Специально для портала «Перспективы»

Юрий Белобров

Контроль над обычными вооружениями: эволюция, стагнация или деградация?


Белобров Юрий Яковлевич – кандидат политических наук, старший научный сотрудник ИАМП Дипломатической академии МИД России


Контроль над обычными вооружениями: эволюция, стагнация или деградация?

Многосторонний контроль над обычными вооружениями переживает сложную и противоречивую трансформацию. Разработанные механизмы ограничений в этой области сложились к концу XX века лишь в евроатлантическом регионе. Их считали моделью для остального мира. Но стремительные геополитические перемены серьезно подорвали правовое ядро и действенность европейского режима контроля над военной деятельностью. Мониторинг и транспарентность сами по себе не могут компенсировать колоссальных диспропорций в вооружениях и фактического отмирания Договора об обычных вооруженных силах в Европе. За кадром действующих документов остаются и наиболее важные новые элементы современного военного баланса.


За последние несколько десятилетий была создана весьма стройная система механизмов и мер контроля сокращения, ограничения и мониторинга вооружений и военной деятельности, которая сыграла позитивную роль в поддержании глобальной безопасности и стабильности. Один из важнейших элементов этой системы – многосторонний режим контроля над обычными вооружениями (КОВ), переживающий сейчас сложную и достаточно противоречивую трансформацию.

В принципе, ничего необычного в этом нет. Никаких жестко скроенных конструкций в международных отношениях не существует. Любые нормы, правила и структуры нуждаются в периодическом пересмотре и адаптации к изменяющейся реальности. При этом решение задач, связанных с режимами контроля над вооружениями, ассоциируется с упрочением военной безопасности и стратегической стабильности. Как вполне обоснованно рассуждает ряд международных экспертов, политика, преследующая цель достижения стабильного мира, предполагает создание сравнительно единообразных международных норм, правил и институтов, работающих  на установление мира без военной конфронтации. Контроль над вооружениями является здесь ключевым звеном и в сдерживании гонки вооружений, и в повышении роли превентивной дипломатии [1].

Впрочем, этот подход разделяют далеко не все. Еще Карл Дойч считал, что в «сообществе безопасности», в котором война стала невозможной, действовавшие прежде меры контроля над вооружениями изжили себя [2]. И сегодня в мире немало специалистов (как теоретиков, так и практиков) сомневаются в полезности контроля над вооружениями после завершения холодной войны. Некоторые американские политологи неоконсервативного толка идут дальше, говоря даже, что нужна не «химера» контроля над вооружениями, а дальнейшее наращивание военного могущества США. Так, президент консервативного Фонда «Наследие» Э. Фулнер утверждает, что «лучшим способом сохранения мира является поддержание сильной и действенной американской военной силы» [3]. И подобные настроения пользуются поддержкой влиятельных политических кругов США.

   В политической науке отсутствует единое толкование понятия «контроль над обычными вооружениями». Однако большинством международных экспертов он рассматривается в качестве синонима ограничения или регулирования вооружений, не являющихся оружием массового уничтожения (ОМУ). Термин «контроль над вооружениями» впервые был введен в политический лексикон в США в 50-е годы прошлого столетия.

Рационально мыслящие американские политологи рассматривали контроль над вооружениями как «средство, помогающее ослабить вероятность войны, снизить ее масштабы и размах насилия, если война начнется, и уменьшить политические и экономические затраты на ее подготовку» [4]. Основной его смысл, наряду со сдерживанием, состоит в ограничении, сокращении и ликвидации вооружений на основе юридически и политически обязательных многосторонних или двусторонних контролируемых соглашений.

 Такая точка зрения преобладает в России. На Западе, однако, с некоторых пор интерпретируют это понятие иначе, подменяя ограничение и сокращение вооружений предсказуемостью и прозрачностью военной деятельности, а также инспекциями. При всей важности этих факторов для укрепления взаимного доверия государств не следует сбрасывать со счетов, кому в первую очередь выгодны мониторинг и другие подобные меры. Конечно, более сильной и напористой в военном отношении стороне, поскольку они позволяют ей не только выявлять уязвимые места более слабой стороны, но и демонстрировать свое подавляющее превосходство, оказывая, таким образом, мощное психологическое давление на нее. Не случайно США, добившись подавляющего военного превосходства, все настойчивее продвигают идеи транспарентности и все меньше интереса проявляют к реальному разоружению и ограничению вооружений.

Становление и эрозия регионального режима КОВ в Европе

Одним их первых многосторонних документов, сыгравших позитивную роль не только в разграничении допустимых и недопустимых средств ведения военных действий, но и в формировании международно-правового контроля над вооружениями, было подписанное в 1868 г. на созванной по инициативе России конференции в Петербурге соглашение по ограничению разрывных и зажигательных снарядов и пуль. Последующее столетие не принесло кардинального прогресса на данном направлении.

  В современную эпоху наиболее разработанный режим контроля над обычными вооружениями сложился лишь к концу XX века в Евроатлантическом регионе. Его ставили в пример в качестве модели для других частей мира. Однако в результате стремительных геополитических и военно-политических изменений на рубеже XX столетия правовая база режима, фундамент которой составляют Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), Договор об открытом небе (ДОН) и Венский документ (ВД), стала распадаться. Декларативно участники этих соглашений подтверждают свою готовность к совместному укреплению и обновлению режима в соответствии  с новой ситуацией. Но их реальные действия остаются безуспешными, и это ставит на грань упадка всю систему.

Кризис европейских механизмов контроля усугубился по нескольким причинам. Во-первых, затянувшийся застой в этой сфере во многом предопределен противоположными  подходами России и ее партнеров по ОДКБ, с одной стороны, и США и членов НАТО – с другой, к вопросам европейской безопасности. США и их союзники, добившись путем расширения Североатлантического альянса подавляющего военного превосходства в Европе, рассматривают проблематику контроля над вооружениями скорее как вспомогательное средство для продвижения своих геополитических интересов на постсоветском пространстве. Приоритетное значение в обеспечении безопасности членов НАТО по-прежнему придается коллективной обороне и стратегии сдерживания.  Во-вторых, страны альянса стремятся сохранить свободу рук на случай «реконфигурации сил» и их массированной передислокации в рамках подготовки и проведения односторонних экспедиционных операций, подобных ливийской.

 Со своей стороны, Россия считает, что контроль над вооружениями в Европе далеко не исчерпал свой потенциал и в условиях сохранения очагов локальных конфликтов, сокращения СНВ и развертывания ПРО способен сыграть ключевую роль в обеспечении стабильности и неделимой безопасности на континенте. Но для этого необходимо прежде всего устранить возникшие дисбалансы.

