекрасный сын кровавого Альбиона».
Вильсон прибыл во Францию в конце 1918 года в ореоле победителя, выразителя надежд человечества, изложенных, прежде всего, в его знаменитых 14 пунктах. Они казались и многим политикам, и миллионам простых людей программой, которая, пускай неясно, но все же определяла контуры будущего миропорядка, способного избавить человечество от повторения ужасов войны.
Россия встречала мирную конференцию в хаосе гражданской войны, её международные позиции казались до предела ослабленными, впрочем, и воспринимать её, как единое целое, можно было лишь с большой оговоркой. Центральную часть страны контролировали большевики, за год пребывания у власти доказавшие свою состоятельность, как это виделось из Вашингтона, Парижа, Лондона. Белое же движение в начале 1919 года являло собой нечто лишенное внутренней целостности: Деникин на юге, временное правительство - в северной области, Колчак на востоке… Выступавшие под флагом восстановления единства России они не смогли объединить силы. А вот выступить в Париже единой командой, претендовавшей на право официально представлять Россию на мирной конференции, белые правительства посчитали необходимым. Их активные консультации с русскими послами и, прежде всего, с Бахметьевым в США, Маклаковым во Франции, Гирсом в Италии, и рядом других, привлечение к работе в Париже представителей общественности разных политических убеждений, военных и гражданских специалистов привели к образованию в конце 1918 года Русского политического совещания.
В январе 1919 года для представительства России на мирной конференции Русское политическое совещание образовало делегацию, в которую вошли председатель Русского политического совещания князь Львов, министр иностранных дел омского и екатеринодарского правительств Сазонов, посол России во Франции Маклаков, председатель Временного правительства северной области Чайковский.
Любопытна переписка Маклакова и Сазонова с омским МИДом и с фондом Гафра. Русские политики и дипломаты и в Омске и в Париже не могли не отметить, что в начале 1919 года, после полугода совместной борьбы с большевизмом, отношения Вашингтона к белым разительно изменилось к худшему. 10 февраля Маклаков назвал главную причину этого – у западных политиков окрепло убеждение, что антибольшевистские российские группы бессильны собственными средствами положить конец господству большевиков. Эта зависимость от иностранной помощи могла свидетельствовать только об отсутствии народной поддержки. Главная позиция против интервенции разыгрывается на стремлении выставить правительства Дона и Сибири реакционными, - без обиняков писал Маклаков. Действительно, у таких либеральных политиков, как Вильсон не могло не возникнуть сомнений в целесообразности поддержки белых сил, которые в будущем могли воссоздать авторитарную Россию с опасной экспансионистской внешней политикой. А потому президент признал неизбежность, в частности, на заседании Совета десяти 14 февраля, вывода американских войск из России, где они, по его словам, «не делали ничего хорошего».
Представлявшие белое дело дипломаты чувствовали, что утрачивают доверие столь важного для них американского партнера. Маклаков, 7 января, призывал Омск: «Было бы нужно торжественно признать, что Россия стоит на почве 14 пунктов Вильсона, как программы мира. Это нам выгодно. Она признана всеми союзниками». В ответ министр иностранных дел Омского правительства Сукин 24 февраля сообщал, что у них работает особое совещание по подготовке вопросов мира и сейчас рассматривается, главным образом, основания программы Вильсона. Однако многие из 14 пунктов русскими по прошествии года в новой обстановке читались по-другому, в том числе и потому, что происходившее на заседаниях Парижской мирной конференции вдрызг разбивало вильсоновские благие намерения. Так случилось с пунктом первым, предполагавшим достижение открытого договора о мире, достигнутого путем обсуждения мирных условий. Вот лишь некоторые, лишенные всякой привлекательности характеристики, данные наблюдателем Маклаковым. «Разрешение всяких политических вопросов будет зависеть от воли 5 великих держав, их недоверие доходит иногда до еле скрываемого недружелюбия. Деятельность конференции носит характер спешности и стремления обойти больные, щекотливые вопросы, включая и русский. А в отношении России намечается стремление не считаться с нашим мнением, и принимать решения без нашего участия».
