Главная Карта портала Поиск Наши авторы Новости Центра Журнал

Современная американская геополитика. Часть 2. Геополитический ревизионизм: основные траектории

Версия для печати

Специально для сайта «Перспективы»

Эдуард Соловьев

Современная американская геополитика. Часть 2. Геополитический ревизионизм: основные траектории


Соловьев Эдуард Геннадьевич – кандидат политических наук, заведующий сектором теории политики ИМЭМО РАН.


Современная американская геополитика. Часть 2. Геополитический ревизионизм: основные траектории

На рубеже XX-XXI вв. возникла так называемая критическая геополитика, понизившая статус объективных географических факторов и обратившаяся к субъективным интерпретациям реальности и вероятностным оценкам. Получили распространение концепция столкновения цивилизаций С. Хантингтона, а также геоэкономика, рассматриваемая многими чуть ли не как альтернатива «отжившей» геополитике. Вопрос состоит в том, насколько такой ревизионизм отвечает сложным практическим задачам политического анализа и прогнозирования?

См. также: «Современная американская геополитика. Часть 1. Неоклассический ренессанс»

В 1990-х годах геополитическая мысль пережила период своего рода “смены парадигм”. Получило широкое распространение зародившееся еще во второй половине 1980-х годов ревизионистское направление современной западной геополитической мысли – так называемая критическая, или новая постструктуралистская геополитика [1]. В фокусе внимания оказалось новое толкование географии власти и центров силы, причем география была репрезентирована как форма социально обусловленного знания [2].

По мнению приверженцев подобных подходов, геополитику не следует рассматривать в качестве дисциплины, занимающейся изучением неких извечно заданных объективных географических факторов, позволяющих нациям артикулировать их «вечные» и «объективные» национальные интересы в мировой политике. Концепции пространства в традиционном, привычном понимании, утверждают они, наступил конец под воздействием работ «постмодернистов» М. Фуко, Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Деррида. Пространство перестало быть объективной данностью и стало восприниматься как социально-конструируемое. Если для классической геополитики пространство и территория играли каузальную роль – выступали в качестве одной из основных причин человеческих деяний, то критическая постмодернистская тенденция обратилась к возможностям инструментализации пространства, а также сосредоточилась на его интерпретации и деконструкции. Политический дискурс – язык, тексты, речи и их интерпретация – стал играть главенствующую роль.

Ревизионистская тенденция акцентировала внимание на способах актуализации и использования ландшафта и пространства для достижения политических целей. Познавательный интерес в результате оказался смещен: не объективное существование естественных границ, горных цепей, рек определяет стратегическое значение этих объектов, их особую функцию, историческую и политическую значимость, но то, что приписывает им соответствующий политический дискурс. Таким образом, огромное количество естественных особенностей географической среды коммуникативно активируется лишь в особых обстоятельствах.

Критическая геополитика не порывала окончательно со взглядами, согласно которым географическая мотивация приводила в действие определенные политические процессы, но попыталась описать условия и рамки функционирования классической геополитической аргументации, возможности ее воздействия на политические реалии. Новый подход концентрировался на том, чтобы вскрыть легитимирующую основу действий и событий мировой политики, установить их связь с определенными интересами. Наиболее ярко эта тенденция проявилась в рамках так называемой радикальной геополитики [3].

С переходом к критической роли геополитика потеряла профетический статус. Геополитические построения из подобия философских пророчеств трансформировались в субъективные интерпретации реальности и вероятностные оценки, присущие прочим социальным дисциплинам. Вместе с тем подобная трансформация позволяла приблизиться к пониманию того, как сложился нынешний политико-пространственный порядок вещей и как он воспроизводится или изменяется в определенных политических обстоятельствах посредством конкретных коммуникативных и дискурсивных практик.

К числу основных направлений ревизионистских геополитических исследований принято относить «формальную геополитику» (объектом исследования которой является развитие геополитической мысли и геополитической традиции; иными словами, речь о критической рефлексии представителей дисциплины), «практическую геополитику» (объемлющую широкий круг массовых географических и собственно геополитических символов, образов, представлений, а также преобладающие в искусстве государственного управления геополитические концептуализации международных проблем современности), «популярную геополитику» (геополитические представления, распространяемые посредством массмедиа и иных каналов коммуникации и оказывающие существенное влияние на формирование национальной, цивилизационной и иной идентичности и на конструирование имиджей «иных» народов и соответствующих географических локусов) и «структурную геополитику» (концентрирующуюся прежде всего на глобальных процессах, тенденциях и противоречиях, на проблемах воздействия глобализации и информатизации, реалиях общества риска, трансформирующих геополитические практики). Кроме того, критическая геополитика включила в себя широкое поле совсем уж постмодернистских и феминистских исследований [4].