    Деградация ДОВСЕ

Наиболее выпукло противоречия России и Запада в отношении КОВ проявились в подходах к ДОВСЕ. Этот бессрочный Договор, подписанный  странами Организации Варшавского договора (ОВД) и Североатлантического блока на закате холодной войны в 1990 г., несомненно, был крупным шагом в деле упрочения военной безопасности в Европе. В то время многие в России и на Западе даже называли Договор «историческим», поскольку им была подведена черта под целой эпохой межблокового противостояния на континенте. Документ предусматривал установление безопасного стабильного баланса обычных вооруженных сил в Европе на более низких уровнях путем ликвидации неравенств сил, сокращения потенциала для внезапного нападения или для крупномасштабных наступательных действий и ограничения возможности размещать обычные вооружения вдоль линии соприкосновения ОВД и НАТО. Создавался также гибкий механизм транспарентности и контроля, включавший систему уведомлений и обмена детальной информацией об обычных вооружениях, наблюдения за всеми значимыми в военном отношении трансграничными перемещениями ОДВТ, инспекции на местах и т. д. Для рассмотрения вопросов, связанных с выполнением Договора и согласования возможных поправок к нему учреждалась Совместная консультативная группа (СКГ) в составе представителей всех государств-участников Договора.

Спору нет, за два десятилетия действия Договора он помог государствам-участникам не только без крупных потрясений пережить масштабные военно-политические и геополитические перемены на континенте, но и позволил осуществить сбалансированное сокращение избыточного количества развернутых вооружений и техники, обеспечить достаточную степень военной прозрачности и предсказуемости. В целом благодаря выполнению ДОВСЕ с 1992 по 2012 г. государства-участники более чем на 50 процентов сократили свои совокупные объемы вооружений и техники в Европе, ликвидировав свыше 50 тыс. единиц танков, боевых бронированных машин, артиллерии, боевых самолетов и вертолетов, значительно сократили численность своих войск, дислоцированных в регионе.

 В то же время серьезные изъяны ДОВСЕ стали проявляться практически сразу же после его подписания – в силу начавшихся в то время радикальных сдвигов в Европе. Причем уже к моменту вступления Договора в силу (9 ноября 1992 г.) военно-политический ландшафт на континенте изменился настолько, что логическая конструкция документа потеряла всякий смысл, что вскоре стало окончательно ясно. Одна из двух противоборствующих сторон фактически исчезла – не стало не только СССР, но и всего социалистического лагеря, распалась и вся его военно-политическая структура, а Россия даже поспешила объявить себя частью западного мира. Другая продолжала не только существовать, но и практически сразу приступила к изменению в свою пользу баланса сил. В результате роспуска СССР и ОВД, вывода советских/российских войск из Центральной и Восточной Европы, стран Балтии и республик СНГ и особенно с приемом в НАТО большинства восточноевропейских государств, которые по Договору продолжают считаться вместе с Россией членами Восточно-европейской группы, были нарушены предусмотренные в Договоре групповые уровни, образовались колоссальные диспропорции в вооружениях.

 Все это привело к масштабному нарушению баланса в области обычных вооружений в Европе, а договорные механизмы, предназначенные для поддержания баланса сил между двумя военными блоками быстро потеряли жизнеспособность. Так, в результате расширения НАТО максимальные уровни ограничиваемых договором вооружений и техники (ОДВТ) стран, входящих в этот блок, превысили договорные групповые уровни ДОВСЕ почти на 6 тысяч танков, 10 тысяч бронемашин, более чем 5 тысяч артсистем, почти 1500 боевых самолетов и т.д. В результате соотношение потенциальных возможностей соответственно НАТО и России составило по различным категориям от 2,5:1 до 4,2:1 [5]. Но это по договорным квотам. На самом же деле, как будет показано ниже,  реальная ситуация для России оказалась гораздо хуже, причем тенденция к ее дальнейшему ухудшению сохраняется по сей день.  

Кроме того, резко обострилась так называемая фланговая проблема. Дело в том, что в соответствии с Договором ряд стран ОВД и НАТО в целях исключения опасной концентрации вооружений в районах соприкосновения двух военных блоков обязались соблюдать весьма жесткие ограничения на их развертывание в специально согласованных фланговых зонах. В частности, Россия должна была иметь на флангах – это были в основном Ленинградский военный округ (ЛенВО) и Северо-Кавказский военный округ (СКВО) – не более 1300 танков (из них в регулярных частях только 700 единиц), 1380 (580) боевых бронированных машин (ББМ), 1680 (1280) артсистем.    Принимая во внимание обширную территорию российского фланговой зоны, которая после распада СССР и ОВД превратилась для РФ из тылового в приграничный район, установленные уровни оказались для нее слишком низкими. К тому же на постсоветском пространстве, в частности на Кавказе, в 1990-е годы возникли кровопролитные конфликты, показавшие острую необходимость усиления российской военной группировки на флангах. Попытки же России добиться полной отмены положений Договора о фланговых ограничениях не увенчались успехом.  В ходе напряженных переговоров в 1996 г. ей удалось лишь добиться сокращения площади фланговых зон (из них были исключены Волгоградская, Астраханская и часть Ростовской области на юге и Псковская область на Северо-Западе),  а также несколько нарастить с 31 мая 1999 г. квоту разрешенной военной техники «в старом фланговом районе». В результате острота фланговой проблемы для России была ослаблена, но далеко не снята.

Вслед за тем благодаря настойчивым дипломатическим усилиям России удалось добиться существенного пересмотра всего ДОВСЕ, итогом чего стало подписание в ноябре 1999 г. в Стамбуле Соглашения о его адаптации (АДОВСЕ). В этом документе зонально-групповая основа первоначального ДОВСЕ (по признаку членства в военно-политических союзах) трансформировалась в систему национальных и территориальных предельных уровней обычных вооружений для каждого государства-участника. Это позволило существенно сократить суммарный «объем прав» стран НАТО на 4800 танков, 4 тыс. бронемашин и более 4 тыс. артсистем. Кроме того, были обновлены режимы обмена информацией, уведомлений и контроля, уточнены и дополнены положения Договора об инспекционном режиме и т.д. Соглашение также открыло возможность охвата режимом ДОВСЕ тех государств, которые к тому времени не были его участниками (включая новых членов НАТО, в частности  страны Балтии и Словению).

В АДОВСЕ, однако, не удалось ввести прямые ограничения на суммарный военный потенциал стран НАТО и охватить территориальными ограничениями авиацию [6]. Не был решен и ряд проблем, связанных с выполнением Договора, в частности – вопросы, касающиеся размещения «неучтенных и неконтролируемых» обычных вооружений и согласования понятия «существенные боевые силы».  Ради достижения компромисса Россия согласилась сохранить явно дискриминационные для нее фланговые ограничения, обязывающие ее не превышать несколько подправленные уровни вооружений в Ленинградском и в Северо-Кавказском военных округах (например, по бронемашинам 2140 единиц), а также взять на себя политические обязательства о выводе войск и техники из Молдовы и Грузии. Тем не менее, считалось, что в целом Соглашение отвечало интересам как России, так и других государств-участников [7].

И все же модернизированный Договор, который мог бы устранить возникшие в Европе дисбалансы и сгладить негативные последствия первого этапа расширения НАТО для безопасности России и европейской стабильности, так и не вступил в силу. Несмотря на ратификацию его Россией в 2004 г. (а также Белоруссией, Казахстаном и Украиной), все страны НАТО отказались последовать их примеру. Декларируя поддержку режима ДОВСЕ и желание «работать для укрепления режима контроля над обычными вооружениями в Европе на основе взаимности, прозрачности и согласия принимающего государства» [8], члены альянса коллективно заблокировали ратификацию АДОВСЕ и проведение конструктивных переговоров по уже давно назревшей модернизации Договора.

Свою позицию США и их союзники мотивируют невыполнением Россией их требований о соблюдении давно устаревшего первоначального варианта Договора, а также так называемых Стамбульских – политических, а не юридически закрепленных – обязательств о выводе всех российских  войск из Грузии и Молдовы. Кстати, акцент на увязке последнего требования с АДОВСЕ появился в багаже НАТО по настоянию республиканской администрации Дж. Буша–младшего в самом начале ее правления, когда ее наиболее радикальные представители ратовали за выход США из всех соглашений по контролю над вооружениями. Показательно, что смена власти в Вашингтоне не привела к отмене этой увязки.

Между тем в этот же период были реализованы вторая, а затем и третья «волны» расширения НАТО. Они еще больше усложнили военно-политический расклад сил в Европе, окончательно подорвав жизнеспособность уже и адаптированного варианта ДОВСЕ, который «стал все более превращаться в инструмент коллективного контроля над вооруженными силами России и дискриминационных для нее ограничений» [9].

Причем, наращивание и модернизация вооруженных сил альянса в Европе не прекращались. По подсчетам, представленным российской стороной, страны НАТО по состоянию на 1 января 2007 года имели следующие реальные количества ОДВТ («Ограничиваемых Договором вооружений и техники»): 5954 боевых танка, 8591 боевую бронированную машину (ББМ), 7590 артиллерийских единиц. Это на 1254 танка, 2691 ББМ и 1590 артиллерийских единиц больше уровней, установленных в ст. V п. 1 ДОВСЕ [10]. Возникла также реальная возможность размещения в странах, не являющихся участниками ДОВСЕ, любой по численности и боевому составу группировки объединенных вооруженных сил НАТО, не ограниченной режимом ДОВСЕ, и тем самым создания потенциала первого обезоруживающего удара.

Сегодня же группировка НАТО на европейском театре военных действий (ТВД), согласно данным российских военных экспертов (официальной информацией о численности и составе своих обычных вооружений обе стороны в силу отмеченных ниже причин перестали обмениваться), превосходит российскую по танкам почти в 9 раз, по ББМ в 6 раз, артсистемам свыше 4, 5 раз, по самолетам в более чем 5 раз. Конкретно военные силы НАТО и России на западном ТВД насчитывают соответственно 13000 и около 1450 танков, 15000 и 2600 ББМ, 15000 и почти 3200 артсистем, 3800 и 750 боевых самолетов и т.д. Похожее положение сложилось и на Дальнем Востоке, где общие силы США и их союзника Японии превосходят российские по танкам почти в 5 раз, по артсистемам  в 3, 85 раза, а по боевым самолетам в более чем 5 раз [11].

Вполне понятно, что в подобных условиях продолжение соблюдения Россией ставшего неравноправным Договора подрывало ее национальную безопасность. Именно поэтому российское руководство пришло к выводу, что уже и адаптированный документ, который так и не вступил в силу ввиду того, что он не был ратифицирован большинством участников, в значительной мере устарел и перестал соответствовать сложившимся в Европе реалиям [12]. Логичным стало решение Москвы в 2007 г. о введении моратория на выполнение ДОВСЕ. Этот шаг был мотивирован невыполнением государствами НАТО обязательств об ускоренной ратификации Соглашения об адаптации, превышением групповых ограничений ДОВСЕ в результате расширения альянса, неучастием ряда его новых членов (Латвии, Литвы и Эстонии) в Договоре и т.д. Вместе с тем Россия заявила, что у нее нет планов массированного наращивания или концентрации обычных вооружений [13].

В целях взаимоприемлемого выхода, Россия предложила западным партнерам согласовать ряд мер, касающихся понижения суммы обычных вооружений и техники стран НАТО, в целях компенсации преимуществ, приобретенных альянсом в результате расширения. Кроме того, Москва высказалась за отмену дискриминационных (фланговых) территориальных подуровней для России, разработку общего понимания термина «дополнительное постоянное размещение существенных боевых сил» и ликвидацию образовавшейся на российских границах «черной дыры» (с точки зрения контроля над вооружениями) в результате неучастия в Договоре стран Балтии и некоторых других государств [14].

Серия последовавших многосторонних неофициальных встреч и двусторонних российско-американских консультаций для прояснения подходов сторон не привела к конкретным результатам. Члены НАТО не проявили готовности учесть российские озабоченности. США выдвинули т.н. пакетное предложение, поддержанное натовцами и предполагающее начало ратификации ДОВСЕ в ответ на несколько «облегченное» закрытие Россией «стамбульского» досье (в заявлении Североатлантического совета 28 марта 2008 г.). В нем были отдельные позитивные моменты, в том числе признание законных озабоченностей России в связи с критической ситуацией, сложившейся вокруг Договора, и готовности стран НАТО продолжать их обсуждение. Было заявлено о возможности рассмотреть дополнительные меры по восстановлению жизнеспособности Договора, касающиеся, в частности, уровней вооружений и военной техники, присоединения к режиму Договора натовских стран, пока в нем не участвующих, а также расшифровки понятия «существенные боевые силы», составляющего один из центральных элементов обязательств по сдержанности в военной области Основополагающего акта Россия – НАТО.

В целом, однако, план был неприемлем для России. Это объяснялось главным образом следующими обстоятельствами. Во-первых, натовский документ не предполагал никаких реальных действий стран альянса по ратификации адаптированного Договора. Он только фиксировал их абстрактную готовность продвигать процедуры ратификации АДОВСЕ, причем лишь в обмен на немедленную отмену Россией моратория на выполнение первоначального варианта Договора. Во-вторых, в нем были сохранены  необоснованные с точки зрения России требования о выполнении ею т.н. «стамбульских обязательств» о полном выводе ее войск из зон приднестровского, абхазо-грузинского и осетино-грузинского конфликтов. В-третьих, в документе отсутствовали и какие-либо новые рациональные идеи по фланговой проблеме. По этим причинам, отмечалось в заявлении официального представителя МИД РФ 8 декабря 2008 г., называть такие предложения конструктивными и направленными в будущее было бы наивно [15]. И все же пакетное предложение НАТО и высказывания официальных лиц и экспертов ряда государств альянса показали: на Западе осознают, что отсутствие договорного ограничения военной деятельности на континенте – это проблема не только для России, но и для всех стран Евроатлантического региона.

Между тем ситуация еще больше осложнилась после провалившейся попытки Грузии в августе 2008 г. силовым методом решить затянувшиеся конфликты с Южной Осетией и Абхазией. Возникшие же было надежды на изменение позиции США и стран НАТО после победы Б. Обамы на выборах 2008 г., как оказалось, не оправдались. Новое американское руководство, лишь приглушив милитаристскую риторику республиканской администрации Дж. Буша-младшего, фактически продолжило ее несговорчивую линию в отношении режима ДОВСЕ.

В мае 2009 г. Россия представила в Совместной консультативной группе (СКГ) памятную записку «Восстановление жизнеспособности ДОВСЕ: путь вперед» в которой был изложен уточненный российский вариант сбалансированного «пакетного решения» проблемы ДОВСЕ. Западным партнерам предлагалось договориться с Россией о параллельных или точнее встречных шагах для урегулирования разногласий. С российской точки зрения такие действия должны были бы включать следующее:

1. согласие НАТО на понижение суммы разрешенных уровней и в необходимых случаях наличия ограничиваемых Договором обычных вооружений и техники (ОДВТ) государств-членов альянса стран в целях компенсации потенциала, приобретенного блоком в результате его расширения;

2. ликвидацию «черной дыры», образовавшейся в сфере безопасности на российских границах в результате неучастия в ДОВСЕ ряда новых членов НАТО (Латвии, Литвы, Эстонии, Словении и др.);

3. отмену для России фланговых ограничений, которые не позволяют ей свободно перемещать войска и военную технику по своей территории;

4. разработку общего понимания термина «существенные боевые силы» и проявление сдержанности в размещении таких сил в период до его согласования;

5. скорейшее введение в силу АДОВСЕ или хотя бы его временное применение в течение года – полутора, т.е. времени, которое потребуется для завершения процесса ратификации Договора;

6. начало переговоров о дальнейшей модернизации Договора.

Считая контрпродуктивным включение в этот план вопросов, относящимся к «замороженным конфликтам», Россия, указывалось в документе, могла бы вместе в рамках сбалансированного пакета параллельных действий рассмотреть некоторые меры, связанные с транспарентностью, в том числе применительно к Молдавии и Закавказью с учетом реальной ситуации в соответствующих регионах [16].

Со второй половины 2010 г. в рамках Совместной консультативной группы (СКГ) Договора и вне ее заметно оживились неофициальные встречи и консультации государств – участников ДОВСЕ. Россия и США представили проекты рамочных соглашений, и многие западные делегации признали, что российский текст явился конструктивным вкладом. Тем не менее, все эти консультации, так же как и проведенная в 2011 г. Обзорная конференция по ДОВСЕ, не привели к реальному прорыву в преодолении глубоких разногласий в отношении регулирования проблемы. Более того, объявленное в ноябре 2012 г. решение натовских стран приостановить предоставление России ежегодной военной информации и выполнение некоторых других обязательств по ДОВСЕ стало еще одним шагом к дальнейшей деградации режима контроля над вооружениями в Европе. По оценке министра иностранных дел России С. Лаврова, «стремление НАТО наращивать дисбаланс в свою пользу в сфере обычных вооружений и увязать контроль над обычными вооружениями в Европе с тематикой урегулирования конфликтов (в Закавказье и Приднестровье – автор) загубило Договор об обычных вооруженных силах в Европе» [17].

Дальнейшая судьба Договора остается неопределенной. Для восстановления его действия сохраняются серьезные преграды, которые могут не только надолго затянуть этот процесс, но и привести к полному распаду режима КОВ. Общего понимания, в каком направлении следует двигаться в решении этой проблемы, все еще не выработано.

Нет единого мнения на этот счет и среди экспертов – как российских, так и западных. Одни все еще уповают на то, что адаптированный ДОВСЕ при определенной его модернизации и ратификации всеми участниками сможет стать эффективным инструментом поддержания военного баланса в Европе. Целесообразность возобновления действия ДОВСЕ мотивируется ими тем, что механизмы укрепления доверия, такие как прозрачность, инспекции на местах и обмен информацией, повышают предсказуемость и сдержанность. В отсутствие же договора непредсказуемость военного планирования и расходов может повысить вероятность развертывания новой гонки вооружений, в первую очередь на субрегиональном уровне, что, как утверждается, не отвечает интересам европейских стран НАТО. В условиях же нынешних бюджетных затруднений, вызванных глобальным финансово-экономическим кризисом, «старые» члены альянса не смогут поддерживать требуемый уровень обычных вооружений, тем более развертывать новые. Поэтому им предстоит решить, как сохранить оборонные ресурсы, необходимые для удовлетворения настойчивых требований стран Балтии и ЦВЕ о наращивании сил альянса в их субрегионе [18]. То есть ДОВСЕ, в этой интерпретации нужен Европе прежде всего для предотвращения неблагоприятного развития военной обстановки и конфликтов на субрегиональном уровне.

В пользу сохранения ДОВСЕ высказываются и отдельные российские эксперты. Так А. Загорский полагает, что государства – участники ДОВСЕ могли бы договориться продолжать соблюдать свои обязательства по Договору до вступления в силу АДОВСЕ или же до его замены другим соглашением, либо, по крайней мере, продолжать обмен информацией, предусмотренный ДОВСЕ [19].

Другие же пришли к выводу, что возврата ни к ДОВСЕ 1990 г., ни к соглашению о его адаптации 1999 г. быть не может. Например, известный российский военный эксперт генерал Е. Бужинский задается вопросом: зачем нужен такой многосторонний договор, в котором Североатлантический альянс выступает единым фронтом, проверяя фактически одну Россию? Речь, полагает он, должна идти о разработке принципиально иного документа. В частности, по его мнению, назрела необходимость рассмотреть вопрос о пересмотре категорий ОДВТ за счет охвата ограничениями новых видов вооружений и техники, включая высокоточное оружие, крылатые ракеты большой дальности морского базирования, оснащенные обычными боеголовками, беспилотные ударные средства большой дальности, сопоставимые по своей разрушительной силе с ядерным оружием, а также о запрете оружия на новых физических принципах [20].

В этом с ним согласны и некоторые западные специалисты. «Процесс контроля над обычными вооружениями в Европе может быть возобновлен только на основе нового концептуального подхода, который в той или иной форме заменит идею ратификации адаптированного ДОВСЕ», – указывает видный немецкий политолог В. Цельнер [21]. Другой немецкий специалист Г. Нойнек уточняет, что происходящая революция в военном деле подрывает соглашения по контролю над вооружениями, ориентированные на количественное, а не качественное ограничение, поскольку реальную угрозу стратегической стабильности создают новые виды высокоточного оружия. В этих условиях он считает важным выработать новые формулы стабильности, отражающие как глубокие изменения современного глобализованного мира, так и необходимость ограничения видов оружия, основанных на принципах лазерной, космической технологии и применении роботов. В частности, по его мнению, назрела разработка общеприемлемой концепции превентивного контроля над вооружениями, в которой учитывались бы не только количественные, но и качественные аспекты совершенствования вооруженных сил и их будущее развитие. Целью такого превентивного контроля должно стать предотвращение дорогостоящей и опасной гонки вооружений, основанных на новых технологиях [22].

Ближайшее будущее покажет, в каком направлении станет развиваться диалог вокруг договорного режима ограничения вооружений и военной деятельности в Европе. Ясно одно: отсутствие такого режима серьезно ослабит безопасность и стабильность на континенте.

          Договор по открытому небу:  луч света в «темном царстве»

На фоне фактического отмирания ДОВСЕ единственным действующим юридически обязательным инструментом контроля военной деятельности в Евро-атлантическом регионе остается Договор по открытому небу (ДОН) 1992 г. Вопреки опасениям ряда западных экспертов, интерес к нему со стороны государств-участников в условиях радикальных перемен военно-политической обстановки в Европе не снизился. Более того, в новой ситуации ДОН рассматривается многими из них как своего рода компенсационный механизм, позволяющий поддерживать достаточный уровень доверия и сотрудничества в военной области [23].

Целями ДОН является содействие большей открытости и транспарентности военной деятельности, а также упрочение безопасности через меры укрепления доверия и стабильности на основе сотрудничества по созданию режима открытого неба [24]. Договор предоставляет 34 государствам-участникам (таково их число на сегодня) право совершать облеты территорий друг друга для наблюдения за подозрительной военной деятельностью в рамках обязательств, принятых в ОБСЕ. Договор содержит согласованные параметры этого режима и используемой аппаратуры наблюдения, регламентирует права и обязанности государств-участников, определяет механизм контроля за его соблюдением. Об эффективности действия ДОН свидетельствует, например, тот факт, что со времени его вступления в силу 1 января 2002 г. ежегодно проводилось более в основном 100 наблюдательных полетов, многие из которых осуществлялись совместно [25]. Всего же за время действия договора проведено свыше 800 таких полетов [26].

Правда, и здесь выявились объективные дисбалансы и сложности, которые не позволяют утверждать, что будущее ДОН абсолютно безоблачно. Информация, которую получают страны НАТО от России, значительно больше того объема данных, который получает она. Объясняется это, в частности, тем, что суммарная квота наблюдательных полетов стран НАТО больше российской, а их интересы по наблюдению за военной деятельностью локализуются преимущественно на российской территории. Другой проблемной стороной функционирования ДОН является высокая степень его затратности. Решение же натовских государств сэкономить расходы за счет прекращения наблюдательных полетов над территориями государств – участников альянса лишило Россию возможности получать натовскую информацию о таких полетах. Кроме того, в условиях быстрого развития средств дистанционного зондирования, включая использование спутников с фотоаппаратурой сверхвысокого разрешения, применяемых космическими державами, значение Договора постепенно уменьшается.

Важно поэтому, считают в России, найти сообща средства, способствующие выводу ДОН на новый уровень. Сотрудничество в этой сфере позволит сократить материальные и финансовые затраты. Прежде всего, Россия предлагает устранить возникший перекос в информационном балансе. В этих целях она предложила расширить такую форму сотрудничества государств-участников, как проведение совместных наблюдательных полетов. Договоренности о подобном сотрудничестве достигнуты Россией с Великобританией, странами Бенилюкса, Венгрией, Францией и Швецией. Согласно российской точке зрения, имело бы смысл также договориться об обновлении парка самолетов, используемых при облетах, о переходе с применяемой фильмируемой аэрофотоаппаратуры на цифровую и о модернизации наземных комплексов обработки информации.

В свою очередь ряд государств предлагает расширить число участников Договора, а также распространить сферу его применения на такие области, как защита окружающей среды, борьба с терроризмом, предупреждение конфликтов и управление кризисами. В принципе целесообразность таких мер поддерживается многими странами, но их осуществление затягивается, в том числе из-за бюджетных ограничений.

          Эрозия Венского документа

Действующие в Европе меры укрепления доверия и безопасности (МДБ) в военной области, хотя и не являются инструментом реального разоружения, могут, однако, создавать благоприятные условия и для режима контроля над вооружениями. Наиболее полно МДБ изложены в Венском документе (ВД) версий 1990, 1992, 1994 и 1999 г., участниками которого являются все 56 государств – членов Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). В нем содержится ряд принципиальных положений, касающихся ежегодного обмена информацией о военных силах, планов развертывания основных систем вооружений и техники, военных бюджетов, механизмов уменьшения опасности, связанной с необычной военной деятельностью, а также военных контактов, посещения частей и т. д. В целом Венский документ сыграл и мог бы продолжать играть полезную роль в деле поддержания стабильности и безопасности на пространстве ОБСЕ. Однако в силу меняющейся военно-политической обстановки на континенте и он стал утрачивать свой сдерживающий потенциал, не отвечая более современным требованиям. К тому же выявился ряд его недостатков и упущений. Он, например, не охватывает мерами доверия такие существенные сегменты вооруженных сил и военной деятельности государств-участников ОБСЕ, как ВМС, транзитные переброски войск, коалиционная военная деятельность, новые виды вооружений и т. д. Кроме того, по крайней мере, четыре ключевых главы ВД-99 на протяжении ряда лет практически не работают [27].

Делегация РФ на ежегодно проводимых в Вене переговорах по вопросам военной безопасности и контроля над вооружениями в рамках специально созданного для этих целей в 1992 г. Форума по сотрудничеству в области безопасности (ФСОБ) с весьма широким мандатом и ежегодных конференций по обзору проблем в области безопасности (ЕКОБ) давно добивается принятия новых МДБ и глубокой модернизации этого документа. В частности, она предложила договориться о понижении порогов наблюдаемой и уведомляемой военной деятельности, налаживании обмена информацией, касающейся формирований и частей военно-транспортной авиации, многонациональных сил быстрого реагирования, о предварительном уведомлении при развертывании иностранных военных сил на территории государства-участника ОБСЕ в зоне применения МДБ, о предварительном уведомлении о военном транзите в зоне применения МДБ и, наконец, о мерах укрепления доверия и безопасности в военно-морской области [28].

США и их ближайшие союзники по НАТО занимают негативную позицию в отношении российских предложений. Эти страны отрицают необходимость комплексного обновления документа, опасаясь, что это может привести к вскрытию всех его положений и тем самым существенно затруднит его выполнение или даже приведет к потере документа. Поскольку же Запад рассматривает МДБ как ключевое средство поддержания предсказуемости и прозрачности в военной области в Европе, они настаивают на полном и своевременном осуществлении действующих МДБ всеми государствами-участниками ОБСЕ.

К концу первого десятилетия XXI века появились все же признаки более сбалансированного подхода сторон к этой проблеме. 20 ноября 2011 г. на пленарном заседании Форума по сотрудничеству в области безопасности (ФСОБ) удалось договориться о корректировке этого документа. В обновленный ВД-2011 вошли девять новых положений (два из них имеют принципиальное политическое значение), а также тексты принятых в 2010 – 2011 гг. решений ФСОБ по формуле «ВД плюс», в основном технического характера. Наиболее важным является вошедшее в главу XII («Заключительные положения») политическое обязательство государств-участников регулярно, не реже чем раз в пять лет, пересматривать и переиздавать Венский документ, включая в очередную его редакцию принятые за истекший период ФСОБ изменения и дополнения. Благодаря этому, как признается многими специалистами, процесс совершенствования режима МДБ поставлен на регулярную основу. В то же время, несмотря на проведенную коррекцию, ВД-2011 по-прежнему не охватывает такие весьма существенные сегменты, как военно-морские силы, многонациональные силы быстрого развертывания и многое другое, вызывая озабоченность России.

В настоящее время на столе переговоров по модернизации Венского документа находится около двух десятков предложений государств-участников. Внесенные западными странами предложения сфокусированы, как отмечает швейцарский дипломат П. фон Аркс, на «статичных» аспектах военных приготовлений. Речь идет, в частности, о повышении интрузивности и квот инспекций, интернационализации групп инспекторов, снижении порогов для предварительных уведомлений и наблюдений за военными учениями и необычной военной деятельностью [29]. Кроме того, предложения западных стран преследуют цель изъять из других предложений те элементы, которые могли бы дополнительно ограничить свободу действий натовских стран на пространстве ОБСЕ. В свою очередь предложения, внесенные Россией и Белоруссией, направлены на повышение «динамики» и расширение сферы охвата Венского документа: они предполагают новые меры доверия и обмен информацией – применительно к ВМС, трансграничному транзиту войск и вооружений, а  также к коалиционной военной деятельности и полувоенным формированиям. Разумеется, участникам переговоров потребуется найти взаимоприемлемый компромисс, в том числе пойти на существенные уступки друг другу. При этом, считает фон Аркс, необходимо будет принять во внимание эволюцию военных доктрин, технологическую модернизацию военной техники, уменьшение численности вооруженных сил многих государств, провести переоценку их военных потенциалов [30].

 Одним из позитивных результатов действия Венского документа можно назвать то, что вслед за Европой меры обеспечения военного доверия и безопасности постепенно принимаются странами Азии и Южной Америки. Особенно это важно для Азиатско-Тихоокеанского региона, куда перемещается центр тяжести не только экономической и политической деятельности, но и военных приготовлений. Именно здесь наблюдается наивысший рост оборонных расходов (Китай, Япония, Индия и Саудовская Аравия входят в десятку стран мира с наивысшими военными расходами), происходит наращивание не только ядерного оружия и средств его доставки, но и обычных вооружений, в том числе ультрасовременных. Достаточно напомнить, что половина всех американских авианосцев патрулирует морское пространство Тихого океана. Здесь же в последнее время резко возросла военная напряженность на Корейском полуострове, на Ближнем и Среднем Востоке. На этом фоне в качестве модели возможной нормализации отношений в военной сфере могут служить действующие с 90-х годов прошлого века договоренности между Россией, азиатскими странами СНГ (Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан) и Китаем о создании минимально милитаризованных погранзон, снижении уровня вооружений и вооруженных сил и укреплении мер доверия в приграничных районах.

Еще одним примером успешного распространения МДБ является Южная Америка. В мае 2010 г. министры обороны стран этого региона согласовали процедуры по обеспечению мер доверия, включая реализацию конкретных шагов и гарантий в своем регионе [31].

     Глобальные механизмы контроля над обычными вооружениями

В отличие от негативной метаморфозы режима КОВ в Евроатлантическом регионе развитие глобального процесса контроля над обычными вооружениями выглядит более стабильным, хотя и в нем очевидны противоречивые тенденции, обусловленные несовпадением интересов государств-участников.

Старейшим юридически обязательным инструментом контроля над вооружениями на глобальном уровне является так называемая Конвенция о «негуманном» оружии (КНО) 1981 г., участниками которой являются 115 государств. Речь в ней идет о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие. К Конвенции прилагаются пять протоколов – два запретительных и три ограничительных. На сегодня эти документы являются одним из ключевых разделов международного гуманитарного права, устанавливающих нормы, регулирующие ведение военных действий. КНО запрещает применять оружие, осколки которого невозможно обнаружить в человеческом теле с помощью рентгена (Протокол I), и ослепляющее лазерное оружие (Протокол IV). Она также ограничивает применение наземных мин, мин-ловушек и иных подобных устройств (Протокол II) и зажигательного оружия (Протокол III). В ноябре 2003 г. при активном участии России была завершена разработка еще одного документа – Протокола V о взрывоопасных пережитках войны (ВПВ), то есть неразорвавшихся и оставленных боеприпасах, которые являются одним из основных источников потерь и увечий среди гражданского населения, а также военнослужащих после завершения вооруженных конфликтов. Протокол V налагает на государства обязательства очищать территорию от ВПВ в постконфликтный период. Причем действие Протокола распространяется только на будущие конфликты. Документ, как отмечалось в сообщении МИД РФ, представляет собой «разумный баланс гуманитарных и оборонных интересов» и призван «внести практический вклад в укрепление, как самой Конвенции, так и гуманитарного права в целом» [32].

Особое значение Россия придает Дополненному (минному) Протоколу II, представляющему собой пример достижения правильного баланса гуманитарных и военных интересов. Он, в частности, не запрещает использование наземных мин, отличных от противопехотных (противотанковые и  противотранспортные) в оборонительных целях. Россия выступает за присоединение к Протоколу всех государств. Таковыми пока не являются ряд арабских и африканских стран, например, Алжир, Ангола, Египет, а также Индонезия, КНДР и Мьянма.

В этой сфере действует также Оттавская Конвенция 1997 г. о запрещении применения, накопления, производства и передачи противопехотных мин и об их уничтожении. Ее участниками является 161 государство, в том числе Великобритания, Германия, Франция и большинство стран Евросоюза. В то же время Российская Федерация, США и ряд других государств не присоединились к ней, считая документ недостаточно отработанным и не учитывающим их интересы.

 В 2010 г. вступила в силу также так называемая Конвенция Осло по кассетным боеприпасам (ККБ), которая декларирует запрет на производство, хранение, передачу и применение кассетных боеприпасов (КБ). Однако из сферы ее охвата выведены определенные виды высокотехнологичных боеприпасов, имеющихся на вооружении ряда участников этой конвенции (в основном экономически развитых стран ЕС) или находящихся в стадии разработки. Таким образом, документ фактически направлен на передел рынка на основе запрета «плохих» и разрешения определенного типа «высокотехнологичных» КБ, выгодных конкретной группе государств-производителей. Участниками конвенции являются 79 государств, в том числе большинство стран Евросоюза, Австралия, Япония и др. Россия и ряд других ведущих держав (США, Китай, Индия, Пакистан. Бразилия и др.) в разработке ККБ не участвовали и присоединяться к ней не намерены, в том числе по указанным выше причинам.

Перекрытию каналов незаконного распространения легкого стрелкового оружия (ЛСО), по которым оно попадает в нелегальный оборот, служит принятая конференцией ООН по ЛСО в Нью-Йорке в июле 2001 г. Программа действий по предотвращению и искоренению незаконной торговли ЛСО во всех аспектах и борьбе с ней. О необходимости подобных мер свидетельствует большое количество жертв в результате несанкционированного использования ЛСО. По данным ООН, в результате применения легкого стрелкового оружия в невоенных конфликтах ежегодно по всему миру гибнет почти полмиллиона человек. Программа содержит рекомендации государствам принять меры по предотвращению нелегального оборота ЛСО на национальном, региональном и глобальном уровнях, устанавливает параметры международного сотрудничества, определяет последующую деятельность. В частности, государствам предложено регулярно направлять Генеральному секретарю ООН доклады о выполнении программы. Пока такие доклады поступили лишь от 100 стран (чуть больше половины государств – членов ООН). Особое внимание в упомянутой программе по настоянию России уделено усилиям на национальном, региональном и глобальном уровнях, укреплению законодательства государств в данной сфере, включая маркировку и отслеживание незаконного ЛСО, совершенствованию правоприменительной практики. На состоявшейся 27.8 – 7.9.2012 г. Второй конференции по обзору прогресса в выполнении Программы РФ предложила ввести всеобъемлющий запрет на передачи ЛСО не уполномоченным госструктурам. В свою очередь страны Евросоюза выступили за улучшение национальных координационных механизмов контроля и регулирования передач ЛСО и боеприпасов к ним, а также за налаживание взаимодействия между Программой и новым Международного договором о торговле оружием (МДТО). При участии России активизировались усилия по введению мер национального контроля за экспортом такого вида ЛСО, как переносные зенитные ракетные комплексы (ПЗРК). На саммитах «восьмерки» в Эвиане (2003 г.) и на о. Си-Айленд (2004 г.), а также в рамках Вассенаарских договоренностей по контролю за экспортом обычных вооружений и товаров и технологий двойного применения, участниками которых является 41 государство, включая Россию, были приняты планы действий, предусматривающие конкретные меры контроля за ПЗРК. В феврале 2005 г. в Братиславе была подписана российско-американская межправительственная Договоренность об усилении контроля за ПЗРК, которая в целом успешно реализуется.

Весьма полезным международным инструментом обеспечения транспарентности экспорта вооружений является Регистр обычных вооружений ООН, созданный в 1991 г. Он позволяет отслеживать передачи семи категорий обычных видов вооружений (боевых танков, бронированных боевых машин, крупнокалиберных артиллерийских систем, боевых самолетов, ударных вертолетов, военных кораблей, а также ракет и пусковых установок) в целях предотвращения их дестабилизирующих накоплений. К сожалению, и здесь в последнее время наблюдается все менее полное выполнение государствами своих обязательств. В частности, в период с 2005 по 2010 г. число представленных отчетов в Регистр заметно снизилось – со 117 до 72 [33]. Увлечение техническими аспектами расширения сферы охвата Регистра заслонило его политический смысл. Российская Федерация строго соблюдает обязательства в рамках Регистра, поддерживает курс на его универсализацию и усиление политической составляющей.

После весьма запутанных переговоров завершена также выработка универсального документа,  преследующего цель упорядочить мировую торговлю оружием. Принятый на заседании Генеральной Ассамблеи ООН 2 апреля 2013 г. (154 голосами за, при 3 против (Иран, КНДР и Сирия) и 23 воздержавшихся) Международный договор о торговле оружием (МДТО), обязывает государства–участников создать эффективные национальные системы регулирования международных поставок оружия (всех категорий, включенных в список Регистра ООН, а также ЛСО), вводит общие международные стандарты по одобрению таких поставок и требует от них регулярно направлять в Секретариат МДТО информацию о таких поставках. Договор вступит в силу после его ратификации 50 государствами. В числе воздержавшихся при голосовании данного документа на ГА ООН оказались Россия, Китай, Индия, Индонезия, Египет и ряд других государств. Эти страны считают документ не достаточно сбалансированным и не учитывающем их озабоченности. В частности, с российской точки зрения, договор не содержит конкретных мер, которые в комплексе способствовали бы предотвращению попадания оружия в незаконный оборот. Крупным системным изъяном, который неизбежно скажется на эффективности выполнения МДТО, является также то, что несмотря на настойчивые призывы многих государств, в нем так и не нашел отражения  запрет на передачи вооружений неуполномоченным негосударственным структурам [34]. Обращает на себя внимание также то, что договор не содержит механизма проверки его соблюдения.

*   *   *

Международный режим контроля над обычными вооружениями трансформируется – развиваясь от сокращения и ограничения вооружений в сторону расширения мониторинга и повышения транспарентности развертывания и дислокации военных сил. Однако контроль, основанный лишь на транспарентности, не сможет обеспечить поддержание необходимого баланса вооружений. Ведь именно наличие такого баланса является важнейшим условием глобальной стабильности и безопасности для всех.