О какой реализации вильсоновских пышных деклараций для русских национальных сил, считавших себя выразителями воли народа, принесшего неисчислимые жертвы во имя общесоюзнической победы, могла идти речь, если их делегация не была допущена официально представлять интересы России на заседании мирной конференции. Вильсон, в числе других лидеров великих держав, отверг эти домогательства. Учитывая соотношения сражавшихся в России военно-политических сил, в середине января он вместе с Ллойд Джорджем предложил альтернативу – провести на Принцевых островах, в Мраморном море, в середине февраля самостоятельную конференцию по русской проблеме с приглашением наиболее влиятельных, контролировавших ситуацию в России, сил, включая большевиков. Инициатива лидеров США и Англии, которые белые силы считали своими союзниками в борьбе с большевизмом, была воспринята буквально, как второй Брест, как предательство, на этот раз - со стороны западных демократий. 12 января омское, екатеринодарское, архангельское правительства в совместной декларации на имя председателя конференции отвергли эту идею. Маклаков в донесении от 3 февраля объяснял мотивы американского президента, что тот, мол, нисколько не сочувствовал большевикам, но стремился оградить себя от нареканий со стороны критиков интервенции и изоляционистов США. Председатель совета министров Омского правительства Вологодский увидел в этом прообраз суда народов над международными преступниками и факт утверждения идеи Лиги Наций. Но одновременно негодование по поводу предложения сесть за стол переговоров, говоря словами генерал-губернатора Северной области Миллера, с убийцами, изменниками, грабителями, заставило задаться вопросом, стоит ли ориентироваться на затевавшие этот дипломатический флирт западные демократии? А Вологодский упомянул даже об особости пути России, упомянув словосочетание «русская цивилизация».
Возвращаясь к вильсоновской программе, отметим, что многие пункты звучали для русских печально. На пункт третий Омск отреагировал жестко - свобода торговли в условиях полного разгрома русской промышленности представляется гибельной для наших экономических интересов. Однако наибольшее неприятие у русских аналитиков вызвал пункт 6, там обратили внимание, что декларированное предоставление русскому народу беспрепятственной возможности принять независимое решение относительно своего будущего, весьма жестко увязывалось со стандартами победивших в мировой войне западных демократий. Упоминавшаяся, как минимум трижды, мысль о том, что другие нации должны оказать русскому народу содействие, наводила на размышления о прямом вмешательстве для обеспечения волеизъявления, причем по существу с заданными результатами, такими, которые могли бы обеспечить радушный прием России в сообществе свободных наций. А между тем, это волеизъявление должно было решить кардинальные проблемы русского общества, будущее политическое устройство и его национальную политику.
 В колчаковском стане прекрасно понимали, что присутствие войск держав на территории России даже в роли партнера, не лучший антураж для свободного волеизъявления, а потому вердикт Вологодского 20 января 1919 года гласил: «Неприемлемость разрешения русских вопросов другими державами, согласно пункту шестому».
 Впрочем, далеко не все было столь пасмурно в оценке русским национальным движением перспектив сотрудничества с лидером передовой демократии. Это касалось вопроса о национальностях. Де-факто правительства Финляндии, Украины, Литвы, Латвии, Эстонии, Грузии и ряда других стран, направившие свои делегации в Париж, требовали независимости. Соблазн поддержать эти требования, учитывая благосклонное внимание к ним европейских партнеров и немалые дивиденды от сдерживания русской экспансии в любых её проявлениях – будь то торжество большевиков или же белых сил - был велик. Ряд доверенных советников президента Эдуарда Хауза просчитывали такую возможность. В частности, вышедший в октябре 1918 года из под пера Коба комментарий к 14 пунктам, проводил мысль о том, что единой сильной России более не существует, и что следует принять факт её распада.
 Сам президент мучился сомнениями. Об этом свидетельствует вопрос, поставленный им письме госсекретарю Лансингу ещё 20 ноября 1918 года: осуществимо ли с точки зрения нынешнего, по крайней мере, временного расчленения России на 5 частей – Финляндию, балтийские провинции, европейскую Россию, Сибирь, Украину, дать России представительство за столом мирных переговоров? Однако Вильсон и Лансинг в силу ряда серьезных причин хотели видеть Россию единой, по справедливому мнению видного американского исследователя Гарднера - либеральной, но не расчлененной. Вильсон был большим прагматиком. И с осторожностью относился к идее самоопределения народов. В 14 пунктах президент лишь дважды, применительно к Австро-Венгрии и Турецкой империи, указал на предоставление входившим народам возможности автономного развития. А о пункте 6, относительно самоопределения, даже не упомянул. Зато в пункте 14 о Лиге Наций было громко заявлено, что её целью будет обеспечение политической независимости и территориальной неприкосновенности, как великих, так и малых народов.