В рамках критической геополитики была предпринята попытка осмыслить социально обусловленный характер географических данностей, рамки их функционирования, возможности воздействия на политические реалии. Приверженцы критической геополитики, по их собственным заявлениям, раздвигают границы геополитического анализа, утверждая необходимость исследования не только действий государств на международной арене, но и лежащих в основе этих действий культурно обусловленных представлений, в их терминологии «мифологий» (таких как представление о возникновении той или иной нации и формировании контролируемого ею пространства). В результате новая геополитика акцентирует внимание «в не меньшей степени на картах смыслов и значений, чем на картах государств» [5]. Наконец, исследователи, работающие в рамках критической геополитики, настаивают на неустранимом многообразии географического пространства, множественности методов адаптации различных социальных сообществ к этому разнообразию и значимости политического воображения в практическом оформлении тех или иных социальных конструктов. С их точки зрения, концепции безопасности, представления об угрозе и ответственности, интерпретации идентичности не могут быть политически и культурно нейтральными (детерминируемыми исключительно, «объективно» географически) и неизбежно отражают пристрастия тех, кто оперирует ими в рамках анализа проблем современности.

С момента возникновения критической геополитики она не переставала подвергаться критике. И было за что. Прежде всего, на пути ревизии традиционных геополитических схем и методологических подходов очень скоро выявились серьезные проблемы и ограничения. Повышение комплексности исследований имеет свои пределы. Любой исследователь становится перед выбором: либо резко упростить ситуацию и принимать во внимание только некоторые сопоставимые факторы и величины (прекрасно отдавая себе отчет, что это редуцирует сложность реальных феноменов международных отношений и ограничивает горизонт проблем), либо наращивать комплексность в ущерб определенности дисциплинарных границ и убедительности, а то и просто обоснованности выводов [6]. В этой связи погоня за комплексностью и «постструктурализацией» предмета геополитики, постмодернистские обертоны в работах сторонников геополитического ревизионизма выглядят далеко не однозначно. Избыточная комплексность способна размыть и без того недостаточно четко очерченные дисциплинарные рамки, не давая в конечном счете нового качества выводов. А увлечение постмодернизмом и постструктурализмом с их перманентной деконструкцией, интерпретацией и реинтерпретацией символов, текстов, пространств лишает критическую геополитику способности к выработке адекватных практических рекомендаций.

Качественная трансформация геополитики шла на рубеже веков еще по нескольким направлениям. Под влиянием С. Хантингтона [7] современная геополитика отводит значимое место в своих построениях культурно-цивилизационным и конфессиональным факторам. Концепция столкновения цивилизаций С. Хантингтона неоднозначно оценивается большей частью отечественных и зарубежных исследователей – прежде всего в силу того простого обстоятельства, что большинство современных конфликтов протекают внутри отдельных цивилизаций, а всевозможные «дуги нестабильности» выстраиваются не столько на спорной, «лимитрофной» по отношении к нескольким цивилизациям территории, сколько внутри соответствующих цивилизаций и социокультурных ареалов. Кроме того, неясны критерии отнесения тех или иных регионов к различным цивилизациям, туманно представление о субъектности цивилизаций.

Все больше внимания уделяется воздействию экономических процессов на эволюцию геополитической ситуации. Это связано с повышением роли экономики в жизни как отдельных стран, так и мирового сообщества в целом, с растущим влиянием экономических процессов на неэкономические сферы, на распределение сил в международном масштабе. Кроме того, под впечатлением событий рубежа 80–90-х годов прошлого века – падения берлинской стены, распада СССР и коммунистического блока в целом – все чаще стали говорить о том, что центральной задачей геополитики «является разработка вопроса об обеспечении мирного мирового порядка посредством соглашений и согласия, а не силы и господства» [8]. В этом смысле геоэкономика начала восприниматься чуть ли не в качестве антипода геополитики: если последняя фокусирует внимание прежде всего на конфликтах, то первая якобы сосредотачивается на аспектах кооперации и сотрудничества в международных отношениях.

Экономические конфликты в новых условиях действительно выходят на первое место среди групп потенциальных международных противоречий. Кое-кто даже прогнозирует наступление эры «реалэкономики», то есть периода истории, суть и основное содержание которого составят жесткие (возможно, конфронтационные) экономические действия, направленные на достижение государствами и иными центрами силы собственных, в том числе политических, интересов [9]. Раздаются призывы постепенно отказаться от теоретизирования в геополитических терминах и перейти, если угодно, в новую эпоху – когда в условиях «закрытия ойкумены» и прекращения биполярной конфронтации префикс гео- и первенствующее положение в анализе текущих международных явлений и процессов перейдет к экономике, а собственно геополитика окончательно станет достоянием истории.

Разумеется, геоэкономику никак нельзя рассматривать в качестве антипода геополитики или альтернативы ей. Геоэкономика лишь концентрирует внимание на тех формах конфликтов, которые, по мнению ее активных сторонников, являются на сегодняшний день доминирующими и определяют содержание политических процессов на международной арене. Сама международная арена при этом остается ристалищем конкурирующих стратегий, обеспечивающих тем или иным государствам и/или интеграционным объединениям место под солнцем. Приверженцы геоэкономического анализа отталкивались в своих рассуждениях от очевидного факта, что ряд геополитических концептов и теоретических конструкций явно устарел. Понятие «жизненное пространство», например, утратило смысл в силу развертывания процессов глобализации. И поскольку статическая защита границ и борьба за контроль над пространством в ее классическом виде лишаются в этих обстоятельствах смысла, особую роль начинает играть поиск релевантной адаптивной стратегии, стержнем которой становится экономическая политика, призванная максимизировать объем финансовых, информационных и иных ресурсов, находящихся в распоряжении того или иного сообщества. Цель геоэкономического соперничества – улучшить положение своей страны на мировом рынке, создавая условия для ее непрерывного и достаточно динамичного экономического роста. Геоэкономическая стратегия, как правило, сопряжена с попытками завоевания экономической «территории будущего», стимулирования исследовательской деятельности и перспективных наукоемких производств, развития торговли, усиления финансовой мощи государства. Модульность отношений, взаимозаменяемость стран-партнеров в условиях коммуникационной революции порождает ситуацию относительной нестабильности, ситуативности любых союзов и коалиций. Перманентная борьба за максимизацию ресурсов и возможностей в условиях глобализации (когда невозможно просто на некоторое время выйти из игры – из нее можно только «выпасть») ставит каждую страну перед выбором: либо динамичное опережающее развитие, в геометрической прогрессии расширяющее возможности влияния (в том числе политического), либо маргинализация.

Исследователи обращают внимание, что геоэкономические сценарии получили наибольшее распространение в странах, зазевавшихся на старте глобализационной гонки или обладающих относительно слабыми конкурентными позициями (Россия, Италия и т.д.) [10]. При этом, правда, авторы занимаются не столько аналитическим теоретизированием в рамках концепции, сколько выявлением «общих стратегических национальных интересов» [11] и формированием некой научно обоснованной стратегии поведения государства в условиях глобализации (осложненного еще и «догоняющим» типом развития).

В геополитические схемы довольно сложно вписать деятельность транснациональных акторов, совокупные возможности которых растут. Рассмотрение процессов мирового развития в геополитических терминах приводит к очевидному упрощению общей картины. Ведь формула власти, обусловленная развитием глобальной транснациональной экономики, фактически обратна общепринятой. Не доминирование, то есть активное участие, а неучастие, целенаправленное бездействие становится основным средством принуждения. Государства, политические партии, профсоюзы жестко и последовательно склоняют к безусловному конформизму и неолиберальной адаптации посредством власти, основанной на «возможности выхода», exit-option (термин введен в обиход Хиршманом и Беком). Главной угрозой становится не «завоевание» или «вторжение», а уход или исключение – «умышленное не-завоевание», «не-инвестирование». Подобная власть нелегитимна, нетранспарентна, но она обладает способностью реально трансформировать доминирующие правила игры на государственном уровне и в международном пространстве. Государственная власть достигает господства и укрепляет его с помощью контроля над территорией, ее населением и ресурсами. Власть глобализированной мировой экономики формируется противоположным образом, становясь независимой от места, максимизируя экстерриториальное господство. В данном случае геоэкономические подходы предоставляют более адекватный аналитический инструментарий.

Своеобразным ответвлением геоэкономической проблематики можно считать вопросы так называемой энергетической геополитики и столь широко распространенной ныне на самых разных политических и аналитических уровнях энергетической безопасности.

Доминирование на мировых нефтяных рынках было одним из ключевых факторов, содействовавших становлению Соединенных Штатов в качестве сверхдержавы после Второй мировой войны. Пристальный интерес администрации США к добыче и транспортировке зарубежного углеводородного сырья продолжает оставаться одним из приоритетов американской внешней политики. Он объясняется не только заинтересованностью в получении стратегического сырья для собственных внутренних потребностей, но и геополитическими соображениями. Претендуя на единоличное глобальное лидерство, администрация США не может отказаться от контроля над обширными энергетическими ресурсами стран Ближнего Востока и Каспийского региона (главная цель, конечно, – Ближний Восток, где добывается более 60% мировой нефти и 40% газа [12]).

Тема примата ресурсной политики сама по себе не нова. И новая интерпретация основного направления геополитики – переход от пространственного к ресурсному императиву – возникла в США. В практической политике она была ознаменована «доктриной Картера»: в январе 1980 г. в речи о положении нации американский президент заявил, что попытка любой внешней силы установить контроль над Персидским заливом будет рассматриваться как покушение на жизненные интересы страны. Фактически это означало распространение «доктрины Монро» на удаленные регионы мира, с акцентом на «геополитике минеральных ресурсов». В 2006 г. тема получила новое развитие в майском выступлении в Вильнюсе вице-президента Д. Чейни, обвинившего Москву в «энергетическом империализме» и использовании энергетических ресурсов в геополитических целях, для давления на соседние постсоветские государства.

Энергетическая проблематика не сходила со страниц научных и научно-популярных журналов на протяжении последних полутора-двух десятилетий. Геополитический оттенок она приобрела в силу нескольких факторов, один из которых – способ транспортировки энергетических ресурсов. Значительная часть нефти и львиная доля природного газа поставляются на рынок посредством трубопроводов. Выбор маршрутов, контроль трубопроводов, споры по поводу условий транзита – все это неизбежно политизируется. Вместе с тем энергопоставки жизненно важны для нормального функционирования экономики любой современной страны. Поэтому проблема надежности поставок и, в связи с этим, диверсификации поставщиков стала чуть ли не основной в современных дебатах и на геоэкономические, и на собственно геополитические темы [13].

Расширение исследовательского поля современной геополитики происходит в последнее время и за счет других сюжетов, прежде всего – геоэкологических и геокультурных. В Германии, например, набирает силу направление, которое ставит во главу угла не конфигурацию политических сил или объективистскую роль ландшафта, а экологическую инициативу и радикальную смену энергетических приоритетов. Сегодня оно существует на стыке политологической и научно-популярной литературы: актуальность тематики исключительна, альтернативный подход обсуждается как в СМИ, так и в академической литературе. Внимание к данной проблематике связано прежде всего с именами Г. Шеера и Ф. Альта [14].

Таким образом, геополитическое знание проделало на рубеже XX-XXI вв. довольно значительный путь. Однако нового геополитического мейнстрима взамен классической геополитики так и не возникло. Методологически универсальное и системное видение современных глобальных процессов остается в рамках ревизионистских концептуализаций недостижимым. Поиски эффективных аналитических инструментов продолжаются [15]. Исследователи пытаются выделить несколько структурно обусловленных уровней анализа формирующегося мирового порядка. Вопрос, являются ли подобного рода исследования геополитическими или же тяготеют к неореалистской традиции теории международных отношений, остается открытым. Как и вопрос о соответствии концептуальных построений геополитического ревизионизма сложным практическим задачам политического анализа и прогнозирования.

Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект №10-03-00264а Национальные интересы России в многополярном мире: субъекты формирования и тенденции эволюции.

Примечания:

[1] См.: Agnew J.A. The territorial trap: The geographical assumptions of international relations theory // Review of International Political Economy, 1994, #1, p.53-80; Agnew J. Geopolitics: Re-visioning world politics. London: Routledge, 2003; O’Tuathail G. Critical Geopolitics: The Politics of Writing Global Space. Minneapolis, 1996; O’Tuathail G. Understanding Critical Geopolitics: Geopolitics and Risk Security // The Journal of Strategic Studies, 1999, v.22, #2-3, p.107-125; O´Tuathail G., Dalby S. Rethinking geopolitics. London: Routledge, 1998; O’Tuathail G. Geopolitical structures and cultures: towards conceptual clarity in the critical study of geopolitics. // In L.Tchantouridze (Ed.) Geopolitics: Global problems and regional concerns. Winnipeg: Centre for Defence and Security Studies, 2004, p.75-102; Geopolitics in a Changing World. N.Y., 2000; O’Tuathail G. Borderless worlds? Problematizing discourses of deterritorialization. Geopolitics, 2000, #4; Dalby S. Imperialism, domination, culture: the continued relevance of critical geopolitics. // Geopolitics, 2008, 13(3), p.413–436; Dittmer J., Dodds K. Popular geopolitics past and future: fandom, identities and audiences. // Geopolitics, 2008, 13(3), pp.437–457; Dodds K. J. Global geopolitics: A critical introduction. London: Pearson Education, 2005 и др.

[2] Tuathail G. Critical Geopolitics: The Politics of Writing Space. Minneapolis, 1996, p. 57.

[3] См. об этом: Mercille J. The radical geopolitics of US foreign policy: Geopolitical and geoeconomic logics of power // Political Geography, 2008, Vol.27, pp.570-586

[4] Debrix F. Tabloid terror: War, culture and geopolitics. New York: Routledge, 2008; Dalby S. Warrior geopolitics: Gladiator, Black Hawk Down and The Kingdom Of Heaven // Political Geography, 2008, Vol.27, p. 439-455; Hyndman J. Mind the gap: bridging feminist and political geography through geopolitics // Political Geography, 2004, Vol. 23, p.307-322; Kofman E. Feminism, gender relations and geopolitics: problematic closures and opening strategies. // In E. Kofman and G. Youngs (Eds.). Globalization: Theory and practice. London/New York: Pinter, 1996, pp.209-224; England K. Towards a feminist political geography? // Political Geography, 2003, Vol.22, p.611-616 и др.

[5] O’Tuathail G., Dalby, S. Introduction: Rethinking geopolitics: Towards a critical geopolitics. // In: O´Tuathail G. and S. Dalby. Rethinking geopolitics. London: Routledge, 1998, p.4

[6] См. об этом: Политическая наука: Новые направления. М.: Наука, 1999,С.30-31.

[7] Huntington S. The Clash of Civilizations. Remaking the World Order. N.Y.: Simon and Schuster, 1996.

[8] Паркер Дж. Преемственность и изменения в геополитической мысли Запада // Международный журнал социальных наук, 1993, №3, с.33.

[9] См.: Agnew J.A. Geopolitics and Discourse: Practical Geopolitical reasoning in American Foreign Policy // Political Geography, 1992, v.11, №2, p.190-204; Luttwack E. From Geopolitics to Geo-Economics // National interest, 1990, №20, p.1-24; Luttwack E. The Coming Global War for Economic Power // The International Economy, 1993, №5, p.28-69; Luttwak E. The Endangered American Dream: How To Stop the United States from Being a Third World Country and How To Win the Geo-Economic Struggle for Industrial Supremacy. New York, 1993; Luttwak E. Turbo-Capitalism: Winners and Losers in the Global Economy. New York, 1999; Lorot P. La Géopolitique (with François Thual). Montchretien, 2002; Sparke M. Geopolitical fears, geoeconomic hopes, and the responsibilities of geography // Annals of the Association of American Geographers, 2007, 97(2), pp.338–349; Lorot P. Introduction à la Géoéconomie. Paris: Economica, 1999; Lorot P. Guerre et économie (co-direction of the work with Jean-François Daguzan). Paris: Ellipses, 2003 и др.

[10] См.: Жан К., Савона П. Геоэкономика. М., 1997; Кочетов Э.Г. Геоэкономика и стратегия России. Истоки и принципы построения внешнеполитической доктрины. М., 1997; его же: Геоэкономика. М., 1999.

[11] Кочетов Э.Г. Геоэкономика и стратегия России, с.15.

[12] См. об этом: Энергетическая безопасность глобализирующегося мира. М.: ИМЭМО РАН, 2008.

[13] См.: Armitage R. The new geopolitics, introduction. // In: Bloomfield, L.P. (Ed.), Global Markets and National Interests, the new geopolitics of energy, Capital, and Information, Significant Issues Series, Vol. 24(3). Washington: Center for Strategic and International Studies (CSIS), 2002; Kalicki, J.H., Goldwyn, D.L. (Eds.) Energy and Security: Toward a New Foreign Policy Strategy. Washington: Woodrow Wilson Press, 2005; Klare M.T. Rising Powers, Shrinking Planet: The New Geopolitics of Energy. New York: Metropolitan Books, 2008; Moran, D., Russell, J.A. (Eds.) Energy Security and Global Politics: The Militarization of Resource Management. N.Y.: Routledge, 2009; Manning R.A. The Asian Energy Factor. New York: Palgrave, 2000; Goldman M.I. Petrostate: Putin, Power and the NewRussia. Oxford University Press. Oxford, 2008; Chester L. Conceptualising energy security and making explicit its polysemic nature // Energy Policy, 2009, Vol.37, October; Mert B. Geopolitics of European natural gas demand: Supplies from Russia, Caspian and the Middle East // Energy Policy, 2009, Vol.37, pp. 4482-4492; Morse E.L., Richard J. The battle for energy dominance. // Foreign Affairs, 2002, Vol.81, #2; Stulberg A.N. Moving beyond the great game: the geoeconomics of Russia’s influence in the Caspian energy bonanza. // Geopolitics, 2005, 10 (1), 1–25. Mayers Jaffe A. Geopolitics of Energy // Encyclopedia of Energy, 2004, Vol.2, p.843-851.

[14] См., напр.: Scheer Н. Solare Weltwirtschaft. München, 1999.

[15] См. об этом: Dussouy G. Systemic Geopolitics: A Global Interpretation Method of the World // Geopolitics, 2010, Vol.15, #1.

Читайте также на нашем сайте:

«Неистощимый мессианизм американской идеи» Игорь Истомин

«Идеальный провал» Лариса Дериглазова

«Есть ли у Обамы большая внешнеполитическая стратегия?» Эдуард Соловьев

«Руководство Америкой: пособие для начинающего президента» Игорь Истомин

«Глобализация и стратегия США» Владимир Сизов

«Двадцать лет без мирового порядка» Федор Лукьянов

«После американской гегемонии» Анатолий Уткин

«Гуманитарный империализм. Новая доктрина имперского права» Ноам Чомски

«Второй шанс» Зб.Бжезинского: новый профиль прежней стратегии?»

«Эмманюэль Тодд. После Империи. Pax Americana — начало конца» Кирилл Коваль

«Постамериканский мир»: версия Фарида Закария» Андрей Володин

«Новый президент и глобальный ландшафт» Джордж Фридман

«Постсоветское пространство в мировой мозаике и стратегии США» Екатерина Нарочницкая

«Американские выборы и внешняя политика» Александр Терентьев

«Критическое направление исследований миропорядка в США» Татьяна Шаклеина

«США: перспективы глобальной империи» Эдуард Соловьев

«Внешнеполитическая мысль США в постбиполярную эпоху: между новым реализмом и «вооруженным идеализмом» Эдуард Соловьев

«Мировая общественность не признает лидерство США» Результаты международного исследования


Опубликовано на портале 15/12/2010



Мнения авторов статей могут не совпадать с мнением редакции

[ Главная ] [ Карта портала ] [ Поиск ] [ Наши авторы ] [ Новости Центра ] [ Журнал ]
Все права защищены © "Перспективы", "Фонд исторической перспективы", авторы материалов, 2011, если не обозначено иное.
При частичной или полной перепечатке материалов ссылка на портал "Перспективы" обязательна.
Зарегистрировано в Роскомнадзоре.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации: Эл № №ФС77-61061 от 5 марта 2015 г.

Яндекс.Метрика