В частности, для восстановления нарушенного равновесия в Европе требуется сокращение и ограничение вооружений стран Североатлантического альянса. К тому же нынешние региональные механизмы, в том числе ДОВСЕ и Венский документ, не затрагивают наиболее важные элементы современного военного баланса – такие как высокоточные системы поражения, беспилотные летательные аппараты, а также информационные системы, обеспечивающие разведку, боевое управление и командование войсками, от которых зависит успех на поле боя. Не учитываются и ударные системы морского базирования, такие как крылатые ракеты и палубная авиация, весьма эффективно применявшиеся в военных конфликтах последних десятилетий. Возрастает роль в военно-стратегическом балансе систем ПРО, предназначенных для перехвата баллистических и крылатых ракет различных классов.

Вернуть европейский режим контроля над вооружениями в русло реального ограничения и сокращения вооружений нельзя без восстановления подорванного баланса сил в Европе. Потребуются не только более активные дипломатические усилия со стороны России, но и эффективное выполнение принятых Россией программ модернизации национальных вооруженных сил и дальнейшее расширение военной деятельности в зоне ОБСЕ. В этом случае у западных партнеров появится реальный стимул к разработке  новых договоренностей. Пристального внимания заслуживает и необходимость срочных мер по предотвращению ускоряющейся гонки вооружений в АТР. В ином случае ситуация в регионе может стать неуправляемой и превратиться в реальную угрозу для всего мира. 

 

Примечания:

[1]   Гудби Дж., Бувальда П. и Тренин Д. Стратегия стабильного мира. М.: Международные отношения, 2003. С.30-35.

[2] Cм. : Zagorski A. Strength and Weaknesses of the Current Arms Control Regimes and CSBMs. The Future of Conventional Arms Control in Europe. Nomos.Baden Baden.2009, P. 88.

[3] Feulner E. Stop the New START. Washington Times. June 9, 2010.

[4] Schelling T. C., Halperin M. H. Strategy and Arms Control. New York. Twentieth Century Fund, 1961.P. 2.

[5] Безопасность Европы. Институт Европы РАН. М.: Весь мир, 2011. С. 293.

[6] Там же. С. 278.

[7] См.: Ивашов Л. Г. Нам удалось отстоять российские интересы // Красная звезда. 10 декабря, 1999 г.

[8] См.: Strategic Concept for the Defense and Security of the Members of the North Atlantic Treaty Organization adopted at the NATO Summit in Lisbon 19 – 20 November 2010, p.24.

[9] Антонов А., Аюмов Р. Контроль над обычными вооружениями в Европе – конец режима или история с продолжением? М.: Научные записки ПИР – Центра, №1 (27).С. 3.

[10] См.: Анализ исключительных обстоятельств, относящихся к Договору об обычных вооруженных силах в Европе. (Приложение 1). 5 июня 2007 г. www.mid.ru/ns-dvbr/nsf/6786... Open Document.

[11] Дьяченко В., Мусорин В, Остроухов И. и Сосновский М. Паритет невозможен. Национальная оборона №5, май 2013 г

[12] Антонов А., Аюмов Р. Контроль над обычными вооружениями в Европе – конец режима или история с продолжением? М.: Научные записки ПИР – Центра, №1 (27), с. 36.

[13] Подробнее: см. Документ JCG. DEL/9/07 от 30 мая 2007 г.

[14] См.: Заявление Делегации Российской Федерации на Чрезвычайной Конференции Государств – участников Договора об обычных вооруженных силах в Европе (Приложение 2 к Журналу заседания CFE-EC(07)/JOUR от 12 июня 2007 г.).

[15] Ответ официального представителя МИД РФ А. А, Нестеренко на вопрос СМИ в связи с изложенной Советом НАТО позицией по Договору об обычных вооруженных силах в Европе 8.12. 2008 г. www.mid.ru/brp_4nsf/sps

[16] Восстановление жизнеспособности ДОВСЕ: путь вперед (Памятная записка) (Дополнение к Приложению 3 к журналу заседания СКГ JCG.JOUR/693 от 5 мая 2009 г.).

[17] Выступление Министра иностранных дел России С. В. Лаврова в рамках «правительственного часа» в Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, Москва, 10 октября 2012 г. www.mid.ru

[18] Pifer S. NATO, Nuclear Weapons and Arms Control.Brookings Institution. July 2011.www.brookings.edu/papers/2011

[19] Zagorski A. Strength and Weaknesses of the Current Arms Control Regimes and CSBMs. The Future of Conventional Arms Control in Europe. Nomos. Baden Baden.2009, P. 96.

[20] Материалы научно-практической конференции «Евроатлантическое сообщество безопасности: миф или реальность». М.: Российский Совет по международным делам. №3, 2012, с.77.

[21] Zellner W. Conventional Arms Control in Europe: Is There a Last Chance? Arms Control Today, March 2012.

[22] Neuneck G. Conventional Arms Control in Europe in light of the development of military capacities – Quality vs Quantity. University of Hamburg. Berlin Seminar/RACVIAC. 24-25 March, 2009.

[23] Spitzer H. News From Open Skies. A Cooperative Treaty Maintains Military Transparency. University of Hamburg, 2008.P. 13, 15.

[24] Treaty on Open Skies signed on 24th March 1992. www.mid.ru/ns-dvbr.nsf

[25] Open Skies Consultative Commission, “Open Skies Treaty observation flights since entry in force, Open Skies Consultative Commission, “Open Skies Treaty observation flights since entry in force, OSCE.RC/15/10, 4 June 2010.

[26] Simonet L. Open Skies: successes and uncertainties of an iconic post-cold war instrument. OSCEMagazine №1, 2012, P.18-21.

[27] Безопасность Европы. Институт Европы РАН. М.: Весь мир, 2011. С.337.

[28] Подробнее см.: Там же. С.337 – 338.

[29] Pierre von Arx Vienna Document 2011.Achievements and prospects for further updates.The OSCE Magazine№ 1, 2012, p. 10.

[30] Ibid., p. 11.

[31] Ляховский З. Контроль над обычными вооружениями в Европе и меры по обеспечению доверия в военной области. Ежегодник СИПРИ 2011. М.: ИМЭМО РАН, 2012. С.466.

[32] Сообщение МИД России для СМИ «О ратификации Протокола по взрывоопасным пережиткам войны (Протокол V), прилагаемого к КНО» от 24 мая 2008 г. www.mid.ru

[33] Ежегодник СИПРИ 2011. М.: ИМЭМО РАН, 2012. С. 338.

[34] Выступление Постоянного представителя РФ при ООН В. И. Чуркина на заседании Генассамблеи ООН по пункту повестки дня 94b «Договор о торговле оружием 2.04.2013 г. www.russiaun.ru/news/ga_arms_treaty

Опубликовано на сайте 27/08/2013