Грезя о мире без войн, Вильсон осознавал, что дробление таких, как Россия больших многонациональных государств, несло в себе огромную угрозу и вызов. Их атомизация оживляла межэтнические конфликты, создавала не самодостаточные в плане экономическом и военно-политическом, искавшие покровительства великих держав, малые республики. Открывались пути отката Европы к той, пускай в реформированном виде, блоковой системе, которая в августе 1914 года уже столкнула человечество в пропасть глобальной войны. Ставился крест на вильсоновских идеях создания стабильного либерального миропорядка.
Со своей стороны, говоря словами послания Сазонова от 21 марта, положение русской разрухи благоприятствовало условиям для сепаратных националистических устремлений в России. Русское политическое совещание пыталось успокоить державы, убеждая их, что будущая единая демократическая Россия мыслит свое устройство на началах автономий и федераций, и даже в известном смысле на началах независимости. Речь шла, в первую очередь, о Финляндии, в обмен на предоставление с её стороны гарантий военно-стратегического порядка.
Думается, у русских политиков были основания считать, что президент США услышит их позицию. 29 июня Сазонов в секретной телеграмме в Омск на имя представителя управляющего МИД сообщает, что «устная доверительность американского правительства, касающаяся национальностей получена…».
14 октября госсекретарь Лансинг сообщил советнику Госдепартамента Френку Полку в ответ на просьбу о дипломатическом признании прибалтийских государств, представленную латвийским Сеймом: «Как вы знаете, правительство США традиционно относится с симпатией к национальным стремлениям независимости народов. С другой стороны, было бы неблагоразумно или несправедливо причинять вред процессу создания правового конституционного правительства в России, принципа целостности России в целом».
Тем не менее, как понимали русские дипломаты, совсем не мнение Вильсона определяло поиски великими державами решения ряда территориальных вопросов в ущерб интересам России. После встречи с министром иностранных дел Франции Пишоном Маклаков 2 февраля конфиденциально информировал Омск: «Признание Финляндии считается предрешенным. В пользу Бессарабии ведутся интриги румынского правительства. Поляки агитируют в смысле приобретения на началах федерации Литвы, части Белоруссии, населенной католиками и всей Восточной Галиции».
Отметим в частности, что пункт 13 вильсоновской программы об образовании Польского государства воспринимался русскими национальными силами, как по существу совпадавший с отстаивавшимся ими принципом этнографической Польши. А её территориальные претензии, как недопустимое покушение на суверенитет и национальные интересы России. Впрочем, как и попытка держав использовать любимое детище Вильсона Лигу Наций для придания легитимности новым государственным образованиям на территориях бывшей Российской империи, и решения вопроса о границах между Россией и соседями.
Весной 1919 года успешное наступление колчаковских войск поставило перед державами вопрос о признании Омского правительства. Сазонов 27 мая сообщил в Омск об условиях признать третейский суд Лиги Наций при установлении границ с Польшей и Финляндией; её содействии при решении о существовании в границах Эстонии, Латвии, Литвы обязательства России войти в Лигу Наций. Проект ответа Сазонова от 3 июня отстаивал российский суверенитет и единство. Только в случае крайних осложнений в вопросах о границе с соседями, документ допускал дружное содействие Лиги Наций. Вступление России в Лигу всеми считалось возможным только на равных правах с 5 великими державами.
В целом отношение русских небольшевистских сил к Вильсону, его программе, в Париже было сложным, противоречивым. Многое воспринималось, как подвергшееся эрозии под воздействием динамичных изменений в мире и в России. В Версале и Вильсон и белое движение оказались в числе проигравших. Последнее, что их развело с западными демократиями, было не только и не столько трение по проблемам будущего политического устройства России и ее национальной политики, сколько военное поражение белого дела. Вильсон сломался в Париже, столкнувшись с дружным сопротивлением изощренных западно-европейских партнеров. Внутри страны его подкосила набиравшая силу изоляционистская оппозиция.


Опубликовано на портале 20/01/2009



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика